ждый микрокосм - и вы, и я, каждый! - станет открытым для всех остальных, пусть каждый станет звездой среди прочих светил - и тогда начнем думать о дальнейшем. Сейчас - это просто преступление, и помогать в его осуществлении способен только безумец - или преступник. Вы - не тот и не другой. Зачем же вы помогаете им? Не знаю, может быть, он ожидал моих возражений; но я промолчал. Не то, чтобы признал его правоту - но что-то в его речах было, в чем следовало разобраться на досуге. - Капитан Ульдемир! Скажите: вы пойдете с нами? Я вдруг почувствовал усталость. Мне больше не хотелось ни с кем полемизировать. И тем менее - принимать какие-то решения. - Вы, однако, не сказали, - ответил я, - чего вы хотите именно сейчас и именно от меня. Ведь не всех же соратников вы вербуете таким способом! Или как раз таким? Охранитель кивком головы переадресовал мой вопрос одному из тех трех-четырех, что до сих пор лишь слушали, помалкивая в тряпочку. Тот пренебрег вопросом о способах вербовки и сразу схватил быка за рога. - Вот чего мы хотим, - молвил он негромким и даже приятным голосом. - Фермер и Мастер, как нам - и вам тоже - известно, принимают меры к заселению ближайших шаровых скоплений. Как известно, первая попытка не удалась... "Теперь можно понять почему", - подумал я, но высказываться по этому поводу не стал, предпочтя слушать дальше. - ...теперь предпринимается вторая. И поэтому вас послали сюда. Не так ли? - Откуда мне знать, что в голове у начальства, - сказал я, но это положение не нашло поддержки среди присутствующих. - Ну-ну, господин капитан, вы же прекрасно знаете, да и не в обычае Мастера - посылать эмиссара, не объяснив задачи. Вас послали сюда, чтобы вы постарались разобраться в том, что происходит на восемнадцати обитаемых планетах этого региона - чтобы потом принять меры к установлению здесь длительного мира. Ибо только в условиях длительного мира и научно-технического сотрудничества возможна космическая экспансия такого масштаба, как заселение и колонизация планет в других скоплениях. А другого пути нет, это вы тоже знаете. Вам предстояло сыграть роль разведчика, а если окажется возможным - и миротворца-невидимки. К счастью, это стало известно нам. Каким образом? Можете предположить, что среди окружения Мастера у нас есть сочувствующий нам человек, но можете и не предполагать: весь замысел настолько поддается простому логическому анализу, что затруднение может возникнуть лишь в определении личности эмиссара. Это было бы крайне просто, если бы Мастер послал одного из постоянно действующих эмиссаров; все они нам известны. Но именно поэтому он так не сделал, и нам еще до начала действий было ясно, что он выберет кого-нибудь из своего резерва, но имеющего достаточный опыт самостоятельной деятельности в иных цивилизациях. Безусловно, нам пришлось приложить усилия, чтобы обнаружить вас. Но к моменту, когда вам предстояла пересадка на точке Таргит, мы уже все знали. Техническая же часть не представляла трудностей... - Вам повезло с этой пересадкой, - вставил я. Он усмехнулся. - Безусловно, безусловно. Но везет, как правило, тому, кто ищет везения. И даже создает какие-то предпосылки для него. Я снова кивнул и сделал еще одну зарубку в памяти. - Теперь перейдем непосредственно к вашей задаче. Как ни прискорбно, но в существующей обстановке нам не нужен мир в этом скоплении. Напротив. Чем меньше будет в нем порядка, тем лучше. Потому что во времена беспорядков государства используют корабли и десанты не для заселения далеких миров, а для борьбы с ближайшими. Да, вы можете сказать, что это негуманно, и прочее. Мы и сами уже не раз говорили себе все это. Но может быть, вы знаете другой способ охранить Вселенную от преждевременной человеческой экспансии? Нам такой способ неизвестен. У вас он есть? Я лишь пожал плечами. - Мы были уверены, что нет. Таким образом, вам придется направить свои усилия на Ассарте на создание не мирной, но военной ситуации. Только при таком условии вы вообще попадете туда. Вы нам верите? В этом я им верил: если уничтожение людей в межпланетной войне, - тысяч, десятков, а может быть, и сотен тысяч людей их не смущало, то жизнь одного эмиссара и подавно. Я сказал: - Не вижу оснований сомневаться в ваших словах. Однако, думается, вы хватили через край. Я был послан, собственно, для сбора информации, не более того. Вы же требуете от меня куда большего: влияния на власть обширной державы. Боюсь, вы переоцениваете мои скромные возможности. - Господин Ульдемир! На первый взгляд, сказанное вами выглядит убедительно; но лишь на первый. Мы знаем, что, разобравшись в обстановке, вы так или иначе вмешаетесь в нее. И не вы один: нам известно, что у вас имеется группа поддержки. Эти люди уже там, на Ассарте. - Вам удалось убедить их? Я спрашиваю не из пустого любопытства. - Да-да, разумеется... - Тут он сделал секундную паузу. - К сожалению, они прошли точку Таргит раньше, чем мы успели принять меры. Так что убеждать их придется вам. Впрочем, насколько нам известно, они привыкли верить вам - поверят и на этот раз. Теперь вам ясно, чего мы от вас ожидаем. - Куда уж яснее, - согласился я. - Итак: вы согласны? На прямой вопрос мы ожидаем столь же откровенного ответа. Мы знаем, что вы человек слова. Выходит, они знали обо мне даже то, в чем сам я далеко не был уверен. Однако пользоваться хорошей репутацией всегда приятно, а если она не вполне заслуженна - тем более. Поэтому я приятно улыбнулся и сказал: - Благодарю вас за лестное мнение. - Следовательно - да? - Мне нужно подумать. - К сожалению, мы вынуждены принимать быстрые решения. Обстановка заставляет. Долго вы будете думать? - Пять минут. - Мы даем вам пять минут. Думайте. Мы не станем вас тревожить. Можно было ожидать, что после этих слов они деликатно оставят меня в одиночестве; не тут-то было. Никто из них даже не пошевелился; все остались на своих местах. Они не двигались и не проронили ни полсловечка; но взгляды их, острые и немигающие, были прикованы к моему лицу и рукам, чьи движения часто выдают ход мысли, потому что человек в первую очередь думает о выражении лица, а о пальцах забывает. Я постарался "не забыть. Собственно, думать было не над чем, и я попросил это время главным образом потому, что мгновенное согласие кажется более подозрительным, чем данное по зрелом размышлении. В человеке, которому предложили переметнуться во вражеский стан, должна происходить некая внутренняя борьба - если только он не беспринципный авантюрист; но я знал, что так плохо они обо мне не думают. Борьба должна быть серьезной. И я постарался всеми способами показать им, что схватился сам с собой не на жизнь, а на смерть. Тогда как на самом деле я успел решить для себя все, еще пока они договаривали свои тексты. Репутация человека слова стоит, конечно, немало. Но она - мое личное достояние, и я вправе распоряжаться ею, как мне заблагорассудится. И если ты готов ради какого-то дела пожертвовать другим своим достоянием - жизнью, - то можно принести в жертву и репутацию. Хотя, откровенно говоря, порой она бывает дороже жизни. Прошло уже минуты три из дарованных мне пяти, когда тишину нарушил сам Охранитель. - Капитан! - сказал он. - Я вижу, что вам думается нелегко. Весы колеблются. Поэтому позвольте мне бросить на одну их чашу некое обещание. Если вы сделаете для нас все возможное - я не говорю, заметьте, "все, что нам нужно", но лишь - что сможете, то у вас не будет проблем в воссоединении с той женщиной, по которой вы так глубоко тоскуете. Причем воссоединение это произойдет не на условиях Мастера - только в пределах Фермы, - но там, где вы захотите. Потому что мы можем повторить ее планетарный цикл. У нас есть такие возможности. Я бы сказал даже, что наши возможности неисчерпаемы. Честно говоря, то был удар ниже пояса. И, как от такого удара, я внутренне согнулся. - Это вы могли сказать и раньше, - проговорил я слегка севшим голосом. - Я понимаю, капитан, - продолжал он, слегка улыбнувшись, - что это новое обстоятельство вам тоже нужно всесторонне обдумать. Мне не нужны поспешные решения: бывает, от мгновенных обещаний так же скоропостижно и отказываются. Поэтому сейчас вас отведут в спокойное место, где вы сможете поразмыслить глубоко и всесторонне, и лишь после этого сообщите мне ваш окончательный вывод. - И если я все же не соглашусь? - Увы! - Охранитель развел руками. - Я предупредил вас еще в самом начале нашей содержательной беседы... - Помню, - кивнул я. - Хорошо. Мне действительно нужно как следует подумать. - Желаю вам ясного мышления, - напутствовал меня Охранитель. После чего меня вывели - снова под руки, словно дряхлую вдовствующую императрицу или еще кого-нибудь в этом роде. Вероятно, Охранитель полагал, что рассудок мой успешнее всего будет работать в небольшом помещении с надежным запором; во всяком случае, именно в такое место меня водворили. Обстановка была под стать монастырской: жесткая коечка, столик, два стула, одна массивная дверь и ни одного окна. Что же - выбирать не приходилось, поскольку платы за постой с меня до сих пор не требовали. Я уселся на стул в ожидании, пока мой конвоир не оставит меня наедине с моими мыслями. Однако он, похоже, даже и не собирался ретироваться. Напротив, он взял один из стульев, поставил его рядом с дверью, попробовал пошатать - видно, чтобы убедиться, что стул не разъедется под его тяжестью и не убежит из-под него, как взыгравший жеребчик, - а после этого испытания на прочность плотно уселся и еще поерзал, устраиваясь поудобнее. Это, вероятно, должно было означать, что страж мой утвердился здесь всерьез и надолго. - Парень! - сказал я ему нетерпеливо. - По-моему, тебя там заждались, тебе не кажется? Он ухмыльнулся и доложил, что ему не кажется. - Тогда, может быть, ты уйдешь просто так? Он дал понять, что не собирается. - Ты что же, - сказал я ему, - не слышал, зачем меня сюда отправили? Чтобы я мог подумать, не так ли? Он кивнул. - Ну, а как же я могу думать в твоем присутствии? Ему понадобилось некоторое время, чтобы обдумать мой тезис. Потом он пожал плечами. - Ну и что? - Слушай, тебе случалось когда-нибудь в жизни думать? Тут он заподозрил, что я над ним смеюсь, и нахмурился. - А тебе какое дело? - Если бы приходилось, - пояснил я, - то ты бы знал, что думание - это процесс очень интимный. Самый интимный, может быть. И присутствие посторонних ему совершенно противопоказано. Кажется, слово "интимный" у него с чем-то ассоциировалось, и он ухмыльнулся. Но "посторонний" ему явно не пришелся по вкусу. - Это я, что ли, посторонний? - спросил он мрачно. - Ага, - согласился я. - Не я же! Он поморгал, сосредоточенно глядя на меня. Похоже было, что ему очень захотелось дать мне в ухо - или еще куда-нибудь. Но он сделал усилие и сдержался. - Ты давай, думай молча, - посоветовал он. - И не серди меня. Я ведь и стукнуть могу. И ничего мне не будет. Потому что тебе все равно крышка. Слышать это было, конечно, не очень приятно, но я и глазом не моргнул: и без его слов я понимал, что положение мое вполне можно было назвать критическим. - Стукал один такой, - сказал я. - И куда покрепче тебя был. - Ну и что? - Он не удержался, как я и думал - спросил. - Очень пышные похороны были. Все очень жалели. Он, в общем, и неплохой человек был, только глуповатый: стукнуть захотел. - Ну ты! - сказал мой страж угрожающе. - Не бойся, - успокоил я его. - Сегодня я в добром настроении, так что можешь сидеть спокойно, если уж тебя ноги не держат. Я потерплю. Хотя несет от тебя, правду сказать, как из болота. Ты хоть иногда умываешься? - Чего-о? - Умываться, понимаешь? Ну, это когда берут воду, желательно и мыло, и при помощи одного и другого удаляют с себя грязь. Не понял еще? Я понимал, что перегибаю, но другого выхода просто не видел. Надо было поторапливаться: я не знал, когда Охранитель снова потребует меня, чтобы выслушать мой отказ. Мне обязательно нужно было перехватить инициативу еще раньше. Потому что из всей нашей долгой беседы я сделал один серьезный вывод: все то, что он мне пел там, была чистой воды липа: принципиальные вопросы такого типа, как судьба Вселенной, не решают при помощи перехвата чужих эмиссаров и прочей уголовщины. Здесь явно готовилось что-то куда более сиюминутное и конкретное. И раньше, чем я приложу усилия, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову, мне нужно было хоть в общих чертах уяснить - что тут затевается. А для этого требовалась свобода передвижения - хотя бы в пределах Заставы. Свобода же начиналась с устранения этого типчика. Впрочем, сейчас он уже не сидел, привольно развалившись. Он весь собрался, готовый вскочить в любую минуту. Кажется, желание поговорить со мной по-мужски уже вызрело в нем до такой степени, что вот-вот должно было посыпаться зерно. Оставалось добавить совсем немного. - Ну, я вижу, насчет умывания ты не специалист, - констатировал я печально. - А в чем ты специалист? На что ты вообще способен, кроме сидения на стуле? А, да, жрать ты здоров - это я еще за столом заметил. Жаль только - у тебя все в жир уходит. (Мой собеседник плотно стиснул челюсти и засопел носом, все громче и громче; мне это понравилось.) А ты еще хочешь, чтобы тебя боялись. Вот смотри: я сейчас подойду и дерну тебя за нос - и ничего ты мне не сделаешь... И я на самом деле встал, в три шага приблизился к нему и решительно вытянул руку в направлении его носа. И тут он наконец взорвался. Толчком метнулся вперед (стул отлетел и с треском впечатался в стену), заранее вытянув руки с увесистыми кулаками. Кажется, он пытался что-то сказать, но получилось одно лишь громкое шипение - словно челюсти его свело судорогой и он не в состоянии был разжать их. Ярость, однако, не заменяет умения. Мне и до того представлялось, что драться этот парень любит, но не умеет - я имею в виду, профессионально. И выпаду его можно было лишь улыбнуться. Он, конечно, заслуживал того, чтобы поиграть с ним - однако я чувствовал, что времени у меня в обрез, и поставил ему мат в один ход, легко уклонившись и рубанув его ребром ладони в переносицу. Это серьезный удар. Страж упал и выбыл из строя, думается, надолго. Секунду-другую я постоял, прислушиваясь. Кажется, наша возня не привлекла ничьего внимания. Я осторожно отворил дверь. Тихо. Я двинулся по коридору - бесшумно, как меня учили на Ферме. В доме царил покой, где-то недалеко звучали голоса. Я определил направление. Приблизился, остановился перед двухстворчатой дверью. Она вела в то самое помещение, в котором мы вели переговоры; я установил это, потому что такая дверь была тут единственной, остальные - попроще, одностворчатые. Я вслушался. Говорили двое. Один голос я узнал сразу: то был Охранитель. Другой, низкий и хрипловатый, принадлежал, как мне припомнилось, тому здоровенному мужику, которого я тоже отметил с первого взгляда. К сожалению, начало разговора прошло без моего присутствия, но и продолжение его оказалось достаточно интересным. - ...Непростительно. Две попытки - и обе неудачны. Вы потеряли время. Магистр, и не выиграли ничего. Я начинаю сомневаться, способны ли вы вообще добиться успеха. - Стечение обстоятельств. Охранитель, способно разрушить даже самые лучшие планы. Но в третий раз осечки не будет. - Наоборот, теперь она гораздо более вероятна. Они там не младенцы и понимают, что два покушения - это уже система. Они неизбежно примут меры. - И все же я... - Хорошо, хорошо. Но пусть это будет запасным вариантом. - А что же - основным? - Подумайте о ней. - О... - Да, именно. Потому что ведь если со сцены сходит она, законная передача власти произойти не может, не так ли? И это дает вам некоторые шансы. То есть, во всяком случае ваши шансы тогда уравняются. - Вы правы. Охранитель. - Отправляйтесь и сделайте это. Я напоминаю еще и еще раз: у нас мало времени. Если через самое большее две недели мы не начнем схватку - можно будет ее вообще не начинать: все окажется бесполезным. - Я помню это. Охранитель. Вы распорядились о моей отправке? - Разумеется. Вам нужно будет лишь назвать адрес. - Я сделаю это сию же минуту. Позвольте лишь один вопрос. - Да? - Вы и в самом деле полагаете, Охранитель, что этот... капитан, как вы его называете, захочет работать на вас? - Я не придерживаюсь столь низкого мнения об эмиссарах Мастера. Нет, конечно. - Но вы все же собираетесь отпустить его? - Я рассматривал такую возможность. Если бы вы обеспечили качественное наблюдение за ним на планете, мы через него обнаружили бы и его сообщников. Я не буду до конца спокоен, пока они скрываются где-то на Ассарте - и, безусловно, действуют. - Кучка людей - следует ли вам опасаться их? - Маленькая горсточка песка способна вывести из строя громадный и точнейший механизм. Но сумеете ли вы сейчас обеспечить наблюдение? - Увы, нет, - после паузы последовал ответ. - Я потерял слишком многих в этих двух попытках. - Я так и думал. - Следовательно, мне не надо будет опасаться встречи с ним на Ассарте? - Можете быть спокойны. Он не уйдет отсюда. - Вы... ликвидируете его? - Ни в коем случае! Тогда он снова окажется в распоряжении Мастера - уже в другом качестве. Нет, нет. Пусть пока побудет здесь; а время покажет. - Благодарю вас. Охранитель. И еще одно... Мне очень хотелось услышать, в чем заключалось это "еще одно". Но больше рисковать нельзя было. Я должен был опередить Магистра, стартовать прежде, чем это сделает он: ведь для меня они вряд ли станут включать транспортную систему. И я без колебаний покинул свой пост у дверей и бросился по коридору в его дальний конец. Я действовал не совсем наугад, но исходил из того, что планировка жилища Заставы должна была в общих чертах походить на ту, по которой была создана Ферма. На Ферме транспортное помещение находилось на втором этаже, а лестница начиналась в самом конце коридора. Так оказалось и здесь. Я промелькнул по ней, едва касаясь ступеней. На втором этаже было так же безлюдно. Я обратил внимание на то, что даже условные обозначения на дверях тут были такими же, как на Ферме; что же - большое спасибо, теперь я не рисковал ошибиться. Вот за этой дверью - связь; на мгновение у меня возникла нахальная мысль: войти туда и передать сообщение Мастеру. Наверное, я так и поступил бы, но сейчас самым важным было все-таки - выбраться отсюда живым и по возможности здоровым. Связь можно будет установить и с Ассарта, - думал я, не замедляя шага. Будущее показало, что в этом я ошибался; но даже знай я это заранее, все равно не стал бы задерживаться. Вот и нужная мне дверь. Я рывком распахнул ее. И на мгновение застыл от неожиданности. Почему-то я решил, что здесь будет пусто, никто мне не помешает. Однако в транспортном помещении находился человек - наверное, один из обслуживающих эту сверхтехнику. Он повернулся ко мне - брови его полезли вверх, рот стал медленно открываться... Я пожалел его задним числом - когда он уже лежал, скорчившись, в углу и судорожно хватал ртом воздух. В конце концов, он ни в чем не был виноват. Но ведь и я, кажется, тоже? Встав на светящийся круг посреди комнаты, я едва не назвал Ассарт. И спохватился лишь в последний миг. Лететь отсюда на Ассарт нельзя было, потому что я попал бы в их точку выхода - и вряд ли меня встретили бы там гостеприимно. Мне надо было оказаться там, где еще ждали, как я надеялся, меня - а не Магистра. И я скомандовал: - Точка Таргит! В тот неуловимо малый промежуток времени, что проходит между командой и ее выполнением, я успел еще заметить, как стала отворяться дверь из коридора. Наверняка это был Магистр. Но он опоздал. Темное облако упало на меня - и все исчезло. Это означало удачный старт. 3 В Жилище Власти в Сомонте царила суета и взволнованная неуверенность, какие всегда сопровождают конец старого и начало нового правления. Все понимают, что перемены неизбежны, при этом одни надеются, что изменения их не коснутся, другие - что преобразования окажутся к лучшему для них, третьи с тоской предчувствуют свой закат. Самые немногочисленные - четвертые - предпочитают во благовремении уйти самим, не дожидаясь, пока сверху им придадут поступательное движение в направлении черного хода. Все знали, что сейчас, до Проводов усопшего Властелина в Великую Семью, ничего не произойдет, но потом изменения посыплются лавиной; и остававшиеся день-два были самыми мучительно-беспокойными. Пока же новым был лишь сам Властелин. Когда он, возвратившись из Летней Обители, впервые вступил в Жилище Власти пусть еще официально не утвержденным традицией, но фактически уже полноправным Властелином, выражение лица его было мрачным, и многие сердца дрогнули. Все успели уже утвердиться в мысли, что он - человек суровый и решительный и действовать будет круто, так что многие сразу же бросились в поисках соломы, чтобы своевременно подостлать ее на том месте, куда предстояло упасть. Однако и в первый день правления, и во второй не произошло ничего. Властелин, как все понимали, скорбел об отце; как-то не думалось о том, что ведь сам он отца и убил: все понимали, что не сын убил, но Порядок, так что никому и в голову не приходило применить к Властелину такое определение, как "отцеубийца"; ему самому, кстати, тоже. Тем не менее, на лице его была скорбь - но лишь он один (и разве что еще Ум Совета) знали, что вызвана она была не смертью отца, - смерть эта была неизбежной и необходимой, - но непонятно сложившимися отношениями с Ястрой, Жемчужиной Власти. А ведь раньше казалось, что где-где, но тут не приходится ожидать никаких подводных камней... Об этом и размышлял Властелин, когда вошел Ум Совета. Вошел без доклада, воспользовавшись привилегией, предоставленной ему еще покойным Властелином много лет тому назад. Выглядел старик необычно торжественно, и одет был во что-то, ранее ни на ком не виданное: в длинный черный балахон с капюшоном, оставлявшим на виду только глаза и нос. Изар, недовольно подняв голову, сперва даже не узнал его; мгновенно и суматошно ударила в виски не мысль, но какой-то внутренний отчаянный крик: "Убийца! Вот оно!.." - и рука сама потянулась к рукоятке кинжала, который висел на поясе постоянно. Но старик успел заговорить, и звук его голоса сразу привел Властелина в сознание. - Вставай, Властелин. Пойдем. - Куда и зачем? - спросил Изар, тоном выказывая недовольство. - И что это на тебе за черные паруса? В другом случае Ум Совета наверняка ответил бы шуткой; на сей раз он остался торжественно-серьезным. - В этот день ты должен вознести просьбу Богу Глубины. - Ага, - пробормотал Изар, понимая. - Посвящение? - Да. Только сперва надень это. Он выпростал из балахона руку со свертком. Изар развернул. Там оказался такой же маскарадный наряд. - Цвет мог бы повеселее быть, - упрекнул он. - Придумано не нами. Черный - цвет Глубины. - Глубины чего? Моря? - Всего. Земли. Пространства. Постой. Помогу тебе облачиться. Изар набросил на себя одеяние. - Люди шарахаться будут... - пробормотал он. - Мы никого не встретим по дороге. Я приказал. Меня еще слушаются - по старой памяти. - Куда же мы пойдем? - Увидишь. Недалеко. Они вышли. Долго шли коридорами, сворачивая, опускаясь на несколько ступенек, потом опять поднимаясь; человеку, плохо знакомому с Жилищем Власти, заблудиться в его переходах ничего не стоило. Потом стали спускаться по лестнице - одной из заброшенных, каких в Жилище было множество. Оказались на первом этаже. Еще одна лестница вниз. Подвал. - Ты ведешь меня в преисподнюю? - Здесь это слово неуместно. Будь осторожен в речах. Кто знает... Старик не закончил, умолк. - Мы придем когда-нибудь? - Еще немного терпения, Властелин. Узки подвальный ход. Протискиваясь по нему, Изар задевал плечами за стены. Потом ход расширился. И кончился, упершись в железную дверь. - Что это, Ум Совета? - Тут ты должен называть меня: Посвященный. Изар повиновался, невольно проникаясь ощущением серьезности и таинственности предстоящего. - И все-таки: что там, Посвященный? - Не забудь: Жилище Власти некогда было крепостью. Она строилась постепенно, разрасталась век за веком. Вот эти стены сложены четыре тысячи лет тому назад, а может быть, и еще раньше... Конечно, дверь куда новее. А за ней начинается подземный ход. - Тоже древний? - Под нашим городом целый подземный лабиринт, а под Жилищем Власти он особенно разветвлен. Никому не известно, когда он создавался. - Во времена самой первой Истории? - Первая она для нас. Но ведь и до нее что-то могло быть... - Ты веришь в это? - В молодости не верил. Как и ты сейчас. Но чем больше живешь, тем лучше понимаешь простую истину: в этом мире все возможно. Потому, может быть, что, как сказано в легендах - хотя и не прямо, - этот наш мир тесно переплетается с другими мирами - не "этими" и не "нашими". - Наверное, чтобы размышлять о таких вещах, нужно иметь много свободного времени... Но чего мы ждем? - Я жду, пока ты перестанешь внутренне суетиться. Постарайся ко всему относиться серьезно. Они постояли перед дверью еще минуту-другую. - Теперь можем идти. Замысловатым старинным ключом Посвященный отпер замок, с усилием отворил дверь. Первым вошел в подземный ход, подождал, пока не перешагнул высокий порог Изар, и запер дверь изнутри. Их охватила мертвая темнота. - Если бы ты предупредил, я взял бы фонарь... - Это было бы неуместно. Обожди немного. Во мраке лишь по шуршанию одежды можно было понять, что старик совершает какие-то движения, делает шаг, другой... Потом звякнуло железо, посыпались искры - невиданной, как подумалось Изару, яркости. Впрочем, вероятнее всего, это в темноте так казалось. Еще удар, еще... Затлел трут. Старик дул, закашливаясь. Потом возник язычок пламени: загорелся тонкий лоскутик древесной коры. И неожиданное пламя осветило ход, в котором они стояли - каменную кладку стен, пол, сводчатый потолок. Это загорелся факел, который старик теперь держал в руке. Из стенного зажима он вынул еще один, зажег от первого, вручил Властелину. - Теперь можем идти. Двинулись. Ход изгибался, местами от него ответвлялись другие коридоры, поуже или пошире; Ум Совета шел уверенно, ни разу не замедлив шага. Свернули еще раз; за поворотом ход стал опускаться все ниже и ниже. Воздух был сыроватым, но не затхлым - наверное, тут существовала какая-то система вентиляции. Глубже, глубже, еще глубже... - Подниматься назад будет весело, - проворчал Изар. - Нелегко, да. Особенно мне. Но я проделываю этот путь, надо полагать, в последний раз. - Почему? - Надеюсь, что теперь Посвящение перейдет на тебя. И освободит меня. - Разве у меня и так мало дел?.. - А тебе ничего не придется делать. Отцу твоему, во всяком случае, это ни разу не доставило никаких забот. - Зачем же тогда вообще... - Так повелось издавна. - Форма осталась, смысл утерян? - Можно судить и так. А может быть - не было надобности в наших действиях. - Какие же действия, если суть дела непонятна? - Понадобилось бы - стала бы понятной. Изар не стал возражать, справедливо полагая, что со стариками вообще спорить бессмысленно: они уже мыслят иными категориями. Да, собственно, так и должно быть. Наконец (одна Рыба знает, сколько они уже прошли) уклон начал уменьшаться, скоро совсем исчез, пол снова стал горизонтальным. А впереди почудился свет. Нет, не почудился: на самом деле оказался. Светилось непонятно что: как будто самый потолок - бледным, но вполне достаточным светом; достаточным, чтобы и без помощи факелов увидеть, что ход здесь кончается, упираясь в гладкую каменную стену. Не дойдя до нее несколько шагов, Ум Совета остановился. - Пришли, - сказал он. Изар осмотрелся вокруг. Ничего не было. Просто кончился ход. Или, может быть, не стена была перед ними, а тоже какая-то дверь особого толка? Он высказал эту догадку вслух. Старик кивнул. - Да. Глубина начинается за ней. - Почему же ты не откроешь? Чего мы ждем? - Ничего. Открыть ее нам не только не по силам; нам запрещено пытаться проникнуть за нее именем Бога Глубины. - Зачем же мы пришли? - Совершить обряд. Преклони колени. Ум Совета сам опустился на колени, Изар повторил движение. - Теперь ты будешь повторять за мной. - Хорошо... Старик помолчал. Вздохнул. И начал: - Повелитель Глубины, стоящей на страже Вселенных и Миров... Он сделал паузу. Изар повторил слова. - Глубины, лежащей на ободе колеса Времен... Глубины уязвляющей и уязвимой... Повелитель сущего, мнимого и неведомого... Твои слуги стоят на страже недреманно... И теперь пришла пора смены. Я, преклоняющийся и посвященный, ухожу. Но прежде посвящаю сего преклоняющегося. Узнай его, и найди, и пришли посланца. Мир Глубине! С минуту помолчав, старик встал. Отряхнул колени. - Вот и все, - сказал он. - Возвращаемся в молчании... Было холодно и сыро. Я сидел на траве, медленно приходя в себя. Похоже, в точке Таргит что-то разладилось с транспортировкой иди я по неопытности не совершил каких-то необходимых действий; так или иначе, когда меня раньше перебрасывал Мастер, это проходило без всяких неприятных ощущений. Сейчас же я был в состоянии крепкого похмелья. Надо было окончательно очухаться и собраться с мыслями. Я попал сюда ночью. Стояла густая темнота. Это несколько удивило меня. Я никогда не бывал на Ассарте, но знал, что темных ночей здесь практически не бывает - ну, несколько в год, не больше. Ассарт ведь находился в центре звездного скопления, и ночное небо на нем - это не наше звездное небо даже в самую ясную погоду; наш звездный пейзаж - лишь хилый намек на то, что видно - или во всяком случае должно быть видно - в ассартских небесах. Великое множество звезд, составляющих скопления Нагор и расположенных относительно недалеко друг от друга, делают ночное небо Ассарта похожим не на черный бархат с блестками - как хотя бы у нас на Земле, на окраине Галактики, - но наоборот, на серебряную сферу, на которой лишь кое-где заметны темные пятна. Здесь множество звезд видно даже среди бела дня - во всяком случае, так объясняли мне те, кто готовил меня к этому путешествию. Но сейчас все это великолепие надежно закрывали от меня черные облака, их слой был, видимо, достаточно толстым, и они пропускали свет не больше, чем ватное одеяло, наброшенное на ночник. И это в общем-то пустяковое обстоятельство почему-то сильно портило мне настроение, которое и так было, откровенно говоря, не блестящим. Потому что все началось не так, как предполагалось, а я по давнему опыту не люблю плохих начал. И в голову лезла всякая ерунда. Хотелось думать, что меня, пусть и не лучшим образом, все-таки забросили на Ассарт. Но не было гарантии, что именно в то место, где наши должны были ждать. Да и если бы - что толку? Я прекрасно понимал, что все уговоренные сроки моего прибытия прошли и меня больше никто не ждет. Потому что нас было мало, а дела много. Каким-то образом надо было выбираться самому. Куда? Вероятнее всего, в столицу. И начинать работать. Скверно, конечно, что какое-то время придется действовать в одиночку. Но действовать надо: ведь я могу найти своих, а они - меня только по результатам нашей работы. Если даже ты угодил на дно - пускай понемножку пузыри, а те, кто тебя ищет, не пропустит их мимо взгляда. Это я понимал; недаром когда-то тонул. Я почувствовал, как озноб пробирается все глубже, грозя дойти до костей. К своим костям я, как правило, отношусь доброжелательно, и не хотелось подвергать их лишнему испытанию. Надо двигаться. У меня была полная свобода действий: я мог отсюда направиться в любом угодном мне направлении. Все они сейчас были для меня одинаковы. Каждое вело куда-то - или никуда не вело. Впору было подбросить перышко и идти за ним. Я пошарил по траве, но никакого перышка не обнаружил. Я залез в карманы. Там оказалось столь же пусто. Ничего особенного у меня с собой, конечно, не было, но и то немногое, что оставалось, охранители, верно, забыли положить на место. Ну, конечно, им не до таких мелочей. Но там, кроме всего прочего, была моя любимая зажигалка. Будь она здесь, я попытался бы разжечь костерочек и погреться. А будь при мне и пакетик с бутербродами, неведомым путем оказавшийся в моем кармане еще на Ферме, я сейчас бы поел; вероятнее всего, поужинал: сумерки, окружавшие меня, явно были вечерними, а не предрассветными. Вскоре совсем стемнеет. Значит, задача номер один - отыскать какое-то местечко для ночлега. Потому что переться в темноте неизвестно куда, да еще по лесу, было бы далеко не самым благоразумным. "Черт дери, да когда же это ты бывал благоразумным? - спросил я сам себя, и тут же ответил: - Ничего не значит, пора им становиться..." Я встал, сделал несколько приседаний, слегка подрался с тенью, стараясь не сделать ей больно. Кровь стала обращаться чуть быстрее. Наступила пора выбрать направление. Кругом был лес. Так. Я помнил, что мне и следовало прибыть в лес: место встречи, понятно, было выбрано в уединении, резонансные транспортировки на Ассарт происходили, как нетрудно сообразить, без ведома здешних властей. Ну, хорошо. Чтобы поправить настроение, предположим, что я оказался действительно в условленном пункте. Карты мне не дали, да и будь она у меня - охранители ее наверняка тоже присвоили бы. Жуликоватый народ. Чем дальше я об этом думал, тем больше приходил к убеждению, что они старались навешать мне на уши как можно больше лапши - к сожалению, совершенно несъедобной. Нет, не в сохранении Вселенной было тут дело, под всем этим была какая-то другая подоплека, и хотя во всем том, что они говорили, была своя логика, мне все время чудилось, что это была легенда, специально разработанная для меня. Ладно, разберемся на досуге... Да, так что же? Значит, я прибыл в условленное место. Если так, то здесь меня ждали. Ждали не пять минут. И не час. Дня два, пожалуй. Потому что был еще и резервный срок прибытия. Если здесь столько времени околачивался даже один-единственный человек, то он должен был оставить хоть какие-то следы. Даже если не хотел этого. А если хотел?.. В самом деле: а если хотел? Мои друзья знали, что я не прибыл вовремя. Но они неплохо знали и то, что я не так быстро поджимаю лапки. Иными словами, надежда на то, что я все-таки доберусь сюда, у них должна была остаться. И поэтому они не могли исчезнуть, не оставив для меня какой-то посылочки. С указанием на то, где искать их. С едой. С фонарем. С оружием... "Ну конечно, - прервал я сам себя. - Со сменой белья. С новым костюмом. С небольшим, но ходким автомобилем. А лучше - вертолетом. С полдюжиной до зубов вооруженных парней охраны... Как же, все они для тебя припасли, все... Ладно, ладно. И все же - надо искать". К счастью, я все это время оставался на том самом месте, в котором впервые соприкоснулся с Ассартом. Теперь я зашарил вокруг себя в поисках уже не перышка, но чего-то более серьезного. Где можно было оставить передачу? По нашей практике - в месте, где ее можно без особого труда обнаружить не только днем, но и ночью. Почему-то искать такие вещи чаще всего приходится ночью. В то же время, схорон не должен бросаться в глаза: иначе днем его совершенно случайно обнаружит и подберет кто-то из местных, кому передача, в отличие от меня, совершенно не нужна. И все равно, он ее утащит. Значит: она не должна быть заметна даже при свете, но ее можно без труда обнаружить и во тьме - если искать. Я знал только один такой способ. И знал, как ищут скрытую таким образом вещь: так, как отыскивают подо мхом боровики. Мне очень не хотелось, но я разулся. Носки сунул в карман, тяжелые бутсы связал шнурками и перекинул через плечо. В росистой траве ноги сразу же стали мерзнуть, так что я не стал мешкать и приступил к поискам клада. Способ этот прост: медленно ставишь босую ногу на почву, ощущая подошвой и пальцами каждую неровность, и, когда нащупываешь ее - осторожно исследуешь. Чаще всего это не то, что нужно; кроме того, в местах, где устраивают пикники, лучше к этому способу не прибегать: первый же осколок бутылки отобьет у вас охоту искать дальше. Но тут, кажется, пикниками не пахло, место прибытия как-никак выбирали профессионалы. Медленными шажками, плотно ставя ногу к ноге, я двигался по все расширяющейся спирали. Далеко спрятать они не могли, знали, что время будет дорого. И тем не менее... Нет, это не то. Плотная почва, пружинящая трава... Глупо, если они надумали положить сверху толстый квадрат дерна, не оставив под ним пустоты: тогда я при всем желании не смогу нащупать. В конце концов мой вес... Эп! Было от чего вскрикнуть чуть ли не вслух: правая нога не успела еще как следует опуститься на траву, как дерн ухнул куда-то вниз - и нога устремилась за ним, заставив меня упасть. Яма оказалась чуть ли в полметра глубиной. Да нет, где там полметра, глубже! Голеностоп пронзила нехорошая боль. Пока я высвобождал ногу из ямы, хотелось выть. Очень похоже на вывих - как нельзя более кстати... Ну, мастера, ну, мыслители!.. Нога наконец вернулась на поверхность, боль, казалось, все усиливалась, но я, стараясь не орать вслух, лег на живот и запустил в яму руку. Да, это была передача. Я извлек маленькую брезентовую, с пленкой внутри, сумку. В ней оказалось куда меньше, чем мне хотелось бы, но вещи были полезными: фонарик - один, пистолет - один, запасная обойма - одна, сложенный листок бумаги тоже в единственном числе. Что же, и на том спасибо. Если бы они еще догадались засыпать все это землей, только не утрамбовывая ее, не было бы необходимости ломать ноги. Костыля они, к сожалению, к посылке не присоединили. Ладно. Как говорится, так или не так - перетакивать не будем. Я снял куртку, снова лег, засунул под куртку бумажку, фонарь и собственную голову. Как я и надеялся, был нарисован маршрут. Профессионально, с указанием на север - юг. Жаль только, что здешние созвездия были мне совершенно неизвестны. Судя по плану, надо было держать на запад, оставляя справа единственное, по-видимому, в этой округе населенное место; выйти на дорогу, и по ней свернуть налево. Что будет дальше - схема не указывала, да и не могла. Дальше будет, что будет. Значит, на запад... Я рассовал все полученное по карманам, платком вытер мокрые ноги и стал обуваться. Правая нога упорно сопротивлялась этому; даже прикосновение к ней вызывало злобную реакцию вышедшего из себя сустава. Я попытался сам вправить вывих; не получилось; наверное, чересчур жалел сам себя. Что сейчас? Надо добраться до леса - полянка была метров сорока в поперечнике и я находился почти в центре; ничего, столько мы преодолеем и на одной, обутой ноге - вприпрыжку. Там попытаемся найти или выломать палку и определить север. И - в путь. Так я и сделал. Если мох на деревьях растет в Ассарте по таким же правилам, как на Земле, то направление я избрал в принципе верное. Выбрать, однако - полдела, надо его еще преодолеть... После некоторой возни - ножа у меня не было, а пистолет в таком деле плохой помощник, - я выломал сук, на который можно было опереться. Идти, конечно, я не мог - в лучшем случае ковылять. Но лучше даже видимость дела, чем полное бездействие. Я одолел примерно километр, и с каждым метром мне становилось хуже, нога болела все сильнее. Наконец настал миг, когда я совершенно ясно понял, что ни до какой дороги мне не добраться. Нужен был кто-то, кто вправит мне сустав; сам я попробовал еще раз и понял, что это не по моим способностям. И все же надо было идти. Тогда я придумал такую штуку: вытащил брючный ремень и как мог туго привязал палку к ущербной ноге - так, что конец ее торчал ниже стопы - на этот конец можно