емли. Экипаж белого шара собрался в центральном посту и через экраны наблюдал за стартом. Бледно-зеленый "ящик" незаметно отделился от земли и поднялся строго вертикально на высоту около километра. На мгновение звездолет замер неподвижно, четко вырисовываясь на фоне уже потемневшего неба, потом со стремительной быстротой промелькнул и исчез. Никакого следа от его полета не осталось в воздухе. Диегонь выжидал. Через пять минут засветился экран, и Бьесьи сообщила, что ее корабль находится за пределами атмосферы. - Вьельи! - сказал Диегонь. Это слово, которое Широков когда-то услышал от Леньиньга в ставший уже таким далеким день выхода каллистян из шара и которое он понял тогда как "смелее", означало "вперед". Каллистяне поспешно разошлись по своим местам, где должны были находиться при старте. Широков, Синяев, Гесьянь и Дьеньи остались возле Диегоня. Оба друга с грустью смотрели на зеленый пейзаж, окружавший корабль. Что-то похожее на чувство, которое они испытали при старте с Земли, охватило их. Много времени пройдет, пока они увидят еще раз столь знакомую и родную картину. Впереди были красные, желтые и оранжевые цветы Кетьо и Каллисто. Повторилось то же, что происходило при старте с Земли. Тучи пыли, смешанной с вырванной травой, закрыли экраны непроницаемой стеной. В этом облаке звездолет плавно поднялся. Двигатели работали беззвучно, и это создавало иллюзию легкости их работы. Чудовищная сила, оторвавшая от земли исполинский корабль, не чувствовалась. Через несколько минут туча, поднятая при старте, осталась внизу. Звездолет поднимался все быстрее и быстрее. Небо постепенно темнело. Исчезла нежная голубизна, туманная дымка скрыла поверхность Сетито с ее лесами, равнинами, реками и "ископаемыми" хозяевами - гигантскими кетьрами, уродливыми гисельями, которых видели люди, и многими другими представителями животного мира, которых они не успели увидеть. Еще немного - и знакомая картина звездного мира окружила корабль. Диегонь немного увеличил ускорение, чтобы догнать Бьесьи. Через два часа увидели на экране блестящую в лучах Рельоса быстро летящую точку; и вскоре оба корабля летели рядом, на расстоянии нескольких километров друг от друга. - Сколько времени будет продолжаться ускорение? - спросил Синяев. - Мы будем лететь девяносто два часа с ускорением и столько же с замедлением, - ответил Диегонь. - Невесомого состояния больше не будет. Если вы соскучились по нему, - пошутил он, - то подождите обратного рейса на Землю. - Вы не опасаетесь, что в пустом пространстве оба корабля должны притягиваться друг к другу? - Опасался, - ответил Диегонь. - Но Бьесьи сказала, что эта опасность нам не угрожает. - Ах да! - сказал Синяев. - Я забыл, что их корабль окружен антигравитационным полем. Все быстрее мчались вперед огромный шар и его маленький спутник. Через тридцать два часа они разойдутся в пространстве, направляясь каждый к своей цели. Далеко позади виднелся зеленоватый диск Сетито, становившийся все меньше и меньше. Впереди была Кетьо - последняя остановка перед долгожданным финишем.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *  КАЛЛИСТЯНЕ Ночь, тайн созданья не тая, Бессчетных звезд лучи струя, Гласит, что с нами рядом - смежность Других миров, что там - края, Где тоже есть любовь и нежность И смерть и жизнь... В. Брюсов ГЛАВА ПЕРВАЯ КАЛЛИСТО Горячим, ослепляющим блеском лучей Рельоса был пронизан воздух над оранжево-красной травой огромного поля. Безоблачное небо сияло нежной желтизной. Белые стены построек дышали зноем. Человеку Земли трудно было бы на них смотреть - так ярко отражали они белый свет Рельоса. Но узкие, пропускавшие мало света глаза каллистян привыкли к этому сиянию. Позади зданий необъятным синим простором раскинулся океан. При полном отсутствии ветра он казался огромным зеркалом, так неподвижна и гладка была его беспредельная поверхность. Близко от берега, почти у самых причалов набережной, выстроенной из красного камня, стояло судно. Его длинный и узкий корпус, окрашенный в серебристый цвет, был покрыт сверху прозрачным колпаком, сквозь который можно было видеть палубу, лишенную надстроек. Несколько каллистян, одетых в легкие, почти прозрачные одежды, находились на судне и пристально всматривались в небо. Туда же были устремлены взоры других, стоявших у входа в большое здание, назначение которого выдавали огромные кольца, точно вложенные друг в друга, - это была бьеньетостанция. Вход представлял собой широкую арку. Ее фронтон, сделанный из материала, похожего на мрамор, был украшен по бокам двумя скульптурными группами, по шести фигур в каждой, в которых без труда можно было узнать экипаж звездолета, улетевшего к далекой Мьеньи. Суровое лицо Диегоня выделялось на скульптуре слева от входа, лицо Мьеньоня, которому художник сумел придать характерное для старшего инженера корабля спокойное выражение, - справа. Скульптуры были высечены из черного камня, и строгие скупые линии рисунка создавали впечатление, что вся группа вот-вот оторвется от земли и устремится вверх. Над головами статуй, высоко в воздухе, на длинных прозрачных стрелах висели два белых шара. Даже при блеске дня они слабо светились изнутри. Будто именно к ним, как к символам небесных тел, стремились фигуры Диегоня и его спутников. Здание было очень высоким, но имело только один этаж. Огромные окна не имели ни рам, ни стекол. Фронтон арки со скульптурами и низкая узорная решетка по краю плоской крыши служили единственными архитектурными украшениями. Кольца бьеньеты в блеске Рельоса сверкали, как хрусталь, и казались почти что нереальными. Возле арки стояло шестеро каллистян. Они были немолоды, с лицами, покрытыми морщинами и седыми волосами. Только у одного волосы не были еще седыми. Пятеро были одеты очень легко, в брюки, похожие на лыжные, и прозрачные рубашки разного цвета. Один, высокого роста старик, был одет гораздо теплее. Его костюм был сделан из плотной ткани, с мехом на воротнике. Он стоял, опираясь на толстую трость. Все шестеро смотрели в небо, полное блеска. Расплавленным и раскаленным добела золотом раскинулась бездонная глубина. Как из доменной печи изливался на Каллисто горячий свет Рельоса, висевшего в небе снежно-белым шаром. Земля и небо, трава и стены дома - все дышало зноем, но каллистяне не замечали этого. Высокий старик повернул голову и обратился к каллистянину, стоявшему рядом. - Если расчет Диегоня правилен, - сказал он, - звездолет должен уже показаться. - Как же он может быть неправильным? Старик улыбнулся. - Вы не допускаете, что ваш отец мог ошибиться? - А разве вы, Женьсиньг, допускаете это? - вместо ответа спросил Вьег Диегонь. - Мой отец всегда был точен. Раз он сообщил, что они прилетят в определенное время, то так и будет. Он вдруг подался вперед и протянул руку. - Вот они! Что мог он увидеть в расплавленном, сверкающем мириадами искрящихся точек небе?.. Но, очевидно, не один он что-то увидел. - Летят, летят! - раздались взволнованные голоса. Далеко-далеко, на самом горизонте, подобно яркой звезде, блестел подлетающий межзвездный корабль. На крыше здания произошло движение. Несколько каллистян торопливо возились у небольшого аппарата. - Вы готовы? - крикнул им Женьсиньг. - Готовы! - ответили оттуда. Гигантский шар медленно приближался. В белом свете Рельоса исчез голубоватый оттенок, так хорошо заметный на Земле, и звездолет казался ослепительно белым. - Одиннадцать лет тому назад, - сказал Женьсиньг, - двенадцать героев улетели с Каллисто. Мало кто верил в успех. И вот они вернулись, и вернулись с победой. Мы переживаем сейчас одно из самых замечательных событий в истории нашей планеты. Звездолет опускался. И вот белый шар коснулся земли и замер неподвижно. - Они опустились на том же месте, где стоял корабль одиннадцать лет назад, - сказал Вьег Диегонь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Три земных месяца, а не пятьдесят дней провели звездоплаватели на Кетьо. Находясь на этой планете, отдаленной от Рельоса на восемьдесят миллионов километров дальше, чем Каллисто, Широков в полной мере оценил предусмотрительность каллистянских ученых. И он и Синяев первые недели чувствовали себя очень плохо. Хотя и значительно менее горячие, чем на Каллисто, лучи Рельоса - Сириуса были все же слишком жаркими для людей, привыкших к климату северных областей земного шара. В полдень температура воздуха доходила до шестидесяти градусов Цельсия, несмотря на то, что звездолет опустился не на экваторе, а в средних широтах планеты. Синьг и Гесьянь, постоянно консультируясь с учеными Каллисто (на Кетьо было несколько бьеньетостанций), заставили людей Земли пройти детально разработанную программу постепенной тренировки, которая должна была приучить их к каллистянскому солнцу. Пятидесяти дней оказалось мало, и экипаж корабля безропотно остался на Кетьо еще на месяц. Широков и Синяев беспрекословно выполняли все указания врачей, терпеливо дожидаясь конца этой скучной процедуры. Мучило сознание, что из-за них страдают друзья. - Нельзя рисковать, - отвечал Синьг на просьбы ускорить подготовку. - Иначе, прилетев на Каллисто, вы будете вынуждены сразу же покинуть ее. Гесьянь на такие просьбы не отвечал ничего и только хмурился. Что-то ему не нравилось, чувствовалось, что какая-то мысль его тревожит. Однажды Широков прямо спросил молодого каллистянина, с которым его связывала уже тесная дружба, о том, что его беспокоит. - Не меня одного, - ответил Гесьянь. - Синьг также тревожится, но лучше меня умеет скрывать это. Нам не нравится состояние вашего организма. Что-то не так. Очевидно, между Рельосом и Мьеньи разница не только в количестве тепла. Но, к сожалению, мы слишком мало знаем о вашем солнце. - Поговорите с Георгием, - сказал Широков. - Он хорошо знает Мьеньи. - Сейчас это бесполезно. Такой разговор обязательно будет, но только на Каллисто. Нужны астрономы, хорошо знающие особенности Рельоса и могущие определить, в чем разница между ним и Мьеньи. - У нас есть Вьеньянь. - Наука не стоит на месте. Вьеньянь отстал за одиннадцать лет точно так же, как Синьг в медицине. Они это и сами знают. Хотели же доставить вас на Каллисто без подготовки. Все равно нельзя допустить, чтобы ваш полет оказался безрезультатным. В любом случае вы должны попасть на Каллисто. - Мы готовы рискнуть. - Мы тоже. Это нужно для науки. Но надо сделать все, чтобы этот риск уменьшить. Очень скучными показались людям и каллистянам эти три месяца. Чувствовалась относительная близость цели - планета Каллисто. Она блестела по вечерам низко над горизонтом, притягивая к себе, тревожа и волнуя. Очень медленно шло время! Все три месяца почти безотлучно провели на звездолете. Огромные кетьры и хищные гисельи Сетито были менее опасны, чем дикие обитатели Кетьо. - У них развито мьенькоедство, - сказал как-то Диегонь. - Много времени надо, чтобы отучить их от этого обычая. (Напоминаю читателю, что "мьеньк" по-каллистянски означает) "человек".) - Были жертвы среди каллистян? - спросил Широков. - Да, были, - неохотно ответил Диегонь. - И что же предприняли каллистяне? - Стали осторожнее. В дальнейшем выяснилось, что каллистяне никогда, ни разу не применили оружия. В жителях Кетьо они видели таких же людей, как они сами. Настойчиво и терпеливо добивались они дружбы с туземцами, снабжая их предметами первой необходимости в неограниченном количестве. Рано или поздно это должно было принести плоды. Пока еще результаты были почти неощутимы, но нельзя было забывать, что каллистяне появились на Кетьо сравнительно недавно. Они понимали, что поспешность в таком сложном деле ни к чему хорошему не приведет, и их план цивилизации обитателей Кетьо был рассчитан на много лет. Но что значило это время в сравнении с тем, которое понадобилось бы на тот же путь без вмешательства каллистян! - Когда мы преодолеем последние остатки недоверия и добьемся их дружбы, дело пойдет гораздо быстрее, - сказал Гесьянь. Широков и Синяев видели кетьян несколько раз. Толпами, человек по сто и по двести, они подходили к шару, очевидно ожидая привычных подарков. Они нисколько не боялись звездолета, так как знали, что его экипаж не причинит им вреда. Чтобы не обмануть ожиданий туземцев, Диегонь распорядился вынести несколько тонн самых разнообразных вещей, главным образом продуктов, которые были уже не нужны экспедиции. Широков и Синяев видели, с какой жадностью набросились на эти вещи обитатели Кетьо, видели возникшее между ними побоище. Кетьяне были очень похожи на каллистян ростом и даже чертами лица. Только в сильный бинокль можно было рассмотреть низкие приплюснутые лбы и злобный взгляд длинных, но не таких узких, как у каллистян, глаз. Синяев обратил внимание, что у туземцев совершенно нет металлического оружия. - Мы им не даем, - пояснил Гесьянь. - Это приведет только к более частым убийствам. У них есть камни и дубины. Даже этого, к сожалению, слишком много. - А звери? - Крупных хищников на Кетьо нет, мы их всех уничтожили. А с мелкими они хорошо справляются тем, что имеют. Камнями они ловко владеют. Широкову пришлось на практике убедиться в справедливости этих слов. Экипаж корабля наблюдал за кетьянами с площадки на вершине звездолета. Первое же появление Широкова и Синяева вызвало среди них переполох. Кетьяне заволновались, что-то крича и показывая друг другу на странных белых людей, совсем не похожих на привычных для них каллистян. И вот однажды, когда Широков и Синяев одни были на вершине шара, рассматривая очередную партию, подошедшую к кораблю, кетьяне неожиданно напали на них. Что послужило причиной этого неожиданного нападения? Об этом не могли догадаться ни люди, ни каллистяне. До сих пор обитатели Кетьо вели себя мирно. Может быть, белые люди показались им почему-то врагами и только постоянное присутствие рядом с ними каллистян сдерживало дикарей. Увидя, что странные существа одни, кетьяне проявили свою враждебность к ним. Град камней обрушился на вершину шара. Надо было обладать поистине исполинской силой, чтобы забросить камень величиной с кулак на такую высоту. Один камень попал в лоб Широкову и содрал порядочный кусок кожи. Лицо Петра Аркадьевича сразу залилось кровью. - Вниз! - закричал Синяев. Он схватил Широкова в охапку и бросился к подъемной машине. Несколько камней попало в него самого, но не причинило никакого вреда. Синьг и Гесьянь немедленно уложили Широкова в постель. Хотя рана была пустяковая, экипаж корабля был в отчаянии. Широков смеялся, но вынужден был лежать два дня. У его изголовья дежурили каллистяне, сменяя друг друга, точно он был тяжело болен. Именно во время этой болезни, существовавшей только в воображении Гесьяня и Синьга, произошел с Широковым памятный ему случай. Он проснулся среди ночи и, открыв глаза, увидел Дьеньи. Она сидела возле него, сменив кого-то другого. Склонив голову, девушка читала книгу при свете тщательно закрытого со стороны постели маленького светящегося шарика. Такие лампы, с заключенной в них самих энергией свечения, Широков хорошо знал, привыкнув к ним за время пути. Очевидно, Дьеньи услышала его движение и повернула голову. Широков успел закрыть глаза, притворившись спящим. Она подошла к нему, и он почувствовал ее взгляд на своем лице. А потом... она наклонилась, и ее теплые губы коснулись его руки, лежавшей на одеяле. Каллистяне не были знакомы с поцелуем. Такого обычая у них никогда не существовало. Дьеньи не поцеловала руку Широкова, она только коснулась ее своими губами. Его бросило в жар. Он боялся пошевельнуться, чтобы как-нибудь не выдать ей, что не спит. К счастью, Дьеньи тотчас же отошла. Зачем она это сделала? Широков не переставал задавать себе этот вопрос и не находил ответа. Он никому, даже Синяеву, не говорил об этом случае. Поведение Дьеньи по отношению к нему оставалось прежним. Она, казалось, не делала никакой разницы между ним и Синяевым. Ширкову иногда мучительно хотелось спросить ее о причине странного поступка, но какое-то сложное чувство, быть может боязнь разочарования, удерживало его. "Если бы она узнала, что я не спал тогда, - думал Широков, - изменилось бы ее отношение ко мне или нет?" И он не мог признаться даже самому себе, какой ответ на этот вопрос был бы ему приятнее. На память о Кетьо Широков получил маленький шрам на лбу, который, по словам Синьга, должен был скоро совсем исчезнуть. Настал, наконец, день отлета с Кетьо. Оба друга без всякой грусти расстались с планетой. Она нисколько не походила на Землю, а видеть оранжево-красную растительность они предпочитали на Каллисто. - В Сетито, - сказал Синяев, - мы увидели далекое прошлое нашей родины. Кетьо тоже прошлое, но более близкое. Теперь предстоит увидеть будущее. Каким-то будет оно? - Не может быть никакого сомнения, что прекрасным, - ответил Широков. Рано утром, когда вокруг только начал расходиться ночной туман, разгоняемый лучами только что взошедшего Рельоса, белый шар медленно поднялся над равниной Кетьо. Начался последний и самый короткий перегон. До Каллисто было всего пять земных суток пути. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И вот за прозрачными экранами раскинулась панорама долгожданной планеты. Во все стороны, до самого горизонта, был океан. Оранжево-красный остров ярким пятном выделялся на его темно-синей поверхности. Крохотными белыми точками виднелись несколько зданий и тонкие ниточки колец бьеньетостанции. Весь экипаж находился в помещении центрального пульта. Диегонь сидел у щита управления, остальные толпились у "окон". Взволнованные и мучимые нетерпением, каллистяне не спускали глаз с родной картины. Долгие годы они ждали этого момента, и вот он, наконец, настал. Остались позади бесконечные просторы Вселенной - черная безвоздушная бездна. Звездолет летел в атмосфере Каллисто. Еще немного - они ступят на землю, вдохнут родной воздух, обнимут близких. Им казалось, что корабль почти не движется, и нетерпеливые взгляды поминутно обращались к Диегоню, словно прося его увеличить скорость. Широков и Синяев обнявшись стояли рядом. Они молчали, без слов понимая друг друга. Цель, достижению которой они отдали столько лет жизни, была перед ними. Каллисто! К ней стремились они, оставив на Земле все, что было им дорого. Ради нее, ради того, чтобы увидеть будущее своей Земли, согласились они на томительные годы пребывания на звездолете. Ради новых знаний, ради пользы для всего человечества совершили они долгий и тяжелый путь. И вот Каллисто перед ними! Впереди три года большого и напряженного труда. Широков и Синяев отдохнули с избытком. Они были полны энергии и желания трудиться. И только в самой глубине их сознания таилась смутная тревога, вызванная опасениями Гесьяня. Они гнали ее от себя, но тревога упорно возвращалась, отравляя радость достижения цели, вызывая теперь уже бесполезные мысли. С прямотой, свойственной каллистянам, Гесьянь не пытался успокоить их, он открыто говорил, что считает их прилет на Каллисто преждевременным. - Вам надо было несколько месяцев провести на Сетито и не менее года на Кетьо. А еще лучше - провести соответствующую подготовку у себя, на Земле, - говорил он, - а тогда уже лететь на Каллисто. То, что сделано нами, недостаточно. Я не могу поручиться, что вам не придется в ближайшее время вернуться на Сетито. Широков как врач хорошо понимал основательность опасений Гесьяня. Он уже убедился, что Рельос не Солнце. Его лучи обладали иными свойствами, несли в себе гораздо больше энергии. Они явно действовали на организм не так, как лучи Солнца. - Что ж! - говорил Синяев. - Если Гесьянь окажется прав, вернемся на Сетито, а затем снова отправимся на Каллисто. Задача, поставленная перед нами, должна быть выполнена во что бы то ни стало. Первое, правда малосущественное и давно предвиденное, отличие Рельоса от Солнца уже на Кетьо дало себя знать. Оба человека Земли были вынуждены надеть темные очки, с дымчатыми стеклами. Широко открытые глаза людей были не в состоянии переносить ослепляюще яркий белый свет Рельоса. Все три года пребывания на Каллисто им придется видеть мир через эти стекла. Но очки были подобраны так, что все разнообразие цветов и оттенков не пропадало, а только смягчалось, становилось подобным цветам и оттенкам на Земле. Они видели окружающие предметы такими же, какими видели их каллистяне незащищенными глазами. Звездолет медленно опускался все ниже и ниже. С жадным любопытством друзья всматривались в оранжевый остров. Они не видели ни на нем, ни вокруг него никаких признаков, что обитатели планеты готовятся встретить вернувшийся звездолет. А они хорошо знали, что каллистяне все эти годы с нетерпением ждали Диегоня и его спутников, а теперь, когда они узнали, что на корабле находятся двое людей другого мира, это нетерпение увеличилось во много раз. Остров, море и воздух были пустынны. - Разве вас не будут встречать? - спросил Широков у Синьга, стоявшего рядом с ним. - Будут, но не здесь, - ответил Гесьянь, услышавший вопрос. - На острове нас встретят только работники космической станции. Диегонь протянул руку и повернул рукоятку на пульте. Изображение на экране, возле которого стояли Широков и Синяев, дрогнуло, и вдруг весь остров со стремительной быстротой "помчался навстречу". Через несколько мгновений показались здания, приблизились вплотную, исчезли за краями экрана, и вот перед ними, в двух шагах, мраморная арка. Они увидели по бокам две скульптуры и группу каллистян, которые, казалось, смотрели прямо на них. - Вот мой отец, - раздался позади Широкова голос Дьеньи, и ее тонкая рука протянулась к экрану, указывая на человека, стоявшего рядом с высоким стариком, опиравшимся на толстую трость. Широков вздрогнул. В последнее время, когда Дьеньи была близко, он испытывал волнение и какую-то непонятную тревогу. Диегонь попросил Мьеньоня сменить его и подошел к экрану. Все расступились, и командир корабля около минуты всматривался в лицо своего сына, которого он не видел так долго. Что происходило в его душе? Какие чувства испытывал он в эту минуту? Суровое лицо с резкими, выразительными чертами было таким же, как всегда. Он повернулся и отошел к пульту. - А это, вероятно, Женьсиньг? - спросил Широков, снова подходя к экрану. - Да, это сам Женьсиньг, - ответила Дьеньи, подчеркивая слово "сам". Широков и Синяев уже много слышали о Женьсиньге, о котором все каллистяне говорили с глубоким уважением. Они внимательно рассматривали знаменитого ученого, крупного инженера и первого каллистянина, достигшего соседних планет. - Он не кажется старым, - заметил Синяев. - А вместе с тем ему семьдесят один год, - сказал Синьг. "Сто сорок два, по-нашему", - подумал Широков. Изображение дрогнуло и с молниеносной быстротой вернулось на прежнее место. Арка и группа встречающих исчезли из глаз. - Вас будет встречать все население планеты, - сказал Гесьянь. Широков вопросительно посмотрел на него. Совсем недавно, он помнил, Гесьянь говорил другое. - Очень просто, - пояснил молодой врач. - На станции мощная бьеньета. На всех экранах, а у нас нет ни одного дома без экрана, смогут видеть ваш финиш. - Если ваши домашние экраны так же совершенны, как эти... - сказал Синяев. - Нисколько не хуже, - сказал Мьеньонь. - Никакого сравнения, - улыбаясь, поправил Гесьянь. - Вы все забываете, что отсутствовали одиннадцать лет. На Каллисто многое успело измениться. - Верно, верно. Мы не годимся для роли проводников. Нам самим придется со многим знакомиться. Казавшийся издали небольшим, оранжевый остров быстро увеличивался. Звездолет опустился на высоту ста метров. Кольца бьеньетостанции, исчезнувшие за горизонтом, когда корабль приблизился к земле, снова показались. Еще несколько минут - и белый шар повис над обширной площадкой ракетодрома. Космический рейс закончился. - В восемьсот третий день 2387 года, - торжественно произнес Мьеньонь, - звездолет взял старт с этого самого места, которое находится сейчас под нами. В четыреста тридцать третий день 2392 года мы ступили на поверхность Земли и провели на ней двести девяносто дней по нашему счету. В двадцать третий день 2393 года корабль покинул Землю и начал обратный путь. И вот сегодня, в четыреста семьдесят шестой день 2398 года, мы вернулись на Каллисто. Звездолет находился в пути, по времени, протекшем на Каллисто, одиннадцать лет и триста девяносто три дня, пролетев за это время круглым числом... "Сто шестьдесят четыре триллиона один миллиард двести тридцать миллионов километров", - мысленно перевел Синяев. - От всего сердца поздравляем вас с окончанием вашего героического полета, - сказал Широков. - А вас, - ответил Мьеньонь, - поздравляем с окончанием первой половины и прилетом на Каллисто. Корабль медленно и плавно опускался. Его двигатели работали с исполинской силой, удерживая тысячетонную тяжесть от падения. Чудовищный ураган обрушился на землю, но воздух вокруг корабля был чист и прозрачен. Площадка, на которую опускался звездолет, была так чиста, что ни малейших следов поднятой пыли не было видно. Никто не почувствовал толчка. Белый шар коснулся родной земли совершенно незаметно. Диегонь выключил двигатели, сослужившие свою последнюю службу, и встал. Все повернулись к нему. Несколько минут в центральном посту царила какая-то особенная, торжественная тишина. Все молчали. Широков и Синяев обнялись и поцеловались. Цель достигнута! Звездолет неподвижно стоял на поверхности Каллисто! ПЕРВЫЙ ЧАС В ЧУЖОМ МИРЕ От здания бьеньетостанции к кораблю, стоявшему в центре площадки, быстро приближался простой с виду, но совершенно непонятный для не посвященного в тайну его конструкции человека экипаж с шестью каллистянами. Это была как будто лодка, сделанная из гофрированного материала нежно-голубого цвета. Ее дно было плоско, а борта низки. Сверху "лодка" была закрыта прозрачным и почти невидимым сплошным колпаком, без каких-либо отверстий, через которые можно было бы войти в нее и выйти. Странный экипаж двигался у самой земли, не касаясь ее. Он летел по воздуху на высоте нескольких сантиметров. Но крыльев у него не было. Аппаратом никто не управлял. Не было ни штурвала, ни ручек, ни педалей, ни кнопок - ничего. Не было и двигателя, по крайней мере его нигде нельзя было заметить. Впереди сидели Вьег Диегонь и Женьсиньг. Остальные четверо расположились сзади. Экипаж летел быстро. Иногда он плавно поднимался, встретив неровность почвы, но, перелетев препятствие, опускался опять, почти вплотную к земле. Пассажиры молчали, не спуская глаз с приближавшейся громады космического корабля. На его вершине виднелось десять человек. Шестеро были уже внизу. "Лодка" остановилась, но осталась висеть в воздухе. Прозрачный колпак поднялся на четырех тонких серебристых стержнях. Пассажиры вышли. Аппарат слегка покачнулся и снова встал прямо, оставаясь неподвижно висеть на невидимых нитях, на которых он, как невольно казалось, был подвешен неизвестно к чему. Один из членов экипажа звездолета спустился на землю у самой лодки. Он снял крылья и повернулся. Шестеро каллистян сразу увидели, что перед ними один из обитателей Земли, о которых вся Каллисто только и говорила за последнее время. С жадным вниманием Женьсиньг и его спутники рассматривали гостя. Человек Земли был одет в необычайный костюм, но, кроме этого костюма и цвета кожи, ничем не отличался от обыкновенного каллистянина. Это был самый настоящий "мьеньк". Его глаза были закрыты темными очками. - Я почему-то всегда думал, что обитатели других миров не могут быть похожи на нас, - тихо сказал Вьег Диегонь. - Вы же знали, что эти на нас похожи, - ответил Женьсиньг. Пришелец от Мьеньи улыбнулся красными губами. - Когда-то мы думали так же, - сказал он по-каллистянски. - Но прилет вашего корабля на Землю показал, что такое мнение ошибочно. Меня зовут Георгий Синяев. А это, - прибавил он, указывая на кого-то позади них, - мой друг Петр Широков. Шестеро каллистян поспешно обернулись. Занятые рассматриванием Синяева, они не заметили, как позади собрались все члены экипажа звездолета. Рядом с Диегонем стоял второй житель Земли, который в первый момент показался им точной копией первого. - Здравствуйте, друзья! - сказал Широков. - Просим оказать нам гостеприимство на вашей планете. Женьсиньг первым пришел в себя. - Приветствуем ваш прилет, - сказал он, поочередно обнимая гостей. - Мы счастливы видеть вас. Примеру Женьсиньга последовали остальные. Вьег Диегонь был единственным, кто обнял сначала не жителей земли, а своего отца. Но с дочерью он все же поздоровался после них. Широков и Синяев подумали, что если бы не они, то встреча Диегоня и его спутников была бы совсем иной. Получилось так, что все внимание каллистян сосредоточивалось именно на гостях, а звездоплаватели, вернувшиеся из беспримерного рейса, оставались на втором плане. Им казалось это несправедливым. Но они безусловно ошибались. Эффект возвращения звездолета был огромен, а их присутствие только подчеркивало успех рейса. Диегонь и его товарищи нисколько не казались обиженными. - Вам надо сейчас же выступить перед каллистянами, - сказал Женьсиньг. - Вся планета взволнована вашим прилетом. Я точно знаю, что на ночной половине Каллисто никто не спит. - Мы готовы, - сказал Диегонь от имени всех. - На крыше станции установлена бьеньтеси. - Что установлено? - спросил, видимо удивленный, Диегонь. - Я забыл, - ответил Женьсиньг, - что бьеньтеси появились недавно. Это разновидность бьеньеты. - Но что означает "теси"? - Это долго объяснять. Может быть, отложим? - Пусть будет так, - согласился Диегонь. - Мы знаем, что на Каллисто нас ждет много нового. Слово "бьень" означало в переводе на русский язык "передача", а "ета" - "волна". Таким образом, "бьеньета" означало передачу на волне. Бьеньтеси можно было понять как передачу на теси, но что означало это слово, было неизвестно не только Широкову и Синяеву, но и каллистянам, вернувшимся с Земли. Очевидно, оно было совсем новым словом. Синяев вспомнил, что такое слово он слышал от Бьесьи, когда она объясняла устройство своего звездолета. Но тогда он не спросил о его значении. - Едем! - сказал Диегонь. - Мы надеемся, - обратился он к людям, - что вы не откажетесь сказать несколько слов каллистянам. - Конечно нет, - ответил Широков. - Ты помнишь, - спросил Синяев по-русски, - как Бьяининь выступал перед микрофоном пятнадцатого августа? - На Земле, - сказал Широков, и в его голосе прозвучала грусть. - Я тогда думал, - также по-русски сказал стоявший рядом Бьяининь, - что ваше "радио" - это то же, что наша бьеньета, и считал, что меня видят все жители Земли; и очень удивлялся, что "бьеньета" так мала. Шутка Бьяининя рассеяла овладевшее было друзьями тоскливое настроение. Земля была далеко; раньше чем через три года они не полетят к ней. Грустить о разлуке не время. - Садитесь! - сказал Женьсиньг. Широков повернулся и вздрогнул от неожиданности. Не меньше его были удивлены и все остальные. Находившаяся перед ними "лодка" висела в воздухе. Было совершенно ясно, что ее поддерживает не реактивная сила. Крупное насекомое, похожее на паука, пробежало под дном аппарата на длинных суставчатых ножках. Очевидно, воздух под лодкой был спокоен. Широков по привычке посмотрел на Мьеньоня, ожидая объяснений. Но инженер смотрел на странный аппарат с неменьшим удивлением, чем другие. - Объясните, пожалуйста, - сказал Ньяньиньг, - что это такое? В чем тут дело? Весь экипаж звездолета повернулся к Женьсиньгу. Но вместо него, совершенно неожиданно для Широкова, ответил Синяев. - Антигравитация, - сказал он. - Тот же принцип, что и на звездолетах внутренних рейсов. - Совершенно правильно, - подтвердил Женьсиньг. - Вероятно, у вас на Земле хорошо известно об антигравитации? - спросил он. - Теоретически, - улыбнулся Синяев. - Практического применения еще нет. - Это последнее достижение нашей техники. Олити, - Женьсиньг указал на "лодку", - имеются всюду. Вы с ними еще не раз встретитесь. - Отложим знакомство, - сказал Диегонь. - Но слово "олити" не ново. - Название осталось прежним. Изменился только принцип. Да и то не у всех олити. Очень многие из них еще старой конструкции. Широков и Синяев первыми вошли в "лодку". За ними последовали Женьсиньг, Диегонь и Бьяининь. Когда кто-нибудь ставил ногу на борт, олити покачивалась, точно под нею находилась вода невидимого озера. Мьеньонь внимательно следил за посадкой. - Вес олити увеличился, - сказал он. - Почему это не влияет на ее положение? - Сила антигравитационного поля изменяется автоматически, - ответил Женьсиньг. - Мы скоро вернемся. Прозрачный колпак опустился. Широков и Синяев сильно волновались. С этого момента начиналась их жизнь на Каллисто. Впереди на каждом шагу их ожидало неожиданное и непонятное, неизвестная обстановка, чуждые условия быта. Этот "автомобиль", не подчиняющийся законам тяготения, был первым звеном длинной цепи, которую им предстояло наблюдать в продолжение трех земных лет. С чувством, похожим на то, которое он испытал, когда за ними закрылась дверь подъемной машины в день старта с Земли, Широков опустился в кресло, сделанное как будто из стекла. Оно мягко поддалось, облегая тело упруго, как жидкость. Он перестал ощущать свой вес. Так бывает, когда погружаешься в воду. Никто не сел за управление, - его не было. Как только опустился прозрачный колпак, олити плавно повернулась и двинулась вперед. Кто же все-таки управляет ею? Неужели она сама выбирала дорогу, с помощью каких-то необычайно совершенных "телеглаз", "электронного мозга" и созданных каллистянами механических "нервов"? - Я знаю столько же, сколько и вы, - с непривычной сухостью ответил Диегонь на вопрос Синяева. - Начиная с завтрашнего дня, - сказал Женьсиньг, -вы получите ответ на любой ваш вопрос. А сейчас не отвлекайтесь. Для всей Каллисто сегодня торжественный и радостный день встречи. Потом, в Атилли. - Что такое Атилли? - все же спросил Широков. - Хорошо, что хоть на это я могу вам ответить, - улыбнулся Диегонь. - Атилли - это название города. Очевидно, решили поселить вас в нем. - Именно так, - сказал Женьсиньг. - Мы долго думали, где вам будет лучше, и остановились на Атилли. Это самый далекий от экватора город из всех больших городов Каллисто. - Это правильно, - сказал Синяев, - но только на первое время. - Вы можете жить где хотите, - поспешно уверил его Женьсиньг. - А где живете вы? - спросил Широков у Диегоня, впервые подумав, что придется, может быть, расстаться со спутниками по полету, к которым они так привыкли. - Никто из нас, - ответил Диегонь, - никогда не жил в Атилли. Но мы проводим вас туда и останемся там, чтобы быть вместе. Обрадованный Широков провел пальцами по лбу Диегоня. Люди уже привыкли выражать благодарность по-каллистянски. Это было то же, что крепкое рукопожатие на Земле. Олити остановилась у самой арки, которую Широков и Синяев видели недавно на экране в центральном посту звездолета. Выйдя из машины, они сразу обратили внимание на скульптуры у входа и легко узнали всех своих спутников. - Их придется переделать, - сказал Женьсиньг. - От Мьеньи вернулись не двенадцать человек, а четырнадцать. - Слово "Мьеньи" также придется переделать, - заметил Бьяининь. - Звезда, которую мы называем "Мьеньи", имеет другое название - Солнце. - Сьольньце, - медленно, с трудом повторил Женьсиньг. - Это трудное слово. Но говорить "Мьеньи" мы больше не имеем права. А как вы называли наш Рельос? - Сириус, -ответил Синяев. - Я понимаю, что вам трудно сказать слово "Солнце". Называйте нашу звезду "Гелиос". (Гелиос - Солнце (греч.).) - А почему у вас несколько названий одного и того же предмета? - Потому что на Земле не один народ и не один язык. "Солнце" - это на языке того народа, к которому принадлежим мы оба. - То, что вы говорите, очень интересно, -сказал Женьсиньг, внимательно и с видимым любопытством слушавший Синяева. - Но не совсем понятно. - Ограничьтесь пока этим, - пошутил Синяев, повторяя недавно сказанные самим Женьсиньгом слова. - А сейчас не отвлекайтесь. Старый каллистянин улыбнулся. - Гелиос, - сказал он. - Да, это гораздо легче. Но в честь вас, первых людей, посетивших Каллисто, мы будем говорить "Солнце", хотя это слово труднее. - На Земле, - сказал Синяев, - слово "Рельос" вошло во всеобщее употребление. Вслед за Женьсиньгом все прошли внутрь здания. Там были просторные, очень высокие, но почти пустые комнаты, с блестящими разноцветными полами и огромными окнами. Было ясно, что это здание не только бьеньетостанция. Вероятно, это был "космический вокзал" - центральное здание острова, который весь представлял собой ракетодром. Впоследствии они узнали, что здание называлось "Дом неба". Отсутствие мебели, высота стен, статуи, казавшиеся совсем маленькими в огромных помещениях, подчеркивали замысел архитектора. Поражала необычайная чистота воздуха внутри здания. Может быть, это было следствием близости океана или же действовала специальная вентиляция. Широков и Синяев ни о чем больше не спрашивали, помня просьбу Женьсиньга. В одной из комнат на полу темнел синий круг диаметром около трех метров, поверхность которого отсвечивала металлическим блеском. В центре потолка находилось отверстие. Когда по приглашению Женьсиньга все встали на этот круг, он быстро поднялся, плотно войдя в отверстие на потолке. Они очутились на крыше здания. - Своеобразный лифт! - заметил Синяев. Плоская крыша была выстлана желтыми треугольными плитками и окружена невысокой балюстрадой. Отсюда хорошо был виден белый шар звездолета и можно было различить возле него крохотные фигурки каллистян. "Там Дьеньи!" - Широков вдруг понял, что успел соскучиться по ней. Высоко над головой, в самое небо уходили хрустально блестящие кольца межпланетной бьеньетостанции. Даже вблизи они казались воздушными, трудно различимыми в блеске Рельоса, хотя были сделаны из металла. Рядом с подъемной машиной стоял небольшой аппарат, напоминавший своим видом школьный телескоп. Это и была загадочная бьеньтеси. Возле нее в ожидании стояло трое молодых каллистян. Широков и Синяев уже начали привыкать к тому, что их появление перед каллистянами вызывает большой эффект, и не обратили никакого внимания на изумленные взгляды, которыми их встретили. Прежде всего их интересовал аппарат. Они знали, что вся планета наблюдала финиш звездолета. Женьсиньг говорил, что