балета, -- ответил за всех Рабинович и предложил: -- Может быть, с лошадей слезем? Мы же не конная милиция. Возражений не последовало. Сеня с Иваном отпустили коней и приготовили свои верные дубинки. Гомер с Гераклом, которые, судя по моим наблюдениям, уже приготовились улепетывать со всех ног, с сомнением посмотрели на моих боевых товарищей. Затем переглянулись и, покинув свои насесты на спинах абсолютно равнодушных ко всему копытных меланхоликов, заняли позиции за спинами урезанного наряда милиции. Я несколько секунд раздумывал, чем заняться, и решил оккупировать лучшие места в партере. Зрелище должно было получиться занятным. Наконец одна часть античного воинства перестала завывать, а другая прекратила дергаться, будто кот в припадке эпилепсии. Развернувшись к нам, они дружно поклонились, видимо, ожидая аплодисментов. Не дождались! Сеня поприветствовал их вращением пальца у виска, а Жомов просто сплюнул на траву и отвернулся, как монашенка, случайно забредшая на сеанс порнофильма. Пришлось мне приободряюще гавкнуть, а то бедные греки уже и не знали, как им поступить дальше. -- Вперед, славные воины Ареса! -- тут же заорала Зена, и все ее воинство табуном рванулось в указанном направлении. Гляди-ка что! Сработало. Может, по возвращении домой мне пойти в шоу-бизнес работать? Зена дико заверещала и, размахивая руками, будто кособокая ветряная мельница, бросилась вперед, обгоняя свою подтанцовку в бронзовых доспехах. Предводительница разбойников явно выбрала своей мишенью Геракла и принялась описывать полукруг, рассчитывая обойти моих ментов с фланга. Не вышло! Заметив ее маневр, Ваня занял новую позицию, стремясь защитить своего подопечного от бессовестных домогательств отъявленной хулиганки Зена обиженно скуксила свое лошадиное личико и, отказавшись от первоначального замысла, помчалась прямо на омоновца. Постольку поскольку женщину бить неприлично, даже если она бежит на тебя со сковородкой или, например, как сейчас, с мечом в руке (это даже псы знают!), то Ваня бить Зену и не стал. Он просто выставил вперед кулак и подождал, пока дамочка сама на него наткнется. Стыковка этих двух объектов произошла с таким же звуком, какой издают две целующиеся лошади. Несколько секунд Зена, скосив глаза, любовалась Ваниным кулаком у себя на переносице, а затем томно вздохнула. -- Ах, какой же мужчина! -- протяжно произнесла она. -- Ну, настоящий па-алковник! -- и без чувств рухнула на траву. -- Старший сержант, -- поправил ее Ваня и зарделся. -- К тому же женатый! Жомов тут же торопливо развернулся, выискивая глазами, чью бы еще похвалу заслужить. Мог бы и не волноваться -- объектов для отработки действий по разгону демонстраций вокруг было хоть отбавляй! Конечно, мой Сеня трудился на совесть, и на различной дистанции от него валялось уже больше десятка контуженых разбойников, но поработать еще было над кем. Я часто видел по телевизору, как в древние времена войска, потеряв своих командиров, тут же бросались наутек. Однако с шайкой Зены этого казуса не случилось. То ли отряд не заметил потери бойца, как было у нас в славные времена Гражданской войны, то ли разбойники, напротив, внезапно решили отомстить за свою атаманшу, но поле боя они не покинули. И Жомов, счастливо улыбнувшись, врубился в самую гущу сражения. Наши греки, осмелев, также решили урвать свой кусок пирога, да не успели -- до поля боя наконец-то добрался Андрюша Попов. Измученный необходимостью управлять колесницей, криминалист трезво оценить ситуацию на поляне не смог. Он лишь увидел, что какие-то бронированные бандиты окружают его друзей, явно намереваясь задавить численным преимуществом. Такого беспредела Попов стерпеть не мог, а никто из нас не успел его предупредить. Вот и воспользовался Андрюша единственным оружием (за исключением дубинки, конечно), имеющимся в его арсенале -- собственным голосом. Не спрашивая ни у кого разрешения, Попов ни с того ни с сего вдруг завыл, подражая милицейской сирене. Эффект получился впечатляющим. Не хуже настоящего оружия массового поражения. Первыми, естественно, пострадали лошади, запряженные в колесницу. С перепугу они замерли, как вкопанные, едва не выбросив из колесницы Попова, и тут же дружно оставили на дороге свои автографы. Следом за ними под действие поповской артиллерии попали несколько разбойников. Схватившись за головы, они упали на колени и скрючились, как поклонники Кобзона на концерте Витаса. Досталось и Жомову. Ванюша, ошалев от неожиданно раздавшегося воя, промахнулся по своей мишени, чего с ним ни разу в жизни не случалось! Да что тут говорить об остальных, если даже у меня, мирно лежавшего на краю поляны, уши заложило, а когда звуковая волна докатилась до противоположной Андрюше опушки леса, то самым браконьерским образом сломал а две сосны. В общем, всем пришлось несладко, но Попову и этого показалось мало. Выхватив из кармана любимое жомовское табельное оружие, он заорал: -- Всем стоять. Прекратить сопротивление и немедленно сдаться. В противном случае открываю огонь на поражение! -- а затем еще и выстрелил в воздух. Грохот пистолетного выстрела был последней каплей, которая и утопила остатки храбрости разбойников. Побросав оружие и не подобрав контуженых, воинство Зены рвануло с поляны на такой скорости, что по сравнению с ними болид Шумахера показался бы трехколесным велосипедом. Не успело эхо выстрела затихнуть в лесу, как на опушке уже остались только мы да греки, вкусившие ментовских дубинок. Попов широко улыбнулся и облегченно вздохнул. -- Кажется, я успел вовремя, -- радостно подытожил он. -- Кажется, тебе пасть зашить пора, -- не согласился с ним Сеня, прочищая пальцами уши. -- Знаешь что, Андрюша, -- поддержал его Жомов, растерянно глядя на то место, где еще недавно был абориген, по которому он недавно промазал дубинкой. -- Если ты еще раз крикнешь мне под руку, будешь всю оставшуюся жизнь работать в спортзале. Боксерской грушей. -- Свиньи вы неблагодарные, -- обиделся Попов и, спрыгнув с колесницы на землю, застыл. -- А это что такое?! Андрюша, вот когда научишься спрашивать, у кого нужно, тогда и будешь получать ответы. А то так всю жизнь экспертом в криминальном отделе и проработаешь! Мои спутники удивленно уставились в сторону гор на столб пыли, с бешеной скоростью двигавшийся в нашем направлении, совершенно не понимая, что он может означать. Ну а я сразу догадался, кто именно прибыл к нам в гости. И не ошибся! Едва пыль начала оседать, как из нее появилась тощая фигура Гермеса. -- Здравствуй, папа! Я услышал грохот грома и сразу примчался, чтобы первым... -- бог плутов удивленно посмотрел по сторонам. -- Это опять вы? -- недовольно поинтересовался он. -- А Зевс где? -- В Караганде! -- рявкнул Жомов. -- Сейчас и ты там будешь, чмо олимпийское! -- Сначала догони, бычара, -- ехидно проверещал Гермес и тут же умчался прочь со скоростью курьерского поезда. -- Вот гад, -- Ваня в сердцах так махнул дубинкой, что едва не прибил Гомера. -- Поймаю, ноги повыдергиваю! -- Для него это будет трагедией, -- вздохнул Рабинович и кивнул головой в сторону брошенного лагеря разбойников, что располагался в самом дальнем углу поляны. -- Пошли посмотрим. Кажется, там кто-то шевелится. Лично меня дважды просить не потребовалось. Сегодня мои напарники свою порцию удовольствия получили, теперь не мешало бы и мне развлечься как-нибудь. Поднявшись с места, я тут же устремился к дальнему краю опушки, чтобы исполнить свою обязанность и произвести разведку на местности. Лагерь разбойников я обследовал мельком, поскольку ничем интересным, если не считать подгоравшую на углях тушу кабанчика, в нем и не пахло. А вот зато запах от шевелящегося тела показался мне слегка знакомым. Я осторожно подошел поближе и фыркнул от удивления. Тело шевелилось не одно. Вместе с ним извивались руки, ноги и моталась из стороны в сторону голова. И все это принадлежало той самой особе, которая не так давно в кабаке довела до приступа кошачьего бешенства моего Сеню, потребовав от него возместить физический и моральный ущерб жертве плохого жомовского настроения. Вот так встреча! Здравствуй, собачка моя... Впрочем, ответить она мне не могла, поскольку на пасть ей был одет намордник. Тьфу ты! Кляп был во рту. Вы уже, наверное, заметили, что все кобели питают патологическую ненависть к всяческим путам, цепям, поводкам и намордникам. Некоторые стоически терпят, но ненавидят все. Это у нас врожденное. И именно из-за того, что, в отличие от нас псов, на котов никто и никогда цепей и намордников не надевает, у нас с их породой и длится многовековая война. Мы просто горло им готовы перегрызть за такие незаслуженные привилегии, а вы, хозяева, этого и не замечаете. Я тоже не исключение и котов недолюбливаю. А не гоняю их по двору, во-первых, из-за того, что считаю любые контакты с презренной породой кошачьих ниже своего достоинства, а во-вторых, война из-за намордников кажется мне пережитком прошлого. Точно таким же, как сицилийская вендетта. Впрочем, сознаюсь. Иногда и мне хочется увидеть какого-нибудь зажравшегося котяру в полной собачьей экипировке -- в наморднике, строгом ошейнике и на коротком поводке! Однако над людьми, если они не преступники, а тем более над человечьими самками подобные извращения считаю недопустимыми Поэтому и попытался помочь дамочке освободиться Но, увидев мои зубы, она начала так сильно дергаться и мычать, что я испугался, как бы наша старая знакомая не померла от страха и мне не достался бы труп, вместо благодарности за спасение. Пришлось плюнуть на эту бестолочь и отойти в сторону. Пусть Рабинович с ней разбирается. Ему не привыкать к подобного рода общению. Сеня себя долго ждать не заставил. Увидев, что я треплю зубами шевелящееся тело, он завопил: "Фу!" и ускорил шаги. Я и без его команды уж от перепуганной девицы отцепился и отошел в сторону, чтобы на безопасном расстоянии посмотреть, как он будет эту фурию развязывать. Я уже примерно догадывался, какими словами она его приласкает за мое вмешательство, но действительность превзошла все ожидания. -- Негодяи! Подлецы! -- завопила дамочка, вскакивая на ноги. -- Вы же женщину покалечили. Справились пятеро здоровых лбов с горсткой несчастных и голодных оборванцев, а теперь стоите здесь и ухмыляетесь, словно подвиг великий совершили Рабинович, ожидавший благодарности и поцелуев от освобожденной жертвы разбойничьих репрессий, наткнувшись на такую встречу, попросту оторопел. Может быть, он и желал бы сейчас больше всего на свете стереть счастливую ухмылку со своего лица, но она прилипла к нему намертво. Перекосило моего Сеню, как от лимонной кислоты А вот Жомова, пропустившего сцену в тиринфском трактире, да к тому же привыкшего получать всяческие нагоняи от жены, смутить было трудно -- Девушка, вы перестаньте тут на представителей власти орать, -- категоричным тоном потребовал он. -- А то сейчас свяжем вас обратно и оставим тут валяться. -- Давайте, вяжите! Творите несправедливость дальше, -- завопила между тем девушка. -- Вы ведь только и можете каждый спор в свою пользу физической силой аргументировать. А вы когда-нибудь задумывались, что случится с миром, если каждый в нем будет жить по собственным законам, не подчиняясь никакой высшей справедливости? -- Эк загнула, -- усмехнулся омоновец. -- Нам справедливость ни к чему. Ни высшая, ни низшая. У нас есть устав, есть закон. И как по нему полагается, так мы и поступаем. -- Вань, оставь ее, -- Андрюша дернул Жомова за рукав. -- Пусть бормочет, что хочет, а мы дальше своей дорогой пойдем. -- Конечно, сейчас вы пойдете, потому, что, кроме меня, вас тут устыдить некому и призвать к ответу по справедливости вас никто не может, -- возмутилась девица. -- Но придет время, и я добьюсь, чтобы каждый ответил за подлые и бесчестные дела. И вы в том числе! -- разгневанная фурия повернулась к нашим грекам. -- А ты, Геракл, что делаешь в обществе этих подлецов, садистов и насильников? Стыдись, ибо позоришь ты имя отца своего. После этой фразы девица круто развернулась и пошла прочь от лагеря, в ту сторону, куда убежали остатки разгромленной банды басмачей Зены. Несколько секунд в безмолвной тишине мы все смотрели ей вслед, совершенно не понимая, какая муха постоянно кусает эту девушку за разные интимные места, а затем Рабинович спросил: -- Геракл, а ты разве ее знаешь? -- Угу, -- буркнул тот. -- Это Немертея, дочь Нерея. Ее предков, титанов, мой папанька в тюрьму посадил, а она думает, что ему просто сфабрикованные факты подсунули. Вот с тех пор, вместо того чтобы в океане плавать да петь, ходит по свету, собирает всякие доказательства для помилования, а между делом все время лезет туда, куда не просят. Теперь папаньке на меня стуканет -- Так он же пропал, -- удивился Попов. -- Ничего. Она его все равно отыщет, -- обреченно махнул рукой полубог. -- Тогда, может быть, нам с ней пойти? -- почти без надежды в голосе предложил Андрюша. -- Не надо! Сами не маленькие, -- рявкнул на него Жомов. -- Нам это дело поручили, мы его и выполним. Причем без помощи всяких мымр нечесаных. -- Ну, не такая уж она и мымра, -- начал было защищать Немертею Рабинович и, поймав на себе удивленно-ироничный взгляд друзей, смутился. -- По крайней мере, прическа у нее вполне нормальная. Услышав это, Попов с Жомовым разразились просто диким хохотом. Я тоже поначалу фыркнул, но затем вдруг осознал, что смеются они над моим хозяином, а тот, пожалуй, впервые на моем веку не находит, что ответить. Пришлось мне за Рабиновича заступаться. Рявкнул я на двух гогочущих идиотов, но они и бровью не повели. Пришлось Попова слегка цапнуть за ляжку. Он ойкнул, обиделся, но ржать перестал. А следом выдохся и Ванюша. Несколько секунд над поляной вновь висела гробовая тишина, но длилось это удовольствие недолго... -- Молодой человек, а вы не подскажете, это дом номер семь? -- раздался позади Жомова вкрадчивый голосок. Это Зена подкралась к нему со спины и положила свою кувалдоподобную ручку Ване на плечо. -- Нет! -- истерично рявкнул Жомов, подпрыгивая на месте. -- И вообще, шла бы ты отсюда подальше, пока я тебя в участок не отвел. -- Ой-ой-ой! Напугал, начальник, -- тоном бывалой уголовницы произнесла мужеподобная девица. -- Давай, веди. А то я, наверно, что-нибудь в твоем участке не видела. -- Зена развернулась и вихляющей походкой пошла прочь от лагеря, распевая во все горло местный блатной хит: "А на черной скамье, на скамье подсудимых..." Атаманша разбойников вернулась на поле битвы и принялась приводить в чувство своих контуженных ментами подчиненных. Выглядели эти остатки разгромленного войска крайне убого, и мои спутники перестали обращать на них внимание, принявшись инспектировать брошенный лагерь. Мой Сеня, естественно, искал среди трофеев что-нибудь, что могло заменить ему утрату алмазов, Попов бросился к костру спасать кабанчика, а Ваня просто шатался по лагерю, проверяя на прочность все, что попадалось под руки. В итоге переломано было все, за исключением небольшой бронзовой статуэтки, которую Ваня просто расплющил о ближайший валун. Я больше наблюдал за друзьями, чем за остатками разбойничьей армии, но, когда бандиты под предводительством Зены принялись собирать оружие, разбросанное на поле боя, я предостерегающе зарычал. Сеня обернулся в сторону разбойников и рявкнул: -- А ну, хватит тут шастать! Марш все отсюда, чтобы я вас не видел и в кошмарных снах. -- А чего вы кричите-то? -- раздался в ответ откуда-то из толпы плаксивый голос. -- Вещи наши отдайте. -- Иди да забери, -- добродушно усмехнулся Жомов, не обнаруживший среди пожитков разбойников абсолютно ничего интересного для себя. Некоторое время в армии Зены было заметно нервное шевеление. Кого-то пихали локтями, кто-то толкался сам, а некоторые даже пинка получить успели и, пулей вылетев из строя, бочком стали приближаться к некогда своему лагерю, отбитому нами у них с боем. Мы сидели неподвижно, с одинаково кривыми улыбками наблюдая за приближением разбойников. Подойдя ближе, бандиты горестно вздохнули, глядя на огромную кучу хлама -- все, что осталось от их имущества. -- Эх вы, варвары. А еще менты называетесь, -- плаксиво пробормотал один из них. -- Ты мне языком потрепи еще. Сейчас я тебе его мигом на шее завяжу, а потом за этот же самый твой болтливый язык на дерево подвешу, -- оскалился Жомов. -- А ну-ка цыц все отсюда, пока у ваших чайников донышки не повышибало. Ваня начал подниматься с места, угрожающе отстегивая от пояса дубинку. Два делегата по сбору утиля сначала попятились от него, а затем резко развернулись и помчались под крылышко своей атаманши. Та испепеляюще посмотрела в нашу сторону и, что-то пробормотав себе под нос, собрала остатки собственного воинства в строй и парадным шагом вывела их через служебную дверь... То есть я хотел сказать, по едва заметной в лесу тропинке. Только после этого мои спутники вспомнили о брошенных без присмотра лошадях. Ну и, естественно, заставили меня за ними гоняться, поскольку после поповской пародии на вой сирены бедные клячи разбежались кто куда. Хоть я и не хотел бегать за кобылами, но делать это все же пришлось, потому что после издевательств Андрюши с Ваней над моим хозяином я просто не мог своим неподчинением нанести ему еще одну душевную травму. Во всей этой кутерьме радовало только одно -- поповские клячи как застыли посреди поляны, так никуда и не двигались. По крайней мере, хоть с телегой мне возиться не придется. Пока я загонял лошадей, а мои спутники их ловили, Андрюша, ехидно ухмыляясь и издеваясь над нашими мучениями, не спеша, вразвалочку шел к своей повозке. Краем глаза я видел, как он пытается повести за собой коней, взяв их под уздцы, но меланхоличные, послушные лошади вдруг превратились в упрямых ослов, и не только не желали сдвигаться с места, но и вовсе не замечали присутствия конененавистника Попова. Как Андрей ни старался, сдвинуть свою колесницу хотя бы на миллиметр он не мог. Наконец терпение криминалиста лопнуло. -- Сеня, сделай же что-нибудь, -- заорал он -- Эти твари проклятые меня не слушаются! -- А ты поцелуй их в лобик, -- съехидничал Рабинович. -- Может быть, после твоих слюнявых губ они к тебе любовью воспылают и шелковыми сделаются. -- Да пошел ты... в "аквариум" дежурным, -- обиделся Андрей -- У меня проблема, а этот гад еще прикалывается. -- Ладно, не грусти. Сейчас помогу, -- и Сеня с ироничной улыбкой направился к колеснице. Однако, как он ни старался, лошадей сдвинуть с места тоже не смог. Более того, они вообще ни на что не реагировали. Просто стояли не шевелясь посреди поляны и тупо смотрели перед собой. Рабинович их и гладил, и шлепал, и за хвосты дергал, но все оказалось бесполезным. Не помог сдвинуть лошадей с места ни экстренно созванный консилиум из всех членов нашей экспедиции, ни даже мои истеричные прыжки и завывания у коней под брюхом. Лошади просто окаменели. А когда все способы воздействия на них были испробованы, на поляне наступила гробовая тишина. Вдруг Рабинович встрепенулся и посмотрел на Попова дикими глазами. -- Эх, твою мать, Андрюха! -- истерично заорал он. -- Что же мы творим-то такое? Кони в коме, того и гляди сдохнут, а мы тут ерундой страдаем. Марш быстро к телефону, реанимацию вызывай!.. Перепуганный криминалист подскочил на месте. Глаза его расширились так, что можно было легко через них остатки мозгов в его голове увидеть. Попов подскочил на месте, крутанулся вокруг собственной оси, пытаясь высмотреть ближайший телефон, и вдруг замер. Дошло наконец, что мой хозяин за прикол отыгрался?! -- Ах ты, гад! Приколол, значит? -- выдохнул Андрюша под дикий хохот Сени и Ивана и вдруг истошно заорал, вызвав лавину в ближайших горах: -- Убью за такие шутки, ментяра поганый! И не успел он закончить фразу, как лошади встрепенулись, заржали и понесли. Ох, не знаю, чем бы закончилось наше путешествие, окажись перед взбесившимися конями не Ваня Жомов, а кто-нибудь другой. Ну а наш бравый омоновец народ не подвел. Увидев несущихся на себя коней, Ваня подавился смехом, а затем просто задрал вверх единственную в колеснице оглоблю, едва не заставив коней подавиться удилами. После этой ласки лошадки мгновенно успокоились. Ну все! Теперь можно ехать дальше... Глава 6 Несмотря на то что приближался вечер, ночевать в бывшем лагере разбойников никто не хотел. Во-первых, слишком уж вокруг намусорено было. А во-вторых, даже Арес, которому поклонялись грабители, вряд ли знал, что у них на уме. Вдруг они снова где-нибудь соберутся, осмелеют на ночь глядя и, решив, что одной порции тумаков им маловато, надумают вернуться. Придется тогда перед сном часовых выставлять, а людей, которых на пост поставить можно, -- раз, два да обчелся. Если уж быть совсем точным, то это Жомов да Рабинович. На Попова из-за его лености и сонливости надежды было мало. У Геракла хромала физическая и-боевая подготовка, Гомер со своим поэтическим мировоззрением и вовсе в счет не шел. Мало ли чего? Замечтается ночью, глядя на звезды и сочиняя какую-нибудь "Илиаду", и прощай, свобода! Даже, может быть, и с головой придется раздружиться, благодаря мечу какого-нибудь особо кровожадного разбойника. А такая перспектива никого не прельщала. Конечно, можно оставить в качестве часового Мурзика. Все-таки чутье у него получше человеческого. Однако Рабинович быстро спустил с небес на землю размечтавшихся о сторожевом псе путешественников, заявив, что его кобель, конечно, умница, но лесной житель и его провести вокруг пальца сможет. На что пес сразу обиделся и повернулся к хозяину хвостом. Дескать, сторожи тогда сам, умник. Вот только Сеня ни один, ни даже вдвоем с Жомовым дежурить всю ночь не собирался. Поэтому все посовещались, и Рабинович решил искать на ближайшем горном склоне какую-нибудь пещеру, пробраться в которую незаметно будет крайне тяжело. Такое серьезное дело откладывать в долгий ящик было невозможно, и, быстро собрав недоеденный ужин, путешественники двинулись в путь. Естественно, возвращаться назад никто не собирался. Поэтому вся кавалькада невольно устремилась вслед за сбежавшей с поляны разгневанной Немертеей. Сеня тешил себя надеждой догнать по дороге красивую поборницу справедливости и объяснить девушке ее ошибку относительно произошедшего на поляне сражения с разбойниками. Именно поэтому он гнал вперед всю кавалькаду, не останавливаясь даже для того, чтобы осмотреть горы, до тех пор, пока не начало смеркаться. Тут Рабинович вынужден был признать, что Немертея как сквозь землю провалилась, разбив все его надежды на мелкие осколочки. -- Видно, не судьба, видно, не судьба, -- ерничая, писклявым голосом пропел Попов, прекрасно понимавший, куда Сеня гонит лошадей. За что тут же едва не схлопотал по затылку. Рабинович буркнул себе под нос какое-то непотребство и спешился, требуя от друзей немедленно начинать поиски подходящей пещеры. Удобное место нашлось довольно быстро. Прямо над границей редеющего леса пологий склон горы превращался в широкий скальный уступ, в глубине которого глазастый Гомер разглядел широкий вход в пещеру. Оставив Попова с Гераклом сторожить лошадей, трое остальных путешественников, естественно, в сопровождении Мурзика, поднялись на уступ по широкой скальной трещине в виде лестницы и остановились, чтобы перевести дух. В сгущающихся сумерках дорога внизу была почти не различима, хотя силуэты коней хоть с трудом, но еще угадывались. -- Ладно, хватит прохлаждаться, -- буркнул Рабинович, поднимаясь с валуна. -- Скоро стемнеет, а нам еще наверх пожитки тащить, да и дров для костра надо заготовить. Пойдемте посмотрим, что тут нам за жилище природа приготовила. В пещере было темно, словно в бездонном сундуке у тети Сони, где малолетний Сеня когда-то давно пытался навести ревизию с целью экспроприации ценных вещей. Найти ничего он там так и не успел, поскольку провалился внутрь и был прихлопнут крышкой. Зато тетя Соня нашла Рабиновича и вволю предалась воспитанию племянника, поочередно таская его за уши, лишая супа и читая нотации на идише. Особенно извращенным был последний вид экзекуции, и, вспомнив о нем, Сеня невольно покрылся липким потом. Отвлек его от тягостных воспоминаний Мурзик. Пес фыркнул, сдержанно зарычал и попятился из пещеры. -- Чем тут так воняет? -- скривился Жомов. -- У нас в детдомовской кухне приятней пахло, чем в этой дыре. И вы думаете, я тут ночевать останусь? -- Я рядом, на уступе, еще одну пещеру заметил, -- проговорил в ответ Гомер. -- Она поменьше этой. Может быть, там поуютнее будет? -- Пошли посмотрим, -- скомандовал Рабинович. Соседняя пещера действительно оказалась не такой большой, как первая. А точнее сказать, была совсем мизерной, поскольку даже в сгущавшихся сумерках можно было рассмотреть ее заднюю стену. Впрочем, если не рассчитывать на установку двуспальных кроватей, то пятеро человек могли в ней довольно сносно разместиться. К тому же в отличие от первой дыры в скале, здесь абсолютно ничем не воняло. -- Решено. Забираемся сюда, -- вынес приговор Сеня. -- Ваня, займитесь с Гомером дровами, а мы спрячем где-нибудь лошадей и поднимем наверх вещи. Был бы на месте Жомова Андрюша Попов, он бы непременно начал брюзжать, выискивая себе занятие полегче. Но Ваня -- парень детдомовский. Работы в жизни, до того как попал в милицию, он перепробовал много всякой-разной и не привык отлынивать. Молча кивнув, омоновец слегка подтолкнул вперед зазевавшегося греческого поэта и отправился вниз по склону в поисках сухого валежника. Рабинович поспешил следом, торопясь побыстрее разгрузить колесницу и спрятать где-нибудь в кустах лошадей, поскольку затащить этих кляч на горную кручу, да еще в темноте, совершенно не представлялось возможным. Попов, естественно, начал ворчать по поводу того, что нормальные люди уже спят давно в теплых постелях и лишь он мотается бог знает где, да еще и вынужден по горам лазить с баулом на плече, будто горный вьючный козел. Сеня терпел его стоны ровно до тех пор, пока Андрюша не начал утробно-заунывным голосом акцентировать внимание пролетавших мимо сов и летучих мышей, указывая, кто именно вынуждает его вести столь тяжелый образ жизни. -- Попов, ты не горный козел, -- оборвал стенания друга Рабинович. Андрюша настороженно застыл с мешком в руках. -- Запомни раз и навсегда, что ты эксперт-криминалист нашего родного отдела внутренних дел, временно откомандированный на спасение вселенной. А это значит... -- Попов разомлел, а Сеня вдруг рявкнул: -- А это значит, что ты хуже горного козла! Ты хуже даже простого деревенского козла, и будешь сейчас совсем плох, если не заткнешь свою пасть и не займешься делом! -- Сам ты психованый, -- выдохнул Андрей и, взвалив себе на спину сразу два мешка, потащил их в гору. -- Тебя в гаишники переводить нужно. Для нормального мента такое предложение, конечно, было неприкрытым оскорблением, но Сеня благоразумно решил сделать вид, что ничего не слышал. Он посчитал, что пока Попов хоть что-то делает, его лучше не тревожить, поскольку в противном случае ворчливый криминалист мог бы просто объявить сидячую забастовку. Плюнув вслед довольно ухмыляющемуся Попову, Рабинович приказал Гераклу спрятать где-нибудь лошадей и покормить их, а сам, подхватив с земли мешок с припасами, пошел наверх, к пещере. Примерно через полчаса, когда над горами окончательно стемнело, перед входом в пещеру полыхал маленький, но жаркий костерок, на котором Попов разогревал жаркое. Мешки с припасами и вином были свалены в углу пещерки, а на ее полу практичный Жомов соорудил настил из веток, на котором путешественникам и предстояло провести ночь. Около огня собрались почти все члены героической экспедиции к вершинам Олимпа. Не хватало только Мурзика, да и Геракл еще не вернулся. Гомер сидел в сторонке, опасливо косясь на костерок. -- Слушайте, а вам не кажется, что этот огонь покажет разбойникам, где мы находимся, -- кивнув в сторону леса, проговорил он. -- Это было бы хорошо, -- хрустнув костяшками пальцев, счастливо оскалился Жомов. -- Пусть придут. А то я сегодня что-то слабовато размялся. -- О, удивись же, Эллада, доблести Вани-героя, -- восхищенно пробормотал себе под нос поэт. -- В битву всегда он стремится, сон позабыв и усталость. Пусть же завидуют боги! Силой он равен титану... -- Слушай ты, урод, -- обидевшись, перебил его Жомов. -- Если ты еще раз меня с этим водонагревательным прибором сравнишь, я тебе ухо откушу! -- Лучше глаз выдави, -- меланхолично посоветовал Рабинович. Попов хмыкнул, а Гомер, опасливо посмотрев на российских милиционеров, отодвинулся от них подальше. За свою недолгую практику общения с ними античный поэт уже успел понять, что с ментами лучше не связываться, и благоразумно предпочел заткнуться. А Жомов, тут же забыв о его существовании, посмотрел по сторонам. -- И где мой курсант? -- удивленно спросил он пустоту, а затем рявкнул во всю сержантскую глотку: -- Геракл, строиться на вечернюю поверку! Попов прыснул в кулак, представив, как простодушно доверившийся истязателю греческий полубог начинает рассчитываться на первый-второй. Сеня, кивнув головой в сторону омоновца, покрутил пальцем у виска, но Иван ничего этого не заметил. Он подождал пару секунд, напряженно вглядываясь в темноту. А когда собрался воззвать к чувству дисциплины своего подопечного еще раз, пригрозив тремя нарядами вне очереди, запыхавшийся Геракл взобрался на скалу и вытянулся перед своим сэнсэем в струнку. Жомов самодовольно улыбнулся и приготовился отчитать подопечного за излишнюю медлительность, но в этот момент где-то внизу, у леса, зашелся истошным лаем Мурзик. Рабинович вскочил, отстегивая от пояса дубинку. -- Что за ерунда? -- удивленно поинтересовался он. -- Сейчас проверим, -- процедил сквозь зубы Жомов и также приготовил свое орудие труда. То бишь кулаки и "демократизатор". Иван с Сеней в сопровождении Геракла, обнажившего меч, сделали пару шагов к спуску с уступа, но дальше пройти не смогли -- Мурзик вылетел им навстречу. Пес, увидев вооружившихся друзей, радостно гавкнул, а затем развернулся к спуску вниз и угрожающе зарычал. Жомов с Рабиновичем приняли боевые стойки, приготовившись отразить нападение неизвестного бандформирования, но вместо кучки разъяренных греческих моджахедов над краем уступа показалась сначала голова, а затем плечи совершенно невообразимого гиганта. Моргнув единственным глазом, почему-то размещенным прямо во лбу, уродец широко раскрыл пасть, из которой на друзей пахнуло ароматом общественного туалета. -- Вот, блин, что тут такое! -- радостно провозвестил гигант. -- У меня, е-мое, оказывается, гости. А я иду, вижу огонь и думаю, блин, опять плиту выключить забыл! После этих слов гигант полностью вылез на уступ. Росту он оказался действительно не маленького, примерно два тридцать, но был отнюдь не так велик, как сначала показалось друзьям. Видимо, природа, делая проект этого странного создания, не учла острый дефицит сырья. Голова и торс уродца были огромны, соответствуя примерно пятиметровому великану, а вот все, что располагалось ниже, явно страдало дистрофией. В итоге у природы получился эдакий древнегреческий мутировавший рахит. Вдобавок ко всему, уродец оказался лыс, как колено. Жомов удивленно посмотрел на него. -- Из какого зоопарка эта облученная горилла сбежала? -- поинтересовался он у Сени. -- Явно не из нашего, -- фыркнул Рабинович и повернулся к Гераклу: -- Это что за чучело такое? -- Циклоп, -- обреченно вздохнул полубог. -- Отойдите в сторонку. Я с ним сам разберусь. -- Может, тебе помочь? -- Жомов недоверчиво посмотрел на мускулы своего подопечного. -- Не положено, -- отрезал Геракл. -- В мои обязанности входит борьба со всякими чудовищами, и я должен это делать один. -- Нет, мента из него не выйдет, -- повернувшись к Сене, тяжело вздохнул омоновец. А Геракл, больше не обращая внимания на своих спутников, засунул меч в ножны и принял стойку боевого самбо, паре приемам из которого успел обучить полубога Ваня. Сам сэнсэй вместе с Рабиновичем отошел чуть в сторонку, чтобы не мешать Гераклу совершать подвиг. Циклоп удивленно следил за ними. -- Мужики, вы совсем озверели, что ли? Меня домой не пускаете, -- возмущенно проговорил он. -- Это моя квартира, и я в ней живу. Если хотите, могу паспорт с пропиской показать... В ответ на эти слова Жомов с Рабиновичем почти одновременно скептически кивнули головами, а Геракл начал прыгать перед уродцем, словно бешеная лягушка, размахивая и руками и ногами одновременно. Пару раз он почти достал циклопа ударом по подбородку, но уродец каждый раз уклонялся, чуть отступая назад. Полубог осознал тщетность своих усилий и, тяжело дыша, остановился. -- Нет, без меча ничего не получится, -- горестно вздохнул он, обнажил оружие и меланхолично пригрозил циклопу: -- Я сейчас отправлю тебя в преисполню, титанов выродок. -- Да-а, -- покачал головой Жомов. -- Ругаться его тоже придется научить. -- А вот этого не надо, -- вкрадчиво посоветовал Рабинович. Геракл тем временем, схватив меч обеими руками, принялся махать им перед носом у циклопа. Удивленный монстр уворачивался как мог, причем совершенно не пытаясь хоть как-то ответить на удары. Будь, конечно, на месте нескладного полубога Жомов или даже Попов, лежать бы уже циклопу у подножия горы с подбитым глазом или, в крайнем случае, разрубленным пополам, но юному герою, конечно, было далеко до профессионализма российских милиционеров, и уродливый владелец смежной пещеры продолжал бегать по уступу, оставаясь совершенно невредимым. -- Мужики, уберите от меня этого психопата! Он же, е-мое, своей иголкой глаз мне выколоть может, -- обращаясь к ментам, завопил циклоп. Жомов с Рабиновичем одновременно и молча отрицательно покачали головами. -- Ах, так, блин?! -- обиделся уродец и посмотрел на Геракла. -- Ты сам напросился... Циклоп перестал бегать кругами. Он остановился посреди уступа и, подождав, пока Геракл нанесет очередной удар, легко ушел в сторону и, не прекращая движения, стукнул героя своим огромным кулачищем прямо по лбу. Геракл выронил меч и свалился на камни как подкошенный. На секунду вокруг воцарилась гробовая тишина. -- Ни фига себе! Охренел мутант, -- возмутился Жомов и тут же сорвался с места. В два шага Ваня преодолел расстояние, отделявшее его от циклопа и, словно торпеда, протаранил его плечом в грудь. Циклоп, явно незнакомый ни с методами работы ОМОНа, ни с банальной уличной дракой "а-ля детдом -- городские", явно не был готов к такому нападению. Беспомощно взмахнув руками (видимо, собираясь взлететь), он обрушился на щебенку, рядом с поверженным полубогом. Жомов оказался сверху и, не соблюдая правил хорошего тона, принялся колотить поверженного врага своей верной дубинкой. Причем особо не выбирал, по каким местам циклопа следует бить. Увлекшись этим занятием, Ваня настолько разошелся, что Рабиновичу с Поповым стоило больших трудов оттащить его от циклопа. -- Фашисты, -- пробормотал уродец, поднимаясь с земли и вытирая рукавом разбитый нос. -- Я на вас жалобу министру напишу. -- Тебе что, добавить? -- удивился Сеня. Теперь уже Жомов вцепился в него. -- Ладно, уговорили, -- шмыгнул носом циклоп. -- Я сам с лестницы упал, а вы мне просто первую помощь оказали. -- Вот так-то лучше, -- кивнул головой Рабинович и, наклонившись над Гераклом, пошлепал его по щекам. -- Эй, вояка, хватит спать. Зима пришла. Замерзнешь. Несколько секунд полубог не проявлял никаких признаков жизни, а затем резко сел и с удивлением посмотрел на склонившиеся над ним лица. В первые мгновения во взгляде Геракла не было заметно и проблеска разума, но когда герой встретился глазами с Жомовым, то тут же вскочил на ноги. -- Моя школа, -- гордо сообщил присутствующим омоновец, а полубог, вместо того чтобы встать по стойке "смирно" и доложить о провале задания, бросился Ване на шею. -- Папочка вернулся! -- радостно завопил он. -- А ты мне в подарок хвост от наяды принес? Жомов оторопел, совершенно не понимая, что происходит. Циклоп удивленно-заинтересованно посмотрел на них, а Попов противно захихикал. -- Это что же получается? -- дернув за рукав Рабиновича, спросил он. -- Выходит, мы Зевса нашли? Может быть, в другой ситуации Сеня и поддержал бы хохму друга, но в этот раз Рабиновичу было не до шуток. Он даже не услышал слов Андрюши, оторопело глядя, как Жомов пытается оторвать от себя полубога, со смачными звуками целующего его в обе щеки. Видя, что одному омоновцу с ситуацией не справиться, Рабинович пришел на помощь и оттащил Геракла от друга. Полубог, не стерпев столь наглого вмешательства посторонних в проявление своей "сыновней" любви, истерично завизжал, а затем плюхнулся на пятую точку и принялся реветь, размазывая кулаками слезы по глазам. Жомов повернулся к циклопу. -- Ты что мне с курсантом сделал, сволочь?! -- грозно поинтересовался он. -- Тихо, тихо! -- выставил вперед руки циклоп. -- Сейчас все исправим. Я доктор. Телемом зовут, может, слышали? -- и, осторожно обогнув разъяренного омоновца, устремился к Гераклу. -- Не волнуйтесь. Наверное, у него просто шок и небольшое сотрясение мозга. Честное слово, я не хотел. С этими полубогами всегда морока. Никогда не знаешь, чего в нем в данный момент больше, божественного или человеческого. Вот я и не рассчитал удар, -- и, остановившись перед сыном Зевса, Телем испуганно обернулся к ментам. -- Только не волнуйтесь. Сейчас я его вылечу. Поначалу успокоить плачущего Геракла никак не удавалось. Никто из ментов опыта общения с детьми не имел и что делать с двухметровым дылдой, распустившим нюни, совершенно не представлял, а на огромную голову Телема, моргавшую одним-единственным удивленно-наивным глазом во лбу, полубог реагировал только усилением рева. Наконец Жомов не выдержал и рявкнул на Геракла, впавшего в детство. Сын Зевса мгновенно замолчал и, шмыгнув носом, обиженно поджал губы. Менты облегченно вздохнули, а циклоп принялся за обследование пациента. Приподняв пальцами веки Геракла, Телем посмотрел ему в глаза, потрогал лоб, заставил разинуть рот и даже зачем-то залез пальцами в уши. Полубог, сидя на камне, хихикал и извивался, но, несмотря на все усилия новоявленного лекаря, никаких признаков возвращения в нормальное состояние не проявлял. Телем распрямился и поскреб рукой свой огромный затылок. Затем, пробормотав что-то себе под нос, бросился в ту самую вонючую пещеру, от которой отказались путешественники при выборе своего временного жилья. Вернувшись назад, циклоп притащил с собой в закрытой рогожей корзине целый арсенал всевозможных средств. Попов попытался рассмотреть, чем именно собрался воспользоваться Телем для исцеления полубога, но циклоп, недовольно проворчав нелицеприятную фразу о извечном людском любопытстве, заслонил корзину спиной. Достав из своей античной аптечки хрустальный шар на серебряной цепочке, циклоп быстро прикрыл корзину рогожей и принялся размахивать амулетом перед носом у Геракла. -- Ты засыпаешь... Твои веки тяжелеют и слипаются... Глаза закрываются, и ты чувствуешь, что проваливаешься в сон, -- замогильным голосом начал он убеждать полубога, но здоровенный детина, вместо того чтобы послушаться первобытного гипнотизера, начал идиотски хихикат