о, - сказала она, - все будет очень хорошо. Давай завтракать, время идет. Они ели лениво и мало - у обоих сразу пропал аппетит. Почти полные тарелки одна за другой возвращались на диск и исчезали где-то в путанице пищевых коммуникаций. Александр налил вина и теперь задумчиво глядел на пузырьки; растворенный в вине газ улетучивался, и так же улетучивалось - он чувствовал - взаимопонимание, которое совсем было установилось между ними. Этот процесс надо было прервать, пока он не зашел слишком далеко. - Можно подумать, - сказал он, - что ты сомневаешься. - Нет. Я вижу все, о чем ты рассказывал. Но этого слишком мало. Скажи еще раз: я нужна тебе - там? - Говорю еще раз: нужна - даже не то слово. - А какая? - Что - какая? - Какая я тебе нужна? Он пожал плечами. - Такая, какая ты есть. Она рассмеялась, но смех этот был похож на рыдание. - Но ведь такая я - здесь. А там? - Ах, так это тебя смущает? Конечно, ты станешь на дюжину лет старше; но какое это имеет для нас значение? Кира усмехнулась; конечно, она думала и об этих двенадцати годах, но главное заключалось вовсе не в них. - Ты не угадал. Дело в том, что там ведь я не буду такой, как сейчас. Он взглянул недоуменно. - Я, наверное, разучился понимать тебя. - Ну, зачем же так мрачно, - сказала Кира, улыбаясь, хотя губы плохо слушались ее. - Налей еще. - Пожалуйста. Поставить музыку? - А ты не привез ничего оттуда? Хоть бы послушать, что и как там исполняют... - Нет, - он развел руками, - собирался наспех. Да ты скоро услышишь все на месте. - Знаешь, - сказала она, - я не полечу, - и выпила вино. - Ты... - Я решила. Так будет лучше. В наступившей тишине жужжание часов казалось оглушительным. Александр взял стакан и медленно водил пальцем по его верхней грани. Раздался печальный, пронзительный звон; стакан запел. Кира повела плечами. - Что же, правильно, - сказал Александр почти беззвучно, глядя мимо нее. - Риск слишком велик. - Не поэтому, - ровным голосом возразила она. - Почему же? - Не знаю... Это не нужно. - Кому? - Никому. Тебе. - Ну, - запальчиво сказал он, - мне лучше знать! - Ты просто не подумал как следует. Со мной тебе не станет легче. Вдвое тяжелее. - С чего бы это? - Очень просто. Ведь там я не смогу жить так, как здесь. - Куда лучше! - Ведь работать всерьез я там не сумею! - Мало ли на свете дел? Главное - оставаться самим собой. Вот я, например. - Нет, и ты тоже не тот. Совсем не тот. - Ага, хуже? - Нет. Но - другой. Да ты и сам знаешь... Ты привез туда открытие. А с чем приеду я? Мои дома не доживут до той эпохи. А начинать сначала в сорок лет - смогу ли я? Будут ли силы? - Ладно! - Александр махнул рукой. Не станем дискутировать. Все решено и чудесно. - Он отвернулся, но не смог сдержаться: - Если бы ты по-настоящему любила... - Молчи! Вот если бы я не любила - тогда я могла бы и не рассуждать об этом. Я ведь не очень честолюбива, и создать что-нибудь настоящее мне хочется в первую очередь не ради себя. Я полетела бы, не колеблясь: как-никак интересно посмотреть, что происходит там, в будущем. Будь ты мне безразличен, я не стала бы бояться, что тебе со мною станет тяжелее. А так оно и будет. Я чувствую, что моя вершина - еще впереди, и не хочу, чтобы нас обоих всю жизнь терзала мысль, что я ее так и не достигла. А там мне до нее не добраться. - Да почему? - взорвался он и вскочил на ноги. - Почему? Как ты не понимаешь, что здесь тебе тоже будет недоставать меня, а там - вдвоем - мы станем вчетверо сильнее? Кира молчала, и со стороны могло показаться, что она анализирует его слова, стремясь поверить им. На самом же деле она просто прислушивалась к голосу логики, и голос этот говорил ей то же, что и раньше. Через минуту она покачала головой: - Такие - вдвоем - мы не станем сильнее. Наоборот... - Чушь. Прости, конечно... - спохватился он и поставил бокал на стол, сильно стукнув донышком. - Не будем спорить, Алька. Прекрасно черпать силы в любви: я - в тебе, ты - во мне. Но сколько этих сил понадобится, чтобы справиться со всем: с тоской о своем деле, своем времени... - Хроностальгия, - проговорил он. - Что? - Так это называется. Болезнь. Тоска по своему времени, по своей эпохе. Но не есть ли это... - Видишь, даже название есть... - Я говорю: не есть ли это всего лишь неизбежная тоска о детстве, посещающая порой каждого? Но разве... - Да, черпать силы в любви. Но, чтобы черпать, надо откуда-то браться этим силам? Я готова отдать тебе все, и если ради тебя надо лететь и погибнуть - я полечу без слов. Но не погибнуть, прилететь, быть с тобой - и ощущать, как с каждым днем будет иссякать то, ради чего все сделано, - это ужасно. Ведь у нас только и есть, что наше дело... - Как оно может иссякнуть? - Что же останется от меня там? Любовь - не только объятия, это знает каждый пятнадцатилетний. Нужная тебе я - это еще и то, что я делаю, что думаю, и - как делаю, как думаю... Но ведь там я буду делать не то, и думать не так, и это уже не буду я, которую ты любишь. Хуже, слабее, неопределеннее... И жить так, ежедневно видеть, как другой нуждается в твоей поддержке, - и не уметь поддержать его - вот что ожидает каждого из нас. Я не хочу убить любовь своими руками. А это значит: у нас нет дополнительного источника сил - общей эпохи; и мы должны остаться каждый в своем времени. - Вот тут-то она и кончится, - сказал Александр мрачно. - Другое дело, если бы я не возвращался и ты сохранила бы меня в памяти таким, каким я был до старта - на вершине. А сейчас... - Я очень, очень благодарна тебе. Ради меня ты пронизал время в обратном направлении, совершил подвиг... - Не надо; я тоже давно переболел честолюбием, и мне нужны не титулы. Но только... Признайся, Кир: может быть, ты просто побаиваешься? Тут ты права: жертвы будут. - Ну, хорошо, - согласилась она. - Пусть все дело будет в том, что я испугалась. Струсила. Не решилась. Это тебя устраивает? Александр не ответил; оба замолчали, чувствуя, что продолжение разговора приведет к ссоре, а никто из них не хотел ссоры, которая должна была бы продлиться пятьсот лет - и еще сколько-то. Потом он взглянул на часы. - Еще много времени. Займемся чем-нибудь? - Хочешь почитать? - Нет смысла, - отказался он. - Лучшее из того, что сейчас написано, я могу прочесть и там. А остальное не стоит. Лучше шахматы. - Слишком сложно. Не могу думать сейчас. - Что еще можно придумать? - Крестики-нолики, - подумав, сказала Кира и улыбнулась. - Как в детстве. Глупо? - Как и все остальное, - проворчал он. - Давай. Они играли в крестики-нолики, рисуя на бумаге одну табличку за другой. Кира выигрывала чаще. Внезапно Александр отшвырнул карандаш: - И все-таки не понимаю... - Что тут непонятного? - Кира отозвалась сразу: каждый миг она была готова к продолжению разговора, отлично понимая, что Александр все еще не примирился с ее решением. - Ты предлагаешь мне великолепный медовый месяц. Но он кончится; мы очнемся - и пожалеем, что возврата нет. - Медовый месяц? Ошибаешься. Войти в ту жизнь - это будет не так-то легко. Это... Но ты решила окончательно? - Да, - сказала она, взяла карандаш и поставила крестик. - Тогда скажи: почему раньше женщины и не задумывались над этим? Они знали, что нужны, и они шли. Женщины были какими-то другими? Сильнее? - Раньше? - задумчиво спросила Кира, отдавая ему карандаш. - Наверное, у них было что-то, чего нет у меня. Ты хочешь, чтобы я знала все. Я ведь не жила раньше. Не знаю. - Жаль, - сказал он и нарисовал на табличке жирный нолик. - И все равно я не могу с этим примириться. - А я, ты думаешь, могу? Мне так хочется, так невыносимо хочется найти у себя хоть какую-то ошибку! Ты ведь не представляешь, каким ущербным кажется мне будущее без тебя... Но я не нахожу возражений, и ты тоже. Ты прав - не надо больше об этом. Она поставила еще один крестик: - Ты проиграл. - Да. - Еще? - Нет, - сказал он. - Хватит. Все равно я проиграю. Еще два часа... Мне придется провести их тут: хронокар - машина экспедиции вынырнет здесь, за домом, и я должен буду сесть сразу, чтобы никто не успел их заметить. - Пожалуйста. Что тебе предложить? - Да ничего. Посижу просто так на диване, подышу воздухом этого дома - в последний раз. Только не давай мне уснуть, а то просплю. - Понимаю: ночь без сна. - Вторая, - пробормотал он, устраиваясь на диване. - Перед стартом там тоже хватало работы... Я бы вышел в сад, но меня ведь тоже не должны видеть: я теперь не человек, а феномен. - Ты мне напомнил: время полить цветы. Сиди, дыши... Я быстро. Кира вышла в соседнюю комнату, прошла в автоматную, открыла дверку приемника: заказанные кристаллы лежали там, никому ненужные. Она хотела, нажав кнопку, отправить их обратно, потом передумала: это она сделает, когда Александр уедет, при нем такой поступок выглядел бы так, словно она старалась поскорее избавиться от всего, связанного с его зовом... Она настроила садовые автоматы и вышла из дому. Цветы стояли, словно наблюдая за нею, листья переливались в отблесках росы. Было тихо, и очень явственно прозвучал шорох подъехавшей машины. Автоматы пустили воду, но и сквозь ее шелест Кира услышала звуки шагов. Кто-то открыл калитку. Кира вздрогнула: Александра не должны увидеть... Она шагнула навстречу. - Здравствуй, - сказал Евгений. - Как ты спала? - Он внимательно вгляделся в ее лицо. - Ого! Не ошибусь, сказав, что ты вообще не спала! - Он подошел ближе и остановился совсем рядом. - Тебе будет нелегко, я предупреждал. С этим надо порывать сразу. Что поделать? Он не вернется... Она улыбнулась уверенности его слов. - Ага, - сказал он. - Уже лучше. Знаешь что? Я нашел для тебя чудесную квартирку. В твоем же доме. Машина ждет. А я не стану надоедать тебе, сама понимаешь... - Спасибо, - сказала Кира, по-прежнему улыбаясь. - Спасибо за заботу. Только не надо: я никуда не собираюсь отсюда. - Будешь терзать себя? - Наверное, - задумчиво сказала она, - я это заслужила. - Глупости. - А если уеду - то куда-нибудь очень далеко. В Африку, на Южный полюс... Может быть, я позову тебя оттуда. Приедешь? - Сразу же! - сказал он. - Вот как? Расскажи, как ты это сделаешь? Он пожал плечами: - Очень просто. Упакую свою лабораторию... Закажу, чтобы там, на полюсе, мне построили подходящее здание... Кстати, а как у них с энергетикой? Мне нужны немалые мощности. - Боюсь, что мощностей не хватит. И здание - построят ли его? - Ну, - сказал он, - что-нибудь да придумается. И потом, почему обязательно полюс? На побережье Антарктиды великолепные энергоцентрали, они там не знают, куда девать мощность. Соглашайся на побережье, а? - Подумаю, - сказала она. - Значит, со всей лабораторией? - У меня сейчас решаются такие проблемы! Не бросать же их. Или ты хочешь туда ненадолго? - Насовсем. - Ну, может, я успею к тому времени закончить... - Да нет, не торопись, - сказала Кира. - Я шучу. Никуда я не собираюсь. И не жди меня, советую от души. Не стоит. Я ведь достаточно упряма. - Будешь хранить память? - Буду. - Знаешь что? Иди, поспи. А я приду вечером. - Вечером меня не будет дома. - Тогда завтра утром. Нет, не завтра... Послезавтра утром. Он повернулся; Кира отрицательно покачала головой, но он уже не видел этого. Снова зашуршала машина, потом шорох рассеялся в утренней тишине. Автоматы кончали поливку. Значит, лабораторию - с собой. Он такой же... Выходит, мы одинаковы? Значит, прав Александр, если мы с Евгением одинаковы. Но в чем ошибка?.. Она все еще глядела вслед уехавшей машине, опираясь о полуотворенную калитку. Потом что-то другое привлекло ее внимание и заставило повернуть голову. Из соседнего дома вышел человек. Светлые вьющиеся волосы падали на его лоб. Очень большие глаза отражали мир, ход важнейших мыслей угадывался по лицу - размышлений о мире, который весь, до последней травинки и винтика, принадлежал этому человеку, и оставалось только освоить его, как следует. Преобразователь, он стремился вперед, пытливо оглядывая все, что попадало в поле его зрения; встретив взгляд Киры, он улыбнулся, и Кира улыбнулась в ответ так, как не улыбалась еще никому и никогда, и почувствовала, как что-то поворачивается в ее душе, причиняя боль и радость одновременно. Человек поздоровался исполненным достоинства кивком и прошел дальше. Еще не умея как следует ходить, он широко расставлял ноги, иногда с размаху садился на тротуар, но тотчас же поднимался и упрямо шел дальше, волоча за собой какую-то из новейших моделей звездного корабля с отломанным рефлектором и расплющенным жилым отсеком... Кира затаила дыхание и почувствовала, как влажнеют глаза. Потом повернулась и кинулась в дом. Александр спал сидя, откинув голову на спинку дивана. Кира подошла к нему и тряхнула за плечо. - Я готов, - пробормотал он, не открывая глаз. - Сигнал? Сейчас... Одну минуту... - Алька! - настойчиво сказала она. - Да проснись же на миг! Ты мне ничего не рассказал о детях! Он открыл глаза и поморгал, с трудом приходя в себя. - Прости... Дети? Что дети? Ах, там? Обыкновенные... маленькие... Смешные... - Да нет! Слушай, а если бы мы были там... нам дали бы разрешение? Мы могли бы?.. Александр недоуменно взглянул на нее: - Разрешение? Погоди... А, я совсем забыл... Там ничего этого не надо. Эти проблемы давно решены. Забыл, что тут, у нас, еще существует ограничение... - Значит, мы сможем? Но Александр, так и не совладав со сном, опять шумно задышал. Кира отпустила его плечо и села рядом, и почувствовала, как он, не просыпаясь, нащупал ее пальцы и сжал в своих. Кира сидела, улыбаясь. "Архитектор!" - подумала она о себе. Потом нахмурилась. - Алька! - сказала она вслух. - Но если в эти два месяца ты что-то позволишь себе... Смотри! Спящие часто улавливают настроение находящихся рядом; странный звук раздался, и Кира взглянула, не понимая. Звук повторился, подобный плеску воды, и на этот раз она сообразила. Александр спал; ему, наверное, снился счастливый сон, и он смеялся во сне, как смеются дети, у которых еще много хорошего впереди.