ыли в этот момент в тени дерева, но он ясно увидел, как она вздрогнула. -- А тогда... когда мы встретились в Пол... Пол... -- Полтаве, -- подсказал он. -- Да, в Полтаве. Я знала, что ты придешь к нам, и оставила на столе свой альбом с рисунком. Ты его помнишь? -- Хорошо помню. Она снова вздохнула и произнесла едва слышно: -- И все же... Было очевидно, что она хотела сказать: "И все же он ничего не понимает". Виктор действительно не мог понять ничего. Он отчетливо вспомнил тот день, ракетодром в Селене, вопрос Гианэи, был ли он у них, и ее разочарование, когда он просто ответил, что да, был. Она и тогда ждала от него чего-то, о чем он ни тогда, ни теперь не мог догадаться. Все, что она говорила тогда и сегодня, было как-то связано между собой, но он не видел этой связи. Знакомое чувство усталости от загадок, мучивших его полтора года, снова проснулось в нем. -- Милая Гианэя! -- сказал он. -- Пойми же, наконец, что мы, люди Земли, не можем знать того, что кажется тебе совсем простым. Я так хочу понимать тебя до конца, но ты ничем не хочешь помочь мне в этом. Почему? Будь со мной откровенна! Объясни, что означал твой рисунок? Я чувствую, что он был нужен и важен, но никак не могу догадаться... Она заставила его замолчать отталкивающим жестом. Опять!.. -- Пусть так, -- сказала она дрожащим от гнева голосом. -- Но и мы не знаем ваших обычаев. Почему же я понимаю тебя? Потому, что мы по-разному относимся друг к другу. Он был настолько взволнован, что не заметил ясного намека, прозвучавшего в этих словах. -- Не знаю, -- ответил он уныло. -- Может быть, потому, что ты прочла много наших книг. -- Может быть, -- неожиданно согласилась Гианэя, сказав эти два слова прежним дружеским тоном. -- Пора вернуться к Марине. Я позвала тебя для того, чтобы попросить. Забудь мой ответ на вопрос о Рийагейе. Ты меня не понял, как не понимаешь всегда. -- Хорошо, я забуду, -- покорно согласился он, не сомневаясь, что она и на этот раз ничего не объяснит ему. -- Уже забыл. Это не трудно. По выражению ее лица он сразу понял, что снова, в который раз, совершил ошибку; нельзя было так говорить, ведь сама Гианэя, очевидно, придавала этому ответу большое значение. Как тогда, на Луне, при разговоре о том же Рийагейе, Гианэя несколько секунд смотрела на него в явном смятении. А потом, так же как и тогда, резко повернулась и бегом направилась к дому. Виктор остался один... Утром, когда он собрался уезжать на ракетодром, Гианэя не вышла проводить его, ссылаясь на нездоровье. Марина была мрачна и простилась сухо. Когда он уже сидел в вечемобиле, она неожиданно сказала: -- Сегодня ночью Гианэя была у меня. Ты ведешь себя, как мальчишка! И, ничего больше не прибавив, ушла в дом. 5 Подготовка к отлету шла полным ходом. Было принято решение, что корабль Мериго все же стартует первым. После того как Гианэя решительно отказалась лететь с гийанейцами, они больше не торопились и хотели основательно познакомиться с Землей. И не только с Землей, но и с другими планетами Солнечной системы. На это требовалось много времени. Вторая, и главная, причина заключалась в самом Мериго и трех его товарищах. Пребывание на Земле с каждым днем становилось для них тягостнее. Полудикие, они никак не могли привыкнуть к окружающей их всюду технике, всего боялись и очень редко отваживались выходить из дома, где их поселили. В этом доме намеренно была создана самая простая обстановка, лишенная комфорта, в современном понимании этого слова. Даже пища доставлялась им старинным способом, в корзинах, так как сразу же выяснилось, что появление блюд в шкафу, где только что ничего не было, вызывает страх и четверо не только не осмеливаются есть, но боятся даже подойти к этой пище. Нечего было и думать приучить их к радиофонам, экранам телесвязи и вечемобилям. Но планелетов они не боялись: свет, исходивший неизвестно откуда, также не путал их. К этому они привыкли. Полная неспособность освоиться с окружающим привела к постоянному страху, который заметно усилился после появления на Земле гийанейцев. Вийайа лично попытался поговорить с четырьмя, доказать им, что он и его товарищи ничего общего с "ненавистными" не имеют, но потерпел полную неудачу. Один только его внешний вид вызывал в четверых ужас и отвращение. Они не хотели его слушать, ни слова не отвечали, а жались друг к другу, стараясь держаться от гийанейца как можно дальше. Взгляды, устремленные на землян, присутствовавших при беседе, просили и умоляли увести поскорее страшного посетителя. Вийайа посоветовал отправить четверых на их родину как можно скорее. Корабль был готов, задерживаться не было никаких причин. Пятьдесят человек, которые должны были на нем лететь, так же были давно готовы и могли отправиться в любой день. В их составе произошло только одно изменение. Вместо Синицына, неожиданно ставшего главным переводчиком при гийанейцах, в экспедицию зачислили другого астронома. Сергей близко сошелся с членами экипажа игловидного звездолета. Вийайа дал понять, что они все были бы очень рады, если Синицын, которого они называли "Сейгейа", заменит в полете Марину Муратову, которая сама заявила, что хочет остаться на Земле с Гианэей. Старт на планету Мериго был назначен на пятнадцатое октября. Виктор Муратов с нетерпением ожидал возвращения гийанейцев с Луны. Ему необходимо было поговорить с Вийайей. Только этот человек выдающегося ума и большого жизненного опыта мог помочь Виктору распутать клубок загадок и противоречий, в которых он один не мог разобраться, помочь восстановить с Гианэей прежние отношения. А они испортились, вернее -- совершенно прекратились с того злосчастного вечера. Марина сообщала брату, что Гианэя не упоминает его имени и не позволяет говорить о нем. Судя по всему, она глубоко обижена или оскорблена, стала опять замкнутой и заметно мрачнеет. -- Тебе надо помириться с нею, -- сказала Марина, и поскорее. -- Но как? -- Посоветуйся с Вийайей. Меня беспокоит ее состояние. -- Что я ему скажу? -- Все! Другого выхода нет. -- Хорошо, я это сделаю. Как только посадочная ракета опустилась и из нее вышли гийанейцы, Виктор, специально для этого прилетевший на ракетодром, подошел к Вийайе и попросил разрешения поговорить с ним. -- Я всегда рад, -- ответил гийанейец, -- всегда к твоим услугам. Видимо, -- прибавил он, -- разговор будет о Гийанейе? Муратов нисколько не удивился этому вопросу. Проницательность Вийайи давно уже была всем известна. Казалось, что гийанейский ученый читает мысли. -- Да, -- ответил Виктор, -- мне надо поговорить о ней. -- Поезжай со мной! Он не отложил беседы, что было бы естественно после утомительного полета, и Виктор подумал, что не только предмет предстоящего разговора, но и его содержание каким-то образом известно Вийайе, и что гийанейец считает этот разговор нужным и спешным. В вечемобиле он молчал. Уверенно управляя машиной, точно всю жизнь пользовался ими, Вийайа о чем-то думал. Он жил за городом, в небольшом домике дачного типа, но, как везде и всюду, оборудованном всеми удобствами века, предоставленном в его распоряжение по личной просьбе самого Вийайи. Остальные гийанейцы жили в городе. Поставив вечемобиль в гараж, Вийайа извинился перед Муратовым и оставил его одного на обширной террасе. Вернулся он минут через десять, свежий после купанья и переодетый в домашний костюм земного покроя. Они прошли в столовую, где уже был сервирован завтрак на двоих, и сели за стол. -- Я слушаю, -- просто сказал Вийайа. И Виктор, никогда не отличавшийся откровенностью в личных делах, рассказал все. Он начал с эпизода в выходной камере звездолета на Гермесе, подробно описал поведение Гианэи при встречах с ним на Земле, остановился на случае с альбомом, стараясь ничего не упустить, передал внимательно слушавшему Вийайе содержание разговоров с Гианэей на Луне и после возвращения с нее. Понимая, что ничего скрывать нельзя, он откровенно признался в своих чувствах и точно повторил две последние беседы -- в вечер самоубийства и в саду у подножия Фудзиямы. -- Что думает обо всем этом твоя сестра? -- спросил Вийайа. Муратов ответил так же подробно, не утаив и последних слов Марины, сказанных при прощании, когда он уезжал из Японии. -- Да, в этих вопросах женщины всегда более чутки, чем мы, -- сказал Вийайа. -- Гианэя еще ребенок по возрасту. Ее понятия вырабатывались под влиянием людей, которые, с нашей точки зрения, являлись представителями древнего мира. Обычаи этого мира стали достоянием истории. Много времени пройдет, пока Гианэя привыкнет к новому. Но она обязательно привыкнет и станет современной во всем. И именно потому, что она юна и восприимчива. За полтора года жизни на Земле она уже изменилась к лучшему, как тебе известно. Этот процесс будет продолжаться, хотя для нее лично и не так уж легко. Муратов слушал не перебивая. -- Для меня, -- продолжал Вийайа, -- не столь просто объяснить поступки Гианэи. Они вызваны чуждым мне отношением к вопросам личного плана. Но свое мнение я скажу и думаю, что оно верно. Гианэя тебя любит, и первым толчком к возникновению этого чувства послужило твое поразительное сходство с привычным ей обликом мужчины. Возможно, сыграло роль твое особое сходство с Рийагейей, которого Гианэя любила, как отца (он подчеркнул это слово). Обычая переносить женщину, которую берешь в жены, на руках теперь не существует, но для Гианэи он современный. Нельзя забывать об этом. На Земле равенство полов установилось сравнительно недавно, и пережитки прошлого сказываются, в частности, в том, что предложение брака должно исходить со стороны мужчины. Это чуждо и непонятно Гианэе. Несмотря на то, что в обществе, в котором она родилась и выросла, женщина не имела никаких прав, у нее было право выбора мужа. Это происходило потому, что род шел по женской линии и женщины несли моральную ответственность за будущее поколение. Ты упомянул о том, что Гианэя не считала себя вправе самой вызвать тебя. Это характерно для ее воспитания. Но она имела не только право, но должна была сама, первая, предложить тебе вступить с нею в брак. И с ее точки зрения она это сделала. -- Каким образом? -- спросил Виктор, уже догадываясь, какой последует ответ. -- Своим рисунком, оставленным на столе, чтобы ты его увидел. Что это именно так, доказывает ее последний разговор с тобой. Чтобы ты лучше понял, я скажу о другом обычае, существовавшем в их обществе. Девушка должна сама предлагать брак, но это предложение должно быть у нее первым. Получить отказ считалось позорным, и вторично она не имела права предложения. -- При том отношении к мужчинам, которое было у них, это кажется нелогичным и странным, -- сказал Виктор. -- Но это было так. Гианзя автоматически переносит на тебя свойства психики своих современников и боится, что ты можешь подумать, что она любила Рийагейю как будущего мужа. Тем более, что она в разговоре сказала такую фразу: "Рийагейа мог бы это сделать для жизни". А потом на твой вопрос, любила ли она Рийагейю, она ответила: "Не знаю". Обе эти фразы были следствием ее состояния в тот вечер, ведь она была уверена, что умрет через несколько минут. А вернувшись к жизни, Гианэя ужаснулась тому, что сказала. Она убеждена, что ты понял ее так, что ты не первый, которого она любит. С ее точки зрения, это конец. А теперь суди сам, какое впечатление произвело на нее твое заявление, что забыть ее слова тебе не трудно. -- Да, теперь я все понимаю, -- печально сказал Муратов. -- Гианэя не обижена и не оскорблена. Она просто решила, что ты ей отказываешь, а следовательно, ее жизнь становится бесцельной. Я забыл сказать, что в их обществе женщина, оставшаяся бездетной, никому была не нужна. -- Я это знаю. Она говорила об этом Марине. Виктор вскочил и в волнении заходил по комнате, -- Как поправить? -- сказал он. -- Она не хочет меня видеть и говорить со мной. Как ее убедить, что она глубоко ошибается? -- Очень просто. Написать ей письмо. -- Ты думаешь, что она его прочтет? -- Обязательно. Я уверен в этом. Посоветуй Майрийне заговорить с Гианэей об обычаях Земли. А в письме сам предложи ей стать твоей женой. Муратов подошел к Вийайе и обнял его. -- Спасибо! -- сказал он. -- Я буду рад, если это случится. -- С научной точки зрения? -- Нет, с общечеловеческой. А теперь выслушай мой совет. -- Заранее могу сказать, что выполню его. -- Увидим! Я советую немедленно принять меры, чтобы тебя зачислили в состав экспедиции на планету Мейрийго. Виктор ожидал чего угодно, но не такого совета. Он с изумлением посмотрел на Вийайю. Гийанейец улыбнулся. -- Для Гианэи, -- сказал он, -- очень важно, чтобы тела ее родных были сожжены. -- Но разлука на годы... -- Подождем несколько дней, -- загадочно сказал Вийайа. -- Я ничего больше не скажу. Уважение к собеседнику не позволило Виктору просить объяснения. -- Я хотел бы задать еще один вопрос, -- сказал он, видя, что Вийайа поднялся с кресла. -- Слушаю. -- Что означало, когда Гианэя положила голову на мое плечо? -- Прощание. Она прощалась с тобой, как думала, навсегда. Муратов вспомнил слова Гианэи: "Мы по-разному относимся друг к другу". Как он был слеп! -- Могу посоветовать еще одно, -- сказал Вийайа. -- Относись более доверчиво к тому, что тебе говорит Майрийна. Она знает Гианэю лучше. И не старайся вести себя по-гийанейски. Будь самим собой! В этих словах Муратову послышался оттенок осуждения. Он обратил внимание, что Вийайа произносит имя Гианэи так, как ее называли на Земле. Но почему он стал так говорить, Виктор не мог догадаться, хотя и был уверен, что на это у Вийайи есть причины. Вечемобиль, вызванный для гостя, ждал его у выхода из сада. Это была одна из конструкций автоматических рейсовых машин. Ею нельзя было управлять, она сама доставит пассажира туда, откуда пришла. Когда Муратов уже сидел в ней, Вийайа, вышедший его проводить, сказал на прощание: -- Все было бы иначе, если бы ты вел себя с Гианэей по-земному с самого начала. "Да, он меня осуждает, -- думал Виктор, с огромной скоростью мчась к городу. -- И Марина совершенно права. Но теперь все будет иначе!" Его доверие к Вийайе было столь велико, что он, не раздумывая, выполнил непонятный совет гийанейца, в тот же вечер поговорив по радиофону со Стоуном. -- Я этого ожидал, -- ответил председатель совета. -- Никаких препятствий нет. -- Как вы могли ожидать, что я захочу лететь на планету Мериго? -- удивленный его ответом, спросил Виктор. -- До сих пор речь шла о моем полете на Гийанейю. -- Об этом нам сказал Вийайа. -- Когда? -- Перед отлетом на Луну. -- Он сказал, что я буду просить об этом? -- Нет, он посоветовал нам предложить это. И прибавил, что в согласии не сомневается. -- Ну и ну! -- только и смог сказать Виктор, Понять, что побудило Вийайю предпринять подобный шаг без ведома самого Муратова, было действительно очень трудно. -- А почему же вы мне не предложили? -- Он посоветовал сделать это за десять дней до старта. Мы так и решили. -- Ну и ну! -- повторил Виктор. Он закончил разговор, думая о том, что это все должно означать? Что каждый поступок Вийайи имеет основание, сомневаться не приходилось. В чем же дело? И вдруг он вспомнил слова: "Для Гианэи очень важно, чтобы тела ее родных были сожжены". Он не спросил тогда, почему важно, как не спросил и многого другого, было не до того. Но сейчас он был уверен, что ключ к разгадке лежит именно в этой фразе. Казавшееся естественным объяснение, что Гианэя доверяет ему, Виктору, больше, чем кому-либо другому, выглядело натянутым. Вряд ли она сама согласилась бы на долголетнюю разлуку только ради уверенности, что ее желание исполнено. Ведь сам же Вийайа сказал, что Гианэя любит Виктора. Второе, еще более естественное объяснение заключалось в том, что Вийайа убежден -- Гианэя лично хочет выполнить свой долг и намерена отправиться на планету Мериго сама. Но это объяснение упиралось в решительный отказ Гианэи покинуть Землю. Третьего объяснения Виктор найти не мог. В этот вечер он так и не пришел ни к какой разгадке, Наступило первое октября. До старта оставалось всего две недели. В этот день Муратов рано утром вызвал Марину к радиофону и рассказал о беседе с Вийайей. -- Я завтра отправлю Гианэе письмо, а ты поговори с ней сегодня, -- сказал он в заключение. Ответ был неожиданным. -- Никакого письма не надо, -- сказала Марина. -- Ты ее завтра увидишь. Мы возвращаемся в Киев. -- Зачем? -- Гианэя говорила с Гипслисом и потребовала об-следования сейчас. Он согласился. Гиймайа также согласен. Так что встречай нас на ракетодроме. -- Почему она так торопится? -- Не знаю. Но она не попросила, а именно потребовала. Заявив при этом, что иначе не согласится вообще. -- А Гипслис не говорил, сколько времени продлится это обследование? -- спросил Виктор, пораженный внезапной мыслью. -- Три дня, -- ответила Марина. Этот ответ сразу прояснил для Виктора все загадки. Когда обследование закончится, до старта останется десять дней, то есть ровно тот срок, который был указан Вийайей. Гианэя хочет лететь, и гийанейский друг заранее позаботился, чтобы Виктор полетел с нею! Но как мог он так точно предвидеть события?.. -- Что ты молчишь? -- спросила Марина. -- Приедешь на ракетодром? -- Конечно, приеду, но боюсь, что Гианэя повернется ко мне спиной. Марина засмеялась. -- Ты только что просил, чтобы я поговорила с Гианэей об обычаях Земли. А я сама об этом догадалась. -- И?.. -- И сделала это несколько дней назад. -- И?.. -- повторил Виктор. -- Что "и"? Она все поняла и ждет от тебя подтверждения моих слов. -- Ты умница! -- сказал он, чувствуя, что с него спал тяжелый груз. -- А ты думал! -- Значит, полетим вместе? -- спросил Виктор. -- Куда полетим? -- На планету Мериго. -- Вот тебе раз! Чего ради? -- Значит, ты не все поняла и не обо всем догадалась. Я уже зачислен в состав экспедиции. -- Но Гианэя не собирается никуда лететь. -- Ошибаешься, она летит с нами. Можешь ее спросить. Через несколько часов состоялся второй разговор между ними. Он был короток. -- Ты прав! -- сказала Марина. -- Не я, а Вийайа. -- Это было очень неожиданно для меня. Она сказала, что хочет проститься с планетой, на которой родилась, и навсегда вернуться на Землю. -- Значит, летим втроем? -- Нет, вдвоем. Ты и Гианэя. -- Но почему? -- Потому, что я остаюсь. Надо немного подумать и о наших родных. Только при этих словах Виктор, к своему стыду, вспомнил о матери и отце, которых не увидит много лет. Реконструированный и усовершенствованный корабль, на котором прилетели четверо, мог развить теперь гораздо большую скорость, но все же значительно уступающую скорости корабля Вийайи. Полет до родины Мериго займет не семь лет, собственного времени корабля, а только четыре года. Но на Земле пройдет пятнадцать. И столько же времени займет обратный путь. Предстояла разлука на тридцать лет. Если для Гианэи этот срок был незначителен, то для Виктора он составлял треть жизни. И нельзя было поручиться, что по возвращении он застанет родителей в живых. Виктор не колебался. Если он останется, то потеряет Гианэю навсегда. Она вернется такой же молодой, а он станет почти стариком, ведь гийанейцы живут в среднем до пятисот лет. Время до прилета Гианэи прошло для него в тревожном ожидании. Почему она приняла это решение? От ответа зависело многое. Гианэя знала, что полет продлится тридцать земных лет. Она могла решиться на него потому, что потеряла надежду найти на Земле свое счастье. И она могла изменить это решение, убедившись в своей ошибке. Все зависело от того, прав или не прав Вийайа, сказавший, что Гианэя не обижена и не оскорблена. Фраза Марины: "Она ждет от тебя подтверждение моих слов" -- как будто говорила в пользу первого. И все же Виктор не был уверен в результате разговора с Гианэей, который он решил не откладывать ни на час. 6 Огромный корабль казался неподвижным. Его скорость еще не достигла той величины, за которой начинают тускнеть и исчезать звезды. За бортами в таинственной бесконечности раскинулась величественная картина Вселенной. Виктор Муратов не уставал любоваться ею. Не столь давно он видел такое же зрелище с Гермеса и с борта своего флагманского корабля вспомогательной эскадрильи. Но тогда панорама космоса производила на него совершенно другое впечатление, казалась неприятной, чуждой всему его существу, и он с нетерпением ожидал возвращения на родную Землю. Сейчас все было иначе. О Земле он не думал, цель пути -- планета Мериго -- была далеко, обратный путь еще дальше. Панорама космоса казалась прекрасной. Отчего это происходило? Он знал ответ. Вместе с ним, рядом, всегда рядом, находилась Гианэя. И прошлое и будущее одинаково исчезли для него, Он жил настоящим, и каждое мгновение было до краев наполнено настоящим. Он никогда не думал, что способен полюбить с такой всепоглощающей силой. Это было похоже на вихрь, ворвавшийся в его жизнь. Ему было тридцать шесть лет, и он никогда еще не любил. И совсем недавно, осознав, что незаметно и против воли им овладело чувство любви к девушке иного мира, он, про себя, назвал эту любовь нелепой и невозможной. Теперь она казалась ему единственно возможной и естественной. А она?.. Гианэя никогда не говорила о любви. Только на прямой вопрос отвечала коротким "да". Она оставалась такой же спокойной и замкнутой, какой была всегда. Внешне ее чувства не выражались ничем... Он хорошо помнил "объяснение в любви", состоявшееся в день ее приезда в Киев. Взаимного объяснения не было. Был монолог с его стороны и молча протянутая рука с ее. Выполняя совет Вийайи, он говорил так, как говорил бы земной девушке. А получив ее руку, как знак согласия, обнял и поцеловал ее также по-земному. И это было все. Она не ответила на его поцелуй, хотя, он знал это, несколько раз отвечала Марине. Гианэя сразу заговорила о полете на планету Мериго. -- Я знаю, -- сказала она, -- тебе будет тяжело покинуть Землю на тридцать лет. Сделай это для меня. -- Она заметила, что он хочет что-то сказать, и поспешно прибавила: -- Я должна выполнить свой долг по отношению ко всем моим родным. И еще раз, последний, побывать на месте, где прошло мое детство. -- Все будет так, как хочешь ты, -- ответил Виктор. Он чувствовал разочарование и легкую досаду. Совсем не так мечтал он объясниться с нею. Но непонятная робость помешала ему еще раз обнять ее. Она сама подошла к нему и, положив руки на его плечи, сказала ласково и чуть смущенно: -- Возьми меня на руки, на одну минуту. А потом она ушла и в тот же день легла в клинику. Три дня он ни разу ее не видел. Марина говорила, что Гианэя очень волнуется в ожидании, ответит ли обследование на тот единственный вопрос, который был для нее самым главным. Получила ли она его, осталось неизвестным. Гипслис и Гиймайа сказали, что Гианэя взяла с них слово молчать. Но было заметно, что, выйдя из клиники, Гианэя стала оживленнее, чем прежде. Стало известно, что ее организм полностью ассимилировался с земной кровью. Все органы работали и действовали абсолютно нормально. Гостья Земли находилась вне какой-либо опасности. Впрочем, она уже перестала быть "гостьей", и ее называли так все реже и реже. Решение Гианэи лететь на планету Мериго, чтобы проститься с родиной и навсегда вернуться на Землю, было неожиданно, но не удивило никого. Ей охотно разрешили полет. Это привело только к тому, что корабль, который должен был остаться на планете Мериго, теперь вернется назад. Десять дней на Земле промелькнули, как один... И вот они на гигантском корабле, несущем их к далекой планете, где родилась и выросла Гианэя. Восемь лет жизни пройдут для них здесь. Звездолет казался не только неподвижным, но и пустынным. Пятьдесят шесть пассажиров и восемь человек команды терялись в его просторах. Виктор и Гианэя часами гуляли по аллеям, не встречая никого. Они должны были находиться в обществе своих спутников по крайней мере три раза в день, когда экипаж собирался в кают-компании для завтрака, обеда и ужина. Но Гианэя наотрез отказалась переступить порог этого помещения, пока в нем могли оказаться Мериго и его товарищи. Она ненавидела их столь сильно, что один только вид этих людей приводил ее в содрогание. И они питались у себя, в обширной каюте, состоявшей из трех помещений, предоставленной им. На гийанейском корабле все каюты были одиночными. Очевидно, прежние хозяева стремились к уединению. Но люди Земли все переделали по-своему. Теперь на корабле были помещения всех размеров, от одиночных до рассчитанных на пятерых. Каждый поселился по своему вкусу. Виктору было неприятно отшельничество, на которое обрекала их ненависть Гианэи к четверым, но оно скоро должно было прекратиться. Экипаж готовился к длительному пути. Командир корабля Юрий Вересов распорядился, чтобы все, кто не принимал участия в дежурствах на пульте или в научных наблюдениях, легли в анабиозные ванны на все четыре года. Остальные должны были погружаться в сои поочередно, сменяясь через каждые шесть месяцев. Таких было восемнадцать человек. Их разбили на три равноценные группы. Мериго и его товарищей решили уложить в ванны первыми. Таким образом, и без того пустынный корабль должен был стать и вовсе "необитаемым". Гианэя отказалась от сна. -- Поручите мне какое-нибудь дело, -- попросила она. -- И мне тоже, -- добавил Виктор. -- Дела для вас у меня нет, -- ответил Вересов, -- но вы пассажиры и находитесь на особом положении. -- Он улыбнулся. На корабле шутили, что никто еще не проводил медового месяца в космическом полете. -- Вы вольны поступать, как хотите. Но вам будет очень скучно. -- О нет! -- сказала Гианэя. Виктор благодарно сжал ее руку. Ее восклицание было ему более чем приятно. Вересов засмеялся. -- Бодрствуйте! -- сказал он. -- В конце концов, придумаем для вас занятие. Например, наблюдение за анабиозными ваннами. Или что-нибудь другое. Там посмотрим! Сам он должен был дежурить в первой смене. Звездолет удалялся от Земли под прямым углом к плоскости эклиптики. Позади оставалось не только Солнце, но и вся Солнечная система одновременно. Звездный рейс начался сразу. Никто не хотел ложиться в анабиоз раньше, чем родное светило превратится для глаз в рядовую звезду. Но четверым не было причины ожидать этого момента. И они охотно согласились заснуть до появления "на горизонте" родного солнца. Их "усыпили" через восемь дней после старта. Виктор и Гианэя получили возможность включиться в общий ритм жизни звездолета. Ее появление в кают-компании встретили с радостью. -- Наконец-то вы среди нас, -- сказал Вересов, приглашая Гианэю занять место во главе стола, рядом с ним. Она весело улыбнулась, выслушав перевод этой фразы. Казалось, что отсутствие четверых сразу изменило ее настроение. А вечером Гианэя спросила Виктора: -- От сна в анабиозных ваннах всегда просыпаются? -- Конечно! -- ответил он. -- Иначе ими нельзя было бы пользоваться. Она помолчала, хмуря брови. -- Жаль, что здесь нет ни одного гийанейца-мужчины. -- Почему жаль? -- Потому что тогда они не проснулись бы. Я сожалею сейчас, что я женщина. -- Неужели ты думаешь, что Вийайа... -- Нет, я говорю не о них. Они такие же, как вы. Да, очень жаль, женщина не может убить. Но, может быть, мой долг... -- Замолчи! -- испуганно воскликнул Виктор, пораженный мрачным огнем, вспыхнувшим в темных глазах Гианэи. -- Перестань даже думать об этом. Как тебе не стыдно! -- Нет, мне не стыдно. -- Ты сама говорила, что твои соплеменники получили то, что заслужили. -- Да, мужчины. Но за что они убили мою мать и Лийайю? Ни одна наша женщина не причинила им ни малейшего вреда. За что они требовали, чтобы меня отдали им на расправу? Молчи! Я знаю, что ты скажешь. Вы все считаете, что они имели право поступить так. Почему же ты отказываешь мне в этом праве? -- Именно потому, что такого права у тебя нет! Гианэя положила голову ему на грудь. Но она не заплакала, как он ожидал. Первым побуждением Виктора было рассказать обо всем Вересову и попросить его надежно запереть помещения, где находились ванны с Мериго и остальными тремя. Но он не сделал этого. Было неприятно посвящать постороннего человека в то, что даже на него, при всей любви к Гианэе, производило плохое впечатление. Он понимал, что винить Гианэю нельзя. Она была женщиной Гийанейи, со всеми чертами характера, присущими женщинам ее эпохи, которую современные гийанейцы называли уже "древней". Судить Гианэю по земным понятиям было нелепо. Виктор был уверен, что у Гианэи не хватит решимости совершить преступление, что все это только минутная вспышка, которая не повторится. Она сама сказала тоном безнадежного сожаления: -- Женщина убить не может! В одном из старых романов Виктор как-то прочел, что нигде время не идет так быстро, как в тюрьме. Он задумался тогда над смыслом этой фразы, на первый взгляд казавшейся очень странной, и пришел к выводу, что автор, видимо, прав. Однообразие и неизменный, изо дня в день повторяющийся режим скрадывают время. Теперь он смог убедиться, что это действительно так, на собственном опыте. Звездолет не был тюрьмой, но по существу мало от нее отличался. Как там, так и здесь люди были заперты в замкнутом помещении и не могли покинуть его по своей воле. Срок "заключения" был известен. Как там, так и здесь жизнь подчинялась раз навсегда установленному распорядку. И время шло удивительно быстро. Давно уже скрылось, затерялось в массе других звезд покинутое Солнце. Чтобы его увидеть, надо было обращаться к помощи астрономов, которые одни только могли точно указать, какая из блестящих и казавшихся одинаковыми точек является Солнцем. Давно уже почти весь экипаж спал в анабиозных ваннах. Те, кто бодрствовал, привыкли к безлюдности, постоянной тишине и одиночеству в безграничных просторах, всюду окружающих корабль. Кончалось первое дежурство. Вересов, руководитель будущей научной работы на планете Мериго профессор Фогель и четверо их товарищей по смене готовились к шестимесячному отдыху. Радиосвязь с Землей прекратилась. Вернее, она стала односторонней и очень редкой. Время от времени станция звездолета принимала догоняющие его сообщения, посланные месяцы тому назад. Передачи стали невозможны. Слишком велико было расстояние и слишком маломощны были для такого расстояния генераторы корабля. Гианэя и Виктор все еще не помышляли о сне в анабиозе. Они были вполне счастливы и не хотели "расставаться" друг с другом. Правда, Виктор как-то предложил сократить время полета, но Гианэя удивленно на него посмотрела и спросила: -- Разве тебе скучно? Он поспешил уверить ее, что беспокоился только о ней. -- Мне хорошо, -- сказала Гианэя. Они оба уже дежурили на пульте. Это была заслуга Вересова, научившего их разбираться в бесчисленных приборах, записывать их показания и обрабатывать записи с помощью вычислительных машин. Последнее, правда, мог производить только Виктор. Но они всегда были вместе, и этот недостаток Гианэи, как дежурного, не сказывался на результатах ее дежурств. Когда на ступала ее очередь, Виктор все время находился на пульте и наоборот. Сперва Вересов намеревался поручить им наблюдения за анабиозными ваннами, что было значительно проще, но Виктор, не объясняя истиной причины, попросил его сделать из них "навигаторов". -- Это больше интересует Гианэю, -- сказал он. А Вересову было безразлично. Он думал только о том, чтобы у них была работа. Не вдаваясь в психологические детали, он старался выполнить закон космических полетов. Безделие опасно! Решение Виктора и Гианэи бодрствовать еще одну смену он принял без возражений. Фогель также не возражал, с медицинской точки зрения. Бежали дни. Точнее сказать, сутки, отмечаемые по часам. Только по ним можно было отличить "день" от "ночи". Расстояние от Земли выражалось уже труднопроизносимой цифрой. Гианэя и тут не изменила своей страсти к воде. Ежедневно по несколько часов она проводила в бассейне. И Виктор постепенно привык к тому же, хотя на Земле не очень любил плавание. 7 Наступило тридцатое марта. По собственному времени звездолета прошло ровно пять с половиной месяцев после старта с Земли. Часы показывали без пяти восемь утра. Виктор Муратов направлялся на пульт, чтобы приступить к дежурству. Гианэя шла с ним. Прежде, до реконструкции, пульт управления размещался в передней части корабля. Земным инженерам это было непривычно, и они перенесли его в корму, поближе к автоматам и "Мозгу навигации", за которым сохранили это название. Экраны наружного обзора работали, одинаково как в передней, так и в задней части корабля, а там, где был пульт, теперь находилась астрономическая обсерватория. Каюта Виктора и Гианэи была расположена в передней части, непосредственно за обсерваторией. Они прошли стометровую аллею, окаймленную густыми зарослями гийанейских растений. Такая же аллея шла с другой стороны, а между ними находился плавательный бассейн. Корабль был разделен на пять отсеков, по сто метров длинны каждый. Глухие стены отделяли их друг от друга. Проникнуть в соседний отсек можно было только через трубу двух метров в диаметре, проходящую сквозь стену и снабженную с обоих концов герметическими дверями, вернее люками, открывавшимися поочередно. Такое устройство было неудобно, но необходимо, и на Земле не стали его изменять. Оно вполне соответствовало своему назначению и гарантировало безопасность корабля в целом при встрече с метеоритными потоками, всегда возможной в космосе. Управление люками осуществлялось одной из секций "Мозга навигации". Виктор привычно нажал на кнопку сбоку от люка. Обычно он открывался сразу. А второй, с другой стороны трубы; оставался закрытым до тех пор, пока первый, пропустив тех, кому нужно было пройти из одного отсека в другой, не закрывался за ними. На этот раз люк не открылся. Виктор подождал немного и вторично нажал на кнопку. Люк опять не открылся. Это могло означать, что соседний отсек пробит и из него уходит воздух. Но ни Виктор, ни Гианэя не слышали удара, как не слышали и сигнала тревоги, который должен был сопутствовать нарушению герметичности корабля. Трудно было допустить, что сигнальная система неисправна. Виктор почувствовал беспокойство. Что-то случилось! Все пять отсеков имели радиофонную и телевизионную связь. Они вернулись в каюту и вызвали пульт. Радиофон молчал, экран оставался темным. Это было уже совсем непонятно. Любая пробоина должна была автоматически заделаться. На это требовалось не более пяти минут. И так же автоматически в отсеке восстанавливалось нормальное давление воздуха. Они подождали десять минут и снова попытались открыть люк. Результат был прежним. -- Пойдем на обсерваторию, -- предложил Виктор, -- Может быть, связь испортилась в нашей каюте. На обсерватории никого не было. Но и там они не добились связи с пультом. Виктор почувствовал уже серьезную тревогу. Крупный аэролит был бы замечен локаторными установками на безопасном расстоянии, и его не допустили бы до столкновения со звездолетом. А мелкий, даже если он оказался в состоянии пробить борт, не мог повредить связь. Она могла выйти из строя только при повреждении управлявшего ею автомата на самом пульте. В этом случае тотчас же должен был включиться второй, резервный. Одновременная порча обоих автоматов практически невозможна. Выход из строя всех линий связи, управления люками и сигнальной системы сразу означал разрушение всего пульта, а такого разрушения нельзя было даже вообразить. Кроме того, "Мозг навигации" находился в другом помещении, и катастрофа на пульте не могла вывести из строя и его. -- Раз мы не можем пройти, -- сказал Виктор, стараясь говорить как можно спокойнее, -- остается ждать, пока кто-нибудь придет к нам. -- Это очень странно, -- сказала Гианэя. Она хорошо знала корабль, так как два года назад совершила космический полет на точно таком же. -- Странно или не странно, а ничего другого мы сделать не можем. Дежурный на пульте уже знает о том, что произошло. Кстати, дежурит сам Вересов. Он всегда называл командира Юрием, но сейчас почему-то назвал его по фамилии. Наверное, от волнения. Их окружала глубокая тишина. Мягкий, чуть желтоватый свет лился с полукруглого потолка от скрытых в нем "солнечных" ламп. Спектр этого света в точности воспроизводил свет звезды, солнца Гийанейи, необходимый для нормальной жизнедеятельности растений. Воздух был чист, с едва заметным запахом озона. Точно такие же оранжереи размещались еще в двух местах, посередине корпуса корабля и на корме. Только в двух отсеках, втором и четвертом, воздух очищался системой вентиляции. Прошло полчаса, потом час. Никто не приходил. Несколько раз Виктор пытался восстановить связь, но безуспешно. Тревога возрастала. Гианэя неподвижно сидела в одном из шезлонгов, расставленных вдоль аллеи. Она о чем-то сосредоточенно думала. Виктор ходил взад и вперед, не замечая, что все больше и больше ускоряет шаги. Прошел еще час. -- Что же могло случиться? -- спросил он. Гианэя ничего не ответила, точно не слышала вопроса. "Где остальные? -- думал Виктор. -- Одни ли мы оказались отрезанными от пульта?" Обычно на астрономической обсерватории кто-нибудь находился. Но как раз сегодня за завтраком астроном Куницкий говорил, что чувствует себя усталым, так как вчера поздно лег. А навигатор Тартини, часто помогавший ему в наблюдениях, ушел на пульт, зачем-то вызванный Вересовым. Остальным нечего было делать в первом отсеке. Прошел еще час. Виктор уже не сомневался, что произошла очень серьезная авария. Но насколько она серьезна? Живы ли шесть человек, бодрствующих в первой смене? Если живы, то находятся ли они все вместе или отрезаны друг от друга? Виктор начинал допускать, что в корабль врезался крупный аэролит, которого почему-либо, не "заметили" локаторы. Пробив борт, а потом и стену помещения пульта, он взорвался внутри него. Как бы не было невероятно подобное предположение, ничего другого Виктор не мог придумать. Но тогда пульт разрушен, а люди убиты. Один, двое или все шестеро? Только трое, Вересов, Тартини и второй навигатор, могли немедленно приступить к ремонту пульта. Но для этого они должны иметь доступ в четвертый отсек, где помещались кладовые запасных частей. А если люки между четвертым и пятым отсеками также не открываются, что тогда? Анабиозные ванны помещались в четвертом и втором отсеках. Шесть человек второй смены проснутся через пятнадцать дней. Разбудят их автоматы. Но чем они смогут помочь, будучи отрезанными от пульта? Все остальные будут спать еще три с половиной года, если их не разбудить, так сказать, вручную. Когда прошел еще один, четвертый час, Виктор не выдержал и поделился своими опасениями с Гианэей. Оказалось, что она знает устройство корабля лучше, чем он. -- Есть з