согласился я без особой охоты. Не следовало ожидать, конечно, что мы найдем в файлах изображение персонажа (так мы называем тех, включая и себя самих, кто действует в Пространстве Сна; наименование "люди" как-то не звучит, люди мы - здесь, в яви, в Производном Мире, там же - лишь персонажи. Еще и потому, что, кроме тех, кто обладает реальностью в ПМ, там, в ПС, существует множество других, такой реальности не имеющих и даже никогда не имевших, и их, кстати, куда больше, чем нас), - того персонажа, что противостоял мне. Мы очень редко фигурируем там в своем облике - по множеству причин. Придать себе любую внешность - это азы ремесла, с этого все начинают. Так что никто там не соответствует своему паспорту. Но тем не менее у каждого из Примеров, особенно опытных, существуют свои излюбленные обличья, в которых они чувствуют себя наилучшим образом. Вот эти-то изображения и заложены в компьютер. Их бывает до нескольких десятков, но основных - базовых, как мы говорим - редко оказывается более шести-семи. Просмотреть эти варианты облика каждого нашего дримера я и хотел. Помимо изображений, в списке имелись и данные об интересующих нас людях: об их симпатиях, привычках, любимых книгах, фасонах, животных, деревьях, цвете волос, пословицах, играх, именах - и так далее, и тому подобное, обо всем том, что и делает человека единственным и неповторимым. Этим я сейчас и намеревался воспользоваться для опознания. Информация эта в компьютере обычно свирепо засекречена, и Тигр, склонный к формализму, не преминул поступить так же и с результатами моего заказа. Чтобы войти в эти файлы, нужно было знать полдюжины паролей и столько же кодов, ежесуточно меняющихся. Все это хранится у Тигра и, на всякий случай, дубликаты имеются у Дежурного Мастера. Дежурил сегодня Дуб. Но Тигр охотно сообщил мне все нужное. Потом нетерпеливо отстранил меня и уселся сам. Он обрадованно стал вытаскивать на дисплей одно изображение за другим, и мы начали внимательно прочитывать пояснительные тексты с характеристиками изображенных на снимках лиц. - Иконин: рыбалка, филателист, Тургенев... - Мимо. - Хохлов: футбол, компигры, Шолохов... - Дальше. - Ищенко: теннис, кроссворды, за чтением не замечен... - Следующий. Так мы перебрали десятка с полтора. Стало уже надоедать. - Хижин. Дважды судился. Был актером. Стреляет на седьмом уровне. У нас есть такая классификация - из десяти баллов. - Стоп! - сказал я. - Похоже. Читай дальше - все о нем. Тигр сперва пробежал текст глазами. Нахмурился и ткнул пальцем в экран: - Вот тебе, пожалуйста. Я прочитал: "Выехал на постоянное местожительство в Новую Зеландию". И стояла дата: это примечательное (для него) событие случилось около года тому назад. Очень хорошо, просто прекрасно. За исключением одного: в Новой Зеландии не было Бюро Системы ОПС. Мы смотрели друг на друга с минуту - пока экран не очистился: программа секретности не любила, когда данные долго маячили на дисплее без употребления. - Значит, он где-то в другом месте уже, - сказал Тигр. - Сейчас некогда выяснять - где и что; придется просить генерала. - А может, легатов? Тигр покачал головой: - Бесполезно, как я понимаю. Нет, тут нам его уже не выловить. А вот там тебе, пожалуй, еще придется с ним пересекаться. Возможно, даже выманить его на себя - и допросить с пристрастием? Может получиться интересно, а? Я немного подумал. - Хотелось бы сперва разобраться: как им удалось провести меня? - Мы тут вроде бы уже сообразили. Анализировали разговор. Твоя дочка скомбинирована из шести, а может, семи записей, недостающее создано на компьютере, очень гладко - но при серьезном изучении все разваливается. А твой номер - тоже просто: звонили, подключившись к твоей паре, телефон-то обычный, городской. - Сколько лет еще будем просить о создании собственной сети? Что нам - забастовку, что ли, объявлять? А пока снабдили бы хоть сотовыми... Вместо ответа Тигр прокряхтел что-то невразумительное. Понять можно было только последние слова: - Садись и просматривай дальше - всю галерею. Попробуй выявить тех, кто здесь был теснее других связан с этим Хижиным. Хоть их потрясем, может быть, что-нибудь и высыплется. Постарайся справиться за час. Больше оттягивать нельзя. Надо тебе выходить. Иначе мало ли что может там приключиться с Боричем. Тебе прежде всего придется его отыскать, в случае чего и он тебя сможет подстраховать, верно? - Кстати, - вспомнил я, - а Степ вернулся? Вылез? Ну, тот паренек, что угодил в Туннель. Кстати, что у него было за задание? Тигр мотнул головой: - Нет еще. Да ничего с ним не сделается, на него же охота не открыта. Разве что в бруки наложит. Задание? Легкое: предупредить кое-кого... Тигр любил произносить именно так: бруки. Я пожал плечами: - Галерея мне сейчас больше ни к чему. С вашего позволения, попробую, пока еще возможно, разобраться в его биографии. Найти подлинные данные - в засекреченных файлах: Груздь ведь входит в те списки. - Только не затягивай. Я уселся и принялся за работу. Вход занял несколько минут: было до черта всяких блоков. Наконец я оказался в дирекции. И увидел, что она пуста. Файлы стерты до основания. А ведь только что материалы были в совершенном порядке. С четверть часа мы пытались восстановить хоть что-нибудь. Но все было вырвано, что называется, с мясом. Программа с восстановлением не справилась. Тигр, отчаявшись, проговорил мрачно: - Холодная водичка. На грани замерзания. Но прыгать в нее тебе все равно придется. Хотя ты и не морж. А мы уж тут поищем, постараемся разобраться, что к чему. На что я не совсем вежливо ответил: - А по мне хоть и не разбирайтесь. Ну вас всех ик и ув... Я намеренно проговорил это с густым местечковым акцентом. Просто у меня было скверное настроение. И пошел в третью, нелюбимую палату - ложиться для выхода, на этот раз уже по своей программе, всерьез. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ РИТУАЛ Я лежал на спальном станке и размышлял вот о чем: насколько я сейчас напоминаю - или не напоминаю - фараонову мумию. Решил, что не очень: фараонам вряд ли ставили две капельницы одновременно. И при этом им не приходилось еще и отвечать на вопросы. Фараону определенно было лучше. Корявый Дуб выговаривал слова торжественно, словно церемониймейстер: - Как ты чувствуешь себя? Здоров ли? Я отвечал, каждый раз глубоко вдыхая воздух, как если бы в нем было растворено безграничное терпение и покорность судьбе: - Чувствую себя совершенно здоровым. - Ты спокоен? - Да. - Силен? - Как никогда раньше. - Готов ли уйти на задание? - Я готов. - Уходишь ли с желанием вернуться? - О, да. Безусловно. - Дорог ли тебе этот мир - Производный Мир? - Он - все, что у меня есть. - Он достаточно плох. И тем не менее нет другого, в котором ты был бы дома. Что не нравится тебе в нашем мире? - Ложь. Хитрость. Предательство. Стремление использовать других ради своего блага. Вражда между людьми, странами, взглядами. Недостаток свободы. Недостаток терпимости. Скверный уровень жизни. - Согласен. В нашем мире есть недостатки - эти и множество других. Назову их: жестокость ко всем, кто не является людьми, а среди людей - к тем, кто не принадлежит к твоей группе; возведение самих себя на пьедестал, на котором нам не место; слишком большое неравенство людей, часто не соответствующее их роли в жизни мира; предпочтение материи духу, стремление к ублаготворению плоти, а не души. И еще многое, многое. Согласен? - Да. - Мы назвали недостатки нашего мира - для чего? Для того, чтобы ты оставил их здесь. Чтобы не брал с собой. Тебе предстоит целеустремленно проникнуть в Пространство Сна, оставаться там неизвестно какое время, стать существом того мира. И чем глубже будешь ты входить в иные континуумы, чем лучше станешь ощущать и понимать их, тем более нереальным, иллюзорным, условным будет казаться тебе наш Производный Мир, этот, откуда ты пришел; будет казаться, что его вообще не существует и никогда не существовало, а реально лишь Пространство Сна. А если к тому же наш мир на расстоянии покажется тебе средоточием одних лишь недостатков, ты не сможешь возвратиться. (Господи, какое занудство! В шестьдесят какой-то - или в шестьсот какой-то уже раз. Но приходится терпеть: таков ритуал.) - Я знаю, в чем мой долг. - Сознавать долг - не самое трудное. И одного желания мало. Помнишь Питона? Он прекрасно оперировал в ПС, стал там своим. И когда пришло время вернуться - просто не смог. Не смог никогда. Наш мир. Производный, стал для него лишь комбинацией слов, за которыми не было ни образа, ни чувства. И механизм возвращения перестал действовать. Его тело до сих пор лежит... - У меня хорошо развит инстинкт самосохранения. Я сделаю все, что нужно, и вернусь. (Вот не следовало бы прерывать старшего. Сказывается дурное воспитание. Сдерживаться надо, Остров.) - Но там ты встретишь дорогих тебе людей. Много. Больше, чем их сейчас в нашем мире. И они будут просить тебя остаться. - Я попрошу их обождать еще. До неизбежного. (Пространство Сна - неизбежное последнее пристанище каждого из нас - на долгое время или навечно.) - Хорошо. Теперь последнее: нет ли здесь чего-то, что заставит тебя возвратиться в любом случае? - Есть. Дочь. - Она сильнее тех, кто там, в ПС? - Да. - Но спокойна ли твоя совесть перед уходом? - Н-ну... есть неясность отношений с одним человеком. - Она тяготит тебя? - Я не сказал, что это "она". - Я имел в виду неясность, а не человека. Это может помешать тебе там, в работе? - Не думаю. - У тебя есть еще какие-нибудь вопросы, сомнения? - Наверное, нет... Нет. - Помнишь ли ты свой первый этап? - Да. Зайду к маме. - И второй? - Буду искать свидетелей. Людей, близко стоявших к Груздю. Чтобы узнать о нем все возможное, что сможет облегчить поиски. Сорокопута, Зурилова. Потом займусь Боричем. Пока он совсем не пропал. Или, может быть, свидетелей - потом, а Борича - в первую очередь. Увижу там по обстановке. - Ты послал уже упреждающие формулы для настройки? - Конечно. - Ну - желаю удачи. Удачи. Удачи... И вот что: лучше все же поторопись с Боричем, тут его тело нас беспокоит - организм немолодой... Такими словами напутствовал меня Корявый Дуб, когда серый туман вневременной внепространственности уже поглощал меня. СВОЯ ДОРОГА Последним, что я успел еще услышать, погружаясь в сон, были торопливые слова второго провожавшего - Жокея Мысли: "Только что узнали от родственников Груздя: он последние дни часто вспоминал о детстве, о родных местах. Учти..." Но я уже перестал быть в яви. Я ушел своей дорогой. Как всегда, сперва - в самые дорогие времена, к самым близким людям. Когда я переселюсь в Пространство Сна навечно, то наверняка чаще всего меня можно будет застать там. Мать сидела за столом, но, против ожидания, была дома не одна. Второй стул занимал Борисов, Николай Акимович. Комдив. Старый друг. Он был в форме, со своими ромбами в петлицах, орденом Красной Звезды и медалью "XX лет РККА". На столе стояла бутылка рислинга, два бокала и тарелка груш. Все, как в добрые и очень старые времена там, в Производном Мире - или, иными словами, при жизни. Увидев меня, мать не удивилась, но обратилась ко мне с некоторой настороженностью: - Ты не окончательно, я надеюсь? - Привет, вояка, - сказал Борисов, знавший меня с моих малых лет. - Привет, товарищ комдив, - сказал я. И ответил матери: - Нет. - Чуть было не добавил: "Хотя - как знать? Тут ведь тоже убивают, и тоже навсегда". Но вовремя удержался: не надо огорчать маму - даже и здесь, или тем более здесь. - Заходил Борич, передавал привет от тебя, сказал, что скоро заглянешь, но я не поверила было. Хорошо. Тебя покормить? - Нет, спасибо. Потом... - Ты надолго? - обрадовалась она. - Поживешь у меня? - Не знаю, на сколько. Надо посидеть, подумать... - Ну, сиди, - сказала она и снова повернулась к комдиву: - Значит, опять в поход, Коля? - Армия остается армией, - ответил он. - Куда, зачем? - Понадобится - скажут... - Понимаю. Я перестал вслушиваться в их разговор, сел и попытался думать. Здесь, у нее, было самое удобное для этого место во всем Пространстве Сна. Как всегда бывает у матерей. Чувствуешь себя защищенным от мира, как будто еще не родился. Когда уходишь в Пространство Сна без заранее разработанной программы, чаще всего - примерно в одной трети случаев - тебя тянет именно в детство, в пору неограниченных надежд и скоропреходящих забот. Особенно если в яви Производного Мира становится тесно от напряжений и досад, неизбежно связанных со всякой серьезной работой. Ничего удивительного в том, что Груздь почувствовал усталость и - скорее всего, даже не осознавая - устремился, освободившись от власти плоти и вектора времени, в мир, где очищается душа. На какое-то время - время сна - стал опять ребенком. То есть существом, еще не умеющим защититься от недоброжелателей. Там его наверняка и взяли. И (как показывает опыт) оставили при этом какие-то следы. Место и время его детства мне известны; значит, туда и надо отправляться. Но, в отличие от пострадавшего, приняв перед тем необходимые меры предосторожности. И - лишь после того, как разберусь со свидетелями, а также с Боричем и теми, кто захватил его. Сколько времени сейчас? Спящая плоть оттуда, из ПМ, по каналу связи и возврата немедленно прислала ответ. По времени яви я пробыл в ПС уже около десяти минут. Тратить на размышления еще больше было бы неоправданным расточительством. Пора в дорогу... Я встал. Поцеловал мать. Она посмотрела на меня, и в ее взгляде промелькнула печаль. Я откозырял Борисову и повернулся к двери. - Зайди на обратном пути, - попросила мать. - Обязательно, ма. Она кивнула и отвернулась, а Борисов скомандовал: - Дрибним кроком - геть! Я отворил дверь и вышел, завершив таким образом свое пребывание в семейном круге Пространства Сна. И настроился на следующий этап. Подсознательное общение с Боричем (это странное ощущение, без которого работать в ПС в связке совершенно невозможно) подсказало, что мне следует скорректировать план и, выбирая между Боричем и свидетелями, выбрать свидетелей. Одного из них. В двух лицах. ДОПРОС Я был на этот раз чистой воды американским шерифом - судя по шляпе, из Тексаса (как полагалось мне сейчас произносить это название), со звездой о шести лучах на груди, с двумя револьверами на поясе. На ногах я имел щегольские ковбойские сапоги - правда, почему-то без шпор. В каждом уважающем себя американском боевике непременно возникает такой шериф, хорош он или плох - другое дело, но он есть, и мы привыкли к ним едва ли не больше, чем к собственным милиционерам. Так что я не сомневался в том, что люди, с которыми мне предстояло разговаривать, не станут тратить время на выяснение моего статуса, но без лишних телодвижений начнут, как говорится на розыскном жаргоне, колоться. Я не совсем точно рассчитал время, поскольку их домашний режим был мне неизвестен. Оказалось, что они ложатся спать намного раньше, чем я рассчитывал. Во сне каждый из них находился, конечно же, в разных континуумах, так что вытаскивать мужа и жену пришлось по отдельности. Это нетрудно, разумеется, но все равно тратишь время. Вообще-то я не люблю добиваться успехов при помощи насланных снов, потому что само присутствие насыла искажает подлинную картину. Но сейчас выбирать было не из чего. Когда я очутился в том микроконе, где находился в тот миг сам Сорокопут, мне стало немного не по себе: он пребывал в Пространстве Сна не в одиночестве, а вдвоем с весьма выразительной девицей - как пишут в романах, застал я их в позах, не вызывавших сомнений относительно намерений парочки. От раздражения я чуть не сплюнул: мне основательно не повезло. Вырвать человека из романтического приключения означает - сразу же вызвать его крайне неприязненное отношение к себе и полное нежелание отвечать на вопросы. Меня, что называется, угораздило совершить крупную бестактность, чего в яви я себе, как правило, не позволяю. Хотя (подумал я, внутренне усмехаясь) увиденное давало мне лишний козырь в разговоре с ним - учитывая, что присутствовать и участвовать будет и его жена. Итак, Сорокопут вскочил, разъяренный, даже не стараясь прикрыть свои гениталии. Девица (между прочим, крайне симпатичная и вовсе не на улице подобранная), как мне кажется, не успела даже толком удивиться: краткой формулой я услал ее - даже не знаю, куда, так что в каких краях ПС ее сон завершился - не имею представления, да и не хочу иметь. Что же касается его (при всей растерянности он через долю секунды оказался уже полностью одетым), то следующее сочетание слов и жестов перенесло нас в мой шерифский офис. На всякий случай я пристегнул свидетеля наручником к радиатору отопления (вообще-то там отопления не было, пришлось присочинить его) и приступил к допросу. - Назовите ваше имя и фамилию, домашний адрес и место работы, - потребовал я тоном, не обещавшим ему легкой жизни. Он, однако же, оказался не из робких. - Потрудитесь сказать, что все это означает, - вопросил он достаточно хладнокровно - совсем как человек, не числящий за собой никаких грехов. - Здесь спрашиваю я, - пришлось напомнить ему прописную истину. - Это не значит, что я здесь отвечаю! Таким вот образом. Каков гусь! - Прекрасно, - сказал я. - Вы отказываетесь отвечать. Может быть, вам угодно вызвать адвоката? Не получится: обвинение вам еще не предъявлено. Да и вообще - никаких адвокатов тут не будет. - Разговор тет-а-тет, - ухмыльнулся он достаточно нагло. Чем дальше, тем менее нравился мне его характер. Ну, ладно. В два счета сделаю из тебя оперного певца. Соловья-разбойника я из тебя сделаю! - Не совсем, - ответил я. - Даю вам несколько минут, чтобы подумать и избрать более пристойную линию поведения. На это время я оставлю вас одного. Но предварительно... Не закончив, я принялся за дело: включил ящик и заказал клевую порнуху: пусть смотрит. Я сам не однажды прибегал, находясь в Пространстве Сна, к простому способу побега: выйти в Квадрат Сна, то есть уснуть, уже находясь во сне - и таким образом переместиться на второй уровень ПС, оставив удерживающих тебя с пустыми руками. А при таком зрелище на экране, соображал я, он будет делать, что угодно, но уснуть никак не сможет. Вырубить ящик ему не удастся: он прикован достаточно далеко. Все это была, понятно, перестраховка: чтобы пользоваться Квадратом Сна, нужно иметь определенную подготовку, каковой у него, по моим сведениям, не было. Однако же, как любил говорить один мой приятель, пережженного бок пережжет. У него был сильный финский акцент; я имею в виду приятеля, а не Сорокопута, который изъяснялся на южнороссийском диалекте. - Смотрите и думайте, - напутствовал я его. - Вернусь не более чем через полчаса. Надеюсь, этого времени вам хватит, чтобы прийти в разум. На самом деле, конечно, ни о каком получасе и речи быть не могло: если считать временем Производного Мира, тут все совершается за считанные секунды. Но большинство людей в ПС бессознательно приравнивает то кью-время, то есть квази-время, в котором они находятся в данный миг, многоканальное и эластичное, к окостенелому Производному времени, которое только и существует наяву. Сейчас я собирался отсутствовать никак не более двух-трех секунд. Но пусть он считает, что у него времени навалом и можно позабавиться зрелищем и заодно придумать, каким способом слинять отсюда, не дожидаясь моего возвращения. Отправился же я, как всем уже ясно, за его супругой, заранее боясь, что и ее потревожу не в самый удобный для знакомства момент. Тут, однако, все оказалось в порядке. Мадам Сорокопут, дама весьма видная и чинная, занималась, когда я ее увидел, тем, что руководила каким-то - не могу определить точно, что это было такое: заседание, собрание, конференция, съезд... Народу было много, главным образом - пристойно упакованные женщины, и сидевшая в центре президиума Лариса Савельевна выполняла свои председательские обязанности умело и с удовольствием. Возможно, это являлось ее любимым занятием, которого наяву ей недоставало; сужу по тому, что она не очень обрадовалась, когда окружавшее ее великолепие растаяло и она очутилась в моем шерифском офисе, на не очень удобном стуле, лицом к лицу с собственным супругом. Меня, впрочем, больше интересовала его реакция; я не ошибся: он был неприятно удивлен и окатил меня взглядом, словно ведром воды из проруби. Я постарался ответить тем же - с той только разницей, что моя воображаемая жидкость была не столь чистой, не такой холодной и вовсе не из проруби. - Итак, - сказал я ему, - если вы по-прежнему не намерены отвечать на мои вопросы, мне придется адресовать их даме, которую вы видите перед собой. И, разумеется... Я не стал разъяснять, что именно "разумеется": он и так понял. Что касается жены, то она при этих словах несколько насторожилась. - Спрашивайте, - проворчал он с таким видом, словно я был зубным врачом и, поигрывая бором, предложил ему открыть рот. Я повторил заданные ранее вопросы. Он ответил; ничего удивительного: в них никакой опасности не было. Но он наверняка предполагал, что за ними последуют и другие - такие, на которые отвечать будет уже не столь просто. Я имею в виду - отвечать правдиво. Дальше допрос шел примерно так: Я: Вы являетесь первым заместителем господина Груздя на фирме, если не ошибаюсь? Он: Вы не ошиблись. Я: С какого времени? Он: Последние четыре года. Я: Какими были ваши отношения с господином Груздем? Он: Хорошими. Деловыми. Иначе я там и не работал бы. Я: В какой степени он доверял вам? Он: Не было признаков того, что он мне в чем-то не доверял. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно. Я: Следовательно, можно полагать, что вы были в курсе всех его дел? Он: Если говорить именно о делах - то, пожалуй, да. Но это никак не относится к его, так сказать, частной жизни. Я: Вы, разумеется, в курсе всего, связанного с, если можно так выразиться, исчезновением его сознания? С тем, что мы называем его уходом? Он: Всего - это слишком сильно сказано. Я вообще не могу судить об этом, поскольку мне известен только сам факт - но не причины, его породившие. Предупреждая ваши дальнейшие вопросы, скажу сразу: я ничего не знаю о том, намеренный ли это уход, или следствие какой-то патологии, хотел ли и сделал ли это он сам - или его заставили, применили, так сказать, насилие... И, наконец, если он действительно пребывает здесь, в мире сна, то у меня нет ни малейшего представления о том, где именно он может находиться. Могу, однако, категорически утверждать, что причиной того, что произошло, не могли и не могут быть никакие столкновения с законом, финансовые или иные деловые проблемы и тому подобное. Все налоги аккуратно уплачивались и уплачиваются, средства в пенсионный фонд вносятся, жалованье и премиальные все получают с точностью до минуты, аудиторская проверка не выявила никаких нарушений. Документация в идеальном порядке. Вот все, что могу сказать по этому поводу. (Я обратил внимание на то, что он применил совершенно непрофессиональное выражение "мир сна". Возможно, он и на самом деле был - что касалось его знаний о ПС - не более чем заурядным обывателем, простым снивцем.) Я: Как по-вашему - физически в последнее время он чувствовал себя хорошо? Или существовали какие-то признаки неблагополучия? Он: Я не думаю... Нет, пожалуй - нет. Вообще он не относится к людям, которые, как говорится, сжигают себя. Он никогда не забывал о здоровье и соблюдал определенные, так сказать, нормы. Я: Прибегал к услугам врачей? Он: Я имел в виду прежде всего не это. Образ жизни. Не забывал о динамических нагрузках: регулярно плавал, бегал. Упражнялся с отягощениями. Играл в теннис. И, по-моему, все это делал с удовольствием. Я: Замечал ли он женщин? Я говорю о женщинах вообще, не имея в виду какие-то определенные имена. (Неожиданно в разговор вступила Лариса Савельевна, хотя я не приглашал ее ни словом, ни движением, ни взглядом.) Она: Замечать - это не то слово. Он их видел, понимаете, что я хочу сказать? Видел и ощущал. Он: По-моему, к тебе не обращались. К тому же после твоих слов у шерифа может сложиться мнение, что Николай Савельевич был, так сказать... женолюбом. Но ты же знаешь... Она (перебивая): Шериф не обратился прямо ко мне, во-первых, потому, что он человек воспитанный. И во-вторых, они тут, у себя, могут просто не знать, что Николай - мой родной брат. Хотя мне казалось, что это всему миру известно. И я знаю о нем куда больше, чем все его сотрудники, весь аппарат, и даже чем ты. А то, что ты тут говорил относительно бабника, то это полная чепуха. С молодых лет женщины привлекали его преимущественно эстетически, как произведения искусства... Хотя, судя по всему, он был, что называется, нормальным мужиком. Он: Собственно, я и хотел сказать то же самое. Я: Иными словами, он не производил впечатления человека, которому его тело стало - или становится - в тягость? Он: Ни в коем случае. Она: Он был жизнелюбом - вот вам точное определение. Я: Всегда и при всех условиях? Он: Н-ну... где-то года три тому назад был период, когда он, по-моему, немного нервничал. Хотя никаких поводов для этого ни в его научной деятельности, насколько могу судить, ни тем более в хозяйственной не было. Может быть, очень незначительное замедление темпа. Он тогда как раз заканчивал разработку первого варианта, самого первого... Вот и все. Я (к ней): Вам, как его сестре, может быть многое известно о его семейных делах. О взаимоотношениях... Он: Лара, я бы посоветовал тебе... Она: Да, я прекрасно знаю, что ты посоветуешь. Но мы же не за чашкой чая, насколько я понимаю. И если шерифа, представителя закона, это интересует, то почему бы мне не ответить ему? (Такое бывает только в Пространстве Сна, где людей нимало не удивляет ни то, что они вдруг перенеслись из Москвы куда-то в окрестности Далласа, ни даже то, что их допрашивает шериф в Техасе об интимных делах человека, не имеющего к Штатам вроде бы никакого отношения. В ПС существует все, кроме одного: кроме удивления.) Я: Полностью с вами согласен. Она: Так вот. Отношения в семье у Груздей самые нормальные. С учетом, конечно, возраста и всего прочего. Днем, разумеется, у каждого свои дела, но вечера они проводят вместе - если у него выдается свободный часок. Проводят, как правило, дома: с годами он стал домоседом. Но свободные вечера у него бывают не так уж часто. При мне они ни разу не ссорились: дома он во всем полагается на Нину. Я: А вне дома? В делах? Он (пытаясь перехватить нить разговора): Нина Витальевна никогда не позволила бы себе... Кроме того, ей достаточно и собственных забот. Ее издательский дом "Золотой Век"... Я: Да-да, мне известно. Сколько, вы сказали, лет они женаты? Он: Около пятнадцати, по-моему. Она: Если хотите точно - восемь с половиной. Я: Ему, если не ошибаюсь, пятьдесят шесть. Опасный возраст, не так ли? Он: По-моему, пора расцвета. Она: Что вы хотите сказать? Ах, вы имеете в виду... Я: Вот именно. Как вы полагаете: не могло ли получиться так, что он - ну, увлекся, скажем так, некоей женщиной, встречаться с которой наяву было бы достаточно затруднительно - и вот он нашел способ пробыть с нею определенное время в уединении... Ну, вы понимаете. Она: Кто она? Я: Кто? Она: Я спрашиваю: кто эта женщина? Вы просто обязаны ее назвать. Юля Козловская? Это, простите, бред. Я (невольно обороняясь): Да не знаю я никакой "ее". Я всего лишь... Он: Шериф всего лишь высказал предположение. В их работе, как в науке и в бизнесе, это вполне допустимо. Она: И все-таки я настаиваю... Я: Ваш муж совершенно прав: я не имел в виду ничего конкретного. Никакой Юли Козловской или еще кого-нибудь. Это просто версия. Не более. Она (категорически): очень глупая версия. Николай никогда не позволит себе ничего подобного. Не потому, что... а просто он очень дорожит своей репутацией - в особенности накануне завершения работы, когда все поставлено на карту - и не только его будущее, но и всего мира, может быть. Я: Благодарю вас. Теперь скажите вот что: при всем уважений господина Груздя к своему здоровью - не был ли он в последнее время чем-то болен? Вполне понятно, что он не стал бы этого афишировать, но вы оба достаточно близки к нему, чтобы если не знать, то хотя бы догадываться. Может ли кто-либо из вас сказать что-то по этому поводу? Такие вещи ведь не обязательно высказывать вслух. Однако у человека меняется настроение, он может как-то по-иному вести себя, иногда даже случайно вырвавшееся слово, полслова могут подсказать многое, непроизвольный взгляд может выдать затаенные мысли или опасения, случайно написанная фраза или сделанный в момент мрачных размышлений непроизвольный рисунок - и многое другое. Может быть, вы видели или слышали что-то такое, но в то время не придали этому значения? Попытайтесь вспомнить, очень прошу вас. Пауза длилась недолго. Сорокопут кашлянул: - Право же, не могу припомнить ничего похожего. У него всегда, до самого, как вы говорите, исчезновения оставалось все то же ровное, деловое настроение, он был энергичен, охотно, как всегда, смеялся, слушая анекдоты - он любит, чтобы ему в свободную минутку рассказывали анекдоты, так что все мы заботимся о постоянном обновлении нашего репертуара... Не для того, чтобы угодить руководителю, просто чтобы сделать приятное человеку, которого все мы уважаем. Нет, мне кажется, что он ни в чем не изменился, был таким, как всегда. Если не считать того недолгого времени, о котором я упоминал. Но ведь то было почти три года тому назад! Вряд ли это могло откликнуться сегодня. Как ты считаешь, Лара?.. Она слегка приподняла и опустила плечи. - Получилось так, что как раз последние две, пожалуй, даже три недели я с ним почти не встречалась. Правда, раза три... Да, три раза мы разговаривали - я ему звонила, просто так, у нас это своего рода традиция: убеждаться, что у другого все в порядке. Я: Когда вы разговаривали в последний раз? Она: Сейчас вспомню. По-моему... Да, накануне... накануне того дня, когда... Ах, нет. Простите. Не накануне, а за день до того. Потому что потом он еще проснулся. Я: Не совсем понял вас. Она: Мне показалось, что это было вечером того дня - ну, после которого наутро он не проснулся. Но теперь я вспомнила точно: на другой день он еще был у себя. Ты ведь помнишь: ты был в кабинете, когда я звонила, и еще попросил спросить у него - только я не помню, что именно. Он: Постой, постой... Верно. Назавтра были назначены переговоры с людьми из "Юнайтед Физикс", но днем мы еще не решили, кто будет вести их: он или я. Вот я и спросил - через Лару. Чтобы не пропустить - что-то такое было на экране... Она: Правильно. И он сказал, что проведет сам. Я: И провел? Он: Нет. Вел я. Я: Почему - если он в то утро еще не... Он: Рано утром он позвонил мне и сказал, что передумал, что займется другим вопросом. Я: Каким - не помните? Он: По-моему, он не назвал конкретно, чем хочет заняться. Я: И потом? Он: А что - потом? Я поехал в "Президент-отель", поскольку мы договорились провести переговоры, условно говоря, на нейтральной почве, и... Я: Он? Что он? Он: Ага, понял. Он провел тот день в нашем головном институте. У него там шел эксперимент, и он, видимо, решил что-то в связи с ним - может быть, придумал какие-нибудь изменения условий, в этом роде. Мне трудно сказать определенно: я ведь не компьютерщик и не физик вообще, я экономист и занимаюсь, так сказать, прозаической стороной вопроса... Я: Эксперимент? Не помните?.. Он (перебивая): Я ведь сказал: это не моя игра. Даже если бы я и услышал что-то, какую-то формулировку, вернее - формулу, увидел или даже держал в руках схему - то ничего не понял бы и в следующую секунду забыл. Я: Понимаю. Скажите, а переговоры были важными? Он: С моей точки зрения - очень. Но, с вашего позволения, распространяться не стану: это коммерческая тайна, а коммерческая - следовательно, и политическая, и стратегическая... Я: С моего позволения? А если я такого позволения не дам? Он: Обойдусь без него. Тут уже я опираюсь на закон, а не вы. Я: Хорошо. Не стану выпытывать. Какой, вы сказали, это был институт? Он: Повторяю: наш головной институт. Он называется ПИОН. Я: В смысле - пи-мезон? Он: Не знаю, в каком смысле. Не задумывался. Может, просто в смысле цветка. Он так назывался и раньше, когда мы его купили, и мы не стали менять вывески. Я: Понятно. Скажите: а кто еще мог бы достаточно подробно рассказать вот об этом - на сегодня последнем - рабочем дне вашего шефа? Кто-нибудь, кто в тот день был рядом с ним, а не на переговорах? Он: Н-ну... Сразу трудно сказать. Зурилов скорее всего. Я: Кто это? Хотя я уже хорошо знал, кто это. Но лишняя проверка никогда не мешает. Он: Директор института, конечно, - другого там нет с такой фамилией. Он был важным лицом в Проекте. Я: Что значит - был? Он: А вы что - не знаете? Он свалился в тот же день, когда Груздь не проснулся. Инфаркт миокарда. Вот он за собой совершенно не следил, сколько его ни уговаривали. Хронический трудоголик. Был. Как же вы не... А, ну да, тут же Америка - откуда вам знать такие вещи... Да, лежит в клинике. Почти все время в отключке. Врачи не очень-то обнадеживают. Так что поговорить с ним вам уже не удастся. Я: Вы полагаете? Он: То есть как? (Кажется, тут до него доходит, что мы собеседуем не наяву, а в Пространстве Сна.) Ах да... Понимаю. Ну что же, увидите - передавайте привет от меня. Я: А сами не хотите участвовать в разговоре? Он: Нет. Плохая примета - видеть во сне покойников, так я слышал. И потом - чувствую, что мне уже пора вставать - там, наяву. Работать-то надо, кто бы там и что бы... Но у меня оставался в запасе еще один вопрос. - Скажите еще вот что: кто из людей вокруг Груздя, кроме Зурилова, может лучше и больше всего рассказать о его делах? Я ведь здесь для того, чтобы найти его. Вы, надеюсь, не желаете, чтобы он - там, наяву - умер? Вы ведь хотите по-прежнему работать с ним? Его взгляд показал, что - хочет. - Кто же? Он совсем немного подумал. - Минаев, наверное. Его шофер. Шеф ездил только с ним. И в тот день в ПИОН - тоже. В это я поверил. Шоферы обычно знают о своих хозяевах все. - Где мне лучше всего искать его - здесь, в ПС? В каких палестинах? Сорокопут ответил без промедления: - Где-нибудь, где много деревьев. В лесах. Это его увлечение. Шофер, как вы понимаете, - не кабинетный деятель. Сам Груздь - да, он и тут наверняка сидит в четырех стенах. Может быть, вам покажется странным, но мне почему-то думается, что он и скрылся-то для того-только, чтобы ему не мешали думать: может быть, у него родилось что-то, еще более сумасшедшее - идея или конструкция... Да. А Минаев - в лесу. Мы его так и зовем: "Леший". Больше ничего сказать не могу... - Ты и так наговорил слишком много, - упрекнула его супруга. - И вообще: пора вставать. Я слышу будильник. Хотя ты можешь еще подремать минут десять, даже пятнадцать... Он: Нет уж. Лучше я все-таки встану. Похоже, им не очень нравилось мое общество. Да и мне их компания успела достаточно надоесть. Хотя над словами относительно творческого уединения, пожалуй, стоило подумать. Но не сию минуту. ХОЧЕТСЯ СПАТЬ Позволив свидетелям выкарабкиваться из Пространства Сна своим естественным ходом, я вовсе не ожидал, что вместо традиционного американского южного пейзажа увижу, скажем, свой давно и хорошо известный двор. В Пространстве Сна так бывает редко. Гораздо больше шансов узреть перед собой что-то, чего ты никогда не встречал и даже не думал, что когда-нибудь придется столкнуться с подобным. И хорошо еще, что места, в которых ты вдруг очутишься, какими бы странными они ни показались, окажутся все же нашими, земными, пусть и совершенно незнакомыми; мы избегаем совершать такие действия, которые вдруг могли бы забросить нас неизвестно в какой макрокон - туда, откуда и выбраться-то не сумеешь. Из той шестерки спящих в нашем Музее, о которой я упоминал, большинство - если только не все - попали скорее всего именно в такую ситуацию (по ошибке, а кое-кто, может быть, и намеренно, по свойственной каждому из нас страсти к риску), да так и остались неизвестно где. Вынужденно, а может быть, просто им там больше понравилось. Как Питону, о котором мне напомнили перед стартом. Однако я, затворив за собою дверь, оказался в одном из наших земных вариантов, - хотя и не взялся бы определить по карте, в каком именно полушарии. Но, разумеется, это было по-прежнему Пространство Сна, а не реальный земной пейзаж. Передо мною расстилалась песчаная, совершенно лишенная растительности равнина, плавными волнами уходившая к горизонту и наверняка продолжавшаяся и за ним. Не было никакого следа пребывания здесь не только людей, но и вообще какой-либо жизни. Солнце стояло близ зенита, и мне сразу же стало казаться, что климат этот мне противопоказан: я - убежденный сторонник среднего пояса. Однако укрыться было некуда, в чем я уверился, совершив полный оборот вокруг собственной оси. Везде было одно и то же. Я оглядел, насколько это было возможно, и самого себя: всегда полезно знать, каким ты представляешься постороннему взору - если даже глядеть и некому. И убедился, что выглядел я не очень презентабельно: весь мой гардероб составляли набедренная повязка и какая-то тряпка, подобие полотенца, которой, словно чалмой, была, к счастью, обмотана голова: иначе солнечный удар был бы мне обеспечен самое позднее через четверть часа - солнце отпускало здесь свои лучи без ограничения, щедрее, чем на рождественской распродаже. Я с неудовольствием подумал о том, что кожа все равно в скором времени пойдет пузырями. В таких случаях первой реакцией бывает - двигаться, идти, если даже не имеешь представления - куда. Конечно, определить стороны света было не так трудно, соорудив подобие солнечных часов; правда, единственным, что можно было бы использовать в качестве стержня, был я сам: вокруг не виднелось ни травинки, а у меня в карманах не нашлось ничего хотя бы потому, что карманы отсутствовали вместе со всем остальным костюмом. Ладно, я мог бы немного постоять и на месте, наблюдая за движением тени; но что толку? Не зная, где находишься, ты не можешь и знать - куда двигаться, в особенности если нет заметного понижения поверхности в какую-либо сторону где можно надеяться найти воду. Так что идти можно было беспрепятственно в любом направлении - но совершенно незачем. Поэтому я решил пока что остаться на месте и заняться единственным делом, которое имело сейчас какой-то смысл: думать. Пока голова еще более или менее нормально работает, а жара и жажда еще не приступили к своей негуманной деятельности. Подумать же было о чем. Любой дример знает - точка, в которую мы попадаем, направляясь в Пространство Сна или перемещаясь в нем, никогда не бывает произвольной. Насколько нам пока известно, никто не распоряжается нашим передвижением здесь, кроме нас самих. Почти как в яви, в Производном Мире. Разница только в том, что там, чтобы оказаться в каком-то другом месте, вы идете в нужном направлении, или садитесь в машину и крутите баранку, или покупаете билет на поезд, самолет, автобус - на что угодно, вернее - на то, что вам по карману. Пространство же Сна (которое, возможно, в определенном смысле представляет собою, кроме всего прочего, сверхгигантский компьютер, где вы задействованы, как крохотный чип) само перемещает вас, исходя из тех процессов, к