полной. Вплоть до мгновения, когда из воды вырвалось сразу несколько - три или четыре - щупалец. Одно вцепилось в борт, второе, а затем и третье обхватили заднего гребца. Он закричал - я явственно услыхал крик. Двое бросились к нему, но ближнему пришлось самому вступить в единоборство с четвертым щупальцем, тому же, что был в носу, просто нельзя было сразу добраться до заднего, слишком узким был челнок. Я напрягся. Неожиданно ощутил в руке что-то вроде гарпуна. И кинулся вперед. Плоскость слегка пружинила под ногами, помогая разбегу. Уже подбегая, я понял, что опоздал: они поднялись слишком высоко, такой прыжок был мне не под силу, разве что с шестом - но для такой цели мое оружие не годилось. Я сделал то единственное, что оставалось: размахнувшись на бегу, метнул гарпун, подражая копьеметателям из олимпийской сборной. Гарпун беспрепятственно влетел в тот микроконтинуум, на миг завис над катамараном - и это было последним, что я смог там увидеть: не успев погасить скорость, я с разбегу влетел в следующее пространство, занявшее тем временем место морского простора. КАБИНЕТ Я оказался в просторном и великолепно обставленном кабинете с антикварным, но выглядевшим, как новый, письменным столом, еще одним столом, низеньким, между двумя креслами - для беседы, и третьим - длинным, зеленым, для заседаний, со стильными стульями той же эпохи, что и бюро, - похоже, от Мельцера, а также с диваном с бронзой и резьбой. Ноги невольно затормозились в ворсистом ковре. Но разглядеть это великолепие повнимательнее не было времени. Потому что главным сейчас оказался явно не сам кабинет, а находившиеся в нем два человека. Первый из них - в прекрасно сшитом деловом костюме со строгим галстуком - в этот миг медленно поднимался из-за письменного стола, вытягивая перед собой левую руку, в то время как пальцы правой бесцельно шарили по столешнице. Лицо, свидетельствовавшее, что лучшие годы человека остались в прошлом, выражало одновременно удивление и страх. Рот медленно открывался, глаза все более расширялись. Второй - рядом с высокой, резной дверью, одна створка которой еще двигалась, закрываясь, - был в темных брюках и короткой, до пояса, кожаной куртке. Обе руки были вытянуты вперед на уровне глаз, и ладони сжимали большой пистолет - я не успел определить, какой именно, но смахивал он на старый "люгер". Прошло мгновение прежде, чем я узнал его: это был Степ. Значит, он выпутался все-таки из Туннеля и добрался до самого Узла? Но размышлять на эту тему было некогда. В то мгновение, когда руки и оружие словно окаменели в воздухе, я кинулся - точнее, нырнул - вперед. Я не успел дотянуться, но мой крик, раздавшийся одновременно с выстрелом, заставил стрелка дрогнуть, и пуля прошла мимо. Человек за столом остался в той же позе, словно окаменел. Зато нашедшийся круто повернулся ко мне, согнулся в поясе, не сгибая рук, давая мне возможность заглянуть - снизу вверх - в черную бездну пистолетного ствола: все, что я успел, пока он поворачивался, было - откатиться на два шага в сторону, но для него это оказалось, пожалуй, даже выгодно: не все любят стрелять в упор, многим нужна пусть маленькая, но дистанция. Для оправдания в собственных глазах. Я уже видел, как его длинный, тонкий палец, лежавший на спусковом крючке, напрягся и начал едва уловимо сгибаться. Моя вытянутая нога все же сработала на долю секунды быстрее. Все еще лежа, я отбил руки Степа вверх. Пуля ушла в потолок, сам же он утратил на миг равновесие и вынужден был сделать шаг назад. Этого времени мне хватило: стрелок не успел еще сообразить, куда я девался, еще только поворачивал голову, когда я уже оказался у него за спиной, левой рукой - сгибом - захватил его шею, правой же схватился за пистолетный ствол. С "люгером" так можно поступать без особого риска, точнее - именно с этой моделью. Я знал, что последует сейчас с его стороны: попытка ударить ногой назад, по моей голени, а если удастся - по колену. Выше он не мог бы достать, потому что ростом уступал мне. Не размышляя, я захватил его правую ногу своей, в то же время не сводя глаз с объекта покушения. Он, похоже, сумел уже прийти в себя: начал снова опускаться на стул, а рука его, прежде судорожно шарившая по столу, теперь уже совершенно осмысленным движением скользнула вниз, к среднему ящику. Я был уверен, что там он найдет еще кое-что, кроме скрепок, карандашей и плитки шоколада. Через секунду-другую роль мишени могла сыграть уже наша скульптурная группа. Опередить его могло только слово. И я крикнул ему: - Стоять смирно! Я угадал. Сработал безусловный рефлекс, и хозяин кабинета на миг застыл изваянием. Только на миг. Но мне хватило и этого времени, чтобы прошептать на ухо Степу, которого я крепко обнимал - правда, совсем не так, как обнял бы любимую женщину: - Ты, идиот! Я - Остров, где твои глаза! Отпущенный мне миг истек, и рука человека за столом снова двинулась в путь. Пристрелить его сейчас было бы легким делом даже для младенца. Но этого-то я как раз и не хотел. Вместо того, чтобы вырвать из рук нашего парня оружие, я рванулся, увлекая его с собой, в том направлении, откуда пятью секундами ранее возник сам. - Быстро! Прыгаем! Мой партнер перестал, кажется, хоть что-то соображать и покорно подчинился моей команде. СТЕП За пролетевшие секунды площадка, с которой я стартовал, успела уже опуститься, но всего метра на два с половиной, так что прыжок оказался совершенно безопасным. Наверху тот мужик, похоже, справился со своим столом. Его выстрел прозвучал запоздало, пуля ворвалась в наше пространство и тут же исчезла: видимо, направления "сюда" и "отсюда" не были равноправными; пуля, выпущенная отсюда, наверняка долетела бы до цели, как это недавно сделал мой гарпун, или что это еще там было. Я выпустил парня из объятий, и он какие-то секунды стоял, очумело глядя на меня, словно я был по меньшей мере уссурийским тигром. Потом пробормотал: - Остров... Это правда ты? Вопрос только подтверждал его неопытность. Конечно, выглядел я сейчас совершенно не так, как в Институте, где он только и мог меня видеть. Но мы, кадровые дримеры, распознаем друг друга в любом облике, тут срабатывает скорее подсознание, чем что-либо другое. Ему до этого было, похоже, еще далеконько. - Да вроде бы, - ответил я. - А ты - Степ. Тот самый, что ухнул в Туннель Узла. Ты хоть слышал, как я орал тебе из Института, когда ты проваливался все глубже? Он кивнул. То, что я назвал его, кажется, помогло ему прийти в себя. И тут же он страшно рассердился. - Слушай, - сказал он острым голосом, - ты какого черта мне помешал? Я же дело делал! - Где это: в Туннеле? Он очень серьезно покачал головой: - Да нет. Из Туннеля я тогда выбрался. Вернулся в ПМ. Попросил новое задание. Получил. А ты мне все испортил. Вот сейчас. Я качнул головой: - Плохо делал. По правилам, любую форму насилия мы в ПС применяем только для самообороны. А ты хотел пристрелить его. - Вот еще, - ответил он таким тоном, словно втолковывал ребенку, что совать пальцы в электрическую розетку некрасиво. - Мне надо было только припугнуть его - чтобы он там, в ПМ, проснувшись, вспомнил - и сделал для себя выводы. Такое и было у меня задание. Я отлично стреляю, не то что многие. Вот и прогнал бы пулю около самого его уха, чтобы он прочувствовал. А потом сделал бы ему словесное предупреждение насчет его дел там, в яви. Ты мне сорвал операцию, понял? Может быть, так оно и было. Но с этими молодыми бывает всяко: порой оружие начинает владеть ими, а не наоборот. - Ну ладно, - сказал я ему, делая вид, что сожалею. - Прости, коли так. - Да чего уж, - буркнул он. Потом вдруг оживился, поднял на меня глаза: - Постой, постой. Ты сказал - ты кто? - Остров. - Ну да, я только сейчас сообразил. Теперь вроде узнаю... Так у меня к тебе дело. - Ин-те-ресно... - протянул я, не очень веря. - Мне сказали: когда выполню поручение - попробовать найти тебя и передать... В это я поверил еще меньше. - Вот уж точно, - поддакнул я. - Никого получше не нашли. Что у нас там - эпидемия гриппа в Институте, или еще что похуже? Странно - он не обиделся. - Да нет... - Казалось, он даже слегка смутился. - Может, я немного не так сказал. Такое говорили всем, кто уходил на задание: если кто-нибудь тебя встретит, то передать. Это было более убедительным. - Давай, - поощрил я его. - Сыпь орехи. - Значит, так. - Степ помолчал, сосредоточиваясь. - Велели сказать две вещи. Первая: твою просьбу выполнили... Просьбу! Ничего себе! Не просьба это была, а оперативное задание. Вот тоже нашли словечко... - ...Данные по Груздю действительно оказались там, где ты и предполагал. Их суть: около трех лет тому назад контролеры начали отмечать заметный регресс устойчивости его психики. Анализ показал, что явление связано не с нервно-психическими, а с чисто физиологическими процессами в больших полушариях головного мозга, что, в свою очередь, относится к отдаленным последствиям кровоизлияния в мозг, перенесенного объектом в возрасте тридцати лет. Предполагалось, что он совершенно восстановился, и в последующие десятилетия перенесенное заболевание на его здоровье и деятельности не сказывалось - вплоть до указанного момента... - Так... - пробормотал я, горько сожалея о том, что не могу порыться в биографии Груздя и посмотреть - какому этапу его деятельности соответствовал этот регресс. - ...Регрессивные явления наблюдались в течение приблизительно одного месяца, после чего началось неожиданное, поскольку он ни к кому не обращался и не прибегал ни к медицинской, ни к какой-либо другой помощи, - неожиданное улучшение, весьма стойкое, и в таком состоянии объект продолжал функционировать вплоть до наступления летаргии. Степ отбарабанил все это единым духом, закрыв глаза. Если бы и я смежил, как говорится, вежды, то возникла бы полная уверенность в том, что я слышу не мальчишку, а Тигра Подземелья: его интонации, манера речи, слова... Но кто излагает - неважно, куда значительнее то, что именно таких данных я и ожидал. Почему? Сам не знаю: никакой ясной концепции по этому поводу у меня не успело возникнуть. Тоже подсознание? В таком случае, что и откуда оно принимает? - Это было, значит, первое, - сказал он, открыл глаза и перевел дыхание. Я не стал ему говорить, что он прекрасно исполнил роль дрессированного попугая. Наоборот, решил поощрить: - Блеск. Молодец. Гони второе. - Второе - о том, что была короткая связь с Боричем. Через подсознанку. Железка выдала, что он в Луях, там горячий след, с тобой связь не устанавливается, просит по возможности передать, что будет ждать тебя там. - Он перевел дыхание, выпалив все это единым духом, подумал, вспоминая - не упустил ли чего, и облегченно закончил: - Вот вроде все. На сей раз это были его, Степа, слова и его манера. - Хорошо бы подробности, - попросил я. - Луев этих было, как-никак, восемнадцать штук, серийный товар, и размазаны они по столетиям, как сопли по стене. Луи - какой номер? Он нахмурился: то ли потому, что не знал номера или забыл, то ли ему не понравилось мое слишком вольное рассуждение о французских королях. - Номера вроде не называли. Может, затерялся при передаче или железка не справилась с дешифровкой... - Жаль. Ну ладно - и на том спасибо. Теперь все? Он кивнул; но так медленно и неубедительно, что пришлось схватить его за плечи и основательно встряхнуть: - Ну, что еще у тебя за душой? Он нерешительно поморгал глазами. Я стиснул его плечи покрепче, так что он даже поморщился, но не сделал попытки вырваться. - Давай. Теряешь время. Что ты еще должен передать? Он потряс головой: - Передать - ничего. Но я слышал, как там говорили... Чувствовалось, до чего ему не хотелось говорить что-то, что было у него на душе. - Ну? О чем они говорили? Наконец он решился. - О твоей дочери. - Что именно? Что? - Она спит. Не просыпается. Хотя из наших никто... Странно, но я не очень удивился. Я был предупрежден, что противники не обойдут девочку вниманием, но надеялся, что наши, даже не получив от меня такой просьбы, сумеют каким-то способом защитить ее. Не сумели, значит. Нет, я не удивился; просто ощутил пустоту там, где располагалось мое кью-сердце. - Уснула давно? - Они заговорили об этом, когда я засыпал - наверное, думали, что уже не услышу. "Сукины дети, - подумал я. - Неужели они такого мнения обо мне?" - Я понимал, конечно, что какие-то меры там принимаются и, может быть, кто-нибудь уже пущен по ее следу. Но все же это непростительно. Ладно, вернусь - разберусь. - Спасибо, что сказал. Куда ты теперь? Степ, думается, почувствовал себя совсем хорошо, облегчив совесть - как-никак, одно задание из двух было выполнено, неплохой процент, да к тому же, пожалуй, более сложное из них, - и стал оглядываться, словно только что сообразил, что он не у себя дома. Вокруг было все то же, что и до него: микроконтинуумы восходили и закатывались, неведомый город с высоченными, непривычных очертаний строениями и гигантской скульптурой спящего льва на Громадной площади приближался сейчас к зениту нашего мирка, длинная и широкая платформа мчалась невысоко над холмистой морской поверхностью, оставляя по левому борту небольшую (казалось отсюда) марсельную шхуну, справа же, кабельтовых, как я прикинул, в пяти - четырехмачтовый барк, шедший почему-то лишь под передними парусами крутой бакштаг правого галса. Я не успел подумать - с чего бы такая осторожность, как взгляд мой уже перепрыгнул в следующий мир, где в полутемной комнате двое на ковре, похоже, только что вошли во вкус... И тут Степ дернул меня за рукав, должно быть, ему стало неудобно подглядывать. Или, может быть, пожалел, что это не он там. - Куда я теперь? (А я и забыл совсем, что спросил его об этом.) Понимаешь, Остров... Я вспомнил - там еще вот что сказали, сам Тигр говорил: если тот, кто тебя встретит... если ты скажешь, что тебе нужна его помощь, то сразу же поступить в полное твое распоряжение. - Весьма любезно, - сухо прокомментировал я, подозревая, что все сказанное было только что измышлено экспромтом. - Тебе же понадобится помощь, верно? Ты должен найти и дочь, и Груздя. Я бы мог... Ну вот. Я так и думал. Хотелось спросить - при себе ли у него носовой платок - чтобы он хоть сопли себе вытирал без моей помощи. Но я не сказал этого: обидеть мальчика легко, но это будет грызть его если не всю жизнь, то, во всяком случае, много-много лет. Но не тащить же его с собой в лихие микроконтинуумы, где и такие далеко не новички, как мы с Боричем, бывает, еле выкручиваются. Одно дело - прибыть к кому-нибудь во сне, что-то показать или внушить мысль, и совсем иное - схватываться с противником, что не слабее тебя, выступать, по сути, кандидатом на постоянное жительство в Аиде... - Помочь мне ты, пожалуй, можешь, - проговорил я, делая вид, что обдумываю его предложение. - Да, точно. Хорошо, что я на тебя вышел. Он сразу собрался, как говорится, в комок: - Я готов. - У меня связи с Институтом нет, - сказал я. - На уровне сознания. А железка, бывает, сильно врет. У тебя какой возврат? Он моргнул, предчувствуя неладное. - Четыре часа. Но я могу... Я жестом остановил его: - Не надо. Там будут только лишние волнения - за тебя. Сколько ты уже израсходовал? - Половину. - Значит, через два часа по яви ты будешь в Институте. Теперь сосредоточься. Запоминай слово в слово. Передашь Консилиуму или, в крайнем случае, самому Тигру. Готов? Подчиняясь моей воле, он несколько секунд постоял молча. - Готов. - Тогда поехали. Я медленно, выделяя каждое слово паузами, продиктовал ему то, что следовало передать в Институт. В качестве его памяти я не сомневался: плохо запоминающих у нас не держат. - Еще раз? - Не надо. Записано. - Повтори. Он повторил без единой ошибки. - Хорошо. И скажи еще вот что: когда найду Груздя, постараюсь переправить его в ПМ. Но сам не вернусь - пока не разыщу дочери. Так что пусть обеспечат нормальный уход за телом. Запомнишь? Он кивнул, проглотив комок. - И - счастливого пути. Он вздохнул. Снова огляделся. - А как я - отсюда?.. Где мы вообще? Он был тут впервые. Не удивительно: я - тоже. Но я успел уже понять, что к чему. - Мы - в Большом Узле. Отсюда - выходы практически в любой макроконтинуум, если не сразу, то с немногими пересадками. Тебе откуда проще попасть в явь? - Ну - поближе по времени и пространству... Он еще не был ходоком на дальние дистанции. - Ясно. Давай поищем. Твоя полусфера - левая. Увидишь подходящее - сразу говори. В поле нашего зрения было примерно восемь десятков выходов в микроконтинуумы; через каждые пять-шесть секунд начинали возникать новые, старые уходили за горизонт. Замечать и оценивать надо было быстро, долго разглядывать не приходилось: можно было что-то упустить. В безмолвном напряжении мы провели более получаса. За это время он лишь однажды подтолкнул меня локтем: - Смотрите - вон та роща... Я посмотрел. Для того, чтобы оценить обстановку, тренированному глазу понадобились две секунды. - Не годится, Степ. География не совпадает. Тебе кажется, что это наши места, знакомый лесочек, но ты не учел освещения. Светило не наше. Это вообще не Земля. Так что... - А разве?.. - Разве. Тут маленькая неосторожность - и попадаешь куда дальше, чем к черту на рога. А следующий проход через Узел будет - кто знает, когда: завтра - или через миллион лет... Он только коротко вздохнул. Я снова смотрел в правую сторону. Однако через полчаса мне показалось, что подвертывается что-то приемлемое. Девица - или молодая женщина - в длинном белом платье сидела на скамеечке на берегу пруда или небольшого озера. Вечерело, и ее сложенный зонтик лежал рядом. Широченные поля шляпы не позволяли разглядеть лицо. Но меня оно и не интересовало. Пруд окружали знакомые деревья. И закатный свет был наш, средних земных широт, и облачка соответствовали, и архитектура дома, что виднелся по ту сторону воды... - Туда, - сказал я решительно. Он рванулся. Потом обернулся на миг: - Спросят - где тебя искать? Я ответил, уверенный, что так и будет: - Где-то между тринадцатым и четырнадцатым. Не знаю только, долго ли там пробуду. Да и не меня им надо искать, а мою дочку: за нее - взыщу. Все. Беги. Только смотри - на эту девицу не отвлекайся. Тем более что она может оказаться неизвестно кем: тут все же Пространство Сна... Он кивнул и лихо влетел в микроконтинуум почти на пределе возможного. Уже оттуда глянул на меня - и то ли мне показалось, то ли действительно подмигнул. И скрылся вместе с миниконом. Я облегченно вздохнул и принялся высматривать - теперь уже для себя самого - выход, который привел бы меня к цели с наименьшей потерей времени и энергии - что здесь, в ПС, практически одно и то же, потому что одно с легкостью переходит в другое. Ну что же - прощай, Приморский вокзал. ВТОРАЯ ЗАЩИТА Париж тех времен оказался куда меньше, чем я думал, и привычной издавна Эйфелевой башни, разумеется, не было и еще много столетий не будет - хотя с того места, где я стоял - на берегу Сены, внизу, у самой воды, в сотне метров от Нового моста, я ее и в наше время не увидел бы. Зато Нотр-Дам уже существовал; но отсюда и его не было видно. Да он меня сейчас и не интересовал: съездить в Париж и увидеть собор можно и наяву, а вот никаких следов Груздя я там в Производном Мире не обнаружу, это уж совершенно точно. А здесь они могли найтись. Должны были. Обязаны. Иначе какого черта меня сюда вызывали? Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Борич явно опаздывал. Я поднялся наверх, на берег. Непривычные для меня каблуки скользили по булыжнику. Я тихо ругался и скоро стал бы ругаться в полный голос, если бы не заметил спешащей ко мне фигуры - как полагается, в шляпе с плюмажем и коротком плаще, который сзади слегка задирала длинная шпага. Ну наконец-то. Сейчас я скажу ему пару слов. Пусть только подойдет... Он подошел - и я не сказал ему ничего из заготовленных изящных выражений. Потому что это был вовсе не Борич. То, что человек обладал совершенно другим лицом, ничего не значило: мне не раз уже случалось упоминать, что в Пространстве Сна мы можем принимать самые неожиданные обличья. Но - нутром или подкоркой - мы всегда ощущали своих, и для того, чтобы опознать даже и незнакомого сотрудника, нам чаще всего не требовалось показывать метку на руке или называть имя, под которым тебя знали в Институте, во всей Системе. Это был совершенно чужой человек, и приблизился он, похоже, с недобрыми намерениями. Однако поздоровался он вежливо, сняв шляпу. Я ответил тем же. - Прошу извинить, - начал он. - Я знаю, что вы ждете тут не меня. - Вы не ошибаетесь, шевалье, - подтвердил я. - Вы ждете даму. Я лишь пожал плечами. - Я жду ответа, шевалье! Я приосанился: - По какому праву, шевалье, вы требуете у меня ответа? Он нахмурился. - Вам это прекрасно известно. - Мне не нравится ваш тон! - попытался осадить его я. Мне вовсе не хотелось сейчас драться. Я должен был дождаться Борича. - Я не собираюсь менять его! - заносчиво ответил он. Вместо ответа я обнажил шпагу. Он - свою. Площадь была замощена брусчаткой, ее окружали островерхие дома. Светила луна. Не выжидая, я из третьей позиции сразу же сделал выпад. Он взял четвертую и тут же ответил. Я уклонился вправо - движение естественное, когда держишь шпагу в правой руке; он, однако, ожидал этого и пошел на повторный выпад, демонстративно показывая, что готовит удар в голову - рубящий, а не укол, шпага у него была военная, узкий палаш, а не дуэльная рапира. Такую же, кстати, держал в руке и я. Примененный им финт был давным-давно известен: заставить меня взять пятую защиту, повернуть кисть - и бить в грудь. Поэтому вместо защиты я отскочил назад, и, пока он после выпада возвращался в стойку, в свою очередь, кинулся в атаку и попытался захватить его оружие; он отступил, я шагнул вперед. Несколько секунд мы пританцовывали друг против друга, не скрещивая клинков, острия шпаг описывали маленькие орбиты, каждое движение шпаги заключало в себе вопрос, на который тут же следовал ответ на том же безмолвном языке: "Я и к этому готов, хочешь - попробуй..." Дышалось легко, воздух был прохладным и чистым. Где-то стукнуло окошко, захлопываясь. Он первым не выдержал неопределенности и бросился вперед с неожиданным криком победной ярости; годится для устрашения слабонервных, не более того. Налетая, он концом шпаги выписывал в воздухе фигуру вроде скрипичного ключа; тоже хорошо для начинающих, кто еще не научился понимать, что не из любой позиции можно нанести удар в каждое мгновение, но лишь из немногих; например, сколько ни грози он сейчас ударом в лицо, но попытайся он осуществить эту атаку - и я в нырке ударом снизу разрублю ему руку. Так что этих угроз я не боялся, а как только клинок его замирал в действительно опасной позиции - я своей шпагой тут же отклонял его от линии, и противнику приходилось начинать сначала. Клинки звенели гулко, набатно, такие звуки они издают только в Пространстве Сна. Шли минуты. Наконец мне надоел этот танцкласс; я имитировал внезапную, без подготовки, флешь-атаку, он третьей защитой отбил мой клинок вправо вниз и сделал подставку - и тут, как я и надеялся, мне удалось из первой позиции все-таки осуществить мельницу, захватив его шпагу круговым движением своей. Его оружие вырвалось из руки, шпага взлетела высоко и, кажется, больше вообще не вернулась на землю, только сверкнула недоразвитой молнией в лунном свете и погасла. Может быть, следовало пожалеть его. Но я не из жалостливых. Мне нужно было сделать выпад и нанести удар быстрее, чем он убежит, и я был готов к этому. Однако он совершил неожиданное: отступил на два шага и поднял руки: - Достаточно, шевалье. Благодарю вас. Вы меня убедили. Я невольно остановился в последнее мгновение. Но не опустил шпаги. Мой противник вынул из левой перчатки, из длинной краги сложенный листок бумаги и протянул мне: - Просили передать. - Благодарю вас, шевалье, - ответил я машинально, разворачивая бумажку и в то же время уголком глаза продолжая наблюдать за ним. Чтобы успокоить меня, он отступил еще на шаг и заложил руки за спину. Хотя последнее вовсе не всегда является признаком добрых намерений. Я прочитал: "Жду в замке Шенонсе". Подписи не оказалось, но то была рука Борича. Я поклонился: - Весьма обязан вам. Он молча поклонился в ответ и исчез. Я не спросил у него, где этот замок находится. Все равно добираться до него мне придется теми способами, что приняты в методике ПС, а не верхом; пешком или на каком-нибудь ковре-самолете. САД В ЛУННОМ СВЕТЕ Нигде так не ощущается одиночество, как тихим вечером в полнолуние на обширной поляне, чьи пределы размыты мраком, в котором тонут все заботы минувшего дня. В светлое время они надежно защищают нас от наплыва чувств; заботы поддерживают, словно костыли, и, хоть на несколько часов лишившись их, мы начинаем испытывать неуверенность в себе. И тут становится нужен еще кто-то - хотя бы потому, что, когда людей становится двое, заботы возникают сразу же, и жить становится привычно. Вот почему я, неторопливо ступая по белеющей в лунном свете дорожке, бессознательно просеивал через себя всякий звук и малейшее движение в поисках чего-то, указывающего на присутствие другого человека. А услыхав в стороне негромкий разговор, решительно свернул в его направлении, даже не подумав о том, что, когда двое разговаривают поздним вечером при луне, появление третьего собеседника может не принести им никакой радости. Тем не менее так оно и оказалось, и я спохватился лишь тогда, когда, с треском проломившись сквозь кустарник, увидел сидящих рядом на не успевшей еще остыть каменной скамье двоих - мужчину и женщину. Им явно не следовало мешать - но уже поздно было, повернуться и скрыться оказалось бы не лучшим выходом: так поступают лишь, увидев нечто, оскорбляющее какое-то из чувств или норм поведения. Так что я, остановившись, кашлянул, переступил с ноги на ногу и молвил: - Привет. Добрый вечер. Сказано это было, разумеется, на языке Пространства Сна, где (в посещаемых нами плоскостях) все, как правило, понимают друг друга, хотя каждому кажется, что он объясняется на своем родном - или на каком-то другом из известных ему наречий. - Привет, - не сразу ответил мне мужчина, а женщина и вообще промолчала. Я не мог разглядеть их лиц - луна стояла у них за спиной - неразличимые эти лица были обращены ко мне, как бы изучая возникший феномен, и надо было немедля найти формулу оправдания и, получив информацию, исчезнуть столь же стремительно, как я здесь возник. - Прошу извинить меня, но я заблудился... Вы не скажете, я так выйду на дорогу? - Дорог много. Какая интересует вас, шевалье? Ага. Я медленно повернул голову. Холмистая местность, поросшая лесом. Несмотря на поздний час - тепло. - Мне, собственно, нужно попасть в замок Шенонсе. - Если месье пойдет налево и поднимется, то с гребня увидит дорогу, - сказала женщина. У нее было приятное контральто, и я пожалел, когда этот голос перестал звучать. Мужчина, это чувствовалось в его интонации, усмехнулся: - Не думаю, что это та дорога, которую шевалье ищет. Потому что, смею уверить, в замке вас никто не ждет. Хотя бы по той причине, что владельцы его сейчас в Париже, при дворе Его Величества короля. - Весьма вам обязан, месье. И еще раз - простите за бесцеремонность. Но мне нужно попасть в замок; я надеюсь, вы поверите мне на слово и не заставите предоставлять доказательства. Сказав это весьма решительным тоном, я повернулся, чтобы уйти. В пространстве я уже сориентировался, не было еще полной точности относительно времени. Но тут мужчина окликнул меня: - Ради Бога, простите и вы меня, месье, но мне показалось... Скажите, пожалуйста: вы ведь дример из второго Бюро? Я не ожидал, что в те времена люди уже слышали об Операциях в Пространстве Сна. Но здесь было именно это Пространство, а я ухитрился на минутку забыть об этом. - М-м... Шевалье очень догадлив. - Барон де Бур, с вашего позволения. Однако догадливость тут ни при чем. Просто-напросто я имею прямое отношение к ОПС. И нахожусь тут совершенно не случайно - как вы уже наверняка поняли. "Бывают в жизни шутки, - подумал я. - Иногда странным образом получаешь ориентир во времени". - Ах, значит, вы и есть дрим-драйвер Остров? - снова вступила в разговор женщина, голос ее сделался еще более низким и мягким, он как бы существовал самостоятельной субстанцией, некая независимая атмосфера возникала, иной воздух, которым можно было дышать даже с удовольствием; но возможно, что с этим воздухом проникала в кровь и некая отрава. Впрочем, она и без того была разлита кругом, в весне юга Франции. - А я столько о вас слышала... Она не назвала себя - видимо, была уверена, что уж ее-то должны знать все на свете - или, во всяком случае, в обширном круге, центром которого она себя полагала - а возможно, на самом деле была. Я таких не люблю, но уважаю, как вообще уважаю людей, уверенных в себе. Я постарался ответить так, чтобы разговор не перешел случайно на какую-нибудь серьезную тему: лишние подозрения мне сейчас совершенно не были нужны. Вроде, например, разговоров о том, как я оказался в этой глухомани... - Я просто испуган, мадам, потому что не знаю - от кого именно вы слышали, и в зависимости от этого - что это были за истины - или небылицы. - О, не бойтесь: от дримеров вашего Бюро - а они все вас боготворят. Вчера мы наблюдали в просмотровой нашего Бюро за вашими похождениями в Аиде; я встречала вас и раньше, но вы меня, разумеется, не замечали, вам было не до того. Скажите, такие переживания сильно утомляют? Я и так, конечно, узнал бы ее - минутой раньше или позже, как только увидел бы ее лицо. Тем более непонятным было - с какой целью она сама напоминает об этом эпизоде: там ведь она выступала на стороне противника. Каков был ее замысел? - Луиза, - перебил ее мужчина. - Не кажется ли тебе, что месье Остров спешит? - Собственно, - процедил я, пытаясь обдумать дальнейшие действия, - мне хотелось не только найти дорогу к замку, но и пообщаться с природой... - Вы так настроены на общение именно с природой? - в голосе женщины мне почудилась насмешка. - Вы полагаете, человек не является частью природы? - Браво, браво, - сказала она. Лицо ее по-прежнему оставалось в тени, и я не мог разглядеть не только выражения его, но и самих черт; наверное, на сей раз ее сделали дурнушкой какой-нибудь, - хотя я чувствовал, что это не так: совсем иной была манера ее поведения. - Ну, нам пора, - проронил мужчина. - Боюсь, нас спохватятся, а мне пора находиться на дежурстве... - Тебе, Пьер-Поль, действительно пора спать, - в ее голосе прозвучала скрытая насмешка. - А я еще не устала. И тоже хочу пообщаться с природой. Пьер-Поль, кажется, огорчился. Он потоптался немного на месте, но, видимо, ослушаться не мог. Он пробормотал "доброй ночи" и нехотя зашагал, поднимаясь по отлогому склону. - Садитесь, месье, - предложила Луиза. - Или, может быть, просто Остров? Занимайте свободное место. - Надеюсь, что никому не во зло, - проговорил я. Мне стало хорошо: начиналось некое приключение. Легкое, без последствий, как раз такое, какое нужно, чтобы окончательно прийти в себя после множества сверхпрограммных происшествий, из-за которых я только сейчас приближался к настоящей работе, к цели поиска. Но мои слова - а может быть, и не слова, но интонация, с которой они были произнесены, - не понравились женщине. - Это покажет будущее, - произнесла она неожиданно холодно. Я сел и попытался ненароком заглянуть ей в лицо. Она чуть отвернулась. Но я все-таки успел. Интуиция оправдалась: она была той женщиной, что почудилась мне среди чужих дрим-оперов в Аиде. - Я вас знаю... Наверное, мне не следовало говорить этого. - В лунном свете все видится обманчиво, - возразила она. - Обождите до завтра - чтобы не переживать разочарований. - Не приучен откладывать, - сказал я. - А я не приучена уступать. - Потому и остались? Она взглянула на меня очень серьезно: - Я осталась для того, чтобы выполнить поручение моего Мастера. - Вот как? В чем же оно заключается? - Я могу - и должна предложить вам помощь. Наше Бюро заинтересовано в благоприятном исходе вашей миссии. - Какое же бюро - если не секрет? - Я не уполномочена отвечать на такие вопросы. Да и какое это имеет значение? - Имеет. Но раз вы не можете ответить - считайте, что вы ничего мне не говорили. Во всяком случае, я уже забыл о вашем предложении. - То есть вы отказываетесь от помощи? Я решил повести себя понахальнее: - Есть одна помощь, от которой я не отказался бы. Весна и тьма способствовали бы... Но боюсь, что вы отвергнете мое предложение. А ведь это было бы так прекрасно, вам не кажется? - Высший балл за догадливость. Но мне нужно обдумать ваши слова, как следует. Так что сидите спокойно, дышите воздухом. И ждите, пока я не снизойду. - У меня может не хватить времени. - Значит, вы недостойны. Мне следовало встать и уйти, но со мной происходило что-то странное. Как будто я переставал быть самим собой. Я попытался выставить блок. Однако, похоже, опоздал. - Ну послушайте... - начал я. Но она немедля перебила: - Не будьте такой жестокой. Моя жизнь проходит в суете и постоянном риске, сама профессия делает меня одиноким - но ведь я такой же человек, как все другие, черт возьми, и неужели же я не заслуживаю хотя бы крупицы того, что в нормальном мире принято называть счастьем? Да и вам самой разве это не доставит радости - знать, что в вашей власти - сделать другого счастливым?.. Теперь она приблизила свое лицо к моему так близко, что я ощутил прикосновение подвитых, надушенных усиков, рука уже обвивала мою талию, другая лежала на колене и опускалась все ниже, одновременно быстрыми движениями пальцев подбирая подол моего платья все выше. Нужно было, может быть, крикнуть о помощи, сделать какие-то резкие движения, оттолкнуть его, отбиваться, но он уже припал губами к моей шее, впился, голова моя закружилась, истома прошла по телу, его рука была уже куда выше колена, прикосновение ее было не просто приятным - из него исходила жизнь, другая рука сильно сжала мою левую грудь. Мне уже не хотелось сопротивляться, не осталось никакой воли, не осталось окружающего мира, ничего больше - кроме него и моего желания, могучего, всепобеждающего - ощутить его всего, отдаться, впустить его в мое существо, - в этом сейчас было счастье и смысл, только в этом. "Тогда еще не носили белья", - мелькнуло в голове, когда я ощутила его пальцы уже во мне... Он действовал умело, не терял времени, не искал удобного места - опрокинул меня на эту же широкую каменную скамью, рванул шнуры корсажа - мои груди обнажились, ощутили мягкое прикосновение лунного света, подумалось: "Ах, если бы он догадался раздеть меня совсем..." Но он спешил и лишь задрал подол повыше; ноги мои в нетерпении раздвинулись сами, он налег, но еще медлил, в пору было кричать: "Ну же! Ну! Умираю..." Кажется, вечность прошла, пока он наконец не вошел в меня; мои руки обхватили его, стиснули, чтобы никогда не отпустить, никогда, никогда. Это длилось вечность; мы оба извивались, кричали, наконец он изверг в меня свое горячее семя, и мне показалось, что я теряю сознание. Он что-то бормотал мне на ухо, не понять - что, да и неважно было, во мне снова пробудилось желание - и в нем тоже. Его руки ожили, и на этот раз я уже радостно открывалась ему, никакого смущения, никакой сдержанности не осталось, только великая жажда его тела, его поцелуев, его семени, - всего, что хоть как-то было связано с ним. Снова накатило беспамятство, но и сквозь него мне слышались мои стоны. Когда глаза мои ненадолго открылись, ночь уже побледнела - ночь, какой еще не бывало в моей жизни. "Отныне я - твоя раба, - подумалось, - пойду за тобой, побегу, поползу, полечу - на край света, любого света, только с тобой..." Когда глаза мои открылись снова, я увидела Пьер-Поля - он стоял, глядя на меня, лежащую среди лохмотьев, в которые превратился за ночь мой наряд; тот, кто был Луизой, мой господин и повелитель, стоял рядом с ним и что-то говорил; я быстро поняла - что, попыталась сжать ноги, закрыться ладонями - бесполезно, тело мое мне не повиновалось, Пьер-Поль уже опустился на колени, расшнуровывая штаны, показывая свою готовность - потом обрушился на меня. Он был груб, как мужик, и больше не было счастья, было чувство горечи и унижения - сначала; но понемногу тело, которым каждый из нас наделен в Пространстве Сна, взяло свое, и сознание снова ушло куда-то. Оно вернулось вовремя: они снова стояли надо мной, Пьер-Поль держал в руке обнаженный кинжал, Луиза, кажется, хотел удержать его, но не очень, как мне показалось, убедительно. Меня хотели убить; смерть в Пространстве Сна - серьезная неприятность. И, наверное, именно эта угроза помогла мне вернуть силы, которые сейчас были так нужны. Я взметнулся. Тело было еще женским, но я с каждой микросекундой вновь все более становился самим собой - и оно мне подчинялось. Это естественно: у нашего тела в ПС нет тяжелой инерции плоти Производного Мира, и превращения его быстры, порой даже мгновенны. Поэтому я смог нанести первый удар прежде, чем они опомнились. Ногой я выбил кинжал из пальцев Пьер-Поля; чтобы перехватить оружие, пришлось взвиться в воздух - но я смог, все мое было уже при мне. Он еще не успел принять защиту, как острое лезвие вспороло его горло, пересекая артерии и вены. Хлынула кровь. Я круто извернулся, чтобы не запачкаться, и оказался лицом к лицу с Луизой, она, так же, как я, прошла уже метаморфозу и снова была женщиной. Красивой, надо сказать. Она сложила руки - умоляюще, словно для молитвы. Я схватил ее за плечи и швырнул наземь. Рванул платье. Она не сопротивлялась, пыталась даже помогать мне. Я был груб, как только умел. Раньше не знал за собой таких качеств. Специально для нее я вспоминал все способы, с какими когда-либо приходилось встречаться. Она стонала все тише и тише, мне казалось, что это не я совокупляюсь с нею, но самое малое взвод солдат, только что вывезенных из необитаемой пустыни. И лишь мысль об уходящем времени заставила меня остановиться. Стоя на коленях, я повернул ее на спину и мягко похлопал по щеке. Злость успела улетучиться. Она приоткрыла глаза и попыталась улыбнуться; это получилось у нее не очень убедительно. Я осмотрел ее руки; они не имели особых примет. Тело Пьер-Поля лежало, обескровленное, как подвешенная за ногу заколотая по всем правилам скотина, но уже начало таять, рассеиваться - чтобы одновременно возникать где-то в совершенно ином макроконе. И тем не менее труп оставался трупом. Было противно, но я засучил и его рукава. Да, он тоже был дримером. Надо передать в явь: пусть срочно выяснят, кто в ближайшее время не вернется - или уже не вернулся - из Пространства Сна в какое-то из существующих Бюро ОПС. Потом я снова склонился над Луизой: - Как ты себя чувствуешь? - Спасибо... - проговорила она едва слышно. - И еще раз спасибо. - Гм. За что же? - За первый раз. И за второй. - На здоровье, - сказал я и взял кинжал. - Пожалуйста... не надо! - Каждому - свое, - сказал я. - Ну пожалуйста... Я изобразил раздумье. - Не могу. Щадить тебя опасно. Вот разве только... - Все, что угодно! Кажется, она решила, что я хочу продолжить игры. - Нет, нет, - успокоил я. - Я хочу, чтобы ты ска