отсюда. Миграт оказался прав. До гаража он добрался первым, и лишь минуты через три услышал хруст битого бетона и громкое сопение пробиравшегося по бывшей улице историка. Обождав, пока Хен Гот не прошел мимо, отпустив его метров на пятнадцать, Магистр двинулся за ним, не очень таясь, понимая, что за шумом своего дыхания и собственных шагов историк не услышит преследователя, даже если Миграт будет топать изо всех сил, как делают, когда танцуют северный танец ара-га. 9 Мне все-таки не удалось безмятежно проспать те немногие часы, что были отпущены обстоятельствами. Снова что-то застучало в виски - настойчиво, в тревожном ритме. Кто-то требовательно звал: - Капитан Ульдемир! Капитан... У ль! Еще не проснувшись как следует, я уже понял, кто это. И постарался ответить как можно более бодро, хотя в горле пересохло, как это бывает после сна, крепкого, как спирт. Так что несмотря на усилия я все же похрипывал: - Это ты? Ты? Где ты? Я рад тебя слышать, Эла! - Я вблизи. На Ассарте. И тоже рада. У тебя все в порядке? - Более или менее. Почему ты сейчас не здесь? Тебе ведь так легко... Она ответила не сразу. Но если бы я мог сейчас слышать ее голос, он наверняка звучал бы решительно. При прямом обмене мыслями о выражении голоса можно только догадываться, но я был уверен, что не ошибся. - Думаю, Уль, это не нужно. К тому же у меня другое задание. - Зачем же ты вызвала меня? Тебе нужна помощь? Я произносил все это вслух, хотя она воспринимала, конечно, только мои мысли. И на слух голос мой сделался еще более хриплым. - Нет. Хотела лишь предупредить тебя. Наши друзья... Я не вмиг понял, что она имела в виду экипаж: ту четверку, что осталась с людьми Ястры, когда меня, как говорится, полетели сюда. - Мои ребята в порядке. Совсем недавно мы разговаривали. - Очень хорошо. Нужно, чтобы все вы как можно быстрее заняли свои позиции. События развиваются стремительнее, чем ожидалось. Постарайся повторить их. Обстановка на планете сейчас, в главных чертах, такова... Несколько минут она вводила меня в курс дела: что, где и как. - Исходя из этого, и размести экипаж. - Понял. Послушай... - Желаю удачи. Всего. И она исчезла из мысленного пространства. Я еще минуты три пытался молча докричаться до нее; она не слышала, а скорее - просто не пожелала больше разговаривать. Нет, не дают человеку отдохнуть как следует. Да и вообще... Я сидел на постели, свесив ноги на пол, и в голову лезли всякие не относящиеся к делу мысли - вроде того, что все проходит и нельзя дважды утопиться в одной и той же ложке воды. А впрочем - что я, планетарное существо, знаю о людях космической стадии - пока сам еще не стал таким? И снова вкралась пронзительная мысль: а не пора ли? Что, в самом деле, осталось мне в этом мире? Человека удерживают в этой жизни два чувства: любопытство относительно того, что еще не было пережито, и желание продлить или повторить то хорошее, что уже было. Но любопытство мое иссякает, его осталось уже на самом донышке, а хорошее почему-то имеет свойство не повторяться. Продлевать же то, что происходило со мной в последнее время, совершенно не хотелось. Так что я вроде бы мог уйти хоть сейчас. И что мне за дело до того, кто будет править на Ассарте и каким путем пойдут все семнадцать планет скопления Нагор? Все тем же самым пойдут - по прежним расчисленным орбитам... Однако, кроме двух уже названных чувств, существует и еще одно: ощущение долга перед другими. Кто-то и в чем-то полагается на тебя и надеется, что ты выполнишь то, чего от тебя ждут. Мои товарищи. И - Ястра. Я ведь месяцами приучал - и в конце концов приучил себя к мысли, что с нею - все, инцидент закрыт, все унес ветер. Но, выходит, даже самого себя никогда не познаешь до конца. Есть в тебе такие уголки, куда тебе вход воспрещен. Во всяком случае, до поры до времени. Может быть, там, в космической жизни, нас и ждет бесстрастие вечного наблюдателя. Но пока я здесь... Ну что же, пусть ребята выходят на свои стартовые рубежи. Докричаться до Рыцаря мне удалось не сразу. Да и когда он откликнулся, восприятие оставалось нечетким, кое-что приходилось просто угадывать. - Рыцарь, я капитан. Срочно. Ответа не было, и пришлось собрать все силы, чтобы усилить сигнал. - Рыцарь, я капитан... Мне в ответ пробормотали что-то неясное. - Где вы сейчас? - ...Пути. Миновали... Что они миновали, понять не удалось. - Как скоро сможете прибыть? Срочное дело. В ответ до меня донеслись звуки, в которых я скорее угадал по интонации, чем разобрал доброе немецкое ругательство. И еще несколько слов: - ...докла ...мение ...ели будет ...зволено ...дировать конвой, сможем быс... Над ответом я раздумывал недолго: - Нет. Нам пока не нужно терять законное положение. А если вы окажете сопротивление... обойдитесь без крови, иначе... Уве-Йорген не стал дожидаться окончания фразы: - ...нятно ...колько часов ...монте ...чнее не могу ...место. Я уже хотел бросить бесполезные попытки, когда связь вдруг установилась, как если бы включился дополнительный канал. Вероятно, все четверо объединили свои усилия и дали Уве-Йоргену возможность передавать и принимать сообщения, не слишком напрягаясь. А может быть, они, находясь в движении, вышли из теневой зоны, какую могло создать какое-то большое сооружение или источник поля. - Капитан, я Рыцарь. Слышу хорошо. Прости за промедление: был очень приятный сон. Теперь внимательно слушаю. - Какова обстановка? Объясни членораздельно. - Я уже докладывал: мы усыплены и нас везут на тяжелой машине - видимо, в столицу. Да, судя по четкости, расстояние между нами было небольшим. - Ты все еще спишь? - Для конвоя - сладко грежу. Чувствую себя как после месяца на курорте. - У вас есть шансы стряхнуть конвой без большого шума, как я уже говорил? - Думаю, это не потребует труда. Скоро? - Сразу же, как только я договорю. Программа действий такова... И я изложил ему ту часть плана, которая касалась их непосредственно и которая успела за эти минуты у меня сложиться. Впрочем, в ней не было ничего сложного. Дело техники. - Ясно, - услышал я в ответ. - Сделаем на эфэф. Он иногда ввертывал такие вот словечки времен своей молодости. Не открывая глаз, мерно дыша, Уве-Йорген слушал и запоминал, стараясь не выругаться вслух при каждом новом толчке. Только один раз он переспросил - по той же безмолвной связи, разумеется: - А это-то зачем? - Есть предположение, что... Капитанский монолог продолжался еще несколько минут. В заключение было передано: - Я, видимо, буду оставаться в этих же местах. Как только все займут новые посты - докладывать независимо друг от друга. - Все понял. Я пожелал друзьям доброго пути и успехов, на этом разговор иссяк: - Вопросы? - Не имею. - Конец связи. - Конец. Миграт с удовольствием убедился в том, что в расчетах своих был прав: Хен Готу известны были и такие входы-выходы, о которых сам Магистр представления не имел. Что тут удивительного: парень был, хотя и непродолжительное время, но весьма и весьма доверенным лицом Властелина: они вместе мечтали, а это почти всегда ведет к взаимной откровенности. Вот и сейчас, когда историк вдруг исчез из виду, даже тени не осталось, Миграт не смутился: просто понял, что еще один тайный вход где-то совсем рядом и Хен Гот успел скрыться в нем. Остановившись, Магистр внимательно осмотрелся. Пока он крался, стараясь не упустить историка, он не старался точно сориентироваться в пространстве, откладывал на потом, лучшим ориентиром являлся сам Хен Гот. Сейчас пришла пора привязаться, как говорят военные, к местности. Первым заметным строением, на которое наткнулся в темноте его взгляд, оказалась старая знакомая: древняя и потому неизносимая башня Тонг. Та самая, с вершины которой он днем наблюдал за подходами к Жилищу Власти - и не только за ними. А впереди - там, где минуту назад исчез Хен Гот, - тоже маячило что-то, своей упорядоченной структурой отличавшееся от окружавших Миграта развалин. Дальше возвышались уже дома уцелевшего Первого пояса. Мысленно Миграт вернулся на Тонг, на свой наблюдательный пункт. Место, где он сейчас находился, днем располагалось в поле его зрения. Сейчас надо было как бы увидеть его сверху. Он и увидел. И даже более того: понял, что в нескольких шагах перед ним находится тот самый пятачок, на который днем сел маленький частный аграплан, высадивший, в числе прочих, и пресловутого Советника Жемчужины, Ульдемира. А маячившее впереди сооружение было не чем иным, как старинной аркой, под которой и скрылись днем прилетевшие люди. Получалось, что ход, использованный сейчас Хен Готом, не был таким уж неизвестным Магистру; но оставался, однако, неисследованным. Что же: всему свое время. Сейчас это время - решил он - наступило. Все это - и процесс привязки, и сопутствующие ему размышления - заняло едва ли больше минуты. Историк за это время не мог уйти далеко: Миграт успел уже убедиться в том, что в темноте Хен Гот ориентируется плохо. К тому же шаги в таком ходе, если их не скрадывать, слышны на немалом расстоянии. Было у Магистра и еще одно преимущество: с вечера до утра он не расставался с "филином" и сейчас мог видеть происходящее в туннеле лишь немногим хуже, чем при дневном свете. Благодаря полезному прибору, он быстро разыскал вход. Тот самый, куда несколькими часами раньше проскользнул Ульдемир вместе с его скромной свитой и только что - Хен Гот. Не колеблясь, Миграт двинулся тем же путем. Он рассчитал правильно: историк не успел уйти далеко. Шаги его отчетливо звучали, отражаясь от стен, потолка, пола длинного, узкого хода. "Филин" позволял Миграту продвигаться куда быстрее, не натыкаясь на стены на изгибах туннеля, и расстояние между выслеживаемым и догоняющим быстро сокращалось. Магистр шел, не поднимая шума, потому что тот же прибор давал ему возможность обходить то и дело попадавшиеся на пути камни, полуистлевшие куски дерева и прочий мусор, накопившийся тут за кто знает какие времена. Это получалось у Миграта само собой, внимание же оставалось сосредоточенным сперва лишь на звуке шагов, а потом уже и на достаточно четких очертаниях фигуры шагавшего историка. Хен Гот часто оглядывался, но заметить державшегося в отдалении преследователя он не мог. Миграт же вовремя заметил, как Хен Гот вдруг остановился. Казалось, он сделал это без всякой причины: тут не было ни ответвлений, ни лестницы, уводившей бы куда-то вверх, ни даже простой ниши. Туннель оставался по-прежнему гладким, лишь впереди справа, у самой стены, виднелось несколько аккуратно сложенных длинных досок, неизвестно как и зачем тут оказавшихся. Остановившись, Магистр продолжал наблюдать. Сперва он подумал было, что именно доски и были тем, что заставило историка остановиться. Ничуть не бывало: Хен Гот не обратил на них никакого внимания. Он остановился, не дойдя до них пары шагов, повернулся лицом к левой стене и, вытянув перед собой руки на уровне плеч, принялся шарить ладонями по камням. Не сразу, но через минуту-другую он нашел, похоже, то, что ему требовалось. Кажется, то был камень, внешне ничем не отличавшийся от всех, окружавших его. Хен Гот положил на камень левую ладонь, поверх нее - правую и, судя по движению, изо всех сил нажал. Почти секунду все оставалось неизменным. Потом Миграт услышал шорох и легкое поскрипывание. Звуки эти донеслись, однако, не из стены, на которую нажимал историк; скорее, источник их находился чуть в стороне - где-то под полом. А еще через несколько секунд часть пола пришла в движение: ближняя сторона этой ясно обозначившейся части - там, где кончались доски, - начала быстро опускаться, противоположная - метрах в четырех - подниматься, перегораживая проход и одновременно открывая путь куда-то в глубину. Если бы на этой части пола находился человек, он никак не мог бы удержаться на ногах и отпрыгнуть назад, но непременно заскользил бы вниз - неизвестно куда. Открывшийся провал был совсем рядом с Хен Готом. И Миграт ясно видел, как историк опустился на колени, нашарил руками край, сел на пол, спустив ноги в провал, лег на спину, перевернулся на живот и начал медленно сползать туда, вниз. Миграт сделал несколько шагов вперед, намереваясь, как говорится, на плечах отступающего противника проникнуть в секретный лаз, служивший, видимо, одновременно и ловушкой. В следующий миг он остановился. Лишь в последнее мгновение он, зажав себе рот ладонью, удержался от невольного возгласа. Он увидел: в то время, как Хен Гот сползал вниз, пытаясь, видимо, нашарить ногами ступени внутренней лестницы или же просто сокращая расстояние, какое надо было бы пролететь, спрыгнув, - одновременно с этими его движениями оттуда, снизу, одна за другой начали подниматься странные фигуры. Странным в них было прежде всего то, что это были не современные люди. Они - их было трое - нарядились, словно для маскарада, в какие-то средневековые костюмы. Это сразу бросалось в глаза. Но тут же Миграт понял и другое, куда более странное и даже страшное. В общем, они напоминали людей, конечно. Но контуры их были несколько размыты, словно бы каждая фигура была покрыта слоем тумана. А кроме того, они, похоже, были прозрачны или полупрозрачны: сквозь них виднелась все та же, ставшая вертикально плита. И наконец, поднимались они хотя и медленно, но ни на что не опираясь. Как бы всплывали в воздухе. Хен Гот, конечно, заметил их раньше, чем это удалось Миграту. И теперь видно было, как голова его, еще видневшаяся над открывшимся провалом, медленно поворачивалась, следя за фигурами, и Миграту было отчетливо видно, как историк даже глаза прикрыл пальцами одной руки (другой, наверное, за что-то удерживался там, внизу), а рот его распахнулся в беззвучном вопле ужаса. Значит, то не иллюзия была, не привиделось это все Магистру, но существовало и на самом деле, необъяснимое и оттого страшное. Но вот голова историка скрылась внизу. Фигуры неподвижно висели над провалом, они слегка колебались, словно состояли из нагретого воздуха. Затем плита вновь пришла в движение, и ближний ее край начал подниматься, дальний - опускаться. Когда - менее чем через минуту - она заняла свое обычное место и ни следа не осталось на монолитном, казалось, полу - фигуры тоже пришли в движение. Перебирая ногами - но не опираясь ими об пол! - они направились в ту сторону, где, прижавшись к стене, затаился Миграт. Не рассуждая, он бросился бежать к выходу. Сейчас в нем жил только инстинкт самосохранения. Он испытал страх - редкое для него чувство, возникавшее лишь тогда, когда он совершенно не понимал происходящего. Сейчас был как раз такой случай. Если бы в эти секунды он был способен анализировать происходящее, то сказал бы себе, что фигуры, увиденные им, больше всего напоминали привидения. Ему, как и большинству живущих, не приходилось сталкиваться с привидениями. И тем не менее он - опять-таки как и большинство живущих - представлял себе, как они должны выглядеть. Но сейчас ему было не до размышлений. Промчавшись со скоростью, какую только мог развить, два поворота, он замедлил бег и оглянулся. Его не преследовали, коридор был чист. Возможно, фигуры даже не восприняли его, как вряд ли восприняли и Хен Гота, хотя едва не задевали его, поднимаясь из провала. Или же - что было еще вероятнее - люди просто не интересовали их. Магистр перешел с бега на широкий шаг. Но о том, чтобы вернуться и хотя бы тщательно исследовать ту часть стены, где помещался управлявший плитой камень, он сейчас не хотел и думать. Ему показалось, что он задыхается, хотя воздух в туннеле - как и во всех других частях лабиринта, в которых Миграт когда-либо бывал, - был достаточно свежим, без всякой затхлости. В лабиринте наверняка работала какая-то система вентиляции, такая же древняя, как и сами эти подземелья. Если бы он все же преодолел себя и вернулся - или хоть выглянул из-за угла на первом же повороте, - то напугавших его фигур больше не увидел бы. Они скрылись. Зато он заметил бы другое: женщину, которая точно так же просвечивала и могла передвигаться, не опираясь на пол, но, в отличие от тех, принадлежала, безусловно, к людям. Мало того: Миграт, быть может, вспомнил бы даже, что в конце битвы за Сомонт - или примерно в то время - он где-то видел ее, а еще больше о ней слышал от офицеров с некоторых кораблей Десанта Пятнадцати. И еще увидел бы, как она без усилия уходит в стену, нимало не нарушив ее целостности. Но Миграту было не до возвращений сейчас. Только появившись на поверхности - под аркой, а потом и в развалинах, где можно было укрыться от всей и всяческой чертовщины, он, почувствовав, что силы совершенно оставляют его, уселся на обломок бетонного перекрытия, чтобы отдохнуть и как следует поразмыслить. Информации за последнее время накопилось немало, и надо было пропустить ее сквозь частое сито. Изар и Охранитель - вот о ком нужно было думать. Если бы, предположим, удалось столкнуть эти две силы между собой и обождать, пока они не ослабят, а еще лучше - вовсе обескровят друг друга, можно было рассчитывать на то, чтобы в решающий миг появиться в качестве третьей силы, свежей, - и решить спор в свою пользу. Охранитель формировал свою силу сам: было из чего. Изар мог стать сильным, только склонив донка Яширу выступить на его стороне. И с этой точки зрения, быть может, вовсе не следовало мешать Изару в его поездке: пусть доберется до Самора, пусть договорится с Яширой - и на равных вступит в борьбу с Десантом Пятнадцати. А сам Миграт будет, стоя в стороне, наблюдать за событиями, - чтобы в нужную минуту провести кулаком по доске, сметая с нее и те и другие фигуры. Такой образ действий был бы, разумеется, самым выгодным. Вот только... Одна малость мешала: откуда же возьмется тот кулак, которым Магистр сметет фигуры? Кулака не было. И - совершенно ясно - не было даже времени, чтобы собрать его, разыскивая людей в лесах и деревнях даже и соседних донкалатов. Вывод возникал сам собой: отдавать донка Яширу Изару никак не следовало. Донка надо было уговорить самому. Чтобы воспользоваться и его людьми, и - если понадобится - теми кораблями, что, судя по донесениям, время от времени снижались где-то в Саморе. Тогда Изар, как сила, отпадает, и тягаться с Охранителем придется Миграту самому. Ну что же, союзник всегда рано или поздно становится противником. Ничего нового в этом нет. И сложного - тоже. И преимущество будет на стороне Миграта: Охранитель и его люди здесь - чужаки, а он, Миграт, какую бы ни занимал позицию, - свой, и люди донка Яширы тоже - коренные ассариты. Значит - все правильно... Миграт почувствовал, что отдохнул достаточно. И, соблюдая нужные меры предосторожности, зашагал в старую усадьбу - туда, где находился отряд. И с каждым шагом в нем крепла уверенность в том, что он хорошо разобрался в игре с противостоящими ему сторонами. При этой мысли Миграт невольно ускорил шаги. Прошло не менее двух часов, пока он добрался наконец до расположения отряда. Подойдя к калитке, связанной из затейливо изогнутых стальных прутьев, он остановился и внимательно осмотрелся. Никого не было видно. В том числе и охраны, но ее здесь и не было: людям незачем было маячить около дороги, вход же на территорию усадьбы был и так уже - после визита людей Охранителя - надежно прикрыт. Миграт не сомневался в том, что сейчас находится на прицеле "урагана", расположенного в мезонине третьего, верхнего этажа, и что у этой установки дежурит, как и полагалось, один из лучших его стрелков. Любой чужак, попытавшийся бы войти без позволения, был бы уничтожен. И не обязательно пулеметным огнем. Миграт ступил за калитку. И тут же сошел с замощенной дорожки, что вела, описывая полукруг, к портику и колоннаде главного подъезда. Он двинулся параллельно дорожке, на расстоянии трех шагов от нее. Не сделай он так - уже на втором шаге подорвался бы на первой же из заложенных и на дорожке, и под газоном по сторонам ее мин. Мины нажимного и натяжного действия не делят людей на своих и чужих, для них чужие - все. И даже идя на безопасном расстоянии, Миграт внимательно поглядывал под ноги. Вообще его люди этим путем не пользовались, это была дорога для незваных. И сейчас Миграт избрал такой вариант лишь потому, что устал и спешил и ему вовсе не хотелось тратить чуть ли не полчаса на обход парка по периметру до тылового выхода. Он благополучно достиг подъезда и вошел. Дежурный стрелок находился на месте и приветствовал Магистра. То был Кармол - один из лучших профессионалов отряда, чья верность была испытана. Кивнув в ответ, Миграт спросил: - Вернулись? Стрелок отрицательно покачал головой. - Что сообщали? - Миграт перевел взгляд на карманную рацию, лежавшую перед дежурным на столике. Достаточное количество такой техники Магистр вывез с Инары, куда эти аппараты были завезены с Цизона. Миграт был заранее предупрежден о том, что из-за глушащих спутников обычная связь на Ассарте не работала, эти же коробочки со встроенными компьютерами позволяли отсеять текст от помех. - Кстати, замени мою. Не повезло. Он вытащил и бросил на стол пострадавшее при нападении историка устройство связи. - Ага, - сказал Кармол. - А мы уже беспокоились. От вас ни слова. В отряде Миграта порядки внешне не соответствовали воинским; обращение было свободным. Пока не доходило до дела. Из старинного шкафа с треснувшей сверху донизу дверцей Кармол достал новую рацию в фирменной упаковке. Миграт тут же воспользовался рацией, чтобы вызвать отряд. Откликнулись незамедлительно. - Что у вас? Они говорили открытым текстом: слишком мала была вероятность, что их услышит посторонний. В первую очередь он обычно слушал донесения, приходившие от той части его людей, что была заранее выслана на дороги для контроля и разведки и успела уже установить посты достаточно далеко от Сомонта. Но только сейчас с удовольствием узнал, что караван Изара - три машины - был не только замечен, но и прослежен вплоть до усадьбы, куда Властелин приехал и до сих пор оттуда еще не выезжал; даже приготовлений к отъезду не было заметно. Миграт без особого напряжения вспомнил, кому принадлежала усадьба, и кивнул: Изар явно хотел воспользоваться помощью всеми уважаемого старого Советника - скорее всего в переговорах с тем же донком Яширой. Но таким образом Властелин терял время, и возникла реальная возможность обогнать его. Он подтвердил свое приказание - контролировать дорогу, по которой, выехав из усадьбы Советника, направится Властелин: свернет ли он к побережью или изберет путь через Калюск. Но в любом случае, если это произойдет до прибытия самого Миграта с остальными силами, - попытаться задержать и перехватить. Зная, каким транспортом и охраной располагал Изар (а Миграт видел их своими глазами), нетрудно было разработать план задержания, а затем и реализовать его. Время выполнения задания зависело от поведения самого Властелина: он мог пробыть и у Советника, и у Яширы день, два - но (полагал Миграт) никак не более трех; не такой уверенной чувствовала себя Власть, чтобы глава ее мог отлучаться из столицы слишком уж надолго. Первые сутки уже истекли. И как знать - может быть, Изар уже вот-вод снова появится на дороге? Он передал на посты, чтобы были внимательны. Предупредил, что вскорости прибудет и сам. Ему ответили: - Ждем. Остальное в порядке. Он выключил рацию. И напрасно. Не сделай он этого, уже через несколько минут он услышал бы из динамика звуки ожесточенной перестрелки и обрывистые команды. Но он выключил; а радист группы на дороге не смог передать сообщение, потому что старший группы решил доложить Магистру о случившемся, когда все будет кончено: он не сомневался в успехе. Но в самом начале боя радист был убит, а остальным стало не до разговоров. Миграт спросил у Кармола: - Смена где? Сейчас только четверо стрелков несло караул в усадьбе: вторая пара менялась наверху, у пулемета. - Спит. - Вот и я пойду, - Миграт сладко потянулся. - Приустал немного... - Как семья, шеф? В порядке? - В полном, - сказал Миграт, не желая ничего объяснять. Начальник не должен терпеть поражений. Даже временных. Он уверен был, что это все - ненадолго. Чувствовал в себе силу. Сперва возьмем Изара, а потом настанет очередь и крутого разговора с Охранителем. И Леза с ребенком будет выкупом его, Охранителя, жизни. С четырьмя захваченными в плен, вернее - перехваченными у Горных Тарменаров Ястры почти что в самый разгар вечеринки на лоне природы, обходились строго, но без обид. Повезли их в длинном, как товарный вагон, бронированном вездеходе, где кроме них находилось еще с дюжину Черных Тарменаров - хорошо тренированных ребят с холодными глазами, в непроницаемых для пули, осколка или кинжала комбинезонах, оснащенные всякими, попроще и похитрее, средствами для захвата или уничтожения любого противника, включая ловчие сети и лазерные излучатели; ранец-ракеты для индивидуального полета и внезапной атаки с воздуха занимали левый передний угол фургона и надежно охранялись тремя воинами, чьи "циклоны" были недвусмысленно направлены на задержанных. Это, впрочем, было даже лишним: когда нимало не сопротивлявшихся людей укладывали в машину, в лицо каждому из них еще дополнительно брызнули усыпляющим газом. Так что теперь - всю дорогу - четверо безмятежно спали, никак не отзываясь на нередкие толчки: дорога была не из лучших, да и тяжелый транспортер слишком уж отличался от правительственного лимузина, но спящим было хоть бы что. И тем не менее, тарменары оставались начеку: слишком уж убедительно показали себя эти четверо совсем еще недавно в рукопашной схватке, так что были все основания ожидать от них каких-то неприятностей. Однако расстояние до столицы все сокращалось, а никаких попыток освободиться схваченные не предпринимали. Они продолжали мирно спать. Да, собственно, то, что они при задержании сложили оружие, даже не пытаясь сопротивляться, говорило о том, что они признали превосходство ассартских гвардейцев над собой. Итак, все развивалось наилучшим образом. После окончания сеанса с капитаном, выждав еще с полминуты, Уве-Йорген просигналил мощно - благо, все трое адресатов находились тут же рядом: - Тревога. Немедленная готовность. Пятиминутная задержка дыхания. Всем отвечать: как поняли? Ни один не шевельнулся, не издал ни звука. Но три ответа возникли в сознании Рыцаря почти одновременно. - Начинаю, - предупредил он. - Стоп дышать. Каждый - по одной дозе. Дальше по обстановке. Я первый, через три секунды. И, мысленно отсчитывая, языком передвинул во рту первую крохотную, с водяную капельку размером, ампулу. Сжал зубами, раздавил, резко выдохнул и задержал дыхание. Каким бы слабым ни был звук лопнувшего шарика, но он был непривычным - и ближайший тарменар настороженно повел взглядом. Но все оставалось спокойным. Пленники спали. Тарменар тоже зевнул. Голова словно налилась свинцом. Шея отказывалась держать ее. Оружие выпало из разучившихся сжиматься пальцев. Он попытался перевести взгляд на ближайшего из товарищей, глаза не повиновались. Уже не чувствуя этого, он съехал на тряский пол, задышал редко и глубоко. То же самое произошло и с остальными. Те четверо, что только что сладко спали, через мгновение оказались уже на ногах и были готовы к действию. - Берем машину? - спросил Питек деловито. Рыцарь покачал головой: - Ни к чему. Нам сейчас - в разные стороны. Выходим. Вот разве что ранцы захватим - для скорости могут понадобиться. Ранец-ракеты разобрали без суеты, но надевать пока не стали. Задние двери отворили без труда. Снаружи светало. Серая полоса дороги убегала назад. Скорость была не очень большой; наверное, водитель приустал за ночь и не хотел рисковать. Питек выглянул из задней двери, чтобы лучше осмотреть окрестности. И едва слышно присвистнул. - Что там? - немедленно спросил Рыцарь. - Боюсь, - проговорил Питек, - что мы немного поторопились с этими ребятами. И он кивнул в сторону обездвиженных тарменаров. - Пожалуй, они могли бы еще пригодиться. - Короче! - Дорога впереди перегорожена. Груда валунов. Уве-Йорген выглянул и сам. - Умело, - оценил он. - Дорога как раз идет в выемке. На кривой не объехать. - Водитель что - тоже уснул? - пробормотал Георгий. - Пора бы и... Он не закончил: словно услышав его, водитель нажал на тормоза. Одновременно его голос прозвучал из динамика: - Парни, засада! Если нет других мнений, я разворачиваюсь, пока по нам еще не стреляют. - Бесполезно, шофер! - громко ответил ему Рыцарь. - Позади уже городят баррикаду. Останови. Мы выйдем. - Кто там? Кто говорит? - Свои, парень, - ответил уже индеец. - Не бойся, тут все в порядке. Виляй по дороге и стреляй - когда увидишь куда. Только не останавливайся, сразу станешь целью. Водитель выругался. Но послушался: машина завиляла из стороны в сторону. - Оружие проверили? - спросил Рыцарь. - Рожки, гранаты? Тогда - пошли. В воздух, и огонь сверху, кто бы там ни был. Прыгнули, Рыцарь - последним. Встали, отряхиваясь. Сразу же включили ранцы-ракеты. Взвились. - Видите их? - Видим и слышим, - усмехнулся Питек. И в самом деле: внизу уже заиграли огоньки автоматных очередей. Прерывистые звуки проникали сквозь свистевший в ушах ветерок. - Разошлись! - скомандовал Рыцарь. - Огонь со всех румбов! И, легкими движениями стоп, управлявших рулями, изменив направление, первым зашел для атаки. Засевшие в глубоком кювете вели огонь по машине и никак не ожидали нападения сверху. Пока они сориентировались, семеро из двадцати засевших тут уже выбыли из строя. С опытом поражения летящих целей у людей Миграта было не совсем благополучно. Но, конечно, главная ошибка их заключалась в том, что этот боемобиль они приняли за машину Изара. Правда, и та и другая были одного типа, различались только в деталях, но издали разглядеть это никто и не смог бы. Две разорвавшиеся на их позициях - по обе стороны полотна - гранаты завершили разгром. Четверо или пятеро уцелевших бросились кто куда, бежали зигзагами, падая, вскакивая и продолжая убегать. Может быть, если бы они укрывались там, где еще уцелел лес, им повезло бы больше. Однако там - как без труда установила их разведка - уже расположились люди Охранителя. Для отряда Миграта они были просто неизвестными конкурентами. Вступать с ними в бой ради более выигрышной позиции было бессмысленно: противник явно превосходил численностью. Но перехватить Властелина люди Миграта должны были первыми. Они привыкли точно выполнять приказы. Вот и пришлось подстерегать Властелина не в самых удобных условиях. Будь сам Миграт среди них, он бы такой ошибки, конечно, не допустил. Но его-то с ними и не было. - Добьем? - спросил Питек, когда все четверо вновь сблизились на расстояние нескольких метров. - Они не вернутся, - ответил Рыцарь. - Пусть бегут. А мы спокойно приземлимся - посидим на камушках... Они плавно снизились. Скинули с плеч ранцы не без облегчения: тяжеловаты все же были аппараты, куда проще было летать без них. Однако преждевременно засвечиваться не было нужды. - Продолжаем так, - сказал Уве-Йорген. - На всякий случай ты, Рука, проводи их сверху, этих партизан, - только не очень маячь. Выпусти облачко. Установи - кто, чьи, где, сколько - ну, не мне тебя учить. Остальным: слушайте задачу. Сразу предупреждаю: каждый додумывает все для себя, выбирает маску, я даю только ожидаемый результат. Первым - Георгий... Все слушали внимательно, уяснив задачу, каждый кивал. Все заняло не более пяти минут. Под конец Рыцарь сказал: - Капитан - на своем прежнем месте. В случае чего - связь через него. Как только определитесь - дайте ему свои координаты. - А потом? - не утерпел Питек. - Разговоры, - сказал Рыцарь строго. Но, подумав, добавил: - Об остальном знаю не больше вашего. Надо полагать, обстановка покажет. Значит, так. Сейчас мы все скрытно - по местам. Там сориентируемся: что мы - в первый раз, что ли, с трубкой на крыше? - А с этим что? - спросил Питек, протянув руку в сторону машины. Боемобиль стоял в полусотне метров, едва не уткнувшись бампером в валуны. - Пусть постоит, - сказал Рыцарь. - Команда скоро проснется, сами и поработают. Нам недосуг. Вперед - марш. Лишь через час на дороге появились прибежавшие из города, из Жилища Власти, на помощь тарменары. Но поиски бежавших ни к чему не привели. Четверо словно сквозь землю провалились. Успевшие прийти в себя Черные Тарменары в разговоры особо не вступали, прятали глаза: подоспевшие на помощь были горцы, войско Жемчужины, и оказаться перед ними в таком положении было по меньшей мере унизительно. Только позже выслали следопытов, но ничего полезного обнаружить не удалось. Капитан Горных Тарменаров с тяжелым сердцем шел докладывать Жемчужине Власти о том, что распоряжение ее осталось не выполненным. Трудно сказать, что услыхал бы он в ответ; но, к его счастью, Властительницы ни в жилых ее покоях, ни в трапезной (где уже вовсю шла подготовка к предстоящему приему донков) не оказалось, и никто не смог (или не захотел) сказать, где же сейчас ее найти. Впрочем, тарменар не очень-то и старался. 10 Хен Гот едва не закричал в голос, когда - как бы в ответ на попытку углубиться во второй нижний уровень лабиринта - оттуда поднялось и полетело прямо на него несколько слабо светящихся и к тому же еще почти совершенно прозрачных фигур примерно в человеческий рост. Он сжался в комок на самом краешке провала, ожидая немедленной гибели, потому что решил, что наткнулся на какое-то новое, ему не известное средство охраны нижних ярусов (он не столько знал, сколько догадывался, что существовало их там не два и не три), и сейчас он, не приняв мер предосторожности (да он и не знал их), будет уничтожен - сожжен, размазан по полу или разорван в клочья. Голова вдруг стала - почудилось ему - совершенно пустой, просторной, ни одной мысли не осталось в ней - только страх, да и то не в голове он был, а где-то под желудком. Только и мог он, что смотреть на приближающиеся привидения и что-то непонятное, содержания не имеющее вышептывать вмиг посиневшими губами. Обошлось, однако. Как воздушные пузыри, поднимающиеся с илистого дна, фигуры проскользнули мимо него со странным шорохом, походившим на легкое потрескивание, - пролетели без последствий. Один только из них - последним двигавшийся, - проплывая вверх, чуть замедлился, поравнявшись с его головой и (показалось на одно лишь мгновение) вдруг заполнил ее, так что застучало в висках - но тут же ощущение прошло, фантом же, пахнув на историка холодом, пустился догонять своих; они поднялись примерно на метр над уровнем пола, на миг замерли - и плавно двинулись по коридору в сторону, откуда пришел сам Хен Гот: к выходу, значит. Почти сразу же оттуда послышался сдавленный возглас и торопливые, убегающие шаги. Но это историка уже не волновало: раз уж сейчас с ним ничего не стряслось, то чего еще оставалось бояться? Тем более, что механизм, приведенный им в действие, продолжал исправно работать. Хен Гот терпеливо обождал, пока плита над его головой не опустится на место, восстанавливая непрерывность пола. Как он и ожидал, здесь не было полной темноты; существовал свет, хотя и очень слабый, однако его было достаточно для постепенно адаптировавшихся глаз. То не было, разумеется, электричество; но в этой части хода, как было известно историку, с древних времен жили, размножались (хотя и ограниченно) светящиеся бактерии. В верхних, открытых для сухого воздуха ходах они давно уже вымерли: для жизни этому штамму требовалась влага. А тут, в первом нижнем ярусе, ее было достаточно: невдалеке протекал подземный ручеек. Правда, дышать в чересчур влажном и теплом воздухе было труднее, чем на верхнем, пусть и подземном, но хорошо вентилировавшемся ярусе, откуда он только что спустился. Но зато не приходилось брести совсем уж вслепую. Прежде он бывал здесь только один раз: за неделю, пока незадолго до Десанта Композиторы Истории приводили в порядок привезенные с других планет родословные чужих вельмож, перетягивая их на Ассартскую колодку, Хен Гот, получив разрешение самого Властелина, успел если не разобраться в планах Лабиринта (просто потому, что таковых не существовало), то во всяком случае исследовать несколько ходов из числа тех, которыми совсем или почти не пользовались. Тогда, в числе прочего, он наткнулся и на этот скрытый переход и при первом знакомстве чуть не погиб: он шел по верхнему туннелю - и вдруг пол под ногами начал быстро опускаться, и историк заскользил вниз, в открывающуюся пустоту. К счастью, в последнее мгновение он увидел, что кроме колодца, в который он вот-вот упадет, внизу существует окружающая жерло провала кольцевидная площадка, почти в метр шириной, и на ней-то возможно было удержаться. Уже падая, он перевернулся в воздухе, грудью и животом упал на плоскость и, судорожно дергаясь, на нее вылез. Несколько придя в себя, стал оглядываться - и обнаружил, кроме прочего, систему рычагов, при помощи которой - как он, хотя и не сразу, сообразил - можно было ловушку использовать и в качестве входа в нижние ярусы. Потом, наверху, ему пришлось повозиться, пока он не обнаружил свободно лежавший в кладке камень, который и приводил в действие систему рычагов и противовесов. Правда, в тот раз ему довелось поблуждать, пока он не нашел нормального выхода в верхний ярус и оттуда - в само Жилище Власти; зато сейчас Хен Гот мог действовать вполне уверенно. Он хотел лишь одного: предупредить Изара о тех опасностях, что грозили Властелину и со стороны Охранителя, и из лагеря Миграта; хотя Магистр и погиб (неприятно было вспоминать, что погиб именно от его, историка, руки, но уж такой, видно, была их общая судьба), люди его остались, а раз есть люди, то найдется и кто-то, кто их возглавит - из той же среды скорее всего. И, разумеется, сообщить о том, где находится его любимая женщина и - самое важное - его сын и Наследник. А за все это Хен Гот собирался просить очень немногого: возможности спокойно жить, не думая о куске хлеба и об ударе из-за угла, и по-прежнему заниматься историей; пусть даже не Новой (Хен Гот почти совершенно охладел к ней, увидев, к каким страшным результатам приводит борьба за новую науку), но той, истинной, какую можно было - он успел ясно увидеть эту возможность - построить на основании документов никем не изучавшегося Архива Властелинов. Ту малую его часть, что он смог, убегая, забрать с собой, он разобрал уже довольно основательно. Но - помнилось ему - в тесных комнатках оставалось еще очень много важнейших подлинных бумаг, от которых и сегодня немалое могло зависеть в жизни Ассарта и его правителей. Еще массу услуг смог бы историк оказать Властелину - и не ему одному; только бы согласились выслушать его, дав время высказаться спокойно и обстоятельно... Пока что ему вроде бы везло. Наверное, такой нынче выдался день, хотя скорее - ночь. Узкая, с низким потолком крутая лестница, заключенная в каменную трубу, вывела его прямо на третий этаж. Судя по толстому слою пыли, ею давно не пользовались; Хен Гота это не удивляло: всяких ходов-переходов в самом Жилище и под ним накопилось за века столько, что на каждого обитателя, если сосчитать, их приходилось по два, а то и по три - что же удивительного в том, что многие давно уже выпали из обихода? О них забыли - оттого и постов никаких не стояло. К счастью. На третьем этаже их и не должно было быть. Вл