нездо (что было, в принципе, возможно) и не настроился на ранний подъем - если бы выехать часа на два раньше обычного, когда линии еще свободны, он добрался бы до института без особых затруднений, но тогда надо было соответственно настроить кабинку, прежде чем отпускать ее. Все это даже не появилось в мыслях, потому что понятия "завтра" не возникало, а было лишь всеобъемлющее "сейчас", и в нем заключалась вся жизнь и весь ее смысл. Так они и забылись, тесно рядом, и от чужого тела исходило теперь не ощущение помехи, как оно непременно было бы раньше, потому что у обоих за годы одиночества выработалась привычка спать по диагонали даже на очень широком ложе, но ощущение спокойствия, уюта, близости, счастья. Они были сейчас - одно, и захлебнулись сном, когда уже не различить было, где что и - чье. А когда они открыли глаза, вокруг находились чужие люди, и стояли, и смотрели на них, обнаженных и тесных, смотрели без любопытства, или сочувствия, или осуждения, или зависти; смотрели деловито. Ни возмутиться, ни хотя бы удивиться всерьез любовники не успели; им тут же было сказано, что - срочно, важно, а подробности будут потом. Фораме велели одеться; он не протестовал, потому что в зажженном свете разглядел уже на воротниках сердечки (червонной мастью звали этих ребят, в просторечии), так что протесты оказались бы ни к чему, во вред только. В голове мелькали, по две дюжины кадров в секунду, спонтанные догадки о возможных причинах столь необычного для порядочного человека вызова; нет, не было на Фораме грехов, не то что сознательных, - об этом и речи нет, - но даже и случайных, непроизвольных; у него за последний год даже ни одного нового знакомца не появилось, в барах и локалах он не бывал, в компаниях тоже, характер у него был не очень общительный, ему с самим собою было хорошо и весело. Так что разболтать он ничего не мог, об остальном говорить не стоило... Пока это мелькало, и он в таком темпе приходил к выводу, что повод может быть связан только с институтом, - но тогда к чему червонные? - он, выполняя вежливое приглашение. Попытался было встать, но не смог - Мин Алика не пускала, обхватила руками и ногами, забыв или не желая помнить, что была нагой перед полудюжиной посторонних, здоровых мужиков в соку, - обхватила, приросла, затихла. Может быть, блеснуло у нее в голове, что это - служба нравов, но тут она вины не ощущала: находились они дома, наедине, оба свободны, наркотиков не употребляли, денежных отношений между ними не было - никакая мораль не преступалась, даже с полицейской точки зрения... Форама понимал, что медлить не следует, однако не стал отрывать ее от себя резко, но нежно попросил отпустить его, потому что все это - бред собачий и недоразумение и что за час-другой все выяснится и образуется. Да он и был уверен, что иначе просто не может статься. Люди с сердечками не стали грубо торопить его, видя, что он и сам все понимает и зря тянуть волынку не будет, ибо это лишь себе во вред. Они даже отвернулись от ложа и лежавших, бегло оглядывая стены, засматривая в шкафчики, один вышел в душ и вскоре возвратился с пустыми руками, другой осмотрел одежду Форамы и, не стесняясь, женскую тоже, аккуратно сложенную Микой вчера. Мин Алика дышала рывками, а Форама, нашептывая, целовал и гладил ее, кое-как натянув сверху простыню, и наконец, повинуясь успокоительным звукам его голоса, женщина расслабилась, и он сразу же поднялся, накрыл ее одеялом, тут же кивнул ожидавшим и прошел в душ. Чувствовал он себя почти бодро: осмотр, учиненный червонными, был поверхностным, не специальным, какой проводится по особому указанию, а сопутствующим, профилактическим, для какого ни указания, ни даже причины не требовалось. Значит, и на самом деле пустяки какие-нибудь. Перед уходом он еще поцеловал ее - Мин Алика все лежала, без слов, без звука, лишь как-то странно содрогаясь всем телом, - и пробормотал: "Позвоню, как только выяснится. Ты сейчас же, как встанешь, сообщи на всякий случай моему законнику", - и успел записать координаты законника прямо на стенке; ему не препятствовали, он был в своем праве, лишь один из пришедших, старший, судя по трем сердечкам на воротнике, мельком просмотрел то, что написал Форама, потом глянул на часы на стене и потом на свои, на запястье. Они вышли, и лишь вдогонку им прозвучали первые за все время слова Мин Алики: "Не бойся, все будет хорошо", - сказала она четко, без призвука слез или ужаса, и Форама успел оглянуться, улыбнуться, насколько хватило сил, и кивнуть. Таким способом решилась для него транспортная проблема: червонные не пользовались линейным транспортом, в их распоряжении находился воздух. Лодка ждала на крыше. Дома, линии, эстакады, еще пустые, промелькнули внизу в предутренних сумерках, высоко вверху проскользили очередные тридцать два огонька, и еще столько же за ними, - все покосились на них равнодушно, зрелище было привычным, а все же каждый раз что-то заставляло поднять голову и хоть мельком, но увидеть: жило, видимо, в подсознании понимание того, что когда-нибудь огоньки эти могут оказаться последним, что ты увидишь в жизни... Форама не гадал, куда везут, знал, что вряд ли угадает, чего же зря терзать себя, привезут - скажут, сейчас важно одно: ничему не удивляться, не спрашивать и не возражать, иначе может возникнуть неблагоприятное впечатление, ибо кто не знает за собой вины, тот и не возражает, ерепенится лишь тот, у кого рыльце в пушку. Поэтому Форама думал сейчас только об Алике, жалел ее, оглушенную таким завершением их первой любовной ночи, первой - потому что два года до того в счет не шли; жалел и представлял сейчас каждое ее движение и каждый взгляд так четко и неоспоримо, словно сам стоял рядом и видел ее, и сжимал зубы от томления и бессилия... Тем временем ровно нарезанные кварталы промелькнули внизу, и вот лодка повисла над чем-то непонятным. Словно странный цветок раскрыл внизу свои неровные, грязно-черные со ржавыми подпалинами лепестки. Не сразу понял Форама (шесть пар глаз впились в него в этот миг), что это был их институт, но не нормальный, каким выглядел он на снимках и рисунках, а нелепо искалеченный, обезжизненный, словно кто-то сверхсильный неуемно буйствовал внизу и разодрал корпус вверх и в стороны. Так оно и было, но Фораме знать это было неоткуда, и лицо его застыло в удивленном ужасе, приникнув к окошку снижавшейся лодки, потом глаза на мгновение оторвались от развалин, обошли медленно, словно в поисках разгадки, всех шестерых, - те глядели сурово, - и снова приковались к искореженному бетону, от которого еще поднимался тонкий и холодный дым. Лодка села прямо в развалинах, все вылезли из нее и пошли тесной группой, окружив Фораму, но, впрочем, никак не стесняя его движений. Шли перекосившимися, полуобрушенными коридорами, светя фонариками, перелезая через завалы, где глыбы бетона с торчащими, разорванными, словно нити паутины, прутьями арматуры были перемешаны с обломками мебели, приборов, битым стеклом, обугленными тряпками, в какие превратились ковры, гардины, чехлы, спецодежда; людей, к счастью, не было в тот час на верхних этажах. Перебираться было трудно, местами - рискованно, шестеро помогали друг другу, в опасных, местах оберегали Фораму - и все без слова, беззвучно. Спускались с этажа на этаж по лестницам, иногда висевшим на нескольких уцелевших прутьях; Форама лишь вздыхал, сокрушенно и недоуменно, но истина уже начинала брезжить перед ним, и когда они вошли в относительно уцелевшее, усыпанное только хрупкими осколками стекла помещение в самом низу, на ярус ниже бывшей их лаборатории, он, кажется, почти сообразил уже, что такое произошло или, во всяком случае, могло здесь произойти - хотя все, что он знал и мог предположить, не давало никаких оснований думать, что это должно было произойти. И он в нетерпении все убыстрял шаг. Люди, поспевшие сюда до них, не томились в ожидании Форамы и не выглядели уже раздавленными происшедшим, хотя в первые минуты пребывания здесь наверняка именно такими и были. Они, разместившись кое-как вокруг нескольких железных верстаков (в соседнем помещении находилась мастерская), переговаривались вполголоса, как при покойнике; покойником был институт. Пощелкивали счетчики, показывая, что уровень радиации, хотя и по сравнению с нормами повышенный, оставался все еще относительно безопасным для людей: сверхтяжелый элемент распадался чисто. Слышались тут и другие звуки, ранее в институте не воспринимавшиеся, звуки улицы: рокот линий, приглушенное щелканье переходов, неожиданно четкие голоса редких в этот час пешеходов, переговаривавшихся с солдатами оцепления. Обнаружив, что за ночь привычное, соседствовавшее с ними, изменилось не к лучшему, люди связывали теперь открывшуюся им картину с ночным толчком и грохотом, которые большинство восприняло с испугом, быстро миновавшим, так как толчки не повторялись, а на экране в это время была игра, и отвлекаться не оставалось времени. Кроме того, обширная территория вокруг института, засаженная деревьями, пригасила звук... Звучал в теперешнем слуховом фоне и голос механизмов, уже доставленных сюда и принявшихся осторожно разгребать и растаскивать обломки, так что переговаривающимся в уцелевшем помещении людям пришлось поближе наклониться друг к другу, чтобы слова долетали. Все сошлись теснее и сдвинули головы, кроме Цоцонго Буя, сидевшего поодаль и не участвовавшего в разговоре. И потому, что он держался поодаль и молчал, а остальные беседовали, возникало впечатление, что он был подсудимым, а остальные - судьями, и сейчас обсуждался вердикт. Форама, завидев коллегу, тотчас же двинулся к нему, обойдя сваленные в кучу, привезенные, но никем не надетые антирадиационные костюмы; подошел, и они обменялись кивками. Форама взглядом спросил, Цоцонго пожал плечами, кожа его лица, чуть вспотевшего, отблескивала в несильном свете аккумуляторных ламп, смешивавшемся с крепнущим светом дня, пробивающимся в проломы. Форама уселся рядом с Цоцонго, и теперь "обвиняемых" стало уже двое. Форама оглядел остальных; тут были ученые - руководство института, и кто-то сверху, из материнской организации; были стратеги и были вещие - все незнакомые, высоких уровней. Те, что сопровождали Фораму, к начальству близко не подошли, и их словно бы и совсем не стало видно. Обвиняемым, или кем они тут были, кивнули, приглашая присоединиться к остальным; кивнули не то чтобы очень дружелюбно, однако и не враждебно - коротко, по-деловому. После краткого колебания Цоцонго и Форама поднялись, и разговор стал общим, опять-таки не резкий, а деловой разговор, без обвинений и оправданий. Интерес и цель, как сразу было сказано, были у всех одни: понять, что же случилось, установить - как и почему. Для этого важно все, любая мелочь, самая, казалось бы, незначительная. Мар Цоцонго, почему на этот раз вы не приняли непосредственного участия в опыте? А вы, мар Форама? Странно, что от вашего присутствия отказались в самый решающий момент: вы же стояли, так сказать, у колыбели?.. Это понятно, что были два человека сверх установленного числа, странно только, что именно вас... Это неубедительно: кто стал бы в такой обстановке мыслить категорией чинов и званий? Вероятно, у руководства лабораторией были и другие мотивы, во всяком случае, в тот момент? Как всем ясно, спросить их об этом мы, увы, не можем, но постараемся установить по каким-то косвенным признакам, по самой логике событий. Нет, никто ни в чем никого не подозревает, и вас в том числе; однако истина ведь должна быть установлена, не так ли? Институт погиб, погибли люди, важнейшие данные, ценный материал, и тут, мар Цоцонго, уже не до мелких обид. Очень хорошо, что вы это понимаете, а вы, мар Форама? Тоже. Итак, что у нас есть? По каким то причинам, которые пока будем считать не вполне установленными, вы оба не приняли непосредственного участия в заключительной стадии эксперимента. А в подготовке его участвовали? Конечно. Скажите, а не могло ли - не забудьте только, речь не о вас, вас ни в чем не обвиняют, мы обращаемся к вам скорее как к экспертам, к людям более сведущим, чем любой другой; итак, не могло ли в процессе подготовки произойти - или скажем лучше: не могло ли быть допущено нечто такое, что потом привело к взрыву? Мало ли: недосмотр, небрежность, невнимательность кого-то из готовивших, не обязательно умысел, нет, не обязательно мина замедленного действия - почему вы решили, что мы не способны мыслить иными категориями? Вы спрашиваете, каков характер взрыва? Не было ничего такого, что могло бы взорваться? Видите ли, как раз это нас и интересует, но пока нет никакой ясности. Вот почему мы и хотим представить: не могло ли что-нибудь - скажем, небольшой инициирующий взрыв - привести к гораздо более сильному взрыву, связанному с экспериментом? Так, мы особо отметим это: вы полагаете, что сам элемент в условиях, в которых он находился во время эксперимента, никак не мог стать источником взрыва. Давайте разберемся более детально. Он что, вообще не способен взрываться, этот элемент? Не беспокойтесь, все, здесь присутствующие, имеют право на полную информацию... Да-да, я имею в виду ту самую цепную реакцию, о которой вы говорите. А почему вы так уверены, что критическая масса далеко не могла быть достигнута? Да, теория, разумеется, заслуживает всяческого уважения, но не бывает ли, что практика опровергает... Невозможно? Прекрасно, мы отметим это. Ну а не могло ли быть так, что производство элемента вдруг ускорилось? Я имею в виду, что по вашим расчетам в единицу времени должно быть получено такое-то количество, а на самом деле выход оказывается значительно большим? Они постоянно контролировали накопление элемента? Ну, а если они, допустим, увлеклись или были отвлечены чем-то другим? Не представляете? Откровенно говоря, я в это тоже не очень верю. А, вот это очень важно: вы полагаете, что если бы цепная реакция вдруг началась в том объеме элемента, который должен был накопиться к концу работы, то взрыв оказался бы слабее? Очень важное замечание. А что, элемент может взрываться только таким, строго определенным образом? Да, да, распадаться. А других вариантов нет - с более значительным выделением энергии? Как вы сказали - могли бы быть, если бы прекратили свое действие законы природы? Я рад, что чувство юмора вам не изменяет, и мы тоже надеемся, что все законы продолжают действовать - и законы природы в том числе. Итак, если встать на вашу точку зрения, - а вы, мар Цоцонго и мар Форама, среди нас - единственные подлинные специалисты во всем, что касается подозреваемого элемента, - то мы должны признать, что получаемый в процессе эксперимента элемент, по данным теории и накопленного к сегодняшнему дню опыта, не мог стать причиной и источником взрыва, тем более взрыва такой мощности, какой на самом деле произошел. При этом умысел со стороны кого-либо из людей, причастных к эксперименту, вы отрицаете, а что касается небрежности, то не можете представить, в чем она могла бы заключаться и как проявиться, я вас правильно понял? Чудесно. В таком случае давайте подумаем, проанализируем вместе. Квалифицированными специалистами неопровержимо установлено, что взрыв произошел в той точке института, где, судя по планам и схемам, находилась камера с так называемой средой стабильности - той, над которой работали вы, мар Цоцонго, если не ошибаюсь? Именно там накапливался элемент. Допустим, что в определении центра взрыва можно было ошибиться на метр-полтора. В этом объеме находится лишь те помещение, в котором люди наблюдали за ходом эксперимента. Следовательно, если взорвался не элемент в камере, то источником взрыва послужило что-го другое, находившееся в наблюдательном помещении. Ну а что вообще там могло взорваться - как из того, что входило в условия самого эксперимента и обязательно должно было там находиться, так и из того, что могло быть принесено туда лицом, о котором мы пока ничего конкретного не знаем? Вот уважаемые ученые высших уровней считают, что и ускоритель и вся прочая аппаратура эксперимента никакой взрывоопасности не представляли. А как полагаете вы? Прекрасно, итак в этой части - полное единомыслие. Что вы думаете об исходных продуктах эксперимента? И с этой стороны, следовательно, опасность не грозила. Ну а промежуточные и конечные продукты? Не кажется ли вам, что искать нужно именно здесь? Потому что судите сами: если бы произошел, скажем, пробой изоляции, он привел бы к замыканию в цепи энергообеспечения и мы отделались бы перерывом в ходе эксперимента, ну пусть выходом из строя ускорителя или даже всего лишь каких-то его секций, в самом крайнем случае возник бы пожар. Но не взрыв! Далее, исходные продукты: атомарный гелий, - у меня правильно записано? - свинец и золото. Ничто из них не взрывается. И остаются лишь два места поиска: сам процесс синтеза и уже синтезированный элемент. Вот-вот, вы заметили совершенно правильно: процесс синтеза был испробован неоднократно, и не только теоретически, но и практически не должен был приводить и не приводил ни к каким непредвиденным осложнениям. Значит, остается одно: сам элемент. Повторяю: мы исключаем - пока - возможность злого умысла. Да, мы готовы согласиться с вами, что здесь есть две стороны вопроса; сам элемент и условия его хранения, или, как вы это называете, среда. Что же, давайте продолжим наш анализ. Что представляет собой среда? Ах, перестроенное воздействием комбинации полей пространство. Ну хорошо... Могла эта среда нарушиться? Вы полагаете - могла, если бы - что? Если бы разрегулировались или вышли из строя поддерживающие ее устройства или если бы прекратилась подача энергии к ним. Почему маловероятно? Тройная надежность, три параллельных цепи? Звучит убедительно. Могу добавить: цепи энергоснабжения находились под нашим постоянным контролем, - вы этого не знали, вам и не нужно было знать этого, - и до самою последнего мгновения (у нас есть записи) ничто не указывало на возможность какой-нибудь неисправности, перебоя. Итак, если отрицать наличие умысла... Но не будем пока об этом. Предположим простое совпадение: вышли из строя все три цепи. Теоретически такое ведь возможно, как вы полагаете? Я понимаю, что вероятность мала, но все же... Итак, они вышли из строя, все три; к чему это привело бы? Можно этим объяснить то, что произошло? Вы говорите - исключено. Мы, конечно, смыслим в теории куда меньше вашего, но все же постараемся понять хоть что-то, и пусть наше невежество вас не смущает. Объясняйте смело. Итак, два периода полураспада; допустим. Один - вне среды, другой - в среде. Пока все понятно. Нет, формул не надо, словесно. Итак, если бы среда прекратила свое воздействие, элемент перешел бы из категории долгоживущих в категорию неустойчивых, но все же с периодом полураспада... не так быстро, пожалуйста... двенадцать с половиной часов приблизительно. Так; дальше? При наличии того небольшого, вы говорите, количества элемента, какое было синтезировано, распад его с данной скоростью не привел бы даже к сколько-нибудь заметному увеличению радиации? Все это было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство: взрыв-то все-таки произошел, и это - непреложный факт. Вы по-прежнему утверждаете, что элемент взорваться не мог. Да, о массе вы уже упоминали. Критическая, подкритическая... Теория, знаете ли, хороша, когда она объясняет факты, но вот факт налицо, а теория объяснить его не в состоянии. И очень жаль. Да, естественно, что вам тоже жаль. Удивительно, если бы было иначе. Да потому, что если взорвался не элемент, то взорваться могло лишь нечто, чего в лаборатории быть вообще не должно было. И тут уж никак не обойтись без понятия умысла. Но умысел существует, как вы понимаете, не сам по себе, а лишь в связи с определенным, конкретным субъектом - носителем умысла. И этот злоумышленник, мы уверены, находится не среди погибших, а меж уцелевшими. Об этом свидетельствует наша теория и наша практика. Так что лучше давайте-ка сначала попытаемся исчерпать все, что можно сказать и предположить по поводу элемента. Что значит - мы вас запугиваем, мар Цоцонго? Отнюдь. Просто обстоятельства в данном случае складываются не совсем благоприятно для вас, а наша задача - анализировать именно обстоятельства. Какие именно? Пожалуйста, я назову их. От участия в завершающей стадии эксперимента вы оба каким-то образом уклоняетесь, это раз. Да, вы говорили, но проверить этого никто уже не в силах, к нашему глубочайшему сожалению. Второе: вы не ожидаете даже завершения эксперимента, что казалось бы для вас вполне естественным, но покидаете лабораторию и институт, едва лишь истекает официальное время работы. А ведь, как нам известно, вы неоднократно задерживались в лаборатории и по менее важным поводам, вряд ли вы станете опровергать это. Обида? Знаете ли, мар Форама, обида способна продиктовать и самые, казалось бы, неожиданные поступки, в том числе злонамеренные; я на вашем месте не стал бы ссылаться на обиду. Что ж, если вы настаиваете - пожалуйста... Итак, фактом остается, что оба вы поспешно покинули институт. Нам известна ваша другая причина, мар Форама, нам все известно. Но в связи с этим обстоятельством возникает, в свою очередь, целый ряд вопросов. Ну, например. Вы человек, скажем так, средних лет. Партнерша ваша... да, ради бога, пусть - любимая, тем хуже, - итак, ваша возлюбленная значительно моложе. Интерес молодых женщин к мужчинам в возрасте, вы уж не обижайтесь, нередко бывает связан с чисто материальными стимулами. Нет, мы не беремся судить, с чем именно вы приезжали к ней, что дарили, и так далее. Мы сейчас не знаем точной суммы ваших расходов, но постараемся узнать, будьте спокойны. Какое отношение имеет? Самое непосредственное, не столь уж вы наивны, чтобы не понимать. Во-первых, эксперимент был связан с затратой немалых количеств золота. Вы знаете эти данные, да и мы тоже. Кто закладывал золото в камеру? Да, но под вашим надзором? Вот; а имели ли вы после доступ к камере на протяжении этих восьми часов? Видите! Следовательно, при всем уважении к вам мы... Взрыв, согласитесь сами, - прекрасный способ скрыть дефицит ценного металла, который сейчас на бирже оценивается... Что значит - не синтезировалось бы? Мы понимаем так, что синтезировалось бы, но меньше запланированного, а когда случилась заминка оттого, что золото кончилось раньше времени, - тут и грохнуло... Минимальная масса, необходимая для начала синтеза, иначе ничего не пошло бы? Но это вы так говорите, это еще проверить надо. А как мы сейчас проверим, если все в обломках? В ноль двадцать третьем институте? Что же, неплохая идея. Мы наведем там справки. Но, кстати, вовсе не обязательно дело должно заключаться именно в золоте. Это лишь одна из рабочих версий, гипотез по-вашему. Есть и другие. Вы не забыли, мары, что на свете существуют Враги? И что для них было бы очень кстати, если бы наш головной институт, занятый решением проблем, во многих отношениях представляющих важнейший государственный интерес, взлетел на воздух - как оно и получилось на деле. За такое удовольствие они были бы готовы заплатить куда больше, чем стоило то несчастное золото... Повторяю: это гипотеза, мы не сомневаемся, мар Форама, что вы не только лояльные граждане, но и патриоты, никто этого не оспаривает, вы зря возмущаетесь... Но тогда позвольте уж и мне быть откровенным: а в вашей любовнице вы тоже уверены? Так-то вы все о ней и знаете? А вы обращались к нам, чтобы мы дали заключение? Поймите правильно, мы не ханжи и не пуритане, человеческие потребности есть человеческие потребности, и ученый тоже человек, никто не подвергает этого сомнению; но если бы вы обратились к нам, мы с радостью помогли бы вам сделать правильный и во всех отношениях достойный выбор; однако вы так не поступили, так что позвольте уж нам остаться при наших сомнениях - во всяком случае до тех пор, пока они не будут опровергнуты - безусловно, к нашему общему удовольствию. Мы уже предпринимаем некоторые шаги в поисках именно этих опровержений... А вы, мар Цоцонго, ваших партнеров по "мосту" хорошо знаете? Мы слышали, вам случается там и проигрывать, и не так уж мало. Не возникает ли у вас в этой связи нужда в дополнительных доходах, кроме тех, о которых вы сообщаете налоговому инспектору? Проверим, мар Цоцонго, проверим, проверять - наш долг. Что у вас еще, мар Цоцонго? Да, разумеется, специалисты уже определили силу взрыва достаточно точно. Как оценивается она в пересчете на стандартное взрывчатое вещество? Кажется, есть. Сейчас, минутку... Да. Взрыв эквивалентен... м-м... Сколько это будет - десять в шестой степени килограммов? Тысяча тонн? Да нет, быть не может. Разрушения, конечно, велики, но... Ах, вот как, вверх? Перекрытия представляли меньшее сопротивление, чем... Так, так... Подтверждения сейсмических станций, так... Да, мы знаем, что институт строился с учетом возможности подобных происшествий... Какой объем занимает тысяча тонн стандартной взрывчатки? Не знаю точно, полагаю, что... Вы спрашиваете, где она могла бы помещаться так, чтобы ее никто не заметил, и каким способом можно было бы доставить ее на место взрыва через всю систему безопасности института? М-да, это было бы и вправду затруднительно. Действительно, трудно предположить, чтобы в стенах института могло находиться такое количество взрывчатки. Пронести-то ее можно было бы и по килограмму... Но почему именно стандартное вещество? Почему не урановый заряд? Ах, нынешний уровень радиации был бы во много раз больше? Да, видимо, так оно и есть. Ну что же, признаюсь: я очень рад. Рад тому, что версия о взрыве, произведенном при помощи каких-то посторонних средств, отпадает. Видимо, мы не успели предварительно взвесить все "за" и "против" этого варианта, у нас просто не было времени, и я очень благодарен вам, мары, за то, что вы помогли нам прояснить некоторые важные детали. Надеюсь, что и в дальнейшем мы сможем сотрудничать так же плодотворно. Однако из этого с очевидностью следует один вывод, а именно: мы должны снова вернуться к элементу. Почему нам так хочется? Во-первых, потому, что причина взрыва все же должна быть точно установлена - хотя бы для того, чтобы предотвратить подобные явления в дальнейшем. Во-вторых... Во-вторых, - тут мы коснемся некоторых, так сказать, вопросов весьма важного и деликатного свойства. Вы, конечно, понимаете, мары, что те два представителя Стратегической службы, которые прибыли для участия в заключительной стадии эксперимента, - весьма достойные люди, память о них сохранится в наших сердцах, - прибыли далеко не случайно и не из чистой любознательности. Вы знаете, вероятно, что возможность использования нового элемента в качестве... э-э... рабочего вещества в некоторых устройствах, играющих важную роль в проблемах планетарной обороны... Знаете, да. Так вот, здесь, как вы успели, конечно же, заметить, присутствуют другие, весьма авторитетные представители столь почитаемого нами ведомства. И не случайно. Взрыв, о котором все мы, разумеется, глубоко скорбим, - страшное же несчастье, погибли прекрасные люди, - взрыв получился, надо сказать, очень убедительным. Если действительно это взрыв элемента; но вы сами помогли нам опровергнуть иное предположение. Раньше тоже считали, что новый элемент сможет получить определенное распространение для упомянутых мною нужд. Однако тогда - го-мары подтвердят, - принималось, что понадобятся значительно большие его количества. Сейчас, когда есть основания считать, что столь грандиозные разрушения возникли при срабатывании крайне малого количества элемента, - вы говорили, мар Форама, что... Да, не более кубического сантиметра, - стратегам, естественно, сразу же захотелось выяснить: а нельзя ли немедленно предпринять шаги в направлении, так сказать, полезного применения этого неожиданно открытого свойства. Тогда мы получили бы возможность конкретно думать о новых, гораздо более совершенных средствах защиты, которые для своей доставки в нужные районы не потребовали бы столь громоздких устройств, как современные, и в то же время... В конце концов, у всех у нас - одна забота. Таким образом, что требуется сейчас от всех нас, а от вас, мар Цоцонго и мар Форама, в первую очередь? Думать. Интенсивно и продуктивно думать. И как можно скорее найти те обстоятельства, условия, события - как угодно, - которые привели к столь неожиданному результату. Потому что только выяснив все до конца, мы сможем повторять подобные взрывы уже сознательно, иными словами - ставить новые эксперименты, результатов которых будут с нетерпением дожидаться очень многие. Вы ученые, вы лучше меня понимаете, как добиться этого; мыслите теоретически, пробуйте практически - делайте все возможное. Мы понимаем, что трудно ставить вам какие-то конкретные сроки, но думаю, что справиться как можно скорее - прежде всего в ваших собственных интересах. Да, мар Цоцонго, но не только потому, что это будет, безусловно, связано со многими отличиями и продвижениями, а также иными поощрениями. Но еще и потому, что если вам не удастся, невзирая на все усилия, найти обоснованное объяснение происшедшего, как некоего естественного процесса, связанного с особенностями нового элемента, то нам волей-неволей придется продолжать поиск в иных направлениях. Ибо, согласитесь, без причины институты не взрываются. И тогда нам снова придется, к нашему взаимному огорчению, вести разговор на личные, и порой весьма щекотливые, темы. Так что, учитывая все сказанное... О чем, о чем я не упомянул? Ах, вот что... Да, конечно, нельзя не согласиться с тем, что в таком варианте могли бы возникнуть предположения, что в системе обеспечения безопасности вашей деятельности, деятельности института, оказались какие-то прорехи, слабые места, недоработки, на худой конец просто плохое несение службы теми, кто должен нести ее бдительно. Однако, мары, могу вас заверить: мы убеждены, что в нашей системе подобных недостатков не было и нет и взрыв никоим образом не связан с ее несовершенством. Никто, повторяю - никто не мог проникнуть со стороны и каким-то образом организовать катастрофу. За весь низший персонал мы ручаемся, он - вне подозрений. Что же касается самих ученых... Но об этом мы сегодня говорили уже достаточно. Так что будет очень хорошо для всех, подчеркиваю - для всех без исключения, если окажется, что виновата тут природа, и никто другой. Природа - ну, в сочетании, быть может, с ошибкой или небрежностью, допущенной в роковой момент одним из тех несчастных, с кем мы уже более не можем побеседовать. Найдите эту ошибку, мары, научитесь повторять ее совершенно сознательно - на расстоянии, конечно, при помощи механизмов, мы не желаем жертв, - и из совершившегося несчастья мы сможем извлечь, не исключено, немалую пользу для нашей прекрасной планеты в целом и для каждого человека в частности... Таким был этот странный разговор. После того, как представитель вещих умолк, на столе как-то незаметно появились бутерброды, соки, молоко - все натуральное, все высшего уровня. Все и на самом деле чувствовали необходимость подкрепиться: нервов было потрачено немало, а расход нервной энергии при сидячем образе жизни, как известно, ведет к ожирению, неправильному обмену и множеству заболеваний сердечно-сосудистой, нередко столь пренебрегаемой нами системы. После импровизированного завтрака стратеги и все прочие составили сами собой один кружок, ученые же объединились в другом, где пошел разговор уже более конкретный. Конкретным он стал, конечно, не сразу, никто просто не знал, с чего начать, за что зацепиться. Слишком невероятным было случившееся, и единственным, что они, люди знающие, могли по этому поводу сказать, было бы: "Такого не бывает". Но вот же было, однако. И теперь приходилось объяснять, что же случилось, как и почему. Задача, выходившая за рамки научного анализа, как прямо и заявил один из ученых высших уровней. Директор бывшего института, тоже змееносец, лишь потряс лысой головой и пробормотал: "Господи, вот уж действительно незадача, о господи!" - и этим его вклад в анализ проблемы пока что ограничился: совсем растерялся старик. Теоретик четвертой величины уже считал что-то на извлеченном из кармана калькуляторе, потом сказал: "Во всяком случае, это не аннигиляция. Иначе тут осталась бы разве что воронка и немного пыли". Тут" все встрепенулись: для научного - анализа отрицание не менее важно, чем утверждение, значит, наметился путь: давайте сначала отметем все, чего быть никак не могло, а потом уже посмотрим, как можно интерпретировать то, что останется. И понемногу дело пошло. Форама с самого начала, как только завершился тот, первый разговор, где ему явно или неявно кое-чем угрожали, ощутил некий прилив уверенности: в конце концов, если вдуматься, речь ведь шла о вопросе, относящемся к области его научной компетенции, случившееся можно было рассматривать и как нормальную проблему. Дело было всего лишь в очередной загадке естества - но не их ли и разгадывал он долгие годы? Цоцонго, как только разговор пошел о деле, тоже приободрился, почувствовал себя, словно на очередной научной конференции. И начал рассуждать вслух: - Видите ли, как правило, такого рода неожиданности должны все же предупреждать о себе некоторыми странностями в поведении природы, определенными отклонениями от нормы. В естестве все обусловлено, хотя мы и далеко не всегда умеем проследить и обосновать эту обусловленность... - Какие же странности были на сей раз? Вам удалось что-нибудь заметить? - Не знаю, можно ли ставить в прямую зависимость... Как раз вчера, пока шел эксперимент, в котором мы с коллегой неожиданно не смогли принять участия... мы таким образом получили свободное время и смогли повнимательнее всмотреться в материалы предшествовавших дней. И вот при анализе снимков я подметил любопытную, кажется мне, закономерность... Я не ставлю этого себе в заслугу, с таким же успехом ее нашел бы и мар Форама, мне просто больше повезло... Я заметил, что скорость распада нового элемента, распада вполне естественного, самопроизвольного, закономерного и безопасного, не оставалась постоянной, но варьировала. - Каким же образом? - это директор начал оправляться от шока: знакомая лексика подействовала на него, как успокоительная музыка, как лекарство от нервов. - Двояко. Во-первых, она, эта скорость, проявила четкую тенденцию к нарастанию... - Теоретически ничем не обоснованную, - вставил Форама. - Вот именно. И тем не менее вчера скорость распада, судя по фотографиям, была больше, чем позавчера. Позавчера - больше, чем днем раньше. Меня это заинтересовало, я взял часть снимков - сколько уместилось в портфеле - с собой, и вечером дома попытался сделать какие-то первоначальные выводы. И оказалось, что достаточно долгое время с начала работы по синтезу нового элемента скорость распада оставалась постоянной, и именно в теоретически предвычисленных пределах. - И никаких аномалий? - Вероятностные флюктуации, не более. Но затем, начиная с определенного момента... - Минуточку, мар. С какого именно момента? Это важно. - Сегодня - пятый день с тех пор, как все началось. Скорость распада начала увеличиваться как раз в последние дни. - Скачками? Постепенно, равномерно? Подчиняясь какой-то закономерности? Можно ли отыскать функциональную зависимость?.. - Пока не удалось. Не так ли, мар Форама: четкой закономерности там не было или, во всяком случае, она смазывалась другим явлением. - В общем, - вступил Форама, - тенденция ускорения была несомненной, но ускорение не выглядело, как функция какой-то переменной. Или, вернее, переменная сама возрастала без системы, не подчиняясь какой-либо закономерности. А смазывалось явление тем, что величина распада еще и варьировала в течение суток: становилась максимальной ночью и ослабевала к середине дня, несколько позже полудня. Причины этого пока совершенно неясны - для нас, во всяком случае. Видимо, нужно собрать дополнительные материалы. - В чем вы нуждаетесь, мар Форама? - Мы должны попытаться установить: не началось ли пять дней назад нечто, какой-то процесс, который так или иначе можно было бы связать с поведением элемента. Мы не имеем представления о характере этого процесса, поэтому надо принимать во внимание буквально все. И то, что происходило в других лабораториях института, и в окрестном районе, и - кто знает - даже у антиподов. Очень важно, что этот гипотетический процесс должен изменяться таким же образом, нарастая и ослабевая от полуночи к полудню. - Громадный объем работы, - сказал директор. - Но, я уверен, нам помогут. Очень много заинтересованных. Все невольно покосились туда, где заинтересованные сидели за другим железным верстаком и тоже, видимо, составляли свою диспозицию. - Но уже сейчас, - сказал Форама, - напрашиваются некоторые предположения. - Мы внимательно слушаем, мар Форама. - Совершенно не исключено, что некое воздействие, вызывающее повышение скорости распада, связано с ориентацией планеты в пространстве. Если принять такое предположение, то придется учесть и возможность внешнего воздействия, иными словами, что источник возмущений может находиться вне планеты. - Интересно. А вы, мар Цоцонго, тоже так считаете? - Не исключено. Хотя это и не обязательно. Например, воздействие радиоволн определенных частот. Известно, что проходимость коротких волн меняется от времени суток, и... - Однако, мар Цоцонго, до сих пор считалось общепризнанным, что никакие воздействия такого рода не могут влиять на скорость распада неустойчивых элементов... - Тут речь может идти о возмущении среды. Не забудьте: в нашем случае среда - пространство, реорганизованное комбинацией полей... - Об этом никто не может судить лучше вас. - Раз уж приходится заниматься тем, что, по существующим воззрениям, вообще не должно происходить, то почему бы не допустить и такого предположения? Механизм влияния, конечно, нам пока непонятен. Но можно подумать, что вам ясен механизм внепланетного влияния! - Нет, разумеется. Но тут остается возможность поисков. Скажем, какое-то жесткое излучение... - Кто-нибудь его да зарегистрировал бы, - не согласился Цоцонго. - Ибо тут нужно необычайно мощное излучение, способное разбивать ядра. Это раз. А во-вторых, оно должно нарастать, иными словами - мы должны сближаться с его источником. Видимо, нужно запросить обсерватории. Подошедший к их столу вещий уже минуту-другую прислушивался к этому обмену мнениями. Сейчас он, видимо, счел, что наступил подходящий момент для того, чтобы повернуть ученое собеседование в надлежащем направлении. - Прекрасно, - сказал он. - А вы не подумали, мары, что вражеская планета - тоже внешний фактор? И что поток излучений, о которых вы говорили, мог исходить именно оттуда? Мы срочно запросим обсерватории: в какое время суток их планета стоит в нашем небе выше всего и каково сейчас взаимное движение планет. Но если моя, пусть и не совсем научная гипотеза подтвердится, то неизбежно возникает вопрос: каким же образом наши враги с такой точностью узнали, какая именно работа ведется в вашем именно институте? Мы будем крайне серьезно интересоваться этим. И виновных, самое малое, в разглашении тайны мы неизбежно найдем. - И все же я предпочитаю думать, - упрямо проговорил Форама, - что мы столкнулись с каким-то явлением природы, которое пока не можем объяснить. - Мар Форама, - помолчав, сказал змееносец, директор института. - До сих пор, по крайней мере, наука исходила из стремления объяснить мир на основании уже известных нам и многократно подтверждавшихся на опыте явлений. Лишь при п