ись медленно. Когда вышли на поляну, обнаружили, что джинн повернул в сторону загадочного зарева. Неужели именно туда он и стремился? Такое предположение могло испугать кого угодно, но Джогатай не боялся и джиннов. А воины не смели показать страх. Вскоре факелы стали уже не нужны. Белый свет усиливался с каждым пройденным шагом. Он пробивался сквозь толщу леса и освещал дорогу. Воины невольно замедлили шаг. Не будь с ними начальника нукеров Субудай-нойона, они повернули бы обратно. Все ярче и ярче освещался их путь. Деревья и заросли стали видны, как днем. Свет слепил глаза. Словно огромный клубок светящегося тумана появился впереди них. Джогатай остановился. Он не боялся, но не мог понять. Что же это такое? С чувством облегчения остановились и его воины. И вдруг... свет погас. Мгла окутала лес, и после яркого света глаза не могли различить ничего. Полная темнота. Это было уже чересчур загадочно даже для бесстрашного Джогатая. Отряд простоял на месте до рассвета. Солнце прогнало ночные страхи, лес стал самым обыкновенным, как все другие леса, и не пугал ничем. Монголы пошли дальше. И вот перед ними удивительная картина... Кольцо поваленных стволов окружало поляну. На ее середине тускло блестел непонятный предмет, точно высокий пень гигантского дерева. На нем - деревянная фигура. Никого! Тот, кого они преследовали, куда-то исчез. Но, может быть, он миновал поляну и углубился дальше, в лес? Джогатай отдал приказ. Опытные в таких делах воины осмотрели завал со всех сторон. Следов не было нигде, только на самой поляне, внутри завала. Но следов было много, и они принадлежали разным людям, а не одному только джинну. Его следы вели прямо к "пню". Джогатай внимательно осмотрел странный "пень", блестевший, как металлический. Он заметил едва видную щель - что-то похожее на вход. Значит, джинн там, внутри "пня". Но не может же он сидеть там все время. Рано или поздно выйдет! Джогатай постучал рукояткой меча. Никакого результата. Из "пня" не раздавалось ни звука. Пятьдесят воинов затаились вокруг завала. Они ждали, но никто не выходил. Так прошел весь день. Джогатай был упрям. Всю ночь горели факелы, всю ночь его люди снова не спали. Наступило утро. Странное убежище джинна все так же было закрыто, и безмолвие ничем не нарушалось. Казалось, внутри "пня" вообще никого нет. Но следы не могли обманывать опытных следопытов. Джинн там! Могло ли прийти в голову монголам, что те, кто заперся в "железном пне", давно уже "покинули" его, уйдя в будущее! Прошел еще один день. - Пусть будет так! - сказал Джогатай. Он отдал новый приказ. Началась тяжелая работа. И продолжалась три дня. "Пень" скрылся из глаз. В лесу вырос высокий курган. Там, в земле, умрет от голода и жажды или задохнется упрямый джинн! Приказ Субудая выполнен! Годы сменялись десятилетиями, десятилетия - веками. Лесной курган зарос деревьями. Завал сгнил и рассыпался в прах. Лес разросся и захватил места, где когда-то находились поселки беглецов. Поляна оказалась в непролазной чащобе. Над Русью шло время. ЭПИЛОГ Приближался короткий вечер тропиков. Беспощадное солнце экватора опустилось почти до горизонта, ослабив жгучий огонь своих лучей. Тени пальм легли на еще горячую землю причудливой паутиной. Небо было безоблачно, а океан спокоен и неподвижен. Здания города остались позади. Два человека шли быстрым шагом по узкой тропинке, змеившейся у самого берега, повторявшей все его извилины. Оба были одеты во все белое. Последние дуновения бриза приятно обвевали их лица и обнаженные выше колен ноги, еще хранившие палящий зной дня. Скоро прекратится и этот слабый ветер, сменившись закатным штилем, предвестником прохладного ночного ветра, накапливающегося сейчас среди низких холмов и колоссальных зданий гигантского планедрома. Полвека назад остров Сан-Паулу служил главной базой, куда со всех концов Земли огромные планелеты доставляли бесчисленные грузы "ЭПРА". Отсюда они шли нескончаемым потоком на дно Атлантического океана, где круглые сутки не прекращалась работа строителей. Замерла жизнь дна. Погасли ослепительные прожекторы, создававшие на поверхности океана ясно видимую в темные ночи тысячекилометровую светящуюся полосу. В подводном мраке застыли на века огромные трубы, поддерживающие и питающие коллекторные плиты, неустанно подогревающие "печку" Европы - Гольфстрим. И остров Сан-Паулу, с городом и планедромом, выстроенными той же "ЭПРА", остался памятником грандиозному делу, осуществленному людьми. Замер остров, превратившись в обычный населенный пункт, заброшенный на самую середину беспредельного океана. Рейсовые планелеты изредка оживляли своим появлением исполинский порт, рассчитанный на прием сотен воздушных лайнеров. Скучно и мертво окружали его просторные здания, в которых никто не жил. Бывший в течение четверти века центром внимания всей земли, остров снова превратился в ничего не значивший клочок суши. Но не надолго. Ученые точно установили, что Сан-Паулу является частью Атлантиды и что гора, вершиной которой он был, возвышалась именно на том острове, на котором была расположена страна Моора, родина Рени - пришедшего к современным людям атланта. И интерес к острову вспыхнул с новой силой... Два человека торопились. - Меня беспокоит, когда Рени не возвращается слишком долго, - сказал Тиллак. - Он любит одиночество, - отозвался Ким. - А что именно тебя тревожит? Ученый ничего не ответил. Ким не повторил вопроса. В сущности, он и не нуждался в ответе, хорошо зная опасения не Тиллака, а всего населения Земли. Поведение Рени внушало тревогу... Прошло несколько месяцев после памятного дня, когда открылась дверь цилиндра и четверо людей, пробывших в нем двенадцать тысяч лет, закончили поражающее воображение путешествие по времени. Четверо вступили в новую, вторую жизнь! Все, что их окружало, было незнакомо и чуждо им. Но если трем пришельцам жизнь современной Земли могла чем-то напоминать их первую жизнь, то для атланта Рени в ней не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего прошлое. Ничего! Ни одной черты? Родиной пришельцев была их планета. И родина ждала их. Родиной Рени была страна Моора. И ее не существовало. Трое пришельцев были предками современных жвановцев, и на родной планете могли жить их прямые потомки. Рени не мог найти на Земле ни одного человека, близкого ему по крови. Атлант был один! На пороге камеры пришельцев встретили их братья. Рени увидел чужих. Сознание, сформировавшееся в рабовладельческом обществе, не могло сразу воспринять понятие о единстве человечества. Современный мир не пугал Рени. Подобно своим спутникам, он с интересом, без тени страха, всматривался в незнакомую ему жизнь, но ни разу не задал ни одного вопроса. И одно только это настораживало! Жвановцы опасались "страха настоящего". Его но было у Рени. Но было другое, с каждым днем становившееся отчетливее и яснее, - отчужденность! В умственном отношении атлант не вызывал опасений. Было очевидно, что он может освоиться в новой среде, занять свое место в обществе новых современников. Весь вопрос был в том, сможет ли Рени преодолеть внутренний кризис, почувствовать в окружающих людях своих братьев, полюбить их так, как они полюбили его. Сумеет ли он забыть прошлое. Пока что отчужденность не уменьшалась, а увеличивалась. Пришельцы покинули Землю, и Рени не выразил желания сопровождать их. Это можно было расценить как любовь к Земле, но Тиллак, которому было поручено наблюдение за психикой атланта, заявил, что поступок Рени объясняется проще и опаснее - равнодушием. Ему были одинаково чужды и Земля и планета жвановцев. - Кризис обостряется и становится глубже, - сказал Тиллак. Оставшись один, Рени вынужден был заговорить. И оказалось, что он достаточно хорошо владеет древнерусским языком, чтобы быть понятым. И первое, что он сказал, был вопрос - может ли он переселиться на территорию своей родины, жить там, где находилась страна Моора? Пришельцы признались, что так и не решились сообщить Рени о гибели его родины, о чем они догадывались по тому факту, что оказались в резервной камере. Вопрос Рени поставил близких к нему людей в очень затруднительное положение. Сказать правду - означало во много раз уменьшить шансы на быстрое "излечение" Рени, означало усилить переживаемый им кризис. Не сказать - еще хуже! Рени не смог бы понять, почему ему отказывают в его естественном желании почувствовать под ногами родную почву. Но отвечать было надо. И Рени сказали полуправду: - Твоя родина опустилась в воду. От нее остался небольшой остров. Если ты хочешь, то можешь жить там. И Рени, сопровождаемый Тиллаком, ученым-специалистом по славянским языкам, и Кимом, к которому почему-то чувствовал симпатию, оказался на Сан-Паулу. Какое впечатление произвело на него полное отсутствие чего бы то ни было напоминающего прежнее, осталось неизвестным. Он ничем не выразил своих чувств. С утра до вечера, не обращая внимания на палящий зной, бродил атлант по берегу океана, в одиночестве, отказываясь от общества даже Кима. И каждый день трое "опекунов" с трепетом ожидали его возвращения. Кризис мог закончиться двояко. Либо Рени его преодолеет, и тогда все пойдет естественным путем, либо... Но люди Земли боялись и думать о том, что может тогда произойти. - Самоубийство не исключено, - сказал Тиллак... Солнце опустилось совсем низко. Еще немного, и оно скроется за линией горизонта. Тропическая ночь окутает остров непроницаемым мраком. Как тогда найти Рени? Где он? Почему сегодня не пришел в обычное время? Даже всегда хладнокровный Ким начал волноваться. - Вот он! - облегченно вздохнул Тиллак. На конце узкого мыса застыла бронзово-красная статуя. Голова Рени была низко опущена, и во всей его фигуре, в позе, во всем чувствовалась безысходная печаль. О чем он думал, глядя на волны, поглотившие его родину? Какое решение он принял? Человек и его время неразделимы! Ни в прошлом, ни в будущем человек не может быть счастлив. Его счастье - в настоящем, каково бы оно ни было. В том, с чем он связан бесчисленными нитями с момента рождения, в том, что создало и сформировало его сознание и восприятие окружающего мира. И вне этого мира для человека нет и не может быть подлинной жизни. Разум человека живет в среде, которой он создан. И эта среда для него единственная! КОНЕЦ