для слабых и мятущихся духом, беззащитных пред Пространством людишек. Тайна за семью печатями. Первые поисковики не верили глазам своим, сходили с ума, погружаясь в многокилометровые глубины, это был непомерный сказочный, колдовской океан без дна. Это было нечто непостижимое: переплетения изъеденных дырявых стен, лабиринты, норы, переходы, залы, гроты, подводные города в скалах, выеденных или вырубленных - и так до бесконечности, на многие километры, десятки километров, сотни километров вниз - уже было непонятно, где низ, где верх, где лево, где право - переходы, провалы, лабиринты, пропасти, пики... и так везде и всюду. Много позже стало известно, что планета чудовищно стара, что ей четыреста шестьдесят миллардов лет, что когда-то она была обычной планетой, плотной, круглой, тяжелой, каменистой, с раскаленным жидким ядром. Но потом кто-то, добывая неизвестно что, изрыл ее за сотни тысяч лет миллионами, миллиардами ходов, продырявил шахтами, стволами, лазами, изъел все ее тело. Что это была за цивилизация, что за мир - никто не знал. Никто не знал и откуда взялась вода, точнее, ядовитая черная жидкость, триллионами кубокилометров залившая все изъеденные внутренности планеты, покрывшая ее непроницаемой, бушующей гладью сверху. Загадка оставалась неразрешимой. Поначалу думали на жутких обитателей Тиргеи - подводных чудовищ-оборотней. Но выяснилось, что это тупиковая псевдоцивилизация свирепейших негуманоидов, не способных к длительному и упорному труду. А потом на Гиргее нашли ридориум. Его было мало. Совсем мало, крохи. Но это был настоящий ридориум - бесценнейшее сокровище, наполнитель гипертороидов-переходников. Геизацию сразу же прервали. В мире, где есть ридориум, не должны жить люди. Никто! Кроме тех, кто его добывает. А по законам Федерации ридориум должны добывать только смертники, исключительно смертники. Гиргея стала каторгой - адом для тех несчастных, что не успели наложить на себя руки в земных следственных изоляторах. Были каторги и пожестче, и покруче, но гиргейская каторга была самой гиблой каторгой во Вселенной. x x x Ивану снилось, что эти ублюдки догнали его. Ах, как хорошо, просто здорово! ему давно поднадоало уходить от них, заметать следы. Сейчас потолкуем! Он развернулся и, преодолевая сопротивление воды, прыгнул вперед. Левый взмыл на доннике вверх - черное брюхо проплыло над головой. Но Иван успел ухватить его за ногу, сдернуть с управляемой торпеды. Правого он осадил в лоб, сбил его хорошим прямым ударом. От тишины ломило в ушах, удары были беззвучны, движения замедленны. Сфероиды ушли далеко вперед и теперь возвращались к цели - к нему, они должны были пропороть его скафандр, убить его. Как бы не так. Иван выдрал из ила приземистую фигуру без плечей, заслонился ею... пузыри воздуха рванули вверх, разваливающийся скафандр стал похож на жалкие обломки скорлупы, выскользнула черная тень - маленькая, горбатая, уродливая. Этого не могло быть. Иван еде успел пригнуться - второй сфероид рассек кремниевостеклотановуго заглушку над виском, чудом броня уцелела. Тень! Иван бросился вслед... его остановили глаза обернувшейся горбатой фигурки - непостижимо-живой под чудовищным гнетом воды - глаза черные, прожигающие. Это были глаза Авварона Зурр-бан Турга... Сон! Проклятый сон! Он мучил его много ночей подряд, все всегда было по-разному, все менялось, но глаза оставались теми же, глазами колдуна-оборотня из Пристанища. Надо догнать... Иван рванулся вслед за тенью. И проснулся. Гуг Хлодрик стоял над ним и укоризненно улыбался. - Ты кричал во сне, Ваня. Вот я и пришел. Иван приподиялся в кресле, и оно тут же приняло новую форму, подлаживаясь под сидящего. Голова была ясной. Он спал ровно два часа - преступно долго. Времени оставалось в обрез. Но Иван не знал, что делать, с чего начать. Он действовал по четкому, продуманному плану - он тихо, осторожно внедрился на планету, преодолевая преграды, достиг ее дна. Он мог бы так же тихо и незаметно выдаться наружу. Но Гуг спутал ему все карты - вместо того, чтобы как положено добропорядочному каторжнику, махать своим виброкайлом под присмотром биоандроида-надзирателя, он устроил дикую бучу, перебаломутил половину Гиргеи, подставил себя, всю свою банду, сколоченную здесь же, подставил всех, в том числе и его, Ивана. Безумец! Воистину - Буйный! - Можешь не говорить, Ваня, я все понял, - пробасил Гуг Хлодрик ворчливо, - грех так глядеть на лучшего друга и старого собутыльника. Ты думаешь, я сам в петлю башку сунул? Как бы не так! Они меня вынудили, Ваня! - Вынудили?! - в голосе Ивана было столько сарказма, что Гуг побагровел. - Вот именно! - взревел он. - Я ушел из-под ножа. Ты ведь знаешь, до чего додумались эти падлы, эти гнусные подонки! Каторжан поступает все меньше, а рук не хватает. Наш брат недолговечен. Вот и смекай. Иван ничего не понял. Гуг нес какую-то ахинею. - Эти сволочи пересаживают наши мозги в своих многолапых киберов с повышенной устойчивостью. Ты понимаешь, Ванюша, что это? - Что? - спросил Иван, начиная потихоньку доходить до смысла сказанного. - Смертник мотает в этом аду срок два-три года, кому повезет, тот загинается за год! Я не хочу быть вечным смертником, Ваня! И никто не хочет! Я видал этих парней. Им не позавидуешь. Почему моя башка должна быть в двенадцатиногом крабе. Да, он лучше вкалывает, выдает больше ридориума! Да, он почти вечен, он будет колупать эту планетенку пока не проколупает насквозь. Но я, Ваня, не подписывался на вечную каторгу, понял?! - Все это не имеет никакого значения, - проговорил вдруг Иван обреченно и тихо. - Почему? - Гуг вытер со лба холодную испарину. - Вторжение может начаться со дня на день. Счет идет на часы! - Это клиника, Ваня! По тебе плачет сумасшедший дом. Но меня в него никто не пустят, понял? Меня даже не казнят за все грехи мои смертные! Меня впихнут в этого монстра... - Сколько у тебя человек? - оборвал Гуга Иван. - Тридцать семь здесь плюс два андроида и три киборга, да еще на Земле три сотни, - Гуг отвечал прилежно, как школьник на уроке, весь пыл его куда-то пропал сразу. - Они погибнут, Буйный! - тихо сказал Иван. - Ты что, не знал, с кем имеешь дело? Зачем ты впутал других... тридцать семь душ. - Тридцать семь каторжников-смертников, готовых идти грудью на таран, готовых сдохнуть, Ваня! Тут тебе не детский сад и не земная зона! Иван все не решался спросить о главном. Он поглядывал на крохотную сиреневую звездочку, украшавшую лоб Хлодрика, - шрам был почти незаметен. Еще три таких же должны были быть на затылке. Под черепную коробку каждого смертника вживляли четыре серебристых микрокапсулы - можно было бы обойтись и двумя, но на всякий случай приемодатчики дублировались. Каторжника могли убить мгновенно, одним сигналом, могли помучить, могли довести до исступления, умопомешательства - с непокорными не церемонились. - Почему они не вырубили вас? Гуг расхохотался, похлопывая себя обеими ручищами по огромному животу. Он был явно доволен вопросу. - Рубильник у них еще не вырос, Ваня! Шучу! - Гуг ударил кунаком в черную настенную панель. - Сейчас, Ваня, я тебя познакомлю с одним человечком. Ты только не упади в обморок. Пока он с нами, ни хрена не случится. Эти болваны додумались запихнуть в нашу зону мастерюгу, который ее работал. - Исключено! - отрезал Иван. - Ни один "мозг" не пропустит. - Нет, не здесь! Он писал программу на Земле, понимаешь. И он закладывал еще там всякие, знаешь, тупички и ходики, прямо говоря, не предусмотренные проектом. Он получил от Синдиката мешок денег. И еще мешок ему должны были дать потом. Но он сгорел, Ваня... Синдикат уже присылал сюда двоих - непостижимо, их трупы валяются в тупиках, их даже не ищут, про них даже не знают, Ваня! Вот он идет. Панель въехала в переборку, и в комнату через круглый лаз протиснулся кособокий, криворукий, весь какой-то перекореженный карлик в термопластиконовом ребристом гидрокостюме. - Он его никогда не снимает! - коротко бросил Гуг. И тут же махнул в сторону Ивана ручищей. - Гляди, - давний мой кореш, асс-звездопроходчик, сейчас такие повывелись. Ну чего притихли, знакомьтесь! Карлик протянул Ивану трехпалую уродливую руку, поморщился от осторожного пожатия, представился: - Цай ван Дау, потомок императорской фамилии в тридцать восьмом колене, имею честь! - Очень приятно, - ответил Иван машинально. Он не мог оторвать глаз от чудовищного лица карлика, едва достигавшего огромной бритой головой его груди. - Иван... - Мне о вас много рассказывал Гуг-Игунфельд. Вы мне представлялись значительно старше. И когда вы только успели покорить столько звездных миров? - карлик Цай ван Дау приветливо улыбнулся, отчего лицо его стало еще уродливее: ощерились мелкие острые зубы, выпученные, закрытые наполовину белесыми бельмами глаза подернулись кровью, в ноздрях - совершенно нечеловеческих, рваных, открытых - что-то затрепетало, из огромной гниющей раны на лбу вытекла капелька почти черной крови. Иван не мог понять - человек это или обитатель одной из населенных планет, прижившийся в земных колониях, пообтершийся, овладевший человечьей речью... и о какой-такой императорской фамилии он говорил? - Язык проглотил, Ваня? - Гуг обхватил обоих за плечи, улыбнулся. Ему явно хотелось разрядить обстановку. - Цай отличный малый! Он покруче нас с тобой! Я жалею, что не встретил его раньше, гиргейская каторга свела нас. Иван широко улыбнулся, заглянул в бельмастые глаза. Теперь он понял - карлик плод любви землянина и инопланетянки, или наоборот, в нем все действительно круто замешено. Но его лоб! С такой раной - и на ногах! - Что вы меня так разглядываете? - вежливо поинтересовался Цай ван Дау. - Думаете, я сбежал из тюремного лазарета? Ошибаетесь. Здесь таковых нет! - он провел трехпалой рукой по голому высокому лбу, запустил палец с черным ноготочком в кровоточащую рану. - Не заживает проклятая! Да вы не обращайте внимания. Гуг усадил обоих на огромный мягкий диван. - Ты знаешь, чего он учудил? Иван качнул головой. - У него был только старый, ржавый, кривой гвоздь. Но он, этот крутой малый, до которого нам, черт побери, никогда не дотянуть, две недели ковырял этим гвоздем свой лоб, дырявил черепную коробку. Ваня, он собственными руками, обливаясь кровью, выдрал из своего мозга приемодатчики! И пошел в центральную. Ты себе представляешь, чего он там натворил?! - Не надо об этом, - тихо попросил карлик Цай. - Надо! Мир должен знать своих героев. Он вырубил всю внешнюю связь, отрезал зону от других зон, ото всей Гиргеи. Не поверишь, Ваня, я не мог вырвать из этих ручек плазмомет! Еще немного и он погубил бы всех. Понимаешь, о чем я говорю? - Надо были оставить заложников, - предположил Иван. - Да! - обрадованно взревел Гуг, будто его уже вывезли с каторги. - Но он сделал самое главное и с самого начала - он вырубил эту дьявольскую штуковину, наши приемодатчики превратились в безобидные бусинки, а потом он подал на них сигнал дельта - саморазрушение, усек? Это была фантастическая операция! Через семь минут автоматика все восстановила - но мы были уже свободны, заложники в наших руках, андроиды-надсмотрщики перебиты, все оружие наше... и четыре трупа. - Трупы на моей совести. Гуг, успокойся, - прервал восторженный рассказ карлик Цай. - И хватит уже о прошлом. Если мы не уйдем в ближайшее время, мы не уйдем никогда. Иван стиснул голову руками. Ну почему он всегда попадает в идиотские переплеты?! Почему он вместо одного Гуга должен теперь вызволять тридцать семь каторжных рыл, не считая киборгов и андроидов! Все это нереально, глупо, немыслимо! Нет, надо начистоту! - Гуг я пришел за тобой! Понимаешь, за тобой одним! - начал он, - Я не смогу вытащить всех. За мной по пятам идут... - Я знаю! - Это не власти, Гуг. Это другие! - Плевать! Иван не стал вдаваться в подробности. Он приподнял рукав, отстегнул ремешок возвратника. - Возьми, - он протянул возвратник Гугу. - Через секунду ты будешь у старины Дила Бронкса, на станции Дубль-Биг-4. А я выберусь отсюда, можешь не сомневаться... если получится, - Иван снова заглянул в белесые глаза карлика Цая, - мы выберемся вместе. Но вытащить с каторги тридцать семь человек - это гиблое дело, Гуг! Я говорю прямо, ты меня знаешь! Гуг отвернулся, надул губы. - Убери свою игрушку, Ваня, - просипел он через плечо, - ты, небось, забыл, как мы вместе хаживали на Гадру и Урепаг, ты предлагаешь мне драпать отсюда, бросить всех корешей и отвалить?! Не обижай меня, Ваня. Карлик Цай встал с дивана, прихрамывая, на кривеньких тонких даже в ребристом гидрокостюме ножках подковылял к столу, отхлебнул из плоской бутылки фаргадонского рома. Опустился прямо на пол у выгнутой резной ножки, скрючился, сморщил уродливое лицо. И сказал: - Будем пробиваться. - Но как?! - Иван вскочил на ноги. - С уровня на уровень, с боями! Огнем дорогу проложим. Мы все равно смертники. Может, так умереть достойней! Будем идти открыто, кто выйдет, тот выйдет, кто нет - останется здесь! Ничего не изменится, Иван, ничего! Мы можем только выиграть, проиграть мы не можем. Гуг положил ему руку на плечо, ткнулся лбом в лоб. Он плакал - тихо, беззвучно, горько. - Уходи, Иван! Ты не имеешь права погибнуть с нами, - голос железного, неунывающего Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного дрожал, - мы все сдохнем тут! Но мы не пойдем в обход. Это уже решено, решено всеми, бесповоротно, Иван. Ты можешь считать нас злыми, жестокими, кровожадными, но мы будем идти по трупам, мы будем их жечь, резать, убивать. Заложников мы убьем последними. Если они дадут нам вырваться, мы отпустим этих ребят. - Глупо! Все это глупо, Гуг! - Иван задыхался от невозможности объяснить очевидное, объяснить то, что и без него прекрасно понимали. - Они будут вас держать под колпаком всегда и везде - на каждом уровне, на каждой зоне, на орбите, в созвездии, в галактике... рано или поздно они настигнут вас, обезоружат, а если заложники погибнут раньше, они просто уничтожат вас - понимаешь, уничтожат в любой точке Вселенной! И пусть твой друг Цай ван Дау знает все ходы и выходы, тупики и камеры - вы все равно везде будете под колпаком, везде на экране. Гуг вытер слезинку на небритой седой щеке. - Чего ты предлагаешь, сдаваться? - Ты должен уйти на станцию! Я выберусь отсюда, Гуг, я ведь не меченный, я смогу запутать следы, сам знаешь, через неделю, самое большее, две я буду у Бронкса. - А они?! Иван промолчал. Что он мог ответить. И так потеряно слишком много времени. В его голове один за другим рождались и тут же умирали ввиду явной невыполнимости десятки планов. Все бесполезно. Каждый знал прекрасно - с Гиргеи выхода нет. Они все погибнут. Они и хотят погибнуть - красиво, с помпой, с треском и пальбой, с шумом, погибнуть, стоя на ногах, а не на коленях. Но все проклятье в том, что ему - да, ему! - никак нельзя погибнуть. И ему нельзя бросить друга. Это еще хуже, чем погибнуть. - Гуг, у меня твое колдовское яйцо-превращатель... - Не поможет. Я уже думал о нем. Ничего не поможет, Ваня. Ты зря тащил сюда мою торбу - эти штучки хороши на Земле, здесь от них мало толку. - Поглядим еще, - двусмысленно проговорил Иван. И добавил бодрее: - Вот что, Гуг, я пойду с вами! - Ой, Ваня, подумай, семь раз отмерь! - Я иду с вами! Гуг обнял его и тихо засмеялся, его трясло мелко, неостановимо - это была явная истерика. - Ну, ну, успокойся, - приговаривал Иван. - Ты вот чего, дружище, познакомил бы меня со своими ребятками, вместе на дело пойдем, надо всех в лица знать. - Это можно, - согласился Гуг. Через десять минут в его комнате-камере собралось двадцать восемь отпетых головорезов, с которыми Иван в иной обстановке не пожелал бы встречаться - на Гиргее не держали пай-мальчиков. - Остальные на постах, так, на всякий случай, - пояснил Гуг. - Я не доверяю автоматике! Карлик Цай ван Дау криво улыбнулся, кровь струйкой полилась со лба в бельмастый глаз. Отпрыск императорской фамилии был бледен и хмур. Гуг представлял одного за другим: - Коротышка Ку, насильник и убийца, пять лет на зоне, старожил. Барон - этот парится за босса, в Синдикате так принято, Ваня. Белый Фриц - мочил только легавых, псих, по нему дурдом плачет, взяли на Октаподе, здесь полгода. Кипа Дерьмо - отчаянный малый, темнила, двоих кончил уже на каторге... Иван смотрел на эти измученные и одновременно сияющие рожы и думал - торчать бы вам, ребятки, здесь за грехи ваши, ну вот вырветесь на свет Божий, а дальше что? Снова убивать, расиловать? что ты будешь делать на Земле, а, Кипа Дерьмо? а ты, Бон Наркота, колоться? глотать колеса? резать всех подвернувшихся под руку?! - Народ надежный, проверенный - с такими парнями можно идти на край света, - нахваливал головорезов Гуг Хлодрик, - вот, гляди, рекомендую - ветеран тридцатилетней аранайской войны Иннокентий Булыгин, в поосторечии Кеша Мочила, твой землячок, промежду прочим. Седой изможденный мужик с впалыми щеками и изломанным носом протянул Ивану костлявую руку с десятком тусклых металлических колец на пальцах. - Полегче, приятель! - вскрикнул Иван. Он не ожидал этой нечеловеческой хватки, аж кости захрустели. - Пардону просим, - тихо сказал мужик - нагловато, совсем без вины в голосе, - протез разладился, старый он, разболтанный, менять пора да сперва отсюда бы слинять. Слыхал, ты с нами пойдешь? Иван криво усмехнулся, поглядел в серые выцветшие глаза каторжника - куда только не забросит судьба-злодейка русского скитальца-горемыку! Сколько их таких, рассеянных по Вселенной, по крохотным миркам, падающим в бездонную черную пропасть Пространства! - Пойду, коли не искалечат до поры до времени. - Своих не калечим, - серьезно ответил мужик и добавил сурово: - Ты вот чего, держись ко мне ближе, авось не сразу пришибут, понял? - Он дело говорит, Иван, - подтвердил Гуг. - Кремень мужик! У Ивана уже голова кружилась от всех эти "кремней". Цепкая память намертво впечатала в мозг каждое лицо, каждую фигуру, каждую кличку - больше ничего не надо, хватит. Пора! - Гуг, - сказал Иван, придержав приятеля за локоть, - мне надо с тобой поговорить с глазу на глаз. Потом, видно, не придется. - Понял. Через три минуты они остались одни в этой мрачной и респектабельной камере. Одни в ловушке для обреченных, на глубине восьмидесяти километров, под свинцовой толщей ядовитой жижи, в изрезанной подводными ходами и туннелями проклятой Гиргее. - Неплохо устроился, - сказал Иван. - Не для нас хоромы строили, Ванюша! Камера и впрямь была просторной, добротно обставленной - мебель последнего поколения с психодатчиками, и тут же старинная резьба по натуральному дереву. Откуда на Гиргее натуральное земное дерево? Витражи, застекленные подки, аквариумы в стенах... Иван вздрогнул. Показалось - вот-вот высверкнут из водной черной толщи злобные кровавые глаза. Он давно здесь, но еще не видал ни одной гиргейской клыкастой рыбины. Наверное, всех повывезли любители. - Слушай, Гуг... - начал было Иван. Но Буйный прервал его, потряс рукой перед самым носом. - Нет, Ваня, это ты меня послушай немножко, а потом я тебя. Есть и еще одна причина, по которой мне бежать нельзя! - Он подошел к стеллажу с огромными фолиантами, сдвинул его, почти без напряжения, нажал на кнопку. - Ливочка, ты меня слышишь? - Я давно вас подслушиваю, - прозвучал невесть откуда томный и капризный женский голос, - ну и скушный же вы народ, мужчины, все о делах да о делах, фу! - Мы зайдем к тебе с Ванечкой, ладно? - спросил Гуг вкрадчиво. - Нет уж, лучше я к вам! - Голос был низкий, бархатистый. И сразу же за стеллажом открылась дверца. И из полумрака высунулась наружу женская нога - стройная, темная, в белом сапожке с золотой пряжечкой. Негритянка. Нет, мулатка. Иван не ожидал увидеть здесь женщину. Не место женщинам на подводной каторге, за тысячу световых лет от Земли. Но мулатка была живой, настоящей и необыкновенно красивой. Таких синих глаз просто не могло быть в природе. Иван залюбовался... и забыл поклониться. - Ты его заколдовала, Ливочка. - Да? А я подумала, он немой. - Вы столь прекрасны, что любые слова излишни. Позвольте? - Иван приподнял невесомую узкую кисть и коснулся губами темной кожи. - Лива отсидела три года, - пояснил Гуг, прижимая красавицу к своему необъятному животу, поигрывая с длинным сиреневым локоном, который будто бы случайно выбился из тщательно уложенной пышной прически. Пухленькие губки, вздернутый носик и безумная синева глаз - ангел во плоти. Нежной кошечкой мулатка льнула к великану Гугу, не стесняясь Ивана. Очаровательница, да и только. - Она в своем притоне на Двадцать первой авеню одним дождливым вечерком решила свести счеты с прежним любовником. А тот, понимаешь, пришел с пятью фараонами. Пришлось замочить всех шестерых. Две недели она пилила их на куски и скармливала дворовым псам. А на третью соседушка настучала. Ваня, ее приехал брать целый взвод пурпурных касок - с пушками и лучеметами, в бронежилетах, с гранатами и прочей мурой. А она лежала на своем плюшевом диванчике, свернувшись калачиком. И жевала изюм. Дите! Ваня, разве можно эдакое дите совать в каторгу, на зону?! Гуг нежно поцеловал мулатку в мочку уха. Она ответила страстным горячим поцелуем, прижалась еще сильнее. - Ну как ее оставишь? - вопросил Гуг извиняющимся тоном. У меня было много женщин, ты знаешь. Но я только думал, что я их любил, нет, Ваня, я, старый трухлявый пень, влюбился в эту девочку и понял, что ничего прежде и не было! У меня нехорошие предчувствия, Ваня, так бывает перед концом, я знаю... - Типун тебе на язык! - мулатка шлепнула Гуга по толстым синюшным губам. И тут же снова прижалась к животу, мурлыча и потираясь бедром о ногу великана. - Дай Бог вам счастья! Иван становился все мрачнее. Надо было действовать сразу, не разбираясь ни в чем, теперь он все больше и глубже влезает в нечто неуловимо-иллюзорное, опутывающее по рукам и ногам. Чувства-с! Каприз! Прочь! Немедленно прочь! Нельзя идти на дела и распускать нюни! Он уговаривал сам себя, но ничего не мог поделать. - Ладно, Ливочка иди! А то мы все сейчас расплачемся здесь, хором, - Гуг чмокнул мулатку в щеку, подпихнул ее рукой под круглую попку к дверце. Но красавица вырвалась. Уселась в кресло, закинула ногу на ногу. - Нетушки! - заявила она совсем томно. - Я должна знать, что вы замышляете. Я еще подумаю, может, пойду да и сдамся вертухаям. Простят! Я еще года три протяну здесь, они меня не шибко давят. Три года - целая вечность! Иван ухватился за соломинку. Он встал перед красавицей на колени будто в шутку, но вместе с тем и всерьез, снова коснулся ее руки - той самой ручки, что отправила в мирой иной шесть черных душ, а потом день за днем пилила оставленные душами в ее хибаре тела. Нет, Гуг или врал, или это и впрямь необыкновенная женщина. Надо заставить ее, упросить, убедить. - Вам надо идти к ним, - начал он с горячностью, - надо! Они все вам простят. Нельзя губить такую красоту и так-то молодость! Через год-другой вас переведут на мягкую зону, вы все позабудете, время вдет, законы меняются, вас выпустят, обязательно выпустят, вы заживете новой жизнью, на Земле рай, вас ждут в этом раю, надо только сделать первый шаг, маленький шажочек! Она резко отпихнула его руку. Пнула белым сапожком в грудь - Иван качнулся назад, но не встал с колен. - Мент! - она чуть ли не визжала. - Поганый мент! Ты чего сюда пришел, а?! Ты пришел, чтобы оставить Гуга одного, чтобы взять его, да?! Гуг! Это стукач, они подослали его специально, они подсадили его к нам! Гуг обхватил красавицу руками сзади, из-за кресла, прижал свою стриженную седую голову к ее точеному виску. Гуг был мрачен. - Нет, Ливочка, он не стукач. Он просто дурак! Он не знает, что такое любовь. Ты уж прости его, несчастного. Иван встал. Плюхнулся на диван. - Ну, как знаешь! Гуг перебрался к основанию кресла, обнял рукой шоколадные ноги, привалился щекой к колену - округлому и гладкому. Вид у него стал умиротворенным и счастливым - хоть немного счастья, но оно ведь есть пока, зачем думать о том, что будет завтра, через час, через два?! - Ты хочешь меня спросить, Иван. Давай! - Да, я давно хотел тебя спросить. Гуг. Все откладывал, как-то неловко было, неудобно. А теперь понял - скоро нам всем конец, так и не узнаю... Короче, как ты вляпался во все это дерьмо?! Ведь ты был десантником экстра-класса?! Чего тебя дернуло связаться с ворами и бандитами. Не понимаю, Гуг, не понимаю! Здесь есть хоть какая-то логика? Или ты просто спился, опустился, дошел... нет, все не то, ерунда какая-то! Я все время думаю - почему наши лучшие парни или спиваются или гибнут. Ну почему? Мулатка прикрыла глаза. Но она не спала, слушала. - Эх, Ваня. Бередишь ты мне старые раны! - Гуг покраснел, кровь прилила к голове, видно, и впрямь ему было нелгко вспоминать прежнее. - Ладно, слушай. И ты, детка, тоже послушай, наука будет. Столько лет прошло. А ведь ты, Ванюша, совсем от Земли оторвался, давно не был на ней. Хотя вы там, в России, все малость трахнутые и оторванные, идеалисты вы, все Бога ищете. Нету Бога, Ваня, нету! Мы с тобой последний раз вместе на Сельме были, так? Иван кивнул. Целая эпоха прошла-прокатилась с тех пор. - А на Параданге меня подставили, Ванюша. Да так подставили, что лучше б в петлю сразу. Нас бросили на прорыв - восемнадцать лбов, я главный. Атака с ходу, десант с боем - ты знаешь, что это такое. Приказ - взять заставу, разнести форпост в пыль. Тройная защита, уровень ваш, вооружение наше - сказали, дескать, десять лет им поставляли, обучали персонал, а они, дескать, всех вырезали, две колонии выбили - отдыхающих с Земли, детишек да старичков с бабусями... И еще приказ - заглушки по всей форме, никакой связи, будут давать слуховую дезу, сбивать с толку. Ну, ты меня знаешь, приказ есть, надо работу работать. Перед стартом у Билла Аскина сидел - пригласил, по душам толковали, всех знакомых-друзей перебрали, тебя тоже, Ванюша, слезу пускали, подпили малость, по плечам друг дружку хлопали, кореша! кровные братки! Ты, Ваня, представляешь, как он меня подставил! Я ведь всегда как думал - Космофлот, Два Океана - оба вместе, сам знаешь. Отряд Дальнего Поиска, гранит, мрамор, водой не разольешь, я ведь, Ваня, розовым был и зеленым, хотя и через сто смертей прошел. Короче, броней прикрылись, пушки выставили - и прямо из туннеля вниз, на планету, на Параданг трижды проклятый. В тишине идем, только друг друга слышим. Нас уж тыщу раз засечь должны были, угостить. А ни хрена нету! Хитрят, думаю. Ваня, ты меня сейчас пошлешь к дьяволу и никогда руки не подать, а может и прибьешь здесь прямо? Бей, Ваня, я и прикрываться не стану, меня давно прибить пора. Иван поморщился. - Кончай юродствовать. Гуг. Я ни черта еще не понял, а ты уже предлагаешь тебя прибить. Хорош гусь - приперся ва эту поганую каторгу за тридевять миров и пространств, что прибить каторжника Гуга-Игунфельда? - Ладно, потом сам решишь, - Гуг говорил быстро, нервно, его трясло от страшных воспоминаний. - Ваня, я вышиб заглушку и чуть не оглох. Какой-то тип орал мне прямо в уши по прямой связи голосом Кира Смирнова, ты ведь помнишь его?! Еще бы не помнить, Кир дважды выручал Ивана - вытаскивал изтральгарского болотного ада, отбивал от тупых зарогов-черепогрызов. Кир был славным парнем... Был? Иван поймал себя на неожиданной мысли. - Кого ты еще слышал? - спросил он, резко подавшись вперед. - Погоди! - Гуг отмахнулся. - Он орал: "Гуг! старина! ты ослеп, что ли?! или это твои новые фокусы?! Гуг! мы ждем тебя в гости! но ты же сейчас протаранишь нашу старушку! Стой, Гуг-Игуйфельд Хлодрик!" Деза! Я сразу просек, что это деза, что зеленорожие убийцы давят мне на психику, дурят! Они орали беспередыху, все! И Кир, и Чарли Сай, и Пер Винсент, и братья Поиски на три голоса, и Ева Хитроу, рыжая Ева... Они орали, молили, просили, а мы били - залп за залпом, шестнадцать десантных боевых шлюпов, двойной боезаряд. Это была преисподняя! Они стонали, плакали, выли.. но они не выпустили ни одной ракеты, только защита, только поля. Мы пробили все, Ваня, мы все уничтожили там... Я верил, что крушу базу сволочей. Я сам вопил: "Вот вам за бабушек! вот вам за деток! вот вам за старичков несчастных! твари! убийцы! зуб за зуб! око за око! аз отмщение - и аз воздам!!!" Приказ был после операции сразу сниматься - штурм прошел, придут ребятки, наше дело отдыхать. Но я нарушил приказ, какой-то черт дернул меня, Ваня.. Я спустился на заставу. Она была разбита вдребезги. В центральном бункере в месиве из костей, мяса, крови лежали герметические феррологовые очки Кира Смирнова, понимаешь, они оказались прочнее его самого, прочнее всех, ты ведь помнишь, он их никогда не снимал - после Гуганга, после операции на глазах, он без них не мог. У меня ноги подогнулись, Ваня я упал на пол. Я не мог встать. - Ты ошибся. Гуг! - Нет, я не ошибся. Они все погибли в этом бункере. Это я их убил. Я один - парни из моей команды ничего не знали, а я слышал! Я проверял потом - их имена никогда и нигде не упоминали, на них наложили табу, их забыли, будто их не было. Я выполнил приказ. Ивана тоже начинало трясти. Гуг рассказывал невозможные вещи. Так не шутят, так не врут. Но верить было нельзя. Билл Аскин не мог отдать приказа уничтожить своих... но ведь он и не отдавал приказа уничтожать своих. Бред! Просто Гуг допился, ему это все примерещилось в пьяном бреду. - Что было дальше? Мулатка сидела ни жива ни мертва, белыми пальцами она вцепилась в Гугово плечо, по нежному личику пробегал нервный тик. - Эх, что было, Ваня. Это длинная история, - Гуг вздохнул, - говорил, лучше прибей меня, гада ползучего, сразу! Я пошел к Биллу... если б ты видел, как он обрадовался моему приходу, как он разулыбался - рот до ушей! - А ты? - А я врезал ему в морду - он чуть не пробил башкой стену. А потом, пока он еще не прочухался, я взял его за ноги, Ваня, и разодрал на две половины. Пришлось уложить трех его секретарей - не знаю, может, и неповинны ни в чем, подвернулись под руку. А потом я пошел к штабным... - Бокс 14-14X? - Он самый. Я точно знал, что именно эти парнишечки разрабатывали операцию. Не буду описывать, как я их молотил - такие суки не должны жить, Ваня. И они не живут... - Гуг выдохся, голова его опустилась на грудь, нижняя губа отвисла. - На глотни, милый! - мулатка поднесла к самому рту Хлодрика бутылочку с фаргадонским ромом. - Нет, не хочу! Гуг глухо, беззвучно рыдал, спина его сотрясалась огромным живым айсбергом. - Это все ошибка, - сказал Иван. Он не мог поверить рассказу. С какой стати штабным уничтожать Парадангский форпост, своих же ребят? Гуг просто спятил. Возможно, прямо сейчас, на каторге немудрено спятить. Иван знал Билла Аскина как отличного парня, своего брата-десантника, прыгнувшего с годами чуть повыше в мягонькое креслице. Нет, не могло быть такого. - Это все правда, Ваня, - пробурчал Гуг, словно угадав мысли. - Ты много не знаешь. Я тоже много не знал, пока не попал в Синдикат. - Ты - в Синдикат? - удивился Иван. - Да, я два года варился в этой каше, ни хрена не понимая, но работая на них. Они уже давно почти всюду пробрались, везде их щупальца. Я даже не знаю, сколько их - Синдикат настоящий, основной, и Синдикат левый, Новый Порядок, Строители Храма, Восьмое Небо, Черное... - Что - черное? - встрепенулся Иван. - Нет, я ничего не говорил, это слухи. Их не так уж и много, но они все время делят мир. Наверху эти горлапаны из правительства, парламентов, выборные всякие, министры хреновы и прочая мишура, марионетки на ниточках, а внизу, в темноте они - подлинные хозяева мира. Они все время что-то делят, Ваня. Они не поделили Параданг, а потом поделили, а я им помог, понимаешь? - С трудом, - Иван слыхал, что где-то вдет какая-то закулисная возня, грязная, подлая, гнусная. Но ему некогда было заниматься всякой ерундой, у него всегда было настоящее дело, по крайней мере, он сам так всегда считал. - Как тебе удалось уйти из Штаба? - Это они меня вытащили. У них везде свои люди. Синдикат сводил счеты с Восьмым Небом, понимаешь. И они решили, что крутой парень Гуг Хлодрик им не помешает. Грязь, Ваня, гнусь, мерзость. Сколько планет мы с тобой геизировали, вспомнишь? - Двадцать девять - ответил Иван, - это с тобой. Но ты и без меня работал. А я - без тебя. - Двадцать девять миров, Ваня! - Гуг схватился за голову. - Семнадцать населенных. Ты знаешь, что теперь на четырех из них? Иван скрестил руки на груди. - Что на них может быть? Базы. Дома отдыха. Охотничьи зоны. Заводишки и комбинатики... много чего. - Вот ты и дурак, самый настоящий, Ваня! Розовый ты карась-идеалист, а не десантник-смертник. На четырех планетах сейчас каторги похлеще гиргейской. Только парятся на них не зэки с Земли, а местная, туземная братия. Черный Шар забетонировали полностью, выхода наверх местным нет, они горбятся на подземных фабриках, гнут спину на Синдикат. - Врешь! - Нет, Ваня, не вру. Синдикат взял Черный Шар в аренду на девятьсот девяносто девять лет, вместе со всем, что там есть, вместе с сорока семью миллиардами туземцев. На Шаре сутки - тридцать два часа, а рабочий день - двадцать шесть. Из этих бедолаг выжимают все, они лепят процессоры с утра до ночи и с ночи до утра, они даже не знают, что они делают, для чего, их просто выдрессировали, обучили... - и все с нашей легкой руки, Ваня! - Неправда! В голове у Ивана помутилось от слов Гуга, он не хотел верить, не хотел! Великая Россия контролирует населенные миры, она бы никогда не допустила... - Это рабство. Настоящее рабство. Но бывает хуже, Ваня, Илонян и огазейцев продают с их геизированных планет по всей Вселенной, всем, кто хочет получить дармовые рабочие руки или наложниц. И Сообщество знает об этом, несчастные проходят по статье "псевдоразумные тягловые животные", понял?! А мы-то с тобой старались, несли свет бедным аборигенам, пребывающим во мраке и сырости родных планетенок! - Ложь! В мозгу у Ивана вдруг пронеслось полузабытое: "Человеку нечего делать в Пространстве, его дом - Земля, на Земле и искать он себе должен применение, ищущий чуждого несет зло всем..." Отец Алексий умер, а вот голос его жил, звучал в ушах. Иван покачал головой. Не время, сейчас не время погружаться во все эти дрязги. Он встал, подошел ближе к черному, пустому и безжизненному аквариуму. Провел рукой по холодному стеклу. - Гуг, - спросил он неожиданно, - а твой Цай хорошо знает дорогу наверх? - Если он не знает, значит, никто не знает, - философически изрек Гуг. Два красных глаза мигнули ив глубин, вперились в раскрытую душу, обожгли. Иван вздрогнул, прильнул к стеклу - ничего за ним не было. Пустота холод, мрак. - Мне надо поговорить с тобой, давай выйдем. Мулатка вскочила на ноги. Вспыхнула. - Я и сама могу уйти. Прощайте, грубые и глупые мужланы! - Ой-ей-ей! - пропел тонюсенько Гуг. - Простите меня, - бросил Иван вдогонку красавице Ливе, ускользавшей в дверцу, - но дело есть дело. - Он был сух и скуп. Не до деликатностей. Ближайшие три-че" тыре часа решат все. - Гуг! - Чего? - Узнаешь? - Иван держал у горла серенькое гладенькое яичко. - И не надоело тебе играться? - рассердился Гуг. - Надо проверить! Иван нажимал все сильнее и на глазах терял свою стройность, жирел, расплывался, рос. Он превращался в Туга-Игунфельда Хлодрика Буйного - в его абсолютную копию, а точнее, в него самого, раздвоенного сказочным образом. - Погляди на меня! - Грех смеяться над старыми больными людьми! - Гуг подошел и ударил здоровой ногой по протезу своего двойника. Иван чуть не упал. - Ну и шутки у тебя! - Привыкай! Я ведь привык. А вообще, Ваня, зря ты меня не прибил, - Гуг смотрел на самого себя с презрением и враждой. - Успеется еще. Я оставлю за собой это право, согласен? - Согласен. Прибьешь, когда все до конца поймешь! Гуг повернулся к нему спиной, уперся ручищами в резную столешницу массивного деревянного письменного стола, совсем неуместного на глубине восемьдесят километров. - Обязательно прибью. Иван быстро вытащил из-под мышки возвратник, накинул его на предплечье Гуга Хлодрика, с силой сдавил контактные пластины. Прежде, чем раздался полуслышный щелчок, Иван сказал: - Привет Бронксу! Гуг обернулся разинул рот... и пропал. В эту минуту, с разинутым ртом и выпученными глазами он уже стоял на борту Дубль-Бига-4, в приемной камере, обшитой мягкой оленьей кожей вперемешку с пластинами угазавра с планеты У. x x x Лива не выдержала и получаса. Когда она вошла, Иван, он же Гуг Хлодрик Буйный, главарь гиргейской освобожденной банды, сидел в мягком черном кресле, забросив голову на спинку. - А где это фраер, где твой карась? - спросила мулатка томно на немецком. - Сбежал? - Я его отпустил, Ливочка, - произнес Иван, гуговым голосом, - он нам только помехой будет, все испортит, да забудь ты про него. - А то, что ты лепил давеча - неужто правда? - Туфта, Ливочка, туфта. Психа из себя давил, понимаешь? Ну ты иди, ладненько? Чертовски устал, буду спать тут, на диванчике, иди, лапушка. - Фу-у! Как был ты мужланом, так и остался им. И за что таких любят! Ивану не пришлось спать в эту ночь. В теле Гуга Хлодрика он почувствовал себя неважно - погрузневшим, постаревшим, необычайно могучим, но вместе с тем неповоротливым. Досаждала искусственная нога - будь прокляты звероноиды, отгрызшие живую Гугову ногу! Причина его бессоницы была, конечно, иной. Иван напряженно продумывал все ходы - шансов на успех прорыва не было. Сейчас они находились самое меньшее в трех кольцах блокады. Как только они начнут дергаться, их обложат еще сильнее - обложат, а потом начнут сжимать кольца. Щадить не будут, каторжников-смертников не щадят. Могут и заложниками пожертвовать... Кстати, о заложниках. Иван-Гуг подошел к черной панели. Постучал. Карлик Цай тоже не спал. На порожке отпрыск инопланетной императорской фамилии замер и пристально установился на Ивана-Гуга - даже белесые бельма вдруг прояснились, высветились. Неужели догадался? - подумал Иван. Любое недоразумение сейчас могло испортить все дело. Нет! Карлик прошел к столу, выложил на него лист белого объемного пластикона. И языком жестов показал - прослушивают. Иван-Гуг подошел ближе. И подумал - их наверняка не только прослушивают, но и просматривают, уровневая камера не могла не находиться под видеоконтролем. "Видеосистемы уничтожены, - языком жестов, безмолвно сказал Цай ван Дау, - я все проверил!" Пластиконовая объемная карта напомнила Ивану чтото, но что именно он так и не вспомнил, не смог. Это была даже не карта, а скорее схема - переплетения лабиринтов, камеры, ходы, тахты, стволы: заполненные ядовитой водой были окрашены в голубой цвет, жилые, с воздуходувами - в розовый, последних было меньше, намного меньше. Но было еще семь извивистых черных ниточек, уходивших за пределы карты. Иван сразу понял, что это такое. "Да! - подтвердил карлик Цай, он будто мысли читал, - это те самые ходы и тупики Синдиката. О них охрана не знает, их,