венно правильное решение. Без этого не будет настоящего сознательного отношения к делу. Без этого в каждом может появиться червячок сомнений. "А может, и не нужно так делать? А может, по-моему будет лучше?" И в самую трудную минуту, когда на него надеются все остальные, такой космонавт может упустить мгновение, подвести и погубить всех. Нет! Один из законов космоса прост: один за всех, все за одного! Предлагает один, а решают все. Без настоящей, сознательной дисциплины в космосе делать нечего. - Ну а вдруг я еще не все понимаю... Вдруг окажется, что я проголосую со всеми... за компанию, а в душе я все еще не уверен. - Тогда ты бесчестный человек! - жестко и презрительно сказал Миро. - Значит, голосуя, принимая решения, от которых зависит и твоя жизнь, и жизнь твоих товарищей, и все дело, которое поручено всем, ты кривишь душой. Скрываешься. В космосе это нетерпимо. У нас есть все, чтобы принять правильное, единственно правильное решение. Нужно только думать. Но если ты сомневаешься, сомневайся до конца! До тех пор, пока сам не поймешь: твои сомнения ничего не стоят. Вот расчеты, которые их опровергают. Или докажи другим, что твои сомнения правильны. Ты все понял, Юра? - Да, - твердо ответил Юра. - Ведь закон космоса и есть закон моей Земли. Только... Только мы не всегда его умеем выполнять. - А здесь мы будем выполнять его точно. Нерушимо. Значит, ты голосуешь за первое предложение? - Ну ясно. Я ж его и предложил.- - А как насчет второго предложения? Кто "за"? Все стукнули по подлокотникам, и только Юра воздержался. И все опять с недоумением и неодобрением посмотрели на него. - Я просто прослушал второе предложение, - сказал он. - Дать задание роботам... -Вспомнил, - перебил Юра, - подобрать планету. Я - "за". Он тоже стукнул по креслу, но ему уже не хотелось, как несколько минут тому назад, вскинуть ее в салюте и сказать: "Есть!" Теперь он знал, что Миро - как все. И если он сейчас капитан, то в другое время капитаном может стать каждый. Для этого нужно только одно - быть как все. Но даже в самых гордых своих мечтах, промелькнувших в эти секунды, у Юрия не было самой сокровенной: придет время - и я тоже стану капитаном. Юра уже понимал, что ему вначале нужно стать как все. А эти все ушли от него очень далеко - они больше знали. Но знания - дело наживное. А поэтому, хотя мечта даже не мелькнула, она все-таки жила в Юрии. - Полчаса на размышления, - сказал Миро и смежил глаза. Дежурный Тэн пошел отправлять телеграмму и давать задание роботам. На корабль нахлынула тишина. Такая полная, такая раздумчивая, что даже гул двигателей и тот уже не слышался, как в ночной степи не слышится звон кузнечиков - он становится частью огромной торжественной тишины. Наконец, как показалось Юрию, смущенно откликнулись запоминающие роботы - астронавигаторы. В их бездонной электронной памяти, конечно, нашлись планеты, на которых были жизнь и даже цивилизация. В свое время их открыли космические путешественники Розовой земли и вложили в электронную память роботов. Но вся беда в том, что все эти планеты были на расстоянии десятков, а то и сотен световых лет пути от курса корабля. Ничего подходящего поблизости роботы не знали. - М-да, - покачал головой Квач, - поло-женьице. - Подождем, что скажут следящие и анализирующие астророботы, - решил Миро. Эта группа роботов сработала быстро. Они доложили, что в сфере их наблюдения нет ни одной планеты, на которой возможна цивилизация, - на это указывают беспрерывно производящиеся радио- и спектральные анализы. Нет также и планет, на которых существовала бы простейшая или сложная жизнь доцивили-зационного периода. Пока они докладывали свои неутешительные данные, ребята молчали, и Юрий, грешным делом, опять подумал о Шарике - неужели его все-таки придется превратить в молекулы? Он даже вздрогнул от этой мысли и заставил себя думать о чем-нибудь другом. "Ведь есть же запас растительных белков. Может, продержимся? Выживем? А там придет ответ с Розовой земли, и Шарик будет спасен". И тут роботы доложили, что несколько в стороне и, главное, уже позади корабля промелькнула довольно подходящая планета, на которой имеется атмосфера, сходная с атмосферами Голубой и Розовой планет. Больше того, солнце, вокруг которого она вращается, дает ей достаточное количество тепла и прочих излучений. На самой планете, безусловно, имеется вода, существуют и многие газы, хотя, к сожалению, содержание углекислого газа, по крайней мере в верхних слоях ее атмосферы, несколько увеличено. Это дает основание думать, что на планете существует или простейшая жизнь, или, что более вероятно, уже появились животные. -Так что... Решайте сами... - Итак, - медленно сказал Миро, - решать действительно нужно самим. Прикинем. Возвращаясь, мы потеряем несколько дней. Двигаясь дальше, рискуем очень многим. Может быть, всем. Думайте. Думали честно. Думали много. Думали и молчали. Пожалуй, труднее всех думалось Юре, потому что перед ним все время стоял Шарик. И еще нечто, что он хотел вспомнить - и не мог. Оно, это нечто, все время крутилось в мозгу, сверлило его, а в руки не давалось. И вдруг совершенно неожиданно пришло главное. - Товарищи! - сказал Юра. - Если есть растительные белки, значит, можно делать хлеб! Космонавты поняли Юрия не сразу, и он подсказал: - Но ведь вы же помните, как все восхищались анализами хлеба. Ведь информацию о нем передали на Розовую землю. - Ну и что? - Как это - что? Если у нас есть запас белковых растительных молекул... - А ты вспомнил, как нужно печь хлеб? - Нет... Но ваши химические роботы обещали развести дрожжевых грибков вдоволь. Неужели мы не научимся? Голубые космонавты задумались. Мудрый этот час Миро заговорил первым: - Это все правильно. Но... Но дело еще том, что мы не знаем, как наши организмы будут усваивать хлеб Голубой земли. - Но ведь землянику эти самые организмы усваивают. - Это не одно и то же. Земляника - ягода, плод. А дрожжевые грибки - совсем другое. Юрию уже казалось, что Миро нарочно сомневается, нарочно не хочет принять его предложение, которое, если посмотреть на него без предубеждения, яснее ясного. И поэтому Юрий почти закричал запальчиво и даже обиженно: - Сомневаться можно в чем ты хочешь! Но если сомневаешься, нужно попробовать. - Проверить можно, но... - протянул Тэн. - Вот именно, - кивнул Миро. - Проверить можно, но... ведь на проверку нужно хотя бы несколько дней. Это даже в том случае, если ты научишься печь этот самый хлеб. Понимаешь - мы проверяем все на себе, а корабль летит. И мало того что летит, но еще и набирает скорость. Продолжает разгон. И вдруг оказывается, что наш организм усваивает хлеб плохо. Или даже больше того: дрожжевые грибки, которые мы никогда не употребляли в пищу, нам просто вредны. - Ну а если... - перебил Юрий. - Давай проверим одно "если". Так вот, что произойдет в том случае, если хлеб не окажется таким подспорьем нашему путешествию, как надеешься ты? Что тогда? - Поворачивать назад, - жестко сказал Квач. - Верно, значит, опять терять несколько дней да плюс еще денек-другой на торможение. Ты знаешь, что будет с Шариком? Если он так вырос за несколько дней, что может произойти позже? Есть важное правило космических путешествий: все замечай, запоминай, исследуй, но попусту не рискуй. Вот почему рецепт хлеба мы прежде всего передали на Розовую землю. Там его изучат, и, может быть, мы и возьмем его на вооружение. Но только после проверки. Все понятно? Что ни говори, а Миро опять оказался самым мудрым в этот день. Конечно, было очень обидно и неприятно. Если говорить честно, Юрий уже забыл о своей первой неудаче и был уверен, что хлеб, одно из лучших изобретений Голубой земли, поможет голубым людям преодолеть трудную минуту, спасет Шарика и вообще все перевернет вверх дном. А если пойти дальше и заглянуть в Юркину душу поглубже, то можно выяснить, что он при этом как-то затаенно даже от самого себя мечтал, что при такой победе этого лучшего изобретения в космосе он тоже кое-что приобретет. Станет как бы старше, умнее и, значит, уважаемей. И вместо уважения он сел в лужу - так и не сумел вспомнить, как же нужно печь хлеб. Да, оказалось, что в жизни далеко не все так просто, как это кажется на первый взгляд. Даже самое лучшее изобретение нужно не только изучить и освоить, но и применять, подумав. И как это ни неприятно, как это ни пахнет бюрократизмом или старческой осторожностью, приходится соглашаться - Миро прав. Мало знать, нужно еще и уметь. Чего ж удивляться, что через полчаса он тоже постучал о подлокотник и утвердил общее решение - возвратиться и приземлиться на неизвестной планете. Это тоже был риск. А вдруг на этой планете ничего нет и приземление окажется бесполезным?! Но даже в этом случае оно сможет принести кое-какую пользу: сигналы Розовой земли догонят их быстрее; космонавты смогут точнее обследовать окружающие планеты и, может быть, все-таки найти такую, где есть хотя бы самая скромная жизнь; наконец, на планете есть много газов и, значит, имеются и многие элементы Периодической системы. Может быть, даже все. В этом случае химическая кухня корабля хоть и с трудом, но сможет изготовить необходимый запас молекул растительных белков и углеводов, а потом превратить все это в тот же самый хлеб. Нет, высаживаться им необходимо. Без продуктов далеко не улетишь. Глава двадцатая. ПЛАНЕТА КРАСНЫХ ЗОРЬ Команды были отданы. Астронавигацион-ные роботы рассчитали траекторию и режим полета. А когда рассчитали, то выключили все двигатели. Корабль теперь летел по инерции, медленно разворачиваясь по огромной кривой. Где-то далеко впереди, а скорее, даже сзади, потому что кривая, на которую выходил корабль, в конечном счете приводила его назад, должна произойти встреча корабля и планеты. Расчеты показывали, что на это потребуются по крайней мере земные сутки: уточненные данные, которые представили роботы, показывали, что планета движется вокруг своего солнца по слабо вытянутой орбите. - Значит, на планете, - сказал Миро, - короткая зима и не очень жаркое лето. Такие условия могут создать очень интересные формы жизни. Посмотрим. Чтобы смотреть на эту неизвестную жизнь во все глаза, прежде всего решили как следует выспаться. Высадка на планеты всегда сопряжена с риском. Возможны всякие неожиданности и приключения, и, значит, нервы должны быть в полном порядке. Вот почему спали все долго и очень сладко. Юрка даже снов не видел - так хорошо ему спалось. Да иначе и не могло быть. После того как корабль прекратил разгон, исчезли перегрузки. На земных космических кораблях в эти минуты наверняка наступило бы состояние невесомости. А на этом корабле невесомости не было: роботы включили гравитационные установки, и в отсеках установился облегченный гравитационный режим. Режим, когда нет ни сильных нагрузок, ни невесомости. Так - серединка наполовинку. Тело было легким и как бы раскованным. Дышалось необыкновенно свободно. Когда Юрий проснулся, у него было такое состояние, словно сегодня большой праздник, который он встретил достойно - отличными отметками, выигрышем в футбол или хоккей. Ему казалось, что его ждут новый костюм и какие-то очень интересные и нужные ему подарки. И в то же время это необыкновенное настроение нельзя было назвать праздничным, потому что в праздник всегда хотелось поваляться в постели, подумать о том, как он ничего не будет делать... В этот день все было как раз наоборот. Юрию очень хотелось заняться чем-то очень важным, сложным и интересным. Причем заняться немедленно, не теряя ни минуты. И, ощущая в себе заряд этой веселой и в то же время сосредоточенной энергии, он вскочил с кресла-кровати и, не рассчитав прыжка, сразу очутился у дверей в коридор, который вел на кухню. - Ты что? - усмехнулся Зет. - Дружка дошел проверить? - Да нет... просто... - Учти, после перегрузок такой переход у нас обязательно кончался тем, что мы набивали себе шишки и синяки. Так что осторожней. Но особенно осторожничать не пришлось - проснулись остальные. Быстро позавтракали, посуда и столы растворились в полу, и Квач с неожиданным диким криком повалил на пол Тэна и Миро. Представить себе, что голубые люди могут просто баловаться, Юрий почему-то не мог и поэтому с тревогой посмотрел на Зета. Но тот тоже закричал, гортанно и воинственно, и лихо, как наездник, вскочил на Квача. Сам не зная почему, наверное, потому, что и его тоже распирала накопленная в вынужденном безделье энергия, Юрий ринулся в кучу малу. Все пятеро визжали, сопели, катались и выкатывались, а потом разбежались, и тут Миро бросился к стене. Он нажимал на все кнопки подряд, и разноцветные огоньки на стенах заметались как сумасшедшие. Стены дрогнули и поползли, образуя длинные коридоры. Вероятно, все помещения, которые были так или иначе свободны в этот момент, выжимались этими движущимися стенами, освобождая все большее и большее пространство. Зет бросился куда-то в отсеки и вскоре вернулся с теми самыми луками и стрелами, которые Юрий видел у него на Голубой земле. - Послушайте, откуда у вас луки и стрелы? - спросил Юрий. - У вас охотятся с луком? - Тумус! У нас об охоте можно прочесть только в старых книгах. - Ладно, пусть я тумус. Но откуда же у вас луки? Из старых книжек? - Нет, когда мы снижались над вашей Землей, то через телеобзорную систему увидели, как на одном из островов почти голые люди стреляют из луков. Нам понравилось, и вот... - Значит, с нашей Земли вы везете два изобретения - луки и хлеб. - Выходит, - рассмеялся Миро. - Поэтому есть предложение - открыть соревнование. - Подожди! - крикнул Квач. - Нужно размяться. Сотворим горку? - Валяй, - решил Миро, и Квач прыгнул к стенам. И тут же произошло нечто совершенно новое - пол стал горбиться, а в конце все удлиняющегося и расширяющегося помещения круто, как гребень волны, взметнулся к самому потолку. Квач разбежался и, прыгая по горбам-волнам, с разбегу взлетел на гребень почти к самому потолку, но не удержался и покатился вниз. За ним ринулись остальные. Юрий тоже прыгал, как и все, с горба на горб, ощущая необыкновенное, как во сне, замедленное и очень плавное движение. Когда, отталкиваясь от горба, он взлетал вверх, ему удавалось поболтать ногами в воздухе, а когда опускался, то очередной горб приближался медленно, и у Юрия оставалось время, чтобы рассчитать свой следующий прыжок. Наверное, поэтому он дальше всех взбежал на гребень. Он был так крут, что Юрий наверняка опрокинулся бы и покатился вниз, но он успел поднять руки и прижаться ладонями к потолку. Стоять в таком положении было очень неудобно и все-таки очень приятно: как-никак, а он оказался единственным, кто сумел добраться до самого верха. Наверное, это понял коварный Квач, потому что он крикнул: - Юрка! Сзади! Что было сзади. Юрка не знал. Он резко повернулся, чтобы посмотреть назад. Равновесие было потеряно, и Юрка покатился вниз. Конечно, если бы он падал с такой кручи на Земле, он наверняка набил бы себе синяки и шишки. Но тут сила тяжести была ослаблена, и он мягко и весело перекувырнулся через голову, на спине влетел на очередной горб-волну и остановился на его верхушке. Космонавты хохотали. Не обидно, но хохотали - лицо у Юрия и в самом деле было огорченным, растерянным и в то же время ожидающим. Это, наверное, оттого, что, падая, он ожидал, что стукнется по-настоящему. Но этого не случилось. Только теперь он понял, что самым приятным в этом соревновании было не то, чтобы взобраться как можно выше и как можно дольше продержаться на гребне, а чтобы мягко и не больно, как в полете, скатиться вниз. Игра опять научила его, что на корабле, даже в шутку, даже на минутку, нельзя резко. выделяться среди других, подчеркивать свою победу. Не победа важна. Важно общее настроение. Наверно, поэтому во время стрельбы из лука Юрка поначалу действовал без особого удовольствия и даже с осуждением косился на голубых товарищей, которые, увлекаясь, спорили, чья стрела попала в центр круга-мишени; ее нарисовал прямо на стене Тэн. А потому, что стена была или металлическая, или биометаллическая, деревянные наконечники стрел не оставляли на ней следов. Юрке это казалось не важным: важно было общее настроение. Но постепенно и он увлекся и тоже начал спорить, доказывать, что именно он попал прямо в центр круга. И тут поднялся такой шум и гром, какой бывал только на расчищенном льду реки, когда встречались хоккейные команды соседних классов. Сразу забылось общее настроение - очень важным стало личное положение в соревновании. Наверное, поэтому в конце концов было установлено, что в мишень Юрий попадал чаще других. И гордился он этим не меньше, чем в свое время победой на ледяном поле. - Здорово, -задумчиво протянул Квач и обратился к Зету: - Придется теперь ему заниматься... - Придется, - вздохнул Зет. - Такие уж правила. И видно было, что правила эти ему не очень нравятся, но он подчинится. Вздохнув, Зет протянул Юрке лук и стрелы. - Держи. Раз ты стреляешь лучше всех - держи и заботься как следует. Юрка, конечно, взял лук и стрелы - раз правила, значит, правила. Но не подивиться этим правилам не мог. Выходило, что победитель в соревнованиях получал не приз или какое-нибудь облегчение, а, наоборот, новые обязанности. Стоило ли стараться? Но с другой стороны, ведь если человек лучше всех овладел луком, то кто же надежней будет ухаживать за ним? Выходило, что даже в соревновании главным все-таки было общее настроение, в конечном счете все та же забота одного обо всех, как и всех об одном. И хотя не все было привычно в этих правилах, в самой их основе Юрию опять услыпп лось то знакомое, о чем он не раз слышал своем маленьком городке. И он взял лук и стрелы - первые вещи на космическом корабле, за которые он отвечал перед всеми. Пожалуй, в этом и в самом деле было что-то настоящее, от чего веяло большой дружбой. Но как это часто бывало во время путешествия, обдумать случившееся Юрий не успел - металлический голос роботов оповестил космонавтов: "Объект приземления появляется в поле прямого зрения". Ребята посмотрели на экран внешнего обзора. В левом его обрезе, как лампочка в карманном фонаре со слабой батарейкой, багровела недобрая загадочная звезда. В стороне от нее светилась маленькая, но необыкновенно яркая и потому голубоватая звездочка. И хотя роботы молчали и ничто на экране не могло подсказать решения, Юрий сразу понял: недобрая, мутно-красная звезда - это и есть планета, объект приземления. Голубоватая от яркости звездочка - то самое солнце, вокруг которого вращается планета. Почему он это понял? Трудно сказать... Но, наверное, потому, что хотел он этого или не хотел, а он все время думал о космосе. Космос незримо присутствовал в Юрке, жил в его мыслях и чувствах. Чего ж удивляться, что в конце концов в Юрии проснулся космический инстинкт. И как всякий инстинкт, он не требовал особых объяснений. Он срабатывал как робот - вовремя, безотказно и точно. И, повинуясь этому новому для него космическому инстинкту, Юрий прикинул, сколько времени им еще лететь до планеты. Но он не успел сделать этого, потому что Зет решил; - Пора готовиться к посадке. И никого это не удивило. Квач решил: - Беру на себя вездеходы и оружие. - За мной приборы и оборудование, - сказал Тэн. - Хорошо, - согласился со всеми Зет, - Миро - в резерве, Юрий - наблюдение за нами. И все поняли - сегодня самым главным, самым старшим является Зет. Почему? Кто ему дал право? Об этом никто не спросил. Даже Юра. Просто Зет сам чувствовал, что сегодня он справится, что он больше, чем кто-либо другой, сможет дать другим. Пожалуй, в этом было главное - не взять себе, а дать другим. Потому что, как в только что проведенной игре, главное было не в том, чтобы победить других, а в том, чтобы показать другим, как можно достичь победы, помочь им в будущем добиться точно такой же победы. Да, чем дольше летел Юрий, чем больше он общался с голубыми людьми, тем яснее он видел, что те законы, по которым живут люди Розовой земли, очень похожи на законы людей Голубой земли. Очень похожи. И все-таки чуточку не те. Самую-самую малость, но все-таки не те. Они в чем-то выше и чище. Чуть-чуть выше и чуть-чуть чище. Но они такие, что Юрию не стоило особых трудов понять их, почувствовать всю их прелесть и правильность и принять их, как свои. Ему не трудно было сделать это, потому что там, на своей оставленной родине, он уже был подготовлен к тому, чтобы стать чуточку лучше и чуточку чщце. Раздумывая над этим, он рассмеялся про себя: "Одним словом, можно сказать, что все дело в чуть-чуть..." Пока Зет стоял у пультов управления, Юрий и Квач по переходам и спиральным, теперь очень узким коридорам прошли куда-то в самый трюм корабля, где помещались кладовые запасных материалов и оборудования. Здесь было шумно и сильно пахло чем-то свежим и резким. - Двигатели близко. Как ни защищаемся от радиации, однако не помогают даже нейтрин-ные перегородки. От этого много озона. Наверное, это было именно так, потому что в кладовых действительно пахло так, как пахнет на Земле, когда пройдет гроза или как возле высоковольтных передач в безветренный, истомный день. И все-таки, уже на всякий случай, Юрий спросил о том, что всегда волновало людей на его Земле. Волновало так, что они постоянно писали об этом в газетах и говорили по радио. - А это облучение не опасно? - Если просидеть здесь несколько недель - наверно, в организме что-либо изменится. Но если мы пробудем в кладовых несколько часов - так это даже полезно. Организм взбодрится и будет лучше работать. Давай-ка начнем. Но с чего начинать, Юрий не знал. В кладовых стоял тот зеленоватый не полумрак, а полусвет, который жил на всем корабле, если не включалось специальное освещение. В этом полумраке-полусвете глаза улавливали очертания многих непонятных или почти понятных вещей. На стенах висела одежда: прозрачные комбинезоны, которые Юрий уже видел на космонавтах, и комбинезоны непрозрачные, видимо, очень толстые, а потому даже на вид "неповоротливые". На стеллажах лежали поблескивающие детали, трубки, колеса, стояли уже готовые приборы или их блоки; громоздились ящики и ящички, колбочки, сосуды, стеклянные или похожие на стеклянные банки и баночки. А дальше, за стеллажами, горбились машины, какие-то аппараты, блестящие и непонятные. К одному из таких аппаратов и подошел Квач. - Ну вот тебе наши вездеходы и... везделе-ты. А при случае и вездеплавы. К такой удивительной машине нельзя было относиться без всемерного уважения и даже восхищения. И Юрка приготовился восхищаться. А восхищаться, как оказалось при ближайшем рассмотрении, было нечем. Невероятная машина, прежде всего, была некрасиво-угловатой, как бы собранной из призм. Каждая большая призма, в свою очередь, была составлена из призмочек меньшего размера, а те - из еще меньших. И все они были прозрачны. Под ними, в чреве машины, призрачно и расплывчато чернели и краснели какие-то детали и узлы. - Зачем... она такая? - спросил Юра. - Все сделано так, чтобы каждая точка машины имела угол преломления. - Чего-чего? - Угол преломления. Неужели не понимаешь? - недоверчиво спросил Квач. - Если честно - не понимаю. - Нам приходится высаживаться на совершенно неизвестных планетах. Правда, роботы дают нам хорошую информацию, но вся она все-таки требует проверки на месте. И вот, представляешь, мы высаживаемся... А на планете, например, еще низшая цивилизация. И разумные существа имеются, и даже техника у них есть очень неплохая, а цивилизация все-таки низшая. - Это ж почему так? Техника есть, даже неплохая, а цивилизация - низшая. - Все дело в том, куда направлена эта самая цивилизация. У низшей, на каком бы уровне там ни стояла наука и техника, пусть даже на самом высоком, она всегда приспособлена к войне. У высшей - к миру. Низшая обязательно думает над тем, как бы половчее убить человека, разумное существо. Высшая, наоборот, как бы сделать жизнь человека, разумного существа, как можно лучше, прекрасней, интересней и полней. Так вот, представляешь, высаживаемся мы на какой-нибудь планете, а нас встречают оружием. Что нам делать? Конечно, у нас тоже есть чем ответить, но ведь это значит, мы тоже должны убивать. А мы - представители высшей цивилизации. У нас войн нет. Я бы и сам это слово не вспомнил, если бы ты его не подсказал. И тебя бы мы не взяли, если бы не узнали, что в вашей стране войны не в почете. Вот. Так что же нам делать на такой враждебной планете? Прежде всего - смотреть. Наша машина к этому и приспособлена. Она создана как бы из кристаллов. Сквозь них все видно, но, если даже в нее попадает какой-нибудь снаряд или смертоносный луч, он не сможет принести заметного вреда, потому что каждая точка машины имеет отличный угол преломления. Ни снаряд, ни луч не смогут проникнуть в глубь машины он обязательно отразится от нее или... Ну, как бы тебе сказать... - Срикошетирует? - Вот-вот!.. Именно Срикошетирует. Отскочит рикошетом. Понял? И дело тут не только в том, что мы можем встретиться с враждебными существами. Можем встретиться и с загадками природы: вдруг попадутся какие-нибудь невероятные лучи. И еще - машина построена так, что, если мы что-нибудь прозеваем и свалимся, например, с кручи, она не разобьется. Призмы и призмочки примут удар на себя, а мы внутри будем целенькими. Квач тяжело перевел дыхание и вытер пот со лба. - Слушай, Юрка, ты меня поменьше спрашивай о теории. Так долго разговаривать мне трудно. Это ты к Миро... Или к Тэну. А я лучше тебе покажу, как ею управлять. Квач открыл дверь, и они вошли внутрь универсальной машины. Вспоминая свои земные машины и машины из фантастических повестей, Юра приготовился увидеть россыпь кнопок, тумблеров и сигнальных лампочек. И конечно, приборов. Но он опять ошибся. В машине не было даже руля. Просторные сиденья, ящики, полочки и крючки. А руля нет. - Как же ею управлять? - удивился Юрий. - Очень просто. Смотри. Квач сел на переднее сиденье, а рядом уселся Юра. - Смотри на мои ноги, - сказал Квач. Там, внизу, как и у всякой автомашины, было три педали. - Вот и все. Когда ты включишь атомный двигатель, управлять тебе придется только ногами. Правая педаль - педаль скорости. Чем сильнее на нее жмешь, тем быстрее скорость. Левая - педаль поворотов. - Но ведь машина-то и везделет, и везде-плав... - Ну и что? Если попадешь в воду, она поплывет. А нужно взлететь - нажми педаль скорости посильнее - она взлетит. У нее же нет колес, как ты заметил. Она же на воздушной подушке. Двигатель нагнетает воздух под днище, и машина приподнимается над грунтом или над водой и летит. - А если под водой... - Ну так уменьши обороты. Она потонет, а малые обороты все-таки будут толкать ее вперед. Или назад - как ты хочешь... Как всегда, все было правильно. Но Юра уже не был тем несмышленышем, тем салажонком, которым он был в первые часы пребывания на корабле. Теперь он не только приобрел космические инстинкты и привычки, но и космическое умение думать. Нет, теперь он ничто не принимал на веру, даже если все казалось совершенно правильным. Вот поэтому он и спросил: - Послушай, Квач, а как же ваша машина будет двигаться на планетах, на которых нет атмосферы? - "Как, как"! - передразнил Квач. - Так и будет двигаться. - Нет, - твердо сказал Юра, - на таких планетах она двигаться не будет. - Это ж почему? Всегда двигалась, а тут ты скажешь - и она остановится? - Остановится и с места не сдвинется. - Это ж почему? - Потому что нет воздуха. - Где нет воздуха? - рассердился Квач. - На планетах, где нет атмосферы. - Гм... действительно... Ведь работает-то она на воздушной подушке... И если не будет воздуха, значит, не будет и воздушной подушки. Как же быть в этом случае? - В самом деле, - совершенно невинно переспросил Юра, - как же быть в таком случае? Ведь воздушной подушки не будет. - Гм... Может, не высаживаться на такие планеты? - А если нужно?.. - Гм... Гм-гм... Да ну тебя! - вдруг взорвался Квач. - Вечно ты со своими вопросами! Откуда я знаю, как быть в таком случае. - Выходит, вы этого еще не проходили? - уже совсем ехидно осведомился Юра. - При чем здесь "не проходили"?.. "Не учили"! - передразнил Квач. - Просто мы ни разу не высаживались на такие планеты. Ну и, естественно, нам не приходилось заниматься таким делом. - Одним словом - не знаешь? - Не знаю... - потупился Квач и опять разозлился: - А ты знаешь? Да? Ты даже не знаешь, как хлеб делается! Ни одной формулы не знаешь. А туда же - задаешься. И я тебе так скажу: даже дурак может задать столько вопросов, что и сотня умных людей ему не сможет ответить. - Выходит - я дурак? - недобро прищурился Юра и, как всегда в критические минуты своей жизни, засунул руки в карманы и, выставив вперед правую ногу, чуть подался к Квачу. - При чем здесь ты? - несколько поостыл Квач. - Я говорю вообще. - А я говорю конкретно. Что же получается? Ты взялся готовить к высадке вездеход и... везделет, а сам даже не знаешь, как он действует, на что он способен и какие могут быть последствия. Сомнений не было: Юрий говорил горькую, но правду, и Квач сник. - Юрка, но ведь нельзя же знать все на свете... Не приходилось нам сталкиваться с безатмосферной планетой. Вот... так и... - Ладно. Допускаю. Но у тебя есть схемы машины, ее чертежи?.. - Наверное, есть... У роботов. - "Роботы, роботы"! Надоели роботы! А ты сам понимаешь, сам что-нибудь знаешь? В своем справедливом возмущении Юрий явно переборщил. Ведь и он не знал очень и очень многого. Однако Квач только пожал плечами и нерешительно протянул: - Кое-что, конечно, знаю... - Но сейчас же, уловив ошибку Юрия, спохватился и стал самим собой. - Причем кое в чем побольше тебя. Но сейчас узнаю. Он, конечно, нажал кнопку и, конечно, щелкнул тумблером. И, конечно, роботы немедленно зажгли ему светящийся экран, а на экран спроектировали схему транспортной космической машины и, конечно, рассказали своими металлическими и поэтому не очень приятными голосами, как действует транспортная космическая универсальная машина. Оказалось, что она может действовать не только на планетах, начисто лишенных атмосферы. Она может передвигаться даже в расплавленной породе, лаве, металле. Она может ходить, летать и плавать в любой среде. И как это ни удивительно, ей больше страшен холод межпланетных глубин или безвоздушных планет, чем расплавленная лава. Все дело в том, что кристаллы, из которых построен корпус машины, могут выдержать температуру в несколько тысяч градусов жары. Но космический холод - минус 271 градус, абсолютный нуль - ей опасен. При абсолютном нуле кристаллы становятся хрупкими и ломкими. Их все время нужно облучать изнутри. Тогда они смогут держаться. И еще рассказали роботы, что универсальная машина может двигаться не только на воздушной подушке. Используя ту же систему ослабления внутримолекулярных связей, примененную во всем корабле, космонавты могут заставить машину двигаться с помощью тех же самых выступов-кристалликов. Для этого они размягчают их молекулы, а потом включают вибрационно-поступательный механизм. Выступы-кристаллики превращаются как бы в шагающие ноги. Они дрожат, вибрируют и то выдвигаются вперед - и тогда машина делает шаг вперед, то отступают назад - и тогда машина как бы замирает на месте. А так как ножек-кристаллов на машине бесчисленное множество, то, хотя у нее и почти тот .же принцип движения, что и у сороконожки, двигается она очень быстро. - Здорово! - согласился Юрий. - Это выходит, что ваши конструкторы позаимствовали идею у нашей сороконожки? - Не знаю, у вашей или у нашей, - ехидно ответил Квач,- но в машине действительно применен принцип биологического конструирования. - Какого-какого? - Биологического конструирования. Подметили, что у природы есть какое-то интересное биологическое построение, изучили его и применили в технике. Вот и все. Добавляю, что машина не боится, если ее перевернут. - То есть как это - перевернут? - А очень просто. Переверни ее, например, во время аварии набок или даже, как говорится, на голову, она все равно будет исправно работать и двигаться. - А ее пассажиры тоже поедут вниз головой? - Нет. В ней применен принцип независимой подвески. Кузов может кувыркаться как ему вздумается, а все, что находится внутри кузова - двигатели, аппараты, приборы, сиденья, - все всегда будет в одном положении. - Очень удобно... - протянул Юрий, усомнившись, как же может вся внутренность машины быть независимой от кузова. Но потом вспомнил, что ведь есть такие игрушки - ваньки-встаньки, которые, как ни качни, все равно не валятся, а возвращаются в свое нормальное положение. Наверное, и в машине так выбран центр тяжести, что все ее механизмы всегда будут в одном положении. Почему это происходит, понять до конца Юрий не мог: он еще не учил механику. Но он верил: так может быть. Больше того - так должно быть. И он повторил: - Очень удобно. Если бы у нас, на Голубой земле, выдумали бы такие машины, аварий на дорогах, наверное, не было бы... Теперь после помощи роботов овладеть универсальной космической машиной было нетрудно. Тем более, что для этого требовались только две ноги, а в движущейся машине они все равно бывают безработными. Овладевать оружием оказалось еще проще. Металлические палочки вырабатывали какие-то очень сильные, смертельные лучи: прицелься, нажми на спуск - и "выстрел" поразит любую цель. Во время этого обучения внутренняя корабельная связь известила: "Внимание! Переходим на посадочный режим. Внимание! Будьте готовы к принятию решения. Включаем посадочную программу номер семь. Повторяем: включаем посадочную программу номер семь". Юрий и Квач бросились в центральное помещение. Но даже на бегу Юрка допытывался, что это за программа номер семь. - У нас разработано несколько десятков программ посадки: на свою планету, на обитаемую, необитаемую, дружескую, враждебную, с атмосферой, без атмосферы, изученную или неизученную... Ну и так далее. В этот раз мы садимся на неизученную планету с атмосферой и, возможно, с живыми обитателями. А как будет осуществляться эта программа, сам увидишь. Программа осуществлялась так, что Юрий не замечал ее осуществления. Все было таким простым, логичным и единственно возможным, что ни о какой заранее придуманной программе не появлялось и мысли. Но впрочем, может быть, в этом и заключалась сила программы? Ведь в нее был заложен опыт многих, может быть тысяч, космических путешествий и приземлений на неизвестные планеты. На экранах внешнего обзора где-то очень далеко светились звезды, и их разлапистые лучи незаметно растворялись в иссиня-фиолетово-черном, но все-таки как бы пронизанном светом космосе. Все было как и раньше, и все-таки кое-что было уже по-новому. Прежде всего незримый свет космоса стал сильнее и как бы весомей. Он уже не только ощущался, а прямо-таки замечался. Все изменилось в космосе. Но изменилось так, что понять эти изменения, измерить их казалось невозможным. С каждой секундой эти изменения становились все заметней. Медленно растворялась немыслимая космическая чернота. На ее место приходили краски. Белый свет как бы разлагался на голубоватый, зеленоватый и, кажется, желтоватый. Потом к ним примешался красноватый, а от черно-сине-фиолетового космоса остался только синий свет. Но из густого, тяжелого он превратился в ярко-синий, легкий и воздушный. Но все эти цвета были расположены не так, как в радуге, - в строгой, раз и навсегда определенной последовательности, - а разбросанно, бессистемно. То там, то здесь вспыхивали и пропадали или изменялись световые пятна - то красно-синее, то желто-голубое, то еще какое-нибудь. И мудрый Миро произнес так торжественно, что все посмотрели на него: - Первые признаки атмосферы. Этих признаков становилось все больше и больше, но вскоре они стали исчезать. Наконец корабль опять окружила космическая чернота. Можно было подумать, что путешественники, приблизившись к неизвестной планете, раздумали и понеслись дальше, в космос. Но это только казалось. Просто корабль заканчивал свою огромную кривую и теперь переходил на режим спирально-кругового полета. Он шел над планетой по кругу. Как раз в эти минуты он попадал в ее тень, и его окружила космическая чернота. Однако она была уже не космической. На экранах явственно проступал черный конус, за границами которого играли разноцветные всполохи. Да и сам черный конус планетной тени был не такой густой и мрачный, как глубины космоса. Это была как бы домашняя, уже теплая, хотя почему-то тревожная чернота. Может быть, оттого, что в ней угадывались багровые отсветы, словно откуда-то со стороны пробивались лучи заходящего или восходящего солнца, отражение далеких буйных зорь. Корабль пересек черный конус. Роботы уже прощупали планету лазерами, мазерами, радио-, ультра- и инфразвуковыми локаторами и еще десятком сложных приборов, устройства и принципа действия которых голубые люди еще не проходили. Теперь роботы подводили первые итоги. Обследование подтвердило и уточнило показания дальней космической разведки: на планете есть кислород, азот, углекислый газ и многие другие газы. Есть также и все другое, что имеется и на тех планетах, где уже возникла жизнь и даже цивилизация. Значит, и на этой может быть жизнь. А раз может быть, то существуют и скопились белковые молекулы. Значит, можно снижаться. Можно приземляться... Хотя, точнее, следует сказать - припланетиться. Ведь планета Земля - одна. Правда, оказалось, что есть и другая, Розовая земля. Значит, есть две Земли. Но планет - бесчисленное множество, и не все имеют названия. Вот почему космонавты говорили вместо "приземлиться" - "припланетиться". И хотя все было ясно и как будто понятно, корабль не спешил к планете. Он медленно плыл над ней, изучая каждую ее пядь своими приборами. И чем дольше изучал, тем настороженней действовали и роботы, и ребята. Планета оказалась какая-то странная - на ней не было гор. На всех планетах, даже на самой близкой к Голубой земле - Луне, имеются не только отдельные горы и холмики, но и целые горные хребты, даже системы горных хребтов. И иначе не может быть. В недрах планет или пылает, или пылало пламя невероятной силы. Оно расплавляло вещество планеты, которое, как и полагалось всякому веществу, обязательно расширялось при нагревании и ломало уже остывшую верхнюю корку. Ломало, выплескивалось на поверхность и застывало горными всплесками. Верхняя корка изгибалась, и горы постепенно укреплялись на поверхности любой планеты. А на этой попутной планете гор не было. Больше того. На всех планетах материки чаще всего располагались вдоль меридианов, от полюса к полюсу. А на этой был всего один материк, и он опоясывал всю планету единым гладким обручем с изодранными краями. - Странно, - первым сказал Тэн. - Очень странно... - Может быть, тут еще не началось горообразование? - неуверенно спросил Зет. - Почему оно задержалось? - вмешался Миро. - Запросим р