- Он утверждает, - пояснил Гур, - что вчера ночью - по времени четвертой смены, конечно, - точнее, в семнадцать тридцать или тридцать пять по вашему времени, он увидел в этом направлении нечто, напоминающее звезду. Определить звездную величину он затрудняется, но, судя по его словам, она близка к нулевой. - Гм, - сказал Герн. - Сомневаюсь. - Кто знает? - оказал Гур. - Может быть, что-то в этом есть. И если у вас случайно найдутся материалы наблюдений... - По-вашему, у нас наблюдения ведутся случайно? Благодарю вас, Гур, за лестное мнение. Анри, дайте мне позавчерашние и вчерашние пленки. Мерси. Сейчас посмотрим. Он растянул пленку в руках, бормоча: "Посмотрим, посмотрим..." Все следили за ним, вытянув шеи, пытаясь заглянуть в медленно проходящие перед глазами Герна кадры. Он отложил пленку. - Ничего интересного. Сева, внесите коррективы в модель Леонид. Он взял другую пленку. На ней тоже не оказалось ничего интересного - для неспециалистов, как сказал Герн. Он взял третью. Ничего. Четвертую. На седьмой Холодовский махнул рукой: - Ясно, ничего и не будет. - Он кивнул. - Я в этом не сомневался. - Сомневаться надо, - наставительно сказал Герн. - Всегда надо. Нет на седьмой - может оказаться на восьмой. А? Он бегло проглядел восьмую, опустил руку с пленкой и стал глядеть в потолок. - Нет? - спросил Гур. - Есть! нет! - рассердился Герн. - Как это у вас все легко... Он заправил пленку в проектор. Кадры медленно поплыли по крохотному экрану. Через полминуты Герн остановил проектор. - Анри, вот эти кадры немедленно отпечатать. Последующий час был до отказа заполнен тишиной. Только напряженное дыхание замерших людей свидетельствовало о том, что обсерватория все еще обитаема. Потом кто-то пробормотал: - Он ошибся на ноль пять. У меня величина получается ноль пять. - Совершенно непонятно, - откликнулся второй. - Там же нет ни одного оптического объекта. - Великий пир астрономии, - негромко произнес Гур, - где нам досталась лишь скромная роль кулинаров. Что же, пойдемте, друзья мои. Главное мы узнали: тело было. Но как оно может быть связано с возникновением запаха? А с этой пляской деталей? Они выбрались из обсерватории, и вряд ли их исчезновение заметил хоть один из ее обитателей. Они прошли переходный рукав, миновали негромко рокочущее соединительное кольцо и, войдя в спутник, с удовольствиям ощутили уверенную тяжесть. В каюте Гура было куда удобнее, чем в тесной обсерватории. Здесь человека не подавляли приборы и аппараты, и к услугам каждого оказалось даже кресло. По-видимому, друзья чаще всего собирались у Гура; поэтому его обиталище походило на кают-компанию в миниатюре. - Прошу, друзья, - гостеприимно пригласил Гур. Они расселись. Кедрин не совсем ясно представлял, зачем они все пришли сюда, но на всякий случай приготовился к худшему; Холодовский мог подняться и сказать: а ну-ка, Кедрин, объясни, что произошло после нашего с тобой разговора? Однако ничего подобного Холодовский не сказал. Усевшись, он вытянул ноги и полузакрыл глаза. - Ну что же, - проговорил он. - Звезда - сама по себе. Надо на всякий случай проверить, не было ли в той стороне поблизости какого-нибудь из кораблей. И - действовать. Что вас смущает? - Приготовься считать, мой мужественный друг. Запах в спутнике - раз. Вспышка где-то в пространстве - два. Этот кордебалет, устроенный, в общем, смирными деталями - три. Недостаточно? - Смотря для чего... - Что же, если у тебя есть объяснение - выкладывай, - нетерпеливо сказал Дуглас. - Не люблю загадочных разговоров. Не заставляй нас терять время. - И не забывай, что наша задача сейчас - сделать так, чтобы никакой запах не мог помешать монтажу корабля. Даже если в пространстве будет пахнуть чайными розами. - Или коньяком, - добавил Дуглас. - Чем бы ни пахло, мы этого не почувствуем, - проговорил Холодовский. - Начнем с запаха. По одной из существующих теорий, это - электромагнитные колебания в миллиметровом диапазоне. Добавлю: колебания не только определенной частоты, но и с амплитудой в некоторых узких границах. Из этого я исхожу. События подтверждают мою правоту: генератором колебаний является то самое тело, которое вспыхнуло. Направление совпадает, и не забудьте, что Кедрин одновременно почувствовал запах. Кстати, я сразу было не поверил этому. Прими мои извинения. Кедрин только кивнул. Все-таки Холодовский - очень хороший парень. Ну, ну, что он скажет дальше? - Не думаю, - продолжал Холодовский, - чтобы тело - источник колебаний - танцевало по пространству вокруг нас. Очевидно, направление будет оставаться более или менее постоянным. Если есть другие мнения - говорите сразу, или я двинусь дальше. - Дерзай, - одобрительно молвил Гур. - Следовательно: опасное направление известно. Осталось только создать защиту. Я думаю, что в принципе это не составит трудностей. Мы ведь умеем защищаться от колебаний определенной частоты. Как - это скажет любой из вас. - Искажая их, - быстро произнес Кедрин. - Вот именно. При первом же появлении излучения в этом диапазоне необходимо наложить на эти колебания другие. Исказить их. Ведь для нас страшно не само излучение - обычные электромагнитные волны, а лишь несомый им запах. Так? Холодовский говорил быстро и горячо, и странно было видеть этого обычно спокойного и выдержанного человека настолько возбужденным. Не сумев усидеть на месте, он вскочил и теперь расхаживал по каюте, резко жестикулируя. - Итак, что мы предпринимаем? Немедленно же изготовляем несколько приборов, которые смогут подавить нежелательные для нас колебания. Вы сами знаете, что изготовить их можно из стандартных деталей; по сути дела, это обыкновенные передатчики. Они нуждаются лишь в дополнительном оснащении автоматами, которые будут включать их в тот момент, когда возникнет опасное излучение. Смонтировать все это можно за считанные часы. Кто не согласен? - Слушайте! Слушайте! - возгласил Дуглас. - Продолжай, Слава. - А что еще говорить? Надо приниматься за дело. - М-да, - протянул Гур. - Это звучит очень логично. Стройная концепция. К сожалению, она объясняет не все. - Что же еще? - резко обернулся Холодовский. - Не горячись, торопливый друг мой. Ты же просишь, чтобы тебе возражали. Собственно, у меня даже нет возражений. Но ты не объясняешь, например, что это может быть за источник колебаний. - Для нас это пока не имеет значения, - вмешался Дуглас. - Не станем теоретизировать, Гур. Не время. - Я ведь и не говорю, что мы должны обязательно установить это сейчас же. Нет. Теперь второе: почему в тот момент, когда Кедрин ощущал запах, никто другой в пространстве ничего не почувствовал? Нас уже тогда заинтересовало это. - Меня удивляет, что ты сам не видишь объяснения, - нетерпеливо сказал Холодовский. - В момент, когда Кедрин почувствовал запах, происходила смена. В пространстве никого не было. Вот и все. А когда шла борьба с деталями, запаха не было. Ведь нигде не сказано, что это явления одного порядка. - Что же это было, в таком случае? - Слушай, Гур. Мы же не теоретики. Мы - рабочие Приземелья. Наша задача - обеспечить безопасность и построить корабль. А над этими событиями пусть размышляют ученые. - Так-то так... Только мне, откровенно говоря, не очень верится, что несколько странных событий могут произойти одновременно или почти одновременно, не имея никакой взаимосвязи. - Стоп, Гур, - вмешался Дуглас. - Это опять теория. Но Слава прав: главное не она. Вот когда мы выставим хотя бы несколько приборов, тогда теоретизируй сколько влезет. - Что же, - признался Гур, - это тоже не лишено логики. И если только больше не произойдет никаких необъяснимых событий... Он умолк на полуслове: Дверь каюты начала растворяться медленно и неумолимо - так медленно и неумолимо, словно за нею стояла сама судьба. Несколько секунд никто не входил. Затем на пороге показался Герн. Глаза маленького астронома задумчиво смотрели из-под нависающего лба. Взгляд был устремлен куда-то вдаль. Весь облик Герна выражал крайнее удивление. - Если он удивится еще сильнее, брови окажутся на затылке, - хладнокровно констатировал Дуглас. - Ага, - сказал Герн, и брови его на секунду заняли нормальное положение. - Это удачно. Вас-то я и разыскиваю. - Вам потрясающе повезло, - сообщил Гур. - Счастливая звезда привела вас именно в мою каюту. - Не знаю, насколько она счастливая... Но мы разобрались в этих фотографиях. Конечно, это было нелегко, но мы разобрались. - Ну? Что же это было? - Вот именно, - сказал Герн. - Что это было? Этого никто не знает. Я склонен лишь думать, что это было нечто, ныне уже не существующее. Потому что, по моему убеждению, здесь мы имеем дело со взрывом. Если произошла, скажем, аннигиляция, то мог взорваться корабль или иное небольшое тело. Если атомный взрыв, то пострадать могла и не очень большая планета. - К чему такие сравнения? - сердито проговорил Холодовский. - Почему вам понадобилось сравнивать именно с кораблем? - Потому, - ответил Герн, - что направление-то мы установили точно. Это - в пределах допустимой ошибки - направление на Трансцербер. Или на корабль, на таком расстоянии это практически одно и то же. - Значит?.. - Вскочив, Гур схватил астронома за плечо. - Значит?.. - Ничего не значит, - медленно проговорил Герн. - Но может быть, там уже ничего не осталось. Вспомните: после этого мы так и не смогли установить с ними связь. - Вы доложили? - Доложил. - Что же Велигай? - Вы не знаете Велигая? Он мне сказал примерно так: он поверит в возможность печального исхода не раньше, чем получив от Лобова сообщение об их собственной гибели. До тех пор работы будут вестись как сейчас - и никак иначе. Это же Велигай! - Хорошо, - сказал Гур. - Переживать и сомневаться будем про себя. Монтажники не сомневаются, не правда ли, Слава Холодовский? - Иногда они слишком много говорят, - сказал Герн, не глядя ни на кого в частности. - Итак, я, собственно, зашел только поблагодарить вас за то, что вы обратили наше внимание на эту вспышку. Иначе мы добрались бы до нее только вечером. - Сердечно благодарим за внимание, - поклонился Гур. - А теперь нам пора в мастерскую. - Погоди, - остановил его Кедрин. - А зачем? - То есть как? - Если это был взрыв... то ведь больше запаха не будет? Гур пожал плечами. - Если это был взрыв! - сказал он. - А если нет? Это во-первых. А во-вторых - не забудь, что запах возникал и раньше. До того, как ты увидел этот свет. - Но тогда выходит, что Холодовский... - Нет, отчего же! В его теории, конечно, что-то есть. Ну, поторопимся: ребята, наверное, уже в мастерской. Нам бы хорошо успеть до начала смены выставить хотя бы пару приборов. Не забудь: пока у нас еще есть кое-какое время, потому что работа - по теперешним графикам - идет, что называется, вразвалочку. Но уже через несколько дней должны начать поступать автоматы с Земли... - По графику первый - через неделю. - Ну вот. Тогда некогда будет вздохнуть, не то что прогуливаться с приборами. Надо торопиться, потому что Земля-то уж не опоздает, можешь быть уверен. - В этом я и сам уверен, - кивнул Кедрин. Меркулин внимательно смотрел на небольшой экран, на котором время от времени менялись цифры, оповещая о ходе работы. - Первая конструкция - в три дня... - негромко проговорил директор. - Первая. А дальше? - Он любил думать вслух: сказанное и услышанное им же самим выглядело гораздо категоричней и значительней, чем произнесенное про себя. - Три дня... Так. Он наклонился к микрофону, стоявшему на столе. - Удивлен: до сих пор не слышу доклада Коренюка. Как продвигаются работы? Он умолк; однако ответ запаздывал - Коренюк на сей раз проявил непонятное легкомыслие и недисциплинированность. - Коренюк, прошу зайти, - сухо сказал Меркулин. Он смотрел на часы. Прошла минута. Вторая. Это уже недопустимо. Перерыв кончился четверть часа тому назад. Неужели до сих пор Коренюк не явился? Зная, что на нем сейчас, по сути дела, держится вся работа? Жаль. Очень жаль, что машины пока еще не могут мыслить сами. Они только помогают людям. А люди иногда бывают взволнованны, порой же - просто недисциплинированны. Как сейчас. Машины же всегда на месте и всегда готовы к работе. Если они портятся, то их очень легко снова привести в нормальное состояние. В отличие от людей. Вот хотя бы этот Кедрин. Способный работник. Умел думать. Нет, ему померещилось что-то - и он на Звездолетном поясе делает ту работу, которую с успехом мог бы выполнить - ну, если еще не робот, то во всяком случае человек, не имеющий квалификации конструктора - инициатора Элмо. А опоздание Коренюка! От усталости? Или - небрежности? Меркулин сухо кашлянул. Это означало гнев. Жаль, мало времени. У него, как и у всякого, есть своя мечта: все-таки, наперекор существующему уровню техники, создать настоящую мыслящую машину. Целый институт таких машин. Работать в таком институте - это будет счастье! Сегодня мы конструируем автоматы для исследователей недр. Завтра приходят звездолетчики. Пожалуйста! Поворот рукоятки, задается другой режим - и машины думают и создают конструкции. А пока в устройствах, в которых нуждается Звездолетный пояс, по-настоящему разбирается один только Коренюк. Опаздывает, а! Подумать только: все еще не явился! - Ну, что же: раньше не было такой срочности. Оборудование на спутниках Пояса не менялось два, а то и три года. А сейчас... Тогда же будет все равно: хоть каждый день. Перевел машины в другой режим - и... Наконец-то! Меркулин согнал с лица мечтательную улыбку, возникавшую, когда директор института думал о машинах. Строго посмотрел на дверь, в которую только что постучали. Дверь распахнулась рывком, словно бы сработал аварийный механизм. Нарушая все нормы поведения, кто-то остановился на пороге, обратил к потолку искаженное до неузнаваемости лицо, высоким голосом прокричал: - С Коренюком - несчастье! Погиб. Потом шаги тупо, часто застучали по коридору. Потянув поводок, Кедрин защелкнул дверцу и проверил предохранители. Затем, шагнув, послал скваммер вперед. Зал остался позади. Впереди и рядом, переваливаясь, как утки, с ноги на ногу, по туннелю деловито вышагивали скваммеры. Моторы двигали их, в броневой скорлупе привычно переступали монтажники. До отказа заполнив выходной шлюз, они целыми группами исчезали за захлопывающейся сегментной переборкой. Через миг переборка вновь распахивалась и втягивала очередную группу. За бортом спутника было темно, как и всегда в пустоте, но предметы в рабочем пространстве были освещены: солнце стояло за спиной у монтажников. Горели зеленые маяки, показывавшие, что путь для смены открыт. Монтажники включали ранцы-ракеты, и грузные тела с непостижимой легкостью устремлялись вперед. Кедрин нажал стартер. Маяки дрогнули и начали приближаться. Монтажники летели рядом с ним - люди, возведенные в ранг небесных тел. Лучи звезд вонзались в оболочку накопителя, как отточенные стрелы. Над головой плыла Земля. В той стороне вспыхнуло, блеснуло - шла очередная партия транспортных кораблей. Все-таки он был очень красив, мир Приземелья. Серебристые спутники на черном фоне казались драгоценными камнями; бархат бесконечности лишь подчеркивал их чистый блеск. Отдельные части искусственных планеток были словно вырисованы тонким пером. Спутники, много спутников. Который из них - десятый? Кедрин попытался найти его. По справедливости, спутник-десять сейчас должен бы сиять намного ярче остальных. Жаль, что летящие правее монтажники не разрешают как следует разглядеть эту область окрестностей Земли. Но если немного подняться над стаей... Кедрин попытался так и сделать. Но едва успел он чуть-чуть изменить направление, как тишина в наушниках рассыпалась на дробные осколки и раздался голос Гура: - Не виляй! Оставь рули в покое! Времени и так мало. Видишь оптический маяк номер восемь? Около него подождешь нас. Кедрин сердито шмыгнул носом, сжал губы, но все же выправил курс. Вместо спутника-десять приходится разыскивать маяк-восемь. "Такова жизнь", - подсказала услужливая память. Кедрин поморщился. Слабое утешение. Нигде не сказано, что она, жизнь, именно такой и должна быть. Кому стало бы хуже, окажись Ирэн сейчас тут, рядом? Воспоминание о запахе направило, наконец, его мысли по нужной стезе. Борьба с запахом - именно об этом сейчас следовало думать. Любое дело разным людям представляется по-разному. Возможно, борьба с запахом рисовалась Холодовскому как охота за хитрым и неуловимым зверем: у Славы был азартный характер охотника. Не исключено, что хладнокровный Дуглас, обдумывая очередной шаг этой борьбы, представлял себе яркий квадрат ринга и блестящие перчатки; Дуг искусно маневрировал, уходил и уклонялся, подставлял перчатку и обманывал невидимого противника финтами, выбирая момент для удара наверняка. Как выглядело все это в глазах Гура, сказать было трудно: пожалуй, он мог вообразить и осаду крепости, и игру в прятки, и еще что-нибудь... Самому же Кедрину борьба с запахом казалась сложной партией в шахматы, где противник иногда делал неожиданные ходы, где приходилось подолгу думать, прежде чем взяться за фигуру, где очень трудно было верно оценить позицию и нужно было то и дело поглядывать на часы, стрелка которых все ползла и ползла к флажку. Сначала запах попытался дать монтажникам детский мат в три хода. Кончался монтаж круглого планетолета, большая часть людей отправилась отдыхать на Землю. Монтажники понесли урон: Карло все еще лежал в госпитальном отсеке... Люди сразу же стали возвращаться на спутник; как вернулись пятеро из них, Кедрин видел сам. Это был защитный ход: отныне работы должны были вестись гораздо быстрее, несмотря на угрозу. Тогда партнер сыграл хитрее: загорелась зеленая звезда, запах возник в спутнике. Это была попытка прорыва в тыл монтажников, на последние горизонтали. Но и на это последовал защитный ход: Холодовский придумал экраны и тем самым помог развернуть основные силы монтажников под прикрытием этих не очень сложных, но, как думалось, достаточно эффективных приборов. А что будет делать противник теперь? Кажется, он предлагал жертву: на второй и пятый спутники должны были поступить сегодня новые автоматы. Отныне продукция этих спутников - детали устройств биологической защиты - станет появляться без задержки. Хорошо. Но это значит, что не только увеличится скорость монтажа: возрастет и количество монтажников в рабочем пространстве, значит, возрастет и опасность столкновений при малейшей неточности в движениях. Стоит теперь противнику совершить прорыв, стоит возникнуть запаху - и потери неизбежны. А к этим потерям никак нельзя было отнестись философски, потому что погибнуть могли люди, а не пешки. Поэтому, перед тем как принять жертву, необходимо было сделать профилактический ход. И Холодовский нашел возможность такого хода: он разработал схему еще одного прибора, который должен был показать наличие в пространстве не просто излучения определенной частоты, а именно запаха. И Карло, и Кедрин знали, что запах, возникнув, нарастает не мгновенно, до максимума проходит некоторое время. И если искатель Холодовского, перехватив возникновение Запаха на дальних подступах к рабочему пространству, - заметив концентрацию фигур противника, как это представлялось Кедрину, - успеет дать предупреждение, люди получат возможность заблаговременно укрыться в спутник. Все это, разумеется, имело значение для случая, если первая цепь обороны - экраны - не смогут удержать противника. Следовало надеяться, что смогут; но ведь пока это были всего лишь теоретические выводы, ни на каких фактах, собственно, не основанные. Так или иначе, теперь количество оборонительных линий удвоится. Это очень хорошо. Это значит, что фигуры будут развернуты, и можно будет думать уже и о переходе от обороны к наступлению - о контратаке, которая позволит найти источник запаха и обезвредить его окончательно. Сейчас монтажникам предстояло произвести проверку нового прибора Холодовского перед тем, как установить его и приняться за изготовление следующего такого же. О приборе знал весь спутник, и это сразу же отразилось на настроении, с которым монтажники вышли на смену. Трудно все время жить под угрозой удара. Да, Холодовский поспел очень кстати. Восьмой оптический маяк проскользнул совсем рядом, как ему и полагалось. Кедрин начал затормаживаться. Маневр оказался очень удачным, так что Кедрин даже усмехнулся удовлетворенно. Холодовский развернулся рядом. В вытянутых верхних руках его скваммер нес готовый прибор. Так во время оно подавали на стол самовар - тоже некогда плод технической мысли и конструкторского остроумия. - Ну вот, - Холодовский вздохнул облегченно, как если бы он опустил тяжелую ношу, и вытер пот со лба. - Чудесный день сегодня, тебе не кажется? Каким-то вкусным воздухом мне зарядили баллоны. Не хватает только одного. Вот если бы сегодня возник запах - было бы очень кстати. Может быть, возникнет? - Может быть, - откликнулся Кедрин. Он знал, что запах сейчас нужен для проверки защитных устройств, и все же не мог заставить себя ждать его с нетерпением. - Если бы знать, где его найти?.. - В тоне Кедрина можно было бы при желании уловить лицемерную нотку, но Холодовский не заметил этого, да и сам Кедрин, пожалуй, тоже. - Где Гур? - Уже летит на место установки. Пора и нам. - Пора, - без особого энтузиазма согласился Кедрин. Они включили двигатели и легли на курс. Летели минут пятнадцать. Прошли статическое поле метеорной защиты. Теперь люди оказались в открытом, ничем не защищенном пространстве. Холодовский все увеличивал скорость. Огоньки Дугласа и Гура мелькали далеко впереди. Наконец, Холодовский скомандовал торможение. - Останемся здесь. Они опробуют второй прибор чуть подальше. Держи блок записи. Он еще не закреплен, так что старайся не дергать: нарушится контакт. Твое дело - следить, как будет работать устройство записи и оповещения. Гур! Как у тебя там? - Скучаю на позиции, мой любезный друг. Ожидаю, не соблаговолит ли появиться запах. - Наблюдай; кстати, впереди есть метеорный патруль? - Я бы очень хотел знать, откуда ему здесь взяться! - Это заявил Дуглас, в его голосе не чувствовалось удовлетворения. - Мы же вышли в промежутке. - Значит, действуем, как договорились. Устанавливаем с разницей направлений в пятнадцать градусов и включаем системы ориентации. У меня такое предчувствие, что сегодня запах нас не обманет. - Не очень-то я полагаюсь на его порядочность, - пробормотал Гур. - Будем надеяться... - Смотрите, - вмешался Дуглас. - Как красиво выглядит отсюда работающая смена. Никогда не думал... Он не успел договорить. Сначала Кедрину показалось, что это ударил ток. Он собрался было удивиться, откуда в скваммерах взялось столь высокое напряжение, но еще один удар стегнул по нервам, и Кедрин разобрал, наконец, что это был всего лишь высокий, пронзительный вой в наушниках. И сейчас же Гур произнес негромко и четко: - Тревога номер один... Тревога один... Метеоры высокой энергии, пакетами, направление девяносто три - восемьдесят семь. Угроза кораблю. Немедленно принять меры. Метеорный патруль, начинайте отсчет: сейчас будут у вас! Он умолк, но метеорный патруль уже подхватил эстафету. - Всем - в спутник! - зачастил высокий голос начальника метеорного патруля, сегодня это был Тагава. - Всем в спутник! Даю наш отсчет: пять ровно... Четыре пятьдесят восемь... Четыре пятьдесят шесть... Кедрин застыл с блоком записи в руках. Он взглянул направо, налево, вверх, словно ища направление, в котором следовало спасаться. Надо было немедленно нажать стартер и кинуться - вернее всего, к спутнику. Но можно ли бросить прибор? Кедрин взглянул на толстое стекло. Под ним неподвижная круглая пластинка никак не реагировала на смертельную опасность: ее интересовал только запах и уж никак не метеоры. И Кедрин решил выпустить прибор из рук, оставить его здесь. Но в этот миг пластинка вдруг тронулась, закрутилась, подставляя магнитной головке все новые и новые участки... - Запах! - торжествуя, крикнул Холодовский. - Запах! - Его глаза не отрывались от шкалы основного прибора, который он по-прежнему держал перед собой. - Все в порядке!.. Кедрин вздрогнул: к одной опасности прибавлялась вторая, не менее грозная. Изо всех четверых он был единственным, уже испытавшим на себе воздействие запаха; память торопливо подсказала, как сейчас руки сами по себе потянутся к горлу - к сожалению, в скваммере было достаточно места для этого... "Запах!" - торжествуя, повторял Холодовский, и Кедрин понял, что на этот раз ему никуда не деться. Даже если сию секунду он бросится прочь отсюда, запах все равно нагонит его. Метеоры, может быть, и пройдут стороной, но запах... И Кедрин подумал, что сейчас начнется в рабочем пространстве, если монтажники не успеют скрыться в надежный, защищенный почти от всяких случайностей спутник. Надо надеяться, что они все-таки успеют... А мы? Кедрин даже застонал от нетерпения - так захотелось ему кинуться прочь, спасаясь, разряжая напряжение в сумасшедшем, на предельной скорости, полете. Но он чувствовал, что не в состоянии сделать это. Рядом люди, и они остаются пока на местах: и Гур, взявший на себя роль добавочного метеорного патруля (но патрули-то были не в скваммерах, они находились в надежных рубках катеров), и Холодовский, теперь прижавший прибор к груди таким жестом, каким мать прижимает ребенка, и Дуглас, который, наверное, просто не представляет себе, как можно уйти откуда-либо одному, без остальных... И Кедрин остался на месте. Он только старался не дышать, чтобы почувствовать запах Как можно позже. Наверное, это помогло; во всяком случае, запаха он так и не ощутил, и тут Холодовский, наконец, махнул ему рукой, разворачиваясь в сторону спутника. - До спутника - три сорок восемь... - звучал в ушах голос патруля. - Три сорок шесть... Кедрин знал, что самые мелкие метеоры будут остановлены статическим полем. Большую часть остальных успеют распылить своим огнем заградители. Но наиболее крупные все-таки продолжат свой путь, и встреча с любым из них будет означать мгновенный конец. Надо успеть, обогнав их, укрыться в спутнике; и тут Кедрин с ужасом увидел, что Холодовский держит курс вовсе не на спутник, но в другую сторону - к рабочему пространству, туда, где находится уже смонтированная часть будущего корабля. - Ты куда? - вскричал Кедрин, и в этот миг мимо него, выжимая из двигателя полную мощность, в том же направлении промчался Гур. Левее промелькнул Дуглас, он несся туда же. - Гур! Куда же вы все? - Корабль, друг мой! - ответил Гур уже издалека. - Основная опасность еще впереди! Особое звено не спасается, а спасает... "С ума сошли, - подумал Кедрин, устремляясь к спутнику, обещающему безопасность. - Как это они будут спасать корабль? Заслонят накопитель своими телами? Не поможет, это впустую. Что стоит такому метеору пронизать и скваммер, и накопитель, и все что угодно! Потом, накопитель можно восстановить, можно сделать новый, а человека ведь не восстановишь в этих условиях, он умрет во всяком случае раньше, чем к нему подоспеет катер Службы Жизни. Скорее под защиту, скорее..." Мысли с быстротой метеоров проносились в мозгу, а скваммер летел, подчиняясь воле человека - или отсутствию ее? - и спутник был уже близко. Теперь, пожалуй, поздно отворачивать, даже пожелай ты повернуть к кораблю. Поздно. Да ты им и не нужен. Будь ты нужен, Холодовский или Гур позвали бы тебя. Да зачем ты им - они привыкли втроем, их там трое... - Две пятьдесят шесть... - метеорный патруль вел отсчет. ...Они не позвали тебя с собой. А может быть, были уверены, что ты последуешь за ними? Но сейчас поздно поворачивать: скваммер вынесет черт знает куда... Не поздно. В таких случаях не бывает поздно. Еще две с лишним минуты... Рука не хотела двигать руль, страшно не хотела. Пришлось напрячь все силы, чтобы заставить ее сделать это. Спутник дернулся и стал уходить куда-то за спину. Корабль начал понемногу вырастать. Нас будет четверо... Дави свой страх, Кедрин, ломай его. Кедрин сжал зубы. Чужой скваммер обошел его, устремляясь к кораблю, за ним - еще один, а потом сразу целая группа, и Кедрин понял, что вовсе не одно Особое звено собирается спасать корабль. Он влился в массу монтажников, торопившихся навстречу угрозе, и страх вдруг исчез. Описывая стремительный круг, он обошел корабль, вернее то немногое, что уже называлось кораблем, хотя еще не было им. Дуглас, Гур и Холодовский давно уже были здесь, больше минуты, и сейчас крепили массивный щит, устанавливая гравификсаторы. Они не удивились, когда Кедрин сказал: "Я здесь; что сделать?" Гур негромко сказал: "Вот и чудесно, друг мой, закрепи, пожалуйста, ближайший к тебе угол". Кедрин подплыл к углу и начал крепить его, набросив трос на гравификсатор и закручивая болт. Занятый этим, он не заметил, как истекли те минуты и секунды, что еще оставались до начала атаки. Спасаться в спутник теперь было совсем поздно, и все монтажники, закрепившие возле особо уязвимых узлов корабля заранее заготовленные щиты, теперь сами стремились укрыться за ними. Залезая в узкое пространство между щитом и телом накопителя, Кедрин оглянулся. Где-то далеко стали вспыхивать огоньки. Это заградители уничтожали часть основного потока метеоров - то, что они успевали нащупать на дистанции действенного огня порциями излучения. Но часть все равно прорвется. Выдержат ли щиты? Минуты тянулись медленно. По связи объявили, что первый пакет прошел. Тогда Холодовский неторопливо проговорил: - Конечно, запас времени у нас есть. Но он пригодится и в другой раз: мало ли что еще может стрястись! Метеоры, как известно, не дифрагируют. Поработаем пока в третьем секторе? - Что же: сидеть и прятаться, действительно, нет смысла. Поработаем! Кедрин последовал за ними. Выбираться из-за щита было неприятно, Кедрину хотелось стать маленьким-маленьким... Очередная деталь висела в пространстве, остановленная на полдороге: часть большого волновода накопителя. Гур равнодушно, как будто речь шла о порции салата за завтраком, проговорил: - Твоя, Кедрин... И они полетели дальше, к исходным позициям, за новым грузом. Кедрин тащил часть волновода на место и утешался тем, что в этот отрезок трубы, на худой конец, можно будет влезть в момент возобновления метеорной атаки. Сварщики - из тех, кто пришел на помощь Особому звену, - уже настраивали свои полуавтоматы. Установщика не оказалось; Кедрин сам установил деталь на направляющие штанги и порадовался тому, как ловко это у него вышло, хотя и в первый раз. Снова прозвучал тревожный сигнал, на спутнике начали отсчет минут и секунд. Кедрин хотел было кинуться под щит, но никто не торопился - и он не стал торопиться. Детали медленно плыли в пространстве. Отсчет кончился, и Кедрин ожидал, что сейчас по нему ударит частый дождь крохотных небесных тел. Но дождя не было. Даже в щиты, кажется, ничего не попало, и только раз сверкнула искорка - да и то очень далеко, в направлении спутника. Наверное, какой-то из метеоров врезался в цилиндр, но спутник этого не боялся. - Вот так-то, мой бесстрашный друг, - промолвил Гур, подталкивая сектор главной защитной переборки. - В масштабах Приземелья нас все равно что нет - так что опасаться особо нечего. Между прочим, в космосе, как правило, вообще ничего не происходит. - Значит, вы думаете, - сказал Кедрин, - на орбите Транса тоже ничего не произошло? И они зря молчат столько времени? - Мало ли что я думаю... Возьми угол на себя, не то тебе придется повторить установку. Транс меня, Конечно, беспокоит. Но не меньше тревожит то, что не видно пока транспорта с новыми автоматами. Мы ведь устанавливаем последние детали из резерва. Если Земля не успеет, начнутся простои. А время, как ты понимаешь, не ждет. Что они, заснули, что ли, там, на Планете? 9 С орбиты Трансцербера по-прежнему не поступает никаких известий. На Земле и даже в Приземелье все увеличивается количество людей, полагающих, что известия о "Гончем" никогда больше не дойдут до обитаемых планет. Но на Звездолетном поясе все пока думают иначе. Они знают: не так-то просто осилить человека, даже когда его отделяют от родной планеты миллиарды километров. Пусть люди молчат; они живы. Наверное, просто переводят дыхание... Меркулин устало глядел на экранчик. На матовой поверхности застыли цифры, но директор института не видел их. В последнее время такое случалось с ним все чаще; вместо цифр на экране виделось совсем другое. ...Полет подходил к концу. Пеленгатор улавливал все более четкие сигналы спасателей Службы Жизни, безошибочно выделяя их из плотной массы другой информации, заполнявшей эфир. Автопилот поднял лодку вверх, перевалил через окруженный стеной сигналов запретный энергетический канал - настоящую реку энергии, текущую к распределительной станции. Затем лодка, выпустив тормозные щитки, заскользила к земле. Густая поросль деревьев набегала снизу. Она перестала быть ровной, проявилась ее волнообразная поверхность. Затем открылась маленькая полянка; на ней виднелся оранжевый аграплан Службы Жизни. Рядом копошились люди. В их суете было что-то тревожное. У Меркулина упало сердце, но он тотчас же успокоил себя: это ощущение следовало отнести скорее за счет стремительной потери высоты. Неподалеку от аграплана воздушное суденышко остановилось, зависло над землей и медленно встало на лапы. Мотор умолк; в следующее мгновение, щелкнув, выключился и автомат, сделавший свое дело. Меркулин одобрительно кивнул и выбрался из машины. Полянка оказалась не такой уж маленькой; застревая ногами в высокой траве, Меркулин не сразу достиг небольшого домика, окрашенного снаружи идиллической розовой краской. Очевидно, именно в этих стенах происходило таинство реанимации - воскрешения. Монументальный мужчина, весь в белом и блестящем, показался на пороге домика и остановился в дверях. Он мрачно поглядел на подоспевшего Меркулина и опустил глаза. Меркулин хотел, минуя его, пройти в домик; медик отрицательно качнул головой и протянул руку, указывая направление. Меркулин медленно, с тяжким предчувствием, повернулся. Сбоку стояли носилки на низких ножках. Они были накрыты белым, и под этим белым проступали очертания... Меркулин подступил к носилкам, замер, потом через силу сделал еще шаг. Белое покрывало было натянуто не до самого верха, остался незакрытым желтый лоб, веки и виднеющиеся из-под век полукруги радужной оболочки и зрачки - неподвижные, неживые и странно внимательные. Усилием воли, потребовавшим физического напряжения, Меркулин оторвал взгляд от этих глаз, повернулся и стал смотреть на медика, который все еще возвышался в дверях. Меркулин сумел даже покривить губы улыбкой (движение это вызвало боль, как если бы пришлось силой раздирать сросшиеся губы), прежде чем спросил: - Это... он? - Да, - последовал краткий ответ. - Жив? Медик угрюмей качнул головой. - Как же это? Медик повторил безнадежное движение и переступил с ноги на ногу. Чувствовалось, что он хотел уйти - и не мог. - Он чрезвычайно нужный работник... Меркулин произнес эти слова и взглянул просительно, словно главным сейчас было: чтобы этот медик и остальные работники Службы Жизни (они за это время успели подойти и полукругом выстроиться за спиной прилетевшего), - чтобы все они поняли, каким нужным работником был Коренюк, неподвижно лежавший сейчас под белым покрывалом, сколь многое сейчас зависело от него. Как будто нужно было лишь убедить их - и в следующую минуту Коренюк, зевнув, закроет эти свои страшные глаза, а потом откроет настоящие, умные и живые, и эта страшная сказка окончится. Но спасатели молчали, так что нельзя было даже сказать - слышат ли они и понимают ли. Потом из-за спины стоявшего в дверях появился другой медик, маленький и сухой, лицо его было натуго обтянуто старой кожей. Он сначала пошевелил губами вхолостую, словно разгоняя их, чтобы без запинки произнести надлежащее. На полянке вдруг оказалась такая тишина, точно здесь никогда и не шумели деревья. - К сожалению... - старик начал формулой, древней, как медицина, - к сожалению, на этот раз мы оказались бессильны. Исключительный случай, этого давно не случалось. Мы опоздали. - Он широко развел руками и долго держал их растопыренными, пропорционально своему недоумению и редкости приключившегося. - Да... - Как это произошло? - Меркулин с удивлением услышал, что говорит чужим голосом, хриплым и дребезжащим. - Он шел напрямик через лес. Не знаю, почему. Торопился? И упал в глубокую яму. Когда-то это был колодец, веке в девятнадцатом или двадцатом, а возможно, и раньше. Неудачное падение, переломы. Большинство - не столь опасно, но шейные позвонки... Мы могли бы исправить и это, - с жалкой гордостью сказал старик. - Но при падении он повредил медифор. К тому же - яма... Мы приняли сигналы искаженными. Пришлось долго искать; наступили необратимые изменения, хотя медифор и понизил температуру до возможного в этих условиях предела. Старик перевел дыхание и уже другим, не столь официальным голосом продолжал: - Отвратительное состояние бессилия... - Он кивнул в сторону аграплана. - Машина набита всем, чем угодно: приборы, устройства, сердца, легкие, печени - все, вся мудрость и могущество медицины, и вот... Он совсем умер, - неожиданно детским оборотом закончил старик, и заметно было, что, выговорив страшную новость, он почувствовал облегчение. Меркулин кивнул. - Ему было тридцать лет... - зачем-то сказал он. Маленький медик хотел что-то произнести, но вместо этого сошел с крыльца и пробормотал: "Свертываемся. Уничтожьте это". Его коллега, тяжело ступая, направился к аграплану, вытащил из кабины баллончик; возвращаясь назад, отстранил неподвижно стоящего на том же месте Меркулина. Раздалось громкое шипенье. Розовый домик опал, съежился, как будто был сделан из снега, дымные струйки поднялись к вершинам деревьев. Медик тщательно собрал в мешочек пепел - наверное, чтобы ничто больше не напоминало о происшествии. - Всего лучшего, - сказал медик. - Мы летим. Если хотите осмотреть колодец - он там, в чаще, метрах в четырехстах. Его уже засыпают. Меркулин рассеянно кивнул. Дверцы аграплана захлопнулись. Он взвился - бесшумно ушел вертикально вверх; потом траектория его стала изгибаться туда, где в высоком небе висел вакуум-дирижабль, пост Службы Жизни. Один из многих, висевших на равных расстояниях надо всей планетой. Меркулин вздохнул, потом направился к лодке. Движения его были неуверенными, как во сне. Как во сне... Меркулин часто заморгал, словно просыпаясь. Вокруг была обычная лабораторная тишина. Все те же цифры дрожали на экране. График хода работ... В институте нет больше ни одного специалиста нужного профиля. Есть кто угодно: подземники, океанисты, специалисты по воздушным сообщениям. Космиков нет. Меркулин задумался; логическое мышление и здесь должно было оказать помощь. Логика всегда помогала - и поможет! - найти выход. Нет специалистов; что это значит? Институт по-прежнему на месте. И все люди тоже - кроме одного. Все Элмо в порядке. Заводы-изготовители, автоматизиро