нейшую перину. Кровь' прихлынула к голове, и капитан вытер обильно проступивший пот. Боковые дюзы сделали свое дело, и снова на "Пионе" воцарилась невесомость. Черный провал на экране дрогнул и медленно пополз в сторону. -- Корабль вышел на орбиту спутника Тритона,-- сообщил капитан экипажу. Теперь у Икарова появилось время поразмыслить над происшедшим. Больше всего капитана беспокоило возвращение на борт "Пиона" сигнала, посланного на Землю. Возврат депеши послужил предметом обсуждения всего экипажа. -- Случайное отражение от экранирующего поля,-- высказал предположение Кельзав, штурман корабля. -- Экранирующих полей здесь нет,-- возразил Энквен. -- Депеша вернулась не случайно,-- сказал Икаров,-- Виновата гравитация Тритона. Это она возвратила сигнал, не дав ему вырваться в открытое пространство. -- Не может быть, чтобы притяжение удержало сигнал,-- не согласился Кельзав. Логическое мышление штурмана, весь его предыдущий опыт восставали против подобной диковины. Икаров посмотрел на помощника. -- Твое мнение, Энквен? -- спросил он. Робот колебался. -- Говори,-- велел капитан. -- Считаю нужным твои слова проверить на опыте, капитан,-- сказал Энквен. -- Разумное предложение,-- согласился капитан. Экипаж поддержал его. Несколько белковых по приказу капитана скрупулезно проверили всю передающую и приемочную аппаратуру. Ревизии подвергался каждый блок, каждая емкость, каждое сопротивление. Что-что, а проверить механизм, отладить устройство, пусть самое сложное,-- это белковые умели. Тем временем Энквен вышел наружу, чтобы проверить систему антенн. Капитан следил за его действиями и руководил ими. Робот осторожно перемещался от антенны к антенне. Осторожность была вызвана тем, что поверхность корабельной обшивки казалась изогнутой -- следствие искривления пространства, вызванного неумеренной гравитацией Черной звезды. "Сбылось то, о чем ты грезил, Лобачевский, -- подумал капитан Икаров. -- То, о чем ты грезил в долгие беспросветные ночи, не понятый и осмеянный современниками. Ты верил в свои идеи и не согнулся, не сломился до самой смерти. Слепой, угасающий старик, ворочающийся без сна на постели, ты видел в мечтах корабль землян, пронзающий просторы космоса. Мы приняли твою эстафету, Николай Лобачевский. "Пион" не уронит ее". Следы Энквена на обшивке слабо светились. Небо было абсолютно черным, но к этому и капитан, и экипаж уже успели привыкнуть: как только "Пион" стал спутником Черной звезды, звезды исчезли с неба, будто стертые гигантской губкой. Черная клякса, расплывшись, заняла весь экран обзора. Кончив работу, Энквен выпрямился и замер. -- Как антенны? -- мысленно спросил Икаров по биопередатчику, который в новых условиях стал работать так хорошо, как никогда до этого. -- В порядке, капитан,-- ответил робот. -- Возвращайся в отсек,-- велел Икаров и сел к приемопередающему устройству. Сейчас все прояснится... Он набросал текст передачи и послал депешу в эфир. Через короткое время замигал глазок приемника: волны, отраженные невидимой преградой, возвратились к своему источнику. -- Капитан, у нас есть еще направленный передатчик,-- напомнил вошедший в рубку Энквен. -- Пустое,-- бросил Икаров, но тем не менее включил направленный передатчик и принялся бросать депешу, закодированную в узком, как нить, кинжальном луче, в разных направлениях. И каждый раз посылаемая в пространство депеша с неумолимостью возвращалась обратно... "Пион" был замкнут в тюрьму, из которой даже луч не мог вырваться. Кельзав, наблюдающий за курсом корабля, обнаружил странное явление. От источника, расположенного на капитанской рубке, отделился луч, тонкий, как струна. Но струна тут ясе изогнулась, образовав гигантский круг: луч вернулся в точку, из которой появился. Затем круги завертелись, меняя положение, но каждый раз луч возвращался обратно. Штурман тщательно зафиксировал на пленку удивительное явление. "Когда сменюсь с вахты, покажу микрофильм капитану",-- решил он. Свыкнуться с новым положением было нелегко. Стены отсеков, пол, плоскости приборов -- все странно изогнулось, если верить глазам, и оставалось по-прежнему ровным, неискривленным, если верить показаниям тех же приборов. Искривленное пространство выкидывало с кораблем и его экипажем все новые штуки. Однажды утром, войдя в головную рубку, Энквен застал капитана за странным занятием. Икаров зачем-то ощупывал панель, на которой были смонтированы навигационные приборы "Пиона". Он прикладывал к изогнутой на вид панели линейку, столь же изогнутую, натянутую нитку, отходил на шаг от пульта и подходил к нему снова. -- Доброе утро, капитан,-- произнес робот. Икаров посмотрел на помощника, словно видел его впервые. -- Так я и знал, это ты виноват,-- пробормотал Икаров, не сводя взгляд с Энквена. Энквен выдержал взгляд. -- Что случилось, капитан? -- спросил он. -- Как стоишь? Как держишься? -- закричал Икаров. Робот повел плечом. -- Не сутулься, Энквен,-- попросил капитан. -- Я стою прямо,-- ответил робот. -- Ты изогнулся, словно циркуль! А с тебя берут пример другие члены экипажа,-- сказал капитан.-- Смотри! Он включил внутренний обзор корабля, и на экране замелькали отсеки, в которых находились странно изогнутые, искривленные фигуры роботов. -- Это ты виноват! -- сказал Икаров.-- Когда в Зеленом городке у тебя нарушилась координация движений, все роботы из группы "Пиона" захромали. Здесь история повторяется. Проклятая биосвязь! -- заключил капитан. -- Биосвязь ни при чем... -- Выйдет экипаж из строя -- кто поведет "Пион" к Земле? -- перебил капитан. -- Кто будет заниматься исследованием Черной звезды? Вместо ответа Энквен взял капитана за руку и подвел к серебристому плоскому овалу, вмонтированному в стену отсека и играющему роль зеркала. -- Да, Энквен... И я... И я тоже...-- пробормотал Икаров, оглядывая свою чуть не вдвое сложенную фигуру. Робот молчал. Капитан обвел рубку долгим взглядом, будто попал сюда впервые. Ему почудилось, что по искривленным плоскостям стен и приборов пробегают волны. Словно по реке, когда повеет ветер... Икаров потер лоб. Может быть, он болен? Может, все тут на "Пионе" заболели, утратив правильность восприятия реального? -- Ты здоров, капитан,-- сказал Энквен, угадывая мысли капитана. Оттолкнувшись от зеркала, капитан рассчитанным прыжком перелетел к пульту. -- Обшивка корабля продолжает светиться, капитан,-- сказал Энквен. -- Усильте защиту от излучения, -- сказал Икаров, -- чтобы вспышка активности Черной звезды не застала "Пион" врасплох. -- Если бы мы могли предсказывать такие вспышки, капитан...-- произнес Энквен. -- Мы еще не изучили Тритон, -- сказал капитан. -- Зато у нас есть "живой барометр", который предсказывает за несколько дней вспышку радиации. Робот кивнул. -- Займись защитой "Пиона",-- велел Икаров. Проводив взглядом изломанную фигуру робота, капитан задумался. Чтобы немного рассеяться, он решил совершить обход всех отсеков корабля и начать с оранжерейного. В оранжерейном отсеке стояло раннее утро. Солнца не было видно: оно скрывалось за тучей. Моросил дождик. Как только капитан захлопнул за собой люк, ветер швырнул ему в лицо пригоршню холодных брызг. Федор улыбнулся -- впервые за эти дни -- и плотнее запахнул плащ. Таких дней в мае запрограммировано немного. Значит, ему повезло! Ненастные дни Федор любил больше всего, и друзья на Земле подшучивали над этой его странностью. Капитан привык к обуви с магнитными присосками, и почти не замечал невесомости. Он шел не спеша, слегка подавшись вперед, часто останавливался, обращая внимание и на изогнутый пол, и на изломанные деревья. Подошел, как всегда, к заветной березе. Веточка, некогда посаженная Лин, еще в те времена, когда "Пион" собирался на Лунных стапелях, превратилась теперь в рослое, стройное дерево. Обхватив рукой березу, капитан окинул взглядом отсек, в котором были собраны многие растения Земли и других планет Солнечной системы. "Нужно приходить сюда каждый день,-- решил Икаров.-- Очень важно наблюдать, как будет вести себя флора оранжерейного отсека в новых условиях, при чудовищной гравитации Черной звезды, искривляющей пространство". Особый интерес Икарова и всего экипажа вызывали посадки рутонианского мха. Капитан сделал несколько шагов по мокрой траве. Остановился, сорвал стебелек эрцеллы. Можно было, конечно, поручить кому-либо из членов экипажа наблюдать за оранжереей. Но капитана неудержимо влекла сюда сила, имя которой -- воспоминания... Икаров оглянулся, чтобы бросить еще один взгляд на березу Лин. В верхней части дерева он заметил усохшую ветку, она выделялась среди других ветвей, покрытых молодыми клейкими листочками. Федор решил сшибить ветку. Пошарив в кармане в поисках чего-либо подходящего, он обнаружил там парочку аккумуляторов, которые служили для дозарядки ядерного сердца роботов. Капитан вытащил из комбинезона массивный шар -- аккумулятор, который на Земле весил бы добрый килограмм. Здесь же он был легче пушинки. Капитан размахнулся и швырнул в сухую ветку свой метательный снаряд. Но что это? Икаров в изумлении протер глаза: вместо того чтобы лететь по прямой, как положено в условиях невесомости, аккумулятор завертелся по кругу, в центре которого оказался ствол березы. Догадавшись, в чем дело, капитан, чтобы проверить свои предположения, швырнул в сторону березы второй аккумулятор -- тот же результат: теперь вокруг ствола дерева вращались два шара, словно две маленькие планеты. -- Мир кривых линий...-- тихо сказал капитан. На "Пионе" у него выработалась привычка размышлять вслух. Ясно, что в этом мире, где царствует гигантское тяготение, геодезические линии, линии кратчайшего расстояния между двумя точками, являются не прямыми, а окружностями. Потому-то брошенный предмет летит не по прямой, а по окружности. Потому здесь луч не уходит в бесконечность, а замыкается опять-таки в окружность. Любые сигналы, любые лучи, любые частицы не могут вырваться из сферы притяжения Черной звезды. Потому волны, несущие депешу, не могут вырваться в открытое пространство и возвращаются обратно. "Пион" попал в мир, замкнутый в себе, мир -- черный провал Вселенной. Шло время. Капитан и экипаж постепенно обживались в новых условиях. Им не казался уже таким непривычным мир, в который они попали. В оранжерейном отсеке наступило лето. По замыслу инженеров Лунных стапелей, "Пион" представлял собой как бы частичку Земли со всеми ее свойствами, в каком-то смысле миниатюрную ее модель. Подобная задача во весь рост встала перед конструкторами космических кораблей, когда звездолеты землян начали уходить все дальше в пространство. Полет, длящийся месяцы и годы, немыслим без создания на корабле замкнутой экологической системы, которая и означает полную автономность корабля. Если взять даже короткий полет, равный суткам, то окажется, что на это время человеку необходим огромный баллон кислорода, равный шестистам пятидесяти литрам. За это же время человек при дыхании выделит баллон углекислого газа с объемом примерно пятьсот пятьдесят литров. С самого начала инженерная мысль пошла по пути регенерации воздуха в космическом корабле. Отыскивались способы удаления из воздуха углекислоты, которая образуется в нем при дыхании человека, и восполнения расходуемого кислорода. Поначалу с этой целью использовались химически активные вещества, которые могут поглощать углекислый газ и выделять кислород. Но этот путь быстро завел конструкторов в тупик. Быстро росла продолжительность космических полетов, а также количество членов экипажа на корабле. Соответственно росли и запасы химически активных веществ, которые необходимо было брать в полет. В дальнейшем подъемная сила ракет не могла бы справляться с припасами, которые нужно было погрузить на корабль. Необходимо было найти выход из тупика. Впрочем, за много лет до первых космических полетов общие идеи в этом направлении гениально наметил Константин Эдуардович Циолковский. Пионер космоплавания предложил превратить звездолет в замкнутый небольшой мир, в котором вещества совершали бы круговорот, подобный тому, который происходит на Земле, в естественных условиях. Циолковский рассуждал так. Люди выделяют углекислоту, поглощают кислород, питаются плодами. Растения поглощают углекислоту, выделяют кислород, дают плоды. Система "люди -- растения" образует замкнутую экологическую систему. Но от идей до реального их воплощения было еще далеко. Интересно отметить, что Циолковский, не ограничившись общими идеями, произвел конкретные подсчеты, впоследствии пригодившиеся инженерам и конструкторам звездных кораблей. Какого размера должен быть оранжерейный отсек корабля? Циолковский исходил из того, что в земных условиях площадка в один квадратный метр получает примерно 43,2 килокалории от Солнца за время, равное суткам. Предположим, наша площадка в один квадратный метр покрыта растительностью. Какую часть солнечной энергии сможет использовать растительность? Небольшую, отвечают биохимики: примерно одну двадцатую. Это составит 2160 малых калорий в сутки. Не будем приводить здесь сложных и объемистых расчетов Циолковского. Достаточно сослаться на его вывод: для одного человека, путешествующего на космическом корабле, достаточно примерно одного квадратного метра оранжереи, если на него падает свет, по силе равный солнечному. Вывод этот, конечно, чисто теоретический. На практике размер оранжереи должен быть гораздо большим. Задумывался Циолковский и о другом. На Земле растения живут в условиях гравитации. Все на нашей планете (как и на других) подвержено всепроникающей силе тяготения. Другое дело -- длительный космический полет. Как будут вести себя земные организмы в условиях невесомости? По мнению Циолковского, отсутствие гравитации -- великое благо. Например, в земных условиях плодоносящие растения вынуждены иметь толстые стволы и ветки, но даже прочные ветки нередко ломаются в урожайный год, не выдерживая тяжести плодов. А ведь толстые ветки в принципе представляют собой ненужный для растения балласт. Ничего этого в условиях невесомости, по мнению Циолковского, растению не понадобится, и все соки его пойдут на главное -- плоды. Размышлял Циолковский о том, куда может расти растение в случае невесомости. При наличии силы тяжести вопрос ясен -- растение тянется вверх, прочь от земли, притягивающей его. Но в условиях невесомости понятия "вверх" и "вниз" теряют смысл. По мнению Циолковского, в этом случае растение может расти в любом направлении, потому что все направления в условиях невесомости равноправны, избранных направлений нет. Наступила эра космических полетов -- и идеи "космического запевалы", как называл сам себя Циолковский, подверглись экспериментальной проверке. Однако в условиях Черной звезды никто из землян еще не бывал, "Пион" пришел сюда первым. Поэтому важно было выяснить, как поведут себя растения при чудовищной гравитации. Выяснить это тоже входило в задачу Икарова и его экипажа. Вернемся, однако, к идее корабля как замкнутой экологической системе. В старых звездных кораблях для регенерации воды и воздуха применялись не биологические, а физико-химические методы. Но эти методы требуют громоздкой аппаратуры, которая к тому же капризна. Что говорить, растения, которые космонавты стали брать на борт корабля для регенерации воздуха, были куда более надежны, чем механико-химические агрегаты. Но и растения -- восстановители атмосферы в космическом корабле -- заняли свое место в курсе истории космоплавания, который преподается в Звездной академии. Со временем люди научились строить ядерные восстановители воздуха и воды, и надобность в помощи растений отпала. Еще один виток спирали на бесконечном пути эволюции -- и люди снова вернулись к механическим восстановителям, но на новом, ядерном уровне. Однако конструкторы не отказались от оранжерейных отсеков в космических кораблях: даже улетая к далеким звездам, греясь в лучах чужих солнц, люди хотели ощущать на корабле хотя бы частичку родной Земли. Вернувшись из оранжерейного отсека, капитан долго не мог уснуть, хотя на завтра он наметил важную работу, и следовало хорошо отдохнуть. Воспоминания о Земле заставляли его беспокойно ворочаться в постели. Уснул Икаров далеко за полночь, а проснулся задолго до утреннего горна. Сегодня предстояло приступить к основной задаче, ради которой "Пион" летел к Черной звезде,-- исследованию гравитационных волн, порождаемых Тритоном. Уже несколько дней Икаров обдумывал идею прибора для изучения этих волн. ...Человек живет в мире колебаний. Колеблется все: от морских волн до атомов, образующих все многообразие материального мира, окружающего нас. Волны день и ночь пробегают по земной поверхности. Звук -- колебания воздуха. А свет? Это ведь тоже колебания, только электромагнитные. Человек изучил все виды колебаний, которые существуют в природе, все, кроме одного, быть может самого важного вида: гравитационного. Если камень бросить в воду, от него разбегутся круги. Точно так же любое тело, движущееся с ускорением в пространстве, порождает гравитационные волны... Физики об этом догадывались давно, со времен Альберта Эйнштейна, но экспериментальные подтверждения теории не получались. Слишком слабы были гравитационные волны в условиях Земли, уловить их было так же трудно, как услышать шепот во время самой яростной грозы. Но то, что было шепотом на Земле, должно было превратиться в громкую речь здесь, в окрестностях Черной звезды. Вместе с ударом утреннего гонга в отсек вошел Энквен. Он застал капитана, как всегда, одетым и подтянутым. Икаров рассказал своему помощнику о приборе, который он придумал для улавливания гравитационных волн, которые должна излучать Черная звезда. Энквен выслушал капитана. -- Ничего не выйдет,-- покачал головой робот, когда Икаров закончил описание прибора. -- Прибор неправильно задуман? -- спросил капитан. -- Прибор задуман правильно, капитан,-- ответил Энквен.-- Но разве ты забыл, что Тритон ничего не излучает? Сила тяготения его такова, что ни одна частица, ни один квант света не могут вырваться от него на волю. Тритон не отпускает от себя ничего. На что же ты рассчитываешь? -- Старые представления, созданные на Земле, придется пересматривать,-- сказал капитан. -- Ливен Брок считал, что кубический сантиметр вещества Черной звезды должен весить несколько миллиардов тонн. -- Ливен Брок прав,-- сказал капитан.-- Я вчера подсчитал плотность Тритона: четыре миллиарда тонн на кубический сантиметр. Энквен быстро что-то прикинул в уме и заметил: -- Такая плотность получится, если нашу Землю сжать до размеров башни безмолвия. Но вернемся к прибору, который ты придумал, капитан. -- Понимаешь, Энквен, я все время копался в информации, которую мы тут успели собрать, и пришел к выводу, что Черная звезда имеет не одну сферу Шварцшильда, а две,-- сказал капитан.-- Одна вложена в другую. Энквен повернул к капитану широкое лицо. -- Физики Земли не предвидели такую возможность, -- сказал он. -- Но я допускаю ее. Что же отсюда следует? -- Две сферы помогут нам разгадать гравитацию,-- в голосе капитана послышались нотки торжества. -- Не понимаю. Икаров положил руку на плечо Энквена. -- Внутренняя сфера-это тот самый "объем смерти", из которого не может вырваться на волю ни одна частица,-- пояснил капитан.-- Но поверх этой оболочки, по моим расчетам, пролегает еще одна сфера. Я назвал ее эргосферой... -- Сфера Икарова,-- вставил Энквен. -- Так вот, я думаю, что именно в пространстве между двумя сферами и рождаются гравитационные волны... Энквен оживился. -- Этим можно объяснить странное свечение оболочки корабля,-- сказал он. -- Пожалуй,-- согласился капитан. -- Капитан, можно строить твою ловушку для гравитационных волн! -- воскликнул Энквен. Икаров подошел к стеллажу и, перебрав несколько предметов, протянул Энквену небольшую установку, главную часть которой составлял цилиндр. -- Это модель ловушки для волн, о которой я тебе рассказывал,-- произнес капитан. Робот внимательно осмотрел модель, осторожно вертя ее в могучих руках. Теперь предстояло построить прибор, который уловил бы тяжкое дыхание Тритона. Энквен провел пальцем по цилиндру. -- Антенна? -- Антенна,-- подтвердил Икаров. -- Из чего мы ее сделаем? -- Об этом я хотел посоветоваться с тобой,-- сказал капитан. Энквен вернул Икарову модель. -- Лучше всего из алюминия,-- сказал робот, немного подумав. -- Согласен,-- кивнул Икаров. -- Придется расплавить часть стеллажей и стоек,-- деловито предложил Энквен. -- Возьми себе помощника и действуй,-- сказал капитан. Оставшись один, Икаров присел к столу. Раскрыл заветную папку. Долго рассматривал фотографии Лин, Ливена Брока, друзей. Здесь же капитан хранил и "досье" на гравитацию в самых различных ее проявлениях. Тут были и результаты научных экспериментов, и отрывки из древних исторических хроник, и собственные соображения, связанные с природой тяготения. Папка пополнялась все время: и на Земле, и в полете. Когда могут возникнуть наиболее интенсивные гравитационные волны? Очевидно, при космической катастрофе -- вспышке сверхновой звезды, когда в пространство выплескивается колоссальная энергия. Подобные вспышки -- яркие точки на звездном небе -- люди наблюдали еще в глубокой древности. Не могли не наблюдать! И потому сведения о таких вспышках необходимо искать в старинных летописях. Икаров перерыл крупнейшие книгохранилища и библиотеки мира. Много помог ему Ливен Брок, в чьей библиотеке нашелся ряд материалов, связанных с наблюдениями астрономов древности. Икаров вынул из папки узкий листок, исписанный четким почерком Ливена Брока: "В первый год периода Чи-Хо, в пятую луну, появилась звезда -- гостья к юго-востоку от звезды Тиен-Куан. Она была видна днем, и цвет ее был красновато-белый". Автором этого свидетельства был летописец Мин Туаньлинь, дата записи -- 4 июля 1054 года. Именно в этот день и год отсвет далекой катастрофы, пропутешествовав бог знает сколько лет, достиг Земли. Ливен Брок сделал для своего молодого друга множество выписок из арабских, японских, китайских хроник. Все они свидетельствовали: да, время от времени в земном небе появляются новые звезды. Живут они недолго, но зато настолько ярки, что светятся даже днем. Из тех же древних свидетельств можно было сделать вывод : вспыхивают такие звезды чрезвычайно редко -- с интервалом в десятки, а то и в сотни лет. Пока звезда светится, она должна излучать не только свет и тепло, но и гравитационные волны. Тритон был звездой умершей -- звездой, которая перестала излучать. Однако Икаров, вдумываясь в результаты предварительных опытов, проведенных в непосредственной близости от Черной звезды, все более убеждался в мысли, что это не совсем так. Тритон излучает гравитационные волны, и нужен только достаточно чуткий прибор, чтобы уловить их. -- Алюминий готов, капитан,-- доложил Энквен по биосвязи,-- голос робота явственно прозвучал в мозгу Икарова. По сделанным капитаном чертежам роботы приступили к выполнению прибора. Из алюминия выплавили сплошной цилиндр -- антенну. На ажурный каркас, окружающий антенну, прикрепили датчики, которые должны были улавливать и фиксировать волны гравитации. Вскоре прибор был собран, но оставалось решить еще две проблемы, связанные с чрезвычайной малостью гравитационных волн. Волны были так слабы, что, во-первых, с ними конкурировали колебания атомов самой антенны; во-вторых, прибору могли передаваться колебания и дрожь корабля. И первое и второе исказило бы показания датчиков. Выход, и весьма остроумный, нашел Икаров. Он решил, что уловитель волн следует охладить до сверхнизких температур. Тем самым будут решены обе проблемы. Тепловые колебания атомов прибора будут сведены к минимуму. А сам прибор можно будет подвесить в магнитном поле. Опыт такого рода у экипажа "Пиона" имеется: ведь именно так подвешиваются в специальных хранилищах блоки антивещества -- топлива для фотонных дюз звездолета. Перед решающим опытом капитан отправился в оранжерейный отсек. Здесь стоял полдень, солнце пригревало совсем полетнему. Береза Лин приветствовала его свежей зеленью. Икаров подобрал два аккумулятора, которые давно уже прекратили свой бег по окружности и теперь неподвижно висели в воздухе. На земных деревьях и кустарниках условия Черной звезды пока что не очень сказывались, если, разумеется, не считать того, что глазу они представлялись до невозможности искривленными, изломанными. Зато на эрцеллу гравитация Тритона подействовала необычайно. Стебли ее стремительно пошли в рост. Из мелкой, невзрачной травки, какой она была на Земле, Луне и Марсе, эрцелла превратилась в камышеподобное, чуть ли не в два метра высотой, растение. Правда, высота ее скрадывалась кажущимися изломами. Рост и основные данные эрцеллы, как и прочих растений, фиксировали приборы. Капитан и члены экипажа время от времени проверяли их показания. Пройдясь по оранжерейному отсеку, Икаров вернулся к березе. В отсеке цвели цветы, наполняя огромное помещение ароматом, и капитан с наслаждением вдохнул запахи далекой Земли. Как знать, быть может, гравитация Черной звезды повлияет на круговорот веществ на "Пионе"? Пораженный этой мыслью, капитан задумался. В земных условиях главным инициатором круговорота веществ являются живые организмы. Эволюция создала на Земле колоссальное многообразие органических форм. Икаров вспомнил слова Ливена Брока о том, что жизнь на Земле была бы невозможна без непрерывного круговорота веществ. Одна группа организмов как бы "дополняет" другую, и каждая из них занимает различные экологические ниши. Что нужно для круговорота веществ? Для этого необходимы две группы организмов. Одна группа -- это фотосинтезирующие организмы; сюда относятся зеленые растения, а также пурпурные бактерии. Эту группу называют автотрофами (самопитающиеся). Автотрофы черпают из "мертвой природы" неорганические соли, воду и углекислоту, осуществляя процесс биосинтеза с помощью лучистой энергии Солнца. К автотрофным организмам ученые Земли отнесли и бактерии, которые были обнаружены на культуре мха, привезенного Икаровым с Рутона. Другая группа -- те организмы, которые не способны синтезировать органические вещества из простых соединений. Поэтому они вынуждены питаться органическими веществами автотрофных организмов. Ко второй группе относятся человек, все животные, а также грибы и подавляющее большинство бактерий. Полный круговорот веществ может происходить только при совместной деятельности всех групп. Не обязательно, однако, такой круговорот рассматривать "в глобальном масштабе", в рамках всей Земли. Можно себе представить и небольшой замкнутый мирок, в котором происходит такой круговорот. Пример такой искусственной системы -- любой космический корабль дальнего следования. Икаров подумал: как может повлиять гравитация Тритона на привычный круговорот веществ на корабле? Поначалу мастер едва ли представляет свой будущий шедевр. То неистово, то истово бросает он на полотно мазок за мазком, отходит в угол, придирчиво оглядывая сделанное, потом вдруг хватает кисть... И все начинает сызнова. Постепенно на полотне проступает то, что мастер видел лишь в мечтах,-- именно то лицо, тот жест, те глаза и те руки... И вдруг убеждается мастер, что картина готова. Но не скоро еще он вынесет свое детище на суд людей, для которых творил долгие годы. Такова была новая теория гравитации, над которой бился капитан. Идея прибора, придуманного Икаровым, была проста до чрезвычайности. Алюминиевая антенна направлялась в сердце Черной звезды. Если звезда излучала гравитационные волны, то антенна должна была зафиксировать их по тому же принципу, по которому обычная антенна улавливает радиоволны. Только в отличие от радиоволн волны тяготения были исчезающе малы. Задав направление антенне, капитан и Энквен уселись ждать. Собственно, уселся только капитан, он переместился к креслу и пристегнулся ремнями. Робот же повис в воздухе в нелепой для стороннего взгляда позе. Как поразился бы Ливен Брок, увидев мнимо изломанные конечности и нелепо искривленное туловище своего воспитанника! Что касается капитана, то он уже начал привыкать к причудам пространства, смятого, скомканного тяготением Черной звезды. Они могли бы и уйти: показания датчиков записывались автоматически. Но уж слишком хотелось им дождаться результата. Поколения физиков Земли бились над тем, чтобы уловить гравитационные волны. Неужели сейчас, в эту самую минуту, мечта их сбудется? Робот застыл в невесомости. Похоже, он собрался ждать результатов сколько угодно, хоть сутки, хоть год. Капитан поудобнее устроился в кресле. В упорстве он мог бы поспорить с Энквеном. Шли минуты -- датчики молчали. -- Капитан, я думаю о круговороте жизни на Земле,-- неожиданно произнес Энквен.-- И пришел к выводу, что ничего нет сильнее жизни. Ливен Брок говорил мне, что за долгие миллионы лет существования жизни на Земле общий вес всего живого намного превосходит вес земного шара. -- Кроме биологического круговорота веществ в природе существует еще геологический круговорот веществ,-- заметил капитан. -- Поясни, капитан,-- попросил робот. -- Основа жизни на Земле -- углерод,-- сказал Икаров.-- Встречается он и в неживой природе, чаще всего в горных породах... -- В виде мрамора, известняков и карбонатов,-- дополнил Энквен. Федор кивнул. -- В течение веков горные породы разрушаются под воздействием дождей, бурь и солнечных лучей,-- продолжал он.-- Углерод освобождается и затем начинает принимать участие в круговороте жизни. Но не только неживая природа питает живую. Может происходить и обратный процесс. Например, растения, умирая, не обязательно передают углерод, содержащийся в них, "по наследству". Если растения попадают под воду, то без доступа воздуха они не разлагаются, а в течение долгого времени могут превратиться в уголь или торф. Таким путем углерод, который содержался в этих растениях, на многие века оказывается исключенным из круговорота жизни. Кто может снова вернуть этот углерод в сферу обращения жизни? -- Деятельность человека, который добывает и сжигает уголь и торф, освобождая углерод,-- сказал Энквен. -- Или естественное явление, например извержение вулкана, -- добавил капитан.-- Такая же история может происходить и с другими элементами, необходимыми для жизни: кальцием, магнием, калием, фосфором. Между прочим, круговорот веществ на космических кораблях, например на "Пионе", представляет собой модель... Капитан не договорил: Энквен издал возглас. Робот быстро переместился к экрану. Вслед за ним, клацая магнитными присосками, к пульту подбежал капитан. На экране ясно было видно, как линия интенсивности дала всплеск. -- Гравитационные волны...-- прошептал Икаров. Энквен молчал, но по его глазам, по всему облику было видно, что он фиксирует в памяти все, происходящее в эту историческую минуту, лучше любого прибора. Охлажденная до сверхнизких температур антенна, подвешенная в магнитном поле, зарегистрировала таинственные гравитационные волны, излучаемые Черной звездой. Теперь оставалось накапливать данные, сопоставлять, сортировать, наносить на полотно мазки до тех пор, пока из хаоса штрихов проступит цельная картина... Капитан сживался с условиями искривленного пространства. Белковым было легче. Они быстрее, чем человек, приспосабливались к любой среде. Жить в удивительном мире, в самой сердцевине его вполне возможно, об этом красноречиво говорили месяцы, проведенные здесь,-- месяцы, которые начали складываться в годы. Однако мир этот не любит расставаться с теми, кто случайно или по доброй воле попал к нему в гости. Теперь, когда работа по исследованию гравитационных волн успешно продвигалась, Икаров все чаще задумывался над тем, как сумеет "Пион" вырваться из железных объятий Черной звезды? Возможно ли будет отыскать для корабля такую траекторию полета, которая пронзила бы незримую оболочку, отделившую корабль от внешнего мира? Земляне не представляли, что гравитационное поле Тритона окажется таким могучим. Пора, пора было подумать о возвращении. Но кто поведет корабль обратно? С экипажем происходило неладное. Однажды капитан с тревогой обнаружил, что белковые начали терять память. Это было неожиданно и противоречило всей земной роботехнике. "Обучая белкового, передавая ему информацию, мы делаем насечки на граните,-- любил повторять когда-то Ливен Брок.-- Эти насечки не должен сгладить поток времени. Белковый будет помнить все, что мы дадим ему,-- от годичных колебаний температуры Марса до методов решения интегральных систем". В условиях Земли при относительно слабой гравитации и почти неискривленном, "плоском" пространстве слова Ливена Брока были справедливы. Но когда притяжение Тритона спутало пространство и время... Неравномерный поток времени как бы вымывал информацию, накопленную белковыми в Солнечной системе. Встревоженный Икаров несколько раз проверил и свою память. И убедился, что она не сдала. В конечном счете человек оказался сильнее белковых! Пришлось срочно заняться памятью белковых. Для восстановления памяти роботов капитан решил пустить в ход блоки биопамяти, которые хранились в информационном отсеке. Свободные от вахты роботы смотрели регулярно сеансы, наново впитывая то, чему их когда-то учили. Однажды, роясь на полках в поисках материала для очередного сеанса, Икаров обнаружил незнакомый блок. Он стер с него пыль, но надписи не обнаружил. И тут мгновенное, как молния, воспоминание пронзило его. ...Это было, когда он, вернувшись с Рутона, прилетел к Лин на Луну. Они отправились на стапели, забрели на строящийся "Пион" и долго бродили по гулким отсекам корабля, одни из которых были собраны полностью, другие -- наполовину, а третьи только закладывались. Они долго пробыли в оранжерейном отсеке, заглянули в обсерваторный, потом в астролабораторию... Затем, уже на обратном пути, спускаясь по центральному стволу, Лин спросила, указывая на закрытый люк: -- А здесь что? -- Информационный отсек,-- ответил Федор без запинки, хотя был в первый раз на корабле. -- Я загляну туда,-- сказала Лин, останавливаясь на аварийной лесенке, по которой они спускались. -- Хорошо, зайдем,-- согласился Федор и взялся за ручку люка. -- Нет, я одна войду,-- сказала Лин. -- Подожду тебя здесь,-- пожал плечами Федор. Через минуту Лин вышла, и они начали молча спускаться. -- Когда ты был на Рутоне, я приготовила для тебя одну вещицу,-- сказала Лин, когда они вышли наружу. -- Что за вещицу? -- поинтересовался Федор. -- Так, пустяки... Биоблок, на который я записала свой голос...-- сказала Лин. -- О чем же говорит этот голос? -- О тебе... обо мне... о времени...-- сбивчиво пояснила Лин. -- Я буду беречь этот блок. Лин покачала головой. -- Ты получишь его не теперь, Федя,-- сказала она,-- не сейчас, когда мы вместе, а когда-нибудь, когда мы расстанемся, ты будешь одинок и тебе будет тяжело. -- Договорились,-- весело сказал Федор.-- Давай сюда блок, я послушаю его, когда мы расстанемся и я улечу на Землю. Там я буду одинок, и мне будет нелегко. -- Ты знаешь, о чем я говорю. Не смейся,-- тихо произнесла Лин, и было в ее голосе такое, что улыбка сразу сбежала с лица Федора.-- Я хочу, чтобы этот блок ты слушал на "Пионе", когда улетишь к Черной звезде. -- Ты спрятала блок в отсеке? -- догадался Федор. Лин кивнула. -- Но ведь там, должно быть, десятки тысяч блоков! -- с отчаянием произнес Федор. -- Да, все стеллажи загружены,-- подтвердила Лин. -- И потом, кто сказал, что именно я полечу на "Пионе"? -- спросил Икаров после долгой паузы. Лин открыла дверцу. -- Я сказала,-- ответила она. ...Капитан Икаров включил воспроизводитель и услышал голос Лин: На кремнистой тропе, на чужом перевале, На каком-то витке бесконечной спирали На мгновенье помедлю и, пот вытирая, Мир окрестный окину от края до края. Неподкупные реют в тумане вершины, Уступают уступы, сбегая в долины, Где над чудом конструкций, раскинувшись ало, Заурядный закат золотится устало. Не пришелец я здесь, безъязык и безвластен! Приручаемый космос, к тебе я причастен, И средь влажных снопов, выставляющих лица, Есть и мой колосок чистопробной пшеницы. И уйду я в туман, не боясь, не печалясь, Отирая со лба вековую усталость, Чтобы вынырнуть снова, прорезавши дали, На каком-то витке бесконечной спирали. Икаров выключил блок, хотя запись еще не кончилась. -- На каком-то витке бесконечной спирали,-- повторил капитан, пораженный неясной еще мыслью. Глава 3 НА КАКОМ-ТО ВИТКЕ БЕСКОНЕЧНОЙ СПИРАЛИ... Знанья острый луч на мир ложится... И всплывают в глубине туманной -- Антивещество, античастицы -- Антимир, таинственный и странный. ...Дыхание антимира коснулось корабля землян. -- Капитан, обшивка корабля ночью начала светиться интенсивней, -- сказал однажды утром Энквен, входя в капитанскую рубку. -- Вижу,-- озабоченно ответил Икаров, не отрываясь от экрана. Его беспокоило не столько повышение яркости свечения, сколько отдельные изъязвления, тут и там появившиеся на обшивке "Пиона". -- Капитан, мы с Кельзавом только что проверили характер нового свечения,-- произнес Энквен. -- Говори. -- Корабль бомбардируют античастицы. -- Я догадался об этом без приборов, Энквен,-- сказал капитан. -- Каким образом? -- Посмотри,-- сказал Икаров, указывая роботу на экран. Энквен сделал несколько шагов и остановился рядом с капитаном. Изогнутые плоскости корабельной обшивки равномерно светились. Вдруг одна точка огненно вспыхнула и выплеснула вверх фонтанчик пламени. Когда он угас, на месте вспышки осталась маленькая воронка. -- Капитан, это опасно? -- спросил Энквен. -- Единичные взрывы -- не очень. -- А если поток античастиц усилится? Что будет тогда? -- допытывался робот. Капитан посмотрел на Энквена. -- Ты видел, Энквен, как кусок сахара тает в горячем кофе? -- неожиданно спросил он. -- Видел много раз, поскольку Ливен Брок любил...-- быстро начал Энквен, не удивившись вопросу. -- Вот так же может растаять "Пион", -- не дослушав, перебил капитан. -- Нужно принять срочные меры... -- Я думал над этим, Энквен,-- сказал капитан. Энквен помедлил. -- Говори, капитан,-- сказал робот.-- Экипаж готов и ждет твоих распоряжений. -- Нужно собрать магнитные ловушки для античастиц,-- сказал капитан. -- Есть. -- И установить их на каждом отсеке "Пиона". -- Есть. Энквен побежал к выходу. Уже взявшись за рукоятку люка, обернулся: -- Капитан, что делать с частицами, которые будут накапливаться в ловушках? -- спросил он. -- Выбрасывайте в пространство,-- сказал капитан, пожав плечами. Чуткий прибор, изобретенный Икаровым и собранный экипажем, продолжал улавливать и фиксировать неровное гравитационное дыхание Тритона. Ежедневно информационный отсек пополнялся все новыми блоками, на которых были записаны результаты наблюдений. Разгадка тяг