мусор, грязь, мыши. В двух других по кучам тряпья ползали дебильные, уродливые дети с огромными лбами, слюнявыми губами и бессмысленными глазенками. - Пошли выше! На восьмом и девятом они тоже ничего не нашли. Зато на десятом дверь была отперта. А за ней два какихто жирных мужлана тискали смазливую кудрявую бабенку лет пятидесяти. Бабенка хихикала и закатывала глаза, высоко задирала голые ноги. Квартира была обставлена и не совсем бедна, по углам стояли цветастые коробки с разнообразной дешевой едой и дешевым пойлом, коробки были разукрашены донельзя, как и все дешевое и некачественное. Мужланы на вошедших внимания не обратили, а сама бабенка махнула рукой. - Афродита! - с ходу крикнул Крузя. Мужланы обернулись, но не привстали с широченной кровати, на которой и происходило дело. - Чего надо? - сипло спросила бабенка. - Нам нужен Хук Образина! - мягко ответил Дил. Один из мужланов встал, поддернул черные широкие штаны и двинулся к вошедшим вихляющей походкой. - Образина должен мне три монеты, - гнусаво протянул он, глядя изподлобья взглядом приценивающегося к жертве жулика. - Не болтай! - взвизгнула бабенка. - Я просто вышвырнула его вон. Этот подонок пропил все мое белье! За одну неделю! Это же с ума сойти! - И все-таки он должен мне три монеты! - настаивал на своем жуликоватый мужлан. - Покажи, где он - и получишь три монеты, - сказал Дил Бронкс. Он отдал бы и четыре, лишь бы побыстрее уйти отсюда. - Деньги вперед! - потребовал мужлан. - Не доверяешь? - тихо просипел Арман-Крузя. - Не доверяю, - так же тихо ответил мужлан. - Ну так я тебе тоже не доверяю! - Крузя саданул мужлана в челюсть, не дал ему упасть, подхватил за ворот грубой толстенной рубахи. - Покажешь - получишь монету. Не покажешь - убью! Мужлан покорно кивнул. - Все понял, - процедил он и улыбнулся заискивающе. Его приятель и сама полуголая Афродита так и лежали на постели, вытаращив глаза и разинув рты. - Надо с ней поговорить, расспросить, - предложил Дил. - Не хрена с ней разговаривать, - грубо отклонил его предложение Арман. И рявкнул в сторону мужлана: - Куда?! - Вниз, - проблеял тот совсем не своим давешним голосом. - До встречи! - бросил через плечо Арман. И они пошли вниз по грязной, зловонной лестнице. Это было невозможно, это было чудом, если мужлан не врал. А может, и не чудом - куда ж еще деваться бедному, бесприютному Хуку. Они вышли, обогнули дом слева, попали в совершенно жуткий, заваленный помоями до четвертого этажа двор, с трудом протиснулись в какую-то щель между мусорными ржавыми баками. - Вот он, - снова проблеял мужлан, протянул потную розовую ладошку, - Деньги давай! - Получай! - Крузя развернул мужлана, дал хорошего пинка, так что незадачливый вымогатель полетел в слизь и мерзость, на миг затих, а потом опрометью бросился наутек. В дальнем баке, в темноте, на куче сгнившей, парящей гадости лежал сам Хук Образина, выпускник Школы космодесантников, боец-смертник, прошедший сотни жутких планет, весельчак и красавчик в свои молодые годы, любимец всей космической шатии-братии. Был он страшен. У Дила даже руки задрожали. Не приведи Господь увидать в таком виде того, кого знал иным - сильным, здоровым, отважным до бесшабашности, везучим. Это судьба! - молнией вновь пронеслось в мозгу у Дила Бронкса. - Это судьба всех десантников и космос пецназовцев: или смерть, или безумие, или... это! Хук был гол по пояс, на изможденном, костлявом до невозможности скрюченном теле синели, багровели, зеленели кровоподтеки, ссадины, синяки, рубцы. Видно, его долго били, зверски, беспощадно, били то ли за монеты, то ли за украденное белье. На Хуке не было ни единого живого места. - Они его накачали и изуродовали, сволочи! - процедил Крузя. - Вот скоты! За эти поганые тряпки! Им плевать, что он больной, что он дошел до точки, плевать! Дил Бронкс осторожно положил свою черную огромную лапу в перстнях на изможденное бледное плечо встряхнул тихонько Хука. Тот дернулся и застонал, он был жив. - Погоди малость! - Дил быстро отстегнул наручный клапан комбинезона, выдавил из медфутляра шприц-инфокатор, прижал его плоским раструбом к голой холодной спине Хука, надавил, прямо под лопатку. Хук снова застонал. Дил отбросил шприц. Вынул второй, третий... потом сорвал с шеи ленту анализатора, прилепил под кадыком. Больше он сделать ничего не мог. Нет... он сорвал с пояса крохотную фляжку с настоем круа-гоня, целебной травы с Сельмы, влил в рот Хуку. Дал немного отдышаться, потом подхватил тело на руки. - К боту! Быстрее к боту! - бормотал он под нос, будто сам себя уговаривая. - Я следом! - крикнул в спину Арман-Жофруа. Он не хотел просто так покидать это место. Где-то вдалеке остервенело залаяла осипшая и явно больная собака. На этот лай отозвались псы всей округи. Под хохот двух голых проституток из кучи отбросов выползла пьяная трясущаяся старуха в черных мокрых лохмотьях. - Куда, старая карга! - завизжала одна из девиц, с окровавленным грязным бинтом на шее. И бросила в старуху огрызок яблока. - Вали назад, сука! Не порти вида, мать твою! Старуха послушно уползла в свою нору. Но собаки все лаяли. Одна выла протяжно и предсмертно. Арман бросил взгляд на проституток - и кого это они тут ловят? Неужто и здесь еще есть мужчины?! Он пытался сдержаться. Но не получилось. Сатанинский вой добил его. - Будьте вы все прокляты! - процедил он сквозь зубы. И бегом взбежал на десятый этаж. Дверь на этот раз была заперта. Крузя не стал церемониться - вышиб ее со второго удара, был еще порох в его пороховницах. - Куда-а-а?! - завизжала оглушительным визгом вскочившая с постели Афродита. Сейчас она как никогда оправдывала свое прозвище - с губ на подбородок текла желтая, крупная пена. При первых же воплях пена полетела по сторонам. - Куда-а, га-ад?! Слева мелькнула тень. Но Крузя успел вышибить дешевенький старый парализатор из руки тщедушного лысого негра лет двадцати пяти - не все навыки Крузя порастратил на космическом заправщике. Доходяга рухнул мешком. А оба мужлана забились в угол, бросив свою пассию и загораживаясь драными пластиковыми стульями. - Уматывай, тварь! Мент поганый! Падла! Сучара-аа!!! - визжала разъяренная, припадочная Афродита и исходила уже хлопьями пены. Но остановить Крузю теперь было нельзя. Он ненавидел их. Перед взором его стояло истерзанное тело Хука Образины. Он шел прямо на мужланов, шел медленно, тяжело. - Не на-адо-о! - завизжал тот, первый. Больше он не успел выкрикнуть ничего. Арман-Жофруа дер Крузербильд Дзухмантовский, десантник с двадцатилетним стажем, вышиб орущему передние зубы, бросил его под ноги и ударом каблука переломил хребет. Второму мужлану Крузя свернул шею набок и оттолкнул обмякшее тело. С этими так, иначе нельзя, только так! Афродита заходилась в бешенном визге, она впала в полубезумное состояние, на эту осатаневшую бабу невозможно было глядеть. Но и ее надо наказать. Ее в первую очередь! - Ты зря кричишь, - очень спокойно сказал Крузя, - напрасно. Он с силой вырвал у нее из-под ног грязную, засаленную простыню, разорвал по всей длине, свил жгут метра в два. Афродита побледнела. И вдруг перестала визжать. Она с ужасом поглядела на мертвые, неестественно выгнувшиеся тела. Потом перевела взгляд на незваного гостя. - Ну вот, ты все поняла, - произнес тот, завязывая тугой узел на петле и продергивая в нее конец жгута. - Иди сюда! Иди сама, паскуда. Я не хочу, чтобы ты гнила в своей берлоге. Пускай на тебя посмотрят... посмотрят такие же как и ты - и может, тогда они догадаются, что за все надо платить! Он подошел к подоконнику, ударом ноги вышиб наружу грязную полуистлевшую раму, заколоченную картоном. Привязал свободный конец жгута к батарее под окном. - Иди сюда! - Нет, - Афродита была зеленее травы. Нижняя челюсть у нее отвисла. Никакой пены больше не выбивалось из ее гнилозубого рта, зато текла слюна, текла тоненькой желтой струйкой. - Нет, я не хочу! - Иди! Арман умел приказывать. И тон его был беспощаден. - Нет! Афродита, словно мышь, завороженная удавом пошла к окну, шаги ее были неуклюжи и тяжелы. А в глазах уже стояла пустота. Она поняла - этот не простит, молить, стенать, биться в истерике бесполезно. Он может дать ей лишь одно - легкую смерть. А может и убивать долго и страшно. - Быстрей! Она приблизилась вплотную. И от нее уже веяло потусторонним холодком. В лице не было жизни. - Надевай! - Арман сунул ей в руки петлю. - Не заставляй меня ждать! Афродита, неумело, тыча пальцами в лицо, будто слепая, набросила себе петлю на шею, затянула ее. И встала на подоконник. - Прыгай! Команда запоздала - мгновением раньше Афродита сама сделала маленький шажок вперед. И пропала. Жгут резко натянулся, затрещал. Крузя посмотрел на узел у батареи - крепкий, выдержит. Эта стерва долго будет висеть, здесь давно не работает похоронная команда, здесь почти двадцать лет не убирают трупы умерших. Две голые проститутки стояли на том же месте, что и прежде. Завидев Армана, они начали трясти своими прелестями. Но он не соблазнился. Тогда одна из проституток захихикала, ткнула пальцем вверх, делясь с незнакомцем неожиданной радостью. - Во, малый, гляди, повисла, сука! - утробно выдала она, не сводя глаз с окошка на десятом этаже и мерно покачивающегося тела. - И кто б ее раньше повесил! - Да чего ты, - замахала рукой вторая, - она сама с перепою удавилась! И не жалко, кому такое чучело нужно-то! Обе зашлись в довольном и веселом смехе, обе скучали, а тут какое-никакое развлечение. А у Крузи было погано на душе, впору стакан пропустить... но нет, надо бежать к боту. Он задрал голову кверху и вспомнил: "У каждого времени свои Афродиты!" x x x - Ну, так и что же мой закадычный друг Иван просил мне передать? - спросил наконец Ребров, запахивая на груди красный шелковый халат, расшитый желтыми и зелеными драконами и усаживаясь в лиловое, полупрозрачное кресло на восьми коротеньких лапках с алыми ноготками. Кресло было самоходным и все время топталось на месте, перебирая своими лапками, колыхалось, укачивая сидящего в нем. Кеше кресло не понравилось, когда он покидал Землю, на ней эдакой гадости не было... а может, и было, может, он по малолетству не ведал о том. Сам Кеша сидел на роскошном кожаном диване какого-то супермодернистского вида и не знал, куда деть свои огромные биомеханические руки-протезы, Хар, как и подобает верному псу, лежал в ногах, зевал и облизывался. - А передает тебе Иван большой привет, - начал обстоятельно и неспешно Кеша. - Потому как сказал он на дорогу - Толик мне друг надежный и верный, вся надежда только на него. - Помощь нужна? - Ребров еле приметно улыбнулся. - Баки? Капсула? - Нет, баки есть, и капсула есть, - продолжил в том же тоне Кеша, - и ничего Ивану не надо кроме доброго расположения старого Друга! Из пола вырос ослепительно-прекрасным грибом самонакрывающийся столик, подполз одним краем к хозяину, другим к гостю. Кеша крякнул, выбрал среди бутылок и графинчиков пузатый сосуд с освежающей водичкой, наполнил фужер почти до краев и с явным удовольствием выпил. Вода, натуральная вода! На поганой Гиргее было плохо с натуральной водой. Хозяин не притронулся ни к питиям, ни к яствам. Он пристально глядел прямо в глаза незваному гостю. Было заметно, что он начинает беспокоиться. - Живет Иван неплохо, прямо скажем, хорошо живет Иван. И тебе того же желает от всего сердца и ото всей души. Часто вспоминает, как вы ходили с ним на новые, далекие планеты, как жизнью вместе рисковали... - Иннокентий Булыгин говорил медленно и проникновенно, оглядывая полупустую большущую гостиную с высоченным потолком. Он ждал, пока хозяин всей этой роскоши созреет, он выглядывал - откуда можно ждать опасности, но разве тут углядишь - кресло явно с психосенсорикой, вон - какой-то восьминогий кибер появился ни с того ни с сего, затих в углу, зачем он его вызвал? Надо было идти напролом, как там, на Гиргее. Но тут другой расклад, тут можно все испортить. И потому Кеша тянул резину. - А еще Иван говорил, напомни, как зимовали на Гадре, как из одной кружки, по-братски спирт пили, как прикрывали друг друга и спасали от лютой смерти, все напомни моему верному, старому другу Толику Реброву... и прослезится он, и будете вы весь вечер сидеть у камина и вспоминать о преданьях старины глубокой да о подвигах своих богатырских... - Никуда мы с ним не ходили и жизнью вместе не рисковали, - неожиданно резко прервал Кешино словоблудие хозяин, подкатил на своем кресле почти вплотную, зло вытаращился. - И слезу я пускать не собираюсь, каминов тут нет, и спирт мы с ним на Гадре не пили, потому что бывали там в разное время, понял? Говори - чего надо?! Кеша погладил оборотня по растрепанной голове, ухмыльнулся. - Верно, не пили, - неожиданно покладисто согласился он и добавил: - А могли бы пить, ежели б были настоящими друзьями! - Короче! - Короче, не твоему, а моему хорошему и верному другу Ивану надо было пройти через триста тридцать три круга ада, чтобы понять, Толик, не друг ты ему и не товарищ... - Чего-о?! - от неожиданности хозяин побелел, вот это наглость. Да надо было гнать нахала в три шеи, а он его принимает, потчует. Лапки у кресла вдруг стали расти, вытягиваться - и сам Ребров, сидящий в своем лиловом кресле, вдруг возвысился над гостем, воззрился на него сверху вниз. Восьминогий подбежал ближе и застыл возле роскошного дивана, выражая полную покорность. - А того, - спокойно продолжил Иннокентий Булыгин, каторжник и рецидивист, - понял Иван, что это ты, Толик, его путал, что это ты его кружил, будто бес в заснеженном поле. Ведь куда бы бедный и простой Ваня не тыркнулся, в какую бы дверцу ни ткнулся со своей и нашей общей большой бедой, там уже знали - пришел спятивший десантничек, переутомившийся на заданиях в Дальнем Поиске, дело-то привычное, обыденное - сорок процентов погибают, тридцать калеками остаются и спиваются, а все остальные от перегрузок с ума сходят, кто по-тихому, кто по-буйному. Так было?! - Врешь ты все! - Ребров облизывал пересохшие губы, Голос у него сразу как-то сел, потерял начальственную непреклонность и жесткость, снисходительность. - Где доказательства? - А нигде, - очень просто ответил Кеша. - Ага-а! - обрадовался хозяин, откидываясь в кресле на спину. - Нету доказательств! Оклеветать хочешь! - А зачем нам они? - поинтересовался Кеша. - Я знаю, что говорю правду. И ты знаешь, что я говорю правду. Все очень просто, Толик. Здесь не суд присяжных, здесь ни адвокатов, ни прокуроров нет. Только я да ты. Или, может, будешь косить, что и впрямь считал Ванюшу за трехнутого? Ну чего ты зенки пялишь, чего ты головою трясешь? - Да как ты смеешь, мразь?! - Ребров поднял свою мускулистую волосатую руку и погрозил Кеше скрюченным пальцем. - Вон отсюда! - Я уйду, - вежливо и с достоинством отозвался Кеша, - но не раньше, чем ты ответишь на все мои вопросы. И запомни, Толик, я не Иван, я не буду предаваться размышлениям о природе добра и зла, меня на Аранане за тридцать лет разучили размышлять на эти темы, ты понимаешь, о чем я говорю! Ребров беззвучно рассмеялся, скрестил руки на груди. - Дом заблокирован, - процедил он сквозь зубы. - И ты, мразь блатная, отсюда никогда не выберешься. Я не люблю, когда со мною так разговаривают! Кеша улыбаться не стал. Ему было и скучно, и противно. Он поглядел на свой наручный сервохронометр, приобретенный в долг у Дила Бронкса, нахмурил наведенные Таекой черные брови. - Я уйду отсюда ровно через час, - сказал он твердо и без суеты. - А вот выйдешь ли ты отсюда когда-нибудь, зависит только от тебя... Он не успел договорить - восьминогий прыгнул на него внезапно, будто паук на свою беспечную жертву. Но Кеша не был ни беспечным, ни тем более жертвой. Он чуть взмахнул левой рукой - и тяжелое металлическое тело кибера едва не придавило Хара, тот еле успел отскочить. Луч сигма-скальпеля прожег обивку дорогого дивана. И Кеша, глядя на дыру, сокрушенно покачал головой. - За ношение оружия повышенной... - прокурорским тоном начал хозяин, приподнимаясь еще выше. - Заткнись! - коротко оборвал его гость. И плюнул на останки восьминогого - того уже не восстановишь, чего жалеть. Лиловое кресло начало сворачиваться, укрывая в своих внутренностях Реброва. Это была совершенно несерьезная, неуклюжая попытка к бегству. - Я пропорю тебя вместе с броней твоего креслица! - предупредил Кеша и поднял скальпель. Одновременно из трех разных входов в гостиную ворвались два десятка неживых тварей, от простого шестилапого кибера до биороба-уборщика с зажатым в щупальцах парализатором. Кеша чуть не расхохотался. Это надо же, какая самонадеянность! Этот негодяй был настолько уверен в своей безопасности, неприкосновенности, что не держал на своей дачке даже одного-единственного боевого кибера-охранника... впрочем, ведь это Земля, тут свои законы, тут все давно размякли и изнежились! - Не позорь себя, Толик, - проговорил Кеша со снисхождением, - не надо! Может, ты будешь еще махать на меня веником или кропить святой водой? Убери свою обслугу, пускай стригут клумбы и чистят сортиры. Кеша бросил под ноги скальпель. - Выходи! Толик Ребров, обрюзгший и тяжелый, несмотря на постоянную муку в тренажерах, заскрипел зубами, тихо замычал и вылез из своего кресла. Он был достаточно силен, чтобы самолично расправиться с этим бандюгой, с этим шантажистом и негодяем. Но он давно отвык делать такие вещи собственными руками. - И того, что стоит за моей спиной, тоже убери! - потребовал Кеша. Ребров злорадно улыбнулся. Отпрянул к стене. Боевой четверорукий кибер появился неизвестно откуда. У Кеши, наверное, были глаза на затылке, а может, и какое-то особое чутье. И все же первый удар он пропустил - клешня кибера ударила в скрытую под робой титанопластиконовую кольчужку, сбила Кешу с ног. Следующий удар должен был стать последним. Но произошло неожиданное - Хар, в единое мгновение превратившийся в неестественный, бешено вращающийся волчок, ринулся под ноги киберу, сшиб его и сам откатился к полупрозрачной пупыристой стене. Он как-то сразу перестал крутиться, застыл, будто никакие законы природы для него не существовали, В лапах у Хара была зажата вырванная с корнем, с обрывками нейрожгутов и мышечных шарниров нога кибера. Кеша увидел это в тысячную долю секунды, а в следующую долю он уже швырнул через плечо Реброва, бросившегося ему на спину, да не рассчитавшего броска или просто не знавшего, на кого он бросается. Удар подошвой в горло довершил дело - хозяин дачи замер на полу без дыхания. - Ты что?! - закричал вдруг Кеша. Он стоял, полусогнувшись, приготовившись отпрыгнуть, и в оба глядел на боевого кибера. Это было невозможно, но поверженный охранник держал в одной из своих цепких рук лучемет, боевой десантный лучемет. Мало того, он наводил лучемет на Кешу, на человека, чего не имел права делать ни при каких обстоятельствах, запрет закладывался в мозг каждого неживого существа, каждого кибера, андроида, биороба. Никто из них не мог поднять оружия на человека. Перепрограммировали? Мысль эта вспышкой осветила Кешин мозг, и потухла - какая разница, сейчас придет конец, крышка! У кибера реакция получше, чем у человека, всегда, это аксиома, бесполезно даже дергаться. Выстрелит? Или нет?! Ребров застонал и приоткрыл глаза. Надо было решаться. Кеша осторожно потянулся к брошенному сигма-скальпелю. Прямо над его рукой полыхнуло синим - это предупреждающий! Следующий разряд может быть целевым. - Я же говорил, что ты не выйдешь отсюда, мразь! - Ребров, тяжело дыша и преодолевая бессилие, подымался на четвереньки, большего ему достичь не удавалось. Оборотень Хар продолжал сидеть у стены. Судя по всему, он тоже не хотел лезть на верную гибель под лучемет. Сейчас он был мало похож на собаку, даже совсем не похож - трясущий головой Ребров взглянул было на него, зажмурился, потер веки рукой и отвернулся. Кибер медленно подползал к Кеше, не спуская его с прицела. Выстрелит? Не посмеет?! Иннокентий Булыгин в полнейшей растерянности ворочал будто тяжеленными жерновами непослушными и сумбурными мыслями, но в голове вертелось одно: а какой это будет барьер по счету? Он совсем уже сбился. Ну, довзрывники, вытягивайте, неужто на смерть бросите... сумбур, нелепость, жуть! Реакция у кибера лучше. Все бесполезно... Кеша будто неживой крутанулся по полу, вцепился обеими протезами в хозяина, так и не смогшего подняться с четверенек, заслонился им. Прямо по тому месту, где он только что лежал, полыхнуло синим. Он успел! Второго выстрела не будет, он успел только потому, что Ребров был рядом, потому, что кибер был запрограммирован только на хозяина, только на его неприкосновенность - а это радиус не менее полуметра для лучемета. Случайность! Счастливая случайность! - Ну чего ты притих, дружок, - крикнул он киберу. - Давай! Пали! Начинай! Тот поднялся на одной ноге, замер. Он не мог выстрелить в хозяина. Он выжидал. - А ну, скажи этому болвану, чтобы бросил лучемет и никогда не поганил доброе оружие, - прошептал Кеша прямо в жирный загривок Реброва. - Я жду! - Брось! - дрожащим голосом выдал хозяин. Он был сломлен. В нем не оставалось больше сил к сопротивлению. Кибер бросил лучемет. Ему было все равно, он подчинялся хозяину. И он ему подчинился. - Пусть убирается вон! - потребовал Кеша. Хар, опять ставший заурядным лохмато-растрепанным псом неопределенной породы, подобрал лучемет и после недолгого раздумия, уцепившись зубами за тонкое, вогнутое ложе, подтащил к Кеше. Тот отпихнул лучемет ногой к стене. И попросил Хара: - Иди и забери вон у того придурка парализатор! Хар так и сделал - биороб-уборщик отдал ему оружие безропотно и даже услужливо. Он вовсе не собирался палить из него, наверняка, вся эта шобла играла лишь отвлекающую роль. - Вон! - выкрикнул Кеша. Когда все, кроме хозяина, оборотня и самого Кеши, покинули гостиную, последний с самым невозмутимым видом уселся на роскошный, но малость подпорченный диван и сказал, будто ничего и не было: - А теперь начнем все с начала, Толик. Ты признаешь, что это ты сделал из Ивана в глазах начальствующей шатии-братии чокнутого, нуждающегося в отдыхе и лечении? Говори, у тебя осталось сорок минут! - Все не так просто, - промямлил Ребров, разглядывая огромную дыру в своем шелковом халате. Взгляд его был туп и пуст. - Все просто, Толик. Ты это сделал. Но не для себя, не из своих фантазий, верно? Ты должен был это сделать! - Я должен был это сделать, - эхом повторил хозяин. - И кто же тебя, бедного-подневольного, просил превратить Ванюшу в беспросветного дурака, кто ж это такой, интересно?! - Не паясничай! - озлобился вдруг Ребров. - Они не спрашивают, хочешь ты на них работать или нет, они заставляют работать на себя. И все! - Кто они?! - Я не знаю! - Врешь! - Я на самом деле ничего не знаю! - Ребров был близок к истерике. Голос его дрожал, срывался. Он нервно теребил полу халата, рвал холеным ногтем мизинца дорогую изящную вышивку, - Есть обычные государственные структуры управления, легальные, а еще есть какие-то параллельные, нелегальные, но они работают рука об руку, и легальные всегда вынуждены подчиняться тем другим... - Мафия? - предположил Кеша. - Нет, это не мафия, это другое! - Значит, в России действуют параллельные структуры власти: открытые, выборные и потайные, скрытые?! - Не в России, нет! - Толик тяжело дышал, бледнел. Он уже почувствовал, что дело идет к нехорошей развязке, что ему бы лучше молчать. Но он не мог молчать в присутствии той твари... той собаки... нет, это не собака это что-то странное, что-то страшное, почему она так воздействует на него, она... оно лишает его воли, он слышал, так бывает, это... это оборотень, это гипновоздействие. Ну почему они привязались к нему, почему?! - В России параллельные структуры не действуют, тут все перекрыто, они только там, в Сообществе. Но они и в Федерации, а Россия признает законы и решения Федерации, да, у них есть механизмы воздействия, я тут не причем, они меня заставили, силой! - И давно?! - поинтересовался Кеша. - Это было перед последним экзаменом на мой пост, на мое кресло, - он горько усмехнулся. - Они не трогают исполнителей, почти не трогают. Но они вербуют своих агентов в руководящей среде! - Агентов? Вербуют?! - Кеша перешел на проникновенный шепот. - Вот как ты заговорил! А Иван им мог помешать? - Иван просто сумасшедший! В его бредни и без меня, и без них никто бы и никогда не поверил! Ивану место в психушке! - Раньше, в старые добрые времена, - задушевно начал Кеша, - такое дерьмо как ты топили в нужниках понял?! Ребров промолчал, но взгляд его был выразительней любых слов. Это был взгляд затравленного волка, а скорее, даже шакала, который готов на все - и в пыли валяться, елозить на брюхе, и в глотку вцепиться. Кеша вдоволь нагляделся на таких. И потому не испытывал ни малейшей жалости. - Кто в Управлении кроме тебя работает на этих сук?! - Там есть два или три человека, но я не знаю их в лицо, так и задумано - никто не должен знать своих... - Своих?! - озлобленно переспросил Кеша. - Своих ты продал, падла, и Россию продал! - Кеша не выдержал и врезал хозяину кулаком в челюсть, тот скувырнулся с дивана, но не издал ни звука. Ему сейчас надо было быть тихим и покорным, он таким и стал - лишь глаза временами выдавали. - И сколько же тебе платили, падаль?! - Кеша уже не глядея на Реброва. Он нагнулся за скальпелем, поднял, сунул в набедренный клапан. - Тридцать три серебренника или побольше, отвечай?! - Никто ничего не платил, - обреченно протянул Ребров, - они не платят никому. Они обещают продвижение по службе. И они выполняют обещанное. Точно и в срок выполняют. Поэтому им и верят. А еще они обещают спасение. - Чего? - переспросил Кеша. - Спасение! - Ребров так и не поднялся с пола, сидел на поджатых ногах, обтирая полой халата кровь с лица, рук и угрюмо глядя изподлобья. - Может, и вранье. Но они говорят, что будет отсев, что всех лишних ликвидируют. - Ну и много этих лишних будет? - Все и будут лишними! - Ребров осекся, но потом добавил: - Кроме избранных. Их единицы. Кеша передернулся. Поглядел на Хара, будто взывая к нему, ища поддержки в своем возмущении. Хар облизнулся и уронил слюну с зеленоватого языка. Глаза у него были бессмысленно-преданные, и где он только уловил такое выражение! - Значит, ты избранный, - сквозь зубы процедил Кеша, - а я лишний?! - Значит, так. - Добро! Ну а ты скажи мне, друг любезный, тебе как, не жалко всех этих лишних, что вокруг тебя, ты их чего, за человеков не считаешь, на распыл - и точка?! - Они обречены! - равнодушно ответил Ребров. - Жалей не жалей, они все вымрут или будут ликвидированы. Ты не думай, что один такой жалостливый нашелся! Когда передо мной встал выбор: умереть или выжить, я просто выбрал жизнь, и все! Понимаешь?! Так сделал бы любой! - Ребров медленно и неуклюже вполз на диван. Замер. - Ладно. Хрен с тобой! - Кеша вдруг сменил тон. - Это все тонкие материи, тебе непонятные. Давай-ка о другом поболтаем, друг любезный! Отвечать коротко и четко! Когда начало? - Никто не знает. - Но ведь уже скоро - год, два, три? - Это может начаться в любую минуту! - Вот как?! - Да, именно так. Кеша резко нагнулся к Реброву, ухватил его за отвороты халата, притянул к себе, прямо к носу, глаза в глаза. И прошептал: - Ну, а рыбки у тебя откуда? Ребров вздрогнул, отпрянул. На лбу у него появилась испарина. - Причем туг рыбки... - невнятно залепетал он. - Притом! - грубо оборвал его Кеша. - Отвечай! Я все знаю! Толик сразу как-то размяк, обвис мешком и даже разулыбался щеря крупные желтые зубы. - Ну, если знаешь, чего же спрашиваешь. Без рыбок нельзя, рыбки связь поддерживают, рыбки все видят и все слышат. Они и тебя признали, думаешь, зря к ним водил? Только ошиблись, видно! - Они не умеют ошибаться, - вполне серьезно поправил его Кеша. И снова в его голосе зазвенело железо, снова он превратился в строгого следователя. - Значит, ты утверждаешь, что все, у кого есть эти гнусные гиргейские гадины - работают на НИХ? - Ничего я не утверждаю, - Толик был скользкий как угорь. И это не нравилось ветерану и каторжнику Иннокентию Булыгину, это вообще бы мало кому понравилось. Однако надо было делать дело. И потому Кеша решил брать "угря" за горло. - Или ты сейчас мне все толком выкладываешь, - начал он зловеще, - или через... двадцать минут я тебя похороню здесь вместе с твоими секретами, понял?! Ребров кивнул и скривил рот. - Ты меня похоронишь в любом случае. - Не каркай, а то сбудется! - Ну чего ты еще хочешь от меня?! - хозяин роскошной дачи готов был разрыдаться, он совсем не ожидал всего этого, да еще во время отпуска, в своем доме-крепости, нелепый сон, наваждение, бред. И он сорвался: - С ними бессмысленно бороться, им нельзя сопротивляться, это бесполезно! Да, я везде и всюду тормозил Ивана, я его полностью стопорил... но ведь ты, наверное, догадываешься, что он совался и туда, куда мое слово не доходит, куда моя рука не дотягивается. Его тормозили, сбивали, нейтрализовывали другие. Они есть везде! Они ни за что не допустят раскрытия параллельных структур, они сомнут любого, раздавят и выпотрошат! Ни один таран не сможет прошибить эту стену! Это все равно, что совать голую руку под пресс, пытаясь его удержать! Там все отлажено, все работает бесперебойно. Даже если б я не выполнил должного, его бы остановили, понимаешь, и могло быть значительно хуже, его могли бы просто убрать! - Я видел Ивана в деле, - вставил Кеша, - его за здорово живешь не уберешь! Так что ты ври, да не завирайся! Ну, ладно, про Ивана все ясно. Какие еще были у тебя обязанности? - Полное подчинение. Выполнение любого приказа. Это сразу дали понять, никаких сомнений, отговорок и всего прочего. Но они зря никого не подставляют, с ними можно работать... понимаешь? - В глазах у Толика Реброва появился вдруг огонек надежды. Но Кеша не дал этому огоньку разгореться - он ударил дважды, снизу в челюсть и тут же прямым в нос. И снова грузное тело хозяина дачи повалилось под диван. Кеша умел бить. Но бил он только за дело. - Иннокентий Булыгин еще никогда не ссучивался, - проговорил он под нос, но так, чтобы его было слышно. И затем с расстановкой, грустно, будто разговаривая с самим собою, продекламировал: - Связей нету, связников нету, явок нету, знать он ни хрена не знает... а с чем мне к Ивану возвращаться? Оборотень Хар, притулившийся у затейливого и массивного подлокотника дивана, нервно почесался задней лапой, завыл тихо и уныло. Потом вдруг встал на задние лапы, подошел к лиловому креслу, которое теперь было больше похоже на мохнатый сиреневый шар и внятно произнес: - Здесь! - Что здесь? - переспросил Кеша. - Еще не знаю, но здесь! - стоял на своем Хар. Кеша повернулся к шару-креслу, буквально на несколько секунд потеряв из виду обессиленного, лежащего на измаранном кровью полу Реброва. И тут же поплатился за это - выпад был настолько силен и скор, что лежать бы Иннокентию Булыгину, ветерану аранайской войны и беглому каторжнику, с переломанными шейными позвонками прямо на полу под креслом. Но выручил оборотень, неуловимым движением перехвативший руку Реброва. - Ай-я-я!!! - завопил тот благим матом, вцепляясь левой рукой в вывернутую кисть правой. Кеша обернулся с удивленным лицом, покачал укоризненно головой и снова свалил Толика на пол, но на этот раз ногой - точным ударом в солнечное сплетение. Теперь симуляция была исключена. - Напрасно ты это сделал, - уныло заметил Хар, стоявший рядом и не знавший, то ли опуститься на четвереньки, то ли сбросить с себя опостылевший собачий образ. - Он теперь не скажет. - Скажет! - заверил Кеша. - Не скажу, ублюдок! - прохрипел снизу Ребров. Он катался по полу, скрюченный и жалкий. Кеша достал из клапана сигма-скальпель, навел на висок хозяина красненькую точечку инфраприцела. Ему надоело возиться с этим предателем и подонком, надо было его кончать, эх, если бы Хар не совался со своими дурацкими советами - стоит только сдавить в ладони рукоять. И все! Сигма-скальпель и впрямь оружие запрещенное, недозволенное, зато очень надежное и очень действенное. И Толик не будет мучиться, ведь и он когда-то был человеком, был приятелем Ивана, десантником-космоспецназовцем... нет, его надо было утопить в нужнике, как в добрые времена поступали с предателями, на худой конец, повесить на осине как новоявленного иуду. Кеша готов был сам завыть по-собачьи - сколько сейчас по всей Руси таких иуд, работающих на какие-то непонятные "параллельные структуры", одному дьяволу, их покровителю, известно! Всех не перетопишь и не перевешаешь! - Вы все сдохните! - снова прохрипел Толик. Он был бледен и страшен. - Авось, не все, - заверил его Кеша. - Ну уж ты-то - точно! - с неожиданным злорадством добавил хозяин. - И твоя двуногая собака! Кеша наотмашь, без всяких прицелов полоснул прямо по мясистому уху Толика Реброва. Ухо отскочило, шмякнулось на пол, из-под прижатой к голове руки потекла кровь. - Ну так кто из нас сдохнет?! Кеша сунулся было в кресло-шар. Но оно не приняло его, ощетинилось колючими, невидимыми разрядами, оттолкнуло. - Что надо сделать? - быстро спросил Кеша. - Что хочешь, то и делай! - зарычал Ребров. - Тебя скоро прикончат! Сюда уже идут наши, понял, сволочь?! - Раньше, чем они придут, я тебя на куски раскрою, в лапшу порежу! Говори, что делать! Невидимый луч срезал с руки хозяина большой палец. Кеша зажмурил глаза, нет, правильно, что эту дрянь запретили, правильно! Он готов был выбросить скальпель, отпихнуть его от себя словно скользкую мерзкую змею... но не мог, он обязан был выполнить задание: Иван так и сказал, мол, сдохни, Кеша, но сделай, не для меня, для тех, кто спит и ни хрена не видит, для них, их миллионы, миллиарды! Сделай, Кеша!!! Рука отвалилась по кисть. Толик завизжал по-звериному, жутко и пронзительно. - Говори! - Я сам... я сам. Только не надо, только не надо... - бессвязно лопоча, Ребров подполз к креслу. Оно тут же подхватило его, развернувшись, превратившись из шара в то же самое лиловое кресло на лапках. Левая рука хозяина этого чуда утонула в сидении. Но тут же вынырнула с черным тускло-бархатистым кубиком в толстых пальцах. - Бери! - Что это? - не понял Кеша. - Бери! - потребовал из-за плеча Хар. - Ладно! - Кеша сжал кубик в ладони, и его словно холодом окатило с ног до головы. Это был непростой кубик. - Что с ним надо делать, говори живо! Ребров замотал головой, он еле сдерживал себя от боли. Но он очень хотел жить. И ему надо было спасти себя именно сейчас, именно в эту секунду, в эту минуту. Глаза его, до того пропитанные тягучей слизью высокомерия и презрения, теперь молили о пощаде. - Ты все сам узнаешь! И тебя не убьют, не бойся! Но и ты меня не трогай, я прошу тебя, не трога-а-ай, я еще не жил, я только начал, я уйду совсем, им не нужны слабые, они стирают память и отпускают, человек ничего не помнит, я умолю их, я уйду, ты уже достаточно наказал меня, пусть я подлец, пусть я сука последняя, но я искупил, то есть, ты меня... только не убивай! Кеша переглянулся с Харом. - Сейчас сюда войдут другие, - спокойно сказал Хар. Кеша улыбнулся. - Ладно, Толик, живи. Я не убью тебя... Он явно хотел что-то добавить. Но не успел. - Нет, ты убьешь его! - прогремел скрипучий голос, усиленный невидимым динамиком. Кеша остолбенело отвисшей челюстью. Это был голос собрата по гиргейской каторге, отпрыска императорской фамилии карлика Цая ван Дау. Но звучал он не из-под сводов, не из-за двери, звучал он у Иннокентия Булыгина в голове. И никто кроме него этого голоса не слышал. - Ты убьешь его, Кеша! Убьешь прямо сейчас... или убьют меня. Выбирай! - Цай, где ты? - прошептал Кеша, с недоверием разглядывая зажатый в пальцах кубик. - Да, ты правильно понял. Но все объяснения потом! Не медли ни секунды. Мочила. Это враг - страшный, лютый, безжалостный враг, готовящий всем нам большую могилу, Иван был прав. Но он не все знает, он вообще ничего не знает, все страшнее, хуже в тысячи крат. Не медли, Мочила! Они уже на подходе! Ты погубишь всех! - Я сам это сделаю, - вдруг вызвался Хар. Его глаза мгновенно потеряли рыбью мутность и отрешенность прояснились и стали почти человеческими. - Ты?! - Да. - Но почему? Разве ты слышал нас?! - Я ничего не слышал. Я все понял, не спрашивай, это особое чувство, этого нет у землян... и у других тоже нет. Нам пора! - Но я же пообещал ему! - взвыл Кеша. - Зато я ничего не обещал никому. Хар подошел к стоящему на коленях хозяину дома, удлинившимися гибкими пальцами обхватил толстое горло, но не стал душить, а с неожиданной силой и сноровкой поволок прочь из гостиной. Толик хрипел, сучил ногами, пытался цепляться здоровой рукой за пол, стены, углы, диван... все было бесполезно. Кеша побежал следом, ничего не понимая. Даже когда он ворвался в зал с полупрозрачными стенами и огромным аквариумом, когда он увидал, что оборотень волочет извивающегося человека, хозяина этого дома и в том числе аквариума, по лесенке вверх, прямо к окну-люку, он ни о чем не догадывался, ему все казалось невообразимой нелепицей. Но когда Хар открыл люк, вскинул над своей хлипкой и вихлявой фигурой грузное, казалось бы, неподъемное тело, Кеше стало вдруг нехорошо. - Сто-о-ой!!! - зжрал он во всю глотку. Но было поздно - огромные клыкастые гиргейские рыбины уже рвали в клочья, в ошметки еще живое тело. На это было невозможно смотреть. Кеша прижался к стене, застонал. Мерзкие, зубастые гадины... и все же, какой-никакой, а человек! Он взглянул в аквариум - с Толиком Ребровым было покончено. Одна из рыбин плотоядно облизывалась большущим языком, глядела прямо Кеше в глаза. Другая дожевывала остатки расшитого драконами шелкового халата. Хар стоял рядом как ни в чем не бывало. - Сгинь с глаз моих! - прошипел Кеша. И тупо поглядел на черный кубик в ладони. - Они уже здесь! - прогремело в мозгу. - Надо уходить! - добавил извне Хар. Обхватил ледяными пористыми лапами виски человека, заглянул в глаза - на Кешу повеяло чем-то еще более холодным и далеким, нездешним, даже потусторонним. Но он сразу все понял. Рука сама полезла в нужное место. Все потом! А сейчас... уходить! Он с силой сдавил в кулаке зародыш живохода, отбросил его от себя. - Это хорошо, - закивал Хар. Когда в зал вошли трое с плазмометами, они уже сидели в живоходе. Кеша подгонял изголовье биокресла под свой затылок. Ему не хотелось воевать с чужими, он страшно устал от боев и войн на Аранайе, а потом на Гиргее, зачем же еще на Земле. И он просто дал полный вперед - не стой на дороге! Живоход вырвался под открытое небо, дернулся было по направлению к боту. Но застыл, подчиняясь воле сидящего в нем. - Мать моя! - расстроился не на шутку Кеша. - Ну почему я всегда должен портить отношения с представителями властей?! Это что - карма такая, едрена судьбина! На поляне перед входом в дачку стояли два больших и плоских сине-белых вибролета с серебряными двуглавыми орлами на бортах - машины управ