ы сказали? Прошу простить, но я не расслышал, мой повелитель, - виновато произнес Заппа. - Я сказал Морри. Так его зовут, - пояснил Ахха и недовольно пожевал губами. Он подумал, что зря проговорился и показал, что знает имя пленника. - Да, я думаю, что так оно и есть, мой повелитель. Иногда он начинает прыгать, как необъезженный буйвол, размахивает руками, ногами. Потом, когда устанет, садится на пол и отдыхает, закрыв глаза. И долго так сидит, как будто мертвый. И даже, кажется, не дышит. Так что, скорее всего, он больной. - Ну хорошо, хорошо. А как чувствует себя пленница? - О, великий. Она прекрасно чувствует себя, только мало улыбается. Приходится часто менять охрану, так как мои люди просто таят от ее красоты. К тому же, она держит себя так, будто ей принадлежит полмира. А рабыни хоть и знают, что она такая же собственность императора, как они, ухаживают за ней, как за госпожой. Она же, мой повелитель, принимает это, как должное. - Это очень интересно, Заппа. Честно говоря, во время похода я так и не удосужился посмотреть на нее. А что же в ней необычного? - У нее большие глаза и они не фиолетовые, как у наших женщин, а серые, как жало боевой иглы. Волосы напоминают по цвету благородных желтых буйволов, и кожа, как спелый сладкий плод. И еще, - голос Заппы стал хрипловатым, - Ее ногти, они розовые, мой император. - Да ты какие-то сказки рассказываешь... - махнул рукой Ахха. - Он говорит правду, божественный - подал голос стоящий неподалеку Моххад. При этом император удивился так, будто заговорила статуя. - Ты?! - удивленно вскинул брови император. - Ты тоже видел ее?! Моххад не ответил на этот вопрос, а лишь пробубнил: - И еще у наших женщин нос смотрит вниз, а у этой - он дерзко задран. Это и раздражает, и нравится... - развел руками Моххад. "Что ж, если даже этот кремень восхищается пленницей, ее необходимо увидеть", - решил император. - Заппа, сегодня, еще до ужина доставь этих пленников во дворец. - Слушаюсь, мой император. 118 - Эре! Ну что ты там копаешься? Скоро придут священные посланники, а я еще не одет. - Иду, господин Старший жрец, иду! - отозвался из маленькой кладовой скрипучий голос. Вскоре оттуда выбралась хромая старуха и заковыляла к своему хозяину, громко кряхтя и охая. Накинув на жреца серебристый плащ, она заколола накидку металлической застежкой и при этом нечаянно уколола его в заплывшее жиром плечо. - Ой, ведьма! Ты специально это делаешь, да? Со свету меня сжить хочешь, собака облезлая?! - Штой, не дергайша, а то еще брюхо пропорю! - сердито прошамкала старуха. Она не боялась хозяина, поскольку знала его не один десяток лет. Давным-давно, когда Старшим жрецом был мудрый Калла, Эре прислуживала ему в храме. Она была молода и красива, но Калла был стар и немощен. Он даже не смотрел в ее сторону и не интересовался ничем, кроме полуистлевших манускриптов. Но Эре было двадцать лет и природа звала ее искать своего мужчину. И хотя девушка строила свои фиолетовые глазки молодым жрецам, но они боялись гнева старого Каллы. Так и бесилась Эре еще четыре года, пока в храме не появился новый ученик. Юношу звали Алкаи, и ему было пятнадцать лет. Это был скромный и смышленый мальчик, которого престарелый отец привел в храм в качестве уплаты штрафа. Этот штраф был назначен старику за неуважение, проявленное к служителям храма. Бедняга не успел достаточно быстро, сотворить тройное падение ниц перед самим Каллой. Рассерженный Старший жрец потребовал компенсацию за проявленное неуважение. Взять у нищего старика было нечего, он и так жил в меловой пещере недалеко от Тротиума. И ему повелели привести в храм сына. Мальчик пришелся, что называется, ко двору. Быстро запоминал все культовые мероприятия, их последовательность и назначение. Интересовался содержанием старинных свитков и законами движения небесных тел. Алкаи понравился Калле и Старший жрец самолично взялся за его обучение. Калла полагал, что со временем сможет возложить на ученика все заботы о храме. Тем временем Эре тоже не теряла времени даром. Она давно положила глаз на новичка и искала возможности встретиться с ним без свидетелей. Как-то раз, в темном сумрачном коридоре, Эре подкараулила Алкаи и, преодолев сопротивление юноши, разбудила в нем мужчину. С того случая их свидания стали регулярными. Они встречались в разных местах и Калла ни о чем не догадывался. Так их связь и продолжалась до тех пор, пока любовники не состарились. Алкаи, некогда стройный ясноглазый юноша, превратился в толстого брюзжащего Старшего жреца. С годами он подрастерял многое, но добился главного: именно на нем теперь лежала священная функция доклада о делах в империи. 118 Когда мерная чаша перевернулась, в глубоком часовом колодце гулко зашумела вода. Это означало, что настал срок идти с докладом. Громко сопя и шаркая тяжелыми сандалиями, Алкаи протопал по винтовой лестнице, затем толкнул дверь и ввалился в помещение, где стояла абсолютная темнота. Как это обычно случалось, в брюхе Алкаи завибрировало и тут же нестерпимо зачесались пятки. А всему виной был страх, который не уходил даже с годами. Это был липкий страх до холодного пота, до бурчания в кишках и он пронизывал все тело Старшего жреца, раз за разом, сколько бы тот не ходил в эту давно уже знакомую комнату. Алкаи выпучил глаза в темноту, ожидая появления холодного света. И снова, как прежде, в нишах появились тусклые голубоватые огни, которые постепенно наливались силой и принимали ярко выраженный ультрамариновый оттенок. Затем свет в нишах превращался в человеческие контуры, которые обретали облик людей. Глаза посланцев закрывали серебристые очки, разбрасывающие в темноту искрящиеся блики. - Мы приветствуем тебя, Старший жрец! - раздался голос одного из обитателей ниши. - Хороши ли дела в храме, все ли в порядке? - В порядке, божественные посланцы, - пролепетал Алкаи и поклонился. - Что нового в достойном Тротиуме, с тех пор, как там правит император Ахха? - Нового? А что нового? Подданные любят его, прославляют. Деньги, на содержание храма, из казны императора поступают вовремя. Разве что в императорском дворце теперь живет прекрасная пленница. Ее зовут Анупа. Соглядатаи говорят, что для наших мест эта красота невиданная. - Откуда же взялась эта красавица? - спросил другой божественный посланец, - Ведь женщины империи, даже горянки, имеют некрасивые сумрачные лица. - Она из дальних мест, с берега океана, о божественные. Когда-то тамошние густые леса были населены сильными и красивыми племенами. Это были муюмы. Но теперь какое-то поветрие погубило их всех. - Ведь это странно, что одна Анупа, как ты ее называешь, выжила из такого многочисленного племени, - голос звучал из ниоткуда и губы посланцев не шевелились. - Она не одна. Мне докладывали, что с ней рядом был какой-то человек с лицом, заросшим волосами. - С бородой?! Ты говоришь он был с бородой?! - одновременно воскликнули посланцы и на их непроницаемых лицах появилось заметное беспокойство. - О, посланники Железного Отца, мне непонятно ваше священное слово бо-ро-да. Что оно значит? Простите мое невежество! - воскликнул Алкаи и упал на колени. - Ну, полно, наш младший брат. Скоро ты умрешь и воссоединишься в эфирном облике со всеми нами. Тогда ты узнаешь все, что тебе надлежит узнать. А теперь расскажи нам об этом пленнике подробнее. - В сущности, я больше ничего не знаю, - залепетал Алкаи не пытаясь подняться с колен. - Знаю только, что этот пленник навлек на себя гнев императора. Великий Ахха соизволил сделать Анупу своей женой и матерью будущего наследника, а лохматый пленник, как мне докладывали, устроил большой скандал и даже пытался, о ужас, - Алкаи даже глаза закатил, - Напасть на императора. Теперь его замотали железными колючками и бросили в сырые подвалы старого замка. Старший жрец помолчал и добавил: - Теперь его, наверняка, сделают императорским рабом. Отрежут уши и руки по локоть. Но это лучше, чем быть слепым и работать в шахте. Многие рабы позавидовали бы этому пленнику. Он будет одет и сыт. Алкаи закончил говорить и ждал, когда его спросят еще. Наконец, голос из ниоткуда зазвучал снова: - А скажи, Старший жрец, как часто тебе приходилось слышать о людях с заросшими лицами. - Никогда, божественные. - И ты не знаешь, откуда взялся этот человек? Как его зовут? - Я точно не помню, великие посланцы, - Алкаи наморщил лоб и стал вспоминать: - Дотти... Нет, Дорти, нет не Дорти... Вспомнил! Его зовут Морри! Мне докладывали. Великий Ахха так и сказал: "Иди Морри, ты ведешь себя строптиво, но я по своей милости, оставляю тебе жизнь раба, хотя вполне мог лишить тебя головы." - Алкаи еще не договорил фразы, а ультрамариновые изображения начали меркнуть. Посланцы исчезали, недослушав. 119 Морис валялся в подвале, на холодном сыром полу и впервые за много времени, его мысли были далеко от этого города и этой планеты. Впервые он ощущал себя не существом, пытающимся выжить во что бы то ни стало, а чужаком, пришельцем из чужого мира. И где-то, в самой глубине своего осознанья Морис чувствовал зарождение слепого протеста и жалости к самому себе. "Кто, уничтожил тысячи людей и корабли? Кто сделал меня беспомощным затравленным зверем?.. А где Алекс? Симпатяга, умница и хороший друг - нет его, он остался лежать в этой земле. А Тим - румяный, добрый парень - и его теперь нет. А толстый Порк. Где они, Морис Лист, ты знаешь? Кто отомстит за них если не ты? Не время пускать слюни, парень, ты слишком много потерял, чтобы плакать. Но ты потерял достаточно, чтобы заставить плакать своих врагов. Слишком большой счет у тебя, Лист, к неизвестному врагу. Умереть легко, но кто предъявит к оплате счет твоих потерь? Только ты сам, Лист. Ты, который потерял друзей и ты, который давал присягу на верность. Помни о долге..." По ногам бегали здоровенные насекомые, но Морис уже не обращал на них никакого внимания. Он был полностью во власти своих собственных мыслей. "Помни о долге, Морис! Помни! Пора прекратить дурацкие фокусы. Ударить императора - что может быть глупее? Они же могли прирезать меня на месте... Ты ускользнул от чар Юдит, но попался на лесной дикарке. Ну разве это не смешно?" - узник со злостью отшвырнул какое-то, особенно настойчивое насекомое, которое пыталось забраться ему в рот. Сороконожка ударилась о дальнюю стену и затихла. Морис вздохнул и в его голове продолжился парад невеселых мыслей: "Надо выбираться из это ситуации, но как? С этой девчонкой покончено. Я ее уже забыл," - после того, как эта фраза появилась в мозгу Мориса, его сердце сладко екнуло. Из темноты возникли такие нежные, красивые глаза. Узник как будто почувствовал прикосновение теплых ласковых рук. На губах появился вкус поцелуя. - Нет!!! Нет и нет! - заорал очнувшийся Морис и изо всей силы ударил по полу кулаком. Внутренности сороконожек брызнули во все стороны. - Я сказал, нет... - сквозь зубы процедил Морис уже тише, судорожно сглатывая и пытаясь избавиться от спазмов, сдавивших горло. - Все, я успокоился... - уговаривал он себя. - И когда я отсюда выйду, я стану прежним Морисом Листом. Трезвым и рассудительным, хладнокровным и беспощадным. 120 Наверху что-то зашуршало и вместе с посыпавшейся на голову трухой, в темноту подземелья проник тусклый свет угольного фонаря, а в проеме узкого люка показалось несколько лысых голов. - Выбирайся, голубчик! Пришел твой час вступить в общество избранных! Вот тебе дорога к счастью! - ехидно прогнусавил какой-то остряк наверху. Последние его слова утонули в дружном хохоте. Затем Морису сбросили веревочную лестницу и он, не раздумывая, полез наверх. Едва он показался из горловины люка, сразу несколько сильных рук подхватили его и вытащили из ямы. Морис выпрямился и протер глаза грязными кулаками. После пребывания в абсолютной темноте подвала, его слепил даже тусклый свет угольного фонаря. - Куда идти? - спросил он, щурясь. - Я покажу, - сказал рослый раб с фонарем в руке и пошел первым. Морис двинулся следом за ним, ориентируясь на блеск вспотевшей головы. В каменных коридорах было душно и по стенам стекала влага. Извилистые туннели казались бесконечными и сбежать отсюда не представлялось реальным. Морис слышал, что позади него идут еще человека четыре или даже больше. Оставалось только ждать. От переднего раба жутко разило потом. И к этому примешивался запах хлорки и жаренного мяса. Что же здесь могли жарить? Или кого? Морис вспомнил, что примерно так же пахли трюмы пиратских кораблей, захваченных флотским патрулем. Там сочетались запахи кухни и нужника. "Ну вот, наконец, и пришли," - догадался Морис. Проводник остановился и, потянув за конец замусоленной бечевки, поднял деревянные жалюзи, за которыми открылся вход в новое помещение. - Давай вперед, - приказал проводник и Морис повиновался. В ту же секунду, ему в нос ударила едкая смесь запахов, тех же что были в коридоре, но только во много раз сильнее. За спиной мелодично щелкнули дощечки-жалюзи и вход закрылся. При красном свете угольных фонарей, висевших на закопченных стенах, Морис осмотрелся. В воздухе висело бурое марево из зловонного пара, за которым расплывались неясные контуры людей. Вокруг происходила некая зловещая работа. Повсюду сновали рабы в белых накидках, перетаскивая с места на место окровавленных, обессиленных людей. У многих, из этих бедняг, ноги безжизненно волочились по замазанному кровью полу. Время от времени, с разных сторон зала доносились леденящие душу, жуткие крики, которые затем резко обрывались. Мориса передернуло. Казалось, что громадное нечистоплотное животное дышит ему в лицо. Он не заметил, как с двух сторон к нему подошли два мускулистых раба и крепко схватили за руки. Не сопротивляясь он пошел туда, куда его направляли. Лица его конвоиров были спокойны и не выражали никаких эмоций. Эти люди были на обычной скучной работе. Наконец, пленника подвели к какому-то странному приспособлению. Это была сложная деревянная конструкция с массой винтов и рычагов. От нее исходила некая опасность. Морис почувствовал это и ему все меньше нравилось мрачное помещение. Слепое повиновение предрекало большие неприятности и следовало принимать решение. Между тем, спутники Мориса крепко держали его за руки, но не двигались с места, ожидая когда станок освободится. Причина их заминки была очевидна: двое других рабов запихивали в адскую машину очередного несчастного. Он сопротивлялся как мог, но они повидали всякого и заломив своей жертве руки, зажали голову в специальный захват. Затем развели конечности к крепко стянули их кожаными ремнями. К торчащей в зажиме голове подошел человек в большом кожаном фартуке. На его темном лице играла белозубая улыбка. В руках у улыбающегося человека был небольшой металлический ковшик. Человек в фартуке улыбался, как добрый повар, который хочет угостить малыша припрятанными для такого случая сладостями. Вот он нагнулся к нелепо торчащей голове и что-то быстро заговорил на ухо своей жертве. Палач все время улыбался и это возымело действие. Стянутый ремнями человек перестал трястись, прислушиваясь к тому, что ему говорили. Выбрав удобный момент палач опрокинул на голову несчастного содержимое ковша... Дикий крик разрезал бурый туман зала и тут же смолк - несчастный потерял сознание. Его голова начала дымиться, а волосы приняли пепельный оттенок. Специальной щеточкой палач смел вылезшие волосы и сбросил их в сторону, в общую, довольно большую кучу. Затем снял с гвоздя острую зубчатую струну и снова приблизился к жертве. Перед тем как использовать свое орудие, мастер внимательно осмотрел струну и проверил ее на прочность. Затем последовали два быстрых движения, и уши полетели на пол. Подобрав струну потолще, человек в фартуке сделал еще два движения и кивнул: можно забирать. Освободив голову, двое рабов взяли бесчувственное тело и утащили прочь, а в зажимах остались висеть только руки. Улыбаясь каким-то своим мыслям, палач отстегнул их и положил в отдельную кучу. Затем повернулся к Морису и будничным голосом произнес: - Проходи следующий... Между тем Лист уже порядком струхнул. До сих пор ему казалось, что еще немного и он пробудится от этого страшного сна. Но реальность развивалась своим чередом и счастливых пробуждений не ожидалось. Пленника подвели к зажимам и он не сопротивлялся, внешне казавшись покорным. Даже его сопровождающие поверили, что клиент окончательно смирился и не доставит беспокойства. Тот, что был слева, потянулся к запястью Мориса, чтобы было удобнее вывернуть руку, если пленник вздумает сопротивляться. Морис отчаянно рванулся, пытаясь высвободить руку, но раб был здоровым парнем и не думал ее выпускать. Однако, он потерял равновесие и начал падать на Мориса. Последовал встречный удар головой в лицо и кровь хлынула на белую одежду раба. Он схватился за сломанный нос и со стоном завалился на бок. Освободившейся рукой Морис тут же ударил второго охранника и тот отлетел на кучу ошпаренных волос, картинно раскинув руки. Тем временем, палач, расширенными от испуга глазами, смотрел на Мориса. - Чего уставился, болван?! Живо сюда самого главного, кто только есть! Я хочу говорить с императором, по важному делу!.. Я жду! - с этими словами, Лист схватил человека в фартуке и, развернув его, наддал под зад коленом, придавая нужное ускорение. Тот споткнулся и едва не упал, однако сумел выровняться и вскоре затерялся в туманном сумраке зала. Морис огляделся: раб с подбитым носом, шмыгая и всхлипывая словно ребенок, поспешно отползал на четвереньках, а его напарник, сидя на полу, тряс головой и время от времени осторожно дотрагивался до нижней челюсти. - Что, брат, болит? - поинтересовался Морис. Сидящий на полу быстро поднял голову и его лицо исказил испуг. Вскрикнув, он перепрыгнул через каменное возвышение и исчез в полумраке. "Теперь нужно ожидать пробуждения всеобщего интереса," - подумал Морис безо всякого энтузиазма. И действительно, его ожидания оправдались. Постепенно, со всех сторон стали подходить рабы в белых одеждах. Они образовали плотный полукруг возле строптивого бунтовщика и с неподдельным любопытством глазели на того, кто воспротивился воле императорского правосудия. Подтягивались все новые силы. У некоторых в руках были палки и еще кое-какие тяжелые предметы. А Морис отчаянно шарил по углам, в поисках хоть какого нибудь оружия. Наконец ему повезло и он наткнулся на небольшой кожаный мешок. Мешок был тяжелым в нем звенел металл. Не сводя глаз с враждебно настроенной толпы, Морис вытряхнул содержимое на каменный пол. Видя, что бунтовщик ворует железо принадлежащее палачу, толпа осуждающе загудела. А довольный Морис выбирал четырехгранные кованные костыли и аккуратно раскладывал их на ладони. - Ну что, лысые, добровольцы есть? - взвешивая в руке дюжину тяжелых гвоздей, спросил Морис и уверенная улыбка заиграла на его лице. Неожиданно толпа расступились и вперед вышел квадратный здоровяк, очень серьезного вида. На его темно-коричневом блестящем теле, были видны все мышцы до единой. Их грозная масса нервно подергивалась легкими судорогами, как поверхность мутного пруда. Узкие глаза, словно щели бронетранспортера, надежно гарантировали быструю и верную смерть. Губы этого монстра, сильно изуродованные в какой-то жестокой схватке, не могли скрыть торчащие кривые клыки. Огромные кисти, висящие ниже колен, сжимались в литые кулаки, пережевывая липкое и вонючее пространство. Широко развернув грудь, живой танк решительно двинулся на Мориса. Б-у-м-м, ударил первый гвоздь и вошел по самую шляпку. Б-у-м-м, б-у-м-м - легли в линию еще два. Танк недовольно рыкнул и приостановился, затем справившись с болью снова пошел вперед. Морис размашисто метал гвозди в надвигающуюся гору, но его противник продолжал идти, пока последние две заточки не вошли в горло и правый глаз. Монстр захрипел и, споткнувшись о низкий борт небольшого бассейна, угодил в него целиком. Его последующий вопль был похож на внезапно оборвавшуюся пожарную сирену. Жидкость забурлила и вся ее поверхность покрылась пеной нежно розового цвета. Это был тот самый раствор, которым ошпаривали волосы. - Эй, это ты хотел говорить с императором? - среди насмерть перепуганных рабов появился войсковой бригадир. - Я, - Морис сделал шаг вперед. - Следуй за мной! Но учти, если ты соврал, и ничего важного император от тебя не услышит, смерть твоя будет страшной, муюм. 121 В этот час, император сидел удобно расположившись в плетеном кресле, выполненном из эластичных рыбьих ребер. Одет он был по-военному скромно, и только бусы из железных шариков, да легкие тапочки, усыпанные жемчугом, украшали его незамысловатый туалет. Ахха пребывал в хорошем настроении. Возле его ног, на расшитых алыми цветами круглых подушках, полулежала прекрасная Каан, как на местный лад переименовали муюмскую пленницу. Она стала женой императора и будущей матерью наследника. Ахха был счастлив с молодой женой. Своей сухой коричневой ладонью, он постоянно гладил свою Каан по шелковистым волосам или круглому плечику. Стоящие возле императора Моххад, Заппа и Сеик, а также другие приближенные, на коих распространялась милость императора, с завистью, наблюдали за божественным и его молодой женой. Казалось, что Анупа-Каан спокойно и даже безразлично принимала ласки старика. Почти все время она лениво пожевывала сладости, уставясь в одну точку. Раза два или три за день, в зависимости от количества государственных дел, Ахха вставал со своего кресла и глаза его делались маленькими и блестящими. Император поднимал с подушек свое сокровище и уводил его в спальню. Спустя час или чуть больше, они снова появлялись. Подруга императора, с неизменно сонными глазами, ложилась на подушки, тщательно взбитые в ее отсутствие, а Ахха бодрый и помолодевший заводил любимые разговоры о войне, легко решал суды и споры, много шутил. Когда стражники привели Мориса, император сидел в кресле с чашкой зе в руке и о чем-то беседовал с Моххадом. Другая рука Аххи, по-хозяйски, оглаживала грудь Каан. Едва узника вывели на середину террасы, внимание всех присутствующих обратилось на него. В том числе и самого императора. На лице Аххи появилась насмешливая улыбка. - Что я вижу? Наш строптивый Морри пришел просить прощение?! - Нет божественный, моя вина так велика, что я не могу и заикаться о прощении! Но я принес тебе больше, чем мои извинения. - О!.. Я слышу мудрые слова! Это воздух старого Тротиума прополоскал тебе мозги или сырые подвалы замка научили уму-разуму? - спросил Ахха едко захихикал. Его смех был с готовностью подхвачен всеми присутствующими, но как только император перестал смеяться, замолкли и все остальные. Продолжая жевать, Каан, отстранила руку своего хозяина и уселась поудобнее. Затем потянулась, как кошка и зевнула. В наступившей тишине Морис продолжил. - Я слышал, что ты собираешься воевать, император. Ты будешь воевать легко и без проблем, если я останусь живым и здоровым. Твои воины - храбрые ребята, я сам видел их в бою, но их вооружение оставляет желать лучшего. Ну что это за оружие, праща или игла? Я могу создать нечто такое, перед чем праща, только жалкая игрушка, а о железных иголках вообще не приходится говорить. Видно было, что слова эти задели за живое не только императора, но и всех окружающих, и в глазах, Морис видел недоверие и ненависть. - Если ты струсил там, в замке, то так и скажи, и я, может быть, помилую тебя! А эти сказки будешь рассказывать в помещении для рабов. Наши отцы и деды создали могучее государство - империю Мго, используя старое доброе оружие. И с его помощью мы подчинили себе даже земли муюмов... Мало того, - тут Ахха повысил голос и встал с кресла, - С этим оружием мы пересечем Поле Мертвых и завоюем Саарду - священную страну! Услышав такие ужасные слова, пускай даже из уст самого императора, толпа непроизвольно шарахнулась по углам. Даже верный Моххад в страхе прикрылся рукой от таких речей. Только Каан продолжала жевать и тупо таращиться на стоявшего посереди террасы Мориса. Заметив, что в столь ответственную минуту, император остался один, Морис громко, чтобы слышали все, сказал: - Браво, мой император! Я уверен, ты будешь правителем мира!.. - Но только с помощью моего нового оружия, - добавил он уже тише, но вполне отчетливо. Ахха посмотрел направо, потом налево и недовольно пожевал губами. Свита постепенно приходила в себя, и кое-кто, с запозданием попробовал затянуть прославляющий императоре речитатив. - Заткнитесь! Трусливые лесные обезьяны! - оборвал их император. - Почему со мной остался только Морри?! - Ахха негодовал потрясая в воздухе кулаками. Приближенные приниженно молчали. - Морри, когда ты сможешь показать свое новое оружие?! - Я сотворю его на твоих глазах, мой император, - смело пообещал Морис, почувствовав перемену в настроении Аххи. - Но мне нужно выйти в сад. Придворные переглянулись, не понимая столь странной причуды пленного муюма. Но император махнул рукой и стражник в доспехах, отошел в сторону, пропуская Мориса к лестнице ведущей в сад. Уже через десять минут Морис снова поднялся на террасу. В его руках была свежесломаная палка, высотой в человеческий рост и сухая камышинка. Усевшись прямо на пол, Морис принялся за сооружение первого экземпляра своего чудо-оружия. Кроме палки и камышины, у него был моток воловьих жил, который он взял у садовника, а также пушистое перо какой-то райской птицы. - Еще мне нужна игла без рукояти, - категорично заявил новоявленный мастер и его просьба была немедленно исполнена. Ведь что бы там ни говорили, у Мориса был вид человека, который знал, что делает. Насмешливые ухмылки приближенных императора сменились выражением подлинного любопытства и незаметно, для самих себя, все присутствующие, шаг за шагом, приближались к Морису, чтобы получить возможность заглянуть через его плечо. Даже сам император и тот, беспокойно ерзал в кресле, удерживаемый от проявления любопытства только важностью своего положения. 121 Наконец, лук был туго натянут. Мастер тронул тетиву и она тонко запела. Затем он вложил стрелу и поднялся. Придворные отпрянули в стороны и не сводили глаз с предмета, которые держал в руках Морис. Предчувствуя развлечение, Ахха поудобнее уселся в кресле и спросил: - Как же действует твое оружие, Морри? - Оно поражает на расстоянии, мой император. - На каком же расстоянии? - Ахха проявлял явное нетерпение. - В триста шагов, божественный! - Триста шагов?! - переспросил пораженный Ахха и даже привстал с кресла. Он перешагнул, через прелестную Каан и подошел к Морису. - Я не ослышался, ты сказал триста шагов? Морис молча кивнул. - Он лжет, великий Ахха! - пророкотал Моххад и схватился за рукоять иглы. - Он лжет! Даже лучшие пращники Сеика поражали насмерть человека, незащищенного ракушечным панцирем, на расстоянии, не превышающем сорок шагов!.. Позволь, божественный, я вырву этот лживый язык ! - Нет, Моххад... - остановил его император. Потом подумал несколько секунд и добавил. - Мы проведем настоящие боевые испытания. Ты уверен, что праща лучше этого оружия, а Морри с тобой не согласен. Готовы ли вы оба, отстоять свою точку зрения? - Конечно, мой император, - поклонился Моххад. - А ты Морри? - Я уверен в победе. - Прекрасно, - обрадовался Ахха и хлопнул в ладоши. - Подайте Моххаду пращу и шлем!.. Прибежавшие стражники тотчас принесли все, что было необходимо. Моххад надел свой клыкастый шлем и стал похож на готового к броску дикого зверя. Неспешной походкой он отошел к стене и ему подали и снаряженную пращу. Нарвад императорских войск посмотрел на своего противника и усмехнулся. Уж больно нелепо смотрелся этот жалкий муюм со своей гнутой палкой. В свою очередь Морис тоже смотрел на Моххада и ему было жаль упрямого дикаря, однако другого выхода не было и Морис решительно поднял лук. Мелкими брызгами разлетелась одна из раковин, прикрывавших грудь Моххада и, постояв еще секунду, он грохнулся на пол лицом вниз. Стрела с треском обломилась и ее оперение смялось. Нарвад лежал на полу не подавая признаков жизни, но еще продолжал сжимать не пригодившуюся ему пращу. Морис опустил лук и посмотрел на присутствующих. По их землистым лицам, он понял, что только что выиграл крупное сражение. Уже не рабом, а свободным человеком, он снова спустился в сад, провожаемый взглядами безмолвных придворных. Стоявший на лестнице стражник почтительно посторонился и Морис вышел на зеленую лужайку. Он устало опустился на траву и сощурился от яркого света Бонакуса. "Сегодня жарко, - подумал он. - Интересно, далеко ли здесь море?" 122 Угольный фонарь слабо мерцал в углу приемного покоя Старшего жреца. А сам он, опершись кулаками на массивный стол и угрюмо набычившись, слушал доклад одного из своих многочисленных соглядатаев. Тарпу - так звали доносчика, старательно описывал все самые незначительные подробности и обильно потел, робея под колючим взглядом настоятеля. "И почему он хмурится? - думал Тарпу, - Ведь я никогда не опаздываю к назначенному часу, никогда не вру, если мне нечего сказать, и рассказываю все толково и правильно. Вон, сосед мой, Пирро-Склочник, на что никого на дух не переносит, со всеми ссорится, но меня как увидит, всегда попросит, расскажи мол, Тарпу, что-нибудь интересненькое. Ты, говорит, это можешь. Хоть и знаю, что врун, да выдумщик, но гладко у тебя все выходит. От твоих рассказов, говорит Пирро, мне так хорошо, будто кто-то в моей старой башке ремонт делает, ей-ей." - Так где, ты говоришь, дали ему дом для мастерской, за Сладкой ямой? - проскрипел недовольный голос. - Да, мудрый Алкаи, в том самом доме откуда неделю назад забрали струнника вместе с женой и тремя детьми! - Тарпу, по-песьи склонил голову набок и постарался заглянуть под густые брови хозяина. Ему очень хотелось понравиться или хотя бы понять, отчего сердится Старший жрец. На железные бляшки, получаемые за свои услуги, Тарпу едва сводил концы с концами и, как раз сегодня, хотел попросить прибавки к жалованью. - А струнник был хороший. Его струнами половина Тротиума пользовалась, а теперь люди и не знают откуда брать хорошие струны. Мясо стало нечем резать, - Тарпу смахнул со лба крупную каплю пота и снова преданно уставился на Старшего жреца. А тот молчал и только морщился, как от рыбьего жира. "Эх, - вздохнул доносчик, - опять недоволен. Вон, Пирро-Склочник говорит, что он вообще тает от того, как хорошо я говорю и именно о том, о чем надо говорить, а этому, вон, не нравится. Хотя, конечно, Пирро не настоятель храма. Да и старуху свою, поговаривают, он придушил самолично. Это он ее заставлял себе пятки чесать и маслом мазать, а старуха, известное дело, возмутилась. Что это, говорит, за срам такой. Совсем, кричит, ты из ума выжил, старый дурак. Я, мол, говорит, лучше умру, чем такой позор на старости лет на себя брать - пятки тебе мазать, хоть, говорит, меня за этим занятием никто и не увидит. Но кричала она, как рассказывал Сиго-Одноглазый, громко, все слышали. А Пирро-Склочник - он что? Он не переносил, когда на него орут, тем более его же черномордая старуха. На него двадцать лет в армии бригадиры орали, но это бригадиры, а не старуха, причем его же, Пирро, собственная старуха. Он и сейчас такой же нетерпимый и гордый, этот самый Пирро-Склочник. Видать его потому так и назвали - "Склочник", а может и не потому. Ну так, видать, он ее и задушил, эту свою старуху. И, конечно, был прав. Нечего орать на всю улицу. Можно было и потерпеть. По молодости, небось, обеими руками за его шерстяные штаны хваталась, а тут чуть что, орать." - Уф! - выдохнул Алкаи и снова поморщился. - Что? - с готовностью переспросил Тарпу. Ручеек мыслей перестал журчать в его остроугольной голове и он весь превратился во внимание. - Ничего... Что там делает этот, Морри? Ну, в этой мастерской, в доме струнника? - настоятель опять тяжело вздохнул и осторожно дотронулся до своего огромного живота. - Со всего Тротиума ему везут какие-то жерди, тростник, воловьи жилы - целые клубки воловьих жил. Так, что еще?.. А еще перья разноцветные, железо, но не денежное, а боевое. Много железа. Что он там будет делать, пока не известно, но у входа стоят два стражника, а окна изнутри завесили циновками. Вчера этот Морри ходил на базар, но ничего не купил. Разговаривал с некоторыми людьми. По-моему, этот глупец хочет попасть в Саардские горы. - С чего ты взял? - недовольно пробурчал Алкаи. - Он разговаривал с водоносами и возчиками меда, а Саардские горы хорошо видны от меловых карьеров и от Синих источников. - Ишь, умник... - мотнул головой настоятель и криво усмехнулся. - У тебя все? И он снова бросил на Тарпу сердитый взгляд. Тот хотел было сказать о прибавке к жалованию, но Алкаи выглядел таким сердитым, что доносчик не решился и только кивнул головой, что означало - все. - Тогда иди, - разрешил Алкаи и, тяжело поднявшись из-за стола, направился в нужник. В обед он сильно переел и теперь у него болело брюхо. 123 Морис продолжал интересоваться Саардскими горами и всем, что говорили о некой священной стране - недоступной и закрытой для всякого смертного. Ему в голову приходила мысль, что если и существовала разгадка его злоключений, то она находилась именно там - в Саарду. Стараясь почерпнуть хоть какие-то полезные сведения, Морис осторожно заговаривал на улице с незнакомыми людьми и с ним охотно общались, однако стоило ему вспомнить о Саарду, как его собеседники спешили прочь, испуганно оглядываясь по сторонам. Разговоры на такие темы в городе не поощрялись. Единственными людьми, кто не боялся рассказывать о Саардских горах, были водоносы. Поднимаясь за водой к Синим источникам они видели Саардские горы каждый день и поэтому не упускали случая похвастать, что могут говорить на темы, будившие в умах остальных горожан, глубокое почитание и страх. Тем не менее, Морис не прекращал своих попыток по сбору информации и даже мазался специальной краской, чтобы придать коже фиолетовый оттенок и сойти за местного жителя. Однажды на базаре к нему подошел водонос и предложил купить холодной и свежей воды, принесенной от Саардских гор. Под пристальным взглядом Листа, водонос перестал улыбаться и представился. Оказалось, что зовут его Радамеш и он давно наблюдает за поведением иноземца. - Если добрый господин купит у меня воду, то по дороге к его дому, я смогу рассказать много интересного, - сказал водонос и тихо добавил: - И мне нет дела, зачем вам это нужно. - Ну хорошо, пошли. Считай, что твою воду я уже купил, - согласился Морис и положил на ладонь водоноса плату превышающую стоимость покупки раз в десять. Дела с изготовлением нового оружия шли полным ходом и мастер щедро субсидировался из казны императора. - Когда я был еще ребенком, - заговорил Радамеш, - мой отец рассказывал мне, что семья нашего императора была связана с Саарду. - Каким образом? - У императора была жена и звали ее Анис. Она не относилась к знатным родам, но была очень красива и все время находилась при дворе, поскольку ее отец служил при императоре ученым толкователем. Там она и попалась на глаза нашему императору. Поговаривали, что отец Анис, когда-то пришел в Тротиум из страны Саарду. Старые люди, те кто его видел, говорили будто черты его лица сильно отличались от наших мголезских лиц, и я думаю, что скорее всего он был одного с тобой племени, добрый человек. При императоре Тро всем, кто попадался за распространением таких слухов, выкалывали глаза и отправляли в шахты... - внезапно водонос остановился и проводил взглядом прошедшего мимо человека. - Ты чего? - спросил Морис. - Этот прохожий, что попался мне навстречу... Я вижу его в третий раз за то время, что с тобой разговариваю. Там, на базаре, он стоял за моей спиной. - Ты думаешь за нами следят? - спросил Морис и огляделся. - Я не знаю... Но возможно мне показалось. Слушай дальше, добрый человек, - тихо произнес Радамешь и пошел дальше, сгибаясь по тяжестью кувшина с водой. - Первую жену императора умертвили жрецы, когда она родила ненормального ребенка. Анис была второй женой императора и все ждали от нее наследника. В положенные сроки наследник появился и вся империя отпраздновала это радостное событие. А потом, спустя какое-то время, Анис скончалась в своей собственной постели. - Ее убили, или она действительно, умерла сама? - Наверняка этого не знает никто. Я имею ввиду в Тротиуме, а вот в Саарду. Был только один свидетель старец - Паун Мена. Он имел свою школу и учеников, которые обучались у него целительству, предсказаниям и другим премудростям. Так вот, в ночь, когда умерла Анис, сам старец и его ученики увидели перебиравшихся через дворцовую ограду людей. Их было двое и они уже покидали дворец. Старец их окликнул и они пустились бежать. Тогда Паун Мена напустил на них двух своих, самых крепких учеников и приказал догнать злоумышленников. Куда, ты думаешь убегали эти люди? - В сторону гор? - Да, к Саардским горам. Учитель собственными глазами видел, как беглецы бесстрашно двигались к запретной границе Поля Мертвых. Именно там их и настигла погоня. Тогда один из злоумышленников поднял руку и из нее, со страшным грохотом вылетел огонь, который поразил учеников Пауна Мены. А потом эти демоны спокойно перешли запретную границу - и старец видел это своими глазами. Когда он узнал о смерти супруги императора он пошел во дворец и рассказал о происшествиях ночи начальнику охраны. А еще через день умер и Паун Мена. Как и Анис он умер в своей постели, а поскольку учитель был старым человеком, никто не придал его смерти никакого значения. Водонос остановился возле жилища Мориса и огляделся. - Никто на нас не смотрит, - успокоил его Лист. - Все что нужно они уже видели, - спокойно ответил Радамеш. - Твой стражник пустит меня внутрь? - Не беспокойся, я скажу что ты со мной, - и Морис пошел первым, жестом показав часовому, что водонос следует в дом. Радамеш занес воду на кухню и вместе с Морисом снова вышел на улицу. - Спасибо тебе за рассказ Радамеш. Будь здоров... - Подожди, - остановил Мориса водонос. - Я вижу, что ты настроен решительно, поэтому знай - за последним из Синих источников начинается еле заметная тропа и она идет вдоль границы Поля Мертвых. Идти нужно два дня и тогда придешь к отшельнику. Он знает, как пройти через Поле. А теперь прощай... Радамеш повернулся и вскоре скрылся за углом. Едва только Морис взялся за ручку двери, как вдруг услышал какой-то шум и крики. Он быстро добежал до угла и увидел уже успевшую собраться толпу. Что было в самом ее центре, можно было догадаться. - Надо же, камень с крыши упал и прямо на голову водоносу, - хлопая себя по бедрам повторяла толстая женщина. - Подумать только, я могла оказаться на его месте. Я была совсем рядом... - приставал она то к одному то к другому, словно обижалась, что кирпич достался не ей. 124 Открылась дверь и из раскаленного дневно