ла мама и ушла на кухню. - Только собаки мне и не хватало!.. Папа и Бубырь обменялись понимающим взглядом... Вот так в квартире Бубыриных осталась неизвестная собачонка, ко- торую стали называть Мухой. Она не сразу привыкла к этому прозвищу. Не раз в течение вечера мама, вспомнив о ее таинственном появле- нии, останавливалась среди начатого дела и пробовала беседовать с Му- хой. - Непонятная собака, - говорила мама. - Что-то есть в тебе стран- ное. Откуда ты взялась? Сначала картошка, какое-то АГ-181-ИНФ, теперь этот пес... Терпеть не могу секреты! Леня сразу начинал беспокойно вертеться, но Муха только внима- тельно прислушивалась к этим разговорам... Через час, привыкнув, она при первом звуке маминого голоса, если в нем раздавался знакомый воп- рос, опрокидывалась на спину и весело шевелила хвостом, ожидая, когда ее пощекочут по брюху. - Во всяком случае, - заканчивала мама, - ты как будто действи- тельно здорова... Бубыря очень беспокоило, что никак не удается надежно спрятать ошейник, ужасную улику, по которой могли узнать, что это он захватил таксу. Леня прислушивался к каждому стуку, а вид черных окон повергал его в трепет: коварные враги проникнут оттуда, через окно! Спрятать ошейник на глазах у мамы и Оли было невозможно. Бубырь решил, что займется этим, когда все лягут спать. Правда, придется не спать самому, а это будет нелегко. Честно говоря, он не представлял, как это получится. Единственный раз в жизни, когда они ездили в прошлом году к бабушке в Саратов, Бу- бырь поднялся ночью, и то мама будила его почти полчаса... Как же он встанет сам? Лучше всего не ложиться, но это отпадает: в кровать заго- нят обязательно. А стоит ему положить голову на подушку, как он тут же спит. Бубырь отлично знал это ужасное свое качество... Все-таки он попробовал посидеть подольше. Уже около десяти он за- теял выпиливать лобзиком рамочку с очень сложным рисунком, где, по за- мыслу художника, два слона должны были поддерживать хоботами мамину фотографию. Мама не раз огорчалась, что Бубырь, когда-то начав эту ра- мочку, давно ее забросил, и сейчас, принимаясь снова выпиливать, Бу- бырь рассчитал все с математической точностью. Помогло и то, что Оля уже спала, папа сидел над своими переводами с английского, а мама за- теяла генеральную уборку в коридоре. Так прошло около часа, и, когда мама спохватилась, было уже без четверти одиннадцать. Она тотчас начала с шумом загонять Бубыря в пос- тель, но, увидев над чем он пыхтит, оставила его в покое. Он выиграл, правда, немного, всего минут десять, потому что даже рамочка не могла, в конце концов, примирить маму с таким недопустимым нарушением режима. Тогда Бубырь начал тянуть. Каждый чулок он снимал чуть ли не по пяти минут и рассматривал их с таким вниманием и интересом, как будто в них скрывалась потрясающая тайна. Потом он полез в кровать, не помывшись. Лишь несколько секунд он наслаждался мыслью, что мама ничего не заме- тила. Впрочем, пока она сообразила, что произошло, и выдернула его из кровати, прошло еще несколько минут. - Время работает на нас, - пробормотал довольный Бубырь и подмиг- нул сам себе. - Что? - крикнула мама, вталкивая его в ванну. Но он не пожелал отвечать. Уже в ванне Бубырь вдруг содрогнулся от ужаса. Нельзя дольше тя- нуть! Он не рассчитал! Скорее в кровать! И пусть все немедленно ложат- ся! Иначе они не заснут до двенадцати, а тогда все пропало! Тогда он тоже так заснет, что не встанет! Он моментально очутился в кровати, и это вызвало у мамы подозре- ние. Конечно, он не мыл ноги! Леня захныкал, делая вид, что спит на ходу, но вызвал сочувствие только у папы. Мама была беспощадна. Она сама вымыла его толстые, в царапинах и синяках колени, все пыталась смыть синяки, потом удивительно долго вытирала полотенцем, так что Ле- ня, нетерпеливо переступая ногами по коврику, начал возмущенно фыр- кать. В полном расстройстве он нырнул наконец в постель и тотчас при- нялся канючить, чтобы потушили свет. Папа послушно лег, но мама оставила в спальне ночник и продолжала возиться. Бубырь ворочался, скрипел пружинами, дрыгал ногами, так что стонала задняя спинка кровати, и все-таки загнал маму в постель. - Что за противный мальчишка! - ворчала она укладываясь. Но ночник она не потушила. Более того: она зашуршала газетами, собираясь читать. Бубырь знал, что это не опасно, но у него уже иссякли силы. В ту самую секунду, когда он готов был застонать, мама уронила газету на пол и легонько всхрапнула, как будто пробовала какую-то носовую стру- ну. Словно дожидавшийся этого, папа поспешно прошлепал босыми ногами, потушил ночник и улегся, едва слышно покрякивая от холода. Заснули быстро. Лежать в темноте, не спать и слушать храп, пусть даже собственных родителей, не очень увлекательное занятие. Чтобы все-таки не заснуть, Леня начал вспоминать стихи. Он любил стихи про войну, походы и сраже- ния, в крайнем случае - смешные стихи или хотя бы про драку, и сейчас силился вспомнить такие, но почему-то в голове у него завихлялись сов- сем другие стишки, которые он учил еще малышом в детском саду: Плутишка зайка серенький Под елочкой сидит... Леня увидел этого зайчишку, его веселые рыжие глаза, плотно при- жатые уши, похожие на две варежки, и тонкие, прямые кавалерственные усы... Заяц белыми лапами лихо бил по красному барабану и тоже читал какие-то стихи, а рядом стоял черт первого разряда и ядовито ухмылял- ся... Потом исчезли и заяц и черт, а Леню словно кто-то толкнул. Он приподнял голову и испуганно оглянулся, не в силах сообразить, почему он проснулся, но смутно чувствуя, что он обязан что-то сделать. Леня посмотрел на тусклые в свете уличных фонарей стенные часы: без пяти час. И тотчас все вспомнил. Он подскочил на кровати; она жалобно всхлипнула, и он, вздрогнув, оглянулся на кровать родителей. Нет, спят... Сопя, почесываясь, он оделся довольно быстро, но, натягивая штаны, понял, что забыл надеть лифчик и чулки. Подумав, он махнул рукой и сунул в валенки голые ноги. Еще вечером он решил, что прятать ошейник в квартире опасно. Лучше всего было схоронить его в сарае. Дверь в коридор была открыта. Он вышел, гордясь тем, как ловко у него все выходит, и сожалея, что никто этого не видит. Он надел паль- то, шапку и шагнул было к двери, но замер, понимая, что сейчас чихнет. Это было ужасно. Он ничего не мог поделать и чихнул... С перепугу Леня сел на пол. Храп на кровати прекратился. Леня не дышал, ему сразу ста- ло так жарко, что он безнадежным жестом снял шапку. Пружины заскреже- тали, это заворочался папа. Он словно прислушался, но через мгновение снова принялся подсвистывать. Леня вытер со лба пот, тяжело поднялся и вышел в коридор, осторожно закрыв за собой дверь. Это было сделано как раз вовремя, потому что Муха, спавшая в кух- не, с радостным визгом выскочила в коридор, явно мечтая принять учас- тие в необычайной прогулке. Она так старательно терлась о Ленины ва- ленки, так умильно виляла хвостиком, что он решил поскорее ее выпус- тить и взять с собой. Беззвучно сняв цепочку, он открыл тугой английский замок и потя- нул дверь. Муха вырвалась на лестницу, вильнув между его ног. Леня вы- шел следом и осторожно запер дверь. Все. Выбрался. Слегка подсвистывая Мухе и радуясь, что захватил ее с собой, Леня спустился в сонный подъезд и, стукнув дверью громче, чем следовало, вышел в холодный, темный, очень тихий двор. Он окончательно проснулся, и теперь все казалось легким и веселым. Пока Муха металась где-то у чужих сараев, Леня открыл дверь своего сарая и остановился, жалея, что не захватил фонарик. Пробираясь меж сложенных поленниц в угол, он ре- шил, что запрячет ошейник в один из старых противогазов. Присев и положив на колени противогаз, Леня достал ошейник и сно- ва стал его рассматривать. Подумав, что на свету удалось бы, пожалуй, разобрать и другие буквы, Леня решил сделать это завтра же вместе с Пашкой, а пока сунул ошейник на самое дно сумки, под коробку, и, пое- живаясь, выскочил из сарая. Запирая дверь, он осторожно свистнул Мухе. Она не откликалась. Тогда он посвистел громче, потом тихонько позвал: - Муха... Муха! Ее нигде не было. Леня прошел вдоль сараев, заглянул за угол, посвистел и позвал громче, но Муха не отзывалась... Во дворе было все так же тихо и темно, но теперь казалось опаснее. Вобрав голову в пле- чи, Леня перебежал двор. За каждым углом будто кто-то таился; Бубырь окликал Муху голосом, дрожащим и от волнения и от холода. Из-под одно- го сарая ему в ноги метнулось что-то черное, но это промчалась потре- воженная кошка. Мухи не было... Не могла же она исчезнуть! И Бубырь, чувствуя все большую трево- гу, метался по двору, звал, даже умолял Муху отозваться... Как было бы хорошо, если бы она выкатилась сейчас к нему, ласково повизгивая, и у самых ног кувырнулась на спину! Честное слово, он не стал бы ее ру- гать. Они поскорее побежали бы домой... Бубырь метался так до тех пор, пока родители, вне себя от трево- ги, полураздетые, не выскочили во двор и от радости, что нашли сына, принялись тут же шлепать его и справа и слева. Мама ухватила Бубыря за ухо, а папа, сопя и кряхтя, подталкивал свое чадо, не слушая его воп- лей. - Муха пропала!.. К его удивлению, родители остались почти равнодушны. Мама сказа- ла, что пропажа Мухи ее не удивляет. Собака, сумевшая так таинственно появиться, должна была и исчезнуть необыкновенно. Лене стало ясно, что Муху искать не будут. Он вспомнил об ошейнике и даже застонал от огор- чения, что снял его. Пусть бы уж пропадал вместе с Мухой! - Что еще? - свирепо крикнула мама, дергая его за ухо. Ну что можно было ей ответить! - Холодно, - простонал Бубырь первое, что пришло ему в голову. - Я без чулок... - Боже мой! - Мама в полном отчаянии подхватила его на руки, а папа бежал сзади и уверял, что она надорвется... Никто, конечно, не знал, что пропавшую Муху прежде звали Детка, что она прожила необыкновенную и очень важную жизнь, что ее ищут и за ней охотятся... Глава десятая. ПОИСКИ В Академическом городке в эту ночь все были на ногах. Детка про- пала! Андрюхину не сразу разрешили вести открытые поиски Детки. Слишком серьезно было все, что связывалось с проведенным опытом, результаты которого и даже организацию не следовало разглашать. Но делать было нечего: выбившись из сил, став похожим на сумас- шедшего, профессор Паверман за двое суток обшарил каждый кустик на трассе - и без всякого успеха. Следовало искать таксу в городе. С семи утра диктор местного ра- дио через каждый час оповещал жителей о пропаже собаки и призывал дос- тавить беглянку за большие вознаграждение на стадион. Майск немедленно стал похож на огромную выставку собак. Никто и не предполагал, что в городе их так много. Фотографии с изображением пропавшей таксы появи- лись только к двенадцати дня, но и после этого вели псов всех мастей. Вой стоял над городом. Наверное, среди собак прошел слух о грозящем поголовном истреблении, и они, рыча и огрызаясь, отказывались идти. Их тащили чуть ли не волоком, везли в автобусах, в грузовиках; мальчишки принесли столько щенят, что город пропах ласковым запахом псинки и мо- лока. Весь этот собачий базар проходил на большом футбольном поле. Зи- мой поле стало малым, хоккейным, и вокруг оставалось много места, что- бы разместить собак, их хозяев и бригаду из Института научной фантас- тики, возглавлявшую поиски пропавшей таксы. Руководил этой бригадой профессор Паверман. Голова его все еще была забинтована. Сквозь сильные очки глаза казались маленькими и злы- ми. Профессор ни на мгновение не оставался в покое. Он бегал по наско- ро сколоченной трибуне, мимо которой проводили собак, то и дело соска- кивал на поле и кричал, хватая хозяев собак за рукава и отвороты паль- то: - Вы что, издеваетесь, да? Разве это собака? Это теленок! Зачем мне ваши овчарки? Такса! Понимаете? Маленькая, черная, веселая, доб- рая, умная такса! На него не обижались: видели, человек не в себе. А собак привели, чтобы хоть чем-нибудь помочь: может, пригодятся. По радио передали короткое выступление академика Андрюхина с об- ращением к жителям Майска и окрестных колхозов: - Дорогие товарищи! От имени всего коллектива наших ученых прошу вас оказать всяческую помощь в поисках пропавшей собаки! С ней связано важное для нашей страны открытие. Собаку необходимо отыскать срочно, в противном случае поиски станут бесцельными... В середине дня над стадионом повис вертолет. К трибуне, где бегал Борис Миронович Паверман, сбросили вниз лесенку. По ней, словно боль- шой темный жук, быстро перебирая ступеньки, спустился незнакомый боль- шинству человек с отличной бородой и веселыми, яркими глазами. Это был Андрюхин. - Ничего? Паверман отчаянно махнул обеими руками, едва не задев Андрюхина по шапке. - ...Вообще ни одной таксы! Конечно, были и таксы, правда немного. Каждый раз, когда среди визжащих, рычащих, старающихся мимоходом цапнуть кого-нибудь псов по- являлась приплюснутая, с висячими до земли ушами раскоряка такса, словно карикатура на настоящую собаку, вся бригада ученых сбегала с трибуны и мчалась ей навстречу, наступая на разнообразные лапы и хвос- ты... Впереди всегда оказывался Борис Миронович. Хотя руки у него, много раз перевязанные бинтами и даже просто носовыми платками, были все изгрызаны неблагодарными псами, он первый хватал таксу на руки. Но все было напрасно. Вертолет, сделав круг над стадионом, ушел вертикально вверх и ис- чез. Профессор Паверман не бросал и не опускал очередную таксу: он ро- нял их так небрежно и одновременно с таким отчаянием, что, даже слыша визг своей собаки, ее хозяин только расстраивался, что и этот пес не тот... Папа еще затемно уехал в командировку на кирпичный завод, но мама узнала все рано утром, когда ходила в магазин за молоком. В магазине все говорили о пропаже ученой собаки. Мама обрадовалась, что ее Бубырь в школе, и про себя решила строго его предупредить: она ничего не же- лает слышать ни о каких собаках! Пусть ищут где хотят, у них собак не было и нет. Незачем путаться во всю эту историю... и слушать бесконеч- ные расспросы: ведь помочь уже все равно нельзя! Мама не знала, какие испытания в эти первые утренние часы выпали на долю ее Бубырю. Обраще- ние Андрюхина, текст объявлений, расклеенных по городу, - все это было сообщено школьникам на уроках. Никто, правда, не заметил, как побагро- вел и вспотел Бубырь, хотя ему казалось, что все мгновенно уставились на него и даже обличающе вытянули в его сторону указательные пальцы... Пашка и еще несколько мальчишек удрали с уроков, искренне уверен- ные, что, пока они не возьмутся за это дело, собаку не найти. Бубырю тоже очень хотелось удрать, но куда? Куда удерешь от ошейника? Это был ужасный день, который к тому же не обогатил Бубыря знани- ями, хотя он, трепеща, просидел все уроки. Потом он поболтался на школьном дворе, чтобы только не слышать всех этих разговоров о Мухе, и наконец нерешительно поплелся домой... Он совсем забыл о встрече на лестнице с Нинкой Фетисовой... Когда Бубырь подходил к дому, Нинка выскочила и помчалась к нему во главе знакомых мальчишек. Бубырь похолодел. Она летела к нему со всех ног, зажав в кулаке содранное с забора объявление с фотографией черного пе- сика. На фотографии Детка казалась старше, крупнее, но Леня сразу ее узнал. - Муха! - простонал он горестно, вырывая у Нинки фотографию. - А где же она? - тотчас затараторила Нинка. - Где? А? Я все ви- дела, я все помню! Ты теперь не отвертишься! Я все равно от тебя ни- когда не отстану... Лучше давай вместе сдадим, вдвоем. Так и понесем! Сначала ты, потом я. Хочешь?.. Знаешь, какие мы станем известные? На весь город! Могут даже в газетах написать: "Пионеры-отличники Бубырин и Фетисова вернули академику Андрюхину его замечательную научную соба- ку..." - Заткнись! - диким голосом заорал Бубырь, не в силах дальше тер- петь. - Нет ее у меня! Нинка не сразу поверила, что собаки действительно нет. Не поверил и Пашка и другие ребята. Бубырю пришлось рассказать всю историю, но все окончательно убедились в его правоте, только когда он, сопя и не- заметно слизывая слезы, открыл сарай и, добыв из дальнего угла проти- вогаз, вынул ошейник. Леня совершенно правильно предположил, что днем удастся разобрать все буквы. Он первый прочел: "Просьба дать знать о собаке по адресу: Горьковская область, п/я 77" Пашка хмуро проверил и, не глядя на Бубыря, осведомился: - Сообщил? - Ночью... ничего не видно было, - дрожащими губами выговорил Бу- бырь. - Дураки! Ах, дураки! - закричала Нинка, с невыразимым презрением глядя то на Бубыря, то на Пашку. - "Мы, мальчишки! Мы самые умные! Все можем!" Тьфу! Дурачье! Упустили такую собаку... - Что же теперь будет? - тоскливо спрашивал всех Бубырь. - Ох, и попадет... - А ты думал! Ясно, попадет, - отрезал Пашка. - Ну, и что? Пошли. Он вскочил со скамейки и потащил за собой упирающегося Бубыря. - Ждите нас! - Куда мы бежим? - испуганно пискнул Бубырь. - На стадион!.. Ты слышал, они там... ну, эти, ученые... Сейчас мы им все выложим. Пусть ищут!.. Будь уверен, найдут!.. - Попадет... - простонал Бубырь, сморщившись. - За это ничего. Можно... - Пашка деловито на ходу высморкался. - Пусть даже выдерут, не обижайся. Чего там! Даже легче станет. Правиль- но Нинка тебя ругала. Она бы не упустила собаку, хоть девчонка... Мо- жет, эта собака такая, что через нее люди будут жить вечно. Павлов, тоже был когда-то академик, на ком все свои самые знаменитые опыты ставил? На собаках! И в Космос первыми собаки летали. Ученые им верят. И Андрюхин тоже. Собака выдержит, тогда на человеке пробуют... - А может, Пашка, не надо? - просительно произнес Бубырь. - Будем молчать, а?.. Или потом скажем потихоньку... Кто его знает, как оно все получится... Пристально поглядев на трясущегося Бубыря, Пашка сморщился, как от боли, энергично и выразительно сплюнул, толкнул Бубыря в снег и, вытащив у него из кармана ошейник, еще быстрее помчался по улице. Бу- бырь посидел в сугробе - удивительно уютный был сугроб! - вытер нос и с лицом сосредоточенным, сумрачным и торжественным медленно тронулся к стадиону. Среди батальонов нетерпеливо воющих псов и их замерзших, но упря- мо не уходивших хозяев он выбрался к трибуне как раз в тот момент, когда Пашка, виновато хмурясь и тыча пальцем в ошейник, отвечал како- му-то рыжему высоченному дядьке в очках: - Не у меня она была. У одного там, со двора... фамилия Бубырин. - Как - Бубырин? Опять?! - завопил рыжий, как будто ему наступили на ногу. - Тот Бубырин, к которому попала картофелина? - Тот самый, - вздохнув, подтвердил Пашка. - Подожди! Подожди! - кричал профессор. - Так ведь это я вас тог- да остановил на улице? Вы убежали! Меня задержал милиционер! Безобра- зие! Пашка молча наклонил голову. - Немедленно ведите нас туда, - нетерпеливо вскричал Паверман. - Немедленно покажите этого Бубырина! Вздыхая и не поднимая глаз, Леня протискался к Пашке. Раз их все равно ждала гибель, то погибать вместе было не так страшно. - Да вот он! - обрадовался Пашка и чуть не обнял Леню, словно не он две минуты назад толкнул его в сугроб. - Кто? - спросил рыжий, наклоняясь. - Бубырин! Тот самый! У которого ваша собака была! - Это Бубырин? - сказал рыжий, отступая на шаг и всплескивая ру- ками. Готовясь к самому худшему, Леня соображал, пора уже реветь или еще рано. - Но ведь он мальчик! Ребенок! Боже мой!.. - Хм!.. - презрительно фыркнул Леня. - Нашли ребенка... - Нет, он ничего... - Пашка строго посмотрел на Леню. - Сообража- ет... - Простите, что? Что именно он соображает? - стремительно подхва- тил Борис Миронович Паверман. - Соображает ли он, почему именно в этот дом номер три по улице Карла Маркса дважды попадали лучи с наших фо- тонных площадок? Картофелина! Детка! И все в ваш дом, вопреки точней- шим расчетам. В чем дело? Крайне интересное и пока абсолютно загадоч- ное явление... Впрочем, все это мы выясним. Где у вас ближайшая комна- та со столом, которую можно запереть? Юра Сергеев, который тоже был здесь ("Гляди, Бычок!.." - подтолк- нул Пашка Бубыря), провел их под трибуну, в помещение, где перед игра- ми обычно переодевались хоккеисты. Потом Бычок ушел, а Пашка увязался за ним. Леня остался один на один с ученым. Они сидели за столом друг против друга, и Паверман, ломая голову, с какого бока ему подступиться к этому юноше, энергично затачивал карандаш так, как будто точил нож. При этом он непрерывно говорил, протягивая в сторону Лени то карандаш, то нож таким решительным жестом, что бедный Леня невольно шарахался в сторону. - Ты должен вспомнить все, что знаешь о нашей собаке. Все! Любая мелочь может иметь громадное значение... Сейчас я буду задавать тебе вопросы. Приготовься отвечать. Помни, если ты что-нибудь забудешь, на- ука тебя не простит! Не простит!.. Но будет еще хуже, если ты что-ни- будь присочинишь. Ты ведь врунишка, а? Ну конечно!.. Лишь крайнее возмущение поддерживало силы Бубыря. Он не ответил своему собеседнику, только фыркнул. Но тот ничего не заметил. - Только правду! Только правду! - Профессор звонко щелкнул очи- ненным карандашом о стол. - Внимание!.. Слушай первый вопрос. Где, когда, при каких обстоятельствах ты встретил впервые нашу Детку? - Это Муху, что ли? - неохотно проворчал Леня. Паверман несколько нервно поправил очки и еще раз стукнул о стол карандашом. - Мальчик, нам необходимо договориться о терминологии. Собака, о которой идет речь, носила кличку Детка. Детка, и только Детка! Иногда, в веселые минуты, ее называли наш Страшный Большой Черный Пес, но это было неофициальное прозвище. Ты мог ее назвать Мухой, Комаром, Стреко- зой или Кузнечиком, от этого ничего не меняется. Она Детка!.. Точ- ность! Точность!.. Итак? - Чего? - не понял Леня. - Я спрашиваю, где, когда и при каких обстоятельствах ты увидел нашу собаку? - Вечером... - Совершенно неопределенное понятие! Чему только учат в наших школах! В котором часу? - Не знаю... Что у меня, часы на руке, что ли? - Леня несколько рассердился. Уже захотелось есть от всех этих передряг. - Может, в полседьмого, а может, и в семь. Меня мама загонять шла... - Да! Да! Да! - Профессор Паверман неожиданно вскочил и, сжимая ладонями виски, быстрой рысцой пробежал из угла в угол. - Совпадает!.. Совпадает!.. Ты видел эту собаку восемнадцатого февраля, в восемнад- цать часов сорок шесть минут семь секунд! Запомни это, мальчик! Насту- пит момент, когда тебе будет завидовать все человечество! Ты первый и единственный из людей... - Тут он сильно дернул себя за рыжие кудри и круто повернулся к Лене: - Итак? Леня недоумевающе смотрел на него, но страх постепенно улетучи- вался. - Я спрашиваю, где произошло это всемирно-историческое событие? - У нас во дворе... - нерешительно выговорил Леня, присматрива- ясь, не смеется ли ученый. - Точнее!.. Точнее!.. На этом месте воздвигнут памятник. - Я сидел у стенки, около двери с нашей лестницы во двор... Было скучно. И вдруг что-то как упало мне на валенки!.. - Не торопись! Не торопись! Подумай хорошенько! Вспомни! В это мгновение было совершенно тихо или... - Словно бы что-то щелкнуло, - задумчиво произнес Леня. - Или треснуло... И ярко так мигнуло... - Ага! Ага! - карандаш ученого быстро забегал по бумаге. - Звук был громкий? - Нет... Я еще подумал, что это у бабушки с нижнего этажа перего- рел предохранитель. - Не путай меня! Бабушка здесь ни при чем... Припомни теперь как можно лучше, в каком состоянии была собака в то мгновение, когда ты увидел ее. Это необычайно важно! Это самое важное! - Я ее не увидел, - честно признался Леня. - Было так темно, что я и себя не видел. Она вся черная! Понимаете? Когда она прижалась к моему валенку, я от неожиданности валенок отдернул, и она повалилась, как мертвая... - Боже мой... Бедный пес! - Паверман приподнялся за столом и впился глазами в Леню. - Ну? - Я потрогал ее... Знаете, я сначала подумал, это щенок. Потрогал за уши, за ногу, потом попал ей в нос, и вдруг она меня лизнула! Чест- ное слово! - Это очень важно! - Ученый торопился записать каждое слово Бубы- ря. - Чрезвычайно важное, сенсационное сообщение! Не мог бы ты припом- нить - постарайся! подумай! не спеши! - не мог бы ты припомнить, сколько времени прошло от того мгновения, когда ты увидел собаку, до того, когда она тебя лизнула? Резким жестом он сорвал с носа очки и уставился на Леню невоору- женными глазами, от нетерпения слегка приоткрыв рот. Глаза его без оч- ков были большие, очень добрые и растерянные. Он умоляюще смотрел на Леню. Усмехнувшись, Леня совсем расхраб- рился. - Сколько времени?.. Да совсем немного! Может, пять минут, а мо- жет, десять. - Пять или десять? - Ученый снова надел свои страшные очки, и добрые глаза спрятались. - Не знаю... Может, и десять. Паверман в отчаянии бросил карандаш: - Это невозможно! Ты был в самом центре событий! На всем земном шаре ты один-единственный можешь дать важнейшие для науки показания! Но ты совсем не вел наблюдений! Такая небрежность! Здесь необходимы точные данные! От тебя зависит колоссальный триумф науки! Бубырь растерянно опустил голову. - Нет у меня триумфа науки... - пробормотал он упавшим голосом. - Плохо! Очень плохо, дорогой товарищ! - Паверман снова вскочил и пробежался по комнате. - Из-за твоей ненаблюдательности в поступатель- ном движении науки произойдет крайне нежелательная задержка! - Он плюхнулся на стул против Лени. - Итак? Леня поднял на него умоляющие глаза: - Ну не знаю я... Паверман решительно постучал карандашом: - Дальше! Дальше! Незачем мусолить ваше незнание... Что было дальше? - Я схватил Муху на руки... - Детку! - сердито перебил Паверман. - Ну, Детку... Схватил на руки и побежал домой. Тут еще Нинка подвернулась. Предлагала поделить собаку напополам... - То есть как это - напополам? - Ученый перестал писать и уста- вился на Бубыря: - Ты что?.. Живодеры! - Ну что вы! - Леня покровительственно улыбнулся. - Конечно, не разрывать ее, а коллективно владеть, сообща... Но сразу вышла мама, а Нинка наврала и убежала... - К Детке это не имеет отношения. - Как раз имеет! Нинка сказала, будто я украл собаку в чужом са- рае! Будто она сама видела! - В каком сарае?.. Мальчик, не путай меня! Когда ты нес Детку, она шевелилась? - Да! Она уже была совсем живая! Только как будто больна... Мама еще не хотела пускать ее в квартиру. - Как - не хотела пускать? Возмутительно! Неужели можно было до- пустить, чтобы собака замерзла на улице? - Но папа сказал, что она уже здорова. И правда, пока мы говори- ли, она развеселилась. Может, она просто смущалась сначала? Это бывает даже с людьми! - Возможно! Возможно! - рассеянно согласился Паверман. - Значит, тебе и твоим родителям показалось, что не позднее чем через полчаса после того, как ты увидел собаку, она уже полностью пришла в себя? И больше она не болела? - Нет, ей у нас было хорошо! Даже мама примирилась с ней и корми- ла. - Кормила? Отлично! - задумчиво пробормотал ученый. - Но почему и Детка и картофелина отклонились к вам во двор? Причем, заметь, до это- го наши лучи не попадали к вам. - Мы ничего такого не делали, - двинул плечами Бубырь, решительно отклоняя обвинение. - Видимо, здесь возникло случайное поле, - размышлял ученый. - Скажи, у вас не проходит где-нибудь близко кабель? - Проходит! - обрадовался Леня. - Только он глубоко, не доста- нешь... - Тогда можно предположить, что кабель был пробит... - Ясно, пробит! - подхватил Леня. - Его и сейчас ремонтируют. - Все это необходимо проверить, - пробормотал Паверман, думая опять о другом. - Послушай, - начал ученый осторожно, глядя на Леню сбоку и нерешительно покашливая. - А ты ничего не замечал потом в по- ведении Детки такого... необыкновенного? - Нет, - ответил Бубырь оживившись. - А что? - И твои родители тоже? Впрочем, я их расспрошу. Детка всегда те- бя узнавала? - Ну конечно! - Леня даже обиделся. - Она визжала за дверью, как только я подходил к кухне. И она сама попросилась со мной гулять. Это обстоятельство Леня подчеркнул очень выразительно, но, к со- жалению, ученый пропустил его мимо ушей. - А не случалось ли ей лаять так просто, ни с того ни с сего? Или вдруг что-нибудь рвать, грызть? Узнавала ли она пищу, воду? - Вы думаете, если больная, так сумасшедшая? - От возмущения Леня встал. - Она понимала все на свете! Паверман снял очки, и Леня удивился, какие у него нежные глаза. - Это была необыкновенная собака, - сказал он растроганно. - Тон- кий аналитический ум! Если б среди собак попадались ученые, Детка за- няла бы ведущее положение... Честное слово, иногда мне казалось, что она умнее некоторых наших сотрудников... Впрочем, это совершенно не относится к делу, - спохватился профессор. - Итак?.. Леня сумрачно пожал плечами. - Ну, ну! - Паверман неловко потыкал его карандашом. - Ну, ну!.. Ты же мужчина! - При этом ученый попытался выпятить тощую грудь и раз- вернуть сухие плечи. - Богатырь! Детку, то есть твою Муху, мы оты- щем... А ты молодец, ты умнее, чем кажешься с виду. Смотри, как хорошо все запомнил! Ты помог нам. Понимаешь? Помог науке! Это большая честь. И если когда-нибудь ты станешь ученым, то свою научную биографию мо- жешь начать с сегодняшнего дня. Леня не успел даже восхититься этой блестящей перспективой, как никем не охраняемая дверь с треском распахнулась, и вездесущая Нин- ка-пружинка начала прямо с порога: - Он станет ученым? Ха! Бубырь несчастный! Он будет поваром! Он будет все сам съедать! Вон у него какое пузо! С таким пузом ученых не бывает! И собаку эту он украл! Никакая она не ваша, ни из какого инс- титута, а жила такая черная злющая собачонка у одной старухи из нижне- го этажа и все время гадила в комнатах. Да-да! - Нинка отчаянно разма- хивала руками, даже чуть приседала для убедительности и все повышала голос, не давая оторопевшему Бубырю вставить хоть слово. - И старушка выбросила ее в сарай. А этот Бубырь несчастный подобрал такое сокрови- ще, никто об нее руки не хотел марать, а он подобрал и расхвастался, расхвастался: вот у меня собака необыкновенная, с неба свалилась, и сам я тоже такой необыкновенный!.. Пораженный этим налетом и словоизвержением, ученый не заметил, как Бубырь, с силой оттолкнув стол, рванулся к двери, как, тоненько пискнув, исчезла, словно и не появлялась, Нинка-пружинка и тяжело хлопнула наружная дверь, пропуская самого Бубыря... - Безобразие! - сказал ученый, покинутый так неожиданно. - Вот вам современная молодежь! Никакого чувства ответственности! Неизвестно, какой страшной казни была бы подвергнута Нинка, если бы только удалось Бубырю ее догнать, но, когда он мчался мимо рынка, откуда-то из-за пивной вывернулась тощая рыжая собачонка с веселым хвостиком, завинченным крючком... Она прыгнула в сугроб всеми четырьмя лапами и оглянулась через плечо, насторожив уши. И тотчас следом за ней выскочила Муха. Хвост у нее тоже был заверчен вверх, глаза радост- но поблескивали. - Муха! - заорал Леня во весь голос. Рыжий песик шарахнулся в сторону, и Муха вильнула было за ним, но тотчас остановилась, тявкнула и оглянулась на Леню. Он бросился к ней. Муха отбежала на несколько шагов и присела. Леня снова рванулся к ней, скользя и едва не падая. Муха отскочила еще на несколько шагов, виляя хвостиком и приветливо улыбаясь. - Муха, Муха... - взмолился Леня, едва не плача и подманивая ее рукой. Муха наклонила голову направо, потом налево. Ее толстые, теплые уши свешивались до земли. Наконец она вежливо улыбнулась и неторопли- вой рысцой подбежала к Лене. Он едва не упал, подхватывая ее на руки. Теперь следовало лететь на стадион и немедленно вручить ученым эту не- обычайную, такую важную для науки собаку. Леня так и сделал. Он опро- метью кинулся было к стадиону. Но почти наперерез ему вильнула широкая черная машина. В ней сидело несколько человек, и среди них тот, с бо- родкой, который спускался с вертолета, и главное - профессор Паверман. Леня что-то закричал, протягивая им Муху, но машина проскочила мимо. Леня побежал следом. Окраина Майска незаметно переходила в поле, отделявшее город от ближайшей деревни Высоково. Но машина, миновав последний дом, свернула не на разъезженную дорогу в Высоково, а на проселок, который через ближайший лесок и холмы выводил на шоссе Майск - Горький... Глава одиннадцатая. В ЛЕСУ Тропинка шла в гору. Под снегом сухо, по-мертвому шелестели опав- шие листья. Ноги то и дело проваливались в притрушенные снежком рытви- ны. Было очень тихо. Так тихо, что становилось даже неприятно. Давно где-то далеко внизу остались огни города. Тропинка перешла в дорогу. Она ползла вверх, накручивая петлю за петлей, а узловатые корни сосен и елей подступали все ближе. Похоже было, что они приглядывались к Бу- бырю, молча чего-то выжидая. Леня помнил самое главное: Муху следовало доставить срочно, иначе научное открытие может пропасть. И он шел по следам машины в Академи- ческий городок. Он достал ошейник. Муха радостно приветствовала его, даже лизнула и с удовольствием позволила надеть на себя. - Узнаешь? - пробормотал Бубырь. Он рассчитал: что бы ни случи- лось, по ошейнику Муху доставят к профессору Паверману. Бубырю давно уже следовало передохнуть, а кстати поправить сбив- шийся носок, который натирал пятку, но он все не решался остановиться. Было уже часов шесть, стемнело; только туманная белизна позволяла раз- личать ближайшие кусты и деревья. Так далеко в лес Леня не заходил ни разу. Бывают ли здесь люди?.. Сначала он нес Муху на руках; потом спустил ее на землю. Она бежала впереди, часто оглядываясь, словно спрашивая, куда идти. Леня присел, рассматривая колею. Нет, здесь про- езжали как будто недавно... Иногда ему казалось, что кто-то молча кра- дется сзади. Он оглядывался: никого не было. Все чаще он чувствовал чье-то неясное и угрожающее присутствие в кустах. Но ведь Муха зарыча- ла бы на незнакомого... Проверять было страшно, и Бубырь уверял себя, что все это глупости и в кустах никого нет. Хорошо, что рядом бежала Муха. Чтоб идти веселее, он прикинул, как давно они вышли из города. Выходило, около двух часов назад. Несколько раз ему казалось, что они сбились с пути. Идти станови- лось все тяжелее. Дорога словно бы расползлась среди проплешин в сне- гу, непонятно было, куда ступать. Ноги скользили, застревали в капка- нах корневищ. Раза два он падал, хватаясь руками за слежалые, черные груды листьев. Муха сидела рядом и виляла хвостиком, глядя на него. От этого становилось легче. Мороз крепчал, зябли коленки. Когда деревья отодвигались, стано- вилось совсем холодно; уныло и зло посвистывал ветер. Потом деревья сходились плотней, ветер смолкал. Бубырь заметил, что в чаще куда теп- лее, и с благодарностью покосился на деревья. "Деревья поглощают угле- кислоту и выделяют кислород, - вспомнилось ему, и впервые он почувс- твовал, что это очень хорошо устроено. - Молодцы деревья. Дышат... По- тому, наверное, и теплей..." Он осторожно улыбнулся деревьям, которые стояли поближе, и пошел уверенней, тверже, словно вокруг были друзья. Потом он услышал свист, неразборчивый голос и, проваливаясь в глубокий у кустов снег, присел за толстой черной густой елью. Колючая ветка мазнула его по лицу, осыпав острыми снежинками. Мягкий перестук, посвистыванье и монотонный, заунывный крик ста- новились все ближе, и вот мимо него, подскакивая на ухабах, сползая в ближние елочки, вихляясь, как пьяные, показались сани; пахнуло соломой и еще чем-то домашним... Парень примостился в санях на коленях, присев на пятки; ласковый огонек папиросы, вспыхнув, осветил его худое, за- думчивое лицо. Леня не решился его окликнуть. Он обнял Муху и притаил- ся; он не знал, почему не окликнул парня. Леня дождался, когда смолкли и негромкий свист, и мягкий перестук полозьев о корни и замерзшую зем- лю, и снова побрел вверх. Бубырь пересек небольшую поляну, серебристую и грустную в метал- лическом, прохладном свете луны, и едва не свалился в канаву, где ва- лялись кое-где громадные ржавые пни, на корнях которых примерзла гли- на. За канавой гладкой белой лентой уходило в черноту ночи шоссе. Тишина здесь была еще настороженней, чем в лесу. Узкая лента шос- се торопливо убегала от черного леса, стеной вставшего по обеим ее сторонам. Луна холодно и пристально рассматривала что-то в кустах. Незаметно посыпал легкий снежок. Он сеял все гуще и гуще... Но Леня стоял у елки и не двигался, ожидая попутной машины. Муха, навер- ное, тоже устала: хвостик ее повис, она встряхивала ушами, будто отго- няя снег, и недоуменно поглядывала на Леню. Шоссе словно вымерло; никаких машин не было. Бубырь давно не чуял замерзших коленок; снег завалил его так, что он слился с пеньком, словно большой сугроб. Ни света фар, ни знакомого домашнего урчанья машины не рождалось на дороге. И Бубырь, бесшумно всхлипывая от жалости к Мухе и к себе самому, поплелся наконец по узкой тропке, которая бежала параллельно шоссе, лесом... Путь оказался долгим. Ночь давно вошла в лес, холодные звезды вздрагивали, пытаясь отцепиться от верхушек сосен. Бубырь еле волочил ноги. Ему было больно и страшно. Он боялся, что замерзнет вместе с Му- хой. Ныли коленки и все кости. Луна быстро катилась по небу. И Муха волочила хвост по земле, иногда жалобно тявкая. Леня теперь старался не ступать, а скользить, чтобы валенки не ерзали по стертым, остро саднившим пяткам. Но все равно, едва он под- нимал ногу, как задник въедался в пятку, а по подъему ступни проезжал как будто не войлок, а наждак... Казалось, что, если лечь где угодно, даже просто в снег, все сразу пройдет и будет так славно, что хоть пой песни. Но ни ложиться, ни петь песни Бубырь себе не разрешал. Он уже не плакал. Он только уговаривал себя держаться. "Держись, Бубырь!.." - шептал он дрожащим голосом. Потом он придумал игру. Как будто их было двое: Бубырь-командир и Бубырь-солдат. "Получите боевое задание, - приказывал командир: - все перетер- петь, раны не считать, идти сколько потребуется, а если придется - и на брюхе ползти, а доставить Муху на место..." "Есть доставить!" - отвечал солдат. И шел. "Наряд вне очереди, - распоряжался Бубырь-командир, когда Бубырь-солдат спотыкался, едва не ныряя носом в жесткий снег. - Чистить картошку..." А хорошо было бы сейчас попробовать горячей вареной картошки! Пусть даже без всего, без соли... И Леня вспомнил, как они осенью ходили в колхоз помогать на уборке картофеля, пекли ее в тлеющих, едко дымящих кострах, потом вы- катывали горелой веткой и, обжигаясь, хватали в черные ладони. Он чуть не закашлялся, глотая густую слюну... "Два наряда! - рассердился ко- мандир. - Чистить нужник!" Зато, став внимательнее, Бубырь-солдат лов- ко прополз между черными шубами елочек, даже не потревожив их, и зас- лужил благодарность. Но еще через десяток шагов, преодолев канаву ("Взять штурмом ру- беж врага!"), Бубырь остановился в полной растерянности. Муха сидела рядом с ним, мелко дрожа не то от холода, не то от страха. Впереди раскинулось бескрайнее черно-серебристое поле, и дорога словно растворилась в нем. Леня не понимал, куда же идти. От растерян- ности он даже присел и пощупал под ногами. Да, здесь пока была дорога. Но дальше она исчезала. Словно понимая, что его смущает, Муха вывернулась из-за валенка и неторопливой рысцой побежала вперед, к чему-то принюхиваясь. Леня шел за ней, иногда присаживаясь и щупая землю. Нет, все было правильно, они двигались по дороге. Ну и Муха! Молодец! Поле, казавшееся бесконечным, пройдено... В лесу стало еще тем- нее, и Лене ни с того ни с сего так захотелось спать, что заболела го- лова. Он снял шапку, тряхнул волосами, но в голове все равно тупо гу- дело. Они брели лесом еще больше часа. Впереди начало светлеть, и Лене показалось, что он заснул и спал так долго, что проспал всю ночь. Нет, просто перед ними было новое поле... Внезапный резкий, тревожный звон наполнил лес. Муха тотчас прыг- нула