оял рядом. Убеждения, привитые ему с детства, не позволяли вмешиваться, но он жалел раба и думал, что, будь он сам на месте Дена, старик остался бы жив. Острый нож уже готов был опуститься и пронзить горло жертвы. Но вдруг, Геза хорошо это видел, рука молодого раба судорожно отдернулась назад, и нож выпал. Точно кто-то невидимый схватил разящую руку. Геза увидел одного из пришельцев, быстро, почти бегом, подходившего к ним. Не обращая внимания на Гезу и рабов, пришелец опустился на колени возле пострадавшего. Гезу охватил гнев. Кто бы ни были эти пришельцы, каким бы могуществом ни обладали, они не имели права вмешиваться во внутренние дела дома. Прикончить раба велел Ден, верховный жрец, третье лицо в стране. Он хотел сказать об этом пришельцу, но не успел. - Убивать человека за то, что он сломал ногу, это слишком жестоко, - сказал пришелец. - Разреши мне вылечить его. Если он будет здоров, не нужно будет и убивать его. - Здоров он не будет, - ответил Геза. - Но дело не в этом. Ден велел убить его, и это должно быть сделано, здоров он или нет. Прошу тебя, не мешай и удались. Пришелец встал. Он пристально, не мигая, смотрел на Гезу и, казалось, колебался. Но, видимо, он понял, что действительно не имеет права нарушать законы чужой страны. Бросив взгляд на обреченного человека, взгляд, полный печали, пришелец повернулся, чтобы уйти. - Подожди! Это сказал Ден, незаметно подошедший к месту действия. Пришелец остановился. Геза видел, что все существо этого странного человека наполнило чувство надежды, так красноречивы были его поза и выражение глаз. - Ты ошибся, - холодно сказал Ден, - назвав его человеком. Он не человек, а раб. - Раб тоже человек, - ответил пришелец, - он не животное. - Он моя собственность. И я могу убить его, когда захочу этого. Ты сказал, что можешь его вылечить. Разрешаю тебе эту попытку, лечи его! Геза понял, что Дену интересно увидеть, как будет действовать пришелец. Но он хорошо знал, что осужденный раб все равно умрет. Не в характере Дена было отменять раз отданное распоряжение. Но оказалось, что пришелец догадался об этом. - Ты обещаешь, если он будет совсем здоров, пощадить его? - спросил он. Ден гневно сдвинул брови. - Это мое дело, - резко ответил он. - Пока ты не дашь слова, я не буду его лечить. Это бесполезно, если он все равно умрет. Любопытство оказалось сильнее, и Ден уступил. - Хорошо, - сказал он, - обещаю, что, если он будет совсем здоров, я отменю свой приказ. - Достаточно! - сказал пришелец. И, опустившись снова на колени, он положил руку на лоб раба, который за время этого разговора несколько раз переходил от жизни к смерти и снова к жизни. Ден, Геза и два молодых раба, оставшиеся здесь, так как не получили приказа удалиться, видели, как пострадавший тотчас же закрыл глаза, словно заснул. - Теперь он не почувствует боли, - сказал пришелец. - Этот сон очень крепок. Ден усмехнулся. Никто никогда не заботился о том, что чувствует раб. Пришелец действовал быстро и четко. Его движения были уверенны, казались привычными, будто он только и занимался тем, что лечил сломанные ноги. Перелом был глубоким. Кость прорвала кожу и торчала из раны. И вот на глазах Дена, Гезы и двух рабов произошло невероятное. Несколько ловких движений белых рук - и сломанная кость встала на свое место. Кровь, обильно текшая из раны, перестала течь. Пришелец положил обе руки на место перелома и пробыл в этом положении несколько минут. Глаза его были закрыты, между ними, на высоком лбу, прорезалась глубокая складка. Его поза выражала огромное напряжение. Потом он снял руки. Раны не было! На ее месте виднелся только едва заметный розовый шрам. Пришелец снова положил руку на лоб раба. Старик тотчас же открыл глаза. - Встань и иди! - сказал пришелец. И раб встал и пошел, твердо ступая на только что сломанную ногу. Он ушел, даже не спросив разрешения Дена. - Я выполнил свое обещание, - сказал пришелец. Он дышал тяжело, как от сильного утомления. - Я выполню свое, - ответил Ден. - Но вы должны научить меня это делать. - Будет трудно, - сказал пришелец. - Ваш мозг не приучен. Но мы попробуем. Геза узнал впоследствии от самого Дена, что проба состоялась, но не привела ни к чему. Дан не смог услышать объяснения пришельцев... Второй случай произошел вскоре после первого. Пришельцы приняли приглашение Дена присутствовать при большой церемонии в храме. Они пришли рано, когда еще не было народа, и попали как раз к тому моменту, когда в священный огонь должны были бросить человека, потерявшего рассудок. Младшие жрецы уже взяли эту женщину, которая бессмысленно смеялась, и подносили ее к глубокой нише, где горел священный огонь, когда четверо пришельцев вошли в храм. Как и всегда, они сразу поняли все, что происходит. И уже невозможно было сомневаться в том, что именно по их мысленному приказу жрецы неожиданно выпустили женщину в двух шагах от ниши. И снова один из пришельцев обратился к Дену с просьбой разрешить ему вылечить безумную. Ден охотно согласился. У него не было никаких причин желать смерти горожанки, которая не была рабыней. Если ее вылечат и она станет нормальной, тем лучше. Женщина перестала смеяться, когда пришелец положид руки на ее голову. Она смотрела в глаза, которые видела впервые в жизни, не выказывая ни удивления, ни страха. Так продолжалось очень долго. Но когда пришелец снял руки с ее головы, женщина снова рассмеялась. Ден ждал. Замерев от страха, возле него стояли несколько жрецов храма. Пришелец низко опустил голову, в его позе было отчаяние. Ден понял, что лечение не удалось, и обрадовался. Что бы он ни говорил людям, но полной уверенности, что пришельцы не боги, у него самого не было. Теперь можно было быть уверенным. Боги должны быть всесильны, - иначе они не боги. Пришельцы не смогла вылечить безумную, - значит, они не всесильны. - Ее нельзя вылечить? - спросил он. - К сожалению, нельзя. Но пощади ее! Не подвергай такой мучительной смерти! - Ее казню не я, - ответил Ден, - а закон. Смерть в священном огне не казнь, а благодеяние. Так умирают служители божества, если хотят умереть раньше времени. Он подал знак младшим жрецам. Но женщина вдруг упала. Ден наклонился к ней и увидел, что она мертва. Он невольно посмотрел на пришельца. Тот спокойно ответил: - Ее убил я. Смерть в огне мучительна. Я не хочу, чтобы она умерла в муках. В распоряжении Дена были считанные секунды. Он знал, что фразу пришельца слышал не он один. Ее слышали все, кто был сейчас в храме. Это было открытое возмущение против законов страны, против воли жрецов. Он, Ден, должен был тут же послать к палачу того, кто сказал эти слова. Не сделать этого - значит лишиться сана верховного жреца. Но Ден знал, что ни за что не скажет слов, которых от него ждали, не прикажет схватить пришельца. Послать на казнь это таинственное существо было слишком рискованно. Ден не был уверен в результате такого решительного опыта. Он продолжал стоять в той же позе, наклонившись над трупом женщины, напряженно ища выхода. И выход нашелся. Ден выпрямился. - Если бы ты действительно сделал это, - холодно оказал он, обращаясь к пришельцу, - то умер бы сам. Но, к счастью, ты ошибся. Она не умерла, а потеряла сознание. В этом виновата твоя неудачная попытка вылечить ее. Твои слова преступны, но ты чужеземец и не знаешь наших законов. Я прощаю тебя. Бросьте ее в огонь! - приказал он. Труп женщины исчез в пылающей нише. - Они догадливы, - сказал Ден, рассказывая брату вечером того же дня об этом случае. - Он не повторил своих слов. Он понял. Но женщина действительно была мертва. - Как же он убил ее? - спросил Геза. - Не знаю. Не могу понять. Они умеют убивать не прикасаясь, без оружия. - Но если они захотят, то могут уничтожить всех. - Они этого никогда не сделают, - уверенно ответил Ден... Третий случай особенно запомнился Гезе. Ужас перед непонятной силой пришельцев увеличивался с каждым днем. Люди боялись приближаться к дому Дена. Не надо было и приказа Роза. Страх пересиливал самое горячее любопытство. Когда пришельцы появлялись на улицах, прохожие прятались куда попало. Редко случалось пришельцам говорить с людьми, к чему они очевидно стремились. Все избегали их, кроме Дена и Гезы. А если кто-нибудь не успевал спрятаться и пришелец заговаривал с ним, человек стоял ни жив, ни мертв и почти не мог отвечать. Рабы в доме Дена испытывали еще больший ужас. Они вынуждены были находиться возле пришельцев и никуда не могли убежать от них. Они чаще всех сталкивались с таинственной силой, чаще всех видели проявления этой силы. Если Ден, самый образованный человек своего времени, понимал, что все тайны пришельцев объясняются большим знанием, то рабы, сплошь неграмотные, не могли понять этого. Один Рени вступал в разговор с пришельцами, когда был уверен, что его не увидит Ден. И вот один из рабов не выдержал. Его разум помутился от постоянного страха, в котором он жил. Раб бросился на пришельца и ударил его палицей. Геза видел это с порога двери. Из рабов при этой сцене присутствовал один только Рени. Удар, нанесенный с большой силой, обрушился на голову пришельца. Геза невольно закрыл глаза, уверенный, что увидит труп с разможженным черепом. Но когда он осмелился посмотреть, то увидел совсем другое. Пришелец не только остался жив, но казалось, и не получил никакого удара. Он стоял возле раба, ударившего его, и, судя по всему, что-то говорил ему. Палица валялась на земле. Геза вышел в сад. Совершено преступление, сделана попытка убить гостя. Только жесточайшее наказание могло, по понятию Гезы, оправдать хозяев дома. Пришелец встретил его улыбкой. - Как хорошо, что этот негодяй промахнулся, - сказал Геза. - Но он будет жестоко наказан. - Он не промахнулся, - услышал Геза неожиданный ответ. - Он ударил меня с большой силой. Видишь, оружие выпало из его руки, но... но я прошу тебя считать, что удара не было. - Невозможно! - ответил Геза. - Если бы я исполнил твою просьбу, это имело бы плохие последствия. Такой поступок не может остаться безнаказанным. - Я понимаю тебя, - сказал пришелец. - Но этото никто не видел, кроме тебя и твоего названого брата, который будет молчать. Никто не узнает. - Он знает. - Геза указал на раба, неподвижно стоявшего на том же месте. - Он расскажет другим. - Он ничего не расскажет. И не расскажет потому, что не помнит. - Он слышал наш разговор. - Он его не слышал. А теперь перестанем говорить об этом. Теперь он будет слышать. Спроси его, что он тут делает. Ни на секунду Геза не усомнился, что пришелец говорит правду, как бы странны и непонятны ни были его слова. - Что ты тут делаешь? - спросил он раба. - Господин позвал меня, - ответил раб. - Я подошел выполнить его желание. Я жду, когда господин скажет. Сомневаться было невозможно: раб ничего не помнил. - Уходи! - приказал Геза. - Ты не нужен господину. Раб удалился. - Ты никому не скажешь? - спросил пришелец. - Никому, - машинально ответил Геза. - Но объясни, как вы это делаете? - Ты не поймешь меня. - Неужели ты не почувствовал такого сильного удара? Разве тебя нельзя убить? - Я смертен, - ответил пришелец. - Но здесь я могу умереть только от естественных причин. От насильственной смерти мы хорошо защищены. Без этого нельзя пускаться в тот путь, по которому мы пошли. Геза ничего не понял, но больше не спрашивал. Вечером в присутствии Дена он спросил пришельцев: - У вас есть рабы? - Нет и не может быть, - последовал ответ. - Человек не может быть рабом. Это противоестественно. - Я не знаю стран, где нет рабов. - Такие страны есть, но не здесь. - Что же вы делаете с пленниками? Убиваете их? - У нас нет и не может быть пленников. Мы не ведем войн. Никогда! - Но ты произнес это слово, - сказал Ден, - значит, ты его знаешь. Лицо пришельца омрачилось. - У пас были войны, - сказал он, - но очень давно. Мы знаем о них, как знаем вообще историю своей родины. - Если нет рабов, - сказал Геза, недоуменно пожимая плечами, - то некому вести работы. - Мы делаем все сами. - Даже те, кто обладает властью? - У нас нет власти в твоем понимании этого слова. Все люди у нас равны. - Такая страна не может существовать. - Геза повернулся к Дену. Тот улыбнулся. - Как можно не считать рабов людьми? - продолжал пришелец. - У них такое же тело, такой же мозг, как у вас. Они во всем такие же, как вы. - Нет, - ответил Ден, - ты ошибаешься. У рабов неразвитый мозг. Они глупы, как животные. - Развитие человеческого мозга зависит от учения. Вы ничему не учите своих рабов, и потому они кажутся вам глупее, чем вы сами. Но вот ты... - обратился он к Гезе. - Ты тоже считаешь рабов низшими существами? Как же тогда ты называешь раба своим братом? Ден насмешливо посмотрел на Гезу. - Тебя выкормила мать Рени, и ты считаешь его своим братом, - добавил пришелец. - И ты совершенно прав. Но почему же вы допускаете, чтобы ваших детей выкармливали женщины-рабыни? Ведь они, по-вашему, животные. - Наших детей всегда выкармливают рабыни, - ответил Ден, сдерживая раздражение, которое вызывали в нем "нелепые" слова пришельца. - Мы пьем молоко четвероногих животных, почему же мы не можем пить молоко двуногих? - Вы едите мясо четвероногих, - возразил пришелец. - Тогда я не вижу причин не есть и двуногих. Хорошо, прекратим этот разговор, который тебе неприятен. Прости меня. - Я не сержусь на тебя. - Ден встал. - Ты чужеземец, и у тебя другие понятия. Не сердись и ты, если я скажу, что твои взгляды кажутся мне дикими. Разговор на этом прекратился. Удалившись к себе, Геза задумался над всем услышанным. Он чувствовал какую-то правду в словах пришельца. И вдруг он вспомнил про Рени. Ден не знал, что Рени образован. Молочные братья тщательно скрывали от всех свою маленькую тайну. Открыть ее - значило поставить под угрозу самую жизнь Рени. Ведь даже пленников войны, если они оказывались грамотными, не обращали в рабство, а уничтожали. Рени обладал теми же знаниями, что и сам Ден. Они были равны в этом отношении. Раньше Геза никогда не задумывался над таким вопросом. В детстве он учил Рени просто из мальчишеского озорства, а затем по просьбе самого Рени. Геза искренне любил товарища детских игр. И вот неожиданные и столь новые для него слова пришельца поставили перед Гезой вопрос - глупее ли Рени, чем Ден или сам Геза? Если рабы подобны животным, как считали его современники, то никакое образование не сделает их умнее. В этом случае Рени выучил все, чему учил его Геза, механически, не осмысливая. Если же нет... Шаг за шагом, слово за словом вспоминал Геза поведение и поступки Рени, стараясь восстановить в памяти все их разговоры. И чем больше он вспоминал, тем яснее становилось ему, что Рени ни в чем не уступал Дену. Больше того, Рени высказывал мысли, которые теперь, после слов пришельца, казались Гезе более зрелыми, чем мысли Дена по тому же поводу. Рени был рабом, сыном и внуком рабов. Его мозг - это мозг раба. И притом потомственного, а не пленника, обращенного в рабство. Что же, значит пришелец прав? Геза вскочил и зашагал по комнате из угла в угол. Его гордость, унаследованная от предков, внушенная ему с детских лет, возмутилась от такого вывода. Рени умнее Дена! Значит, он умнее и его самого, потому что он, Геза, всегда признавал умственное превосходство старшего брата. Что-то вроде сожаления, что он дал Рени знания, шевельнулось в душе Гезы. "Но разве это что-нибудь меняет? - подумал он тут же. - Допустим, что Рени так же неграмотен, как остальные рабы. Пришелец все равно прав. Нет, я поступил хорошо, хотя бы потому, что могу теперь с уверенностью сказать: правда не на нашей стороне. Но что же тогда надо делать? Учить всех рабов? А кто же будет работать? Страна, в которой все - господа, не может существовать. Получится хаос. Но и оставлять рабов в том же положении, выходит, несправедливо". Геза чувствовал, что запутался, что не может разобраться в своих новых мыслях. И он рассердился на пришельцев, возбудивших в нем эти мысли. К чему они? Все останется таким, каким было всегда, во все времена. Пусть это несправедливо, но иначе нельзя. Так устроен мир. "Я не сержусь на Рени, - подумал он, засыпая под самое утро. - Он ни в чем не виноват, и я его люблю, как любил всегда. А думать об этом больше не надо". Но он продолжал думать на следующий день, еще на следующий, и все время, прошедшее с тех пор. Простая мысль повлекла за собой более сложные, и, не замечая этого, Геза стал смотреть на все другими глазами, чем раньше. Зерно, брошенное в его ум пришельцами, давало всходы. РЕНИ Шло время, и Ден с Гезой все больше и больше привыкали к постоянному пребыванию в их доме голубых гостей, которые уже не казались им ни странными, ни необычными. Разговор пришельцев также сделался настолько привычным, что братья перестали замечать молчание своих собеседников и, незаметно для самих себя, все чаще задавали вопросы или отвечали не вслух, а мысленно. И не испытывали при этом никакого страха. Человек ко всему привыкает. Ден был доволен, что пришельцам не удается завязать сношений с другими людьми и что они вынуждены довольствоваться обществом его и Гезы. Это отвечало его тайным намерениям использовать пребывание пришельцев для усиления жреческой касты вообще и власти верховного жреца в особенности. И он был бы очень удивлен и разгневан, если бы знал, что не только он или Геза говорят с гостями, что есть человек, который ведет с пришельцами долгие и обстоятельные беседы и что сами пришельцы разговаривают с этим человеком охотнее, чем с ним или Гезой. Этим человеком был Рени. Бесправное и унизительное положение молодого раба вызывало в пришельцах глубокое сочувствие, тем более что они очень скоро поняли: из всех людей, которых они встретили, ошибочно "появившись" в этой ранней эпохе, именно Рени обладал наиболее развитым мозгом. Его ум дремал под спудом примитивных понятий и зачаточной культуры своего времени, бессознательно стремясь к пониманию сути окружающего мира, напоминая сухую губку, всегда готовую жадно впитывать в себя влагу знания. И пришельцы с удовольствием отвечали на пытливые вопросы Рени, стремившегося только к пониманию, без всяких корыстных целей, как это было у Дена. Пришельцы легко разгадали намерения верховного жреца, которые, естественно, не могли вызвать в них симпатии. Наука и техника мира, откуда явились пришельцы, были столь высоки, что Рени не смог бы понять даже "азбуки", на которой они базировались. Понимая это, пришельцы старались познакомить любознательного юношу с основой основ любой науки - с диалектикой природы, с начальной философией явлений, корни которой настолько естественны, что доступны каждому, чей ум не испорчен и не засорен ложными теориями. Мозг Рени был подобен чистой странице, на которой можно написать все, что угодно. Пришельцы хорошо понимали, что, обучая раба, они подвергали его смертельной опасности. И они были очень осторожны. До самого конца их пребывания на Земле никто даже не заподозрил о "крамольных" беседах. В этом оказал им большую помощь сам Рени, раньше своих господ понявший, что с пришельцами можно разговаривать не разжимая губ. Пришельцы пробыли на поверхности Земли три луны, иначе говоря, всего восемьдесят дней. Для Рени этот короткий отрезок времени явился как бы вторым рождением. Уходя, пришельцы оставили на Земле совершенно другого человека. На изъявления благодарности молодого раба всегда следовал все тот же загадочный ответ: "Это в наших интересах". Что означали эти слова - не мог понять и Рени... Ден и Геза с неприятным удивлением встретили сообщение пришельцев о том, что им пришло время уйти. - Куда вы уходите? - спросил Ден. - Разве вам плохо живется у нас? - Мы навсегда сохраним о вас хорошую память, - ответил один из пришельцев, сообщивший им эту новость. - Но мы не можем навсегда остаться здесь. Мы должны выполнить порученное нам дело. И мы скучаем по родине, хотим на нее вернуться. А в этом нам могут помочь только другие люди Земли. - Опять ты говоришь о других людях. Если мы не можем помочь вам, то не поможет никто. - Мы надеемся, что это не так. - На Земле нет страны, которая обладала бы большим могуществом, чем наша. - Мы уже говорили, что наша страна не на Земле. - Да, вы это говорили, - задумчиво сказал Ден. - Но мне трудно представить себе, что она находится под землей. Пришелец пристально посмотрел на Дена и вздохнул. - Где бы она ни находилась, - сказал он, - мы хотим на нее вернуться. - Вам нужен корабль? - Нет, мы уйдем туда, откуда пришли. - Под землю? Но ты сам сказал, что вы не можете вернуться на родину без помощи людей Земли. - Мы выйдем опять. Но к другим людям. - Прости меня, но я ничего не понимаю. Твои слова лишены смысла. - Они лишены смысла для тебя, но смысл в них есть. - Пришелец переменил тему. - Мы не решили, - сказал он, - что нам делать с шаром. Трое из нас считают, что его надо оставить вам. Они думают, что это принесет пользу, даст толчок вашим знаниям, поможет будущим поколениям понять, что в мире есть многое, что еще не известно. Я не согласен с ними. Я один и не могу идти против троих. Вероятно, шар останется у вас. Но я имею право дать совет: уничтожьте шар и стол, бросьте их в море. Сделайте это - и вы поступите хорошо. И в тот же день пришельцы ушли. Ден и Геза проводили их и видели, как четверо скрылись в подземном тайнике. Яма, образовавшаяся когда-то на глазах у Гезы, была тут же засыпана. Об этом просили пришельцы. Только впоследствии у Дена явилась мысль прорыть подземный ход к двери. Он не выполнил совет пришельца. Сначала Ден думал сделать это немного погодя: его очень интересовали картины, вызывать которые на поверхности стола пришельцы его научили. Потом он привык каждый день посещать семигранную комнату и уже не в силах был расстаться с чудесными аппаратами. Картины никогда в точности не повторялись. Они всегда были разными, точно живые. А если появлялся город или какой-нибудь пейзаж, которые Ден уже видел, то все равно они были не совсем такие же. Почему это так, Ден не мог понять. Он не верил словам пришельцев, что картины "рисуются" в столе не шаром, а приходят при помощи шара с родины пришельцев, передаются оттуда для того, чтобы их мог показать шар. Это было выше его понимания. Больше картин Дена интересовали письмена. Он часами всматривался в них, пытаясь разгадать смысл значков, которые считал буквами. Но они остались такими же непонятными, как и в первый день. Пришельцы ушли. Они похоронили себя в глубине земли, в круглом тайнике, и, как знал теперь Ден, там их уже не было. Куда же они исчезли? Они говорили, что выйдут опять, но к другим людям. Что могли означать эти слова?.. Мысль Дена билась, не находя ответа. Он изменялся на глазах. Геза со страхом и жалостью наблюдал за братом. Ден старел стремительно и непонятно. Он ничем не походил на прежнего Дена. Это был теперь дряхлый старик, с молодыми глазами, раздражительный, злобный, хищный. Жизнь рабов превратилась в ад. Словно мстя за своя неудачи, Ден с холодной жестокостью наказывал их за малейшую провинность, не щадя ни молодого, ни старого, ни даже ребенка. Его ненавидели и боялись, как злого Духа. Его власть в стране стала почти безгранична. Всеобщий страх был основой этой власти. Пришельцев постепенно забывали. Былой страх перед ними перенесся на Дена. В его доме каждый вечер зажигался таинственный свет, по-прежнему внушавший всем ужас. Все непонятное пугает, Дена перестали понимать. Он обладал неведомыми тайнами лечения, ему удалось вернуть к жизни людей, болезнь которых считали неизлечимой. Он знал новые способы получения и обработки металлов. Испокон веков люди этой страны пользовались оловом для посуды и медью для оружия. Ден научил смешивать оба металла и получать новый, обладающий чудесной твердостью (Сплав меди с оловом дает бронзу). Он научил земледельцев иначе обрабатывать землю, и урожай повысился. Но никто не испытывал к Дену никакой благодарности. Его только боялись. Роз и Бора ненавидели Дена, но из страха скрывали свои чувства. Он лишил их абсолютной власти, поставил себя выше их. Никогда еще власть жрецов не была столь сильна. Это пугало и заставляло задуматься о будущем. Роз и Бора с нетерпением ожидали смерти Дена, радовались, видя, как он стареет. Но и сама эта преждевременная старость пугала. Ден понимал, что после его смерти все станет по-прежнему. Призрачная власть верховного жреца рассеется, как дым. Значит, надо передать эту власть такому человеку, которого так же будут бояться. Таким человеком мог быть только Геза, и Ден сделал его первым жрецом храма Моора, хотя по возрасту Геза и не имел права на столь высокий сан. За двенадцать лун братья стали почти чужими друг другу. Наделенный мягким и относительно добрым характером, Геза все меньше любил старшего брата, видя его утонченную жестокость. Он редко соглашался присутствовать при появлении картин. А Дену необходимо было передать Гезе все, что он успел узнать от пришельцев и что следовало сохранить в тайне от всех. Как ни малы были полученные им знания, они намного превосходили науку его времени, и человек, обладающий этими знаниями, всегда будет властвовать. Для Дена интересы жреческой касты были дороже всего. Поняв причины отчужденности Гезы, Ден решил сдерживаться. Он заставлял себя хорошо относиться к Рени, любимцу брата, и даже обещал никогда не наказывать его. Нарушив это обещание, Ден тут же постарался исправить ошибку и посвятил Гезу в свою тайну. Геза был очень заинтересован. Он думал об услышанном всю ночь, а наутро, что уж никак не входило в планы Дена, позвал Рени и рассказал ему все. К удивлению Гезы, Рени нисколько не удивился услышанному. - Я знаю об этом, - сказал он. - Я давно это заметил. Иногда Ден (наедине с Гезой Рени называл Дена по имени) приказывал мне помочь ему надеть парадные одежды. Я обратил внимание, что мои пальцы проходят в его тело и Ден этого не замечает. - И ты не испугался? - Немного испугался, когда это случилось в первый раз, - ответил Рени. - Но больше был заинтересован. Есть много такого, чего мы не знаем. Пришельцы были людьми, но они понимали, как это происходит. И не боялись. Почему же мы должны бояться? Надо не бояться, а стараться понять. - Почему ты думаешь, что пришельцы знали о таком явлении? - спросил Геза. - Потому что они сами были такими. - Они? - Да. Ты помнишь, как Лези (это было имя раба, ударившего пришельца палицей) напал на одного из них? Я видел. Удар пришелся по голове, но палица прошла насквозь. - Я закрыл глаза от ужаса и ничего не видел. - Я видел хорошо. - Почему же ты не рассказал мне? - Я думал, что ты видел сам. - А почему ты молчал о Дене? - Я думал, ты сам знаешь. Ты молчал. Я считал, что тоже должен молчать. Обнаружить знание такой тайны опасно. Эти слова напомнили Гезе о вчерашнем ударе плетью, который Ден нанес Рени. Он посмотрел на обнаженное плечо молочного брата и не увидел сине-багровой полосы, которую хорошо помнил. Рени перехватил его взгляд. - Ден сильно ударил меня, - сказал он с мрачным выражением в красивых глазах. - Очень сильно. След должен был остаться надолго. Но я смазал плечо мазью, изготовлять которую меня научили пришельцы. И, как видишь, за одну ночь все исчезло. - Научили пришельцы? - Что тебя удивляет? - А что это за мазь? - спросил Геза вместо ответа. - Я покажу ее тебе. - И ты научил других? - Нет, это опасно. Но я употреблял ее несколько раз, помогая другим, которых еще хуже избивали по приказу Дена. И всегда мазь помогала. Геза улыбнулся. - Рабы считают тебя волшебником, наверно? Они не боятся тебя? - спросил он. - Нет. А если и боятся, то немного, и совсем не так, как тебя и Дена. Меня они любят. - Ты же знаешь, что я никогда не наказываю рабов так, как Ден. - Ты господин, и тебя боятся, как господина. А я такой же раб, как и они. - Если бы это зависело от меня, Рени, ты давно уже перестал бы быть рабом. - Я знаю. Геза с нежностью обнял Рени: - И твое плечо совсем не болит? - Как только я наложил мазь, боль прошла. - Расскажи мне, когда и почему пришельцы научили тебя такому лечению? - Когда, я не помню. Они сами предложили научить меня. Они относились к нам очень хорошо. - По-моему, Ден не знает о такой мази. - Ты прав. Пришелец сказал мне: "Если кто-нибудь узнает, у тебя отберут мазь и запретят изготовлять ее. Храни тайну и посвяти в нее только верного человека", Они считали нас людьми, - с горечью добавил Рени. Геза промолчал. Не раз приходила ему в голову мысль, что он оказал Рени плохую услугу, дав ему образование. Развитие умственных способностей только подчеркивало рабское положение. Но сделанного не воротишь! - Ты мой брат, - сказал Геза, не зная чем успокоить Рени, только накануне испытавшего в полной мере, что он вещь, которую господин может сломать и выбросить в любую минуту. - Только в твоих глазах, Геза, - ответил Рени. - Но это, - он дотронулся до обруча, пересекавшего его лоб, - не позволяет забыть. - Снимай его, когда приходишь ко мне. - А что это изменит? Горьки не внешние признаки рабства, а сознание его. - Ты жалеешь, что я дал тебе знания? - А ты думаешь, что другие рабы не чувствуют ничего? - печально спросил Рени. - Они неграмотны и дики, но душа их болит так же, как моя. Ты хороший человек, Геза, ты лучше других, но ты многого не понимаешь. - Чего я не понимаю? - Не понимаешь того, что раб такой же человек, как ты, - ответил Рени. Гезу поразило сходство этих слов с тем, что говорили пришельцы. Люди, стоявшие намного выше его и Дена, и рабы, стоявшие, по его убеждению, намного ниже, мыслили одинаково. - Ты ошибаешься, Рени, - сказал он. - Я давно это понял. Но ведь ничего нельзя изменить. Так устроен мир. Он всегда был таким. - Устройство мира зависит от людей, - возразил Рени. - Изменить можно все. И когда-нибудь мир изменится. Жаль, что мы этого не увидим. Геза вздохнул. - Да, - сказал он, - конечно, жаль. Но я не представляю себе такого мира, где нет рабов. Не могу представить. Скажи мне, - переменил он тему, - ты веришь, что у Дена перевернулось все тело и сердце оказалось с правой стороны? Может ли это быть правдой? - Я думаю, что Ден сказал правду. Такого не выдумаешь. - Но это же невозможно! - Почему? Оказалось же возможным, что палица прошла сквозь голову пришельца, как сквозь воздух. Оказалось же возможным, что мои пальцы проникали в тело Дена, не встречая сопротивления. Расскажи кому угодно, никто не поверит. Все скажут, что это невозможно. - Тонкой иглой можно проткнуть щеку, - сказал Геза, - и щека пропускает иглу. Но то, что находится с левой стороны, не может оказаться на правой. - Никогда? - Никогда! - Тогда смотри! - Рени подошел к стене и снял с нее боевую перчатку, которую вместе с остальными доспехами Геза хранил в своей комнате. - Видишь, большой палец находится слева. - Рени вывернул перчатку. - А теперь он справа. Геза рассмеялся. - Человека нельзя вывернуть, как перчатку, - сказал он. - Видимо, тут и кроется ошибка, - возразил Рени. - Мы знаем три направления - длину, ширину и высоту. Если бы мы знали два, то не могли бы себе даже представить, что и перчатку можно вывернуть. Геза в полном изумлении смотрел на Рени. Такой странной мысли еще никто и никогда не высказывал. Но он сумел понять смысл услышанного. - Четвертого направления не существует, - сказал он. - Как знать. Может быть, оно существует, но мы еще ничего не знаем о нем. - Жаль, что мы не догадались спросить у пришельцев, где находится их сердце - справа или слева. - Это ничего бы не дало. Они не земные люди. На их родине все другое. - Ден думает, что их родина под землей. - Мне кажется, что это не так. Слова пришельцев надо понимать иначе. - Но если не на земле и не под землей, то где же тогда? - удивленно спросил Геза. - Может быть, над землей. - Почему же мы ее не видим? - Она очень далеко. Геза задумался. То, что говорил Рени, было ново. Откуда у него такие необычайные мысли? - Хорошо, допустим. Их родина велика, на ней есть города. Почему же она не падает на землю? - А почему не падает Луна? - Ты бы еще спросил, почему не падает Солнце, - Геза улыбнулся. - Я часто думаю об этом, - сказал Рени. - Не о чем думать. Солнце и Луна прикреплены к небесному своду. - Значит, и родина пришельцев может быть прикреплена точно так же. Но я как-то спросил пришельца, высоко ли небесный свод, и он ответил, что никакого свода нет. - Ты его не так понял. Все предметы падают на землю. Упала бы и Луна, если бы не была прикреплена. - Шар же не падает. А он ни к чему не прикреплен. Геза не нашелся, что ответить на такой довод. Шар действительно не падал, вопреки всем законам. - А что ты сам об этом думаешь? - спросил он. - Я думаю, что не все законы нам известны, - ответил Рени.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  ДВА РАЗГОВОРА Геза легко нашел тайный люк в садовой беседке, о которой говорил ему Ден. Люк был так хорошо замаскирован, что, не зная о нем, невозможно было заподозрить его существования. Геза спустился в подземный ход и увидел загадочную дверь. Она нисколько не изменилась с тех пор, как он был здесь вместе с Деном, провожая пришельцев. Тогда они подошли с другой стороны, по ходу, появившемуся когда-то на глазах Гезы. Теперь этот ход был засыпан и от него не осталось никакого следа. Ден подробно объяснил, как надо нажимать на выступ сбоку от двери, но Геза так и не решился сделать это. Он видел факел, брошенный Деном, видел короткую ветку, валявшуюся тут же, которой Ден нажимал на выступ, чтобы не дотронуться до него рукой. Все соответствовало рассказу. Геза вернулся в беседку в глубокой задумчивости. Желание окончательно убедиться, войти в тайник, самому испытать все, что испытал Ден, преследовало Гезу. Он с трудом сдерживался, - не из страха, а только потому, что Рени убеждал его не делать этого. Памятный разговор с молочным братом повторялся еще много раз по самым различным поводам, и Геза вынужден был признаться самому себе, что мысли Рени ошеломляют его, что Рени лучше понимает тайны пришельцев. На эти темы Геза говорил и с Деном, но вскоре убедился, что старший брат мыслит одинаково с ним самим. А в словах Рени было много нового и не всегда понятного. Это вызывало невольное уважение. "А что если пустить Рени к столу пришельцев? - часто думал Геза. - Может быть, он поймет то, что тщетно старается понять Ден". Но об этом не приходилось даже мечтать. Ни один раб не смел входить в это "святилище". Уборку семигранной комнаты Ден поручил Рени только потому, что кто-то должен же был заниматься этим. А может быть, Ден выбрал Рени, желая таким знаком доверия сделать приятное Гезе. Нет, к тайне стола Ден никого не допустит! "Ден так быстро стареет, что, вероятно, скоро умрет, - решил Геза. - А, сделавшись верховным жрецом, я поручу стол Рени. Но это значит, - тотчас же подумал он, - сделать его таким же стариком, как Ден". - Я бы на это согласился, - сказал сам Рени, когда Геза поделился с ним своими мыслями. - Ден ничего не откроет и ничего не поймет. - Почему ты так думаешь? - Потому, что он ничего не добился до сих пор. - А ты уверен, что добьешься? - Нет, не уверен, - рассмеялся Рени. Беседка стала любимым местом отдыха Гезы. Его непреодолимо тянуло к подземному ходу. Он знал, что рано или поздно не выдержит и откроет таинственную дверь, что бы ни говорил ему Рени. Однажды, сидя в беседке, Геза увидел, что к воротам ограды их сада приблизились носилки, и сразу узнал их. Носильщиками всегда были самые рослые из рабов. Только один человек во всей стране пользовался для этого малорослыми пленниками недавней войны. Этим человеком была дочь Боры красавица Лана. Только у нее носилки были отделаны серебром - драгоценным металлом, ценившимся гораздо дороже золота. Даже сам Бора не позволял себе подобной роскоши. Геза видел, как опустились носилки, как один из рабов лег на землю, изображая собой ступеньку, видел выходившую из носилок Лану, и все еще не мог поверить, что это она, что именно сюда, в их дом, прибыла Лана. Но она вошла в сад и направилась в его сторону. Закон не позволял первому жрецу идти навстречу кому бы то ни было, кроме властителей страны. Лана была только дочерью властителя, и ей не полагались такие почести. Геза встал и слегка наклонил голову в знак приветствия и уважения. На молодой девушке было длинное платье из блестящего материала, изготовляемого в далекой стране, где жили желтые люди с косыми глазами. Светло-каштановые волосы, что являлось большой редкостью, были уложены в высокую причудливую прическу, перевитую серебряными нитями. Он молча ждал неожиданную гостью, не трогаясь с места. Когда она вошла в беседку, он предложил ей сесть. Спрашивать о цели прихода жрецу не полагалось. Это было бы проявлением любопытства. - Здравствуй, Геза! - сказала Лана. - Здравствуй! - ответил он. - Я пришла к тебе, а не к Дену. Я рада, что застала тебя одного. - Мы с Деном редко бываем вместе. - Ты рад меня видеть? - Я не ожидал твоего прихода. - А почему ты сам не приходишь ко мне? - Потому, что мой приход не может тебя обрадовать. - Ты так думаешь? - Я в этом уверен. Он сгорал от желания узнать цель ее прихода. Но если бы Лана вдруг встала и ушла, он ничего не спросил бы. Жрецу нельзя проявлять любопытство ни при каких обстоятельствах. Лана хорошо знала, что он не спросит ее, что она должна говорить сама. - Я хочу побеседовать с тобой, - сказала она. - Мне скучно без тебя. С тех пор как ты хотел взять меня в жены, я все время думаю о тебе и... Он чуть было не нарушил закона, но вовремя сумел взять себя в руки. - И жалею о своем отказе, - закончила Лана. - Я могу повторить свою просьбу, - хрипло сказал Геза. Он с трудом верил, что она действительно сказала такую фразу. Волнение душило его. - Ты меня еще любишь, Геза? - спросила Лана. Самолюбие подсказывало ответить отрицательно, но он только что сказал, что готов повторить просьбу. - Да, люблю и всегда буду любить, - ответил Геза, бледнея от унижения, которому она его подвергала. Лана встала: - Тогда ступай к моему отцу. В отличие от Гезы ее лицо пылало. Только влюбленный юноша мог не заметить выражения уязвленной гордости и гнева в ее продолговатых глазах. - Бора отказал мне один раз, - сказал он нерешительно. Лана справилась со своим волнением и снова села. - Ты, наверное, очень удивлен моими словами? - спросила она. - Да, Лана, очень. - Я не сумела справиться со своими чувствами. С вами, жрецами, приходится говорить первой, хотя это и унизительно для женщины. Или проститься с мечтами. - Я понимаю, - сказал Геза, - и благодарен тебе. Но почему ты думаешь, что теперь... - Потому, - перебила Лана, - что я слышала, как мой