и ему нальют ангелы и он выпьет вместе с нами. За дядю! Второй тост, не заставивший себя ждать, был, разумеется, за любовь. Третий -- за благополучие этого дома. Вскоре мои гости захорошели, чему я был рад. Сам я пил глоточками. Постепенно общий разговор за столом становился все более откровенным. -- Танцуют все! -- возвестил Лорен и, включив магнитофон, выдернул Тамару из-за стола. Я, естественно, пригласил Валю. "Туники" наших прелестниц оказались с секретом. Они так ловко повязали простынки, что при резких движениях края расходились, обнажая соблазнительную полоску тела от самого плеча. Лорен и Тамара вновь принялись целоваться. Валя на миг, будто случайно, прижалась ко мне, так что сквозь тонкую ткань я ощутил ее твердые соски, и тут же легко отстранилась. Но я не торопился воспылать. Не из-за ее прелестей я организовал это мероприятие. Впрочем, и любовные утехи никуда от меня не денутся. Лорен, не отрываясь от губ Тамары, уводил ее все дальше и дальше. Наконец они оказались у заветной двери и скрылись за ней. Ну, пора! Я направил на Лорена мощный импульс биополя. -- Вадим, что с тобой? -- недоуменно спросила Валя. -- Все в порядке. -- Ты какой-то... вялый... -- Извини... Сейчас пройдет. Кстати, как ты относишься к подаркам? -- Положительно. -- На ее губах появилась улыбка. Я подвел ее к серванту. В одном из отделений хранилась шкатулка с "дядиными" драгоценностями. Не знаю уж, как они у него оказались, коли он не интересовался женщинами. Выбрав изящные сережки с бриллиантами, я протянул их Вале: -- Тебе нравится? -- О Боже! Зеленые глаза красавицы вспыхнули огнем, мне даже показалось, что ее ухоженные наманикюренные ногти превращаются в коготки, когда она тянулась за подарком. -- Они твои. -- Милый! -- Теперь в ее голосе было столько искренней нежности! -- Ты меня хочешь? -- Конечно. -- Куда идти? Я молча кивнул на лестницу. Поднимаясь, она небрежно, с величавой бесстыдностью, сбросила с себя простыню. Затем, взяв меня за руку, ввела в комнату и подтолкнула к постели, шепча: -- Ложись... Нет, не так... Я умею быть благодарной... Безусловно, ей удалось бы вскружить мне голову, если бы часть моего сознания -- даже в самые сладострастные моменты -- не была направлена на Лорена. Я так неистово ненавидел этого ангелоподобного пошляка, этого эгоистичного хамелеона, что не смог в полной мере оценить умелые ласки Валентины. Наверное, поэтому мне вдруг подумалось, что вчера с Алиной, этой дешевой проституткой, я испытал более острые ощущения. Я поднялся. -- Ты куда? -- удивилась она. -- Пойду распоряжусь насчет шашлыка. Ты не против? -- Конечно, нет. А после мы повторим, да? -- Обязательно. -- Будешь возвращаться, захвати мое платье и трусишки. -- Она сладко потянулась на постели. Натянув брюки, я, насвистывая, спустился вниз, в гостиную. Лорен сидел в кресле, кутаясь в простыню, и нервно курил. Вид у него был растерянный. Я бы даже сказал, пришибленный. -- Старичок, я иду заказывать шашлычок, -- невольно срифмовал я, садясь напротив. -- Информируй свою царицу Тамару. Он провел ладонью по лицу, не слыша меня. -- Ч-черт, кажется, я перебрал. Ну и забористый у тебя коньяк! Я весело пожал плечами: -- По тебе не скажешь, что ты перебрал. Выглядишь как огурчик! -- Дьявольщина... -- пробормотал он. -- Такое со мной впервые. Я сделал вид, что не расслышал. -- Слушай, давай вмажем еще по рюмашке? За прекрасных дам и их страстных кавалеров! -- Попозже... -- Он встал и снова скрылся за дверьми спальни, где, как я знал наверняка, закончился только первый акт драмы. Я с наслаждением закурил. Какое счастье -- видеть посрамление врага! Из-за закрытой двери глухо доносился раздраженный голос Тамары -- сладкая музыка для меня. Я прошел в бассейную, разыскал в шкафчике вещи Валентины и поднялся наверх. Мое биополе по-прежнему было направлено на Лорена. Эту пьесу я намеревался довести до конца. Валентина, все еще обнаженная, сидела перед зеркалом, разглядывая свое отражение. При моем появлении она повернула ко мне сияющее лицо и провела по мочкам своих ушей, где уже красовались подаренные сережки. -- Вадик, ну скажи, что теперь я стала еще красивее! -- Ты восхитительна. -- Я протянул ей одежду. Она повесила платье на спинку кровати и, покачиваясь на стуле, призывно посмотрела на меня: -- Хочешь еще? Откровенно говоря, я не отказался бы. Но вот-вот должен был начаться заключительный акт то ли драмы, то ли комедии, и я, как автор, не хотел его пропустить. -- Хочу, но нас ждут внизу. -- А-а... наши влюбленные... -- Она неспешно принялась расправлять платье. -- Послушай, мой благоверный на следующей неделе уматывает в командировку. Я смогу оставаться у тебя на ночь. Хочешь? -- Конечно. Мы спустились вниз как раз к финальной сцене. Дверь спальни резко распахнулась. Оттуда выскочила Тамара, закутанная в простыню и злая как мегера. Она взяла со столика сигарету, поднесла ее к губам, но тут же отшвырнула далеко в сторону. -- Шашлычок уже маринуется, -- радостно сообщил я. Тамара не ответила. Взрыв назревал. Появился Лорен. Он пытался улыбаться, но это получалось скверно. Взяв сигарету, он долго чиркал зажигалкой. -- Друзья! -- воскликнул я. -- Не пора ли нам продолжить? Лорен, наливай! Он тяжко вздохнул: -- Что-то я сегодня не в форме... -- Надо меньше таскаться по бабам, если имеешь дело с порядочной женщиной! -- сорвалась Тамара. -- Тогда всегда будешь в форме! Валя удивленно вскинула голову. Все еще поглощенная созерцанием сережек, она проглядела перемену в поведении приятелей. -- Это я-то таскаюсь?! -- вспылил Лорен. -- Да я уже полгода ни на кого другого не смотрю! Скоро совсем евнухом заделаюсь. -- Полгода?! -- яростно выкрикнула Тамара. -- Думаешь, не знаю, что ты регулярно трахаешься с Валькой?! За дурочку меня держите?! -- Тамара, как тебе не совестно... -- сощурилась Валентина, великолепно разыгрывая искреннее возмущение. -- Заткнись, сучка! -- Ну, знаешь, милая... Придержала бы язычок. На самой клейма негде ставить. Да-а... Блестящей получилась концовка. Я, признаться, и не надеялся на подобное. Как автор, я мысленно аплодировал себе. -- Твари! -- бушевала Тамара, впадая в транс. -- Они еще меня же упрекают, б...и! Да пошла ты подальше, любимая подруга! А ты, красавчик, хрен моржовый, займись, пока не поздно, своим стерженьком! Что-то он стал у тебя слишком мягким! И не вздумай мне больше звонить! -- Она раздраженно пнула стул и опрометью бросилась к бассейну. За одежкой, надо полагать. -- Лорен! -- Я посмотрел на опозорившегося бонвивана. -- Беги за ней, не дай Бог, утопится. Мрачнее тучи, он проследовал за любовницей (бывшей?). Валя подошла ко мне и легким движением взъерошила мои волосы. -- Тамара -- истеричка. Да и фантазерка к тому же. Все, что она сказала о нас с Лореном, -- выдумка. -- Ее чистые глаза излучали трогательную невинность. -- Завтра сама прибежит извиняться. Но мне ее заскоки уже осточертели. Знаешь, Вадик, а пусть они оба проваливают ко всем чертям со своей любовью! Хочешь, останусь на ночь? Дома будет скандал, но я останусь. Хочешь? Нет, я уже не хотел. Я призвал биополе, возбудив у Валентины страстное желание позаботиться о несчастной подруге. В комнату вновь ворвалась Тамара и решительно остановилась возле меня. -- Отвезите меня в город! -- Томочка, я бы с удовольствием, но дальше первого поста ГАИ мне не уехать. Она едва не испепелила меня ненавидящим взглядом. -- Вы тут все заодно! -- Ее губы прыгали. -- Дай Бог, чтобы этот дом сгорел! Чтоб он провалился сквозь землю! Чтобы его разорвало! Она круто развернулась на каблучках и быстро выбежала, громко хлопнув дверью. -- Валя! -- Я пристально посмотрел на недавнюю партнершу. -- Ее нельзя оставлять одну. Видишь, в каком она состоянии? Вот деньги на такси. -- Кажется, ты прав. -- Она взяла деньги, горячо поцеловала меня в губы, затем сунула в руку бумажку: -- Мой телефон. Позвони, когда захочешь. -- С удовольствием, милая. Когда она вышла, я смял бумажку и бросил в пепельницу. Лорен сидел будто пришибленный мешком. -- Не переживай, -- философски изрек я. -- Завтра помиритесь. -- Да при чем здесь Тамара! -- воскликнул он. -- Первый раз со мной такое, понимаешь?! -- Послушай, Лорен, не делай трагедии из пустяка. -- Хороши пустяки! -- Плюнь! Сейчас выпьем, закусим... Или вот что... Давай пригласим других дам? Попробуешь еще разок. Вдруг получится? Он посмотрел на меня как на привидение, поднялся и вдоль стеночки скользнул к выходу. -- Старичок, теперь ты знаешь, где можно славно повеселиться, -- напутствовал я его. -- Приходи в любое время. Один или с девицами. Всегда рад тебя видеть. Лорен вдруг сиганул, как заяц, в открытую дверь, а там его и след простыл. Я вышел во двор и устроился на лавочке под разлапистыми соснами. Хорошо! Калитка медленно открылась. На кирпичную дорожку ступила румяная и полная благообразная старуха, этакая бабушка-сказочница, бабушка-няня, закутанная в три платка. -- Здравствуйте, Вадим Федорович! Мой дед передал, что вы велели прийти. Ага, вот она какая, Фекла Матвеевна! -- Не велел, Фекла Матвеевна, а просил. -- Наверное, хотите, чтобы я приготовила ужин, -- продолжала она, улыбаясь. -- Я хочу, Фекла Матвеевна, -- ответил я, -- чтобы вы посидели немножко рядом со мной и рассказали про моего дядюшку. -- Да уж не знаю, чего и рассказывать, -- развела она руками, однако на скамеечку села. От нее пахло топленым молоком и свежим хлебом. -- Что он был за человек? -- Человек как человек. Приличный. Вежливый. Порядок в доме любил. -- Вы приходили убирать в башенке? -- Это на верхотуре? А как же! Там-то он и писал свои бумаги. Ночи напролет. -- Писал или печатал на машинке? -- Никаких машинок я у него не видала. Рукой он писал. Шариковой ручкой. А вот что да зачем -- врать не буду. Свои бумаги он всегда держал под замком. Ничего на столе не оставлял. А хоть бы и оставлял -- мне без разницы. Я его каракули еле-еле разбирала. Да и сама не шибко грамотная. -- Про какие каракули вы говорите? -- Ну как же... Он сидел в своей башенке когда до шести утра, когда до семи, а после укладывался на боковую. А мне, значит, оставлял записку, что приготовить на обед да что по дому сделать. Вот и гадала иной раз по целому часу, что он там такое написал: то ли винегрет просит, то ли виноград. А перепутаешь, он сердится. А разве я виноватая? Сколько раз просила: "Юрий Михайлович, да напиши ты разборчивей, я и не напутаю". А он: "Ладно, ладно". А сам -- опять по-старому. Нет, хороший человек был ваш дядюшка, грех жаловаться, вот только почерк имел совсем скверный. -- У вас остались эти записки? -- Зачем они мне? -- простодушно удивилась она. -- Прочитаю -- да в печку. Не люблю, когда в доме собирается сор. -- Тут она снова посмотрела на меня: -- Так приготовить вам ужин? У меня вдруг разыгрался аппетит. -- А не состряпаете ли пельмени, а, Фекла Матвеевна? -- Это можно, -- покладисто кивнула она. -- Пельмени у меня как раз фирменное блюдо. Ваш дядюшка уважал их без памяти. Бывало, по две сотни за раз откушает. Вам какие -- сибирские, уральские? С маслицем, с уксусом? Или, может, обожаете со сметанкой? -- На ваше усмотрение, Фекла Матвеевна. -- Не сомневайтесь, -- по-домашнему улыбнулась она. -- Жить будете как у Христа за пазухой. * * * Над Жердяевкой быстро сгущались сумерки. Я остался один в этом огромном доме. Медовый запах весенней зелени проникал в раскрытые окна. Тишина была полной, лишь иногда где-то в стороне стучала электричка. Двор, обсаженный по периметру кустами и деревьями, казался изолированным от всего мира. Иногда в недрах дома скрипела половица или ступенька, и тогда казалось, что это дядя -- или его призрак -- бродит по бывшим своим владениям. Неожиданно я вспомнил, что у меня и вправду был дядя -- Юрий Михайлович -- сводный брат моей матери. Но они с детства росли в разных семьях и даже не переписывались -- связь была утрачена. Лишь однажды по какому-то случаю у нас дома возник разговор о мамином брате, и моя память, оказывается, сохранила его имя. Надо будет съездить к матери да расспросить о нем поподробнее. Я поднялся в башенку и, включив свет, расположился за столом перед пишущей машинкой. Неважно, откуда она взялась. Хотя -- тоже вопрос. Вставил в каретку чистый лист бумаги. Печатать я не умел, но надеялся овладеть этим навыком. Совсем недавно у меня возник сюжет нового рассказа. Несколько первых абзацев уже отшлифовались в сознании. Я принялся печатать одним пальцем: Наш спасательный крейсер "Гепард" достиг планеты Скалистая Пустошь в звездной системе Амальбара. За последние полгода здесь бесследно исчезли два коммерческих звездолета. Пропажу первого еще можно было списать на роковую случайность. Но когда в том же секторе при тех же загадочных обстоятельствах сгинул второй корабль, стало ясно, что дело нечисто. Потому-то к Скалистой Пустоши и был направлен "Гепард"... Замысел рассказа казался мне оригинальным, но ведь произошло столько событий! Я стал агентом планеты Диар! Может, я -- единственный из фантастов, пусть даже и начинающих, кто контактирует с внеземным разумом. Не лучше ли мне подождать, пока эти контакты оформятся определеннее? Наверняка мое творчество получит невиданный импульс. Я совершу прорыв в избранном жанре. Говорил же кто-то из великих, что плод должен созреть. Куда мне торопиться теперь, когда мне обещана долгая и спокойная жизнь? Пусть зелень нальется сладким соком. А пока... Разве мало в жизни других радостей? Задал же я сегодня перцу Лорену, перессорил близких подруг, которые поначалу собирались поднять меня на смех, -- чем не наслаждение? А завтра затею новую кутерьму... Я встал из-за стола и отправился в постель, пожалев, что не оставил Валентину на ночь. Находиться одному в темном уединенном доме было жутковато... * * * Поднялся я ранним утром. Живой и невредимый, несмотря на странные, полукошмарные сны. Завтракать после вчерашней обжираловки не хотелось. Я поплескался в бассейне, вспоминая гримасу Лорена, с которой тот сбежал со двора. Хорошо! Одевшись, выпил чашку кофе и вывел машину за ворота. После недолгих колебаний решил заскочить домой, чтобы облачиться посногсшибательнее, -- сегодня на очереди стояла Жанна. Мне не терпелось удостовериться, так ли она доступна, как распинался о том Лорен, оплошавший любовник. Асфальт летел под колеса, свежий ветерок приятно обдувал лицо, жизнь обещала радости, удачи, блаженство... Я и не заметил, как домчался до дому. Я -уже подходил к подъезду, когда за густым кустарником, которым была обсажена дорожка, послышался подозрительный шум. Передо мной появилась... Алина. Вид у нее был великолепный: прическа взлохмачена, под правым глазом синяк; платье на боку разорвано. Дрожа то ли от страха, то ли от утренней прохлады, она бросилась ко мне. -- Миленький, у тебя машина? Вот как здорово! Давай отъедем подальше, я должна рассказать тебе кое-что интересное. Я здесь полночи караулила, замерзла, как бездомная кошка... Не очень-то мне хотелось вступать в беседу с этой девицей, но она выглядела такой жалкой и напуганной, что спровадить ее, не выслушав, я не мог. Я кивнул на "Волгу": -- Ладно, садись. Но имей в виду -- времени у меня мало. Говори только по делу. Твои фокусы больше не пройдут. Она судорожно всхлипнула. Сразу же за домом был тихий тупичок, туда я и свернул. Мне не улыбалось, что кто-нибудь из соседей увидит меня в обществе шлюхи, получившей, очевидно, на орехи, о чем я ее, кстати, и предупреждал. -- Выкладывай. -- Ты не представляешь, что со мной было! -- затараторила она. -- Прихожу вечером домой, а меня уже ждут. Видишь, что они со мной сделали? Все добивались, кто ты такой да где живешь. Чуть пальцы не сломали. Но я тебя не выдала. Сказала, что ехали в машине и дорогу я не запомнила. Они не поверили, грозились... А потом я убежала, -- Алина разревелась. Я, признаться, ничего не понял. Но ее надрывные завывания раздражали. -- Утрись! -- Я протянул ей чистый носовой платок. -- А теперь расскажи то же самое, но нормальным человеческим языком. Кто тебя избил? -- Громилы Кителя. -- А кто такой Китель? -- Да ты что, Вадик?! Ну, тот тип из "Волнушки". Которого перемазали салатом. Ах, тот самый... Краснорожий с чубчиком... -- Почему -- Китель? Это кличка? Он что -- уголовник? Она даже обиделась: -- Скажешь тоже, уголовник! Вовсе даже нет. Большой начальник! Заведующий торговой базой. Вот. Это его так прозвали -- Китель, а настоящая фамилия -- Когтев Константин Петрович. -- Нелогично. Если он большой делец, то и прозвать должны были Когтем, а не каким-то там задрипанным Кителем. -- Откуда мне знать! Просто раньше он ходил в кителе, так и прилипло. -- Ну ладно. Отставим филологические изыски. Чего он хочет, этот Коготь-Китель? -- Господи! -- опять запричитала она. -- Я ведь предупреждала, он отомстит! -- Не понимаю, чего ты мучаешься? Расскажи этим придуркам все, что знаешь. С любыми подробностями. Я не обижусь. Ее глаза страшно округлились. -- Как ты можешь шутить?! Он ведь убьет тебя. Понимаешь, убьет! -- Алина, все, -- устало сказал я. -- У меня нет времени на пустяки. Иди домой. Прими душ и передохни перед очередной вылазкой за клиентурой. А мне пора. Она как клещ вцепилась в мой рукав. -- Миленький, у тебя ведь есть деньжата? Давай махнем на море, а? Там сейчас солнце, фрукты, все веселятся, загорают... Снимем отдельную комнату. Там он нас не найдет. А я буду тебя любить. Сильно-сильно. Я чуть не расхохотался ей в лицо. Так вот в чем дело! Она придумала дрянную пьеску в надежде, что я обеспечу ей вояж к теплому берегу. Синее море, белый пароход. Бедная дурочка! -- Иди, Алина. -- Я открыл дверцу с ее стороны. -- Да куда же мне идти?! -- воскликнула она, заламывая руки. -- Теперь мне все равно не будет житья в этом городе! Он и мне ни за что не простит, потому что я была с тобой и видела его позор. Даже не так Китель, как Макс! -- Вот уж не думал, что ты такая пугливая, -- вздохнул я. -- Клянусь, дело выеденного яйца не стоит. Но сейчас мне нужно в институт. Так что операция "Защита" откладывается до вечера. -- Миленький, мне до вечера и спрятаться негде. Они уже ищут нас с тобой по всему городу. -- Алина! Во-первых, успокойся. Я могу тебя спрятать в надежном месте на два-три дня. А во-вторых, выберу время, чтобы заняться этими пройдохами. Гарантирую -- вскоре ты сможешь спокойно вернуться к своему бизнесу. Никто тебя и пальцем не тронет. Кстати, где мне разыскать Кителя? -- Говорю же -- он заведует торговой базой. -- Какой именно? Их много. -- Не знаю точно. -- Проблема. -- По вечерам он часто бывает в "Волнушке", -- вспомнила Алина. -- Чудесно. Я сделаю так, что у него навсегда пропадет желание грозить мне и моим знакомым. Он -- круглый дурак, если задумал устроить мне пакость. Считай, его карьера в нашем городе подошла к концу. Ее взгляд стал чуточку осмысленнее. -- Почему-то я тебе верю... Я дал задний ход, выводя машину из тупичка. -- Куда ты меня везешь? -- Пока на вокзал. Там найдем такси, и я все объясню. Я вырулил на проспект и перестроился в левый ряд. Алина вертела шеей как марионетка. -- Так я и знала?! -- воскликнула она, обнаруживая панический страх. -- Что еще? -- Машина Макса! Они нашли нас! Вот чертовщина, еще и Макс какой-то! -- Кто такой Макс? -- Его главный прихлебай. Порядочный подонок. Это он разукрасил меня. Животное! Теперь они нас достанут! Мы пропали! -- Самообладание окончательно покинуло ее. Я глянул в зеркальце. Сзади шел плотный поток машин. -- Какая его? -- Зеленые "Жигули". Я присмотрелся внимательнее. -- Усатый пижон в темных очках на сытой роже -- это и есть Макс? -- Да... Кажется, именно Макс ткнул вчера своего босса носом в салат. Значит, вознамерился заслужить прощение? В машине сидели еще двое амбалов. Вид у них был довольно свирепый. Я позволил "Жигулям" вплотную приблизиться к нам и сосредоточился. Импульс биополя послан! Автомобиль тут же вильнул и, вылетев на тротуар, свободный от пешеходов, врезался правым крылом в бетонную тумбу. Конечно, я мог бы устроить им аварию покрупнее, но не хотелось крови и переломанных костей. А они теперь призадумаются. Не знаю уж, какие выводы сделала Алина, но она бросилась мне на шею, перекрывая обзор. -- Миленький, ты просто чудо! Я отстранил ее. -- Если будешь выражать эмоции подобным образом, мы угодим в переплет похлеще, чем Макс с приятелями. Все же я не мог отказать себе в удовольствии сделать разворот, чтобы проехать мимо разбившихся "Жигулей". Трое громил уже выбрались на тротуар и почесывали помятые бока, кривясь и нехорошо ругаясь. У обочины тормозил "уазик" гаишников. Я посигналил и сделал Максу ручкой. Пламенный привет Кителю! В свою очередь Макс погрозил мне кулаком. Похоже, меня он узнал мгновенно. На привокзальной площади я припарковал машину на стоянке, затем пристроил на коленях блокнот и нацарапал записку: "Иван Васильевич! Фекла Матвеевна! Подательнице сего оказать радушный прием. Устроить удобный ночлег, поить и кормить вдоволь. Но и приглядывать за ней -- ибо оной дамочке присуща нездоровая любовь к чужим вещам. Заберу ее лично через два-три дня. Возможно, несколько позднее, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства. С приветом, Вадим Ромоданов. P. S. Купите ей новое платье и белье". Записку я старался писать каллиграфически, помятуя о сетованиях Феклы Матвеевны относительно почерка моего дядюшки. Вкратце объяснил Алине, что ее ожидает и как следует себя вести, оказавшись в Жердяевке. Первый затормозивший таксист мне не прнравился -- слишком блудливые глаза для такой пассажирки. Зато второй был в самый раз -- добродушный пожилой простак с повадками закоренелого семьянина. Я объяснил ему, куда ехать, заплатил вдвое, ему же вручил записку с просьбой передать лично в руки Пономарцов, и махнул Алине: -- Карета подана! Она крепко взяла меня за руку. -- Ты и вправду не боишься? -- Нет. Чего и тебе желаю. -- Ты и вправду все можешь? -- Все, что душа пожелает. -- А ты скоро меня заберешь? -- Как только, так сразу. -- А вспоминать будешь, хоть иногда? Хотите верьте, хотите нет: она смотрела на меня влюбленными глазами. * * * С этими нежданными заморочками я едва успел к первому звонку. Большая покатая аудитория, в которой сейчас собрался весь наш поток -- четыре группы, -- глухо гудела. Ближе к кафедре -- как раз по центру -- расположились оба наши гения -- Виталий и Олег. Вокруг кучковались корифеи помельче. Жанночки сегодня не было. Она -- не самая прилежная студентка и частенько пропускает лекции. Сбоку, возле прохода, в позе роденовского "Мыслителя" сидел Лорен. Похоже, его до сих пор пожирали тайные страхи. Вот хлопнула дверь, и в аудитории установилась мертвая тишина. На кафедру взошел профессор Ермолин -- гроза не только хвостистов и прогульщиков, но и "быстрых разумом невтонов". Ермолин вел курс начертательной геометрии и был твердо убежден, что ни один студент не в состоянии постичь сию науку в совершенстве. Высшая оценка, которую он иногда применял, -- "весьма хорошо". На вид Ермолин был добродушным стариканом с благообразной улыбкой. Но стоило кому-нибудь громко кашлянуть, как он оборачивался, внимательно смотрел на нарушителя и изрекал: "Молодой человек! Если вам неинтересен данный многотрудный предмет, прошу совершить променад". Все знали, что память у старика отменная, и попавший на заметку автоматически недоберет балла на экзамене. Поэтому на его лекциях стояла полная тишина. Голова у Ермолина была совершенно лысая, на самой макушке сидел некий убор, который он не снимал ни зимой, ни летом. Наши остряки прозвали сей убор ермолкой, хотя на самом деле это была обыкновенная цветная тюбетейка. О ней ходили легенды. Рассказывали, что много лет назад один студент-бедолага, доведенный до отчаяния придирками профессора (тогда доцента), обрушил на его темечко мощный удар циркулем. С той поры на голове Ермолина зияет безобразная рана, которую он вынужден скрывать ермолкой, особенно после того, как совершенно облысел. Существовали разные варианты этой легенды: бил, мол, не двоечник, а отличник, которому тот завалил повышенную стипендию; бил не циркулем, а графином; и так далее, и тому подобное. Но все сводилось к одному: на голове у Ермолина страшная рана и оттого он носит ермолку. Никто ни разу не видел его обнаженной головы. Итак, лекция началась. Народ принялся строчить конспекты и срисовывать проекции. Один Лорен задумчиво смотрел в окно. И тут меня посетила забавная идея. Я вырвал из тетради листок и написал: "Спорим, что через десять минут профессор снимет ермолку?" Записка поплыла по рядам и достигла адресатов -- Виталия и Олега. Задал же я им задачку! Выждав положенный срок, я сосредоточился на Ермолине. Профессор как раз стоял спиной к аудитории, вычерчивая на доске очередную проекцию. Вот его левая рука потянулась к затылку и... Эффект был потрясающим! Голова профессора оказалась совершенно гладкой. Как колено. И -- никакой раны. Вся аудитория ахнула как один человек. По-моему, даже стекла в окнах задребезжали. Ермолин надел тюбетейку и недоуменно обернулся: -- Что случилось, друзья? Я ошибся? Ответом было гробовое молчание. Рухнула студенческая легенда, десятилетиями любовно передаваемая из поколения в поколение. После лекций я направился в общежитие. Надо бы забрать кое-какие вещи, главным образом рукописи, которые хранились в тумбочке. Кроме того, поскольку весть о моем наследстве распространилась широко, не помешает помянуть моего любимого дядюшку. Пусть ребята видят, что я остаюсь славным малым, своим в доску. Вот и она, моя 521-я комната. Тут же нашлись добровольные гонцы, резво побежавшие по магазинам. Вскоре скромный товарищеский обед перерос в грандиозный ужин, а далее -- в ночной кутеж. Набилась полная комната. Про дядю забыли быстро. Гонцы только и успевали сновать до магазина и обратно. Напился я в стельку. Позже мне рассказывали, что, спустившись на третий этаж, я долго колотил в дверь Жанны, выкрикивая: "Жанна! Выходи за меня замуж! Выходи, Ж-ж-жанна! Поедем в Ж-ж-жердяевку!" К счастью или несчастью, она не ночевала в общежитии. А вот мне стоило бы немедленно завалиться спать. Но я решил ехать домой -- и баста! После долгих уговоров меня шумной гурьбой проводили до машины. Мотор послушно завелся. Ну, поехали! Чего мне опасаться? Инспектора ГАИ? Да я в секунду внушу ему, что не пил ни капли. В этот поздний час шоссе было абсолютно свободно, я гнал и гнал. Но когда на одном из поворотов машину занесло и она промчалась впритирку с дубом-великаном, мне оставалось только поблагодарить судьбу. Для водителей существуют и другие неприятности, кроме инспекторов ГАИ. Дереву не внушишь, что ты не пил. Мне хватило ума снизить скорость. До дому добрался благополучно, однако поставить машину в гараж уже не оставалось сил. Ну и хрен с ней! Украдут -- куплю другую, еще лучше. Ввалившись в темную прихожую, я потянулся к выключателю, но тут мои ноздри наполнились едкой массой. Сознание помрачилось, я провалился в бездну. * * * Где-то далеко-далеко, за тысячью закрытых дверей, чуть слышно звонил колокол. Затем двери -- с дальнего конца -- начали распахиваться все стремительней. И вот невыносимой силы звук, способный разорвать барабанные перепонки, накрыл меня своими чудовищными волнами. Я слабо вскрикнул и... очнулся. Стояла полная тишина. Было ощущение, что я нахожусь в какой-то тесной и темной норе со спертым воздухом. Некоторое время я лежал неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Мы здорово поддали в 521-й... До дому я добрался... Вошел в квартиру... Кажется, свалился в прихожей... Но почему такой кромешный мрак? Надо включить свет... Я попытался встать, но не тут-то было. Внезапно мне открылась страшная истина: мои руки и ноги привязаны -- по отдельности -- к каким-то опорам, на глазах -- плотная повязка, наползшая краем на губы, отчего и дышится так трудно. А может, я все еще сплю и меня душат пьяные кошмары? Раздался отвратительный скрежет, будто по струнам провели рашпилем. Чей-то голос произнес: -- Кажись, очухался... Второй: -- Приведи в норму. В следующую секунду на меня обрушилась ледяная Ниагара. -- Ну что, баламут, теперь ты убедился, каково шутить с почтенными людьми? -- раздался рядом громовой голос. Очень знакомый. Где-то я его слышал. И совсем недавно. Но где? Однако зачем гадать? Кем бы ни был этот человек, сейчас я пошлю ему мысленный приказ наклониться, снять с моих глаз эту дурацкую повязку и освободить от пут. Вот сейчас он подчинится, сейчас... Но вместо этого мой невидимый враг торжествующе продолжал: -- Когда машина с моими парнями долбанулась в тумбу, я раскусил тебя окончательно. Я на все сто понял, кто ты таков. Ты -- гипнотизер! Честно говоря, никогда не верил в эти штучки, но теперь вижу, что зря. Китель! Это Китель! Мне мгновенно вспомнились предостережения Алины. Этот человек оказался гораздо опаснее, чем я предполагал. Но что творится с моим биополем?! Лихорадочно я принялся посылать новые сигналы. "Сними повязку! Отвяжи! Упади на колени! Моли о пощаде!" Но он продолжал: -- Ты оказался большим пронырой. Я тебя недооценил, признаю. Но на всякий хитрый болт есть своя гайка. И уж я закручу ее до упора, не сомневайся. Биополе не действовало! Я лишился чудесного дара! Но почему, почему?! Мне вспомнились жуткие истории о том, на какую мучительную смерть обрекают бандиты провинившихся, и, не стану кривить душой, я готов был обмочиться. -- Однако тебе повезло, приятель. Жизнь столкнула тебя с умным человеком. Цени и помни! Будь я примитивным дегенератом, вроде Макса, давно бы велел своим ребятам для начала выколоть твои паршивые гляделки, вот и конец гипнозу, ха-ха-ха! Что-то не приходилось слышать о слепых гипнотизерах. Но я даю тебе шанс выкрутиться. Я готов забыть об обиде при условии, что ты будешь работать на меня. Я не понимал смысл слов. Мысли были об одном: биополе не действует, я в руках гнусной шайки! -- Чего молчишь?! -- взревел вдруг Китель. -- Я не собираюсь с тобой цацкаться! Макс! Макс? Тот самый, чью машину я направил на тумбу? Усатый крепыш, избивший Алину, переполненный ненавистью ко мне... Грубая рука схватила меня... Я закричал от острой боли. Кажется, эта двуногая тварь отрезала мне ухо. Я чувствовал, как по шее стекает теплая струйка крови. -- Эге, а ты, оказывается, слабак, -- как бы удивляясь, хмыкнул Китель. -- Чего орать-то по пустякам? Подумаешь, отрезали тебе мочку. Да и то не всю. Так, кусочек... Никто и не заметит, а до свадьбы заживет. Зато теперь ты должен понять, что имеешь дело с серьезными людьми. И если тебя спрашивают, нужно вежливо отвечать. Макс, залепи ранку! Мною овладело позорное желание молить его о пощаде, пасть на колени, целовать его руки, ботинки... Боясь еще пуще разозлить этого страшного человека, я пробормотал: -- Мне надо подумать... Я устал... Ухо горело. -- Ладно, я человек покладистый, -- неожиданно возвестил Китель. -- Когда меня просят по-хорошему, всегда иду на уступки. Похоже, тебе, приятель, и вправду надо малость оклематься. Ну-ка, Макс, влей в него для бодрости глоток. Да смотри, чтобы не захлебнулся. Так, хорошо... Думай, приятель! Но не воображай, что тебе удастся провести нас. Я разных хитрецов перевидал на веку немало. Потому все предусмотрел. Для тебя приготовлен один подарочек. Какой -- скоро узнаешь. Через полчаса я вернусь, и если снова будешь кобениться, то отрезанный кусочек станет самой крупной частью из того, что от тебя останется. Понял?! Головорезы ушли. Итак, я выиграл полчаса, но какая мне в том радость? Ожидание пытки лишь нагнетает страх. Эх, если бы действовало биополе... Я принялся осыпать себя горькими упреками за собственное легкомыслие. Как бездарно я распорядился поистине безграничными возможностями! Пьянки, пошлые утехи... Я подвел Мамалыгина, напрочь дискредитировал себя в глазах инопланетян... О, если бы они пришли мне на помощь! Клянусь, я переродился бы духовно! На всей Земле не нашлось бы человека более осмотрительного и трезвого. Я вел бы достойную жизнь, полную трудов и забот, а мои нравственность и выдержка служили бы примером для окружающих. Но что же делать?! Мамалыгин! -- вдруг ослепительно вспыхнуло в сознании. Надо каким-то образом информировать о моей беде Мамалыгина, а уж он-то вырвет меня из кошмарного плена. Да, но как достучаться до него?! Ничего путного за эти полчаса я не придумал, но сама мысль о Мамалыгине несколько укрепила мой дух. Появилась смутная надежда. Я не знал, чего хочет от меня Китель, но интуитивно понимал: сейчас главное -- тянуть время, соглашаться на все его требования, а там -- поглядим. Но какая сволочь этот Макс! Хотя мои глаза были завязаны, я чувствовал, что гнусное задание своего хозяина он выполняет с наслаждением. Законченный садист! Возможно, для меня он более опасен, чем Китель. Тому я для чего-то нужен, а Макс яро ненавидит меня -- всеми фибрами своей темной животной души -- и при случае медленно размажет по стенке. Кайфуя при этом... Опять шаги... -- Оклемался? -- Скажите внятно, чего вы от меня хотите? -- ответил я вполне твердым тоном. -- Чего я хочу? -- хмыкнул Китель. -- А вот чего! Есть люди, которые меня не очень-то любят. Но мне эти люди нужны, и я желаю, чтобы они меня полюбили. Есть у меня враги. От них я хочу избавиться. Ты -- гипнотизер. И очень умелый. Я это сам видел. Вот и послужи мне. Теперь все понял? -- В общем, да, -- выдавил я. -- Уже лучше! Думаю, мы сработаемся. Со мной все срабатывались, кто мне нужен. Начнем сегодня же. -- Сегодня так сегодня. -- Макс! -- позвал он, и я непроизвольно сжался, не зная, какой новой гадости ожидать. Но на сей раз ничего страшного не произошло. Просто на моем горле защелкнулось нечто вроде большого металлического браслета. -- Еще одно наставление, и с тебя снимут повязку, -- сказал Китель. -- Но постарайся крепко запомнить все, что услышишь. Это в твоих интересах. Тебе на шею надели обруч с внутренним замком. Этот обруч мне привезли издалека... Дороговатая штука, но полезная. Умные люди изобрели, чтобы сбивать спесь с несговорчивых упрямцев. Это радиоуправляемая бомба. С внутренней стороны идет тоненькая прорезь. Стоит передать сигнал, как происходит взрыв, тихий, неслышный, но голову срезает, как бритвой. Вот сядешь жрать, а твоя башка тебе же упадет в тарелку, понял? Ха-ха-ха! -- Похоже, черный юмор не был чужд этому проходимцу. -- Зачем же тратить на меня такую редкую вещь? -- Слушай дальше. В надежном месте сидит мой верный человек, у него радиопередатчик и единственный ключ от обруча. А теперь навостри уши до предела. Сейчас мы тебя развяжем. Но если начнешь хитрить, гипнотизировать меня или Макса, словом, если хоть что-то будет не так, мой человек при малейшем подозрении врубает сигнал, и ты остаешься без башки. Понял? -- А если ваш человек напутает? Или просто захочет поиграть с передатчиком? Напьется, наконец? -- Не дрейфь! Это железный человек! И не глупее нас с тобой. Все будет зависеть только от твоего поведения. Если ты себе не враг -- делай, что говорят. -- Не очень понятно, какие инструкции имеет ваш железный человек? -- Инструкция у него очень простая: если я соглашаюсь снять этот обруч, значит, ты меня загипнотизировал, и он сразу жмет кнопку. -- Но тогда выходит, что я на всю жизнь обручен с этой штуковиной! Китель рассмеялся: -- Не лезь вперед батьки в пекло. Есть еще другая инструкция. Но про нее -- в свой черед. Снимем с тебя обруч, когда придет время. Если заслужишь, конечно. Я снова ощутил грубые прикосновения. Держу пари, что это Макс освобождает меня от пут. Я медленно разлепил веки и приподнялся со своего ложа -- жесткой кушетки. Я находился в мрачном помещении без окон. Цементный пол, бетонные стены, по которым сочилась влага... Настоящий склеп! Над низкой дверью тускло горела лампа, освещавшая две отвратительнейшие хари. Признаться, я плохо помнил своих мучителей по первой встрече, и сейчас присмотрелся к ним внимательнее. Китель -- он стоял враскорячку в двух шагах от меня -- был плотный, багровый мужчина лет пятидесяти с большим грушеобразным носом. Его рыжеватый чубчик, по мальчишески зачесанный на низкий лоб, придавал ему несколько комичный вид. Но выражение маленьких васильковых глаз не располагало к шуткам. Жаль, что я понял это слишком поздно. Вопреки прозвищу, на нем был дорогой, хотя и несколько мешковатый костюм, светлая сорочка и черный в косую красную полоску галстук. Весь его облик излучал мощную жизненную энергию. Макс был строен и мускулист, наверняка его реакции могла позавидовать пантера. Его физиономию провинциального ловеласа искажала гримаса, вызванная, как легко было догадаться, огромным желанием немедленно расправиться со мной. Казалось, под его холеными усиками вот-вот появятся клыки, которыми он примется рвать мою плоть. Я даже чуял его специфический запах -- запах непримиримого врага. На лбу у Макса вздулась солидная шишка, правую щеку и подбородок украшали царапины -- по всей видимости, результат вчерашней аварии. Я почувствовал себя в роли героя известного рассказа Джека Лондона "Потерявший лицо", который прилагает невероятные усилия лишь затем, чтобы найти легкую смерть, которая избавила бы его от ужасных пыток. И одновременно появилась уверенность, что я выкручусь. Время, мне нужно время. -- А если я не сумею угодить вам? -- начал я торг. -- Ведь получается не всегда. -- Останешься без кочана, -- лаконично отчеканил Китель и добавил: -- Макс, дай ему зеркало! Глухо ворча, тот протянул мне круглое зеркальце. Трепеща, я заглянул в него, страшась увидеть обезображенное лицо. Но нет -- ухо было цело, за исключением нижней части мочки. Но сколь велик ущерб, судить было трудно -- они неумело залепили ранку уродливо скомканной полоской лейкопластыря, который стал коричневым от запекшейся крови. Будто прочитав мои мысли, Китель известил: -- Ты не обижайся на нас из-за уха. Надо было проверить -- ты дьявол или все же из плоти. Не журись! Еще благодарить будешь. Но смотри: начнешь врать -- тут коту и крышка! -- Врать я не собираюсь, но поймите, и вправду не всегда получается. Китель грозно сдвинул брови: -- Приятель, по-моему, тебя уже понесло... -- Сволочь! -- не сдержался Макс и стиснул кулаки. -- Тогда, в кабаке, а после на проспекте у тебя все получилось в лучшем виде. Чего туфту толкаешь?! Фраер дешевый! -- Погоди, Макс, не суйся, -- приструнил подручного Китель. -- Я все же думаю, мы столкуемся. Верно, Вадим? Наступил ответственнейший момент. Именно сейчас я должен был направить разговор в