ли оно понять вас? Капитан: Насчет еды мы еще как-нибудь растолковали бы. Но вот как вы собираетесь объяснить им вершины астрофизики... Шувалов: Да я же говорю вам: не знаю!" Овальное красное солнце подпрыгнуло над далеким горизонтом. Длинные тени упали на серо-зеленую высокую траву, вспыхнули неожиданно яркие огоньки цветов. Потянул ветерок; душистый запах жизни закружил головы. Шувалов вздохнул. - Как на Земле... Пойдемте? Они зашагали туда, где возвышались деревья, за которыми лежал городок. Катер со включенным маячком остался лежать-в высокой степной траве, скрытый от взглядов ее гибкими, перистыми стеблями. Шли молча. Приблизившись, бессознательно замедлили шаг, потом и вовсе остановились. Городок казался вымершим. - Еще спят? Вряд ли... Они стояли на пригорке, откуда город был хорошо виден. - Красиво, - сказал Ульдемир. - И странно. Обратите внимание: ни одной прямой улицы. - Очень своеобразная планировка. Это не геометрия. - Это скорее... Скорее... Затрудняюсь назвать, что это мне напоминает, но, во всяком, случае... - Мне это кажется похожим на петроглиф, доктор. Когда-то я увлекался Востоком. Сложный иероглиф. Хотя такого не припомню; впрочем, ручаться не могу: иероглифов были тысячи. - Во всяком случае, ощущаешь руку художника. - Да. Интересно. - Это воодушевляет меня, капитан. Люди, обладающие развитым эстетическим чувством, не могут не понять нас. Хотя, может быть, приспособиться к их мышлению будет сложно. Если они мыслят образно, а не логически... Жаль, что среди нас нет художника. Но почему никого не видно? - А может быть, это не город? - сказал Ульдемир. - Что же, по-вашему? Некрополь? - Нет, почему же... Просто мы, быть может, видим лишь верхний, декоративный, допустим, ярус города, а жизнь течет там, внизу... В наших, вернее, в ваших городах на Земле... - Это было бы приемлемо для иных уровней цивилизации, капитан. Вы же сами говорили, что возделана лишь небольшая часть планеты. Люди лезут под землю, когда на поверхности становится тесно. - Шувалов вздохнул. - Так не поступают от нечего делать. - Наверное, вы правы, - сказал Ульдемир. - Что же тогда? Эпидемия? Война? - Вы мыслите земными категориями. Причину мы узнаем, но жаль, что потеряно время: придется искать другое, место. - Сначала, может быть, пройдем по улицам? - Да, конечно, раз уж мы здесь... Но только осторожно. При первых же признаках, скажем, той же эпидемии, немедленно назад. Интересно, сколько человек могло жить в таком городе? Капитан прикинул. - Может быть, пять тысяч, а может - десять. Даже пятнадцать. - Весьма неопределенно, друг мой, весьма. Почему же пятнадцать? - Да просто потому, что мы не знаем их уровня жизни. На двух квадратных метрах могут спать двое и даже трое, но в то же время один человек может жить на площади в десятки квадратных метров. Это же историческая категория. - Да, наша беда в том, что мы не историки. Но кто мог подумать, что они здесь понадобятся? Да и потом - много ли может помочь наша земная история в этих условиях? Все мы грешим стихийным антропоцентризмом... А может быть, все же отложить обследование, пригласить специалистов... А, капитан? - К сожалению, мы не располагаем временем. - Время... Когда же его хватало, друг мой, когда же? Идемте, идемте. Чем скорее мы встретим кого-либо из местного населения, тем быстрее разрешатся наши проблемы. Итак, план действий... Они снова зашагали, раздвигая траву, поднимавшуюся выше пояса. - План действий: встретив кого-либо, мы сразу же даем понять, что хотим видеть их руководство. Безусловно, у них есть какое-то руководство. Вожди, императоры, парламент - пока трудно сказать, что именно. Вступив в контакт с руководством, просим их пригласить представителей местной науки. Как вы полагаете, капитан, есть у них тут наука? - Что-то, вероятно, есть. Но что касается ее уровня... - Мне кажется, друг мой, важен не уровень знаний, вернее - не столько уровень знаний, сколько научный склад ума. Если он есть, мы поможем им понять всю важность и сложность проблемы. Решив вопрос об эвакуации, начнем подготовку. Возьмем данные о населении... Чему вы улыбаетесь, капитан? - Данным о населении. Вы уверены, что они есть? - Данные? Ну, послушайте... Хорошо, на худой конец мы прикинем сами. Хоть число поселений-то им известно, я полагаю? Или вы считаете, что... - Я просто не знаю. В мое время за количеством населения уже следили, хотя его еще всерьез не регулировали. - Беда с вами, капитан: вы все примеряете на свое время. Надо ли так упорно вспоминать о нем? Но оставим это. Итак, вы согласны с намеченным мною планом действий? - Да, - сказал капитан. - Пока нет ничего лучшего. - Само собой разумеется. А, вот и дорога наконец! Они вышли на дорогу; узкая полоса утоптанной земли уходила к городу. Отчетливо выделялись колеи. - Вот и первый неоспоримый признак уровня материальной культуры. Что вы скажете по этому поводу? Капитан вгляделся. - Скорее всего, просто телега с лошадью. Видите - следы копыт? Милая, старая лошадка. - Какая прелесть, а? - восхитился Шувалов. - Я никогда... Впрочем, надо припомнить... Нет, никогда в жизни я не видал - как оно называлось? Ну, капитан, вы только что упомянули! - Телеги? - Вот именно, так оно и называлось. Да. Воистину, не знаешь, когда и с чем встретишься... - Кстати, о встрече... - сказал Ульдемир. - У вас возникли соображения? - Мне кажется, довольно веские: надо ли нам так спешить? - Простите, друг мой, но я вас не понимаю. - Хотел бы напомнить одну простую вещь: у нас ведь нет оружия. - Нет - чего? - Оружия. Мы совершенно беззащитны. - Но разве нам грозит что-то - кроме звезды, разумеется? - Не знаю, но не исключено. - Помилуйте, капитан, откуда у вас такие мысли? Мы ведь предполагаем наличие здесь разумных существ... - Чересчур растяжимое понятие. - Н-ну, не знаю. Да ведь у нас на корабле и нет ничего, что можно было бы назвать оружием - кроме, разве, установки Аверова, но тут она нам абсолютно не может пригодиться. Да и к чему нам оружие? И где бы мы его взяли? В музее - но нам ни за что бы не отдали, вы не представляете себе, какая жадность Свойственна хранителям древностей... Нет, Ульдемир, не станем задерживаться и будем исходить из предпосылок идентичности разума... - Хочу надеяться, что вы правы. - Идемте же, идемте! Они шли по улице - по широкой, поросшей травой полосе между двумя рядами двухэтажных домов. Тишина нарушалась криками птиц. - Странно, положительно странно... Что они - вымерли? - Их просто нет. - Капитан, друг мой, это меня и удивляет. Ведь не может быть, чтобы они испугались нас и сбежали? Мы специально сели ночью и как можно тише... А, капитан? - Право, не знаю, что и подумать. Может быть... - Что может быть? - Да нет, я так... Интересно, из чего это построено. - Да? Ну, это мы узнаем. А архитектура, как вам нравится архитектура? Вы понимаете что-нибудь в архитектурных стилях? - Гм, - сказал капитан. - Вы что-то хотите сказать?. - У меня странное ощущение... Понимаете, все это очень похоже на... - Говорите же, что вы медлите! - Боюсь сказать глупость. - Наших высказываний никто не записывает, друг мой, и полагаю, что мы наговорили уже массу глупостей. Одной больше или меньше - не имеет значения. "Итак?.. - Мне кажется, что я узнаю их: почти такие же дома строили в то время, когда я был... В мою эпоху, одним словом. - В вашу эпоху? - Вот именно. Эти характерные очертания, большие окна... Не знаю, правда, как долго их продолжали строить после нас. - Вы хотите сказать, что жили в таких вот домиках? - Мы в них большей частью отдыхали. Жили в городах, как и вы. - Но погодите. Если каждой эпохе соответствует, свой стиль... - На Земле это было так. Однако я, узнаю эти строения - но никак не могу согласиться с тем, что мы попали в эпоху, похожую на мою. Тогда здесь пахло бы бензином. - Я тоже не допускаю такой возможности. Кроме того, насколько я помню, архитектурные стили определялись ведь уровнем строительной инженерии, характером материала... Из чего вы строили ваши домики? - Из бетона, кирпича... - Что же, и тут дома построены, по-вашему, из бетона? - Можно подойти и посмотреть. Хотя бы вот сюда. Честное слово, в свое время я повидал десятки таких домиков... - Что ж, подойдем... Да, но как мы преодолеем... Что это? - Забор, - сказал Ульдемир. - Ограда. Чтобы к дому не подходили. - Нонсенс. Какой смысл, построив дом, делать так, чтобы никто не мог подойти к нему? - Никто, кроме тех, кто имел право. - Вы хотите сказать, что они таким способом защищались от животных? - Господи, - сказал Ульдемир. Теперешние люди часто не понимали самых простых вещей. - Ладно, погодите, я сейчас перелезу. - Я с вами, - сказал Шувалов. - Очень интересно, похоже ли и внутреннее устройство... - Нет, - сказал Ульдемир. - Мало ли какие сюрпризы могут там оказаться. Сперва я один. - Что ж, - сказал Шувалов, подумав, - разумно. Странно, капитан, но вы начинаете заражать меня своей боязнью. Я тоже начинаю думать, что могут случиться какие-то неприятные неожиданности, хотя мой здравый смысл и знание жизни протестуют против таких мыслей. Ульдемир уже перелез через невысокий, в рост человека, забор. Он обернулся. - Знание какой жизни вы имеете в виду? - Беда с вами, - сказал Шувалов и махнул рукой. - Ну, идите. И смотрите, будьте осторожнее. Он прошел по саду. Утоптанная тропинка огибала дом - вход, видимо, находился с другой стороны. Большие окна изнутри были плотно занавешены. Ульдемир шел, ожидая, что вот-вот на него из-за угла бросится собака. Странное чувство охватило его: показалось вдруг, что не было ничего, и он на Земле осторожно подходит к чьему-то домику, и сейчас встретит человека, и как ни в чем не бывало заговорит с ним, не тратя никаких усилий для контакта, - заговорит, как с хорошим знакомым, и будет понят. Он подошел вплотную к дому. Провел рукой по белой, шероховатой поверхности стены. Кирпич? Его не было и в помине. Бетон? Нет, вряд ли это бетон. Ульдемир сунул руку в карман, достал стартовый ключ катера. Попробовал ковырнуть стену. Это удалось ему без труда. Нет, какой уж тут бетон - вернее всего, глина. А глубже? Дерево. Ну что же, это уже дает представление об уровне эпохи. Хотя на Земле из дерева строили тысячелетиями. Что же, пойдем дальше... Он обогнул дом. Здесь был дворик. Никаких сараев или гаражей, ничего, что указывало бы на характер хозяйства, экономики. Зато были качели. Ульдемир почувствовал, как влажнеют глаза. Такие, на каких он качался в детстве. "Да, - подумал он. - Качели. И дерево. И мы в свое время строили такие дома. Окна наши. И крыша". Что тут еще? Колодец. Значит, водопровода нет. Обычный колодец, вырытый в земле, с довольно примитивным воротом. Ульдемир подошел, заглянул. Далеко внизу-стояла вода. Лицо его отразилось на фоне голубого неба, черты лица были неразличимы. Вдруг захотелось пить. Ты же не знаешь, что это за вода, - вяло сопротивлялся здравый смысл. - Пусть атмосфера оказалась пригодной, это еще ничего не значит... Здравый смысл протестовал по обязанности, а руки тем временем уже вращали ворот, и кожаное ведро - никак иначе нельзя было назвать этот сосуд - медленно опускалось на колючей веревке... К веревке был привязан камень, чтобы ведро зачерпнуло воду, а не плавало по поверхности. Ульдемир поднял ведро и отпил. Вкусная вода. Какой-то привкус есть, но хорошая, вкусная, холодная вода... Он поставил ведро наземь и повернулся к дому. Вот и дверь. Все размеры - и двери, и самого дома - говорят о том, что здесь живут не просто существа, подобные нам, а люди. И в самом деле, ведро - уж такое человеческое изобретение... А качели! Для кого они, если не для людей? Ладно, попытаемся войти в дом. Он решительно подошел. Крыльцо - три ступеньки. Поднимемся. Дверь. Наверняка заперта. Ульдемир нажал ручку. Дверь отворилась. За ней было темно. И Ульдемир шагнул во мрак. Шувалов нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Любопытство одолевало его. Он взглянул на часы: прошло всего-навсего шесть минут. Капитан мог бы и поторопиться. Положительно невозможно было стоять и ничего не делать: время шло. Шувалов покосился на безмятежно светившее солнце и неожиданно погрозил ему пальцем. Тут же оглянулся: не видел ли его кто-нибудь? Ему показалось, что кто-то промелькнул - или что-то промелькнуло и скрылось за углом, за острым углом перекрестка невдалеке; прямых углов здесь, кажется, вообще не было. Что-то живое. Неужели контакт все-таки состоится здесь? Шувалов еще раз глянул на дом. Капитана не было. Тогда ученый, раздраженно махнув рукой, торопливо зашагал, почти побежал, туда, где заметил движение. За углом никого, не было. Он растерянно огляделся. Пробежал немного вперед. Остановился. Повернул назад. Остановился снова. Решившись, громко позвал: - Э-эй! Кто-нибудь! Молчаливые дома окружали его, нигде не было заметно ни малейшего движения, ни звука не слышалось, только шелестела листва в аккуратных садиках, где росли деревья и цветы - красные, синие, лиловые. Цветы росли, не как попало - они образовывали узоры, в которых был, видимо, какой-то смысл: слишком сложными были эти линии, чтобы ничего не обозначать. - Показалось, - разочарованно пробормотал он. И повернулся, чтобы вернуться к домику, в котором скрылся Ульдемир. За его спиной стояли четверо. - Ага, - растерянно сказал Шувалов. - Вот и вы. Здравствуйте. 6 Всякому, кто хочет прижить жизнь спокойно, без неожиданностей и треволнений, я советую не заходить в чужие дома, где занавешены окна и ничто не нарушает тишины. Пройдите мимо, не поддавайтесь искушению - и вы избежите всего, что может нарушить ровный ход вашей жизни, и к старости у вас не останется таких воспоминаний, которые заставили бы сожалеть о чем-то. Это - мудрость задним числом, остроумие на лестнице, как говорят французы. Но в тот раз я был в таком состоянии, что мне нужна была как раз какая-то неожиданность, моя личная неожиданность, так сказать, персональное приключение. Мне мало было того, что вся экспедиция наша попала в переделку, какой нам лучше бы не переживать; мне этого было недостаточно, потому что наше общее приключение не облегчало моего положения, не уменьшало той ответственности за корабль и людей, которая лежала на мне, капитане, и ощущалась даже во сне. Я никогда не уклонялся от ответственности, но теперь чувствовал, что нужна передышка, какая-то интермедия, то, что в мое время называлось разрядкой. И вот поэтому я согласился (хотя это было и не по правилам) сопровождать Шувалова на планету для установления контакта с ее населением, хотя правильней и разумней было бы остаться на борту: за контакт я не отвечал, а за корабль отвечал. Я Мотивировал свое согласие тем, что если кораблю, что-то угрожает, то угроза эта придет только с планеты - ждать ее из пространства не приходилось; и по той же причине я перемахнул через забор и напился холодной колодезной воды во дворе, а потом отворил дверь, оказавшуюся незапертой, и шагнул вперед, в темноту. Я сделал несколько шагов, вытянув руки, чтобы не налететь на что-нибудь; ступал я осторожно, стараясь не нарушить тишины. Все же пол скрипнул под ногами, и я замер, но ничего не случилось. Я постоял немного, чтобы глаза привыкли к освещению - вернее, к его отсутствию, - и понял, что нахожусь в прихожей, достаточно просторной, почти лишенной мебели, только на стене висела вешалка, очень похожая на те, что были на Земле в мое время, и в углу стояла не то табуретка, не то скамеечка - я не разобрал и не стал уточнять. Прихожая была слегка вытянута, и кроме той двери, в которую я вошел, там было еще две - одна справа, другая передо мной, с торца. Я провел ладонью по стене, пытаясь нашарить выключатель, и не обнаружил его; мне не сразу пришло в голову, что в доме может просто не быть электричества, потому что все тут было таким земным, что, казалось, я сейчас войду в комнату - и увижу непременно стол, и диван, и телевизор в углу, и полку с книгами, и полдюжины стульев, и коврик на стене или шкуру, и акварель Суныня или еще чью-нибудь, и в углу будет торшер, а с потолка будет свисать светильник с пластиковыми колпаками на две или три лампочки. Одним словом, мне казалось, что я сейчас отворю дверь - ту, что с торца, потому что если я пойду вправо, то попаду на кухню, в ванну и так далее, - отворю дверь в комнату, и кто-то повернет голову, отрываясь на миг от телевизора, и скажет знакомым голосом: "Где ты пропадал так долго? Садись. Есть хочешь?". Трудно объяснимое ощущение это было таким сильным, что мне вдруг стало смешно от того, что я крадусь тут на цыпочках, словно вернувшись домой после криминального недельного отсутствия. И я кашлянул, чтобы предупредить того, кто должен был находиться в комнате, чтобы не испугать его своим внезапным появлением. Потом я подошел к двери и отворил ее. Я отворил и вошел, и мне стало не по себе. Потому что те, что я только что представил себе в прихожей, пока глаза привыкали к темноте, на самом деле могло существовать только в моем воображении, и я это отлично знал, и был внутренне готов к тому, что на самом деле увижу нечто совершенно другое. И тем больше было мое изумление, даже не изумление, может быть, но чувство, весьма похожее на страх, когда я пригляделся и увидел, что воображение мое на этот раз словно бы смотрело сквозь стену и видело то, что находилось в этом помещении. Потому что здесь и на самом деле был стол. И стулья. И что-то висело на стене. Телевизора, правда, не было, и никто не сидел перед ним. Но был диван. И кто-то лежал на диване и спал, и если прислушаться, можно было уловить едва заметное легкое, размеренное дыхание. Перед диваном лежал коврик, и то, что стояло на нем, до смешного напоминало наши земные домашние туфли без задников, а размер их был таков, что можно было без колебаний сказать, что на диване спит женщина - впрочем, и дыхание говорило о том же. Я постоял, глядя на нее, укрытую одноцветным одеяльцем - в полумраке я не мог разобрать, какого оно было цвета. Я смотрел на нее не настойчиво, чтобы она не ощутила во сне моего взгляда я не проснулась (я не хотел будить ее, хватало уже и того, что я вломился без спроса). Под влиянием какого-то трудно объяснимого, а может быть, и вообще необъяснимого порыва я вместо того, чтобы, удовлетворившись результатами разведки, тихо выйти, вернуться к Шувалову и вместе с ним пораскинуть мозгами над тем, что же делать дальше, - вместо этого я подошел к окну, - ступая смело, хотя и не очень шумно, раздвинул плотные занавеси, - утро хлынуло в комнату, - и, повернувшись к той, что спала на диване, сказал весело и ласково: - Ну, сонюшка, пора вставать! Я сказал это; я забыл, начисто забыл, что нахожусь на незнакомой планете незнакомой звездной системы, за много световых лет от Земли, где эти слова в подобной обстановке, может быть, и оказались бы уместными. Я забыл, что немногие вещи способны так встревожить человека, как неожиданно раздавшиеся рядом звуки чужого языка - даже при условии, что моя речь будет воспринята ею именно как язык, а не как, скажем, собачий лай; я забыл и сказал это. Женщина лежала лицом к стене; сейчас она потерлась щекой о подушку, о теплую, мягкую, уютную подушку (представилось мне), и сонным голосом пробормотала: - Сейчас, сейчас... еще пять минут... - Ну... - начал было я и вдруг подавился собственными словами. Она сказала. Сейчас. И я услышал и понял это. А она, значит, за миг до того услышала и поняла меня! Я не спал и не был пьян - в нынешней эпохе я успел забыть, как это бывает. И я был здоров, не бредил и не галлюцинировал. Может быть, я попал в ловушку? Может быть, все эти дома - капканы для легковерных пришельцев из космоса, - устройства, которые в темной прихожей анализируют наши мысли и воспоминания, а в комнате показывают нам то, что мы хотели бы видеть и слышать, и тем самым усыпляют нашу бдительность, чтобы потом разделаться с нами, как это в мое время описывалось у Брэдбери и других? Что еще можно было тут подумать? Может быть, и можно было, но я просто не успел. Женщина глубоко вздохнула, повернулась ко мне и открыла глаза. Она увидела меня, и я увидел ее. Увидел и сказал: - Наника? - Наника! - сказал я. - Это ты? Я мог бы и не спрашивать. Потому что совершенно ясно видел, что это была она. Если бы у нее была, допустим, сестра-близнец, я бы не спутал их, я уверен. Но здесь была она сама, и никто другой. Она находилась еще где-то во сне и медленно возвращалась оттуда. Глаза ее смотрели на меня, но сначала не видели. И вот увидели, я понял: она тихо вскрикнула и закрылась одеялом. - Не бойся, - сказал я. - Это ведь я. Ты забыла? Просто я. - Кто ты? - боязливо спросила она. Голос был тоже ее, Наники; хотя, конечно, кто может поручиться за то, что память через столько лет проносит образы и звуки неискаженными? Во всяком случае, память не дала мне никаких оснований сказать" что это - не ее голос. - Я - Уль... - Кто ты? Откуда? - Голос ее окреп, она огляделась. - Зачем ты тут? За мной? - Да, - сказал я. - Конечно, за тобой. Далеко же мне пришлось забраться, чтобы наконец снова найти тебя! - Тебя послали они? Я пожал плечами: - Кто "они", Нани? Она моргнула. - Я не Нани... Наверное, ты ищешь другую, не меня. - Нет, - сказал я. - Других не было. А если и было что-то, не стоит вспоминать. И потом, разве я был виноват в том, что случилось? Но знаешь, давай поговорим об этом в другой раз. Она смотрела на меня и, кажется, ничего не понимала. Она все еще полулежала, закрываясь одеялом. - Одевайся, - сказал я. - Я отвернусь. - Ты не мог бы выйти? - спросила она. - Я не убегу. Я подумал. - Нет, - ответил я потом. - А вдруг убежишь? Или опять выкинешь что-нибудь такое, как в тот раз? После таких вещей трудно остаться в живых. Очень трудно. Я не выйду. Просто отвернусь. Одевайся. Я и вправду отвернулся и подошел к окну. Оно выходило в сторону улицы, и там, по ту сторону забора, должен был стоять Шувалов. Однако его не было. Не дождался, подумал я. Ушел бродить по городу, неугомонный старик... Я подумал об этом равнодушно, потому что сейчас это не имело ровно никакого значения. В эти минуты мне было все равно. Совершенно не играло речи, что мы находились близ звезды, которую в любой момент могло разнести, как котел с неисправным предохранительным клапаном, как ядерный реактор, вышедший из-под контроля; ничего не значило то, что миллиардам людей на Земле и во всей Солнечной системе и всем людям на этой планете, сколько бы их тут ни было, угрожала смертельная опасность; пустяком было - что мой товарищ куда-то исчез - может быть, вернулся к катеру, а то взял и провалился в колодец или мало ли куда, - все это не стоило больше ни копейки. Потому что рядом была она. В мои годы уже не питаешь иллюзий ни относительно себя самого, ни насчет мужского пола вообще; говорят, это заложено в нас изначально - может быть, не стану спорить. Кола Брюньон недаром говорил, что если бы он искал свою любимую на невольничьем рынке, где выставленные на продажу девушки не прикрыты ничем, кроме разве что собственных волос, то стремление найти ее не помешало бы ему мимоходом поглазеть и на остальных; он не отказал бы себе в этом удовольствии. Таковы мы; но если вам повезло, и на роду вам написана такая любовь, что всех остальных для вас просто не существует, а только она, она одна - то небо может рушиться, а солнце - гаснуть или взрываться, как ему больше нравится, но пока эта женщина рядом с вами, мир для вас не погибнет. Вот такое было у меня - и что мне сейчас оставалось, как не забыть сию же минуту обо всем, что не имело прямого отношения к ней? - Я готова, - сказала она за моей спиной. Я обернулся. Нет, как бы ее ни звали, это все же была она. Наряд ее, правда, показался мне несколько странным - для моего времени он был, пожалуй, чересчур смелым, а для эпохи Шувалова старомодным, но это была она - и все тут. - Ну, здравствуй! - сказал я, шагнул к ней, обнял ее и поцеловал, как можно поцеловать девушку после разлуку в каких-нибудь две тысячи лет. Она не отвернулась, но губы ее были холодны и неподвижны. И только тут я наконец пришел в себя. - Сядь, - сказал я. Что-то промелькнуло в ее глазах, она подошла к дивану и села. Я сделал несколько шагов по комнате - туда и сюда. Она не следила за мной - глядела куда-то в потолок, глядела отчужденно. Я маршировал перед ней, как на параде, и пытался хоть что-то понять. Это была Наника. Ее рост, ее фигура, ее длинные, тяжелые рыжеватые волосы, ее карие глазищи, маленький рот с чуть припухлыми губами. Чуть обозначенные скулы, нос - все было настолько ее, что тут не могло возникнуть ни малейших сомнений. Но ни малейших сомнений не могло возникнуть и в том, что это не была, не могла быть она. Разве что сбываются сказки о вечной жизни, и рай на самом деле находится на расстоянии двух тысяч лет от нашего времени, и всегда будет находиться на этой дистанции, постоянно убегая от нас? Но мне сейчас было не до таких рассуждении. Это не могла быть она. И во времени, и в пространстве мы с Наникой разошлись навсегда. И тут была все-таки другая система и другая планета, хотя все здесь напоминало Землю настолько, что вряд ли могло быть простым совпадением. Я вздохнул, придвинул стул и сел. - Ладно, - сказал я. - Давай разберемся кое в чем. - Я ничего не знаю, - проговорила она отрешенно. - Кое о чем ты, во всяком случае, знаешь больше, чем я. Она лишь пожала плечами. Я немного помолчал, систематизируя в уме вопросы, которые должен был задать ей. - Кто вы? Она покосилась на меня. - А ты не знаешь? Я покачал головой. Теперь она посмотрела внимательней и как-то странно. Вздохнула. - Знаешь!.. Хорошо. Мы - люди от людей! Это ничего мне не говорило. - Я и сам вижу, что люди, а не лошади. - Не знаю, почему я вдруг подумал о лошадях, это было смешно, но я не стал смеяться. - Вас много? - Больше, чем вы думаете. - Мы? Ты знаешь, кто мы? - Еще бы! - она холодно улыбнулась. - Ты переоделся, но мы всегда узнаем вас. Меня ты нашел, но остальных не найдешь. Я вздохнул и потер ладонями виски. - Нани, милая, - сказал я. - Да, черт... Как тебя зовут? - Какая тебе разница? - нахмурилась она. - Зови меня Анной. Доволен? - Анна, - пробормотал я, пробуя имя на вкус. Хорошее имя, но я привык к другому и не хотел от него отказываться; недаром в старину верили, что узнать имя вещи - значит получить власть над нею. - Анна... Красиво, но это не для тебя. Если тебе все равно, я буду звать тебя Наникой. Это тебе идет. Она внимательно посмотрела на меня, опустила глаза и снова подняла, и движение это было мне до боли знакомо. Она спросила: - Ты любил такую женщину? - Продолжаю, - ответил я кратко, потому что сейчас мне не хотелось говорить об этом: слишком много было неясностей. - Знаешь, давай сначала поговорим о непонятном. Она подняла брови. - Ты не торопишься увести меня. - Куда спешить? - А, ты ждешь, пока подойдут ваши? Боишься, что мои друзья тут неподалеку? - Твои друзья, мои друзья... Ты ведь совершенно не знаешь, кто я, кто мы... - Я ведь сказала тебе: знаю. - Да нет же! Ты приняла меня за кого-то... боюсь, не очень хорошего. Давай разберемся. - Я вздохнул: уж очень я не любил разбираться в отношениях, но на этот раз, кажется, без этого было не обойтись. - Мы очень похожи; странно, до невероятности похожи. Она взглянула на меня с недоумением; и в самом деде, довольно смело было сравнивать себя, молотого жизнью мужика около пятидесяти, с красивой девушкой, которой наверняка не было еще и двадцати пяти. - Да нет, ты не поняла. Не ищи зеркального отражения... - Тогда я совсем не понимаю, - сказала она. - Что может быть общего между нами и вами - людьми от Сосуда? - Что? - Ты же человек от Сосуда - иначе зачем ты стал бы преследовать меня? - Да вовсе я не преследовал тебя! Я наткнулся на тебя случайно... И что значит - человек от Сосуда? - Ты не то говоришь, совсем не то. Перестань притворяться. - Сейчас в глазах ее горел гнев, но она и во гневе была прекрасна, как когда-то. - Откуда ты взялся, что не знаешь, кто такие - люди из Сосуда! - Ладно, слушай, - сказал я. - Я и правда не знаю, и никто из нас не знает. Мы прилетели из другой звездной системы. - Тут я спохватился. - Ты знаешь, что такое - звездная система? - Да. - Она взглянула на потолок. - Слышала еще в Школе. Но... разве там, на звездах, живут люди? Такие же люди, как мы? - И я тоже удивляюсь, - откровенно признался я. - Ты представить себе не можешь, как это странно: прилететь в такую даль - и встретить людей, не только до малейшей детали похожих на нас, но и говорящих на том же самом языке. Это не может быть случайностью; тому должна быть причина. В чем она заключается? Я хочу ронять... Она смотрела на меня, по ее лицу было видно, как вера в ней боролась с недоверием. - Очень странно... - сказала она медленно. - Но ты и в самом деле хочешь, чтобы я тебе поверила? - Господи, чего же еще я хочу? - Ты и правда говоришь чуть-чуть не так, как мы... но это ничего не значит. Ну, хорошо. - Было видно, что она решилась. - Хочешь, чтобы я поверила, - тогда разденься. Я понял бы, если бы мне предложили взять в руки раскаленный уголь и держать его, сколько потребуется, чтобы доказать, что я не вру. Но что касается раздевания... Я вовсе не против того, чтобы раздеваться в присутствии женщины, но далеко не во всех случаях, и... вообще. - Раздевайся! - нетерпеливо повторила она. - Ты же знаешь, что я хочу увидеть. Я, наверное, выглядел в тот миг страшно глупо, потому что ничего не мог понять. - Ну? - Она топнула ногой. - Ладно, - сказал я хмуро. В самом деле, есть и еще одна ситуация, когда можно раздеться в присутствии женщины. Представь себе, что ты пришел к врачу, - и ее требование покажется тебе вполне естественным. - Ну, пожалуйста, - сказал я и расстегнул комбинезон. - Ты скажешь, когда надо будет остановиться. Раздеваться мне никогда не было неприятно: для своих лет я выглядел неплохо, а те непогоды, что оставляют следы на нашем лице, обычно не накладывают отпечатков на тело - если, конечно, вы не прошли через войну. Я скинул комбинезон и повесил его на спинку стула. Снял рубашку. Она смотрела в сторону. - Еще? - Сними это. - Она ткнула пальцем мне в грудь. Я стянул майку и стоял перед ней, опустив руки и чуть вобрав живот. Теперь она повернулась ко мне, и мне показалось, что она сейчас вытащит откуда-нибудь фонендоскоп и начнется привычное: "дышите - не дышите". Но ничего такого не произошло. Она просто посмотрела мне на живот. Сначала мельком. Потом чуть нагнулась и вгляделась внимательнее. Наконец послюнила палец и крепко потерла кожу около пупка. - Щекотно, - сказал я хмуро. Она взглянула мне в глаза. - Правда... Неужели у тебя никогда не было этого? - Да чего, черт побери, чего? - Знака Сосуда. Опять ты притворяешься... - Ладно, - сказал я сердито. - Можно одеваться? - Мне подумалось, что теперь было бы неплохо заставить раздеться и ее под каким-нибудь столь, же нелепым предлогом, и я даже мог бы представить себе, что я увижу, - начиная с определенного возраста, мужчины уже неплохо отличают женщину от того, что на ней надето, - но я знал, что по отношению к Нанике никогда не позволил бы себе такого даже в мыслях. - Ну, а что мне теперь сделать? Может, встать на голову? Или полетать по воздуху? Она не обратила внимания на мое раздражение. И это тоже отличало ее от Нани, которая непременно спросила бы: "Ты обиделся?". - Хорошо... Так о чем ты хотел спросить меня? Я закончил одеваться, затянул замок комбинезона. - Кто вы? - Как это - кто мы? Ну, люди... - Да. Это-то и удивительно. Откуда вы здесь взялись? - Это я должна спросить тебя. Потому что мы живем здесь с самого начала. - А когда было это начало? Ну учила же ты в школе историю! Она кивнула. - Да, но только в школе учат, что мы произошли от Сосуда. А мы думаем, что - от людей... Что в самом начале были люди. - А что такое - Сосуд? - Странно все же, что ты не знаешь. Он находится в столице. Вообще-то это большой дом. Оттуда произошли и самые первые люди, и все мы. Так учат в школе. Мы развивались и достигли Уровня. Теперь у нас Уровень. - Уровень? - Ну, то, как мы живем, называется - Уровень. - И каков он, этот Уровень? Как вы живете? - Хорошо, - сказала она. - Нам хорошо. Я усмехнулся. - Хорошо - если ты боишься, как бы тебя не схватили... - Ну, - сказала она, - это другое. Не Уровень. Хотя, может быть, и как-то связано с ним... Понимаешь, мы - такие, как я, - не верим, что мы произошли от Сосуда. Потому что в таком случае - откуда взялся сам Сосуд? - Сложная философская проблема, - заметил я. - Я не знаю, почему нельзя думать, что и до Сосуда были люди. В школе объясняли: думать так не следует потому, что тогда возникнет вопрос, откуда произошли те люди, что были до Сосуда, и так далее - и возникнет так называемый порочный круг. - Ну, а почему же ты сама думаешь, что такие люди были? - Не знаю... Может быть, потому, что так думали мои родители. - Сосуд, ты говоришь... А ты видела его? - Я понял вдруг, что сосудом этим мог быть и космический корабль - вполне мог" бы... - Как он выглядит? - Я же говорила: большой дом... - А внутри? - Я подумал, что здание могло быть и просто павильоном, воздвигнутым вокруг корабля - или того, что от него осталось. - Внутри ты была? - Что ты, конечно, нет! Туда никого не пускают. - Значит, это не музей? - Нет. Музеи у нас есть - там всякие предметы, какими мы пользовались до того, как достигли Уровня. Сосуд - это не музей. - Может быть, что-то вроде храма? - Храм - что такое? - Вы верите в бога? - В бога? - Ну, молитесь, просите о чем-то... - Я не понимаю тебя. - Значит, нет. Странно. Но во что-то вы верите? - Мы - в то, что мы от людей. Они - в Сосуд. И в Уровень. - Как можно верить в уровень? Не понимаю. - Мы живем хорошо, я тебе сказала. И они говорят, что если мы захотим как-то изменить Уровень, то станет плохо. И они всегда заботятся о том, чтобы не изменить Уровня, не изменить чего-нибудь. Чтобы все было, как вчера. - А ты? - Я... Среди нас есть такие, кто говорит, что это неверно. Что нужно развитие. - А что говорят на это те... ну, кто вами правит? - Хранители Уровня? - Пусть Хранители Уровня. - Они говорят, что развитие должно быть. Но не такое. Не изменение Уровня. Они говорят, что развитие должно быть в наших отношениях. Мы должны больше любить друг друга и всех-всех. И еще развиваться физически. Участвовать в играх, ну, и все прочее. - А форма собственности у вас какая? - Я не понимаю. - Ну, кому принадлежит то, чем вы работаете и на чем работаете, кому принадлежит земля и то, что на ней растет... - Ты знаешь, я не думала... Как-то не приходилось... Милая Нани или Анна, подумал я, по части политграмоты у тебя слабо, ничего не поделаешь. Но все-таки очень здорово, что я наткнулся тут на тебя, а не на какого-нибудь местного академика. - Значит, вот какие у вас дела... Скажи, а что делают с вами, когда ловят? - С такими, как я? Кто верит в людей от людей? Таких учат. Внушают нам, что мы произошли от Сосуда. - Ясно. А с теми, кто говорит о развитии? - С теми? - Она задумалась. - Право, не знаю... говорят, их переселяют куда-то в другое место. Туда, где роют ямы и строят башни. - Это еще что такое? - Я же говорю - не знаю. Просто слышала, что там строят башни и очень жарко. Это далеко, на юге, где ничего не растет. - Ага, - проговорил я. - А кто живет в этом городе? - Ты же видишь: никто. - Никто? А ты? - О, я не живу здесь. Я только переночевала. - Почему? - Я вдруг почувствовал, как давно забытое, казалось, чувство ревности поднимается в груди, подступает к горлу. - У тебя здесь свидание? Не отвечая, она отвернулась и стала глядеть в окно. - Опять ты... Что за черт: и снова я забыл, что это не она! - Прости... Глупо, конечно. Прости. Но все-таки, почему ты вдруг оказалось тут? - Тебе не надо знать, - сухо ответила она, не поворачиваясь. - Хорошо... А почему же все-таки здесь не живут? - Здесь жили... Но потом решили, что он слишком близко... - К чему? - К месту, где есть что-то... - Ну, пожалуйста, говори членораздельно! - Я не могу иначе! Там находится что-то... Туда нельзя ходить, туда нет дорог. Только с разрешения Хранителей Уровня... - Святой Уровень! Значит, город оказался слишком близко к этому месту? Что же там находится такое? - Не знаю, пойми. Не знаю. Знаю только, что здесь жили люди, как обычно живут в городах. Но однажды кто-то из них наткнулся в лесу на что-то... Хранители встревожились, потому что, как я слышала, могла случиться какая-то беда. Того человека отправили строить башни, всех других переселили, и сам город вскоре должен быть разрушен. А ходить сюда нельзя уже сейчас. - Но ты все-таки пришла. Я догадываюсь: ты решила пробраться туда и посмотреть, что же там лежит. Я прав? Анна молчала. - И, наверное, даже не одна? Она тихо спросила: - Хочешь, чтобы я тебе верила? Голос был необычен, и потом, вопрос так напомнил мне то, другое, давнее... - Хочу, - сказал я очень искренне. Я хотел. Я ведь любил ее, не задумываясь о том, кого же в конце концов я люблю сейчас: Нанику прошлого или нынешнюю Анну. - Тогда не спрашивай. - Хорошо. Но, понимаешь ли, меня и самого твой рассказ очень заинтересовал. Ты знаешь, где находится то место? - Нет. Надо найти тропинку... Она должна начинаться где-то здесь, близ города... - Тропинка... - пробормотал я. Мне вовсе не улыбалось бродить по здешним зарослям. - А далеко идти, как ты полагаешь? - Я слышала - если выйти утром, к обеду можно добраться. - На чем? - Что - на чем? - Добраться - на чем? На машине, на лошади?.. - А-а... Пешком, конечно. - Солдатская норма - тридцать километров... Нет-нет, я сам с собой... Приемлемо. Как ты думаешь, там можно увидеть что-нибудь сверху? - Н-не знаю. Наверное, там должно быть что-то очень большое - иначе его просто увезли бы и не стали разрушать город. - Ты права. Там должно быть что-то очень большое, - согласился я, представив мою машину, которая сейчас лежала на орбите, невидимая отсюда. - Значит, у нас есть шансы разглядеть то, что там находится, сверху. - Нет. Мы пробовали смотреть отсюда, с самого высокого дерева. Но, наверное, слишком далеко. - Я говорю не о дереве. Ну... для начала мы выяснили достаточно. Пойдем. Но она не решалась. - Что ты - боишься? Она чуть покраснела. - Нет... Но я не хочу никуда идти. Мне надо еще побыть здесь. - Понимаю. Поверь: очень важно, чтобы ты пошла со мной. Важно для вас всех. Потом мы обязательно разыщем твоих друзей. Контакт, думал я. Тот самый контакт, о котором рассуждал Шувалов. А для меня - такой, о котором и мечтать нельзя было. Даже если бы не было нужды в контакте, я все равно никуда не отпустил бы ее, не зная, встречу ли еще. Но любая другая девушка и не поехала бы со мной, а она посмотрела мне в глаза и все поняла. Во всяком случае, я подумал, что она все поняла. Очень хотелось надеяться, потому что попытайся я выразить все словами, она не стала бы слушать. Слова должны созреть, они подобны растениям, а взгляд зарождается мгновенно, как молния, и, как молнии, ему веришь сразу. - Хорошо, - сказала она. - Я пойду с тобой. - Она подхватила свою сумку, которой я раньше и не заметил, довольно объемистую сумку. - Дай, я... Она отдала сумку. Было пр