кустами да длинными бородами сухопутных водорослей. Встревоженные кулики бегали в траве и перескакивали с кочки на кочку, провожая неизвестную тарахтящую машину тревожным писком. "Ну вот и добрался", -- сказал себе Стефано, останавливая мотобен возле торчавшего из травы валуна. Поплевав на палец, он протер запыленную линзу, достал авторучку и, нажав потайную кнопочку, навел микрорефлектор. И в ту же секунду земля вздрогнула. По спутанной траве пробежала судорога, и, разрывая дерн, начала подниматься запорная плита. Больцер с удовлетворением отметил, что никакого скрипа не слышно, только треск рвущихся корней и шорох осыпающейся земли. Наконец плита встала на стопор, и в пологом склоне остался зиять широкий проход, достаточный, чтобы в подземную полость вкатился целый микроавтобус. Впрочем, этого не требовалось, и Больцер въехал туда на мотобене. Заглушив кашляющий двигатель, он нащупал выключатель, и подземный ангар залило ярким синеватым светом. -- Порядок, ребята, -- произнес Стефано. -- И спасибо мастеру Бушу. Вспомнив о Буше, Больцер усмехнулся. Бедняга не умел читать, зато в земляной механике знал толк и легко маскировал убежища, ухитряясь оборудовать их полезными приспособлениями. Когда эта работа была сделана, он получил пулю в затылок, и, если говорить начистоту, Больцеру было очень нелегко сделать этот выстрел. Он понимал, что Буш в своем роде гений, но этот гений знал уже слишком много, а потому был практически обречен. Искренне опечаленный, Стефано закопал его недалеко от входа, возле пушистого куста дикого вована. Наверное, Буш уже полностью сгнил, ведь с тех пор прошло больше пяти лет, а куст дикого вована выпустил множество новых побегов и невообразимо развил свою корневую систему. Без вмешательства Буша здесь точно не обошлось. В этом Больцер ничуть не сомневался. Эти воспоминания несколько смутили спокойную душу Стефано, и он не сразу смог отвлечься от них. Перед его глазами возник Буш, улыбающийся в пушистые усы гигант. Несмотря на все усилия Стефано, он так и не стал его рьяным сторонником. Буш согласен был водить грузовики, строить деревянные заборы, быть садовником и кем угодно, но только не бойцом, глядящим на мир сквозь прицельное устройство. За что и поплатился. "Ну и наплевать", -- сказал себе Больцер и, подняв крышку багажного отделения стоявшего в туннеле аэробена, бросил туда сумку с драгоценнейшими баллонами. Затем навалился на покрытое тонкой пылью крыло аппарата, и тот, тихонько скрипнув колесиками, послушно покатился к выходу. -- То-то, сукин сын, неужели ты думаешь, что я потерпел бы такое безобразие, -- непонятно для чего и кого произнес Стефано, однако эти слова добавили ему сил и решительности. Пожалуй, появись сейчас перед ним сам дух Буша, он и то не испугался бы, а лишь попросил бы того по-дружески нажать на выключатель. Больцер выкатил аэробен на солнечный свет и крепко потряс головой, избавляясь от мерзкого страха. Впрочем, он сразу определил, что этот страх -- не его. Это страх чужой, он обитает здесь, в овраге. -- Да ты совсем сходишь с ума, подлец Густав, -- сказал он себе и засмеялся. Засмеялся оттого, что теперь не боялся назвать свое настоящее имя. Да, его звали не Стефано Больцером. Он был урожденным Альваро Роблесом эль Маррагоном, единственным полновластным владельцем одной из планет Зеленого Рога. Но прошло время, улеглась пыль веков, и он уже просто частное лицо -- Густав Птюч. Никто. И вот тогда, осознав, что он лишен всего, Густав Птюч начал свою долгую и бесконечную борьбу. Он воевал в бискайских песках на Элифе, он ходил в атаку в рядах мятежного генерала Буссенара, он участвовал в битве при Йорке, но злость не проходила, и Густав все больше утверждался в мысли, что чужая идея не принесет ему успокоения. Он хотел собственной славы или смерти. "Я еще накажу вас, я еще пролью вашу стылую кровь к своим ногам", -- грозил он неведомым врагам и продолжал копить отчаянную злость. Выкатив аэробен на колючую траву, Густав вернулся в ангар и выключил свет. Затем вышел из-под бетонной плиты и, присев возле валуна, поднес к линзе авторучку. Луч микрорефлектора ударил в фотоэлемент, и тот вынужденно подчинился, запустив исполнительный механизм. Тяжелая плита поползла обратно, смыкаясь с земляной твердью. Густав, сколько себя помнил, никогда не смотрел на закрывающийся зев убежища. Он не мог объяснить себе причину, однако предпочитал видеть синее небо и облака. И птичек, резвящихся в туманно-молочном влажном воздухе. Послышался щелчок, и лишь после этого взгляд Густава вернулся к поверхности и остановился на пушистой кроне разросшегося вована. Густав вздохнул и забрался в седло аэробена. Он дернул изогнутый рычаг, и молчавший долгие месяцы механизм глотнул кислорода и легко зажег топливную смесь. Сопло наполнилось раскаленными газами и толкнуло аппарат. Сначала робко, а затем все сильнее он стал разгонять его по заросшему травой дну оврага, наполняя округу свистом сдвоенного колеса турбины. Кочки били в слабое шасси, однако Густав крепко держался за руль, ожидая пьянящего мгновения полного отрыва от земли. Наконец несущие плоскости набрали силу и рванули вверх несовершенный корпус аэробена. Грохот шасси и шелест ломающейся травы сразу остались внизу. Птюч выровнял аппарат и, сориентировавшись по солнцу, повел аэробен в нужном направлении. Там, у молочного горизонта, где соль сливалась с водой, а трава с небом, его ждали преданнейшие из людей, если вообще можно было назвать людьми эти ужасные создания. 71 Бегущие навстречу летящему аэробену существа казались крошечными муравьями, разбросанными по белой поверхности соляного поля. Густав знал, что многие из них вооружены, однако больше его беспокоило то, что он не видел свободного места, куда можно было бы посадить свой аппарат. Ему пришлось сделать круг, прежде чем он заметил свободную от черных точек полосу; она появилась благодаря действиям надсмотрщиков -- их жирные точки были исполнены силой. Как оказалось, соляной полигон, который прежде был абсолютно сухим, со временем покрылся слоем воды, что, впрочем, не помешало Густаву посадить свой аппарат. Турбины напоследок рявкнули и замолчали, а колеса шасси еще вертелись какое-то время, разбрасывая противные соленые брызги. Наконец аэробен остановился и Густав выбрался из седла. К нему уже бежали надсмотрщики и несколько либеров, но Густав их не боялся, к тому же у него был пистолет. -- Вот так удача, сэр! Мы уже не ждали, что вы когда-нибудь появитесь! -- воскликнул первый из надсмотрщиков по имени Вильяме. -- Ну и дураки, -- просто ответил Густав и, достав из багажного отделения сумку, отдал ее встречающему. -- Здесь шесть баллонов. Насколько я помню, ваши запасы должны быть на исходе. -- О да, сэр, раствора осталось на месяц, а этих тварей стало слишком много -- они собираются сюда со всей округи. -- Постой, ты хочешь сказать, что либеров стало больше? -- уточнил Птюч. -- Да, сэр, их стало так много, что недавно мы не смогли удержать пять тысяч человек и они мигрировали к Ларбени. Даже пытались взять город штурмом, но их уничтожили военные. -- Уничтожили военные, -- повторил Густав, осмысливая услышанное. -- Волен у себя? -- спросил он, возвращаясь к сиюминутным проблемам. -- Да, сэр, правда, он не слишком трезв. -- Не слишком трезв? А с чего это он запил? -- Думал, что вы нас бросили, сэр. -- Вот еще придумали, -- начал сердиться Густав. -- Ладно, веди к нему. -- О, сэр, какое счастье, что вы прилетели! -- воскликнул второй подбежавший надсмотрщик. Его глаза лучились подлинным счастьем, и у Густава не повернулся язык обозвать его дураком. -- Какое счастье, что вы не пропали, сэр! Мы уже думали всякое! Между тем места посадки аэробена уже достигли несколько либеров. Бормоча что-то неразборчивое, они попытались прорваться к Густаву, но надсмотрщики привычно нанесли прикладами несколько жестоких ударов, не заботясь, что станет после этого с несчастными. Один надсмотрщик остался охранять крылатый аппарат, а другой пошел провожать долгожданного гостя. Они шли к видневшемуся издалека входу, вырубленному в обрывистом берегу. Стоило военным захотеть -- и они без труда нашли бы убежища либеров, однако сейчас это их не интересовало. Кванзиновая жидкость на Малибу иссякала, и войска выводились. Правда, теперь, когда "Клаус Хольц компани" подписала новый договор, ситуация менялась и следовало ожидать активизации военных, а это значило, что всей массе "голубых либеров" грозило уничтожение. "Я должен спешить", -- размышлял Густав, загребая ботинками соленую воду. Возле самого входа в подземные полости он остановился и посмотрел назад. Везде, куда доставал взгляд, были видны роящиеся точки либеров. 72 Дрю Волена Птюч застал спящим за столом, застеленным картой Ларбени и окружающих город высот. Было видно, что карту давно не убирали, и она приобрела серый оттенок, а также множество отметин, в которых легко узнавались жирные пятна и потеки от крепких напитков. Вокруг спящего -- возле него и на смятой постели -- валялись разнокалиберные бутылки и откупоренные баночки с засохшим паштетом. -- Откуда он берет спиртное? -- спросил Густав. -- Ездит в город, сэр. -- Поставь сумку и постарайся привести его в чувство. У меня мало времени, я должен возвращаться обратно. -- Я могу натереть ему виски лицитовой настойкой... -- Насколько я помню, этой гадостью изгоняют кишечных паразитов, -- заметил Густав, демонстрируя свою осведомленность. -- Да, сэр. Но если намазать виски или закапать в нос, человек трезвеет за три минуты. Мы это уже проверяли. -- И на нем тоже? -- Да, именно на нем. -- Тогда действуй, парень, этот подлец должен выслушать все, что я ему скажу. -- Есть, сэр. Вильяме быстро забрался в тумбочку, выгреб оттуда целую кучу пузырьков и после недолгих поисков нашел то, что требовалось. Поднеся склянку ближе к свету, Вильяме удостоверился, что не ошибся, и только после этого стал смазывать безжизненную голову Волена. Резкий запах начал распространяться по помещению, и Густав даже отошел в сторону, спасая свой нос. Однако надсмотрщик только слегка морщился и продолжал натирать своего командира. Наконец послышался первый стон, после чего Вильяме оставил пациента в покое. Он вымыл руки у небольшого заплеванного рукомойника и вытер их о штаны. -- Сейчас начнет приходить в себя, -- пообещал он. Густав кивнул, затем, будто что-то вспомнив, посмотрел на Вильямса: -- Ты сразу узнал меня, как увидел? -- Да, сэр, но не по лицу. Я запомнил вашу походку, осанку и все прочее... -- Понятно. Я подумал, что плохо замаскировался. -- О-о!... -- длинно простонал пробуждавшийся Волен и приподнял от стола голову. -- О, мать честная, Густав... Ты мне снишься или нет?.. Не дожидаясь ответа, Волен пошарил по столу рукой, но все бутылки были заблаговременно удалены на безопасное расстояние. -- Ты почему пьешь, сволочь, ты же можешь провалить все дело1 -- строго произнес Птюч. -- Ну точно, твой голос, Густав! -- живо проговорил Дрю Волен и потряс головой. -- Точно, Густав -- собственной персоной. Только вот рожа твоя у меня перед глазами... как-то странно плывет... Вильяме, подай коктейль сорок четыре... Вильяме кивнул и вышел в смежное помещение. Затем появился с запотевшей бутылкой специфической формы, на которой было написано: "Средство для стирки в морской воде". -- Вот она, моя хорошая, -- горько усмехнулся Дрю, словно человек, приговоривший себя к смерти. А знакомый с ритуалом Вильяме принес и поставил перед боссом большой таз. -- Всех нервных просим покинуть зал... -- произнес Дрю, а затем запрокинул бутылку, и тягучая, апельсинового цвета жидкость потекла в его глотку, глухо булькая и пенясь. Опустошив бутылку наполовину, Волен отставил ее в сторону и, посмотрев на застывшего от удивления Густава, мужественно улыбнулся: -- Через пару минут... мы погово... Досказать Волен не успел: скорчившись от рвотной судороги, он начал извергать из трещавшего суставами тела запасы не успевшего впитаться алкоголя. По часам Птюча шоу длилось полторы минуты, а потом еще тридцать секунд Волен приходил в себя и сплевывал накапливавшуюся на губах пену. -- Ну вот, я почти готов, -- облегченно выдохнул он и вытер рот рукавом. -- Правда, твоя рожа, Густав, по-прежнему какая-то не такая... -- Я сделал несколько инъекций, поэтому и лицо изменилось, -- признался Густав -- Но почему же ты пьешь, мерзавец? Дело уже практически на носу, а ты совсем не просыхаешь. -- Я завяжу, честное благородное, завяжу. -- Дрю ударил себя в грудь, и от сотрясения в его брюхе заиграла оставшаяся пена. Пару раз икнув, Волен успокоил содержимое. -- Понимаешь, я был уверен, что тебя того -- контрразведчики прибрали... Со мной на связь выходил Гвидо и говорил, что ты просрочил две встречи. Что я должен был думать? -- Гвидо болтун и ничего не знает. Он питается слухами, а слухи в нашем деле -- плохой помощник. -- Сбросив на пол несколько пустых бутылок, Густав присел на край кровати и, указав на принесенную сумку, добавил: -- Здесь шесть баллонов ляписа... -- Шесть баллонов?! -- восторженно повторил Волен. -- Да мы на них протянем не меньше шести месяцев! Вилли сейчас же пойдет, заправит их в емкость. -- Пусть заправит, только нужно надеть перчатки и маску. Это чистый ляпис, не какой-то там раствор. -- А не рванет? -- осторожно спросил Вильяме, с опаской глядя на сумку. -- Не рванет, -- успокоил его Густав, довольный, что напугал парня. -- Не рванет, баллоны так устроены. -- Это где же ты чистого ляписа взял? -- спросил вконец протрезвевший Волен. -- Друзья с Интерна прислали... -- Генерал Фолсберри?! Он еще жив?! -- И Фолсберри жив, и ребята Эль-Архаима, и многие другие. Все готовятся к делу, и только один ты, свинья Дрю, давно всех нас похоронил и каждый день нажираешься по этому поводу! Ну разве ты не скотина? -- Скотина... -- со вздохом согласился Волен. -- Но теперь я завязал, Густав. Честное благородное... -- Ладно. Воспитательных бесед довольно. В следующий раз я просто прострелю тебе башку -- это от пьянства самое лучшее средство. -- Да, -- кивнул Дрю. -- Вильяме, -- Густав ткнул в надсмотрщика пальцем, -- бери баллоны и заряжай их в цистерны, только не забывай об осторожности. -- Да, сэр. Конечно, сэр. С этими словами Вильяме подхватил сумку и зашагал по коридору, который уходил глубоко в толщу оврага. -- Сколько у вас сейчас людей? -- перейдя на деловой тон, спросил Птюч. -- Ну, моих шестьдесят три и либеров тысяч пятнадцать-двадцать... Или даже больше. -- Почему так неточно? -- Ослабели они. Мы ляпис экономим, поэтому раствор жидкий -- одна вода. Некоторые не могут с полей возвратиться, так и лежат там, пока сил не наберутся или не сдохнут. -- Теперь экономить нет необходимости, поэтому постепенно поднимите дозу, и пусть они окрепнут. Нам будут нужны вполне вменяемые солдаты, а не сброд, который сам будет лезть под пули. -- Понял. -- Хорошо, теперь вопрос второй. Откуда столько народу? Ведь в боксах исследовательского центра было не больше двенадцати тысяч, да еще большая часть вымерла. Откуда же остальные? -- Так промыслы же закрываются, а людей выбрасывают. Вот они и приходят к нам, думают, что мы банда... -- И что? -- Ну я организовал отряд из трехсот стрелков, ходим в долины туков перехватывать... Опять же, мясо и практика для стрельбы -- ребята любят пострелять в живых людей. От скуки острова у разбойников отбиваем, а их всех в расход. -- Просто санитары леса какие-то, -- усмехнулся Густав. -- Точно Ну а потом новенькие раствору пососут и вообще тут остаются Жрут водоросли, как все, и ни о чем больше не думают. -- Водорослей хватает? -- А что -- водорослей хоть завались. Тут недалеко участок долины малость осел и вода проступила, так место стало просто идеальное. Я ребят раз в неделю посылаю, и они семена разбрасывают, так потом в три дня всю округу зеленью забивает -- жри не хочу. -- Ну и отлично. Птюч облегченно вздохнул. Хоть что-то в этом гнилом месте шло как надо. Либеры накапливались, водоросли размножались, а военные сюда носа не показывали, ковыряясь на своей долбаной базе. -- Иногда я на них смотрю -- и в голову всякие мысли лезут... -- Что? -- не понял Густав, погруженный в собственные проблемы. -- Я говорю, что иногда смотрю на этих мерзавцев -- и, ты не поверишь, Густав, мне становится их жалко. -- Тебе кого жалко? -- снова не понял Птюч. -- Либеров, что ли? -- Да. Густав, либеров. Они же как скотина бессловесная. Вон туки и то смышленее... Перехватив взгляд Птюча, Дрю кивнул: -- Я тебя понимаю -- Дрю Волен говорит о жалости. Это, конечно, смешно. -- А чего же их жалеть? Они и так были обречены, Дрю. Они были обречены с самого начала, когда эти придурки из правительства решили наклонировать себе солдат. Ну и наклонировали... Ты вспомни, что там было, на этом объекте "206", когда мы туда добрались. Эти академики резали либеров, как скот. Живьем резали -- проверяли реакцию нервной системы!... Мне самому случалось допрашивать крепких парней, я знаю, как сделать больно, но, Дрю, порезать живьем, без всяких обезболивающих средств, несколько сотен либеров -- это... Дальше у Густава не было слов, и он замолчал. Молчал и Волен. Он вспоминал тот день, о котором говорил Густав. Высадка на вертолете под видом геологической партии, затем быстрый огневой контакт с охраной, и все -- весь центр оказался в их руках. Потом началось самое главное -- ознакомление с содержимым длинных казарменных боксов, в которых жили не то люди, не то привидения. Этих несчастных кормили питательным раствором через трубочки, и после такой кормежки они еле ходили. Как оказалось, это был один из секретнейших экспериментов правительства -- выращивание обезличенной массы солдат. Солдат, которых можно было тратить без счета. У них были только порядковые номера и ничего более. Никаких контрактов, никаких расходов на пенсии -- самый идеальный вариант. Впрочем, что-то пошло не так и солдаты из них не получились. И тогда несколько десятков тысяч либеров решили использовать как подопытных животных. -- И ведь у этих профессоров с бородками была лицензия на эти массовые убийства, -- снова заговорил Густав. -- Это они там, в центральных мирах, все из себя гуманисты, а в такой дыре, как Малибу, можно и расслабиться... Так вот, Дрю, это мы выпустили этих несчастных из боксов. Это благодаря нам они узнали, что есть солнце и что есть небо. И это мы выбили из этих ученых мерзавцев признание, что после ляписа либеры могут жрать все что попало... -- Не хотели поначалу говорить, -- вспомнив подробности, заулыбался Дрю. -- Но у тебя особо не помолчишь. -- Не помолчишь, -- согласно кивнул Густав. Тогда более опытные товарищи вообще отговаривали его от рейда на этот центр, а он не послушался и попал на прицел контрразведки. Правительство не простило ему гибель лучших умов прикладной медицины и генетики. Впрочем, если быть до конца честным, Густав не спасал либеров Да, он разгромил изуверский центр, но ему хотелось славы и известности. Известности самого крутого террориста, за которым не считают зазорным гоняться самые лучшие агенты контрразведки. "Что ж, теперь они за мной гоняются, но хорошего в этом мало", -- подумал Густав. 73 Вскоре вернулся Вильяме, который выглядел довольным, как человек, сделавший нужное и доброе дело. -- Ну что, можно включать сирену? -- спросил он. -- Да, можно, -- согласился Волен. Вильяме подошел к прикрученному к стене электрическому щитку и повернул рубильник. И тотчас снаружи запели и загудели десятки труб, извещая либеров о том, что можно получить раствор вне расписания. -- Ну, теперь и мне пора, -- сказал Густав, поднимаясь с кровати. И, обращаясь к Волену, добавил: -- Пойдем, проводишь меня. -- Конечно, Густав. О чем разговор. Вместе они вышли из пещеры и остановились у входа, наблюдая картину сбора либеров, которые стекались отовсюду, повинуясь зову сирены. -- Одного я до сих пор понять не могу. Как обычные люди могли превратиться в либеров, -- задумчиво произнес Птюч. -- А я думаю, что они никогда не были обычными. Просто на промыслах с самого начала работали либеры, проданные туда государством. Обычные работяги -- те вернулись в свои города и поселки, а этим идти было некуда, вот они и пошли в долину. -- У всех банд в долине есть названия. Ты как-нибудь назвал свою банду? -- Конечно, -- Волен улыбнулся. -- "Голубые либеры". -- "Голубые либеры"? Ну ты даешь. Птюч и Волен побрели по мелкой воде к летательному аппарату, а масса либеров продолжала скручиваться в тугой жгут, держа путь к раздаточным пунктам. Возле аэробена стояли двое надсмотрщиков. Они уже поняли, что важный гость привез ляпис, поскольку слышали сирену. -- Когда все начнется, сэр? -- набравшись храбрости, спросил один из них. -- А что, надоело караулить либеров? -- в свою очередь спросил Птюч, вскакивая в седло. -- Честно говоря, сэр, немного скучновато. Хотя за такие деньги говорить о скуке не положено. -- Это точно, -- кивнул Птюч. Содержание этой необычной армии обходилось ему недешево, однако решать финансовые проблемы он научился. Жестко и кардинально. -- Не беспокойтесь, ребята, вы здесь не засидитесь, -- пообещал он и дернул рычаг старта. Турбины начата набирать обороты. Соленый воздух наполнился рвущим слух свистом, и Птюч оглянулся, проверяя, успели ли отойти Волен и надсмотрщики. Затем он махнул им рукой и добавил тяги. Разбег был коротким и стремительным. Вскоре аэробен лег на крыло и развернулся в сторону Ларбени. А внизу все текла река из черных точек. Несчастные спешили утолить свою долгую, неуемную жажду. 74 Кит Карсон проснулся слишком рано, чтобы подняться с постели немедленно, однако слишком поздно, чтобы попытаться снова заснуть, тем более что мысли о делах беспокоили его даже ночью и временами выдергивали из объятий сна. Ситуация вокруг мальзивного бизнеса менялась чересчур быстро и неожиданно. Процесс не поддавался никакому контролю, что и было основной причиной беспокойства. Карсон вздохнул и, перевернувшись на другой бок, начал размышлять. Первое и основное -- это то, что конкуренты вернулись на Ларбени. Это означало, что они сумели подмять подкупленных фирмой "Белл Антарес" людей, хотя Кит был почти уверен в надежности "военного канала". Второе: такой конкурент, как "Клаус Хольц компани", едва ли удержится от того, чтобы не сунуть нос в любую дыру, откуда пахнет деньгами, а значит, их поползновения в сторону туков и рынка мальзивы обязательно последуют, как только они разгребут свои дела с углем. Теперь уголь. Что это за уголь такой? На этот вопрос никто не мог дать никакого ответа. Кит послал запрос в свою штаб-квартиру, и там подняли на уши всех шпионов, но пока никаких результатов это не дало. Достоверно известно было лишь то, что "Клаус Хольц компани" действительно закупает и направляет на Малибу горное оборудование. Одним словом, тут еще следовало разбираться, и скорее всего именно ему -- Киту Карсону, поскольку он был ближе к планам конкурентов, чем ленивые джентльмены из штаб-квартиры. Вот так-то. Кит повозил под одеялом ногами, пытаясь улечься поудобнее, однако терпеть дольше было невозможно и он поднялся, чтобы сходить в уборную. Подогретый кафель не морозил ноги, и Кит уверенно встал у писсуара. Глядя в стену, он продолжал размышлять над ситуацией. Итак, первая стычка боевых отрядов состоялась совершенно неожиданно. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не вмешательство разбойников. Да-да, это были самые настоящие разбойники из долины. Впрочем, они не выглядели существами, питающимися человеческим мясом, хотя прежде Кит считал их именно такими. Смыв за собою воду, он перешел в ванную и, остановившись перед зеркалом, посмотрел на свое отражение. За время пребывания на Малибу под глазами появились мешки, а волосы на голове стояли просто торчком. "Это от нервов, -- объяснил себе Кит, -- я слишком много работаю". Так на кого же ставить прежде всего? На Лозмара он уже поставил, и тот выполнял определенную работу. Мальчишка Майк тоже начал корчить из себя бизнесмена. Было бы странно, если бы этот папуас сумел заработать хотя бы сотню кредитов. С другой стороны, этот Майк внушал определенное уважение, недаром сидевшие рядом с ним более опытные головорезы во всем с ним соглашались. Это Карсон заметил сразу. Безусловно, было бы неплохо заполучить специалиста из местных, который скупал бы поголовье туков и тут же с ходу организовывал бизнес, но это предложение поступило слишком неожиданно, и Карсон, а главное, его боссы были к этому не готовы. "Нужно сегодня же составить донесение и отправить его в компанию", -- решил Кит. Он имел полномочия тратить деньги на подкуп, шантаж, наем убийц, однако о таком быстром налаживании производственного процесса никто не думал. -- А следовало бы, -- вслух произнес Карсон. Мысль создать производство показалась ему просто гениальной. -- Нет, определенно, я сегодня же составлю донесение, -- сказал он самому себе и, оттянув веки, произнес: -- М-да... Кит уже собрался принять душ, чтобы смыть под горячими струями остатки мыслительного процесса, как вдруг обнаружил у себя эрекцию. Поначалу он решил, что она беспричинна, однако тут же понял, что ошибался, -- где-то рядом незримо присутствовал образ Мэнди. -- Мэнди, -- вслух произнес Кит. А затем повторил еще несколько раз: -- Мэ-энди, Мэнди-и-и... Мэнди! Произнося это имя, Карсон как бы материализовал перед собой столь желанное тело девушки-подростка. Приятная истома парализовала его мышцы, и Кит прикрыл глаза. Он снова видел Мэнди, изгиб ее бедер, слегка приоткрытый рот и непослушную челку, спадавшую на глаза. А рядом с предметом вожделения Кит неожиданно разглядел постороннего мужчину в шляпе гиптуккера. "Ах ты сволочь", -- строго подумал он, и эрекции как не бывало. Кит выдохнул ставший ненужным воздух и шагнул под своды душевой кабины. Затем включил режим "не слишком горячо" и закрыл глаза. Освежающая влага покатилась по его несовершенному телу, смывая пот и повышая общий тонус подкожных тканей. Карсон снова увидел Мэнди, но больше не размышлял о неизвестных соперниках, ведь был вполне реальный ее владелец -- Дьюк Лозмар. Кит много раз представлял, как этот потный гигант овладевает беспомощной девушкой, и всякий раз, кроме естественного протеста, он с ужасом обнаруживал в себе крошечную толику болезненного наслаждения. Неизвестно, испытал бы он удовольствие, доведись ему присутствовать при реальном совокуплении Мэнди и Лозмара, но в мыслях он такое допускал. -- А что, если его просто убрать? -- подумал вслух Кит. Щурясь от горячих брызг, он всматривался в безупречный ряд фаянсовых плиток, словно пытаясь прочитать там руководство к действию. Наконец, с трудом овладев собственным рассудком, Кит налил себе на голову шампуня и, утопая в пене, громко произнес: -- Работа прежде всего, голубчик. Работа, и никаких баб. 75 Солнце еще только собиралось высунуться краешком из-за горизонта, когда Майк проснулся, словно от удара. Ощущение удара было настолько реальным, что Майк тут же схватился за пистолет, лежавший на стуле рядом с его кроватью. Впрочем, стрелять не потребовалось. В номере третьеразрядной гостиницы стоял мрак, а его стены сотрясались от храпа Шила и Гвинета. -- Что это со мной? -- просипел Майк. После вчерашнего ледяного шампанского его голос совсем сел. Майку припомнилось, как вчера, пока не выветрился хмель, он долго кружил по улицам, призывая друзей следовать за ним. И лишь далеко заполночь они нашли книжный магазин, который, естественно, был уже закрыт. Переполошив полквартала, Майк и его товарищи таки разыскали владельца магазина, которого и подняли с постели, уверяя, что жажда знаний застигла их прямо посреди ночи. Перепуганный седой джентльмен попрощался с рыдающей супругой и спустился в свое владение, ожидая немедленной смерти от трех грабителей с пистолетами. Каково же было его удивление, когда от него потребовали представить перечень книг по экономике и финансам. Странные посетители отобрали десяток томов и потребовали, чтобы владелец взял деньги. Несчастный отказывался, надеясь этим выторговать себе жизнь, но они заплатили и ушли, оставив его в живых, -- видимо, по недоразумению. Вернувшись в гостиницу, Гвинет и Шило тут же завалились спать, а Майк еще долго сидел у настольной лампы, вникая в сложную премудрость финансовых перемещений. Так и не найдя нужной информации, Майк тоже лег спать, однако через пару часов проснулся. Проснулся и немного полежал с открытыми глазами, привыкая к темноте, потом поднялся и сел к столу, на котором так и остались лежать открытые, пахнущие типографской краской книги. Едва только Майк снова включил лампу, как тут же увидел то, что прежде ему никак не давалось. То ли виной было позднее время, то ли остатки хмеля, но только сейчас он полностью рассмотрел предлагаемую в учебнике схему. -- Так-так, -- произнес Майк, прикидывая в голове план действий. Для его осуществления требовалось не менее семисот тысяч кредитов, а у него было только пятьдесят шесть. Но это его не останавливало. До девяти часов утра -- времени открытия скотного рынка -- оставалось не менее трех часов, а этого было вполне достаточно. Решив не будить своих товарищей, Майк быстро оделся и выскользнул в коридор, попутно заскочив в уборную. А спустя десять минут он уже шагал по ночным улицам, безошибочно держа направление на отделение банка, в котором лежали деньги "барсуков". Как Майк и рассчитывал, возле входа стоял охранник, который поначалу с удивлением, а затем и с опаской уставился на освещенный уличными фонарями силуэт в широкополой шляпе. -- Стой, стрелять буду! -- закричал часовой. И это было неудивительно, поскольку в такой час к банку мог направляться только злоумышленник или сумасшедший. Майк остановился и, улыбнувшись полицейскому, сказал: -- Здравствуйте, сэр, надеюсь, я вас не напугал? -- Хор-рошо сказан-но, сук-кин ты сын, -- отреагировал полицейский, еле сдерживаясь, чтобы от страха не открыть пальбу. -- Тебе чего надо? Ты что, не видишь, что банк закрыт?! -- Да я не в банк, сэр, извините меня, если я вас напугал. Мне нужен владелец этого банка... -- Чтобы убить?! -- попытался угадать часовой, справедливо полагая, что банкиров убивают именно в эти часы. -- Нет, сэр, у меня к нему разговор... -- Какого хрена ты мне тут поешь?! -- снова затрясся полицейский. -- Днем ограбили, теперь ночью придурки ходют! Ну-ка вали отсюдова, а то картечью нашпигую!... -- Я еще раз прошу прощения, сэр, но мне нужно поговорить с владельцем, и как можно скорее. Это денежный вопрос, и его нужно обсудить немедленно... "А какого хрена мне прятать этого Либнера?" -- подумал часовой, который уже заметил торчавшую из-за пояса незнакомца пистолетную рукоятку. -- Улица Гранд Оголец, дом тридцать шесть, -- произнес он, понимая, что выдает служебную информацию. -- Спасибо, сэр, а где эта улица? -- Вон у развилки дерево стоит -- видишь? -- Да, сэр. -- Напротив него дом -- это он и есть, Гранд Оголец, тридцать шесть. -- Спасибо, сэр, -- поблагодарил незнакомец и пошел в указанном направлении. Полицейский опустил дробовик и облегченно вздохнул, однако, чтобы окончательно избавиться от страхов, крикнул вдогонку: -- Телохранителя зовут Фриц! -- Спасибо, сэр, спасибо! 76 Высокая кованая ограда, окружавшая аккуратный городской особняк, говорила о том, что жившие в нем люди были склонны к продвижению искусства в массы. Об этом свидетельствовали гнутые из железа иллюстрации к известным трагедиям Харланда, а также силуэты дельфийских ангелов, образы которых пережили в кованых оградах не одно столетие. Подойдя к воротам, Майк нажал кнопку звонка, однако ничто не нарушило предутренней тишины, и даже птицы проигнорировали появление незнакомца. Майк снова надавил холодную кнопку, но и это не принесло ничего, кроме неприятных ощущений. В этот час дом банкира Либнера спал крепким сном. Делать было нечего, Майк попытался протиснуться между прутьями, и это ему удалось, но не до конца. Все тело легко скользнуло внутрь двора, однако уши продолжали оставаться снаружи, принося своему владельцу неизмеримые мучения и ощущение общего дискомфорта. Ситуация уже принимала необратимый и трагический оборот, когда Майк обильно поплевал на ладони и потер ими непослушные уши. Последовали жуткие мгновения боли, но дело было сделано -- Майк оказался за оградой и снова водрузил на голову свою шляпу. Ободранные уши горели огнем, однако Майк сосредоточил все свое внимание на вскрытии дверного замка. Замок не поддавался, пришлось высадить его выстрелом. Он постоял, слушая беспокойное эхо, но все вокруг оставалось неподвижным. То ли никто не поверил в реальность стрельбы, то ли все крепко спали, но Майк беспрепятственно проник в дом и, выбрав поворот направо, пошел на ощупь вперед. Впрочем, поначалу никакого проку от этого не было, поскольку на первом этаже располагались только кухни, кладовки и комнаты для прислуги, где все храпели, как гиптуккеры, и извергали из всех отверстий смрад выпитого накануне. Тогда Майк вернулся обратно и поднялся на второй этаж. И вскоре понял, что идет в нужном направлении. Правда, поначалу он то и дело попадал в спальни девушек, чьи молодые тела не были стеснены покровами одежд. Естественные позы их были так привлекательны, что Майк едва не забыл о цели ночного визита. Впрочем, у него хватило сил продолжать поиски, и вскоре он наткнулся на спальню банкирской супружеской четы. В том, что он видит перед собой мистера Либнера, Майк не сомневался. Даже спящий, этот человек выглядел важно и значительно, как мог выглядеть только настоящий преуспевающий финансист. -- Мистер Либнер, -- позвал Майк, трогая его за плечо. -- Что? -- откликнулся банкир, спавший чутким сном финансового аналитика. -- Мистер Либнер, -- прошептал Майк, -- есть интересное предложение по краткосрочному займу... -- Величина кредита? -- еще не проснувшись окончательно, поинтересовался банкир. -- Семьсот тысяч, сэр. Где бы мы могли обсудить это без посторонних? -- В моем кабинете, -- уже вполне осознанно ответил Либнер и выпростал из-под одеяла ноги в синей фланелевой пижаме. Он нащупал тапочки и уверенно вышел в коридор. Майку ничего не оставалось, как последовать за хозяином. Вскоре они оказались в заставленной ореховой мебелью комнате, которая и была домашним кабинетом мистера Либнера. Банкир тут же уселся в свое кресло и, достав из небольшого холодильного шкафа бутылку минералки, разлил ее в два высоких стакана. -- Пожалуйста, лучшее средство от ранней язвы. -- Спасибо, сэр, -- поблагодарил Майк и выпил всю воду без остатка. -- Ну вот и отлично, -- кивнул Либнер, -- а теперь о деле. На какое время вам требуется кредит? -- На один день, сэр. -- Хм. Тогда двенадцать процентов. -- Это слишком много, сэр, -- тут же возразил Майк, готовый к такому развитию дел. -- Ну тогда десять, -- развел руками банкир и прикурил желтую сигаретку. -- Поймите меня правильно, сэр, я ничего не хочу у вас отнять, но я располагаю ограниченными средствами. У меня есть только пятьдесят шесть тысяч -- это все мои деньги, и я хочу выставить их в виде процентов. -- Пятьдесят шесть в виде процентов? -- переспросил Либнер и, окончательно придя в себя, начал рассматривать ночного гостя. -- Сколько вам лет, молодой человек?.. -- Какое это имеет значение, сэр? Я имею полное право распоряжаться своими деньгами. -- Да. -- Либнер махнул рукой. -- Я не об этом. Просто, узнав ваш возраст, я смогу определить, к какой из моих дочерей вы ходите. -- Ваши дочери? -- не понял поначалу Майк. -- Ах, ну да, это те девушки, что спят там... Поняв, что лепит какую-то несуразицу, Майк замолчал. -- Мне пятнадцать лет, сэр, если вам это так важно. Но я не хожу к вашим дочерям, поскольку живу далеко от города. -- А жаль, -- вздохнул Либнер и потер морщинистый лоб. -- Жаль, потому что из тех недоносков, которые охотятся за их молодыми телами, ни один еще не предложил мне поучаствовать в таком, пусть даже бездарном, деле. Эти лодыри считают, что для хорошей жизни достаточно иметь богатого папочку. Что по этому поводу думаете вы? -- Я не помню своих родителей, сэр... -- Вот, -- кивнул Либнер, затягиваясь сигаретой. -- Наверное, в этом все дело... Кстати, как вы сюда попали? -- В дом? -- И в дом, и за ограду... -- Сначала проскользнул между прутьев, потому что никто не отвечал на звонок, -- начал рассказывать Майк. -- Так, понятно, -- кивал Либнер. -- А потом выбил замок выстрелом из пистолета... извините... -- Ага, значит, мне не почудилось, что на улице стреляли. -- Да, сэр, стреляли. -- Очень интересно. А мой телохранитель Фриц -- он не пытался вас задержать? -- Я никого не видел, сэр. Они помолчали. Где-то далеко проехал грузовик, потом пролаяла ночная собака, и снова стало тихо. -- Зачем вам семьсот тысяч? -- наконец спросил Либнер. -- Хочу взять торговлю туками в свои руки. -- Вот! Вот в кои-то времена я вижу достойного представителя молодого поколения, -- сказал Либнер и, привстав с кресла, протянул Майку руку. Тот пожал ее, совершенно ничего не понимая, а Либнер взглянул на настенные часы и подвел черту: -- Вот что, было бы вам больше тридцати лет, я погнал бы вас отсюда, да еще вызвал бы полицию, но инициатива от такого молодого человека вызывает во мне сочувствие и даже... даже восторг... Либнер поднялся с кресла и, как был, в синей фланелевой пижаме принялся расхаживать по кабинету. -- Еще мой дед Бенцмарион Либнер говорил, что начинающим талантам следует помогать. Правда, он помог моему отцу, лишь когда тому стукнуло сорок девять. Но, поскольку сына у меня нет, я постараюсь помочь вам, молодой человек, правда, с одним условием. -- С каким? -- спросил Майк, поглядывая на часы. -- Книжку с чеками вам принесет моя младшая дочь Дилия. И она будет находиться рядом с вами. Если она скажет, что чек покрыт туками -- чек будет оплачен, если не скажет -- извините. -- То есть, -- Майк начал вспоминать прочитанное в учебниках, -- вы будете использовать гарантийную схему в виде представительского агента в реальном времени? -- Эк вас повело, -- покачал головой Либнер.-Таки вы еще и теоретик... Что ж, делу это не помеха. Во сколько открывается ваш грязный рынок, чтобы Дилия могла попасть туда загодя? -- В девять часов, сэр. -- Так. А где находятся ваши пятьдесят шесть тысяч, молодой человек? -- В вашем банке, сэр. -- Чудесно. Чудесно, насколько это может быть вообще. Оставьте данные своего счета, и будем полагать, что дело в надлежащем ажуре. Либнер бросил на стол блокнот, и Майк написал коды. -- Надеюсь, вы понимаете, молодой человек, что, если просчитаетесь, пятьдесят тысяч все равно перейдут ко мне? -- Да, сэр, -- твердо произнес Майк. -- Я отдаю себе отче