охраны удалился, директор позвонил в Санта-Риту, коротко рассказал о случившемся и попросил срочно выслать на комбинат следственную комиссию. Через полчаса охранники втолкнули в кабинет директора связанного Гуимарро. На лице его красовался огромный кровоподтек. - Пока на Вигваме только вот его обнаружили, - кивнул начальник охраны на Гуимарро, у которого от ярости и возмущения перехватило дыхание. - Молодцы, - сказал директор. - Что с ним делать? - Оставьте пока здесь. - Поиски продолжать? - Конечно. Вы должны обшарить каждый квадратный дюйм. Если там никого больше не обнаружат, то вам, Франсиско, - повернулся директор к арестованному, - придется плохо, очень плохо. - Что это все означает? - прохрипел Гуимарро, когда они остались вдвоем. - Вот и я хотел бы спросить: что это все означает? - повторил директор. - Я спал под валуном, меня схватили вооруженные охранники, скрутили руки... Директор налил воды и поднес стакан к губам Гуимарро, но тот оттолкнул руку плечом, и вода пролилась на ковер. - Послушайте, Гуимарро, а в каких вы отношениях с Рамиресом? - спросил директор. Гуимарро озадаченно переспросил: - С Рамиресом? - Да, с Рамиро Рамиресом, известным поэтом, из "Ротана баннеры". - Ну, как сказать... - пожал плечами Гуимарро, сбитый с толку. - Бывает, мы ссоримся, Рамиро горяч больно, сплошной порох... А что означает этот вопрос? Рамиро сказал обо мне плохо? Этого не может быть, пригласите его сюда. - Пригласить Рамиро мы успеем, - ответил директор, внутренне ликуя: он успел незаметно включить магнитофон, спрятанный в ящике стола, и слова Гуимарро о его ссорах с Рамиресом, записанные на ленту, пришлись как нельзя более кстати. - Вы объясните, пожалуйста, поподробнее, о каких ссорах идет речь? - Это не ваше дело, - отрезал Гуимарро. - Не мое - так не мое, - легко согласился директор. - Скоро сюда прибудет следственная комиссия из Санта-Риты. Надеюсь, с нею вы будете разговорчивее. Миллер на цыпочках проскользнул в свою комнату. Хорошо, что он послушал директора и не поселился в отеле для почетных гостей. Там и портье, и прислуга - его уход и появление, конечно, были бы отмечены. А здесь, в рабочем общежитии, похоже, никто не обратил на него внимания, никто ничего не заподозрил. Он присел к столу, стараясь взять себя в руки, успокоиться. Но каждый раз, когда в коридоре раздавались шаги, сердце падало. Не давал покоя крик, который услышал, когда поднимался по лестнице к дому. Что он означал? Неужели так быстро могли хватиться погибших? (О том, что могли позвонить из долины, обнаружив там трупы, Миллеру не пришло в голову.) В дверь комнаты дробно, как-то вкрадчиво постучали. Миллер вздрогнул. Через короткое время стук повторился. - Войдите, - сдавленным голосом сказал он, готовый к самому худшему. В комнату вошла тоненькая девушка, чем-то напомнившая Роситу. В руках она держала огромный букет цветов. Глаза девушки сияли. - Камарадо Рамиро? - с обожанием глядя на Миллера, спросила она. - Вы ошиблись дверью, - буркнул Карло, у которого отлегло от сердца. - А вы не скажете, где остановился Рамиро? - В соседней комнате. - Спасибо, камарадо, - прощебетала девушка и выпорхнула, оставив после себя легкий запах горных цветов. Через минуту она снова постучала к нему. - Знаете, - произнесла девушка, - в соседней комнате никого нет, только гитара лежит... - Ну, раз гитара на месте, значит, Рамиро где-то рядом, - успокоил ее Миллер. - Они не расстаются. Может быть, вы подождать его хотите? Садитесь, пожалуйста. - Нет, благодарю вас, я тороплюсь. Скажите, а вы увидите Рамиро? - Непременно. - Тогда передайте ему, пожалуйста, эти цветы, когда он придет... Ничего не говорите, только передайте, - выпалила девушка и убежала. ГЛАВА ШЕСТАЯ Следственная комиссия, прибывшая из Санта-Риты на медеплавильный комбинат, сумела сделать немного. Следы, оставленные возможным преступником, оказались начисто затоптанными ретивыми охранниками, которые рьяно прочесывали гору Вигвам. Это все входило в планы директора - запутать следствие. Правда, о том, что в момент несчастья на Вигваме побывал Миллер, директор так и не узнал. Однако им двигал простой расчет: конечно, к гибели двух гостей Франсиско Гуимарро не имеет никакого отношения, но если все следы на Вигваме окажутся затоптанными, тут уж можно строить любые предположения, половить рыбку в мутной водице... Тем более, что, кроме Гуимарро, охранники в тот день на Вигваме никого больше не обнаружили. Комиссия определила место, с которого сорвались в пропасть Педро и Рамиро. Росший рядом куст был сломан и почти вырван, а это явно свидетельствовало о борьбе. Значит, скорее преступление, чем несчастный случай. Несколько веток были свежеизломаны. Во всяком случае, необходима была специальная экспертиза. Гробы с телами Рамиро и Педро были установлены в рабочем клубе, и тысячи горняков прошли мимо них в угрюмом молчании. Мало кто верил в несчастный случай. Большинство считало, что совершилось преступление, и люди с нетерпением ждали, к каким выводам придет следствие. Был среди прощавшихся и Миллер. Его неудержимо тянуло посмотреть на погибших. Последние события на медеплавильном комбинате потрясли Талызина. Он пришел в зал, битком набитый народом, сразу после смены. Митинг уже закончился, в зале стояла тишина. В скорбном молчании люди подходили к импровизированному возвышению посреди зала, возлагали цветы и так же молча отходили. Случайно заметив впереди, в гуще народа человека, с которым столкнулся на каменной лестнице в памятную ночь, Талызин направился в его сторону. Он и сам сейчас не смог бы объяснить, что заинтересовало его в этом человеке. Однако человек, заметив, что к нему направляется Талызин, начал проворно пробираться к выходу, расталкивая молчаливых людей. В руках он держал великолепный букет, который забыл или не успел положить к изголовью погибших. Талызин махнул ему рукой, но человек с букетом сделал вид, что не заметил жеста. "Странно, - подумал Талызин, - словно боится меня..." Со времени гибели Педро и Рамиро прошло четыре дня. На комбинате шло следствие. Вызывались и опрашивались десятки и сотни людей, технические эксперты скрупулезно обследовали каждый клочок злополучной горы Вигвам. К несчастью, в ночь после происшествия прошел дождь, смывший следы и окончательно запутавший дело. Гуимарро препроводили в столицу. Миллер затаился. Он твердо решил: как только страсти, вызванные трагическим происшествием, поутихнут, приступить к решительным действиям. Складывается все неплохо. Один из ближайших помощников президента погиб, сорвавшись со скалы. Другой оклеветан. Миллер велел своим приспешникам распускать слухи о том, что, дескать, дело ясное - Франсиско Гуимарро и есть единственный убийца Рамиро и Педро. Вот они каковы, те, кому народ доверил власть! Грызутся за эту самую власть, как пауки в банке. В общем, плод созрел - пора срывать его! Довольно кустарщиной пробавляться. Сначала нужно добраться до усадьбы Шторна - хорошо, если сам Шторн не будет об этом ничего знать. Необходима основательная сумма - тогда все пойдет как по маслу. Следующий шаг после усадьбы Шторна - Ильерасагуа. Вместе с подпольной лабораторией его придется перебазировать в другое место, более безопасное. Конечно, это недешево обойдется, но другого выхода нет. Директор намекнул, что, по его данным, полученным от верных людей в Санта-Рите, к Ильерасагуа начинают подбираться. Нужно опередить народную полицию. Ильерасагуа ему необходим. Очень настораживало Миллера, почему Иван Талызин в зале клуба пробивался к нему сквозь толпу. После этого тревожного эпизода он до самого отъезда решил сидеть дома, не высовывая носа, чтобы исключить ненужные случайности. Небольшие прогулки он позволял себе только поздними вечерами. Талызину не спалось. Заунывно гудел над ухом невидимый комар, было душно. Талызин решил пройтись и вышел из дому. Луна живо напомнила ему ту удивительную ночь, когда он возвращался из Санта-Риты. Вдали возвышалась небольшая площадка, вырубленная в скале Талызин решил подняться на нее. На ней, по крайней мере, можно сделать несколько шагов по-человечески, вместо того чтобы карабкаться по лестницам. Площадку окаймляли несколько карликовых сосен, изогнутых от постоянно дующих ветров. Талызин любил здесь бывать. Он прошелся по площадке и сел на камень, окруженный кустарником, задумался. Размышления Талызина прервал легкий шум. Кто-то не спеша поднимался по лестнице. Нашелся, значит, еще один любитель ночных прогулок. Талызин сидел так, что со стороны лестницы его не было видно. Луна не успела еще подняться высоко, свет от нее падал сзади человека, который шел вверх, и черты лица его разобрать было невозможно - они находились в тени. Плечи... Человек развернул их так, словно набрал полную грудь воздуха. Подобным образом держал плечи Карл Миллер, тот самый... "Ну, повернись, покажи лицо", - мысленно молил его Талызин. Однако человек, наполовину выросший над площадкой, застыл на лестнице, чуть склонив голову набок, словно гончая. Тот Миллер тоже склонял голову набок, когда к чему-либо прислушивался. "Неужели он?!" Талызин испытывал сильнейшее искушение вытащить из кармана коробок и чиркнуть спичкой, чтобы рассмотреть лицо человека. Но сдержал себя, притаился, продолжая наблюдать. Убедившись, что перед ним никого нет, человек преодолел несколько последних ступенек лестницы и вошел на площадку. Талызин всматривался до боли в глазах, но лицо человека продолжало оставаться в тени. Насвистывая что-то бравурное, неизвестный сделал не сколько шагов, повернулся. Талызин едва не вскрикнул от разочарования: перед ним стоял человек, которого он встретил несколько дней назад на лестнице. Но при чем тут Миллер?.. Талызин решил было с ним заговорить, но в этот момент человек запел. Это была сентиментальная немецкая песенка. Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, Все прошло, прошло... Человек пел вполголоса, сложив руки на груди и мечтательно глядя вдаль. Эту песенку и этот голос Иван знал хорошо... В памяти всплыла многократно виденная и пережитая картина экзекуций в немецком концлагере. Талызину даже почудились свист плетей и стоны истязаемых. Ничего не подозревавший Миллер перестал петь, посмотрел в небо, закинул руки за спину таким знакомым Талызину жестом. Иван шевельнулся. - Кто здесь? - спросил Миллер настороженно. Талызин поднялся и вышел из-за кустарника. Миллер прошептал: - Иван... - Хорошая у тебя память, - усмехнулся Талызин. - Что вам нужно? - спросил Миллер, стараясь овладеть собой. - Должок за тобой. Миллер попятился. - Теперь ты от меня не уйдешь, - сказал Талызин и сделал шаг вперед. - Послушай, Иван, я заплачу, я заплачу тебе... - пробормотал Миллер. - Теперь точно заплатишь. Сполна за все заплатишь! - произнес Талызин. Прошло всего несколько мгновений, однако их оказалось достаточно, чтобы Миллер сумел прийти в себя. Итак, что же произошло? Ну да, случилось невероятное... Нывший узник того самого концлагеря, который весь целиком должен был быть ликвидирован, оказался здесь, на другом краю света, и пути их пересеклись. Один случай на миллион, но этот случай выпал. И что? Этот настырный русский - всего-навсего свидетель его преступного нацистского прошлого. Причем единственный - уж за это можно поручиться. Остается убрать его - и все уладится. В возбужденной памяти Миллера вихрем промелькнула уединенная гасиенда старого Шторна, окруженная неприступной стеной, открытый бассейн с опавшими листьями, которые медленно покачивались на разбегающихся кругах воды, и выпученные в предсмертной муке глаза юного Гарсиа, горло которого он сдавил мертвой хваткой... Двое стояли на небольшой площадке, над пропастью. Внизу виднелись пики скал, обрызганные безжизненным лунным светом. Рука Талызина цепко держала Миллера за плечо. Попытаться вырваться? Не получится - русский настороже: он попросту столкнет его, это верная погибель. Двоим им нет места. Ни на этой узкой площадке, ни на всем земном шаре. И Талызин тоже, конечно, понимает это. - Тебя выдала твоя тень. Выходит, зря ты сменил обличье, - усмехнулся Иван. - А ты недурно говоришь по-немецки. В лагере не замечал... Как ты спасся? - Извини, так уж получилось. Видно, очень мне нужно было еще разок с тобой повстречаться... Стычка была яростной. Миллер попытался провести короткий удар правой, и одна из попыток достигла цели. Иван пошатнулся, на мгновение потеряв равновесие. Миллер старался прижать его к краю, чтобы столкнуть в пропасть. Их огромные тени метались из стороны в сторону, изламываясь у самой кромки обрыва. Через некоторое время в этой схватке начал обозначаться явный перевес Талызина - не зря он всерьез занимался самбо. После умелой подсечки бывший штурмбанфюрер упал на колени, удар по голове заставил его растянуться, однако он тут же вскочил. Уже через несколько минут Миллер выбился из сил: ему казалось, что поединок длится целую вечность. После одного из ударов Талызина он, как говорят боксеры, вошел в клин, бессильно повиснув на противнике. Миллер непроизвольно вцепился в куртку Талызина, ожидая, что тот сейчас столкнет его в пропасть: сам он сделал бы это не задумываясь. Рокового толчка, однако, не последовало, и в глазах Миллера мелькнуло удивление. Иван повалил его наземь, заломил руки за спину и, придерживая коленом, скрутил поясом. - Отпусти!.. - прохрипел Миллер. - Поднимайся! - Талызин рывком поставил Миллера на ноги. - Чего ты хочешь? - в глазах Миллера светился ужас. - Тебя будут судить, - Талызин подтолкнул его к лестнице и повторил: - Теперь точно заплатишь. Сполна за все заплатишь...