и невольно начинаешь уподобляться им. Ничего доброго из этого не получится... - Вулкан помолчал, затем добавил: - Возле меня раньше жило несколько тысяч человек. Теперь осталось триста. Остальных я разогнал своим ворчанием и нисколько об этом не жалею. Их бессмысленная суета раздражает меня. Что это за разум, который горит в лучшем случае полета лет? Искра, а не огонь. - Ты сам говорил: мы разные. И все-таки именно они - хозяева планеты. Они тем и прекрасны, что за такую крохотную жизнь так много успевают. Я - Смерч, но они живут быстрее меня. - Ты прилетел за советом? - Нет. Поделиться радостью. Они на некоторое время замолчали, и никому из людей, опасливо поглядывающих на огромную тучу, которую вдруг пригнало к их острову, и в голову не могло прийти, что сейчас о них говорит сама природа. - У меня неплохо развито воображение, - наконец сказал Стромболи. Вулкан старался не проявлять свои эмоции, но Смерч чувствовал, что он волнуется. - Когда сидишь в горе, как джинн в бутылке, то тебе только и остается - воображать. Так вот. Я не знаю, что такое любовь, однако, как-то пытался представить себе эту штуковину... - Ты? - удивился Смерч. - Нет в мире таких вещей, о которых бы я не думал. Кроме того, давным-давно случилась смешная история... Я тогда еще берег свои склоны - чего только не росло на них. И люди, хотя и побаивались меня, не обходили эти леса - охотились, собирали дикие фрукты. Как-то возле старого русла, по которому обычно шел лавовый поток, устроилась парочка влюбленных. Именно в тот вечер я ожидал извержения - давление магмы достигло критического предела. Эти голубки ворковали всю ночь напролет, а я, старый дурень, слушал их любовные бредни и из последних сил сдерживал в себе магму - они бы сгорели живьем, начни я избавляться от излишков базальтового расплава. Утром я не выдержал: слегка рыкнул, тряхнул землю. И тут мужчина, который всю ночь клялся женщине в вечной любви, бросил ее на произвол судьбы и удрал. Он так быстро бежал, что чуть не разбился на горной тропе... - Ты говорил, что пробовал представить себе и это чувство, - перебил Стромболи Смерч. - Пробовал, - ответил вулкан. - Это все несерьезно. Чувства требуют проявлений. Ну а что я могу? Забросить все свои "бомбы" на Луну? Отлить из магмы корону? Бред. Да и кого, кого мне любить? Разве что воду, которая меня окружает? Я пробовал. Она, увы, шипит и испаряется. - И все же? Что бы ты сделал, если бы полюбил? - Не знаю. - Стромболи задумался. - Наверно, взорвался бы от радости. - Какой ты большой, старый и глупый, - ласково сказал Смерч. - Мне пора улетать. Ночью воздух тяжелее - не хочется тащиться до утра. Они наскоро обменялись информацией, как делали много раз раньше, и Смерч попрощался с приятелем. - Береги себя, - попросил Стромболи, когда их ауры начали разъединяться. - Нас мало. Мы очень одиноки и нужны друг другу. Нельзя, чтобы в мире остались одни слепые и неуправляемые стихии... Смерч уносился на юго-запад. Вскоре его догнало раскатистое погромыхивание. Над кратером Стромболи стоял столб дыма, сверкали языки пламени. Старик то ли расстроился, то ли салютовал таким образом безумной затее своего ветреного друга. Они допили сок, и репортер ушел. Не успела Мария прочесть несколько страниц, как заявился Маленький Рафаэль. - Извини, если помешал тебе, - сказал он, заметив возле шезлонга книгу и пустую бутылку. - У тебя нет телефона, а я беспокоюсь... Как ты себя чувствуешь? - Узнаешь завтра из местной курортной газеты. - Мария вновь села в шезлонг и решила до обеда больше не подниматься ни под каким предлогом. - Мне два часа морочил голову один дохленький корреспондент, Только что ушел. - Представляю, что ты ему наболтала, - обеспокоенно заметил Маленький Рафаэль. - Да уж! - улыбнулась Мария. - Интервью должно получиться на славу. Я ему даже название подсказала: "Верхом на урагане, или Соперница Пекоса Билла". Ну как, классно? - Ты неисправимая фантазерка... Маленький Рафаэль снял соломенное сомбреро и снова стал чем-то похож на директора школы, в которой работала Мария. Такие же ранние залысины, стремление держаться и говорить солидно, что при небольшом росте всегда выглядит несколько комично. "Господи, - вздохнула Мария. - Это же надо! Весь год собирать деньги на "шикарный отпуск" и в результате вновь оказаться под надзором..." - Раф, - обратилась она. - Скажи мне честно: тебя в самом деле пригласил потренироваться местный авиаклуб, или ты притащился сюда из-за меня? Маленький Рафаэль опять надел сомбреро, сделал обиженное лицо. - Ты плохо обращаешься с друзьями, - заявил он. - Ты не любишь меня. Но ведь можно просто дружить, уважать друг друга. Мария засмеялась. - Насчет дружбы ты с моими учениками поговори, когда вернемся в город. Они у меня детки грамотные. Даже чересчур. Что касается любви... Репортер тоже спрашивал, как я отношусь к этому великому чувству. - И что ты ему ответила? - Рассказала анекдот из французской жизни. Знаешь, когда внучка допытывается у бабушки, что такое любовь. Бабушка долго отмалчивается, затем вздыхает и говорит: "Не знаю. Это все русские придумали... Чтоб не платить". Маленький Рафаэль засмеялся, присел на край бассейна - точно туда, где перед этим сидел репортер. - Я собираюсь заехать в "Пиццерию", - сказал он. - Пообедаешь со мной? - Нет. Я устала и хочу наконец отдохнуть, - ответила Мария. - И вообще: оставьте меня в покое. Смерч меня вдоль берега таскает, ты - по ресторанам. Надоело. - А что ты делаешь завтра? - Не знаю, - честно сказала Мария. - Если я по тебе соскучусь, то позвоню вечером в гостиницу. - Хорошо, - обрадовался Маленький Рафаэль. Если женщина тебе хоть что-нибудь обещает, это уже половина успеха. Он уехал, и Мария вновь взяла в руки книгу. Посидела над ней и... отложила. Чужая жизнь не шла на душу. Чем бы она ни занималась, память то и дело возвращала ее в палату, к разговору со Смерчем. А что, если все это ей показалось? Мало ли какие сдвиги бывают у людей после шока? Да нет... У нее был ясный разум, она хорошо себя чувствовала. Да и весь разговор - разве такое придумаешь? И все же внутреннее беспокойство, какое-то томление не оставляли ее. "Смерч... Он сказал... Нет, это она ему сказала - на косе. Увидимся, мол, на косе. Он еще просил не рассказывать о нем людям... Черти принесли этого корреспондента. Впрочем, ничего такого она ему не выболтала. Ее намерение "приручить" Смерч все воспримут как метафору, выходку глупой девчонки. Плевать! Она всегда была такой, какая есть, и не станет ни под кого подстраиваться!" Мария отложила книгу, набросила халат. Через несколько минут ее "козявка" уже мчалась по дороге, идущей вдоль моря. Вот и съезд на косу. Метров через триста асфальт оборвался. Здесь же кончались и деревья - дальше только несколько низкорослых маслин, невысокая насыпь будущей дороги, по которой они с Маленьким Рафаэлем забирались чуть ли не в конец косы. Мария остановила машину на том же месте, где ставила ее всегда. Мелкий, раскаленный песок, сверкающая в лучах полуденного солнца гладь моря. И, как всегда, ни души. Песок жег ступни, и Мария зашла по щиколотки в воду. Она оглядела все небо. В нем не было даже намека на облако. "Вот и верь после этого мужчинам!" - весело подумала Мария и поплыла, стараясь не замочить подколотые волосы. На несколько минут она забыла обо всем на свете. Ласковая зеленоватая вода, сквозь которую видно песчаное дно, жаркое солнце над головой, и покой, покой, покой. Что еще нужно для счастья?! И тут с моря дохнуло ветром, в лицо ударила внезапная волна. Мария подняла взгляд и вскрикнула от страха. За какой-то миг она увидела все в мельчайших деталях - так бывает, когда окружающий мир озаряет ночью близкая молния. С моря шло грозовое высокое облако. Оно было иссиня-черное, зловещее. Над ним то и дело вспыхивал и перекатывался багровый огонь, без звука, без грома, а внизу, будто огромный черный удав, приплясывала от нетерпения воронка смерча. В том месте, где она соприкасалась с морем, метров на двести поднимался столб водяных брызг. Смерч быстро приближался к косе - уже стал слышен его рев и нарастающий грохот. Шквалы ветра стегали невесть откуда появившиеся волны. Мария, задыхаясь и захлебываясь, изо всех сил заработала руками и ногами. К берегу! Скорее к берегу! Она буквально выползла на песок, не смея оглянуться, готовая к тому, что ее вот-вот, как в прошлый раз, схватят обжигающие ладони, куда-то поволокут, бросят. Но рев и грохот вместо того, чтобы нарастать, стихали, ветер уже не так свирепо толкал в спину. Мария вскочила, глянула на море. Смерч уходил. Только теперь она заметила, что на небе по-прежнему сияет солнце, на глазах тает внезапная свинцовость волн. - Ты испугалась? - спросил знакомый голос, приходящий отовсюду и из ничего. Он был горячим и торопливым, как и в больнице, только более громким. - Тебе неприятен мой вид? Мария покачала головой, но ответила не сразу. - Нет, не то слово. Твой вид... страшен. Ты напугал меня. - Я понял это, почувствовал. Поэтому я ушел от берега, а к тебе снова послал только часть себя. Мария присела на песок. Она все еще не могла отдышаться. - Как тебя зовут? - спросила первое, что пришло на ум. - Собственного имени у меня нет. А вообще у меня много имен: Торнадо, Смерч. В Европе еще называют Тромбом. В Австралии - Вилли-вилли. В пустынях - Дьявол пустыни... - Ты знаком с другими людьми? - Знаю многих, наблюдаю за их жизнью. Наблюдал раньше - сотни лет назад. Но еще никогда ни с кем не заговаривал, никому не открывался. Ты - первая. - Не понимаю, - задумчиво сказала Мария. - Ты - стихия, ветер, совсем непохожий на человека. Почему же ты разговариваешь на человеческом языке, пользуешься нашими понятиями и представлениями? - Ничего странного. Ваша цивилизация существует очень давно, вы хозяева планеты. А проявления сознания на уровне неживой природы астрономически редки, разобщены и по сравнению с людьми по возрасту почти что дети. Правда, есть один Вулкан. Его зовут Стромболи. Он очень старый. Это тоже равносильно детству... Конечно же, мы пользуемся всем человеческим - языком, понятиями, логикой, информацией. Ведь все это нас окружает. Для нас природа - это вы... В чем-то мы, конечно, другие, не похожи на вас... - Говори, говори! - воскликнула Мария. - Это очень интересно. Хотя я всего-навсего школьный преподаватель, но мне пока все ясно. Говори! Как ты думаешь, вы - игра случая или нечто другое? - Не знаю, - честно ответил Смерч. Он сделал паузу, добавил: - Иногда мне кажется, что мы - следующее звено осознания материей самой себя. Новый способ борьбы с энтропией, что ли. Тем более что вы... - Смерч снова сделал паузу. - Ты только не обижайся, но человек теперь чаще разрушает мировую гармонию, взаимосвязь явлений и вещей, чем создает... Наверное, у природы тоже есть инстинкт самосохранения... - Прошлый раз ты упомянул, что вас на Земле несколько. И сегодня говорил. Какой-то мыслящий вулкан, мол, есть. А кто еще? - Я мало кого знаю, хотя сотни раз облетал всю планету. Есть еще Теплое Течение, озеро Байкал, Айсберг... Был еще мой отец. Давно. Он тоже любил земную женщину. - Ой как интересно! Расскажи, - потребовала Мария. Смерч рассказал. Но о гибели прекрасной рыбачки умолчал. Не то что утаил - не смог. Зачем лишний раз пугать Марию. - Ты сегодня одна? - спросил он потом об очевидном. - Это хорошо. Я не знаю твоего спутника, но его аура показывает, что он глуповат. После контакта со мной он потащил бы тебя и себя к психиатру. - Это мой жених, - сказала Мария и засмеялась. - По крайней мере он так считает. Немного художник, немного спортсмен. Не знаю, как он летает, но рисует Маленький Рафаэль неважно... Мне жаль его - таким в нашем мире трудно. - Вам всем трудно, - согласился Смерч. - Каждый день добывать еду и питье, думать о крове над головой... Ужасно! Кстати, ты живешь здесь, у моря? - Если бы... Я живу в большущем городе, где людей, как песка на косе. Через две недели кончатся каникулы и я уеду. - Это плохо, - вздохнул Смерч. - Конечно, я приду к тебе и в городе: прилечу облаком, пошлю братца-ветра... Но здесь мне лучше - я люблю море и простор. - Мне здесь тоже лучше, - грустно улыбнулась Мария. - Когда-нибудь, если у меня будут деньги, я куплю себе у моря дом. - Он у тебя будет сейчас! - воскликнул Смерч. - Даже не дом - целый замок. Смотри. Через несколько минут в безбрежной синеве неба появилась стая белых, сверкающих в лучах солнца облаков. Мария с восторгом наблюдала, как, послушные воле Смерча, ветры громоздят их друг на друга, отметают лишнее, как в небе одна за другой вырастают сахарно-белые башни, появляются стены с бойницами, а затем и прекрасный дом, точнее - сказочный дворец. - Зачем я тебе? - спросила вдруг Мария, и со стороны ее вопрос, обращенный в никуда, в пространство, любому человеку показался бы более чем странным. Смерч перестал строить свой замок, но и отвечать не торопился. - Я не знаю, что тебе сказать, - наконец выдохнул он. - Ты прекрасна и совершенна. Когда я ощущаю тебя, я как бы сразу ощущаю всю красоту и целесообразность мира... Потом я очень одинок... Но ты снова спросишь: почему среди миллионов людей, миллионов женщин я выбрал именно тебя? Не знаю. А разве вы, люди, знаете точный ответ, почему один человек становится как бы половинкой другого и когда они врозь - им больно? Вы или объясняете это инстинктом продолжения рода, или называете чудо малозначащим словом "любовь". Не так ли? - Да, все это в основном красивые слова. - Мария повела плечами, будто ей вдруг стало холодно. - Мой коллега, преподаватель биологии, любит повторять, что по жизни надо ходить стаей. Семья - маленькая стая. - У нас с тобой не может быть семьи. Однако я не вижу тебя - и мне больно, - возразил Смерч. - Это пройдет, - беспечно заявила Мария, разглядывая воздушный замок. Он висел над морем - высоко, в небесах - и исходил ярким белым сиянием, от которого в глазах появлялась резь, набегали слезы. Мария вздохнула: - Это прекрасно! Жаль только, что я не буду жить в твоем замке. А про себя подумала: "Жарко! Будь на его месте Раф, послала бы за кока-колой или холодным шампанским..." Она снова глянула в небо. На месте прекрасного замка остались одни "развалины". Свирепый ветер высоты перемешивал их, гнал в сторону моря. Остатки замка клубились, таяли. - Ты обиделся? - удивилась Мария. - Нет, что ты. Я понимаю: люди не могут жить одними мечтами и грезами. Вам сначала нужно материальное, а уж потом - возвышенное. Я понимаю это, но мне становится от этого почему-то грустно. - Ты в самом деле ребенок, - вздохнула Мария. Она легла на спину, чтобы загорел и живот, прикрыла лицо панамой. - Ты огромный и глупый Смерч, и я тебя очень люблю. Иногда мне кажется, что ты - во мне, и я разговариваю с собственным ребенком... Она снова вздохнула - на этот раз капризно. - Я сгорю сейчас от солнца! Придумай что-нибудь... Дуй на меня, студи. Или повесь в небе пару тучек - вместо шторы... В гости к Байкалу первый раз он летал вместе с отцом. Летели они очень долго. Сначала над Красным морем, затем почти через весь Индийский океан, вдоль берегов Китая, через Японское море. В России проводником сначала была река Амур. Потом отец вел маленького Смерча по одному ему известным приметам. Издали, с высоты Байкал показался огромным прищуренным глазом в окружении гор. Будто сама планета приглядывалась: что это за два странных облака, куда они летят? Когда приблизились, Смерч увидел, что в озеро впадают сотни рек. Заметными стали и родинки островов. - Байкал - скупец, - шутливо объяснил отец. - Со всей округи воду собрал. А от себя только Ангару отпустил. У Байкала была огромная, очень живая аура, которая накрывала берега озера на десятки километров. Он не просто откликнулся на их вызов, а еще до контакта аур почувствовал приближение друзей, бросил им навстречу вспышку сознания... - Ты чересчур подражаешь людям, - ворчливо упрекнул отца Байкал. - Зачем ты тратишь себя? Зачем дробишь сознание? Это для людей дети - продолжение рода, а точнее - способ сохранения и передачи информации. Мы же с тобой практически вечные. Нам надо, наоборот, укрупнять сознание, по возможности объединяться, сливаться в нечто единое. - Не хочу я с тобою сливаться, - возразил насмешливо отец. - Ты загнал свое сознание на дно и бережешь его, говоря языком людей, как зеницу ока. А я свободен. Впрочем, нас теперь двое. И ты будешь любить часть мою, как и меня. Учти, если мы перестанем тебя проведывать, ты высохнешь от одиночества и скуки. - Может, ты и прав, - вздохнул Байкал. - Мы в самом деле пока выродки, исключения... Все эти объединения сознании одиночество мое придумало. Никто из нас не знает замыслов матушки-природы. Хочет ли она, чтоб мы стали правилом? Нужно ли ей это? - Вот! Ты уже стал сомневаться. Это хорошо. - И все равно - дробить себя нельзя. Разве могу я дать частицу своего разума Ангаре? Нет. Ее жизнь чересчур тесно связана с людьми. Мне тоже несладко приходится от этого соседства... Они с отцом опустились ниже, поплыли по направлению к Ольхону - самому большому из островов. - Чего ты так ополчился на детей? - спросил отец. - От них только боль. Они неумелые, их жаль, а помочь я ничем не мог... - хмуро ответил Байкал. - Вчера во мне утонул мальчик. Очень славный был мальчик. Они тогда долго гостили у берегов озера-моря. Смерч запомнил: о чем бы ни говорили отец и Байкал, разговор всегда сворачивал на одно - что же они собой представляют, разумные явления неживой природы, какова-их судьба и предназначение? Особенно поразило его жестокое и ясное утверждение Байкала: "Наша задача - самосохранение. Не ради себя - ради жизни на планете. Мы должны быть эгоистами и любить только себя. Такова наша сверхзадача, видовая программа. Мы должны противостоять людям ради их собственного выживания. От активного, но слепо действующего разума мир может уберечь только другой разум. Мы противостоим друг другу..." Смерч вспомнил и вечного работягу - Теплое Течение. Оно не сильно в рассуждениях, но оберегает даже мальков. Был еще случай, когда течения и ветер занесли Айсберг в воды Теплого Течения. Они узнали друг друга по ауре, обрадовались, но, как ни старалось течение обойти собрата, теплая вода подтачивала, съедала основание ледяной горы... Если бы он случайно не наведался в те широты и не отогнал Айсберг в родные воды, случилось бы непоправимое... Айсберг тоже считает, что их удел - самосохранение во имя жизни на Земле. Все это, конечно, правильно, но скучно. Жить, чтобы жить. И все? Ради "жизни на Земле", "во имя человечества"? Все это красиво и... абстрактно. Лично ему гораздо интересней жить ради какого-нибудь стоящего дела. Например, все прошлое лето он гонял в Саудовскую Аравию стада дождевых туч, потому что там третий год подряд свирепствовала засуха. Вот это конкретно, это можно вспомнить и объяснить, потому что в действии этом есть Смысл. Он-то и отличает, должен отличать, его и его друзей от глупого ветра, мертвых гор, бездумных озер и слепых течений. "...Может, Мария уже на косе?" Смерч повернул на юг. Море под ним еще с ночи разгулялось и катило к далекому берегу валы волн. Мысль о Марии отозвалась в сознании музыкой. Смерч любил музыку. Давно, еще с детства, когда она звучала только в гостиных и театрах. С появлением радио и телевидения музыкой наполнилось все земное пространство. Смерч частенько целыми днями слушал то, что приносили ему со всех уголков мира электромагнитные волны. Понравившиеся произведения и мелодии он запоминал, повторял потом для себя, легко имитируя звучание отдельных инструментов и целых оркестров. Сейчас, пробираясь между несущимися на северо-запад караванами облаков, он воскрешал в памяти мелодии Скрябина и Чайковского, но выбрал почему-то Шопена. Между туч прозвучали первые серебряные аккорды любимого ноктюрна. Сначала негромко, но звуки фортепиано пропадали в шуме ветра и волн, кроме того, ему хотелось, чтобы эту прекрасную музыку услышала и Мария, если она на косе, и Смерч отдал звукам часть себя - тысячекратно усилил их, дал им ураганную мощь и страсть, а уж затем бросил на землю. Так он проиграл несколько ноктюрнов, перешел на фантазию экспромт до-диез минор и тут с радостью заметил на косе знакомый старенький автомобиль. Солнечный луч пощекотал лицо, и Мария проснулась. "Как хорошо быть молодой и красивой, - подумала она, потягиваясь под простыней. - И когда тебя любят... Причем кто - самый настоящий торнадо!" Мария глянула через раскрытое окно в сад. Там сияла зеленью вязь листьев, среди которых дозревали персики. Благодать! Надо будет сказать Смерчу, чтобы он не вздумал заявиться сюда - еще что сломает. Он ведь такой огромный... Она умылась, поджарила себе ветчину и гренки, сварила крепкий черный кофе. Пока возилась по хозяйству, напевала: Он приходил и распахивал двери, Он говорил на чужом языке... Откуда взялись эти две строчки - то ли вспомнились, то ли только что сочинились? - Мария не знала, но охотно повторяла их, каждый раз находя в нехитрых словах какой-нибудь новый смысл. Пока завтракала, солнце спряталось за тучи, прошумел и пропал короткий дождь. Мария потянулась к книге об ураганах и смерчах, которую купила вчера вечером в городе - специально ездила. Пробежала глазами содержание: типы смерчей и их строение, атмосферные явления, распространение и пути, вертикальные вихри, транспортирование, разрушения... Открыла последнюю главу, стала читать: "...12 апреля 1927 года смерч за полторы минуты почти полностью разрушил городок Рок-Спрингс. Неповрежденными остались лишь шесть домов. Из 1200 жителей 72 было убито и 240 ранено. ...поднял железный подвесной мост через реку Большую Голубую у города Ирвинга... ...смерч Трех Штатов. Он прошел 18 марта 1925 года по штатам Миссури, Иллинойс и Индиана... Воронка была расплывчатой... затем она скрылась в черном облаке, сметавшем все на своем пути... прошел 350 километров... Общее число погибших во время смерча 695, тяжелораненых 2027 человек, убытки 40 миллионов долларов... ...В Бангладеш 1 апреля 1977 года в сильном смерче погибло 500 человек и 6000 были ранены..." Мария отложила книгу. Ей тотчас же представилась черная воронка Смерча, с грохотом и воем приближавшегося к ней, вспомнился внезапный неодолимый страх, который погнал ее тогда к берегу. "А ведь все это могло плохо кончиться, - подумала Мария. - Если бы Смерч не был разумным и уронил меня. Тогда, первый раз, когда подхватил на косе... Пришлось бы Маленькому Рафаэлю раскошеливаться на похороны". Она зябко повела плечами. "Надо все-таки съездить. Обещала..." - подумала с неохотой. Погода явно портилась. Мария, собираясь на косу, надела брюки, прихватила с собой куртку. Море, как она и предполагала, штормило. Мария вела машину медленно, поглядывая на желто-грязную разболтанную воду, на то, как вылизывают берег водяные валы, как уходит в песок пена. "Скоро осень - начинает штормить. Осенью на косе делать нечего. Она узкая. Если большая волна, то, наверное, и до дороги добегает..." Вдруг она услышала музыку. "Откуда? Что это?" Звуки падали с неба, с холодных и косматых туч, смешивались с грохотом штормового моря. Мария остановила машину. - Тебе нравится? - спросил ее голос Смерча. - Это Шопен. Я много раз слушал его в Париже, когда он там жил. - Не знаю... Я не разбираюсь в музыке. Когда устаю, люблю послушать что-нибудь легкое. Мария выбралась из машины, надела куртку. - Здесь так холодно и мерзко, - пожаловалась она. - Давай улетим, - предложил Смерч. - Ты только не бойся, доверься мне. Через час мы будем в трехстах километрах отсюда. Хочешь? Прекрасные звуки фортепианной музыки сами собой смешались, умолкли. "А вдруг уронит?! - подумала со страхом Мария. - С другой стороны - это так интересно. Ты же хотела прокатиться верхом на урагане. Решайся, железная лошадка?" - Полетели! - выдохнула она и прикрыла глаза, чтобы не видеть, как от туч отделяется ужасный черный удав, падает на нее с высоты. На этот раз Мария не задохнулась в теле Смерча от нехватки воздуха, не обожгли ее и "руки" - бешено вращающиеся стенки воронки. Каким образом можно было это сделать, как торнадо умудрялся держать ее как бы в невидимом коконе, Марию вовсе не интересовало. Ей было просто не до того. Она видела метрах в двухстах под собой кипящее море, инстинктивно хваталась за воздух, болтала ногами и... не находила опоры. Первые секунды чувство это было настолько жутким, что Мария едва удержалась, чтобы не закричать, не скомандовать Смерчу немедленно вернуть ее на землю. Она снова прикрыла глаза, а когда открыла - на смену ужасу пришло веселье и опьяняющее чувство полета. - Подними меня повыше, - попросила Мария, и тотчас упала вверх, и сердце сладко зашлось от нескольких мгновений невесомости. Они летели в глубь моря. Чем дальше уходил берег, тем спокойнее становилось море. Вскоре в тучах появились просветы, блеснуло солнце. Слева от них среди волн показался небольшой кораблик - по-видимому, рыбацкий сейнер. - Что же ты не нападаешь на него? - спросила Мария. - Переверни эту посудину, потопи вместе с командой. Для тебя это ведь привычное дело. Смерч резко отвернул в сторону, обошел кораблик. - Ты пошутила? - спросил коротко он. - Вовсе нет. Я сегодня прочла книгу об ураганах и смерчах... Я не знала раньше, что вы приносите людям столько бед и разрушений. Это ужасно! Зачем? - Я ждал этих упреков... - Смерч говорил медленно, как бы нехотя. - Поверь, ни я, ни мои друзья ни разу не причинили людям вреда. Но ты ведь знаешь - нас очень мало. Я, например, один из тысяч, из десятков тысяч, единственный в мире торнадо, обладающий сознанием. Остальные - дикие и слепые явления природы. Вы же не упрекаете море в том, что оно топит корабли и людей, насылает разрушительные цунами? - Все равно это плохо! - воскликнула Мария. - Ну, почему, почему мы не можем договориться?! - Как вы можете понять и принять меня, свои леса, моря и реки, все, что не похоже на вас, другое, - возразил Смерч, - если вы, люди, не договоритесь друг с другом, не понимаете друг друга? - Это точно, - улыбнулась Мария. - Я только что жениха своего отругала. - Он тебя обидел? - Нет. Я запретила ему появляться пару дней на глаза, а он ревнует, думает, что я с кем-то встречаюсь. Сегодня в кустах отсиживался, следил. Ну я ему и выдала... Смерч промолчал, будто не расслышал или не понял несколько пренебрежительное: "Думает, что я с кем-то встречаюсь". А потом на горизонте показался другой берег моря, где была уже другая страна, и Мария вмиг забыла про все проблемы, залюбовалась белокаменным городом и его высокими минаретами. Смерч показывал ей крутые берега и причудливые бухты. В одной из них на дне, накренившись на левый борт, стоял старинный фрегат, правда, без мачт и команды, но позеленевшие пушки его были по-прежнему грозными, подводные течения колыхали водоросли, и казалось, что фрегат неслышно подкрадывается к берегу - сейчас грохнут пушки, и птицы испуганно замечутся над прибрежными скалами. А потом был вечер и была ночь. Лунная и звездная. Ночь соединила небо с морем, наполнила их сиянием и таинственной игрой теней. Растрепанные волосы Марии искрили и светились, она кричала восторженно, пела: - Он приходил и распахивал двери!.. А то начинала требовать ласки и повторяла, задыхаясь от смеха: - Только не говори, что ты нематериальный. Или кричала-спрашивала: - Я похожа на ведьму? Говори же быстро: похожа, похожа... Ты самая прекрасная ведьма в мире, Мария! Говори! Самолет прекрасно слушался рулей, и Маленький Рафаэль на какое-то время забыл о своих тревогах и сомнениях. "Что еще надо для счастья? Вот я, вот - небо! Нам хорошо вдвоем. Я могу резвиться и кувыркаться в поднебесье, как щенок, которого впервые выпустили погулять. Могу выключить мотор и слушать, как свистит в плоскостях ветер. А захочу, так стану гоняться за одинокими тучами и буду чувствовать себя смелым и свободным. Так живут только птицы". Рафаэль понимал: красивые слова - попытка успокоить себя. Ибо все эти его полеты - не более чем самообман, привычка держать себя в летной форме. Раз тебя уже несколько лет под разными предлогами не допускают к соревнованиям, значит, отлетался. Хоть со щенком себя сравнивай, хоть с орлом - отлетался. С его занятиями художеством тоже не лучше. Этикетки, конечно же, выгодный заказ. Но как его получить? Все хвалят его эскизы, даже восторгаются, а договор не заключают... Но главное, конечно, Мария. Какое-то тайное подводное течение уносит ее, разъединяет их. Впрочем, какое течение. Нет сомнений, что у нее появился кто-то другой. Кто-то из "золотых" мальчиков, которые промышляют в приморских городах всем понемногу - контрабандой, валютными сделками, фарцовкой и, конечно же, подделываются под суперменов. Маленький Рафаэль вспомнил, как отчитала его Мария несколько дней назад, когда он решил проследить, с кем она все-таки встречается на косе. Он плохо спрятал машину - там, кроме худосочных маслин и акаций, больше ничего не растет - и был обнаружен. Мария на большой скорости проскочила его "наблюдательный пост". Затем резко развернулась, погнала машину прямо на него. - Ты что, вздумал следить за мной? - Лицо ее пылало от гнева, и Рафаэль почувствовал, что еще немного - и она ударит его. - По какому такому праву ты шпионишь за мной? - Она теснила его к машине. - Я больше не хочу иметь с тобой дела. Понял?! И вообще: чего ты ко мне привязался?! Найди себе другую бабу и не морочь мне голову. Мария повернулась, взбешенная, чтобы сесть в свою машину, но, видимо, что-то вспомнила, остановилась. - Послушай, Раф. - Она на миг стала прежней, ласково прижала его голову к себе. - Ты же умный парень... Я хочу, чтобы ты понял. Тебе нельзя сейчас видеться со мной. Опасно! Он, ну тот, о котором ты догадываешься, не такой, как все... Он не поймет... Если он увидит нас вдвоем, он убьет тебя, Раф. Я не пугаю и не шучу. Он такой... Мария уехала и даже помахала рукой на прощание. "Убьет... - Маленький Рафаэль мысленно улыбнулся. - Мария в своем стиле. Все внешнее и показное она, как девочка, воспринимает всерьез. Да, я не вышел ростом, но кое-что смыслю в вольной борьбе, а в армии занимался каратэ. Хотел бы я встретиться с ее дружком на узкой дорожке. И встречусь! Просто так я Марию не отдам! Она непостоянная, как ветер, но даже ветру, очевидно, надо иметь свое пристанище, какой-нибудь уголок, где он мог бы прилечь и отдохнуть до утра... Она вернется... Роковые страсти сгорают так же быстро, как спички. Чирк - и нет ее". Маленький Рафаэль глянул вперед по курсу - там синело небо. Чистое, без единого облачка, уходящее на горизонте в дымку далеких высот. Глянул вниз. Слева играло бликами сонное море. Справа, за желтой полоской пляжа, виднелась обычная курортная чересполосица. Россыпи пансионатов, отелей и частных дач, пустоши, еще до поры до времени не освоенные человеком. И везде зелень. То упорядоченная, расчерченная на квадраты парков с повторяющейся геометрией аллей, то дикая, подступающая к берегу зарослями бамбука и самшита, среди которых изредка встречались островки гигантских эвкалиптов. Маленький Рафаэль связался с диспетчером аэроклуба, передал запрос на посадку: - Стрела, Стрела. Я - 24-й, я - 24-й. Разрешите посадку. Сообщите метеоусловия. - Я - Стрела, - тут же отозвался диспетчер. - Посадку разрешаю. - И насмешливо добавил: - Метеоусловия нормальные. В радиусе двести миль ни одного облачка. - Вас понял. Спасибо, - сказал Маленький Рафаэль и отключился. Упоминание об облаках опять вернуло его к мыслям о Марии. "Она здорово изменилась... И случилось это именно после несчастья. Оно в общем-то и неудивительно. Если бы тебя подхватил Черный Дьявол и, поиграв, не убил, а бросил черт знает где... Любой мог бы свихнуться. Мария еще молодец. Правда, что-то и в ее хорошенькой головке слегка сдвинулось. Взять хотя бы ее дурацкое мистическое интервью. Намеки, недомолвки, бредни о каком-то голосе, связи человека со стихиями. А чего стоит утверждение, что она попробует приручить торнадо?.. Все это, конечно, глупости. Но Мария в них упорствует и даже на свидания со своим новым дружком ездит на косу. Туда, где ее подхватил смерч. При ее фантазии можно наплести кучу небылиц. И всюду она будет самая красивая, самая храбрая, самая исключительная". Резкий порыв ветра чуть не бросил самолет в пике, и Маленький Рафаэль изо всех сил вцепился в штурвал, выравнивая машину. Он не мог опомниться от изумления. Прямо по курсу клубилась огромная грозовая туча. Откуда она взялась? Еще несколько минут назад в небе не было и перышка. Да и диспетчер... Он даже посмеялся над его запросом. Вот тебе и "двести миль"! В фиолетовых недрах тучи клубилась дымно-сизая тьма, слепая и яростная в своей немеренной силе. Маленькому Рафаэлю стало не по себе. "Он не был суеверным, но ведь это надо же: только подумал о пакостях небесных, а они тут как тут. Даже не туча, а целый грозовой фронт. Он снова связался с диспетчером: - Стрела, Стрела, я - 24-й. По курсу мощный грозовой фронт. Попробую обойти с севера. - Эй, Раф?! - обеспокоился диспетчер. - Ты случайно не спятил? Откуда там могут взяться тучи? Что ты плетешь? Там только что летал 18-й - жаловался, что солнце глаза слепит. Сводки тоже прекрасные. Маленький Рафаэль отключил бесполезную связь, потому что и на севере громоздились зловещие черные бастионы. Тогда он потянул штурвал на себя, дал газ. Маленькая машина, завывая двигателями, круто полезла вверх. "Но туча, казалось, ожила и решила во что бы то ни стало поймать металлическую птицу. Грозно клубясь, она на глазах вспухала, стремительно поднималась вверх, догоняла. Самолет тряхнуло раз, другой. Затем болтанка усилилась настолько, что Маленький Рафаэль забыл обо всем на свете: только бы удержать машину! Любой ценой удержать машину! В кабине стало темно и холодно. "Проскочу понизу", - решил он и повел штурвал от себя. Прижаться к земле, дотянуть до аэродрома... И к черту все полеты! Он уже перерос эту юношескую увлеченность. Надо устраивать свою судьбу, а не готовиться к мифическим соревнованиям, к которым тебя даже не допустят - стар ты уже для спорта, малоперспективен... Громада облака осталась вверху. Маленький Рафаэль положил самолет на прежний курс, прибавил газу. И тут он с ужасом увидел, как от облака отделилась черная воронка смерча, стала вырастать, направляясь прямехонько к нему. "Он убьет тебя... - вспыхнули вдруг в сознании слова Марии. - Кто "он"? Смерч? Чепуха какая-то. При чем тут смерч?.." Маленький Рафаэль потянулся к заветному рычагу, который открывал кабину. Единственная надежда - парашют. Пульсирующий вихрь настиг его самолет на мгновение раньше. Рычаг ушел до упора, однако обтекатель остался на месте, и Рафаэль понял - это смерть. Самолет рвануло вверх, бросило вниз. Он ударился лицом о приборную доску, выругался. Какие-то доли секунды вокруг была сплошная тьма, затем стены мрака раздвинулись, и вверху показалась голубая колеблющаяся дыра - свирепый глаз торнадо, от "взгляда" которого застыла кровь, а руки сами бросили штурвал. Кабина как-то странно задребезжала. "Разваливается... Все!" - мельком отметило сознание. И вдруг Маленький Рафаэль понял, что это - смех! Огромный, вездесущий, от которого сотрясается скорлупа самолета. - И это ты? - спросил его густой сильный Голос, в котором прорывались шипение и свист ветра. Голос тоже шел отовсюду. - Капля ума, чью ауру я почти не вижу? Ты бесполезнее даже этих глупых облаков, что толкутся в небе. И ты, ничтожество, владел Марией?! Маленький Рафаэль почувствовал: еще немного - и он сойдет с ума. От ужаса, непонимания происходящего. И все же какая-то здравомыслящая клеточка подсказала ему: надо отвечать. Пока будет продолжаться этот фантастический диалог то ли с небом, то ли с ветром, держащим в плену его самолет, до тех пор будет надежда на спасение. Пусть крошечная, микроскопическая - другой нет. Он облизнул пересохшие губы, с трудом разлепляя рот, сказал: - Она... она любила меня... - Врешь! - гневно пророкотал Голос. - Не любила, не любит и уже никогда не будет любить. Смотри! Бешено вращающиеся стены воронки на миг сомкнулись, самолет тряхнуло, заскрежетал металл, и крылья... исчезли. Их оторвали с такой же легкостью, с какой Рафаэль обрывал в детстве крылья бабочкам. - Я не сделал Марии зла, - прохрипел он, понимая, что все равно обречен. - Ты недостоин ее. Ты просто лишний, - прервал его Голос. - От тебя исходит столько страха, что я задыхаюсь в его зловонии. Ты уже не человек, ты - падаль. - Кто ты? - Маленький Рафаэль заплакал. - Зачем я тебе понадобился? За что ты хочешь меня убить? И при чем здесь Мария? Таких, как она, тысячи. Десятки тысяч... Я уеду. Я немедленно уеду... Если она тебе нужна, бери ее... Только не убивай! Неземной жуткий смех опять потряс обломок самолета. - Вот цена твоих чувств, ничтожество... Когда-то ты рвался в небо, считал, что только полет дает ощущение счастья. Когда-то ты был человеком... Я дарю тебе сегодня настоящий полет. Лети, ничтожество! Яростный глаз смерча сместился в сторону вместе с воронкой. Остались лишь суровая каменность тучи над головой, близкая земля и внезапная тишина. В следующий миг фиолетовая громада тучи перемешалась, с плоскостью земли, замелькала перед глазами полумертвого от страха Рафаэля. Обломок его самолета падал на прибрежные скалы. - Отложите бежевое и вон то, с декольте, - сказала Мария продавцу. - Я пришлю за ними вечером. Мария, как математик, давно открыла для себя аксиому: "Достоинство женщины прямо пропорционально ее покупательским возможностям". Она прошла десятка полтора магазинов, но купила только помаду и пляжный махровый халат. Еще несколько вещей - дорогих и красивых, в том числе сережки с шестью небольшими бриллиантами - отобрала, прекрасно понимая, что выкупить их не на что. Такие "покупки", выражаясь опять же языком математики, Мария называла "мнимыми величинами". Это как дорогие духи: купить не купила, но понюхала, и еще долго тебя сопровождает тонкий запах от "Диора". Возле магазина "Подарки" Мария лицом к лицу столкнулась с Хомячком. Доктор был нагружен покупками. - О, соперница Пекоса Билла! - обрадовался он, жадно осматривая Марию. - Вы очаровательны! Какой контраст: загорелая кожа и нечто белое, кисейное, от которого мужское воображение вспыхивает словно порох. Как вы себя чувствуете? - Вашими молитвами, доктор, - весело ответила Мария. - А вы молодец, - похвалил ее Хомячок. - Из в общем-то заурядного происшествия сделать себе рекламу на полполосы... Неплохо придумано. И фото отличное. Вы на нем как дева Мария - святость, порыв и тайна в одном лице. Вам теперь, наверное, в городе прохода не дают? - Я поняла ваш намек, доктор, - засмеялась Мария. - Извините, но на роль святого духа вы явно не подходите. - Жаль, жаль... - Хомячок даже языком прищелкнул. - Вы меня явно недооцениваете, сударыня. Ну что ж... Сердцем остаюсь с вами, а бренному телу, увы, пора. Доктор откланялся. "Насчет бренного тела он прав, - подумала Мария, высматривая телефон-автомат. - Смерч - это, конечно, возвышенно. Это даже прекрасно и удивительно, но второй день питаться консервами, ездить на косу и витать в облаках... Нет... Надо сегодня же завалиться в хороший ресторан. Для Рафа, кстати, повод оправдать