е слова, сказанные Севериным. Я кивнул и взял Наталью под руку. Она не противилась. Народу в арендованном зале оказалось не много. Садясь, Наталья показала мне на место рядом с нею; сесть во главе стола она наотрез отказалась. Батистов поместился рядом со мной - слева. Его ребята сидели напротив. На другом конце стола поместились в основном какие-то ветераны - наверное, сотоварищи еще покойного генерала, Ольгиного отца. Пили, как полагается, не чокаясь. Стол был богатый. Наталья почти не ела, я тоже. Очень хотелось сказать ей что-то утешающее, но присутствие этих "друзей" мешало мне. Постепенно, по мере выпитого, голоса стали громче, даже ребята напротив немного разогрелись. Кто-то, чтобы поднять настроение, даже стал рассказывать старые анекдоты. И тут полковник легко тронул меня за плечо: - Выйдем покурим? - Я на минутку, Наташа, - сказал я, не забыв взять свой маленький, прихваченный из машины кейс. Она слабо улыбнулась. Мы вышли из зала. Я послушно следовал за Батистовым. Ему лучше знать, какие углы здесь не прослушиваются. - Ну, - начал он. - Какие у тебя вопросы? - Как с тем стрелком, который хотел на мне потренироваться? Взяли след? - Ну, - он помедлил, - кое-что есть. - А если детальнее? Пуля. - Нашли? - Пошарили там, где ты принимал грязевую ванну. - Пылевую, - поправил я. - И что она? - Деформирована, сам понимаешь. Но пуля обычная. Вид оружия приблизительно предположить можно. - А место, откуда он стрелял? - Нашли без труда. Могу сказать: вторым он бы тебя достал. Но его вспугнули. Помешали. Да ведь, наверное, кто-то из твоих сработал? - Я покачал головой: - Моих там и близко не было. Да и какие ту у меня могут быть свои? - Ну-ну, - сказал он, нимало мне не поверив. - Но и не наши тоже. - А может, это он был ваш? - Нет, - сказал он твердо, и я поверил. Обычно я без труда угадываю, когда человек врет. - Побеседовать с тобой серьезно мы собирались, да, мы и сейчас этого не исключаем. Но о нейтрализации вопрос не стоял. Не мы, - повторил он. - Однако кроме нас ведь... Мне показалось, что я его понял. Но решил уточнить. - Ты хочешь сказать, что в Службе безопасности есть и другие подразделения и это могло быть делом их рук? Он покачал головой: - Есть, например. Особый отряд. И о нем я знаю не больше твоего. Интересная информация. Повод для размышлений - только не сейчас. - И на том спасибо, - сказал я. - Так что же насчет пули? - А что еще? Совпала она? - С чем? - Брось придуриваться, полковник. С той пулей, что убила Ольгу. - Ага, - сказал он. - Значит, ты все-таки был там. Об этом я и хотел тебя порасспросить. Я задумчиво посмотрел на него. Он сказал: - Дело это ведем мы, не Петровка. Так что все останется в узком кругу. - Ну ладно, - сказал я. - Только сперва скажи: на чьей я стороне, ты знаешь? - Естественно. - А сам ты? Он внимательно досмотрел на меня, как бы стараясь заглянуть в самые потаенные уголки моего мозга. Похоже, это у него не получилось, и он перевел взгляд на мой кейс. Явно предполагал, что наше беседование пишется. И в самом деле он не удержался: - Фиксируешь для потомства? Нехорошо. - Нет, - сказал я честно. - Мне интервью тобой не нужно. Хочешь - могу предъявить. У меня там предметы личного обихода. Ему, конечно, очень хотелось заглянуть в кейс он сдержался. - Верю тебе. - Но ты так и не ответил на вопрос. Он лишь пожал плечами: - Это длинный разговор и на свежую голову. Давай отложим. Пока скажу только одно: я на службе и выполняю свои обязанности. Думать могу как хочу, но делать - нет. Ясно было, что сейчас продолжать разговор нет смысла. И я уже повернулся было, чтобы вернуться к столу, но Батистов удержал: - Ты вот что... Учти: это все-таки на тебя была охота, не на Ольгу. Раз уж оружие совпало. Так что будь поосторожнее. А что касается стрелка, то могу тебя уверить: он не мой. Но повторяю: мы ведь не единственная служба в стране. И что у кого на уме мне знать не дано и не положено. Соображаешь? - Как-нибудь, - сказал я. - Теперь скажи вот что. "Реан". Что это такое? - "Реанимация", - ответил я. - "Реанимация монархии"? Почему не реставрация? Так вроде было бы правильнее. - Нет. "Реанимация России". Он помолчал, переваривая. - И еще один вопрос. Что ты все крутишься около Натальи? Она в эти дела никак не замешана. - А я и не думаю, что замешана, - сказал я. И пошел обратно в зал. Наталья уже искала меня глазами. Я заметил, что за окнами темнело. Когда слегка поддаешь в ресторане, время почему-то летит очень быстро. Я сел на свое место. - Устала? - Очень, - сказала она откровенно. - Хорошо хоть, что посуду не мыть. - А коли так - может быть, сбежим? Наталья мгновение колебалась. Потом кивнула: - Согласна. А то... Она не договорила, что "а то", но я и так понял. Тут покойная Ольга уже не существовала, едоки, группируясь по интересам, толковали о делах или хохмили, на том конце стола кто-то визгливо смеялся. Наталье от этого было грустно и, наверное, слегка противно. Да и любому было бы. Мы встали. Проходя мимо отдельного маленького столика, на котором стояла рюмка перед Ольгиной фотографией с черной ленточкой на уголке, Наталья протянула руку, взяла фотографию и отдала мне: - Положи в карман. Здесь это больше не нужно. Никто не позвал нас, ничего не крикнул вдогонку. - Ты сильно подрос, - сказала она, пока мы шли к машине. На мне все еще была маскировочная обувь. - И таким модным выглядишь сегодня... - Я под дождем сразу вырастаю. И в самом деле, накрапывало. Мы уселись. Я запустил мотор, надеясь, что сегодня не придется сдавать анализ на содержание алкоголя. За езду не боялся: согрешив, всю жизнь ездил очень осторожно. Тронувшись с места, я сказал Наташе: - Заедем куда-нибудь поужинать? Она расхохоталась неожиданно звонко: - Точно по тому присловью: "А ваши что делают?" - "Пообедали, теперь хлеб едят". - Может быть, это смешно, но в таких застольях чем больше на столе - тем мне меньше хочется. Даже не закусываю. А сейчас вот почувствовал, что голоден. - Я тоже, - призналась Наталья. - Только я предпочитаю есть дома. Кстати, я неплохо готовлю. - Значит, это наследственное, - проворчал я. - Выходит, мне придется насыщаться одному? - Отчего же? Приглашаю вас. Снова, значит, перешла на вежливую форму обращения. Но я не стал отказываться. Не хотелось оставаться в одиночестве. Да и соображения безопасности требовали в ближайшее время не показываться там, где меня могли ждать. Батистов все-таки смутился - до некоторой степени. И наконец - нашел я самый убедительный для себя довод, - надо проверить, как там лежат мои пленки... - Принято с благодарностью. Тогда заедем купим что-нибудь. - Хорошо. Вы лучше знаете свои вкусы. Я объехал квартал - просто так, для очистки совести. Хвоста не заметил. Из всех мест, где можно было сделать хорошие закупки, сейчас в голову пришел только Елисеевский. Наташа не стала возражать. До нее мы добрались через час. Уже стало совсем темно. Мы остановились на площадке перед ее дверью. Пока она нашаривала в сумочке ключи, у меня здруг возникло странное, спокойное и радостное чувство: словно это не в первый и даже не в сотый уже раз стоим мы так, и все на свете давно уже произошло, и еще не раз будет происходить; все твердо, все надежно и хорошо. Когда я пришел к такому выводу, она подняла на меня глаза и чуть улыбнулась. И немного покраснела. Она отперла дверь, и тут я совершил нечто, абсолютно неожиданное для меня самого. Я опустил пакет с покупками на пол, поднял Наташу на руки и так переступил через порог. Так вносят в дом новобрачную. Сам не ожидал, что у меня еще найдется столько силы и решительности. Впрочем, она и весила самую малость. Кажется, даже во сне - а он пришел той ночью очень нескоро - я не переставал удивляться тому, что случилось. Человеку свойственно считать себя умным и предусмотрительным. Мне казалось, что я предвидел многое из того, что могло со мною произойти сегодня и в ближайшие дни. Включая снайперский выстрел, автомобильную катастрофу, похищение или даже официальное задержание по состряпанному поводу; но того, что у меня случилось с Наташей, я не то что не предвидел - теоретически вообще не допускал; полагал, что все поезда давно ушли. Да вот, оказывается, пустили дополнительный состав, подали, можно сказать, прямо к порогу... Проснувшись, я убедился, что еще рано. И позволил себе долго смотреть на лицо спящей рядом женщины, смотреть с нежной радостью. И вспоминать еще раз, как неожиданно просто все получилось - как будто тысячу раз уже с нею это было. Но ведь не зря говорят, что все великое - просто. А это событие было для меня великим - независимо от того, получит ли оно продолжение или здесь и закончится. Я ведь Наталью совершенно не знал и сейчас мог бы сказать о ней очень немного: только то, что дышала она бесшумно даже во сне, и еще - что опыт у нее, конечно, имелся. Да и что удивительного: была замужем, а чувственна так, должно быть, от природы. В соседней комнате - той, что побольше - хрипловато и негромко пробили часы - восемь раз. Да нет же... Я взглянул на свои: конечно, на самом деле было только семь. Можешь еще поспать, Наташа. Хотелось бы думать, что это я так утомил тебя; увы, прошли те времена. Просто вчерашний день оказался достаточно нервным и для тебя, и тело требует отдыха. Ну а мне пора приниматься за дела - их и на новый день хватит с избытком. Я выбрался из-под одеяла, стараясь не разбудить ее - и в этом преуспел. Не сразу, но собрал все свое барахло, что раскидал вчера, и оделся. Телефон у нее было длинным шнуром; я взял его, вынес в соседнюю комнату и набрал номер. Надо было установить, прослушивается ее номер или нет. Для моей связи это никакой роли не играло, моя аппаратура по-прежнему покоилась в кармане. Но таким путем можно было установить, держат ли уже это обиталище на прцеле, и попытаться выяснить - кто именно. - "Реан". - Фауст. Проверьте линию. - Последовала десятисекундная пауза. - Грязно. - Спасибо. А какая грязь? - Там немного помолчали. - Не табельная. Третья степень сложности. Попробуем проследить. - Благодарю. Конец. Я положил трубку. Призадумался ненадолго. Оперативно работают мои не опознанные пока оппоненты: уже выяснили, где я ночую, определили номер и присосались к телефонной линии. Хотя накануне я никого и не засек. Но такие вещи как раз были заранее предусмотрены, это был нормальный элемент работы. Однако придется выйти. Подслушивание - это одно, а засада или даже осада - уже другой разговор. Выйти отсюда просто. Но желательно и попасть обратно. Может быть, Наташа еще не проснется, а будить ее мне ни в коем случае не хотелось бы. Интересно, есть у нее вторые ключи? Наверное, но сейчас некогда искать. Придется воспользоваться ее комплектом. Я раскрыл ее сумочку. Запустил туда пальцы и довольно быстро нашарил кошелечек с ключами. На всякий случай проверил, приотворив дверь. Те самые. Я вышел, при помощи ключа закрыл дверь без щелчка. Прислушался. Похоже, лестница пуста. Я не стал вызывать лифт. Спускаясь или поднимаясь в кабине лифта, ты почти совершенно беззащитен против тех, кто может поджидать тебя в конечной точке маршрута. Пойдем пешком. Я и пошел - но не вниз, что было бы логично, а вверх. Конечно, не стопроцентная гарантия, но все же... С последнего этажа металлическая лесенка вела к чердачному люку, запертому простым висячим замком. От пацанвы он, быть может, и предохраняет, но опытному репортеру... М-да, вот именно... репортеру... Замок держался восемь секунд, и я оказался на чердаке. Неудача: чердак в этом многоподъездном доме делился на глухие отсеки, пробраться на другую лестницу было невозможно. Ну и ладно; на что же существует крыша? Она-то уж не разгорожена. Отворил дверку - и вышел, и всего делов. Крыша, к счастью, была плоской и сухой. Я миновал четыре подъезда, остановился около пятого. Без проблем проник на чердак. Фигушки: люк и здесь был заперт, изнутри его было не открыть. Я задумался. Вчера, когда я проезжал вдоль дома, заметил около одного из подъездов валявшийся здоровенный маховик с канавками для троса - значит, основательно ремонтировали лифт. Если мастера в этом подъезде, уходя, заперли за собой чердачный люк - значит, я ошибся адресом и нахожусь в какой-то другой стране. Какой то был подъезд? Один, два... Третий с того конца. Ладно, не станем терять времени. Россия не подвела. Люк оказался распахнутым. Лестница и здесь была пуста. Я немного постоял внизу, в подъезде, потом не спеша вышел и зашагал. Телефон-автомат, как я запомнил, находился за углом, направо. Если Наташин подъезд действительно под наблюдением, то, возможно, меня и упустили. Телефон, надо надеяться, в столь ранний час окажется свободным. Хотелось бы также, чтобы он оказался исправным. Телефон работал, и вокруг никого не было. Я занял будку, но пользоваться аппаратом не стал, а вытащил из кармана свою снасть. Дал вызов, на сей раз неконтролируемый. - "Реан". - Фауст. Передача. - Секунда, другая. - Готовы. - Код восемь. - Принято. - Идет передача. Мой специальный магнитофон был уже в руках. Я поднес его к микрофону, нажал кнопку. Приборчик мелодично посвистел и умолк. Весь мой вчерашний разговор с полковником ушел туда. Как бы я его ни заверял накануне, что ничего не затеваю, но дело остается делом. Хотя и Батистов наверняка имеет возможность прослушивать нашу беседу... Я сказал в микрофон: - Конец записи. - Записано целиком. Дополнения? - Вопрос. Мой вчерашний заказ? - Пока в процессе. Лицо находилось в окраинном районе, неудобном для мероприятий; охранялось. Сейчас остается на недоступной территории. Ожидаем его выхода. Понятно: Изя после кладбища окопался в посольстве и так скоро оттуда вряд ли вылезет. Заниматься им до съезда будет затруднительно. По дороге, если даже выедет куда-то? Он может воспользоваться посолъской машиной. Конечно, государственной службе не составило бы труда остановить его, но мы-то лишь собираемся стать таковой, а пока считаемся в лучшем случае самодеятельностью, хотя можем сойти и за преступную группу. Нужно, чтобы он высунулся побыстрее и оказался там, где нам удобно. - Вытащу его, - сказал я "Реанимации". - Готовьте встречу. Я назвал место, удобное для нас. - Если будут изменения - перезвоню через пять минут. Если нет - остается в силе. - Все поняли. - Что относительно телевизионной проблемы? - Принято к срочной разработке. - Хорошо. Конец передачи. Вообще-то нельзя так долго светиться в телефонной будке. Но на сей раз другого выхода не было. После этого я все же воспользовался таксофоном и набрал номер, считывая его с визитной карточки. Трубку снял Изя собственной персоной. Удача. - Привет, каперанг. Устроил тебе встречу. Через... - я глянул на часы, - час десять. На Тверской, у Пушкина - годится? К тебе подойдут и отвезут на свидание. Устраивает? - С кем именно я встречусь? Ответ у меня был готов: - С Акимовым. Тем самым. Слышно было, как он проглотил слюну. - Он что - в Москве? - Не в Стокгольм же я тебя приглашаю. - Устраивает. Услуга за мной. - Запомню. Всех благ. Теперь - все по карманам. И - нормальным прогулочным шагом снова к дому. К подъезду, где ремонтируют лифт. Наверх. На чердаке уже оказался кто-то - возился, выбирая себе инструменты. Мастер? Или за мной? Я попытался на скорости прошмыгнуть мимо него; он, однако, поставил мне подножку - случайно или, возможно, принял меня за раннего квартирного вора. Не знаю. Я устоял и ответил. Он грохнулся с видом глубочайшего удивления и потерял сознание. Я не стал задерживаться и быстро выбрался на крышу. Марш по кровле и дальше прошел без происшествий. Отперев дверь я снова оказался в Наташиной квартире. В ванной шумела вода. Я проследовал на кухню, но Наташа, кажется, не услышала, что я вернулся. Я решил не заглядывать в ванную, чтобы не напугать ее и не смутить. Из кухни я прошел в комнату. Там меня заинтересовал рабочий стол, а особенно - гора бумаг, что возвышалась на нем. Это оказалась распечатка тех самых хилебинских мемуаров, над которыми Наташа, по ее словам, работала. На скорую руку я проглядел по диагонали несколько смятых страниц полуслепого текста. И вдруг мое внимание привлекла дата: 2017 год. И название: Эр-Рияд. Столица Саудовской Аравии. Или, если быть точным, - Ал-Мамляка ал Арабия ас-Саудия, как звучит название страны в оригинале. Меня осенило. Время и место совпадают. Блехин-Хилебин, по-видимому, и есть тот самый участник разговора в бане, который собирался в одну из восточных стран. Дикое везение. Но нужно убедиться... Однако то, что я держал в руках, не было связным текстом - лишь отдельные выбракованные листки. Похоже, что принтер у Наташи барахлил или она не всегда правильно вкладывала бумагу, так что на одном листке порой пропечатывались две страницы. И тем не менее, раз такие мемуары существуют - их нужно достать. В них может оказаться информация очень полезная для нашего дела или очень вредная. И если она не окажется у меня, то ею воспользуется кто-то другой. Надо добраться до оригиналов. И до самого мемуариста. Если... ...Тут меня тряхнули за плечо, и я был вынужден вернуться к действительности. - Неужели так интересно? - Наташа смотрела на меня с недоумением. - Что? - Я три раза окликала тебя, а ты даже головы не повернул. - Прости, пожалуйста. Виноват. Но я и на самом деле увлекся. - Как, по-твоему, с языком и стилем? - не преминула поинтересоваться Наталья. Это было мне в какой-то степени знакомо: авторские сомнения, какие бывают, даже если ты всего-навсего редактируешь чужие тексты. - Знаешь, по-моему, все о'кей. Хотя тут, конечно, лишь обрывки... - Ты и правда так думаешь? Считаешь, что неплохо? - Ну, стал бы я врать. Будь спокойна: я очень строгий ценитель. И придирчивый критик. Тут она улыбнулась. И скомандовала: - На кухню - марш! Кофе стынет. - Zum Befehl! Отпивая кофе, я спросил: - А где настоящий текст? Чистовой? - У автора - где же еще? Я не делаю копий: к чему мне? - Ну да, конечно. А продолжение - последует? - Будет сегодня. Я сейчас поеду к старику, заберу новую кассету, вернусь и примусь за расшифровку. - А предыдущие кассеты? - Если хорошо поискать, могут и найтись. Я решил, что сейчас спрашивать дальше не следует. - Не забудь: ты работаешь у меня! - О, разумеется, сэр! В таком случае я расшифровкой займусь вечером. А от него приеду прямо в театр Вахтангова - к тебе. Надеюсь, на этот раз работодатель не забудет предупредить привратников? - Работник может быть спокоен. Тебя подбросить к старику? - Это далеко. У тебя, наверное, свои дела. Довези до метро. - Договорились. Кстати, у тебя найдутся вторые ключи? Я ожидал хотя бы небольшой заминки. Но она ответила сразу: - Конечно. Надеюсь, у тебя нет привычки терять их? - Это случается крайне редко. Но твоих ключей и я никогда не потеряю. Наташа хитро посмотрела на меня: - Не забудь - я знаю о тебе не так уж мало. Мы ведь знакомы очень давно - пусть и заочно. Инач я бы не... Она не закончила; я кивнул: - Да и я тоже. - Я чувствую. Поверь: для меня это не было неожиданным. У меня такое ощущение, что ты мне завещан. - Но ведь не только поэтому?.. - Господи, - сказала она. - Как тебе могло прийти в голову? - С черного хода. - Запри его наглухо. И потеряй ключ. - Брошу в Москву-реку, как только доберусь до набережной. - Смотри, чтобы хватило бензина. Похоже, Наталья привыкла, чтобы последнее слово всегда принадлежало ей. Я не стал вступать в прения. У метро я высадил ее и смотрел ей вслед, пока она, ступая упруго и уверенно, не скрылась за тяжелой дверью. Я продолжал смотреть. Но ко входу приблизилось сразу с полдюжины человек, и трудно было сказать, был ли среди них кто-нибудь, кому поручено было следить за нею. Что до меня самого, то я не собирался скрывать своего маршрута, но несколько изменил его. Вместо того чтобы двинуться к центру, я развернулся и поехал обратно - по направлению к ее дому. Зеркало заднего вида показало: никто меня вроде бы не преследовал. Я прибавил газу. Перед ее домом остановился, на сей раз прямо напротив подъезда, запер машину и поднялся наверх. Внимательно осмотрел дверь: запирая, я слегка подстраховал ее. Осмотр показал, что я вернулся вовремя - кто-то уже приценивался к замку, но встретился с осложнениями, а потом я его спугнул. Ясно. Я снял страховку, отпер дверь и вошел. На кухне залез рукой в кастрюлю, вытащил мои кассеты и положил в карман. Здесь становилось чересчур горячо. Подумав немного, взял и рукопись - те бумажки, что лежали перед компьютером, рисковать ими тоже не следовало. Включив аппарат, я нашел среди текстовых файлов воспоминания старого дипломата и на всякий случай стер их. Искать хилебинские кассеты времени уже не было. Где бы его найти, чтобы прочесть эти мемуары? С этой мыслью я спустился, не забыл внимательно осмотреть машину, сел и на этот раз поехал, никуда Не отклоняясь, прямо на заседание межпартийного совещания. По дороге гадал: хоть на третий день, сегодня, Бретонский прочтет наконец свой содоклад? Или сперва дадут слово стороннику Алексея? В подъезде театра я предупредил охранника насчет Наташи и затопал вверх по лестнице, окончательно настраиваясь на серьезное слушание и одновременно обдумывая план надежного сохранения новых материалов: у меня возникли кое-какие идеи по этому поводу. Но додумать до конца мне не удалось. - Виталий! - услышал я и оглянулся. Это был Северин. Я не ожидал увидеть его здесь и невольно остановился; он поспешно подошел. Он был один, охраны я не заметил, хотя она наверняка была. - Здравствуй, - сказал я с улыбкой.- Не знал, что ты увлекаешься политикой. - Без этого в России даже и сегодня бизнес не делается. - Похоже на то, - согласился я. - Тебе нужен совет? Он покосился на мой кейс. И чего все они боятся? - Совет нужен тебе, - ответил он очень серьезно. - Коля, я же не торгую компьютерами... - Отойдем-ка в сторонку. До начала заседания еще есть времечко. Мне стало интересно. Что же, будь по-твоему. - Пойдем к администратору, там сейчас никого нет... Он оказался не совсем прав: там были его телохранители. Но их он, надо полагать, не стеснялся, меня же их присутствие сдерживало. - Так что ты хотел мне сказать? - спросил я. - Сперва - поделиться информацией. Потом - посоветовать. - Давай первое. - Он помолчал секунду. - Значит, так. Сегодня на совещании большинство партий выскажется за поддержку Александра. Это уже известно. - Приятно слышать. - Не думаю. Это единственное, чего до сих пор не хватало до взрыва. До серьезного выхода масс на улицы. До крови. Александр, ваш претендент, уже приговорен. И вся его команда - тоже. Ты в том числе. Потому что - к твоему сведению - в городе полно неучтенного оружия. Сейчас его не видно, но в нужный миг оно окажется в нужных руках. Это я и без него понимал. Но меня интересовали подробности. - Но ведь это бессмысленно. Мусульман от этого ни в Москве, ни в стране меньше не станет, и никто с ними ничего не сделает - слишком дорого это их врагам обошлось бы. - Нам еще дороже обойдется, если воцарится Александр! - Ничуть не бывало. Дороже всего России обходится то, что есть сейчас. Президент и его команда все еще глядят на Запад, через океан, не понимая, что искать там нечего. Он - провинциальный политик, не более того. Весь в прошлом. А Западу мы нужны не как великая держава, но как конгломерат слабосильных государств. И не потому, что они такие бяки. Просто в геополитике не бывает ни любви, ни ненависти, ни добра, ни зла. Ты ведь в курсе готовящегося Тройственного раздела? Европейская Россия, Сибирь, Дальний Восток - независимые государства! - Ерунда. Китай нам поможет... - Да; в обмен на, самое малое, Забайкалье... Ну почему вы не понимаете: единственные, кому наши территории не нужны, - это Мир ислама. Им нужна торговля, а прежде всего - политический флагман представитель исламских стран в Совете Безопасности - и так далее. А вы несете какую-то чушь. Да и не будет никакой крови - поверь моему газетному чутью. - Будет, будет. Ты ничему не поможешь - только погибнешь сам. Собственно, у меня нет даже права говорить с тобой об этом... Пойми, мы не допустим такого перелома, мы - большой бизнес. Нам все еще нужны западные технологии... Мы не можем их лишиться. - И не лишитесь. - Как же это? Я чуть было не сказал ему: "Да потому, что контрольные пакеты акций многих западных фирм, обладающих этими самыми технологиями, давно уже у шейхов - непосредственно или через третьих и четвертых лиц..." Но знать это было ему необязательно. И я сказал лишь: - Уж поверь мне. Я больше твоего поездил по миру. Так что если хочешь и в дальнейшем благоприятствия в делах - отойди в сторонку лучше сам. - Вот еще! - Не веришь. Ладно. Сегодня в три часа у тебя встреча с представителем "Интел Супертекнолоджи". Собираетесь подписать контракт. Не подпишете. Они попросят отложить на начало июня. Твердо обещаю. Тогда поверишь? Северин, по-моему, слегка опешил. - Ты... Откуда ты... - У меня - своя информация. А в начале июня они могут подписать с тобой, но могут и вообще отказаться. И зависеть это будет от твоего поведения... Я и действительно мог повлиять на это дело. Шейх Шахет абд-ар-Рахман, занимавшийся в России не одной только нефтью, уже, должно быть, прибыл сюда на заседание, и я найду возможность переговорить с ним. Такая операция у меня не планировалась, все подучилось экспромтом - но, кажется, могло принести какую-то немедленную пользу. - А если хочешь, - сказал я, взяв Северина за пуговицу и глядя ему в глаза, - чтобы все обошлось, то ответь мне на пару вопросов. Первый: ты знаешь, кто подлежит устранению - по плану, о котором ты говорил? - Многие... - Меня интересуют люди из числа главных азороссов. Шестерки не нужны. - Погоди, погоди... - Он, похоже, всерьез растерялся. - Я не очень хорошо помню. Значит, так... Этот... Лепилин... Потом - тот фашист, не помню, как его. Дальше - Веревко, фамилия запоминается. Пахомов... - А Бретонский? Генерал Филин? Священник? Отец Николай? - Н-нет... Точно нет. - Ясно. А Делийский? - По-моему, не упоминался... - По-твоему - или точно? - Ну, я же не заучивал специально! - Вот и напрасно, Коля. Я не знаю, есть ли у кого-нибудь списки людей из вашего лагеря. Учти одно: террор России надоел хуже горькой редьки. Но до сих пор мы управиться с ним не могли. Выход один: сперва прибрать к рукам, а потом уже решать - как с ним и что. Сперва заиграть в дудочку, как гаммельнский крысолов; а куда этих крыс вести - решится впоследствии. Но до того они еще успеют пошуметь. Ты ведь не хочешь, чтобы твою фамилию увидели в черной рамочке? Северин лишь растерянно качал головой. - Ну спасибо, - сказал я ему. - Желаю удачи. Я и в самом деле был ему благодарен: теперь я знал с кем из азороссов мне действительно стоит беседовать, а кто не представляет более никакого интереса. Сегодня многопартийное совещание не блистало такой слаженностью действий, как позавчера, и отцы-партократы появлялись на сцене по одному, выходили - кто лениво, кто чуть ли не выпрыгивал из-за кулис. Там было самое подходящее место для бесконечных споров: поддерживать ли идею монархии, а если поддержать - то каких требовать уступок и возмещений, и кого рекомендовать будущему государю выдвинуть в премьеры, и - самое главное - какому же государю. Кто-то по соседству от меня вполголоса интересовался, насколько болезненным бывает обрезание, без которого нет мусульманина, как, впрочем, и иудея. А спрашивал он скорее всего именно у иудея. Я встал самого угла сцены, выжидая. Вскоре показался и нужный мне деятель - тот самый священник, на которого указал вчера Бретонский. Почти одновременно с иереем появился и сам историк, сразу увидел меня, кивнул почти как старому приятелю и что-то сказал духовному лицу, после чего и оно обратило на меня свое внимание и приблизилось к рампе. - Чем могу вам помочь? - Вопрос был задан в весьма доброжелательной манере. - Я журналист и хотел бы... - Я уже наслышан. Но не здесь, разумеется, и не сейчас... - Сделайте одолжение, назначьте, время и место. - Самое лучшее - у меня в храме. Как ни странно, я вновь получил приход. Мне это обстоятельство показалось не столько странным, сколько многозначительным. Но я не стал распространяться на эту тему. - Увы - я не в курсе... - Храм святителя Николая... В народе храм называют Никола на сене... Если вы знаете, где располагается Министерство иностранных дел... - Разумеется. О, я заметил эту церковь. - Правильно будет сказать "храм". - Простите... - А время - ну что же, меня устроило бы сразу после завершения этого заседания. Я сегодня не служу, так что смогу уделить вам часок, а может быть, и больше. - Сердечно благодарю, святой отец! Он чуть улыбнулся. - Святые суть сопричисленные к лику. Но мы грешные, как все грешны в этом мире. Лучше называть меня честный отец или просто отец Николай. Сказав это, он кивнул и пошел к своему месту в президиуме. Рослый, крепкий мужчина со спокойным и чуть ироничным взглядом, красивой, ухоженной бородой, черной с легкой проседью, неторопливой и уверенной походкой и хорошо поставленным баритоном. Он не производил впечатления ни фанатика, ни прожженного политика, готового ради своего интереса продать все и вся. Интересно, что же действительно привело его сюда - по сути дела, в стан врагов... Или не врагов все-таки? Я вернулся на свое место. Наташи еще не было, но я и не рассчитывал, что она успеет обернуться так быстро. Старый Блехин-Хилебин наверняка угощает ее чаем, а еще пуще - разговором. Начиная с определенного возраста у людей ослабевает контроль за речью, и они становятся порой безудержно говорливыми. С этим приходится мириться, тем более что в болтовне этой нередко кроется любопытная информация. Пока я делал такие умозаключения, президиум обосновался наконец на сцене, в зале установилась относительная тишина. Однако через два часа малопродуктивных словопрений мне это дело надоело, и я вышел на улицу проветриться, не дожидаясь перерыва. Огляделся. Все-таки Наташа могла бы и поторопиться. Я не могу маячить слишком долго, а мне уже очень хотелось увидеть ее. Наивно, конечно, думать, что меня на каждом углу поджидает снайпер, но все-таки... ...Наташа возникла рядом, точно вынырнула из-под земли. Едва взглянув на нее, я понял: случилось что-то ужасное. - Не здесь, - тихо предупредил я. - Улыбайся на всякий случай. Все в порядке. Она очаровательно улыбнулась, но в глазах бы страх. - Ты замерзла, - сказал я на том уровне громкости, на каком желающий мог бы без труда услышать. - Пойдем в буфет, выпьем по стакану вина. Продолжая улыбаться, она кивнула. - Еще секунду... - попросил я и бросился следом, чтобы не упустить отца Николая, которому тоже видимо, малоосмысленная говорильня надоела, и он прошел, едва не задев меня краем своего одеяния. - Отец Николай! Если вы уже уходите, то, может быть, встретимся раньше? - Он недолго подумал: - Если вас устроит - через полтора часа. - Благодарю вас. - Буду вас ждать в байтистерии. Это там, где таинство крещения свершается. Небольшая такая пристроечка. - Я понял. - Вы будете один? - С секретаршей. - Доверяете ей? - Не имею оснований для противного. - Хорошо. Я предупрежу. - А что, у вас там тоже охрана? Он усмехнулся: - Политика и во храме остается политикой. Согласны? Я вернулся к Наташе. Она, похоже, крепилась, чтобы выглядеть спокойной, но это обходилось ей дорого, и человек, упорствующий в любопытстве, смог бы без особого труда понять: с нею что-то стряслось, и это "что-то" не имело ничего общего, скажем, с находкой бумажника с десятком тысяч россов, евро или хотя бы долларов США. - Идем, Наташенька,-- я предложил ей руку, и она охотно оперлась на нее. Вечно твой чемодан мне мешает... - пожаловалась она. - Это почти часть моего тела. Она только пожала плечами. В буфете было немноголюдно. Я выбрал самый дальний столик. Приложив палец к губам, выудил из только что раскритикованного кейса детектор. Нет, столик, похоже, не был населен "клопами", "жучками" и прочей живностью на молекулярных схемах. Теперь можно. Что случилось? Она непроизвольно глотнула. - Старик погиб. Не было сомнений, о каком старике шла речь, но все равно переспросил: - Бэ-Ха? Она кивнула. - Спокойно, - сказал я. - Только спокойно. Тут не опасно. (Я вовсе не был в этом уверен, но не объяснять же ей всю ситуацию.) Задержи дыхание и приди в себя. Можешь закрыть глаза ненадолго. Я тут рядом. Охраняю тебя. Не волнуйся. Тебе ничто не грозит. Ничто. Понимаешь? Не открывая глаз, она слабо кивнула. Прошло с полминуты. Наконец она подняла веки и улыбнула ,. - Извини. Я и правда расклеилась. Не ожидала ничего такого... - Как это произошло? Сбила машина? Она качнула головой. - Нет. Он был очень осмотрителен и осторожен. Даже никогда не ходил по краю тротуара - держатся ближе к домам. - Ты наблюдала за ним? Нет, просто мне приходилось несколько раз с ним прогуливаться. Он уже лет десять жил одиноко, жена умерла... Или нет, вспомнила: она осталась за границей, там, где было его последнее место работы: где-то в Южной Америке. Нашла там кого-то, как поняла. Вообще он не любил об этом говорить. Дети давно выросли, по-моему, он с ними почти не общается; да в Москве и нет никого из них. - Хорошо. Что же случилось? - Я сама не видела. Но говорили, снайпер подстрелил его возле дома. - Кто говорил? - Ну, там на улице и в квартире была уже мипиция... А может быть, и не милиция или не только она: большинство было в штатском. - Когда это произошло? - Где-то за полчаса до моего приезда. - Его принесли домой? - Нет, конечно. Говорят, увезли - наверное, больницу или сразу в морг, не знаю. - Как же они попали к нему домой? Ну да: наверняка у него был с собой паспорт. Наша бессмертная прописка иногда бывает и полезной... - О паспорте не знаю, но у него в записной книжке был адрес и телефон - в самом начале, как это обычно делается. - Какая записная книжка? Обычная, электронная. - Где она сейчас? - Осталась у них, наверное. - Жаль. Хотя тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Ну а как с тобой обошлись? - Можно сказать - вполне нормально. Выспросили, конечно, кто я и зачем пришла... Я им все объяснила. Они записали, что им было нужно, и сказали, что мне потом придется прийти к ним для более подробного допроса. Попросили никуда не уезжать. - Чем еще интересовались? - Ну, есть ли у меня какие-то его документы, записи, что я знаю о его знакомых, кого встречала у него - все такое. - Что ты ответила? - Объяснила, что все обработанное возвращала ему, у меня ничего не оставалось. - Но у тебя же что-то сохранилось? Сама говорила. - Н-ну... На самом деле почти все отработанные кассеты оставались у меня. Он просто о них не спрашивал - может быть, кое-что забывал. Все-таки возраст. - Почему ты не сказала им об этом? - Просто в тот миг вылетело из головы. Наверное, я слишком была напугана... - А сейчас где последние материалы - у тебя с собой? - Нет. Тогда они отобрали бы. - Тебя обыскивали? - Я бы не сказала. Но попросили открыть сумку - А о том, что работаешь у меня, ты им сказала? - А нужно было? - Нет. - Мне тоже так подумалось. - Хорошо. Значит - снайпер... Когда сбивает машина, это еще можно при желании объяснить случайностью, о точном выстреле этого не скажешь. Хорошо, Наташенька. Теперь исчезнем отсюда. - Знаешь, мне все-таки немного страшно. - Я не собираюсь отпускать тебя одну куда б то ни было. А где у тебя дома все эти кассеты? - Лежат кое-где... - Я не видел. - Ты что - обыскивал квартиру? - Нет, разумеется, - соврал я. - Значит, и не мог увидеть. - Тайник? Наташа пожала плечами: - Знаешь, в нашей непредсказуемой жизни.. Об этом еще мама позаботилась. - Да, действительно. Я-то думал, что в Москве все уже тихо-мирно. А тут - словно полвека назад... - Нет, не совсем так, конечно. Но и не так, как было, говорят, в старые времена, когда на улицах не стреляли. - А я ведь тебя спрашивал насчет надежного местечка для моих записей. Почему ты скрыла? - Тогда? Не стану же я рассказывать первому встречному... - Я, значит, первый встречный? - Тогда был. Ну, не совсем - но все же почти. Надо же было сперва хоть немного разобраться в тебе. - И как? С успехом? - Ты что думаешь - я ложусь в постель со всяким желающим? Кажется, она собиралась всерьез рассердиться. - Извини. Между прочим, я тоже довольно давно перестал заваливать каждую желающую девицу, будь она сколько угодно пригожей. Но по этому доводу мы как-нибудь проведем научно-практическую конференцию. А сейчас - последний срок встать на крыло. - И куда полетим? - Сперва к тебе. - Не опасно? - Не очень - уже потому, что мы ждем опасности. - Ты хочешь забрать записи? - Не знаю. Если твой тайник надежен - наоборот, подложу и свои. В противном случае - заберем все и направимся в универсальное убежище. - Такое существует? - Была прежде такая традиция, - сказал я, - храм Божий является убежищем для всякого, кто нуждается в защите, и в его стенах никакое насилие невозможно. - Хорошая традиция, - сказала она серьезно. - Согласен. Но, к сожалению, хорошие традиции далеко не так долговечны, как плохие. - Мы на самом деле собираемся в церковь? - Да, но для работы. Там нас ждет очередное интервью. - Любопытно... - Там увидим. Пошли. Я и на этот раз не забыл проверить машину. Но мои оппоненты, видимо, уже поняли, что ко мне таким путем не подобраться. Пора бы им усвоить то же самое и в отношении Наташиной квартиры. Пока же - увы. Упрямые подонки - иного заключения я не мог сделать, убедившись в том, что кто-то опять примерялся ко входной двери и на этот раз уже более квалифицированно: пытался нейтрализовать мою подстраховку, и достаточно деликатно. Видимо, противной стороне было уже известно, чем рискует неосторожный: его найдут крепко спящим, как в своей постельке, и надолго обездвиженным. Но на деликатное обращение прибор не реагирует; он откликается только на правильное обращение. Мы вошли, и я сказал: - И все же осмотрись внимательно - все в порядке? Наташа, впрочем, занялась этим, не дожидаясь моего совета. Вскоре из кухни донесся ее голос: - Кто-то лазил в кастрюли. - Да, - сказал я. - Это я. Забрал свои кассеты. Больше ничего? - Как будто нет. - Хорошо. А тайник? - Ты обязательно хочешь его видеть? - Ну, если у тебя есть принципиальные возражения... - Нет, - сказала она. - Принципиальных нет.. Просто... А, ладно. Мне, откровенно говоря, было просто любопытно: где в малогабаритной квартире можно оборудовать такой тайник, какого не обнаружат с