ситуацией. - Поскольку он у меня есть. Запасся. И имею все основания в этом съезде участвовать. А вот относительно нынешнего приема вовремя не был информирован. И потому прошу твоего содействия. - А не лучше было бы уладить все через ваше посольство? - Если бы в запасе было еще две недели, я так и сделал бы. Но прием состоится сегодня... Черт, они холодные! - это относилось уже к иракским голубцам. - Так и полагается. - Мой промах... Надеюсь, на приеме не придется так опростоволоситься. - Значит, ты обязательно должен там быть? - Я обязательно должен там быть. - Вижу, ты сильно полюбил мусульман. - Фу! - Изя, казалось, чуть не подавился. - Сказать такое о еврее! - Тогда зачем? Что у Израиля общего с шейхом Абу Мансуром? - Может быть, больше, чем ты думаешь. - Он прищурил глаз. - Жили же иудеи некогда в Хайбаре, что не так уж далеко от Медины, крестьянствовали вместе с арабами, что исповедовали Закон Моисея, - пока халиф Умар не переселил иудеев в Сирию... Станет он учить меня истории! - Рассказывают, Пророк перед смертью предупредил, что ислам и иудаизм не могут одновременно существовать в Аравии. Он, однако, не смутился: - А мы и не собираемся в Аравию. Только этого нам не хватало! Но дело вовсе не в наших межгосударственных отношениях. Мы ведь будем поддерживать именно того претендента, в котором заинтересованы они - и ты, по-моему, тоже. - Пикантная ситуация, - усмехнулся я, - еврейское государство поддерживает происламского кандидата на российский престол. - Что касается моей просьбы, государство тут ни при чем, - заметил Изя. - Речь идет обо мне как о частном лице. - Да, ты, конечно, лицо в высшей степени частное, - невольно улыбнулся я. Изя уехал из страны в пору последнего Исхода - в самом начале кратковременного периода Третьей власти. После Первой - чиновничье-паханской - и после Второй - Первого Генералитета - наступила Третья; ее я в отличие от большинства журналистов называю не фашизмом, а нацизмом - потому что это определение, я уверен, гораздо ближе к истине. Не стану сейчас вдаваться в детали, напомню лишь, что Третья власть, едва утвердившись (законным, кстати, путем, как и в свое время в Германии), начала реализовать свою предвыборную программу, чего и следовало ожидать, с окончательного решения еврейского вопроса, поскольку это было единственным, что они вообще могли сделать. Решение экономических и коренных политических проблем было этой шушере просто не под силу: для этого нужен немалый интеллект, а он у наших нацистов всегда был в дефиците. РНСП, возникшая после слияния двух партий и одного движения на самой заре века, вела себя в какой-то степени даже цивилизованно: не строила крематориев и не сгоняла евреев в лагеря, просто стала отбирать у них гражданство и предоставила возможность убираться на все четыре стороны, а точнее - три: в Америку, Израиль или Германию. Евреи не сопротивлялись; вопрос отъезда уже десятки лет дебатировался в каждой еврейской, полуеврейской или даже на четверть еврейской семье - но пока решение зависело от них самих, российские евреи, которые давно уже были на самом деле более русскими, чем многие этнически безупречные славяне (потому что если уж евреи пускают где-то корни, то они пускают их глубоко), откладывали окончательный вывод на потом, искренне надеясь, что все утрясется и делать его вообще не понадобится. Когда же их поставили перед необходимостью, они даже вздохнули с облегчением, поскольку теперь ответственность за решение лежала не на них (а евреям свойственно ощущение ответственности перед потомством) и все, что оставалось им делать, -" это уложить чемоданы. Разумеется, общины в самых разных странах пришли на помощь, невзирая на то что большинство российских евреев и понятия не имели о том, что такое тфилин и талит, не бывали в синагоге, не соблюдали субботы и крепко позабыли о кошруте. Но давно минули времена, когда еврейство отождествлялось с иудаизмом, оно уже в двадцатом веке осталось лишь психолого-этническим феноменом, показателем происхождения, простым и всем понятным. Короче говоря, свершилось. Исход произошел тремя волнами - просто потому, что разом выпроводить (да и принять) около десяти миллионов человек оказалось никому не под силу, а подлежащих депортации оказалось именно столько: первая волна - собственно евреи, вторая - половинки, из которых три четверти с русскими, украинскими и прочими неиудейскими фамилиями, что евреям давно уже было не в новинку, как в свое время - присвоение немецких и польских фамилий. Третью волну составляли четвертушки, восьмушки и все те, кто готов был назваться чертом и дьяволом, лишь бы где-нибудь приютили. В результате тех, кто по Закону Моисея мог признаваться евреем, было среди выехавших хорошо если треть; но на это всем было наплевать, хотя в результате из страны уехала вовсе не самая бесполезная часть ее населения. Изя Липсис попал во вторую волну. Он был половинкой по происхождению и военно-морским офицером по профессии, успел дослужиться до каперанга и командовал достаточно крупным кораблем. Говорят, кстати, что командовал неплохо. Мы с ним и познакомились на Тихоокеанском флоте, где я сам прослужил малое время. Уезжал он со скрежетом зубовным, однако выбирать не приходилось, потому что перед тем его все равно выгнали в отставку, хотя он мог еще служить и служить. Привязанность его к Российскому флоту была настолько большой, что в Израиле он и думать не стал о флотской службе, хотя пожелай он всерьез - и место нашлось бы: его там достаточно хорошо знали. Но он круто переложил руль и пошел прямым курсом в коммерцию; помогли люди, знавшие его по России, но успевшие уехать и обосноваться раньше. Тогда он и стал Изей Липсисом, потому что в России он именовался капитаном первого ранга Игорем Седовым и оставил это имя прошлой флотской жизни, как бы умерев и родившись вторично совершенно другим уже человеком. Возможно, в нем и на самом деле все изменилось - кроме разве что любви к России. И когда Третья власть благополучно опочила и очень быстро промелькнула Четвертая - Интеллекратия, - он стал бывать в России довольно часто. Такой была, во всяком случае, официальная версия. Его легенда. Но не одними легендами жив человек. И троице, которой я всегда доверял, состоявшей из уже названных Акимова и Салах-ад-Дина Китоби, третьим же был я сам, - троице этой было известно об Изе еще и другое, не менее интересное. Во всяком случае, и сам визит его, и то, что он мне сказал, а еще больше - все, чего он не сказал, заинтересовали меня в немалой степени. Видимо, разговор не следовало прекращать - так, сразу. Потому что Липсис мог оказаться именно тем человеком, которого мне следовало найти - ну, предположим, чтобы написать о нем очерк, - если такое объяснение вас устраивает. Впрочем, на вашем месте я бы в такой вариант не очень верил. "Это - вам!", как сказано в суре "Добыча", айяте четырнадцатом. - Ну а чем ты занимаешься в свободное время? Если не считать этого ленча? Стандартная программа - Bolshoy, Оружейная палата? - На хрена они мне сдались? - сказал отставной каперанг, поднеся последний голубец к самому носу, словно обнюхивая. - Взять десять пудов мелкого маку... Он хитрил - но как-то неубедительно, словно нарывался на дальнейшие расспросы. Я не заставил себя уговаривать. - Все же зачем тебе сдался этот прием в Кувейтском посольстве? Он глянул на меня искоса снизу вверх - словно сомневался, стоит ли раскрывать мне государственные тайны; судя по его физиономии, только о них и могла сейчас пойти речь. Но корчить рожи он умел всегда. - Да видишь ли, то, что творится сейчас тут, в России... Он снова умолк - достаточно надолго. - Ну, кое-что, естественно, вижу. Даже из-за рубежа. - Да, да... Это происходит, как ты наверняка догадываешься, не без соизволения великой державы. Я не стал спрашивать - какой. Великая держава все еще была одна, и находилась она не по эту сторону океана. Правда, в ее соизволение не очень-то верилось. - Предполагалось, - продолжил он медленно, как бы тщательно подбирая слова, словно говорил под протокол (впрочем, я не был уверен, что какая-нибудь запись не ведется: им, мною, еще кем-то третьим), что Россия, значительно укрепив свое влияние в исламском мире, сможет если не сразу пресечь, то хотя бы взять под контроль терроризм. Что это означало бы для мира - вряд ли нужно объяснять. Я кивнул. И в самом деле - комментарии тут не требовались. - Но в последнее время стали возникать сомнения, - многозначительно проговорил Изя и на сей раз посмотрел мне в глаза прямо и жестко. - Возникло мнение, что контроль-то вы установите, но не с тем, чтобы пресечь, но лишь чтобы использовать в своих интересах. - Россия - во главе мирового терроризма? - сказал я с интонацией огромного сомнения. - После всего, что ей пришлось от него вытерпеть? Я намеренно произнес "ей", чтобы подчеркнуть, что я тут лицо незаинтересованное и могу беспристрастно судить со стороны. Я знал, что Липсис в это не поверит, но тем не менее нужно было сказать именно так. - Мне тоже не очень верится, - сказал он. - Однако многим из нас, выходцев отсюда, в Штатах не очень-то доверяют. Русская мафия, и все такое. Так что ветер переменился, и там будут стараться по мере возможности задробить развитие предстоящих тут событий. - То есть референдума и Избрания? Или точнее - избрания одного определенного претендента? - Ну, тебе не нужно объяснять. - Ладно; а при чем тут твое участие в приеме? - Я должен переговорить с шейхом Абу Мансу-ром. Это в наших общих интересах, но шейх пока об этом не знает. - Не вижу, как ваша беседа сможет изменить развитие событий. Ты хочешь сказать, что твое правительство собирается выступить против великой державы? Своего лучшего союзника? Нелогично как-то. - Ну, ты всегда любил слишком решительные выводы. Но мы намерены всего лишь блюсти свои интересы. - И не прочь заручиться поддержкой у нас. Я правильно интерпретирую? - По-моему, желание совершенно естественное. - Потому-то вы и участвуете в работе партии азороссов? - "Мы" не участвуем. Партия не может пользоваться активной помощью из-за границы. Но отдельные лица... я бы сказал... следим весьма сочувственно. Не забудь: многие из нас восстановили гражданство при интеллекратах... Он говорил, а я слушал и верил ему ровно на одну треть. На треть - в том смысле, что он показывал мне именно такую часть того, что было у него на уме, две же трети тщательно скрывал; однако у меня были кое-какие догадки по поводу того, что именно он утаивает. - А ты не боишься, что ваше открытое сочувствие скорее вредит делу, чем способствует избранию претендента? - Наше сочувствие не афишируется. Никоим образом. Но, кроме прочего, я и об этом должен переговорить с шейхом. - Так, так, - проговорил я задумчиво, мысленно расставляя на доске возникшую позицию и пытаясь наскоро просчитать варианты. - Конечно, если учесть, что с шейхом прибыли финансисты, которые могут оказаться весьма заинтересованными в деятельности нескольких банков, не столь давно возникших в твоей стране... Тех, что занимаются перекачкой нефтяных денег в Россию. Просто удивительно, как это вы перехватили такую кормушку. - Об этом мне ничего не известно, - прервал он меня чуть быстрее, чем следовало бы. Но и эта поспешность могла оказаться игрой - и не самой бездарной. - Разве я сказал, что тебе что-то ведомо? Нет, ни слова. - Надеюсь, ты не откажешься от своего обещания? - спросил мой собеседник так, словно положительный ответ на его просьбу требовал лишь формального подтверждения. - По-моему, пока я еще никому ничего не обещал, осадил его я. - Так пообещай: что тебе мешает? В этот момент я все решил. - Изя, мальчик, - сказал я ласково, - или ты сейчас же начнешь говорить по делу, или - клянусь Пророком - мы с тобой прервем отношения навсегда. Ты имеешь понятие, сколько стоит минута моего времени в Москве? Он глубоко вздохнул. И наконец отважился: - Ну, мне не хотелось бы говорить... - Что тебе хочется, чего не хочется - твое личное дело. Но если ты реально представляешь, о чем просишь... Он снова вздохнул - словно его принудили отдать последнее. - Ну ладно... Но - строго конфиденциально, сам понимаешь. - Мог бы и не говорить. - Ты слышал о проекте "Иудея"? Я кивнул. Речь шла о практически бессрочной аренде некоторых ближневосточных территорий; на них заинтересованные люди собирались создать второе историческое государство - Иудею, которое вместе с Израилем составило бы федерацию. После долгих и трудных усилий "тихой дипломатии" в принципе удалось договориться; однако вопрос о стоимости аренды все еще не нашел разрешения. Шейх был одним из людей, чье слово в этих переговорах могло иметь значительный вес. Что же, не исключено, что Изе было нужно от авторитетного арабского властителя именно это - а не то, что меня занимало куда больше. Он явно наталкивал меня на эту версию - и, следовательно, старался отдалить от другой, куда более важной. Ну, пусть будет так - сделаем, что называется, поклевку. - Хочешь с ним поторговаться? Изя склонил голову набок и поднял плечи. - Коммерция есть коммерция - даже в политике... - У тебя есть чем его заинтересовать? Шейх - человек восточный, не любит зряшных разговоров. Изя ухмыльнулся: - С пустыми руками в гости не ходим. - Хорошо, - пообещал я. - Попробую. За результат не ручаюсь. - И еще бью челом... - Аппетит приходит во время еды? - Отнюдь. Это тоже домашняя заготовка. Вопрос аренды, как тебе ясно, имеет много аспектов. Одно дело - решение на верхах, другое - отношение населения, духовенства, главным образом низшего. Мнение России сыграет большую роль. С кем надо увидеться, чтобы обговорить этот вопрос, и как с ним увидеться? Ты понимаешь: речь идет не о фигурах над ширмой, а о тех, кто скрыт за нею. Вот такая встреча мне нужна. Россия при этом только выиграет. Естественно, и ты обижен не будешь. Это я и так знал. Даром работают только любители, а я к ним не относился. Я, конечно, понимал, что он не собирается предложить мне деньги: игра велась по правилу "услуга за услугу". А услуги мне могли понадобиться, в том числе и с его стороны, вернее - со стороны тех, кого он сейчас представлял. На самом деле, а не по легенде, которую он пытался развесить на моих ушах красивыми фестонами. Если, разумеется, услуги не понадобятся мне именно против него самого. - Это будет, пожалуй, потруднее, чем с шейхом. Хотя если бы ты действительно увиделся с Акимовым - он наверняка смог бы дать тебе дельный совет. - Прекрасно. Вот и устрой мне встречу с ним. - Ну... - Я поставил на стол чашку с остатками кофе и поднял брови так высоко, как только мог. - Что я, фокусник, по-твоему? - Я понимаю. Но у тебя, как правило, все получается... Я медленно допил кофе. Потом, вздохнув, проговорил: - Будем надеяться. Где тебя найти? Он вытащил из кармана несколько визитных карточек, выбрал одну и протянул мне. Я прочитал, усмехнулся и спрятал ее. Судя по ней, он тоже, как и Северин, занимался продажей компьютеров и всего, что с ними связано. Ну, пусть так. - Надеюсь, что тебя действительно можно будет там обнаружить. - Буду ждать звонка, - сказал он. - А здесь неплохо готовят. Спасибо, что навел на хорошее местечко. - Поесть на Руси всегда любили, - сказал я. - Ну что же - дрогнули и пошли? И в самом деле, времени у меня почти не оставалось. Я подозвал обера. Изя запротестовал: он хотел заплатить сам, я не стал ему препятствовать; пусть совершенствуется в современном российском быте. Пока он отсчитывал деньги, я сказал так, чтобы он понял: его слова я принял всерьез. - Ладно, положусь на твое обещание. Он только кивнул. Мы помолчали. - Хорошо, - сказал я наконец. - Подъезжай к посольству - устрою так, что ты пройдешь. А к тому времени, может быть, сумею разузнать и относительно второй встречи. Так что не придется тебе прислушиваться к телефону в кармане. - Спасибо. - Теперь мне пора. А ты чем займешься? Он пожал плечами. - Побездельничаю, пошляюсь по Москве. Ну, еще, может быть, попытаюсь найти и других старых дружков. Вот как тебя нашел. И еще кое-кого. - И кого же? - Кого? Ольгу. Ольгу-то помнишь? Я уже начал было подниматься, но при этих словах раздумал. - Нашел? Он кивнул: - Только что от нее. - Ну что она - на твой взгляд? Липсис глянул на меня одним глазом, как птица. - Приказано с тобою на эту тему не беседовать. - Ты что - сказал ей, что собираешься ко мне? Он привычно развел руками: - Случайно выскочило. Да и потом... это же не совсекретная информация, надеюсь? Прости, но у меня такое впечатление, что она не очень-то хочет тебя видеть. Такого поворота я не ожидал. И почувствовал, как наливаюсь адреналином по самую горловину. - Вот еще новости! Отчего?.. - Не знаю, не знаю. Так показалось - вот и все. - Слушай, - сказал я, - а дочку ее ты там видал? Ей сейчас - да, лет двадцать пять, пожалуй. С ней не разговаривал? Он пожал плечами. - А зачем? С дочкой у меня общих воспоминаний нет. - Да, - сказал я после паузы. - В этом ты прав, конечно. А как старик? Все по-старому, топорщится? Изя негромко присвистнул: - Эка! Старик - на Востряковском уже сколько времени. Номера могилы не помню, но могу найти. Если хочешь, конечно. Я только помотал головой. - И верно, - согласился он. - К чему? Архив его, как ты понимаешь, в гроб с ним не положили. Теперь вот Ольга никак не придумает, что ей с этими бумагами делать. Я пожал плечами. Разговаривать на эту тему мне не хотелось. - Ладно, мне пора. Свои координаты ты мне дал, мои тебе известны. Так что не забывай. - О'кей, - согласился он. - Так здесь сейчас не модно, - предостерег я его. - Россия сейчас к Западу повернулась тем местом, что пониже спины. - Что же говорят взамен? - Иншалла, - ответил я весело. Хотя мне было не до веселья. По чисто личным причинам, неожиданно выплывшим на первый план так некстати. Ольга, значит, со мною общаться не желает. Узнаю ее милый характер, взбрыки и курбеты. А ведь именно для того, чтобы она не ускользнула от встречи, я попросил москвичей нагрузить ее поручением, о котором уже упоминал; само по себе пустяковое, оно должно было показаться ей значительным и романтическим - целиком в ее стиле. Однако все ухищрения пропали зря. Канули в бескрайнюю пустоту. А я-то надеялся перехитрить судьбу. Впрочем - сказано в Книге, суре четырнадцатой, называемой "Ибрахим": "Господи наш! Ты знаешь, что мы скрываем и что обнаруживаем. Не скроется от Аллаха ничто на земле и в небесах". Вот и я так думаю. По пути в гостиницу я чувствовал, что свирепею на глазах. И причиной тому были, конечно же, Ольгины финты. Шагая, я не нашел ничего более уместного, как предаться воспоминаниям из области личной истории, которая чаще всего волнует человека куда сильнее истории страны, да и всего мира тоже. В свое время - лет тридцать тому назад - вся наша компания прекрасно знала, что я к Ольге, как тогда говорили, весьма неровно дышал и ни от кого не скрывал этого просто потому, что не в силах был бы утаить, даже будь у меня такое желание или надобность. Их не было; в тогдашнем счастливом возрасте ни у кого из нас не возникла еще необходимость что-то скрывать, умалчивать, вести свою игру. Я был влюблен, и был настойчив - чтобы не сказать упрям, - и в конце концов получилось вроде бы по-моему; но только вроде бы. Потому что когда нас уже собрались поздравлять, Ольга и в самом деле вышла замуж - но только не за меня. Теперь-то я уверен, что поступила она совершенно правильно, уже тогда поняв меня гораздо глубже, чем был в состоянии я сам; она вышла за моего постоянного соперника Костика Мухина, и это было еще одной причиной моего отъезда на Запад - хотя, разумеется, не главной и не единственной, а именно еще одной. Через год (информация к эмигрантам поступает исчерпывающая и без задержек, так что я знал обо всех событиях почти одновременно с их совершением) они разошлись; но за это время Ольга успела родить дочку. Общественное мнение полагало, что отцом ребенка был законный Костик. Однако у меня имелись кое-какие основания полагать, что девочка была плотью от плоти моей. После их развода я ожидал хоть какого-то сигнала с ее стороны; она же, как я понял слишком поздно, ждала того же от меня: гонору у каждого из нас было куда больше, чем здравого смысла. Когда я наконец спохватился, поезд успел уйти далеко: я понял, что у меня, собственно, осталась только память, а других чувств больше не было. Наверное, и с Ольгой происходило то же. Поэтому единственное, что я тогда сделал, - сообщил Ольге о моем желании участвовать в судьбе ребенка. Я дважды передавал это через знакомых и не получал ответа. Ольга почему-то часто меняла жилье, и все по нисходящей, и из престижной родительской квартиры на Кутузовском в конечном итоге финишировала, по слухам, где-то совсем Почти на окраине. Я слишком поздно сообразил, что у нее просто не хватало денег на жизнь - прошли времена, когда жилье в России ничего не стоило даже по сравнению с тогдашними заработками. Окраина, однако, оказалась с телефоном. На третий раз, узнав ее номер и перед самым выездом в Москву успев уже договориться со здешним людом, я собрался с духом и позвонил сам. Весьма холодным тоном мне было сказано, что к Наталье (так звали девочку) я никакого отношения не имею, так что просят не беспокоиться. Я не поверил, но доказать ничего не мог, к тому же у меня закрутились разные дела и совершенно не осталось свободного времени, чтобы заниматься уточнением своей биографии. Таким вот образом все и закончилось как будто. А встреча на вокзале должна была состояться вроде бы уже не по моей инициативе. Я знал, что если ей предложат оказать услугу известной службе, в которой весь свой век пахал ее отец, то она вряд ли откажется: старик на нее крепенько нажал бы, он был патриотом своего дела. Оказалось, что он нажать уже не мог; она согласилась - возможно, из уважения к его памяти. Но на вокзал не пришла. Однако сейчас, оказавшись здесь и зная ее координаты, я все же всерьез намеревался - это было у меня накрепко ввязано в планы - поговорить с Ольгой начистоту и докопаться до истины, как бы она там ни выкручивалась. Никак не могу отнести себя к чадолюбивым родителям, скорее наоборот - и если бы ребенок был парнем, я и не стал бы особенно волноваться: мужик должен пробиваться в жизни сам, я всегда так считал и сейчас тоже; он не имеет права быть у кого-то в долгу. Но с женщинами дело другое, не люблю деловых и энергичных дам - они, по моему убеждению, предают идею женственности, что может привести к вымиранию человека как биологического вида. Мир женщины, особенно молодой, наполнен опасностями куда больше, чем мир мужчины - ее сверстника, и потому женщина нуждается в помощи, и нечего тут коловращать задницей, изображая независимость. Именно это я и намеревался сказать Ольге и употребить для Натальиного блага некоторую сумму из тех денег, с которыми мне предстояло здесь и сейчас свести тесное знакомство. Такие вот были у меня планы. Однако не зря сказано в суре шестьдесят седьмой, "Власть": "Знание у Аллаха". И поговорить с Ольгой мне пока что не удалось. Но это вовсе не означало, что даже в случае, если Ольга по какой-то своей прихоти заблокируется наглухо, мне нельзя будет встретиться с Натальей и предложить ей напрямую то, что собирался передать через посредника. Быть может, так даже лучше. Найти ее вряд ли потребует большого труда: все-таки определенный порядок существует и в Москве, хотя в основе этого великого города изначально лежит хаос. Так или иначе - еще не пришла пора вешать ружье на стену. Еще не заржавело столь мощное оружие современности, как телефон. На этот раз мне ответили, притом так быстро, что можно было подумать - моего звонка ждали. Ждала Ольга, поскольку именно ее голос (со скидкой на качество телефонной линии и аппарата) прозвучал в трубке. Услышав ее вечное протяжное, с придыханием, "Алло-у?", я ощутил, как заколотилось сердце. Но у меня было заранее решено, что разговаривать буду предельно спокойно и доброжелательно. Насколько это вообще для меня возможно. Поздоровался вежливо, даже немного нежно. И тут же слегка упрекнул: - Ты что, больше не ходишь на свидания? Я ждал, ждал... Кажется, она ожидала каких-то других слов. Во всяком случае, слегка запнулась, прежде чем ответить: - Разве тебя не предупредили? - Вот новости. Кто и о чем должен был предупредить? - Ну... те, кто просил меня прийти на вокзал. - М-м... А что? - Да, собственно, ничего. Просто они позвонили и сказали, что надобность в моем участии отпала. Я получил новый повод для размышлений. Но сейчас было не до них. - Понятно, - сказал я, чтобы не прерывать разговора. - Тебе позвонили, и потому ты не пришла. Ольга как-то нерешительно кашлянула. - Нет. Я все-таки пришла. И хотела даже подойти к тебе. Я рассердился. - Какого же черта... Прости. Почему же ты не подошла? - Потому что... Там был человек, которого мне очень не хотелось видеть - и еще меньше хотелось, чтобы он увидел меня. Вот я и прошла мимо. - Что за... Прошла - и я тебя не заметил? После паузы последовало: - Я не старалась, чтобы ты меня заметил - по той же причине. Я решил, что об этом достаточно. - Ну хорошо. Липсис передал мне, что ты не хочешь меня видеть. Почему? - Неправда. Я этого не говорила. Сказала только, что не хочу, чтобы он разговаривал с тобой обо мне. Может быть, он не совсем правильно понял... - А почему это о тебе и поговорить нельзя? Неужели же мы... - Не желаю, - ответила она резко. - Но встретиться с тобой я хочу. Не потому, что те меня просили, и не потому, что... Но мне нужно с тобой поговорить. По делу. - Я слушаю. - Не телефонное. Но в общем... Понимаешь, от папы осталось... Ты знаешь, что папа умер? - Узнал только сегодня. Прими мои соболезнования... Я очень уважал его. - Так вот, от него осталась масса бумаг. Возможно, они представляют интерес... Мне одной трудно разобраться. И вот я хотела бы, чтобы ты помог - если найдешь время, конечно... - Да уж постараюсь. Скажи: а этими бумагами никто не интересовался? - Ну как же. Очень интересовались. Хотели забрать. - И?.. - Не нашли. Видишь ли, они... - Только не говори сейчас - где. Давай встретимся на нейтральной почве, и ты скажешь мне, как я могу на них выйти. - Без меня не найдешь. Назначай свидание. На сей раз обещаю прийти. - Очень хорошо. Ты помнишь, где я тебе когда-то подарил паркеровскую ручку? Тонкую, черную... Ольга ответила не сразу. - Еще как. - Она тихо засмеялась. - Это было очень трогательно. Мне дарили вещи куда дороже, но все то было специально куплено для подарка, а ты просто вынул из кармана свою - помню, как ты ее любил... Ну вот. Сейчас мы оба растечемся соплями. - Значит, помнишь. Так вот. - Я прикинул. - Сегодня я при всем желании не смогу. Завтра. То самое место. - Ты хочешь, чтобы я пришла в... - Стоп! Никаких названий. Именно там. Время... - я чуть подумал, - от двенадцати дня до половины первого. Устраивает? - Вообще-то мне надо бы возразить - хотя бы из принципа. Но я согласна. - И ради Бога: с собой - ничего. Ни листочка. Приходи налегке. - Тоже согласна. Видишь, какой я стала сговорчивой. - Это меня только радует. Но все же: почему мы не могли помыть тебе косточки? - Почему я запретила Игорю? То есть Изе, вечно я забываю... Да потому что... Хотя нет. Скажу завтра. А может быть, и говорить не понадобится... Я с радостью поговорил бы с нею еще. Но, случайно или скорее инстинктивно глянув на "Ролекс", понял, что если не хочу опоздать на прием, то разговор надо заканчивать. - Прости, мое время вышло. А поговорить надо еще об очень многом. Но придется и это тоже отложить на завтра. Еще раз - прости. - Ладно уж, прощаю. - Не опаздывай завтра. - Ничего, подождешь. Тебе всегда было полезно ждать. - Будь по-твоему. Подожду. Но это был на сегодня не последний звонок. Предстояло не откладывая сделать еще один - на сей раз исключительно по деловым соображениям. Мне очень не нравился такой способ связи, но на иное не оставалось времени. Я набрал номер. Мне ответили после четвертого гудка: - "Реан". - Назовитесь полностью, - потребовал я. - Плохо вас слышу. - Реанимационный центр "Здоровье". Рефферент главного врача. Слово так и произнесли: то ли с запинкой, то ли с удвоенным "ф". - Это доктор Ффауст. - Я тоже выговорил, сильно нажимая на тот же звук. - Узнали вас по голосу, - ответили мне. - Хотел бы знать: есть ли для меня новости? - Есть важные новости. Черт! Важных новостей я, откровенно говоря, не ожидал. - Можете изложить суть? - Только вкратце. В программу вашего визита внесены существенные изменения. Помимо прежних договоренностей необходимы серьезные консультации в области рентгеноскопии и торакальной хирургии. - Так... Кому требуется помощь? - Номеру Первому. Ничего себе уха! Да, новости не сахар... - Можно ознакомиться с историей болезни? - Очень коротко. Диагноз вам должен быть понятен. Очаги воспаления пока не локализованы. Нужно серьезное обследование. - Множественные очаги? - Предположительно - не более трех. Традиционно. - Понял вас. Как себя чувствует заболевший? - Температура удовлетворительная, но на улицу в ближайшие дни не выйдет. Нужно разрешение врача. - Я бы с удовольствием осмотрел его, но сегодня у меня очень много визитов. Боюсь, что завтра тоже не смогу: раз нужен рентген, буду готовить условия. - Мы передадим. Может быть, направить к вам фельдшера? - Благодарю, пока не нужно, надеюсь справиться сам. Но желательно было бы получить новый фонендоскоп: у моего помялась мембрана. - Пришлем незамедлительно. Шприцы не нужны? - Сегодня обойдусь. - В случае надобности - сообщите. - Просьба. Мне нужна полная история болезни наблюдаемого Седова, он же Липсис. - Нет проблем. Готовы записывать? - Конечно. После этого не кладите трубку. Мне тут же продиктовали шифр, так что я смог, произведя с ним все необходимые преобразования по известной мне формуле, сразу же, с компьютера, давно уже ставшего непременной принадлежностью каждого гостиничного номера (начиная с трех звездочек), получить необходимую информацию. Даже при поверхностном ознакомлении с ней можно было удивиться, почему Липсис не был приглашен на прием заблаговременно - учитывая несколько специфический характер этого протокольного мероприятия. Я тут же поспешил исправить ошибку, продолжив разговор с референтом: - Этого больного вечером же направьте на прием к профессору Алиеву. - Профессор примет? - Если регистратура оформит. - Выполним. Вы там будете? - Непременно. - Там получите выписку из истории болезни Первого. Для консультации. - Хорошо. У меня все. - Рады были слышать вас. В этом я не усомнился бы даже без его заверения. Хотя вообще медики не очень любят журналистов. Так, подумал я, закончив разговор. Три очага того, что в "Реане" называется воспалением. Первый - понятно: команда ныне действующего Президента. От этих сверхъестественной активности ждать не приходится: ему же все равно в отставку, и для него куда выигрышнее оставить свой трон государю всея Руси, чем очередному политикану, каким бы тот ни был. Совсем другими цветами заиграет тогда его имя в истории, а за этой дамой все ухаживают, хотя каждому известны ее лживость и предательский нрав. Нет, это слабый источник. С другой стороны, с официальными службами могли уже подружиться люди кандидата в президенты, обещая в случае его победы все сохранить а кое-что и улучшить. Так что этот источник сбрасывать со счетов нельзя. Второй возможный источник, думал я дальше, - это друзья. Не те, разумеется, с кем Претендент-2 бегал в один садик, сидел за одной партой или, скажем, тянул армейскую лямку. Такие дружки никогда не остаются близкими надолго, они пишут письма, изредка звонят по телефону, приглашают в гости, заранее зная, что встреча не состоится. Речь идет о тех, кто сейчас стоит рядом, подпирает претендента в его продвижении вперед и выше. Опыт подсказывает, что у кого-то из таких друзей прежде всего заводится в головенке мысль: "Почему он, а не я?" И именно этих людей прежде всего стараются расшатать, вырвать, как ненадежный зуб из челюсти - чтобы потом, соответственно его обработав, имплантировать на место, так что с виду он покажется совсем здоровым, но когда придет пора укусить - тут и выяснится, что кусает он под другим углом. Кто эти люди? Вероятно, их нужно искать прежде всего среди тех, кто официально и публично поддерживает Претендента-2, то есть в руководстве партии азороссов, чей Программный съезд начнется не сегодня-завтра, чтобы торжественно объявить претендентом этого самого человека. Завербовать стараются именно таких, чтобы что-то не было сделано (или, наоборот, было совершено) в самое последнее мгновение, когда ничего уже нельзя переиграть и исправить. Значит, поиски второго очага - среди азороссовской верхушки. Что касается третьего, то его, как всегда, следует искать по ту сторону рубежа, в данном случае - среди сторонников Претендента-1, то есть великого князя Алексея. Сам он лишь готовится к очередному приезду в Россию, последний раз посещал родину предков и предпринял путешествие по стране три месяца назад, а впервые - два с лишним года тому; по той причине и Салах-ад-Дину Китоби пришлось поездить по прохладной, с его точки зрения, стране. М-да, вон какой букет проблем сразу возникает: кто, где, когда? И каким способом? Не вызывает сомнений только желаемый результат: совершенно устранить претендента в зеленой повязке на лбу - потому что это сразу же приведет к разочарованию владык исламского мира в большой игре - и ко всему с этим связанному. Жаль только, что все дураки, стремящиеся подставить ножку Претенденту-2, надеются на чудо: ислама не будет, а деньги его останутся, равно как и все проистекающие из их наличия блага. Нет, все-таки не останутся, в том-то и дело... Ибо сказано в суре "Пчелы", айяте пятьдесят пятом: "И какая есть у вас милость, то - от Аллаха. Потом, когда вас коснется нужда, вы к Нему вопите". Но потом окажется скорее всего поздно. А я-то думал, что буду тихо сидеть, читать, писать кое-что, редактировать... Встречаться с умными людьми и вести неторопливые беседы с ними в ожидании больших событий. Но - "И на Аллаха пусть полагаются полагающиеся!" Глава вторая На этом все мои резервы времени иссякли. Не оставалось ничего иного, как переодеться в неглаженое; впрочем смокинг, даже извлеченный из чемодана, выглядел совсем неплохо, и это меня несколько успокоило. Переодеваясь, я размышлял на тему: кто смог уже - за считанные часы пребывания в Москве - поставить на мне свою отметину? Человек на вокзале, Липсис-Седов, таксист, гостиничный люд, а сколько таких, кого я не успел заметить? Хотя это и маловероятно, однако все же... Значит ли это, что сезон охоты на меня уже открыт? Вроде бы никаких поводов для этого не было. Но чего не случается в этом мире, да еще в его минуты роковые? Однако пора дела делать; переживания и гипотезы пусть остаются на ужин. Целую кучу не ожидавшихся мною дел придется перелопатить. Я не успел еще арендовать машину, и, чтобы прибыть в посольство вовремя, то есть до появления главных лиц, пришлось, как говорят киношники, гнаться за уходящей натурой. Натурой в данном случае послужило такси. Однако гнаться - еще не значит догнать; к счастью, Неопалимовские переулки, куда мне и следовало попасть, находились неподалеку, в четверти часа хорошего хода. Так что, не совсем отвыкнув от Москвы, я предпочел этот примитивный - и надежный, как все примитивное, - вариант. Я не большой любитель бывать на официальных торжествах - может быть, потому, что сам я - персона сугубо неофициальная; однако нередко это бывает связано с работой - и тогда выбирать не приходится. Конечно, посол, я думаю, не принял бы близко к сердцу, если бы я не появился; он вообще вряд ли имел представление о моем существовании. На подобных приемах всегда бывает полно всякого народу - в основном это гости атташе по культурным связям, хотя и не только его, - о многих представителях которого посол никогда не слыхивал и не услышит впоследствии. Вот и я относился к этому "всякому народу" - или, точнее выражаясь, сброду; меня можно называть и так, это меня только радует, а почему - о том пунктов на сей раз не последует. Однако, помимо посла, там были и другие люди, которым встреча со мною казалась достаточно важной. Кувейтское посольство помещалось там же, где и в мои годы, - в Третьем Неопалимовском переулке, неожиданно тихом, несмотря на близость вечно гудящего своими нынешними тремя ярусами Кольца; правда, за минувшие годы учреждение расширилось, хотя по сравнению с представительствами других исламских государств - весьма умеренно. Однако сейчас у меня не было времени разглядывать, что к чему; передо мною почтительно отворили дверь, и я, стремительно вырастая в собственных глазах, проследовал внутрь. Экс-каперанг Седов-Липсис вдруг возник рядом, материализовался из ничего; я кивнул, и он пристроился мне в кильватер. Мне пришлось сказать пару слов, чтобы претензии к нему исчезли; медики из "Реанимации" своевременно подсуетились. Едва успев войти, Липсис растворился в воздухе - или в иной среде, может быть; во всяком случае, исчез из виду. Но дальнейшее относилось уже к его собственным проблемам, а у меня хватало и своих. Здесь все было, как и полагается на приемах: играл оркестр, разносили дринки, среди которых не было, правда, виноградных производных, не одобрявшихся Пророком; хозяева дома любезно встречали прибывающих, гости болтали, разбившись на группы, дамы делали мгновенные и безмолвные оценки друг друга - ну и так далее. Поздоровавшись и произнеся все необходимые слова, я стал протискиваться поближе к лестнице, что вела в бельэтаж, и попутно ловил обрывки разговоров то в одной, то в другой кучке собравшихся. Я заранее знал, что обмен мнениями будет вертеться вокруг одной главной темы, тесно связанной с приездом шейха Абу Мансура. Так оно и получилось. - ...Нет, барон, вы ошибаетесь. Современная история России начинается вовсе не с перестройки, но с владычества godfathers, по-русски это называется pakhans. Царство паханства вначале; но оно не производило, оно богатело лишь на грабеже и торговле - и поэтому довело страну до полного экономического краха... - Простите, не могу с вами согласиться. Насколько я помню, в начале этого века к власти пришла многочисленная партия средних предпринимателей... - Разумеется, так оно и было. Но они не в силах оказались выйти из-под пресса криминалитета. И при внешнем благопристойстве возникла анонимная диктатура паханов. Поиски выхода постепенно привели к диалогу монархистов и исламистов, который вот уже на наших глазах может закончиться их тесным союзом и победой... Я