аленно напоминавшее (как он решил, внимательно оглядев ее со всех сторон, разглядывая, как расположены и соединены отдельные блоки) огромных размеров приемно-передающую рацию; разве что для связи с другими планетами могла бы предназначаться такая, но вряд ли Хранители Уровня поддерживали сношения с инопланетянами... Уве-Йорген пожал плечами: видимо, сейчас не стоило ломать голову над сущностью обнаруженного устройства. Главным было то, что установка работала, это она издавала слышное еще в туннеле гудение, индикаторы на стенах помещения мигали в сложном ритме, словно разыгрывая световую симфонию, написанную для сотен, для тысяч инструментов. Сотни и тысячи пришли в голову Рыцарю не случайно: именно такое количество тонких проводов выходило из объемистой коробки последнего блока установки; свившись толстым жгутом, провода эти уходили в потолок - но тут Уве-Йорген, несмотря на самые тщательные поиски, не смог обнаружить больше никакого выхода. Он утер пот со лба; в следующий миг щелкнуло - индикаторы погасли, гудение прекратилось, установка выключилась, непонятная, но, видимо, зачем-то нужная этому человечеству установка. Уве-Йорген взглянул на часы. Прошло всего лишь полчаса - только несколько минут назад истек срок последнего перемирия. Он вышел и затворил за собой, дверь. По туннелю шел быстро. В конце его, а вернее - в начале, встал, не раздумывая, на пластину люка, и она послушно опустилась, возвращая пилота к его соратникам. Они ждали его, стоя, кажется, на тех же самых местах и в таких же позах, в каких он их оставил. Что же, очень хорошо. Станция - энергетический центр правителей этой планеты - и еще какая-то установка, неизвестного назначения, но действующая, периодически действующая - и, значит, связанная с какими-то происходящими сейчас событиями... Да, очень хорошо. Уве-Йорген почувствовал, как горло этой маленькой цивилизации пульсирует под его пальцами. Теперь можно было диктовать условия. Он не подумал в этот миг, сохранился ли еще смысл диктовать условия. Это не было самым важным. Важнейшим было то, что возможность диктовать условия была найдена. Уве-Йорген испытал удовлетворение, как если бы завершил какое-то нелегкое и неотложное дело. И вдруг он почувствовал, что устал. Очень устал. Он повернулся к Питеку и Георгию и улыбнулся им. - Хочу спать, - сказал он. - А вы? Нам предстоит поработать на славу. Надо набраться сил. Они кивнули - Георгий невозмутимо, Питек резко, словно в нетерпении. Рыцарь посмотрел на гладкий пол. - Честное слово, я готов уснуть прямо здесь. Он сел на пол, потом растянулся, положил автомат рядом, закинул руки за голову. - Ложитесь, - сказал он. - Мы в надежном укрытии. - Они могут добраться сюда, - предостерег Георгий. - Тем хуже для них, - ответил Уве-Йорген. И они уснули под ровное гудение станции, в маленькой камере которой бушевал солнечный жар. Они проспали около часа, потом осаждающие подорвали наружный люк корабля. Глухой, сильный звук и сотрясение пола заставили Уве-Йоргена открыть глаза. Это мог быть только взрыв. Он покосился на своих. Они подняли головы, но, видя, что он спокоен, сразу же заснули снова. Он полежал неподвижно. В зале станции было по-прежнему светло. Георгий дышал рядом, положив голову на руки, повернувшись лицом вниз. Питек лежал в сторонке. Установка успокоительно жужжала. Уве-Йорген поднес к глазам руку с часами. Шесть. Значит, взорвали все-таки. Дураки. Вот уж поистине - усердие не по разуму... Он осторожно поднялся, подошел к овальной двери - единственному выходу, - приотворил, прислушался. Если затаить дыхание, можно было уловить отдаленный скрежет металла. Значит, расчищают ход после взрыва. Уве-Йорген вернулся в зал и разбудил своих. Они мгновенно вскочили, осмотрели автоматы и пересчитали запасные магазины. Хотелось есть, но было нечего. На всякий случай Рыцарь еще раз обошел станцию. Нет, другого выхода не было. Только через овальную дверь в туннеле, а оттуда - через жилые отсеки корабля. Тогда он кивнул остальным, чтобы сидели и ждали, и сам сел у двери, положил автомат на колени и стал ждать. Приглушенный расстоянием лязг не утихал. Те доберутся сюда через полчаса. Войдут в туннель, вспыхнет свет, и они будут, как на ладони... - Что мы будем делать, Рыцарь? - Отобьем у них охоту соваться сюда. - Будем стрелять? Уве-Йорген пожал плечами: - На переговоры у нас больше не остается времени. Корабль вдалеке гремел, как железная бочка. Значит, вошли. Слышно было, как вломившиеся в корабль люди понемногу приближались к тому месту, где начинался туннель. Пробирались они медленно. Наверное, шли с факелами: свечи вряд ли могли тут помочь. Ничего, в туннеле будет светло и без них. Уве-Йорген прикинул. Деревьев тут нет, вверх стрелять не придется. Пули полетят вдоль туннеля. Не прямо, так рикошетом какая-нибудь да зацепит. Так что игра действительно пойдет уже по другим правилам. Значит, надо заблаговременно обезопасить все, что можно. Занять позицию подальше от входа в станцию, в туннеле. Прикрыться, правда, нечем. Гиблое дело. Но в зале станции обороняться нельзя. Рыцарь точно не представлял себе, что может случиться, если пули станут попадать в установку или в резервуар с тритием. Но понимал, что ничего хорошего ждать от этого не приходится. Станция, во всяком случае, выйдет из строя. А ему нужно было, чтобы она работала. Угроза беды всегда действует сильнее, чем сама беда, а в предстоящем разговоре с Хранителями Уровня он хотел применить именно угрозу. Свет в коридоре - это ни к чему. Если бы хоть видеть, что светится, можно бы послать по лампам парочку очередей. Но светильники были укрыты. То ли была в этом надобность, то ли такая мода существовала... Значит, придется подставить себя под пули. Таково уж солдатское ремесло. Он сказал своим: - Сюда, ребята. И постарайтесь попадать в них прежде, чем они в вас. Потому что пули у них такие, что дырки эти будет не залатать. - Думаешь, они станут стрелять в нас? Уве-Йорген усмехнулся: - Здесь трудно будет выстрелить мимо. Он подошел к двери в станцию, затворил ее, вернулся в туннель и улегся на пол, изготавливаясь к стрельбе. Запасные магазины положил справа, чтобы были под рукой. Покосился на своих. - Георгий, продвинься на пять шагов вперед. Так. Питек, держись правее, у самой стенки. Хорошо. Теперь все было в порядке. В том конце туннеля заметно светлело. Люди приближались ко входу в него, и звуки их шагов доносились все явственнее. "Вот бестолковые бедняги, - думал Уве-Йорген. - Ну куда они лезут, и как они не поняли, что это - наша игра, а не их!" Он держал на мушке первого, что приближался с факелом в руке, с ненужным более факелом. Можно было и не целиться - все равно тут не промахнешься, - однако Уве-Йорген целился из уважения к своей профессии, требовавшей, чтобы все делалось по правилам, не небрежно, не кое-как, а тщательно. Ну что, хватит ему гулять, пожалуй, а? Уве-Йорген нажал спуск, и гильзы звонко запрыгали справа от него, автомат привычно повело налево, и крики боли и ужаса наполнили узкую трубу туннеля. Еще два автомата ударили в унисон. Уве-Йорген сменил третий магазин, когда ответный огонь смолк. Противник бежал. Коридор гудел от топота ног. Рыцарь встал и пошел. Он шел в атаку. Преследовал противника. Он шел, пока не наткнулся на первое тело. Нагнулся, дотронулся до него и почувствовал, что пальцы повлажнели. Тогда он остановился. Постоял. Повернул назад. Добрался до своих. - Теперь мы можем идти. Здесь свое дело мы сделали. Его соратники поднялись с пола. Георгий закинул автомат за спину, Питек держал свой в руке. - Куда, Рыцарь? - В гости к Хранителям. - Ты не боишься засады снаружи? - спросил Питек. Георгий ответил за Уве-Йоргена: - Когда бегут так, как они, останавливаются только к вечеру. Они ступили на упругое, еще теплое. Идти было трудно. Местами тела лежали друг на друге. Здесь трудно было промахнуться. Наверное, рикошеты тоже достигали цели. Сколько их тут? Десятка два? Больше? Мир вам, люди планеты. Братья - как сказал бы монах Никодим. Мы прилетели спасти вас. И спасаем. Извините, если что не так... Они выбрались из корабля. Засады не было. Уве-Йорген все же велел идти по одному, рассыпавшись, с автоматами наизготовку. Так они добрались до катера. Не зря они укрыли машину так надежно: противник, видимо, даже не наткнулся на нее. А может быть, те и заметили, но решили сначала одержать победу, а потом уже заняться трофеями. Спокойно, без суеты трое погрузились в катер. Закусили тем, что лежало в холодильнике. Потом Уве-Йорген сказал: - Ну, начнем второе действие. И включил стартер. Уве-Йорген, сам того не зная, любил театр. Не то, чтобы он ходил на спектакли; в молодости он любил факельные шествия, рев десятков тысяч на стадионе, мгновенную мертвую тишину - и снова рев, и руки, вытянутые в одну сторону, к одному человеку. Он любил, когда сотни и тысячи однообразно одетых людей шагали, высоко поднимая и с размаху ставя ноги - все разом, все вместе: раз, два, три! Когда одновременно поворачивались головы и взлетало оружие. Свой маленький спектакль он собрался поставить на совесть. - Это и есть столица? - Да, - подтвердил Георгий. - Приличный городок. Молодец, штурман. Ну-ка, пристегнитесь как следует. - Что ты хочешь сделать? - Предупредить о нашем визите. Обернувшись, он проверил взглядом, хорошо ли выполнено его распоряжение, выключил автомат и положил руки на пульт. - Ну, значит... - произнес он, усмехнувшись. Набирая скорость, катер круто пошел на снижение. Моторы ревели. - Держитесь крепче! - посоветовал пилот. Он круто положил машину в вираж. Короткие крылья дрожали. Спутникам Рыцаря показалось, что плоскости вот-вот отлетят. Но, видимо, Уве-Йорген хорошо чувствовал, каким запасом прочности обладала машина. Они неслись над городом, катя перед собой волну грохота. Крыши проносились в нескольких метрах под ними. От их мелькания могла закружиться голова. Георгий и Питек невольно зажмурились. Уве-Йорген смотрел вперед. Он усмехнулся. - Штурман! - крикнул он резко. Георгий открыл глаза. - Где центр? Георгий взглянул. - Под нами. - Снижаюсь! Он уравновесил машину только перед самой посадкой. Грохот заполнял площадь. Люди в панике разбегались. Уве-Йорген выключил мотор. - За мной! - скомандовал он. Они выбрались наружу. - Как я учил! Они встали сзади пилота, повесив автоматы на шею, держа на них руки. - Шагом - марш! Средний подъезд дома Хранителей был прямо перед ними. Маршируя, они пересекли площадь и поднялись на крыльцо. В вестибюле было много людей. Уже знакомый Питеку чиновник заторопился к ним. - Что вам... Уве-Йорген кратко приказал: - Молчать! Чиновник умолк. Уве-Йорген приказал: - К Хранителю! Живо! Чиновник попятился: - Это невозможно! Изложите ваше дело... Уве-Йорген, не снимая автомата с груди, выпустил очередь. Штукатурка с потолка посыпалась на пол. - Ясно? - спросил пилот. Чиновник молчал. - К Хранителю Уровня, живо! Чиновник окинул взглядом двух спутников пилота. Они безмолвно стояли, но руки их, лежавшие на автоматах, показались чиновнику очень выразительными. - Вы тоже... из этих? - пробормотал он, не скрывая страха. - Ты еще узнаешь, из каких мы! - пообещал Уве-Йорген угрожающе. - Мне долго ждать? - Но... его нет! - Веди! - Как угодно, но его действительно нет! Он... в Сосуде! - Я тебя самого загоню в сосуд, - сказал пилот. - И ты там останешься, пока тебя не выплеснут на помойку. Живо! И он сделал движение, собираясь снять автомат. - Пожалуйста, - тихо проговорил чиновник. - Я отведу вас. - Иди вперед. Показывай! Чиновник беспрекословно заспешил впереди. Трое шагали за ним, четко ступая в ногу. Уве-Йорген любил театр и знал - или полагал, что знал, - что именно нравится людям. Людям нравится, чтобы ими командовали. Тот, кто командует, принимает на себя и ответственность. Людям не нравится нести ответственность. Трое шагали в ногу по бесконечному коридору. Остановились перед железной дверью. - Открыть! Чиновник послушно отворил. Руки его подрагивали. - Вперед! Лестница. Площадка, перегороженная решеткой. - Иди вперед! - Сейчас, сейчас... Одну минутку... Чиновник возился. Потом повернул лицо к пилоту, вымученно улыбаясь: - Надо разрядить... Иначе... - Быстрей! - Да-да, сию секунду... Наконец решетка поднялась. - Вперед! Снова коридор. Снова железная дверь. - Открыть. Дверь распахнулась. За нею был кабинет. Уве-Йорген взглянул на Питека: - Тут? - Да. Они вошли, громко, четко стуча каблуками. Здесь по-прежнему был стол, а у стены - пульт вычислителя. Вычислитель работал. Никого не было. - Где он? Чиновник развел руками. - Я говорил вам: его нет... - Когда будет? - Должен быть... Уве-Йорген едва не скрипнул зубами: вся постановка оказалась ненужной, премьера сорвалась: преимущество внезапности было утеряно. Однако бороться надо до последнего. Уве-Йорген уселся в кресло. - Будем ждать. Ты тоже. Садись сюда. Чиновник послушно уселся. В молчании потекли минуты. Тихо журчал вычислитель. Белый спокойный свет лился из окон. Милое солнышко, звезда Даль, затаилась, как представлялось Уве-Йоргену, перед командой: "В атаку - вперед!" Раскапывать руины Иеромонаху понравилось. Работа была спокойная, интересная. Иди, знай, что найдешь через минуту или час. Но что-нибудь да найдется. Он раскопал все-таки вход в тот домик. Стал выкидывать землю изнутри. Повозился изрядно. Время от времени вылезал, отирал пот со лба - день был, как обычно тут, жаркий, - поглядывал, где девица, не сбежала ли. Нет, была всегда поблизости. Тихая, смутная немного. Скучает, понимал Никодим. Так и должно. Пара ему нравилась. Она - молодая, пригожая. Он - солидный, надежный. Совет да любовь. В свой час позвала обедать. Поели. Никодим пробовал заговаривать. Хотелось поговорить о жизни - как она ее понимает. Девица отмалчивалась. Хотя ей, молодой, и негоже было молчать, когда спрашивают. Отдохнув, Никодим полез копать дальше - все равно делать было нечего. Вырыл шкатулку с кристаллами, попалась еще фотография, залитая пластиком, сохранная. Была она вделана в крышку шкатулки изнутри. Фотография была скорбная. Какие-то люди стояли у подгробной плиты. Вокруг - деревья с длинными иглами, здешние. Схоронили, верно, давно: плита уже влегла в землю. И имя было на плите. Кто-то из здешних преставился, стало быть. Как же звали его, сердешного? Снимок был небольшой, плита смотрелась наискось, прочитать было трудно. Но зрение у Иеромонаха было отменное, не испорченное чтением смолоду. Он прищурился, повертел снимок и прочел все-таки. Одолел. Ганс Пер Кристиансен - вот что было написано на плите. И дальше - несколько строк помельче, уже и вовсе неразличимо. Иеромонах задумался. Имя почудилось не чужим. Слышно было не Однажды. Кристиансен. Дай бог памяти... И вспомнил. - Анна! - он высунулся из траншеи, оперся ладонями о землю, вымахнул весь. - Анна, пойди-ка. Такое дело вышло, что сбираться надо. Капитана найти срочно... Было так грустно, что хотелось плакать. Чего-то было жалко. Может быть, несбывшихся, непонятных каких-то надежд? Она не понимала и оттого становилась еще грустнее. Сначала показалось - полюбила. Хотелось полюбить, и тут пришел человек - не такой, как все, интересный, уверенный, внимательный. Полюбила, была готова на все. А он почему-то медлил. Может быть, пренебрег, а может быть, и не хотел этого от нее. Или просто был нерешительным. Такое не прощается. Конечно, молодым его назвать трудно, и она подметила взгляды товарищей, ребят и девушек. Но она была не такая, как они. Думала и поступала по-своему. Так ей казалось. И если бы он показал, что любит ее по-настоящему, она бы привязалась, наверное, к нему серьезно и надолго. Навсегда ли - этого сказать, конечно, никто не может, но надолго. Но он не показал. Он забывал о ней за своими делами. Конечно, у всякого есть свои дела. Так должно быть. Но забывать нельзя. Внимание должно быть всегда. Подойти с цветком хотя бы. Посидеть, поговорить. Рассказать, как любишь. Какие бы ни были дела - вырваться, чтобы было ясно: дела делами, но важнее, чем она, на свете ничего нет и быть не может. Такого от него не дождаться - она теперь ясно понимала. Конечно, если бы она любила, примирилась бы. Но - теперь стало совершенно ясно - не любила. И интерес стал проходить. Потому что увидела: иногда он не знает, что делать, сомневается, колеблется. А ей надо было так верить в человека, чтобы по его первому слову кинуться, очертя голову. Всегда все знают лишь люди недалекие; ей, по молодости лет, это было еще неизвестно. Нет, не ее судьба. Сказать ему - и уйти. И опять, когда нужно - его нет. Оставил ее и улетел. Нет, она права, безусловно. Хорошо, что вовремя поняла все. Он, конечно, будет переживать. Но ничем ему не поможешь. Скоро ли он там? Терпение стало иссякать. И тут как раз позвал ее Никодим. Иеромонах знал направление, и они быстро собрались и пошли налегке. Ходить оба умели. Шли как будто неспешно, но ходко. Пахота под второй урожай была закончена, и поля, быстро покрывшиеся зеленым ковриком всходов, были пустынны. Но на лугах начинался сенокос. Иеромонах посидел около кромки луга и, щурясь, полюбовался тем, как дружно взблескивали на солнце косы при каждом замахе. Иеромонаху было грустно. Войны не были для него новостью. Монастырь, в котором он когда-то, очень давно, принял постриг, находился на большой военной дороге. По ней проезжали тевтоны, шли поляки, наступали свей. Потом они отступали, за ними шли русские. Горели курные избы, вытаптывались поля, недозрелые колосья вминались в прах. И сейчас, когда война началась здесь - а в этом Иеромонах не сомневался, - он жалел эти поля и этих людей, которым суждено было больше всех терпеть от всякой войны, а затем своим потом снова поднимать жизнь, чтобы опять лишиться всего через несколько лет или месяцев... Сидеть без дела не хотелось, и Иеромонах встал. Он подошел в косцам и попросил, чтобы ему тоже дали косу. Косу для него нашли. Он подогнал ее по росту, встал в ряд со всеми и, плавно занося косу и резко проводя ее вперед, пошел, не отставая. Такое умение было у него в крови, и ничто не могло заставить Иеромонаха забыть движения, утратить чувство ритма. До пояса обнаженный, блестящий от пота, он косил вместе с ними, глубоко, до отказа вдыхая ни с чем не сравнимый запах летнего луга и только что срезанной травы, на которой быстро высыхала роса. Потом он поел вместе со всеми. Ел немного, зная теперь, что у этих людей никогда не бывает лишнего. А потом он услышал песню. Над дорогой, что плавной дугой огибала луг, вставала пыль. Шла толпа, и песня доносилась оттуда. Что-то блестело там, и Иеромонах наметанным взглядом определил: оружие. Он попрощался с косарями и вернулся туда, где на краю луга отдыхала Анна и где он оставил свой автомат. Иеромонах закинул оружие за спину. - Пойдем-ка, девонька. Она послушно поднялась. Толпа приближалась, и можно уже стало различить капитана, что шел впереди. 20 "Уве-Йоргену, по фамилии Риттер фон Экк, предводителю отряда. Мы, Хранители Уровня, согласны на твои условия, если и ты согласишься на наши. Люди вышли из леса и идут на столицу. Если они займут город, мы уже не сможем сделать ничего. Тогда случится то, чего ты боишься. Ради блага всех людей просим тебя остановить идущих, не применяя, впрочем, жестокости. Сделай это немедленно. Подписал Старший Хранитель". Глухо стучали копыта, телега поскрипывала. Почти не трясло: видимо, дорогу старались содержать в порядке. Жаль, что высокие борта не позволяли разглядеть ничего по сторонам. Часа через три остановились. - Будем перепрягать, - пояснил один из стражей. - Хорошо бы сойти, - нерешительно проговорил Шувалов. - Ладно. Отсюда все равно не убежишь. Откинули борт. Шувалов сошел, с удовольствием сделал несколько шагов, огляделся. Вокруг была степь. Ровная, чуть изгибающаяся дорога уходила к горизонту. По соседству стоял небольшой домик, рядом конюшня. Ничего интересного. А вот вдоль дороги... Любопытно. Вдоль дороги возвышались, тоже уходя к горизонту, высокие башни из толстых балок. Не башни, вернее, а сквозные конструкции. Если бы у Шувалова спросили, что больше всего ему напоминают эти конструкции, он, не колеблясь, сказал бы, что они похожи на опоры линий электропередачи высокого напряжения, какие существовали в древности, когда еще не были известны практически целесообразные способы передачи энергии без проводов. Разумеется, на Земле таких конструкций давно уже не было, но он видел подобные рисунки в книгах по истории техники. Правда, на тех картинках между башнями, или мачтами, были натянуты провода. Здесь проводов не было. Возможно, их еще не успели натянуть: судя по светлому оттенку древесины, башни построили недавно. Очевидно, об этом и говорил ему Хранитель Уровня. Линия, по которой в столицу будет поступать выработанная солнечными батареями энергия. Они рассчитывают закончить работу ко времени, когда иссякнет запас топлива их силовой установки. Чтобы ни на минуту не прервал своей деятельности компьютер, чтобы общество и впредь развивалось по заранее разработанной программе... Шувалов пожал плечами. В конце концов, можно представить и такую форму общества. Тем более, что и сами они понимают: она носит временный характер - до тех пор, пока не накопятся силы для перехода на следующий этап... Но что в том толку, если у них не будет времени, чтобы совершить переход. Не будет времени, чтобы закончить линию, чтобы ввести в действие солнечные батареи. Не будет времени ни на что... Звезда Даль! Он взглянул на нее, прикрывая глаза ладонью. Звезда Даль - здешнее солнце - находилась на полпути между зенитом и горизонтом. Шувалов хмуро смотрел на нее и, незаметно для самого себя, укоризненно покачивал головой. Потом он перевел глаза на своих непрошенных спутников. Те лошади, что довезли их сюда, были уже выпряжены, но свежих еще не заложили. Люди собрались перед установленным на штативе плоским ящиком с матовой крышкой. Точно такой ящик Шувалов заметил во внутреннем дворе дома Хранителей, и перед ним тоже стояли люди. Примерно в этот же час. Ритуал? Что он может означать? Шувалов подошел поближе. Никто не глянул на него. Все смотрели на матовую крышку - сосредоточенно, напряженно. Шувалов подошел поближе, стал за спинами глядевших. Никакого изображения на матовом экране не было. Он вообще не светился, хотя после увиденного у Хранителей вычислительного устройства Шувалов не очень удивился бы, окажись тут - ну, если не тридивизор, то какой-нибудь из его предшественников. Но изображения не было, и такая версия отпадала сама собой. Он задумчиво почесал щеку. Надо проанализировать с самого начала. Что делали люди перед тем, как смотреть в ящик? Установили его. Шувалов видел, как это делалось. Ящик устанавливали не просто так. Люди действовали так, как если бы очень важно было установить коробку строго определенным образом - сориентировав по сторонам света. Обычно устройства устанавливают таким образом в тех случаях, когда они служат для приема или передачи чего-то - скажем, электромагнитных волн или других... Если бы здесь происходил прием, то на экране что-нибудь да показалось бы - иначе не было смысла так упорно смотреть на него. Может быть, конечно, изображение еще появится - надо проследить до конца... Но если не прием, тогда - передача? Передача - чего? Для передачи нужен, прежде всего, источник энергии. Здесь его нет. Если бы он находился в ящике, это означало бы, прежде всего, что технический уровень культуры Даль намного выше, чем можно было заключить из всего, виденного до сих пор. Далее, в таком случае где-то на ящике должны были оказаться хотя бы самые примитивные органы управления этим источником. Их нет. Но может ли идти передача какой-то информации без затрат энергии? Нет, не может. Значит, и вариант с передачей отпадает? Еще нет, продолжал размышлять Шувалов. Пока ясно лишь, что источника энергии здесь не имеется. Но ведь информацию можно передать, пользуясь и чужой энергией. Скажем, отражая солнечный свет, хотя бы при помощи обыкновенного зеркала. Или, еще лучше, параболического, фокусирующего лучи. Если бы стенка ящика была зеркальной, и если бы он был установлен так, чтобы улавливать и отражать лучи Даль, то... Но зеркала не было, и установлен ящик был совсем иначе. Так, что тыльная его стенка - в которой, действительно, было некоторое углубление, - была направлена... Куда именно? Шувалов попытался сориентироваться. Да, пожалуй, можно было сказать - в первом приближении, конечно, - что ящик направлен задней стенкой, противоположной экрану, в ту сторону, откуда Шувалов и все остальные только что прибыли... Нет, севернее, севернее... Примерно в ту сторону (если Шувалов, разумеется, не ошибался), где находился безлюдный город, где приземлились Шувалов и капитан и где Шувалова схватили. Туда ли, в другую ли сторону - пока не важно, остается фактом лишь, что никакого отражения тут не происходит. Изображения на экране все не было. Передача, передача... Своего источника энергии нет, чужого - тоже... Он задумчиво смотрел то на экран, то на людей, он видел их лица плохо, потому что стоял почти сзади и мог разглядывать главным образом затылки. Он смотрел на толстую шею стоящего сзади. Она была красной, и крупная капля пота медленно катилась по ней. Пот? Шувалов повел плечами: сейчас вовсе не так жарко... Он отошел в сторону, чтобы лучше видеть лица. Они были напряжены и блестели от пота, словно люди не сидели неподвижно, уставившись на матовый экран, а выполняли работу, требовавшую черт знает какой энергии... Энергии? Кто сказал, что здесь нет источника энергии? Искусственного - нет, это правда. Но если речь идет о естественном?.. И вдруг что-то забрезжило в памяти. Смутно, смутно... Как будто он о чем-то таком слышал... Или видел... Или читал... Одним словом, было где-то когда-то что-то... Жаль, что память стала уже не та. Нет, видеть он определенно не видел. Читал? Уж не в той ли самой книге по истории техники? Шувалов напрягся. Нет, в той книге ничего подобного наверняка не было. И все-таки это была именно книга: не запись, не кристалл, а книга. Книг он, как и все его современники, видел в жизни считанное количество. И если напрячь посильнее память, можно было бы, наверное, назвать каждую из них. Что ж, попытаемся. Прежде всего, конечно, книга Кристиансена, в которой он изложил свою теорию. Незаслуженно забытая, книга эта провалялась, где попало, много лет, пока ее - совершенно случайно - не прочитал он, Шувалов. Теория Кристиансена стала исходным пунктом новой теории, носящей теперь имя Кристиансена - Шувалова. Не все там было разумно, не все логично. Например, высказав совершенно правильное (как оказалось впоследствии) предположение о том, что процессы, происходящие в звездах, можно регулировать при помощи относительно ничтожных энергий, Кристиансен тут же нагородил всякой чуши, предположив, что источником такой энергии может стать, в частности, психополе человека, благодаря которому являются осуществимыми, скажем, телепатические процессы. Насчет телепатии - ладно, этот вопрос давно уже не является спорным, нашел применение в практике, и так далее. Но что касается возможности воздействия на звезды... Он, Шувалов, тоже нашел способ воздействия при помощи небольших энергий. На этом основана и установка Аверова. Однако психополе тут ни при чем. А вот Кристиансен предполагал... И даже, кажется, разработал что-то такое... И тут Шувалов с трудом удержал восклицание. Он вспомнил. Действительно, Кристиансен сконструировал крайне несложное устройство, которое должно концентрировать поле, излученное отдельными людьми, и, модулируя им потом энергии от какого-либо источника, направлять в сторону светила. Он полагал, что именно такая модуляция помогает установить контакт с сопространством - в котором, как известно, и распространяются психоволны. И что же? Шувалов пожал плечами. Контакт с сопространством; конечно, для времени Кристиансена уже сама такая мысль была великолепной. Но если даже предположить, что таким способом ему удалось бы добиться чего-либо подобного... каким был бы результат? Ведь и он, Шувалов, пришел к выводу об использовании сопространства, когда возможность проникновения в него стала фактом: в сопространство надо сбрасывать излишки энергии, туда можно буквально перекачать опасную звезду и таким образом избавиться от нее. Допустим, Кристиансен мог добиться того же; но ведь это никоим образом не дало бы ему возможности плавно регулировать процессы, происходящие в звезде. Он мог бы только совершенно уничтожить ее - так же, как может это Шувалов. Способ, надо сказать без ложной скромности, удобный, не приносящий никому вреда: сопространство, судя по известным на сегодня данным, моложе нашего, оно, как и наше, заполнено в основном водородом, плотность которого, правда, несколько больше, так что в моменты сопространственного перехода корабля "Зонд" какая-то часть водорода оттуда переходила в наше пространство, а не наоборот. В небесных телах там сконцентрировано значительно меньше вещества, чем у нас, в сопространстве мало звезд, пока - мало, и мы, перебрасывая туда свои закапризничавшие светила, не причиняем никому ни малейших неудобств. Разве что атомам водорода... И снова Шувалов запнулся. Водород, водород... Отчего происходят вспышки Сверхновых первого типа? Того, к которому отнесли бы и Даль, если бы ей позволили вспыхнуть: старых звезд с массой несколько больше солнечной. По существующим представлениям, вспышка их происходит из-за стремительного падения вещества звезды к ее центру. Оно происходит потому, что выгорает водород - основное звездное топливо. Но если... Если бы была возможность, по мере выгорания, пополнять количество этого топлива... То взрыва бы не произошло? И поскольку при контакте с сопространством происходит перемещение водорода оттуда, а не туда... И если место этого контакта находится не вне звезды, а в ее пределах... То взрыва не произойдет! Не об этом ли думал Кристиансен? Итак, источник энергии находится где-нибудь в другом месте. Допустим, в доме Хранителей. Или недалеко от их силовой станции. Скорее всего, так. Там же имеется какое-то приемное устройство, собирающее, концентрирующее слабые психоволны, посылаемые такими вот ящиками, которым все люди планеты Даль-2 ежедневно, в определенный час, отдают свою энергию. Этими волнами модулируется направленный на звезду луч. Вот и весь секрет! Нет, не весь. Тут есть и еще одно обстоятельство. Отдавая свою энергию, люди должны четко сознавать, что и зачем делают. Это ведь энергия мысли, и частота и мощность, излучаемая каждым человеком, зависит от предмета мысли и от важности этой мысли и ее результата. Люди должны знать... Если они не знают - все рассуждение Шувалова ошибочно. А вот если знают... Если знают! Он подбежал к своим спутникам; они как раз кончили глядеть в экран и теперь, переводя дыхание и вытирая пот, разбирали установку. - Скажите... что вы только что делали? Один из стражей удивленно покосился на него. - Смотрели на солнце, конечно; что же еще? - Зачем? - Так нужно. Все так делают. - Но зачем? Зачем? Страж пожал плечами. Ответил другой: - Смотреть надо, чтобы с солнцем никогда ничего не случилось. Никакой беды. - И давно вы так делаете? - Так делалось всегда. Шувалов закрыл глаза. Мысли роились в голове. "Значит, об этом говорил Хранитель? Несомненно, они воздействуют на светило и таким образом держат его в повиновении. Но в таком случае... опасности нет! В таком случае, звезда может существовать еще тысячи... миллионы лет и не причинит никому ни малейшего вреда! Она будет существовать до тех пор, пока на планете живут люди, и пока они смотрят на нее - каждый день, все разом, в определенный час, определенным образом. И пока на планете есть электростанция. А он тогда крикнул Питеку... Питек, конечно, уже передал все капитану, экипажу... Произойдет непоправимое. Мы уничтожим звезду. Вместо того, чтобы оставить ее в покое, мы уничтожим звезду. Убьем цивилизацию. Человечество. Если даже удастся эвакуировать какую-то часть его, если даже удастся вывезти всех - все равно, этого человечества, этой культуры больше не будет. Ужасно! И виновен именно он, Шувалов. Ошибку нужно исправить любой ценой! Любой ценой!" Он подбежал к тому стражу, который объяснил ему, зачем люди смотрят на звезду. - Слушайте! Я понял! Я теперь все понял! - Это хорошо, - спокойно ответил страж. - Значит, ты понял и то, что лошади уже запряжены и тебе пора садиться в телегу. - Постойте! Мы должны немедленно вернуться! Возвратиться в столицу! Я понял! - Тогда ты умнее нас. Потому что мы этого не понимаем. Наоборот, нам побыстрее надо ехать туда, где Горячие пески. Каждого из нас там ждет работа. - Но послушайте... Страшная угроза... - Знаешь что, старик, твои угрозы всем уже надоели. Хранители сказали, что ничто нам не грозит. Как ты думаешь, кому мы верим больше? Ты сядешь добром, или... Шувалов непроизвольно оглянулся. Бежать, бежать в столицу... Его схватили под руки. Он сопротивлялся. Ударил раз, другой. Кричал. Но его втащили. Подняли борт. И лошади пошли рысью. Они ждали долго; наконец послышались шаги, прозвучали за той дверью, из которой и должен был появиться Хранитель; как объяснил чиновник, за дверью начинался ход, соединявший дом Хранителя с Сосудом - глухим строением по ту сторону площади. Уве-Йорген сделал знак; Питек и Георгий вскочили и стали по обе стороны двери, вплотную к стене. Щелкнул замок, вошел Хранитель - и сразу же Георгий захлопнул за ним дверь, и оба соратника Уве-Йоргена заслонили ее собою - как он учил, широко расставив для устойчивости ноги, положив руки на оружие. Сам Уве-Йорген продолжал сидеть; он глядел на Хранителя, снисходительно улыбаясь, Хранитель на миг застыл; потом неожиданно усмехнулся, подошел к столу и сел на свое место, словно в посетителях не было ничего необычайного. Чиновник стоял, потупив глаза, руки его мелко тряслись. Хранитель сказал спокойно: - Вы можете идти. Только теперь чиновник поднял на него глаза. Хранитель кивнул. Чиновник перевел взгляд на Уве-Йоргена. Тот колебался лишь мгновение. - Да, - сказал он затем. - Но без шуток! И в пояснение прикоснулся пальцем к автомату. Чиновник поклонился. Он не вышел, а беззвучно словно бы вытек в дверь - ту, что вела в коридор. Слышно было, как он побежал. - Разумно, - одобрительно сказал Уве-Йорген. - Теперь поговорим. Разговор будет серьезным. Хранитель посмотрел на него. - Серьезный разговор уже был. - И пояснил: - С тем из вас, кто был задержан. С ученым. Уве-Йорген утвердительно кивнул. - Очень хорошо. Надо полагать, он выдвинул условия и вы их приняли. - Нет. Но я объяснил, почему мы не можем принять их. Я могу объяснить то же самое и вам. - Нет нужды. Потому что, если те же условия выдвину я, вы согласитесь. - Не вижу причины. - Причина вот в чем, - сказал Уве-Йорген, откидываясь на спинку кресла. - Ваша электростанция в наших руках. И если сейчас ваш вычислитель еще работает, то лишь потому, что мы позволяем. Ваше войско, - он презрительно усмехнулся, - разгромлено. Эти люди не скоро придут в себя. Они бегут, и не могу сказать вам, где и когда они остановятся. Если же вы направите туда еще кого-то, мы окажемся на месте раньше их, и если увидим, что защищаться невозможно, просто уничтожим станцию. Вот та причина, которой вы не видели и по которой вы примете мои условия, какими бы они ни были. Он сделал паузу. Хранитель молчал, и Уве-Йорген прибавил уже другим тоном - успокоительно: - Сделать это вам просто, потому что условия наши направлены не против вас; они - для вашего же блага. Вам, наверное, уже рассказали, каково положение с вашим светилом. Хранитель посмотрел на Рыцаря и спросил: - Вы ученый? - Вы ученый? - Нет, - сказал Уве-Йорген. - Я солдат. И привык выполнять свой долг до конца. Как бы ни было трудно. Хранитель кивнул. Уве-Йорген подождал. - Итак, ваше слово? - Я должен посоветоваться. О таких вещах мы думаем сообща. Хранители Уровня собрались в одной из комнат Дома. Они расселись за круглым столом и несколько минут сидели молча, опустив головы, то ли собираясь с мыслями, то ли внутренне прощаясь с чем-то. Потом Старший Хранитель глубоко вздохнул: - Боюсь, что цивилизация гибнет в любом случае. Мы пришли к концу. Он подождал; никто не возразил и не согласился. - Объясню, - сказал он медленно, хотя никто не требовал объяснений; они нужны были, наверное, ему самому. - Нам поставлены условия. Согласиться на них, на эвакуацию - означает похоронить то, что столетиями, медленно, с громадными усилиями делалось здесь. Я не уверен - и мне кажется, они сами тоже, - что такая эвакуация реальна; однако в принципе она возможна. Мы спасем людей, но погибнем как люди Даль, как культура, как образ жизни. Отвергнуть условия - значит лишиться энергии. Вы знаете, что затем последует. Сначала рухнет Уровень, а затем случится то, чего так боятся наши гости. - Они не решатся, - негромко сказал другой Хранитель. - Это просто угроза. Они представители развитой цивилизации. Они не могут разрушить или хотя бы выключить станцию, зная, что это значит и для нас, и для них. Не могут же они не понимать... - И тем не менее, они не понимают, - сказал Старший. - Облик прилетевших к нам с Земли, признаюсь вам, не совсем соответствует... вернее, далеко не соответствует тому представлению, какое возникло у нас, когда мы, редкими свободными вечерами, в этой самой комнате, мечтали о том, как далекая Земля найдет, наконец, время, чтобы посетить нас и помочь нам. Они - другие. Только один из них - тот, кого мы отправили... - Было ли необходимо отправлять его? - перебил второй Хранитель. - Не знаю, и никто из нас не знает. Но неожиданным оказалось упорное желание не понять нас. Отсутствие готовности выслушать, вдуматься. Стремление во что бы то ни стало поступить по-своему... - Приходится признать, - сказал Хранитель Времени, - Земля за минувшие столетия просто забыла нас. Видимо, у нее были свои заботы. Все не может сохраниться в памяти. Мы не сохранились. Да, мы переживаем критический момент. Но хочу напомнить вам: это не впервые. Нечто подобное, как вы должны знать - нас ведь учили этому, - произошло через десятилетие или два после высадки, когда часть прилетевших (вспомните, на планете жило еще первое поколение!) решила... - Ошибаетесь, Хранитель, - сказал Старший. - Это было не прилетевшее поколение, а первое из Сосуда. Первое, родившееся здесь. - Это не принципиально... Важно то, что они, возмущенные трудностями, еще храня память об уровне Земли, решили использовать ограниченную энергию, которой мы обладали и обладаем сейчас, не для регулирования Светила и работы вычислителя и Сосуда, а для жизни, для быта, для освещения, для приведения в действие множества аппаратов, служивших для удобства... Мы помним, чем кончилось. - Кровью, - негромко сказал Хранитель Сосуда. - Да. Но в результате наша цивилизация не погибла тогда. Я надеюсь, что она не погибнет и теперь. - При помощи крови? - Что дороже; немного крови - или конец культуры? Наступила тишина