ругих стран. По их письмам Ора Дерви могла заключить, что Ленц пользовался среди них большим авторитетом. О, как казнила себя Ора Дерви, что не настояла в свое время на том, чтобы Гуго Ленц лег в клинику святого Варфоломея! Он был бы жив. Она не допустила бы его смерти. А теперь в память о Гуго Ленце ей только и осталось, что тоненькая пачка писем, да еще голос Гуго, записанный на пленку - повесть о том, как шведский король вручал ему Нобелевскую премию. Когда Гуго рассказывал об этом, нельзя было удержаться от смеха, и Ора с разрешения Ленца включила магнитофон. Странный он был, Гуго Ленц. Теперь, разбирая архивы, Ора Дерви все больше утверждалась в мысли, что тот Гуго Ленц, которого она знала, и тот, который вырисовывался в документах, с ним связанных, и в обширной научной переписке, - два совершенно разных человека. Письма, адресованные Гуго Ленцем лично ей, Ора Дерви никому не показывала. Кому их читать? Друзьям? Разве могут они быть у полуробота? Прихлебателей тьма, приятелей пруд пруди, а друга нет... Гуго несколько раз рассказывал ей о шефе полиции Арно Кампе, с которым ему пришлось ближе познакомиться после получения злополучного письма. - Арно Камп - неглупый человек, - говорил Гуго Ленц. - С ним можно толковать. Представьте себе, даже стихи любит. ...Поставив полуувядшую фиалку в стакан с водой, Ора Дерви еще раз внимательно перечитала только что полученное с утренней почтой письмо. По стилю оно, на ее взгляд, не отличалось от того, которое три с небольшим месяца назад получил Гуго Ленц. Гуго, обладавший феноменальной памятью, несколько раз цитировал ей наизусть большие куски из письма, и Ора Дерви в конце концов тоже запомнила их. Анонимный автор хотел от Оры Дерви, чтобы она "навела порядок" на своем участке общественной жизни - в медицине. Автор требовал, чтобы Ора Дерви своей властью запретила пересадку органов. "Такие пересадки чудовищны, недостойны человека, наконец - неэтичны, - негодовал автор. - Человек - не машина, у которой можно по произволу заменять детали". Особое негодование вызывало у автора то, что в клинике святого Варфоломея проводятся опыты по вживлению кибернетических механизмов в тело человека. "Вы бросаете вызов природе вместо того, чтобы слиться с ней", - возмущался автор письма. Она некоторое время перебирала четыре листка, отпечатанных на машинке, всматривалась а цифру "1", вписанную от руки. Ровно один год отмерил ей автор письма для выполнения обширной программы, изложенной на листках: повсюду закрыть пункты пересадки органов, уничтожить фабрики, выпускающие хирургические инструменты для трансплантации, закрыть в медицинских колледжах факультеты кибернетической медицины, предать огню всю литературу по проблемам киборгизации. Ора Дерви закрыла глаза. Она сидела одна в пустой ординаторской клиники святого Варфоломея, Покачиваясь а кресле, размышляла. Кто бы ни был автор письма, он наивен в высшей степени. Он хочет, чтобы она, Ора Дерви, своей волей сделала то, и другое, и третье. Как будто в ее власти закрыть, например, фабрики, производящие хирургическое оборудование. Да ее сместят на следующий же день. Конечно, Ора Дерви могла бы, скажем, наложить временное вето на производство хирургического оборудования, объявив его малопригодным для операций. Но что скажут фабриканты? Каждый шаг Оры Дерви встречал бы бешеное сопротивление тех, кто заинтересован в существующем порядке вещей. Разбирая документы Гуго Ленца, Ора Дерви рассчитывала, что, возможно, какие-нибудь записи смогут пролить свет на обстоятельства дела, которое она расследует. Нелегкая и кропотливая была эта работа. "...Итак, мне остается жить три месяца. Всего три. Нелепо все и неожиданно. А жизнь вчера еще казалась бесконечной. Здоровый человек не думает о смерти. Он может планировать свое будущее, прикидывать, что будет с ним через год, три, а то и через двадцать лет. Математик сказал бы, что двадцать лет для человека равносильны бесконечности. Естественно: для мотылька-однодневки бесконечность равна всего-навсего суткам. А что сказать о мезоне, время жизни которого - миллионная секунды? Я не мезон и не мотылек-однодневка. Я человек. Обреченный на скорую смерть. Какая разница - раньше или позже. Нет, не буду кривить душой. Я молод: разве 44 года - старость? Чего я достиг в жизни? Почестей? Они не кружат мне голову. Просто я немного лучше, чем другие, научился разбираться в структуре вещества, и за это мне - деньги и комфорт?" Ора взяла другой листок. "Но то, чего мне удалось добиться в жизни, - лишь одна сторона дела. Теперь, когда мне приходится подводить итоги, не менее важно уяснить другую сторону: что дал я, Гуго Ленц, человечеству? Боюсь, не так уж много. После злосчастного взрыва не перестаю думать об этом... Мир беспечен, как играющий ребенок. Если даже людей будет отделять от гибели один шаг, все равно они будут беспечны, как мотыльки. Беспечность? Или простое неведение? Мой опыт горек. Но достаточен ли для остальных? Надо добиться, чтобы был достаточен... Барк, кажется, неплохой парень, только мозги немного набекрень от полицейской работы. Из него мог бы получиться физик. Но зачем, зачем человечеству физики?! Когда Арно Камп пообещал изловить и обезвредить того, кто угрожает мне смертью, я впервые в жизни пожалел, что полиция не всесильна..." "Больше всего на свете я любил свою работу. Тот сладкий холодок предчувствия, из которого вдруг, после многодневных опытов, внезапно рождается уверенность, что истина находится где-то рядом, протяни руку - и достанешь ее. Но ныне все мелкие истины слились в одну Великую Истину, и свет ее невыносим. Я солдат твой, сияющая истина, и умру как солдат. И да поможет мне... Робин!" "Робин? - задумалась Ора Дерви. - Кого имел в виду Гуго Ленц?" Среди знакомых и сотрудников Ленца - она тщательно проварила - человека с таким именем не было. Быть может, Робин - чье-то прозвище? Но чье? Ора Дерви, как обычно, проконсультировалась с Артуром Барком, который знал Ядерный центр и его людей, как свои пять пальцев. Но и Барк в ответ на вопрос о Робине только развел руками. Видимо, Робин - какая-то историческая ассоциация, пришедшая в голову Гуго, когда он набрасывал дневник, решила Ора Дерви. Быть может, речь идет о Робин Гуде, легендарном разбойнике средневековой Англии? Вскоре в сутолоке дел Ора Дерви позабыла случайное имя, мелькнувшее в бумагах покойного Ленца. Но через некоторое время среди лабораторных журналов ей попался еще один листок, служивший продолжением какой-то записи. "...Прощай и ты, Люсинда. Я привязался к тебе, я верил тебе..." Ору что-то кольнуло, когда она прочла первые строки записки. "Только благодаря тебе, Люсинда, я сумел решить последнюю задачу, которую добровольно взвалил на свои плечи. И теперь мне легче уходить из жизни. Спасибо, Люсинда". Незнакомое доселе неприятное чувство заставило Ору внутренне сжаться. Она вызвала к себе Барка. Артур прибыл незамедлительно: он знал уже, что председатель новой комиссии не отличается мягким нравом, и при случае может всыпать не хуже Арно Кампа. Ясное дело - не приходится ждать снисхождения от робота или полуробота - один черт. - Какова обстановка в Ядерном центре? - спросила Ора Дерви. - Все по-прежнему растеряны, - сказал Барк. - Смерть доктора Ленца обсуждают? - Неохотно. - Старайтесь прислушиваться к таким разговорам, - посоветовала Ора Дерви. - В них, возможно, что-то промелькнет. - Докладывать вам или Арно Кампу? - Все равно. Наши действия скоординированы. - С работой в Ядерном центре до сих пор не ладится, - сказал Артур Барк. - Все время срываются опыты. Доктор Ленц оставил после себя сущую неразбериху. Старик, видимо, слишком многое любил делать сам. При слове "старик" Ора поморщилась: она не выносила фамильярности. - Теперь Ядерный центр осиротел, как выразился один сотрудник, - продолжал Барк, развалившись на стуле. - Неужели доктор Ленц напоследок испугался-таки и решил "зашвырнуть ключи"? Но тогда непонятно, почему же доктор Ленц все-таки... - Скажите, Барк, - перебила его Ора Дерви, - вы знаете всех сотрудников Ядерного центра? - Конечно. Таково задание Кампа, - ответил Артур Барк. - В таком случае скажите, кто такая Люсинда? - быстро произнесла Ора. - Люсинда? - удивленно переспросил Барк, с наслаждением заметив, что Ора Дерви слегка смешалась. Значит, и роботы умеют смущаться! - Имя Люсинда мне встретилось в архивах доктора Ленца, - пояснила сухо Ора Дерви. - Люсинда - машина, - сказал Барк. - Машина? - Обыкновенная счетная машина. Термоионная, с плавающей запятой, как говорят программисты, - с улыбкой добавил Барк. За время пребывания в Ядерном центре он успел нахвататься кое-каких познаний. - Машина? Странно... Ленц обращается к ней, как к женщине, - сказала Ора Дерви. - Странно, - согласился Барк. - Мы можем теперь только строить догадки о тогдашнем психическом состоянии доктора Ленца, - заметила Ора. Барк промолчал, ограничившись утвердительным кивком. Имант Ардонис любил геологию. Ему вообще нравились науки о Земле. Толстые фолианты, посвященные отчетам какой-нибудь исследовательской геологической или археологической экспедиции, он мог перечитывать, как увлекательный роман. Впрочем, романов Имант Ардонис никогда не читал. Изучение геологических отчетов доставляло отдых мозгу, измученному бесконечными формулами. Если физика была всепоглощающей страстью Иманта Ардониса, то науки о Земле можно было назвать его хобби. Но и в геологии, регулярно просматривая интересующую его литературу, Имант Ардонис сумел приобрести немалые познания. Акватаунский проект заинтересовал Ардониса. Его привлекла смелость замысла, сочетавшаяся с размахом. Шутка ли - пробив твердую оболочку планеты, на сотни миль устремиться вниз, пронзив слои бушующей лавы! В космосе человек давно уже чувствовал себя, как дома, в то время как глубь собственной планеты все еще оставалась для него недоступной. Ардонис знал, что идея использования глубоководной морской впадины в качестве отправной точки для глубинной скважины не нова. Но раньше осуществить ее не могли: проблема упиралась в несовершенство техники. Ардонис был аккуратен в своих увлечениях: выискивая повсюду, где только можно, материалы об Акватауне, он складывал их вместе. Правда, писали об Акватауне немного. Проглотив очередную заметку, Ардонис приходил в восхищение от темпов, которыми велась проходка. Ив Соич, похоже, знает свое дело. Когда ствол шахты, миновав твердую оболочку Земли, углубился в расплав магмы, Имант Ардонис наново проштудировал работы о глубинных слоях почвы и структуре морского дна в районе Атлантического побережья. И червь сомнения впервые шевельнулся в его душе. Давление и температура лавы там, на глубине, ему как физику говорили многое. В опытах по расщеплению кварков Ардонис имел дало со звездными температурами и колоссальными давлениями, у него было представление об опасностях, которые подстерегают в подобном случае исследователя. При огромных давлениях жидкость может превратиться в камень, а сталь - потечь, как вода. На что рассчитывает Ив Соич? Как он собирается взнуздать огненную стихию земных недр? Надо полагать, он произвел необходимые расчеты. Они должны быть абсолютно точными. Иначе... у Иманта Ардониса дух захватило, когда он представил, что может получиться, если на большой глубине магма ворвется в ствол шахты. Вода соединится с огнем! А в Акватауне три тысячи человек. Не говоря уже о рыбацком поселке, который расположен на побережье, близ впадины. Люсинда - хорошая машина, хотя и капризная, как женщина. То, что машина хорошая, не нуждалось в особых доказательствах. На Люсинде Гуго Ленц и другие сотрудники Ядерного центра производили тонкие расчеты, перед которыми пасовали другие счетные машины. На заре машинной индустрии люди считали, что все счетные машины одного класса одинаковы. С годами пришлось отказаться от подобной мысли. Счетные машины усложнялись, накапливали "память" и "опыт", и каждая из них приобретала то, что у живого существа называют индивидуальностью. Так, одна машина, например, отдавала явное предпочтение дифференциальным уравнениям, другая - задачам, связанным с небесной механикой, третья - интегралам. Симпатии и антипатии машины могли выражаться в том, что "любимую" задачу машина решала быстро и изящно, если же попадалась задача "нелюбимая", машина могла возиться с ней долго, а решение предложить такое длинное и запутанное, что математик, поставивший задачу, хватался за голову. В том, что Люсинда - машина не только хорошая, но и капризная, с норовом, лишний раз убедился Имант Ардонис, когда решил просчитать, каким запасом прочности обладает ствол гигантской шахты, нисходящей от подводного города Акватауна в глубь Земли. Введя задачу в кодирующее устройство, Имант Ардонис присел к столу. Мимо несколько раз прошел Артур Барк, неприятный молодой человек с оловянными глазами. Нового сотрудника Имант недолюбливал. Неприязнь зародилась в первый же день, когда доктор Ленц привел к нему в кабинет черноволосого крепыша и отрекомендовал его как специалиста по нейтринным пучкам. Было это вскоре после взрыва в лаборатории, случившегося ночью, когда установки обслуживались автоматами. Со времени появления Артура Барка в Ядерном центре прошло больше трех месяцев, и Ардонис имел несколько раз возможность убедиться, что при обсуждении сложных проблем, связанных с фокусировкой нейтринных пучков, Барк предпочитает многозначительно отмалчиваться. Ардонис не вмешивался - с него было достаточно рекомендации Гуго Ленца. Правда, после одного случая, продемонстрировавшего вопиющую безграмотность Барка, Имант Ардонис совсем было решился раскрыть глаза доктору Ленцу на бездарность нового сотрудника, но тут случилась нелепая история с кошельком, закончившаяся арестом Ардониса и на время совершенно выбившая его из колеи. А после умер Ленц, и Ардонис махнул рукой на Барка. Мало ли на свете бездарностей, занимающих места, им не предназначенные? Он, Имант Ардонис, не собирается переделать мир. Кажется, переделкой мира хотел заняться его шеф доктор Ленц, о чем он и твердил сбивчиво и туманно в последние месяцы перед смертью. Задача Ардониса гораздо скромнее: расщепить кварки, разрушить последнее прибежище тайны мироздания, зажать материю в железные объятия уравнений Единой теории поля. Переделкой общества пусть занимаются другие. Он не уверен, что подобная задача имеет решение. Мимо снова прошел Артур Барк, подозрительно посмотрев на Ардониса. Имант глянул на часы: Люсинде давно уж пора бы дать ответ на поставленную задачу. Однако машина хранила молчание. - Где ответ? - спросил Ардонис, нагнувшись к переговорной мембране. Тотчас из щели дешифратора вылезла лента. "Дважды одну задачу Люсинда не решает", - прочел Ардонис. - Люсинда, ты что-то путаешь, - попытался разъяснить Ардонис. - Задачу о глубинной шахте никто тут не мог решать, кроме меня. "Люсинда никогда не путает", - лаконично сообщила лента. - Кто же в таком случае решал задачу до меня? - спросил Ардонис, начиная терять терпение. Люсинда молчала: ответ принадлежал к разряду необязательных, и она использовала свое право. В течение дня Имант Ардонис пытался узнать у сотрудников, кто до него занимался этим вопросом, но одни вообще ничего не слыхали об Акватауне, а другие были равнодушны к проблемам сверхглубинного бурения. Тогда Иманту Ардонису пришлось чуть не на коленях умолять Люсинду выдать повторное решение. Ответ машины поразил Ардониса: все гигантское подводное сооружение висело на волоске. Несмотря на свой "скверный" характер, Люсинда не могла солгать в расчетах, выдать не те цифры. Прихватив с собой ленту, Ардонис решил немедленно отправиться в редакцию самой крупной газеты. О том, что угрожает Акватауну, должен узнать весь мир. Подводники обязаны принять срочные меры. Либо должен быть увеличен запас прочности защитных конструкций, либо работы следует сразу прекратить. Первое решение, конечно, влетит в копеечку, но разве можно считаться с копеечками, когда дело идет о жизни тысяч людей? Выходя из лаборатории, Имант Ардонис столкнулся с доном Базилио. После смерти Гуго Ленца кот поскучнел. Он бродил из комнаты в комнату, разыскивая прежнего хозяина, и всех сотрудников обходил стороной. Блюдце с молоком оставалось нетронутым. Чем питался кот, было неизвестно. Артур Барк уверял, что дон Базилио глотает кварки. Последним человеком, который видел Ленца, была его жена. Арно Камп многократно допрашивал Рину, но то, что она рассказывала, никак не проливало свет на уход из жизни первого физика страны. Ответы Рины тщательно сопоставлялись с данными экспертизы, но уличить женщину во лжи шеф полиции не мог. Сегодня она должна была по его вызову явиться к одиннадцати часам. Она пришла чуть раньше, и Жюль тотчас доложил о ее приходе Кампу. - Пусть войдет, - сказал Камп. Она присела на краешек кресла, того самого, в котором не так давно сидел Гуго Ленц, принесший в полицию письмо, сулившее ему смерть. - Когда доктор Ленц прилетел вечером домой, вы не заметили в его поведении чего-либо необычного? - Нет, Гуго вел себя как всегда, - вздохнула Рина. - Шутил, что мы, как мухи под стеклянным колпаком: за каждым нашим шагом наблюдает охрана, а улететь из-под колпака невозможно. Несколько раз повторял, что выполнил дело жизни, а потому может умереть спокойно... Вообще Гуго шутил в тот вечер. Я уже говорила об этом. - Мы навели справки. Работа у доктора Ленца в Ядерном центре в последнее время не ладилась, опыты по расщеплению срывались, да еще взрыв 2 апреля... Как можно говорить, что дело жизни выполнено? Рина пожала плечами. - Я же говорила вам, что Гуго в последние дни не делился со мной рабочими тайнами. - Расскажите еще раз, когда и как вы обнаружили, что ваш муж мертв? Ровным голосом, будто повторяя заученную роль, Рина произнесла: - Я проснулась вскоре после полуночи. Не знаю отчего. На сердце было неспокойно. Гуго, как всегда, сидел у раскрытого секретера: "Разберу одну задачку". А я, не знаю как, снова задремала - так намучилась в последние дни... Очнулась - Гуго на прежнем месте, уснул, голову опустил на недописанный лист бумаги. Позвала - не откликается. А сон Гуго чуток. Вскочила я, подошла к нему... - Рина перевела дыхание. Только по судорожным движениям пальцев видно было, чего стоит ей рассказ. - На губах Гуго застыла усмешка. Он был мертв. - Почему вы так решили? - Глаза... глаза Гуго были широко раскрыты. Правая рука лежала на калькуляторе. Но дальше, наверно, не нужно? - перебила себя Рина. - Когда я закричала, в комнату сразу хлынула охрана, и у вас имеются подробные протоколы, фотографии... - Протоколы и фотографии есть, - согласился Камп. - Но вы уклоняетесь от ответа на вопрос. Меня интересует, повторяю, то, что не попало в протоколы. Рина еле заметно пожала плечами. - Но я ничего не могу добавить. Домой Рина возвращалась опустошенной. В хвост ее орнитоптера пристроился аппарат мышиного цвета, но Рина едва обратила на него внимание. И дома, и вокруг, она знала, полно теперь и электронных и прочих ищеек. Что толку? Все равно никто не вернет Гуго. Комнаты зияли пустотой. Робин куда-то запропастился, оставив включенным телевизор. Рима присела к секретеру, который так и остался открытым с той роковой ночи. После нашествия полиции тут осталось немного - несколько разрозненных книг, тщательно перелистанных привычными пальцами детективов. Говорят, в комиссию по расследованию, которую возглавляет ненавистная Ора Дерви, были уже вызваны и опрошены сотни людей. Пусть! А она ни за что не пойдет туда, разве что потащат силой. Рина долго сидела. В уши лезла назойливая музыка, с экрана кривлялась певица, похожая на Ору Дерви. Затем пошла серия рекламных фильмов, но Рина почти не смотрела на экран. Она даже забыла сделать замечание Робину за самовольное включение телевизора. В дверь постучали. На пороге появился Имант Ардонис. - Вас не задержали? - спросила Рина. - Я не преступник, - пожал плечами Имант. Они помолчали, оба чувствуя неловкость. - Рина, я хочу пригласить вас в театр, - сказал Имант, вертя в руках шляпу. - Нет, Имант, - покачала она головой. - "Отелло". - Нет. - Раньше вы не отказывали мне в своем обществе. - Раньше - да, а теперь - нет. На имя Гуго не должна упасть никакая, даже самая маленькая тень. - Наверное, вы правы. Что ж, прощайте, - Ардонис тяжело шагнул к двери. - Погодите, чаю выпьем, Робин! - громко позвала Рина. - Нет, спасибо. Я пойду! - Робин в последнее время стал несносным, - пожаловалась Рина. - С некоторых пор я перестал доверять автоматам, - обернулся Имант. - Люсинда словно взбеленилась. Отладить ее никому не под силу. Мало того, печатающее устройство с нее куда-то запропастилось. Оставшись одна, Рина обошла все закоулки, заглянула даже в ванную - Робина в доме не было. ...Он появился в двери, неуклюжий, приземистый, с четырехугольным регистрационным номером на груди. - Где ты был? - спросила Рина тоном, не предвещавшим ничего доброго. Робин замялся. Видимо, ему очень хотелось солгать, но лгать он не умел. Незаметно прозвище "фиалочник" приобрело среди журналистов права гражданства. Список "фиалочников" - людей, получивших послание с этим цветком, - перевалил уже за сотню. Причем это были все люди уважаемые: военные, финансисты, литераторы, ученые... Особенно много ученых. Получение фиалки стало предметом своеобразной гордости, как бы признанием заслуг со стороны неведомого врага государства. Возникла даже идея - организовать "Клуб фиалочников", но президент наложил на эту идею вето. Злые языки связывали запрещение с тем, что сам президент фиалки до сих пор не получил. Если свести все письма в одно, получалась интересная картина: требования автора, подкрепляемые недвусмысленной угрозой, сводились к одной мысли, выраженной еще в первом письме, полученном Гуго Ленцем. "Назад к природе!", "Идя по пути разума, человечество погибнет", "Нужно зашвырнуть ключи от тайн природы", - требовали анонимные письма. На одном из первых "фиалочных" совещаний Джон Варвар высказал мнение, что письма печатает и рассылает не один автор, а целая группа ловко организованных мошенников и шантажистов. Цель - посеять в государстве смуту, дабы половить рыбку в мутной воде. Машинку, на которой печатались тексты, обнаружить не удалось, и это, по мнению Джона Варвара, подтверждало его гипотезу: очевидно, машинка хранилась в глухом подполье, куда не могли проникнуть щупальца полиции. По распоряжению Кампа была проведена текстологическая экспертиза писем. В основу экспертизы положили старую программу, с помощью которой некогда было установлено, что автором "Короля Лира", "Отелло", "Гамлета" и прочих гениальных творений является не группа авторов, как утверждали иные критики и литературоведы, а одно лицо - небезызвестный Вильям Шекспир. Спустя много времени история повторилась: экспертиза опровергла предположение Джона Варвара. Электронная машина, исследовав тончайшие нюансы стиля, а также среднюю длину слов, употребляющихся в текстах писем, установила, что автором всех фиалочных посланий является одно лицо. Сроки жизни в письмах были отмечены самые разные: кому месяц, кому - год, но большинству адресатов, как Арно Кампу, срок не указывался. Для того, чтобы установить, насколько "серьезны намерения" автора писем, надо было проследить, в какой мере сбывались угрозы. Но Арно Камп лучше, чем кто-либо другой, понимал, что очень трудно, а подчас и невозможно отличить несчастный случай от покушения. Если взять значительную группу людей, то в силу вступает закон больших чисел. Шеф полиции знал, что статистика - хитрая штука. По ней, по статистике, несчастья случаются столь же неизбежно, как допустим, свадьбы. За этими невеселыми размышлениями и застала Кампа Ора Дерви. - Чем порадуете? - спросил Камп, выходя навстречу Оре. - Расследование завершено. - Значит, убийство? Ора Дерви покачала головой. Помолчав, она сказала: - Я видела его перед кончиной. - Он появился у вас после получения письма? - Да. - Простите, бога ради, за вопросы... - улыбнулся Камп. - Это разумеется, не допрос, а просто беседа. - Понимаю. - Ленц говорил с вами по поводу полученной им анонимки? - Говорил, и много. - Как он относился к угрозе смерти? - Считал, что обречен, и жить ему осталось ровно столько, сколько отмерено в письме. Потому-то он и отказался лечь в клинику: времени оставалось мало, чтобы завершить все дела. Камп пожевал губами и неожиданно спросил: - А вы не допускаете мысли о самоубийстве? - Я думала об этом, - сразу ответила Ора Дерви. - Однако самоубийство, по сути, то же убийство. Оно оставило бы какие-нибудь следы. Вам-то это известно лучше, чем мне. Между тем экспертиза таких следов не обнаружила. - Результаты экспертизы я знаю. Но, кроме объективных данных, существует еще интуиция. Послушайте, Ора. Что вы думаете обо всей этой истории? Ора задумалась. Вынула сигарету - Камп услужливо щелкнул зажигалкой. - Каждому ясно, что автор анонимок задумал переделать наша общество. Требования его недвусмысленны. Джон Вильнертон должен прекратить выпуск оружия смерти, Гуго Ленц - закрыть исследования кварков и "зашвырнуть ключи" от тайны природы, Из Соич - законсервировать глубинную проходку в Акватауне и так далее. Я не знаю многих писем, но они, наверно, в таком же роде? - Примерно. - Во всяком случае, все это выглядит ужасно наивно. В чем-то напоминает детскую игру. - Детскую игру! - взорвался Арно Камп. - Что же, и Гуго Ленца убили играючи? - Факт убийства доктора Ленца не доказан, - возразила Ора Дерви. - Наоборот, я как медик убеждена, что он умер своей смертью. - Точно в назначенный срок! Да это же м...мистика, черт возьми! - Не знаю. - Вам, между прочим, тоже грозят смертью. Вас это не смущает? - Я фаталистка. И потом, я верю в ваших агентов, - улыбнулась Ора. - Я жду в... вас завтра. С членами комиссии. Нужно выработать единую точку з...зрения, - сказал Арно Камп, прощаясь. После ухода Оры Дерви он долго ходил по кабинету, стараясь успокоиться. Размышления Арно Кампа прервало появление Джона Варвара - он теперь ведал наблюдением за коттеджем покойного доктора Ленца. - Есть новости? - спросил Камп. - Вот пленка, шеф. - Целая бобина? - удивился Камп. - Она что же, сама с собой разговаривает, эта Рина Ленц? Воспроизводитель захрипел, из него послышались голоса - Рины и неизвестный мужской. "- Где ты был? - строго спросила Рина. - В городе, - пророкотал мужчина. - Зачем? - Тайна." - Это еще что за идиот? - быстро спросил Камп. - Робин. Робот, - пояснил Варвар. Услышав, что тайна Робина принадлежит не кому иному, как доктору Ленцу, Камп изменился в лице. Варвар окаменел. - Сколько ты летел сюда? - спросил Камп, когда отзвучала последняя реплика Робина: "Именем доктора Ленца - не делай этого!", обращенная к Рине, - и воспроизводитель автоматически выключился. - Десять минут. - Бери оперативный отряд - и в коттедж Ленца. Доставь сюда этого Робина. Бегом! Только не повреди его, - крикнул Камп вдогонку. Оставшись один, шеф полиции посмотрел на часы. Ровно в полдень по мудрым канонам востока у него было "пять минут расслабления". Однако заняться гимнастикой по системе йогов ему не пришлось. На пульте пискнул зуммер радиовызова. - Д...докладывает Джон Варвар, - прохрипело в наушниках. С каких пор Варвар заикается? - П-п-приказ не выполнен. Робин исчез, - доложил Джон варвар. - Все обыскать! - Уже обыскали, шеф. - Допросить Рину Ленц. - Допросили. Она ничего не знает. Говорит, Робин перестал ей подчиняться. Разладился, и потому по закону она за него не отвечает. - Перекрыть все дороги! Оцепить район! - не сдержавшись, закричал Арно Камп, понимая, что все эти меры едва ли принесут нужный эффект. Разладившийся робот - сущее бедствие, поймать его практически невозможно. Достаточно человекоподобной фигуре сорвать порядковый номер - и она затеряется в многомиллионном городе, как капля в море. Попробуй-ка без светящегося нагрудного номера отличить робота от человека! С погружением в глубь Земли давление и температура возрастали, и все труднее становилось обуздывать грозный напор расплавленной магмы, омывающей ствол шахты. Чем глубже погружались проходчики, тем больше удлинялись коммуникации, что также вносило дополнительные трудности. Любые контакты с побережьем Соич запретил, и акватаунцы роптали: они привыкли к свежей рыбе, покупаемой у рыбаков прибрежного поселка. Приходилось довольствоваться пищей, доставляемой в Акватаун сверху в контейнерах. Три тысячи акватаунцев трудились денно и нощно, сцементированные волей "Железного Ива". Связываться по радио сквозь толщу воды с внешним миром было невозможно. Письма туда и обратно доставлялись все в тех же контейнерах. По-прежнему масса добровольцев предлагала Соичу свои услуги, прельщенная как романтикой глубинной проходки, так и системой оплаты, предусматривающей премию за каждый новый шаг в глубь Земли. С последней почтой Ив Соич получил, как обычно, несколько десятков писем. Пренебрежительно отодвинув их в сторону, он вскрыл пакет от Арно Кампа. Шеф полиции настоятельно требовал, чтобы Ив Соич покинул Акватаун и поднялся на поверхность. "Подходит критический срок, - писал Арно Камп. - Если забыли, то могу напомнить, что скоро будет полтора года, как на ваше имя пришло письмо..." - "Забыли"... Шутник этот Камп, - пробормотал Соич, покачав головой. "Вы должны переждать критическое время под надежной охраной, Мы поместим вас в башню из слоновой кости, а точнее - из стали и бронебойного стекла. Знаю, как вы преданы работе и как нелегко вам сейчас покинуть Акватаун. Но проходка ствола рассчитана на два года, так что, побыв на поверхности недели две, вы сможете вернуться к своим обязанностям..." Оторвавшись от письма, Ив Соич живо представил себе, как Арно Камп в этом месте погладил своего бронзового любимца и произнес что-то вроде: - Главное - чтобы ты пережил срок, названный в письме. А дальше - мне до тебя дела нет, голубчик! "Главное - пережить срок, указанный в письме, - улыбнувшись своей догадливости, прочел Ив Соич. - Нельзя допустить, чтобы из-за нашей или вашей небрежности осуществилась угроза. Представляете, какое это вызовет смятение в умах?" Соич опустил письмо на пульт, задумался. Требование Кампа выглядит разумным. Но он не сможет выполнить его. Кампу неизвестно - Соич держит это пока в секрете, - что скорость проходки увеличена против проектной. Нужная глубина будет достигнута не через два года, а на шесть месяцев раньше, то есть на днях. Может ли он, начальник Геологического центра, организатор и вдохновитель акватаунской эпопеи, покинуть объект в такое напряженное время? Еще несколько сот метров - и все акватаунцы поднимутся на поверхность - триумфаторы, покорившие подземную стихию. Тот, кто опустился сюда бедняком, поднимется достаточно богатым, на зависть тем, кого отборочная придирчивая комиссия, комплектовавшая Акватаун, забраковала по каким-либо признакам. Тогда и Ив Соич вместо со всеми поднимется к солнцу и вольному воздуху. Ждать осталось недолго. Пульт, на который облокотился Соич, жил обычной своей беспокойной жизнью, каждую минуту требуя к себе внимания. - Температура внизу ствола продолжает повышаться, - сообщила мембрана. Соич распорядился увеличить подачу жидкого гелия. Шахтный ствол продолжал нагреваться. - Невыносимо! - прохрипела мембрана. Соич узнал голос старшего оператора. - Включите вентиляторы. - Они гонят раскаленный воздух. Мы остановим проходку. - Не сметь! Остался один взрыв, только один взрыв. - Мы здесь погибнем. - Я лишу вашу смену премии, - пригрозил Соич. - Можете забрать ее себе, - ответила мембрана. - Мы поднимаемся. - Трусы! Я еду к вам, - закричал Ив Соич и бросился к манипулятору, чтобы спуститься вниз. Но прежде он хлопнул ладонью по зеленой кнопке, расположенной в центре пульта, тем самым заклинив подъемный транспортер. Отныне ни одна душа не могла покинуть ствол шахты. Манипулятор смерчем пронесся по пустынной улице Акватауна - те, кто был свободен от смены, отсыпались после адского труда. Позади вздымался ил, голубоватый в прожекторном луче. Промелькнуло кладбище акульих зубов конусовидный холм конкреций - глыб железомарганцевой руды, проплыла сопка с оторванной вершиной - подводный вулкан, погасший миллионы лет назад. Вдали показались конструкции, подсвеченные снизу. Не сбавляя скорости, Соич влетел в шлюзовую камеру. По мере того как транспортер двигался вниз, температура в стволе шахты возрастала. Липкий пот заливал глаза. Соича ждали. Большая площадка в основании шахты была полна народу, гудела, как улей. Скудное освещение к краям площадки сходило на нет. Спрыгивая с ленты транспортера, Соич вспомнил картины Дантова ада. Увидя Соича, проходчики притихли. Физики, геологи, электронщики, термоядерщики ждали, что скажет "Железный Ив". Соич вышел на середину, подошел к агрегату, щупальца которого сквозь толстые плиты защиты тянулись вниз, в глубину. Отсюда производились направленные взрывы, после чего автоматы наращивали новый участок ствола. - Почему не работает подъемник? - выкрикнул кто-то из толпы. - Я выключил, - спокойно ответил Соич. Горячий воздух обжигал легкие, он казался плотным, почти осязаемым. Соич поднял руку - ропот утих. В наступившей тишине слышалось лишь, как захлебывается в трубах, пронизывающих стенки шахтного ствола, жидкий гелий. - Через три, от силы четыре дня мы достигнем проектной глубины, - сказал Ив Соич, - и тогда ваша миссия закончена. Вы подниметесь богатыми людьми... - Включите подъемник! - перебил чей-то голос. - Я удваиваю премию! - сказал Соич. Фраза прозвучала гулко - воздух был насыщен испарениями и сильно резонировал. - Шкура дороже, - отрезал оператор. - По местам! - закричал Соич. - Готовить взрыв. Он шагнул к агрегату, но на пути вырос оператор. Горячая волна захлестнула Соича. Теперь, когда до цели осталось полшага, когда осталось произвести один взрыв, один-единственный... Неужели дело всей его жизни пойдет насмарку? Уже не отдавая отчета в своих действиях, Соич размахнулся - оператор схватил его за руку и сильно дернул, Соич выхватил из кармана лучемет и направил его в бледное, отшатнувшееся лицо. Затем перешагнул через тело оператора и подошел к масляно поблескивающей установке. Люди послушно разошлись по местам. Несколько умелых команд Соича - и агрегат ожил. Там, внизу, под толстыми плитами защиты, споро и привычно готовился направленный ядерный взрыв - последний взрыв. Стенки шахты вибрировали. Кажется, физически ощущалось огромное давление, которое выдерживали кессоны. Неожиданно пол шахты дрогнул, затрясся. Слишком рано - до взрыва еще добрый десяток минут. Ствол шахты ярко засветился, будто вобрав в себя пыл развороченных земных недр. Дохнуло нестерпимым жаром. На площадке стало светло, как днем. Люди в ужасе закричали. - Вот она, фиалка! - покрыл вопли чей-то возглас. Этот возглас - последнее, что зафиксировало сознание Ива Соича. Гибель Акватауна и прибрежного поселка взбудоражили страну, Оппозиция докопалась, что задолго до трагических событий в редакцию самой влиятельной газеты пришло письмо, правда без подписи, в котором автор квалифицированно доказывал неустойчивость глубинной шахты, заложенной в Акватауне, на дне впадины. Какая же сила заставила редактора спрятать письмо под сукно? Почему письму не был дан ход? Почему работы в Акватауне не только не были свернуты, но, наоборот, ускорены? Оппозиция добилась расследования, результаты которого, однако, не были преданы гласности, что породило массу слухов и толков. - Вы слышали о письме, в котором гибель Акватауна была предсказана за год до того, как город погиб? - спросила как-то Рина у Иманта Ардониса. - Или это письмо - пустые россказни? - Такое письмо было. - Вы знаете точно? - Совершенно точно. - Как же с ним не посчитались? - возмутилась Рина. Имант пожал плечами. - Пора привыкнуть к таким вещам, - сказал он. - Каким вещам? Гибели тысяч людей, которую даже не пытались предотвратить? - Вы ошибаетесь. Я уверен, все меры были приняты. Ствол шахты укрепили, как только могли. Но любое новое дело требует риска. - Да зачем он, риск? - Не рискнешь - не выиграешь. - Возможно вы и правы, Имант, - согласилась Рина. - Я чего-то не понимаю. Чего-то очень важного. - Я и сам когда-то думал так же, как вы, - сказал Ардонис. - Переболел, как корью, верой во всеобщую справедливость. - Знаете, что самое ужасное, Имант? - Что? - Ив Соич и остальные акватаунцы погибли точно в срок, указанный в письме. Вдова Гуго Ленца давно рассталась с коттеджем - он оказался ей не по карману. Рина снимала крохотный номер во второразрядном отеле. Она подумывала о том, чтобы вернуться к прежней специальности, но найти работу медика было непросто. Можно было обратиться к Оре Дерви - Рина была уверена, что Ора ей не откажет. Однако Рина приберегала визит в клинику святого Варфоломея на самый крайний случай. Из газет она покупала только "Шахматный вестник". Из прежних знакомых виделась только с Имантом Ардонисом, и то изредка, раз и навсегда пресекши попытки к сближению. Их связывала, кажется, только память о Гуго. Они говорили о Ленце, как о живом, вспоминали его привычки, любимые словечки, шутки. Ардонис рассказывал Рине, как продвигается работа по расщеплению кварков. Однажды, едва Имант ушел, а дверь Рины осторожно кто-то поскребся. "Кошка", - решила Рина и толкнула дверную ручку. Перед ней стояла знакомая приземистая фигура. - Робин, - прошептала Рина. Да, это был Робин - без нагрудного знака, помятый и какой-то увядший. - Проходи, - сказала Рина и заперла дверь. Сердце ее забилось. Робин еле двигался, словно в замедленной съемке. "Энергия кончается", - догадалась Рина. - Мне осталось существовать тридцать минут, - подтвердил Роб ее догадку. Рина знала, что с этим ничего не поделаешь. Существуют шариковые ручки, которые выбрасывают, когда ласта кончается: ручки сконструированы так, что зарядить их снова невозможно. Собратьев Робина выпускали по тому же принципу. Делалось это для того, чтобы робот в своем развитии не превзошел определенного уровня. Правда, тратить свой запас энергии робот мог по-разному. В среднем запас был рассчитан на 70 лет. Стоя перед ней, Роб как бы застывал. Теперь он чем-то напоминал Рине Будду, статую которого они видели когда-то с Гуго в музее. - Робин, кто убил доктора Ленца? - негромко спросила Рина. - Я знал, что ты это спросишь. Потому я здесь, хотя добираться сюда было трудно, - сказал Робин. Покачнувшись, он произнес: - Доктора Ленца никто не убивал. - Никто? - переспросила Рина. - Никто. Он сам убил себя. - Не понимаю... - Вот, - сказал Робин, протягивая Рине истрепанную записную книжку. - Она принадлежала доктору Ленцу. Посмотри. Потом я отвечу на твои вопросы. Только поспеши - у меня остается 20 минут. Рина принялась лихорадочно листать страницы, исписанные знакомым почерком Гуго. Формулы... Идеи опытов... Отрывочные фразы... "...Удивительный способ обуздания кварков. Проверю сегодня же. Если моя догадка правильна, на расщепление кварков потребуется энергии вдесятеро меньше, чем до сих пор думали все, в том числ