гораздо проще? Нет, он даже в мыслях не допускал этого. Он сто очков вперед даст любому викингу... Торир и Василий вернулись довольно быстро. Рассказали, что люди Эймунда располагаются на длительную стоянку - валят деревья, устраивают камелек из камней. За ужином обсудили свои дальнейшие действия. Торир настаивал, что надо последить за его земляками - они тут явно с нечистыми намерениями. Овцын горячо поддержал Бычью Шею - ему, видимо, хотелось настоящих приключений. Ильин понял это и не стал возражать - все, что мог предложить взамен он сам, давно надоело Василию. Он грезил о подвигах, а ему выпадали поединки с рыбами или гонки с голыми старухами. - Ладно, давайте установим дежурство, - сказал Ильин. - Что это? - непонимающе воззрился на него Торир. - Будем по очереди следить за этими парнями. Предположим: три часа я, потом столько же ты, потом Василий. - Это нам подойдет, - согласился викинг. Люди Эймунда прочно обосновались в полуверсте вверх по течению ручья, впадавшего в Альту слева - вытесали из лесин лавки, сколотили столы. Наблюдая за лагерем, Ильин сделал вывод, что пришельцы из Новгорода не так уж плохо вооружены. Посреди круга, образованного шатрами, возвышалась пирамида из копьев. По временам группы воинов скрывались в зеленом шатре и появлялись с длинными двуручными мечами в ножнах - там, видимо, находился арсенал отряда. Затем меченосцы куда-то отлучались со стоянки и возвращались спустя несколько часов. Виктор сделал вывод, что викинги тоже выставляют своего рода патрули. Узнав о его соображениях, Торир предложил проследить, куда они уходят... Идя через сосновый бор в стороне от тропы, Ильин и Бычья Шея слышали громкие голоса и смех, но разобрать, о чем говорили, не удавалось. А вскоре лес заметно поредел, и преследователям пришлось отойти подальше. Теперь они только видели мелькающие между стволов фигурки людей. На краю длинного луга, куда вывела тропа, виднелись несколько заброшенных построек. Пробираясь по опушке, Виктор и Торир не выпускали из виду викингов - те быстро шагали по наезженной дороге, проходившей посредине поросшего разнотравьем пространства, ограниченного с обеих сторон смешанным лесом. - Погляди-ка, сколько конского навоза на дороге, да и луг весь истоптан, - сказал Торир. - Большая дорога, - отозвался Ильин. - Видно, торговый путь. Только куда? - Сдается мне, здесь войско прошло. С месяц назад, а то и раньше. Видишь, навоз засох, а местами сквозь него трава проросла. - Да, свежего не видать... - Какая же дружина тут могла пройти? Следы все в одну сторону... - Не иначе из Киева шли... Э, да ведь это, наверное, Борис на печенегов отправился. Больше некому. Они миновали группу приземистых строений, напоминавших казармы, и остановились возле стоявшего на отшибе длинного сарая с прохудившимися стенами и полусгнившей крышей. - Что это за странное поселение? - вслух размышлял Ильин. - На жилье не похоже... Но и на военное укрепление тоже - ни вала, ни частокола... - Я знаю, что это. Здесь торговали лошадьми. Такие ярмарки я видел у греков в Анатолии. Кочевники пригоняют коней из своих степей, а купцы приезжают с товаром. - Выходит, это длинное строение - конюшня? - Давай зайдем - увидим. Внутри ветхий сарай был весь уставлен тонкими столбиками, подпиравшими балки перекрытия. В разгороженных досками стойлах лежали кучи навоза, поросшие бледной травой. Пока Виктор и Торир пробирались по центральному проходу, над головами у них то и дело вспархивали летучие мыши. Когда вышли наружу, викинги уже пропали за гребне небольшого холмика, по которому поднималась дорога. - Надо идти опушкой, - сказал Торир. - Могут заметить. Идя под прикрытием кустов и молодых березок, они внимательно оглядывали местность. - Видишь сруб за сараем? - спросил викинг. - Это, должно быть, родник. Вот почему здесь торг устроили. И водопой есть, и травы много. Взойдя на холм, сразу заметили викингов. Они были уже в конце луга, там, где черная лента дороги втягивалась в густой ельник. Но по лесу пришлось идти недолго. Примерно через версту начался другой луг, еще более просторный, полого поднимавшийся до самого горизонта. - Там, наверное, опять склон пойдет, - предположил Торир. - Похоже на Уппланд. - Это где? - В Швеции. Викинги тем временем свернули с дороги и направились к опушке. Бычья Шея поднял палец и мгновенно замер среди кустов боярышника. Ильин по инерции сделал еще несколько шагов, потом осторожно, старараясь не шуметь, вернулся к спутнику. - Ты чего? - Сейчас узнаем, зачем они сюда ходят. Люди Эймунда остановились возле раскидистой березы. Один из них с кошачьей ловкостью вскарабкался по стволу и, повиснув на вершине, плавно опустился на землю. Двое других навалились на согнутое дугой дерево, еще один повозился с полминуты возле склоненной кроны, затем поднялся и махнул остальным. Викинги пошли дальше вдоль кромки леса, а береза так и осталась стоять, касаясь ветвями земли. - Не понимаю, - пробормотал Торир. Проделав то же самое еще с несколькими деревьями, воины обошли дальнюю сторону луга и направились назад. - И нам пора, - сказал Ильин. Они быстро двинулись той же дорогой. Когда на пути их оказалась наклоненная береза, которую, идя за людьми Эймунда, они просто обошли, Торир нырнул под сень листвы и сразу же позвал Виктора. Приподняв ветви, Ильин увидел, что ими была замаскирована веревка из лыка, которою вершина была привязана к колу, забитому в землю. - Что это? Бычья Шея пожал плечами. Они пошли дальше. Вдоль всей опушки видны были несколько таких же деревьев, искривленных на манер лука. - Теперь в глаза бросается, - сказал Ильин. - А когда сюда шли, казалось, что так оно и быть должно, само собой получилось... - Не думаю, что Эймунд отправился в такую даль только для того, чтобы гнуть березы, - озабоченно произнес Бычья Шея. - Не такой он человек... Прошло несколько дней, а викинги и не думали сниматься с места. Ильин заговорил было о том, что сидение в лесу ничего не дает, что они только понапрасну подвергают себя опасности - не ровен час кто-нибудь из людей Эймунда набредет на их укромную стоянку. "Какое, в конце концов, нам дело до твоих земляков? - поддержала Виктора Анна. - Мне тоже надоело кормить комаров". Но обычно сговорчивый Торир остался на этот раз непреклонен. - Я вам говорю, что все это не пустяк. Тут затевается какая-то большая пакость... Спор продолжался бы неопределенно долго, если бы из зарослей не вынырнул Овцын. - У них там что-то случилось. Прибежали несколько человек по тропе со стороны луга, кричат, все всполошились, забегали и лесом туда, к брошенному торгу, подались. - Дело к вечеру. Куда же это они? - нахмурился Торир. - Так что, гадать будем? Или пойдем? - весь дрожа от азарта, спросил Овцын. - Мужские слова, Огненная Рука, - одобрил Торир. Ильин поднялся, молча снял с сучка свой пояс с мечом. Сказал Анне преувеличенно отеческим тоном: - А ты подремли, детка. V В предрассветной мгле мало-помалу обозначилась граница между верхушками леса и небом. Звезды, усеявшие небосклон, заметно поблекли. На сером от росы лугу выступили треугольные глыбы мрака - шатры спящего войска. Тишину ночи нарушали только всхрапы стреноженных коней, разбредшихся окрест. Ильин, продрогший до костей, старался согреться с помощью статической гимнастики - то начинал что есть силы давить ладонь о ладонь, то пытался "разорвать" ножны меча. Овцын, сидя на корточках, выбивал дробь зубами. И только Торир, как истый северянин, спокойно переносил промозглый холод. - Д-дернуло на ночь глядя в одних рубахах... - Кто ж знал... - отозвался Виктор, с состраданием глядя на Василия. - Да и не время вроде для похолодания - сегодня только двенадцатое августа... Знаешь что, погрейся но моему способу. - А-а, - отмахнулся Овцын. - На печке оно способнее... Они сидели на одном и том же месте, так как боялись наткнуться на викингов, затаившихся где-то по соседству. Никого из них они не видели с тех самых пор, как над холмом показался частокол копий. Люди Эймунда мгновенно растворились среди зелени, и когда несколько сот всадников взлетели на луговой гребень, лес казался совершенно безжизненным. Через несколько минут спешившиеся воины ставили шатры, расседлывали коней, тащили хворост и разводили костры. Солнце тем временем завалилось за бор, ненадолго опалив его верхушки бордовым пламенем. Не успели догореть россыпи углей на месте костров, а войско уже полегло, сваленное усталостью. Ильин не мог понять, на что рассчитывал Эймунд. Со своими тремя-четырьмя десятками мечей он явно не мог надеяться нанести поражение дружине Бориса - в том, что это полк молодого князя, Виктор не сомневался, неоткуда было взяться в этих местах какой-то иной воинской силе. Всю ночь он ломал себе голову, пытаясь разгадать намерения викингов. Торир тоже недоумевал: час идет за часом, скоро начнет светать... - Если бы я хотел нанести им самый большой урон, то ударил бы ночью. В темноте враг не сумеет понять, сколько нападающих, и может в страхе бросить оружие и бежать... - Значит, они хотят видеть... - сказал Ильин и осекся. Может быть, Эймунд узнал о намерениях Святополка? Ведь согласно житию Борис будет убит агентами его старшего брата во время возвращения из похода на печенегов. Ну конечно, вождь дружинников Ярослава прислан для того, чтобы предотвратить внезапное нападение! Но Виктор тут же осадил себя - для того, чтобы предположить такое, надо признать за Ярославом провидческие способности. Нет, тут что-то не так. И его мысли опять беспомощно закружились на одном месте. Легкий толчок Торира заставил его прийти в себя. - Смотри... Вон там, возле согнутой березы... Ильин напряг зрение. На фоне посветлевшего луга действительно рывками перемещались две темные тени. То и дело останавливаясь, они двигались в сторону княжеского шатра. Не доходя до него метров двадцати, неизвестные замерли на минуту, потом один из них взмахнул рукой, словно бросая что-то. - Петлю на шест накинул, - прошептал Торир. Даже не оборачиваясь к нему, Ильин по голосу почувствовал, как напрягся викинг. За то недолгое время, пока неизвестные прошли от опушки до лагеря дружины, стало еще светлее. Теперь и Виктор различил тонкую паутинку, протянувшуюся к лесу от шеста с орлом-флюгаркой, на котором держался шелковый шатер князя. - Я понимаю... - медленно произнес Торир. И в тот же миг один из двоих, столбами замерших на лугу, в несколько прыжков достиг шатра. В руках его был меч. Торир рывком поднялся с колен. Секундой позже Виктор услышал слабый звук - словно кто-то осторожно надорвал лист бумаги. Он увидел, как изогнутая луком береза стремительно распрямилась, и одновременно с ней взлетел на воздух шест с шелковым полотнищем. Человек с мечом сделал шаг, другой на том месте, где только что высился шатер, вскинув меч, мгновенно опустил его. Нагнулся, схватил что-то и, прижав к груди, бросился к лесу. Ильин оцепенел. Сознание еще не постигло происшедшего. Но внезапный жар, разлившийся по всему телу, пульсировавший в пальцах, в висках, свидетельствовал: произошло что-то ужасное. Сама кровь его вопияла: убийство! Он едва нашел в себе силы взглянуть на Торира. Викинг стоял, сжав голову ладонями, словно хотел раздавить ее. Повернувшись к Василию, Виктор увидел остекленевшие глаза, закушенный в немом крике рот. Сознание услужливо подсунуло успокоительное: "Но почему, собственно, убийство? Ты видел труп?.. Может быть..." Но он тут же оттолкнул от себя эти анестезирующие словечки. Необходимо немедленное действие! Замешательство длилось каких-то несколько мгновений. Но за это время все переменилось в том месте, где только что стоял шатер. С полдюжины людей потерянно метались там, оглашая спящий луг душераздирающими воплями. Из шатров начали выскакивать полуодетые воины с копьями наперевес, с обнаженными мечами в руках. - Надо уносить ноги, - проговорил Овцын. - Сейчас тут такое начнется... - Бежим к конюшне, - быстро сказал Торир. - Надо тех опередить. И, не ожидая согласия, бросился в глубь леса. В чаще было еще темно, и Виктор несколько раз с размаху растягивался на земле, зацепившись ногой за корень. Пока мчались напрямик через заросли, ветви исхлестали все его лицо. Выскочив на опушку позади брошенных строений, он провел рукой по щеке - ладонь окрасилась кровью. Догнавший его Василий тоже был весь исцарапан, рукава рубахи висели клочьями. Бычья Шея значительно опередил их - он был уже у входа в конюшню и яростно махал рукой, подгоняя друзей. Едва они вбежали под своды сарая, он заговорил срывающимся шепотом: - Они обязательно побегут здесь - самый короткий путь. Надо напасть, узнать, что схватил тот малый... - Да ведь их вдесятеро больше, - возразил Ильин. - Огненная Рука один дюжины стоит. Да и я парень не промах... Легкая обида промелькнула в душе Виктора - его возможности явно оценивались ниже. Но на выяснение истины времени не было - в лесу уже слышался треск сучьев. Сунувшись к щелям в стене, друзья увидели, как на опушку вылетела толпа викингов. Пробежав узкое пространство между лесом и конюшней, они ринулись под ее прикрытием к тому месту, где затаилась троица. Торир неожиданно выпрямился и что есть силы ударил ногой по стене. Трухлявая плаха раскололась и вылетела наружу. В следующую секунду Бычья Шея выскочил в пролом и рванул меч из ножен. Какой-то темный звериный инстинкт вытолкнул и Ильина. Не сознавая, что делает, он обнажил меч и в прыжке всадил его в грудь набегавшего на него викинга. Толпа разом отхлынула. Ильин успел увидеть боковым зрением, что под ногами Торира корчится рыжебородый детина с огромной кровавой раной, идущей от шеи к ребрам. Рядом с ним валялась рука, сжимающая меч. А в стороне, закатившись в небольшую ямку, лежала человеческая голова с открытыми глазами. - Это ты, Бычья Шея?! - крикнул по-норвежски один из викингов. - У меня нет времени удивляться, как ты здесь очутился. Но это весьма кстати - мне пригодятся те три марки, которые назначены за твою башку. - Вы мастера рубить головы, особенно у спящих, - Торир быстро махнул мечом в сторону лежащего на траве кровавого трофея. - Но только я теперь не ближе к смерти, чем раньше, что бы ты там ни болтал, Жеребячий Лоб. Затем Бычья Шея воткнул меч в землю, схватил себя обеими руками за ворот и рванул рубаху на две части. Отбросив обе половинки на землю, он издал нечеловеческий вопль, оскалил зубы и, подняв меч над головой, кинулся на сгрудившихся под стеной викингов. В первую минуту схватки троице удалось даже потеснить растерявшихся противников. Но, придя в себя, они сумели отделить берсерка от Ильина и Овцына. Торир проревел: - Возьмите голову! Виктор, совсем позабывший о ней, метнулся в ту сторону, но в тот же миг на него обрушился рослый малый с двуручным мечом. Виктор упал на траву и откатился к стене. Лезвие меча ушло в землю в нескольких сантиметрах от его ступни. Не поднимаясь, Ильин мгновенно напружился и ударил ногами викинга, отшвырнув его от оружия. Быстро вскочил, и тут же рядом с ним рубанул по воздуху другой воин. Всем телом подавшись вслед за своим коротким мечом, Виктор перерубил руку нападавшего и, не удержавшись, кубарем полетел под ноги сражающихся. В падении он увидел, что один из людей Эймунда бросился к лежащей в стороне голове, схватил ее и со всех ног пустился к лесу. Но вырваться из кольца воинов не было никакой возможности. Ильин успел лишь заметить место, где среди кустов мелькнула спина убегавшего. Яростные крики и звон мечей заставили мгновенно забыть обо всем, кроме схватки. Ториру удалось пробиться к друзьям. Двое викингов остались лежать в том месте, где он только что рубился. Оттесняя Овцына и Ильина к пролому в стене, Бычья Шея прорычал: - Быстро в конюшню. Я прикрою. Тон его не допускал противоречия. Как-то разом признав его главенство в этой схватке, сначала Виктор, потом Василий нырнули спиной вперед в темное чрево огромною сооружения. Бычья Шея последовал за ними, наградив напоследок раной в живот своего старого знакомого. Встав с мечом в руках у бреши, он крикнул: - Видишь, Харальд, всяко бывает: и то, чего ждут, и то, чего не ожидают... Может быть, заглянешь сюда, я не против потолковать с тобой. Никто не решился сунуться под меч берсерка. Но передышка оказалась короткой. Несколько воинов обежали угол конюшни и ворвались в нее через широкий проход в торце. Схватка возобновилась с еще большим ожесточением. Теперь за спиной у троицы не было спасительной стены, и им приходилось быстро отступать в глубь помещения. Размахивая из стороны в сторону своим двуручным мечом, Торир перерубал по нескольку опорных столбов зараз, и балки перекрытия рушились, а вместе с ними на нападавших сыпались клубы древесной трухи, мха и пыли. Но некоторые викинги умудрялись перемахивать через перегородки по сторонам конюшни и заходили сбоку. Их удары отражали Овцын с Ильиным. В какой-то момент, схватившись с очередным противником, Виктор словно бы отключился от происходящего. Он видел перед собой только ощеренный рот, длинную рыжую бороду, заплетенную косицей, и широкое лезвие меча, то и дело рассекавшее воздух. Вопль Торира донесся до него словно сквозь толщу воды. Он сделал над собой усилие, чтобы вновь охватить сознанием всю картину побоища. Послав острие меча в лицо нападавшего, он рассек ему щеку. Викинг отпрянул, споткнулся и рухнул навзничь в кучу перепревшего навоза. Виктор смог теперь обернуться на рев берсерка. В туче пыли он увидел сгорбленную спину Торира, склонившегося над распростертым телом Овцына. Между лопаток Василия торчало копье. Мгновенный жар пробежал по жилам Ильина, ударил в голову. Швырнув меч в пыльное облако, скрывшее людей Эймунда, Виктор слегка присел на корточки и, выбросив вперед обе руки, послал в сторону проступивших теней мощнейший разряд. Две молнии, похожие на искореженные корневища, взорвали тьму. Но ему было мало этого. Он снова и снова прошивал пространство конюшни потоками белого огня. По проходу неслись брызжущие искрами тела, ломались и тут же занимались жарким пламенем столбы и перегородки стойл. Через несколько секунд вся та часть конюшни, где только что толпились викинги, превратилась в море огня. От страшной жары борода и брови Ильина трещали, источая запах паленой плоти. Мгновенно скрутились и побелели рыжие волосы на плечах и руках Торира. Викинг поднялся на ноги. Взгляд его дико блуждал по сторонам. Схватившись за древко копья, он выдернул его из спины Василия. - Бежать! - он затравленно озирался, ища выход. Ильин махнул рукой в сторону стены. Гнилые плахи разлетелись с пушечным грохотом, образовав рваное отверстие в несколько метров диаметром. Бычья Шея вскинул на плечо тело Овцына и бросился наружу. VI Анна не спала. Едва они появились из леса, неся Василия, она выскочила из ладьи и, не произнося ни слова, принялась помогать мужчинам укладывать раненого на подстилке из сена, устроенной на носу судна. Торир бросил быстрый взгляд на берег старицы. Сказал: - Удача, забери котел и топор. Надо быстро уходить. Если люди князя придут сюда, нас не спросят, кто мы такие... - Да уж, разбираться не будут, - невесело усмехнулся Виктор. Побросав нехитрый скарб в ладью, он оттолкнул ее от берега и перевалился через борт. Бычья Шея уже сидел у весла и энергичными гребками разворачивал судно к выходу из старицы. Ильин сел рядом и взялся за второе весло. Когда вышли на Альту, увидели, что за дальний поворот - верстах в полутора - уходит ладья с высоко вознесенной драконьей головой на форштевне. Десятки весел разом взлетали и обрушивались в воду. - Здорово чешут, - сказал Виктор. - Страх силы прибавляет, - отозвался Бычья Шея. - Хоть нам теперь и ни к чему за ними гоняться, будем парус поднимать, ветер вроде хороший заводится... Пока викинг ставил полотнище, а Виктор сидел на руле, Анна разорвала на широкие ленты одну из своих сорочек и присела возле раненого. Как только Торир справился с парусом, Ильин попросил его править, а сам перебрался на нос, чтобы помочь Анне. Он начал снимать с Василия пропитавшуюся кровью рубаху, но вдруг почувствовал, что Овцын пытается отвести его руку. Губы раненого зашевелились. Он старался что-то произнести, но Ильин слышал только шипящие звуки... - Помолчи, милый, мы тебя сейчас перевяжем и... Василий открыл глаза. Отыскал взглядом сначала Виктора, потом Анну. Губы его снова зашевелились. Ильин и княжна инстинктивно склонились к раненому и при этом слегка стукнулись головами. Рот Василия растянулся в беспомощной улыбке. Он опять зашептал - и теперь Анна и Виктор оба услышали, что хотел сказать Овцын: - Я... знал... что вы... Люби его... Анюта... ему больно теперь... как мне было... Анна закусила губу, закрыла глаза ладонями. У Виктора ком встал в горле. А Василий все шептал: - Выбирайтесь, ребята... отсюда... тут нельзя... Речь его сделалась невнятной, и, как ни вслушивался Ильин, ничего понять было нельзя. Губы шевелились все медленнее, даже шипящих не стало слышно. И вдруг рука Василия со страшной силой сжала предплечье Виктора, по телу его прошла стремительная судорога, он изогнулся, словно хотел встать на мостик, кровавая пена запузырилась в углах рта. - Агония! - сдавленно вскрикнула Анна. И в тот же миг стальная хватка умирающего ослабла, рука упала на сено, тело вытянулось и мелко задрожало. Ильин невольно отпрянул в сторону. Едва Овцын замер, как по его лицу, по рукам, по видной в прорезь ворота груди начало разливаться голубое мерцание. Оно становилось с каждой секундой все сильнее, пока во все стороны от лежащего тела не брызнули снопы холодных искр. "Как бенгальский огонь", - мелькнуло в сознании Ильина. Он почувствовал - кто-то опустился рядом с ним на колени. Обернулся и увидел Торира: с дикой гримасой кусая губы, викинг исступленно раскачивая головой из стороны в сторону. На руку Виктора упала горячая капля... Через несколько часов Василия похоронили на приметной стрелке, образованной небольшой речкой при впадении в Альту. Бычья Шея кое-как согласился обойтись без сожжения - если бы не необходимость побыстрее уходить от места ночной трагедии, он бы обязательно устроил погребальный костер и возвел на месте упокоения побратима достойный его курган. Ильину пришлось пообещать, что он вернется сюда вместе с Ториром, когда обстоятельства будут этому благоприятствовать, и поможет ему в сооружении насыпи. Роя могилу, а затем обкладывая свежий холмик камнями, Ильин то и дело посматривал на противоположный берег реки - он все ждал появления воинов из дружины Бориса. У него не было сомнений в том, что они обшаривают теперь окрестности злополучного луга в поисках убийц. Раздумывая о создавшейся ситуации, Виктор пришел к мысли, что надо оставить прежнее намерение отсидеться в глуши и, не теряя ни часа, спускаться вниз к Переяславлю, а затем идти на Киев. Когда он сказал вслух о своих соображениях, Анна сразу поняла его опасения: - Думаешь, теперь на реке оставаться небезопасно? Викинг быстро согласился с предложением Ильина. Ему вообще было не по душе прятаться от опасности. - Если в Кенугарде теперь неразбериха, можно попробовать попроситься к конунгу Святополку, ему наверняка люди нужны. - Не думаешь, что в его дружине тоже могут оказаться твои земляки?.. - спросила Анна. - Не по мне остерегаться того, чего я не видел... - Во всяком случае, предусмотрительность никому еще не вредила, - заметил Ильин. - Я бы на твоем месте... Но викинг перебил его: - Может быть, мы что-то и смыслим в будущем, но уйти от него нам не дано. Долго после этого они плыли в молчании. Торир мрачно смотрел на левый берег, сидя у рулевого весла. Анна неподвижно лежала на сене, спрятав лицо в ладонях. Виктор, привалившись спиной к мачте и запрокинув голову, смотрел на облачные замки, то воздвигавшиеся, то рушившиеся в синеве. После пережитого сегодня на рассвете в душе его воцарилось какое-то мудрое спокойствие. Была, конечно, и тупая, саднящая боль, иногда затоплявшая все его существо, но и она не могла нарушить состояние внутренней гармонии. Душа его как бы замерла, ступив на грань трагического всезнания и обретя ощущение нерушимости сущего. Яростная борьба за жизнь, смерть друга, необходимость немедленно принять решение, от которого зависит твоя судьба - все это, спрессованное в краткий миг бытия, стало чем-то вроде могучего разряда, разрушившего пелену, давным-давно опутавшую сознание Ильина. Сегодня он впервые за многие годы переживал природу, чувствовал своих спутников с такой отчетливостью, словно проник в самые потаенные глубины их подсознания. Разум не фиксировал с привычной поспешностью все, что происходит вовне и в нем самом. Разум словно уснул. И душа воспринимала мир как могучую мистерию простых и мудрых отношений всего ко всему. Неразделимые добро и зло, боль и наслаждение, составляя как бы вязкую кровь сущего, наполняли и его, Ильина, сладким трепетом знания. Он ощущал Истину в самом себе, и это давало странное чувство своей безмерности, своей протяженности, равной Вселенной. Да, разум Виктора спал. Но все в нем ликовало от ужаса и счастья, словно он балансировал над пропастью. Восторг высоты и подспудный страх, говорящий: удержаться никому не дано. Это было прикосновение к Вечному. Из состояния просветленного созерцания его вывел голос Торира. Викинг разглядывал свои руки и говорил, обращаясь к Виктору: - Я все понять не мог, что у меня с плечами. Холодит. А теперь на руки посмотрел и понял: волос нет. Как выбрило... Ильин молча смотрел на его жилистые ручищи, в которых тяжелое весло казалось хрупким. - А ты здорово запалил эту конюшню... Как это вам удавалось с Василием, наверное, спознались кое с кем... - Он даже улыбнулся, хотя глаза остались по-прежнему холодными, замороженными. - Не говори глупостей, - отмахнулся Ильин. - Ты знаешь, я охоч до шуток... Если сказать по правде, я на самом деле в восторге. Ты поступил как настоящий мужчина - сжег своих врагов вместе с домом. У нас считают такое большой удачей. - Что ты имеешь в виду? - У нас полагается мстить за обиду, и самое лучшее, что может сделать викинг, - это изловчиться запереть своих недругов в доме и поджечь его с четырех сторон. Если тебе удастся такой способ мести, вся округа будет завидовать такому везению. - Дикость, - сказала Анна, резко сев на своем соломенном ложе. - И коварство. Я еще могу понять, если человек убивает обидчика сгоряча. Но мстить - это низко. Нужно уметь прощать. - У нас думают по-другому, - усмехнулся Торир. - Даже пословица есть: только раб мстит сразу, а трус - никогда. Мужчина все хорошенько обдумает и сделает дело на славу... VII Киев был переполнен разноплеменным людом. Несмотря на то, что ходили упорные слухи о скорой войне, лес мачт у пристаней нисколько не поредел. Один за одним подходили суда с юга, да и с севера спускались по Днепру ладья за ладьей. Пылили дороги на западной и южной окраинах - сотни подвод везли товары из Чехии, из Угорской земли, из Валахии. Ильин и Бычья Шея по целым дням бродили по городу, надеясь встретить княжеский выезд и пробиться к Святополку. Ему одному они решили поведать о том, что произошло на рассвете двенадцатого августа. Только в его власти было сделать так, чтобы свидетельство участников побоища с людьми Эймунда надлежащим образом было доведено до народа, не потонуло в массе слухов. Но Святополк, как назло, все это время сидел в укрепленном замке Вышгорода и в Киев не показывался. Толкаясь по рынкам, Виктор и Торир ловили обрывки разговоров о недавних событиях, заходя в корчмы, прислушивались к спорам сторонников Святополка и его противников из христиан. Вокруг подвыпивших дружинников, пришедших в Киев после неудачного похода на печенегов, собирались толпы людей, вновь и вновь жаждавших услышать о таинственном убийстве на Альтинском поле. Картина происшедшего после бегства викингов, а затем и Ильина с его товарищами, действительно выглядела загадочно. Увидев бьющееся в агонии обезглавленное тело Бориса, его гридни подняли на ноги все войско - почти восемь тысяч человек. Обнаружив полотнище шатра, отброшенное вместе с опорным шестом далеко в сторону, нашли по веревке березу, которая послужила пружиной, приведшей в действие механизм покушения. Увидев кол с остатками перерубленного лычка, догадались, каким образом был сорван шатер. Во время лихорадочных поисков злоумышленников обнаружили еще множество настороженных деревьев-луков. Стало ясно, насколько основательно была устроена западня. Пока одни метались по лесу в надежде схватить злодеев, другие вылетели на соседний луг и увидели охваченную огнем конюшню. Когда она догорела и дружинники смогли приблизиться к ней, заметили с краю, там, где проходила стена, четыре обгорелых трупа. А на следующий день, когда пепелище остыло, нашли среди углей останки еще нескольких человек. Суеверные люди были склонны считать, что в пожаре сгорели убийцы князя, причем казнил их не кто иной, как сам всевышний. По возвращении из похода дружина остановилась в Вышгороде. Останки Бориса положили в мраморный саркофаг в церкви святого Василия. Но отпевать молодого князя епископ пока не стал, словно надеясь, что голова вернется к обезглавленному телу. Правда, иные из воинов утверждали, что владыка не зря хитрил - даже среди дружинников пошли слухи о подмене. Кое-кто говорил, что Борис сам подстроил все это, подсунув вместо себя неизвестно чей труп, и бежал, опасаясь за свою жизнь. - Попомните мое слово, он скоро в Ростове объявится, - толковал один из воинов, навалившись грудью на стол, уставленный братинами с медом. - Н-нет! - саданув кулаком по дубовой столешнице, заорал другой. - Не поехал бы он туда. Не ведаешь разве, что он с княжения отпросился, когда промеж Ярославом и Владимиром ссора вышла. Он ведь соседом брату был, опасался, знать, что тот ему жизнь укоротит. - Чего ему с Ярославом делить было? - Сам он на Новгородское княжение метил... Даром, что ли, к отцу под крыло удрал, как только пря разгорелась... Знал, видно, нрав братцев. Но немало было и толков о причастности к убийству нового киевского князя Святополка. Особенно поддерживали эту версию, как приметил Ильин, ревностные христиане - те, что поминутно крестились и призывали на помощь Иисуса и его святое воинство. Виктор сделал вывод, что источником таких слухов являются священнослужители - именно в церкви могли почерпнуть одни и те же сведения люди, живущие на разных концах города. Святополк, как говорили киевляне, совершенно открыто высказывал свои симпатии старой вере русичей. Одной из первых его акций по княжении было устройство богатой тризны на могиле его предка Олега - высоком кургане, поднимавшемся недалеко от городской стены. Тысячам горожан, собравшимся в тот день у подножия холма, княжеские холопы разносили бочки с медом. Святополк самолично пожаловал народу множество свит, шапок и сапог. По Киеву открыто расхаживали люди с обритыми головами, на которых был оставлен только длинный пучок волос - вроде оселедца, излюбленного позднейшими запорожцами. На шее у них побрякивали ожерелья из медвежьих и конских зубов, деревянные и костяные фигурки богов, фаллические изображения. Подолы и рукава длинных белых рубах, расшитые красным орнаментом с громовыми и свастическими знаками, резко выделялись на фоне сермяжных одеяний толпы. Давно не виданных здесь волхвов сопровождали десятки просителей - одни умоляли отслужить требу на родовом кургане, другие приглашали благословить новоженов, третьи упрашивали отчитать больного, ставшего жертвой дурного глаза. Клирики христианских церквей - по большей части греки и болгары - с явным страхом наблюдали буйный рост языческих настроений. Но идти против массы опасались, тем более что на этот раз за спиной у них не было поддержки князя и его дружины. Простой народ со все усиливающейся враждебностью относился к многочисленным торговым гостям из христианских стран, то и дело на рынках возникали стычки между приверженцами дедовских обычаев и купцами, менялами, посредниками, носившими кресты или исповедавшими ислам, иудаизм. - Ужо погодите, попомним вам, как Перуна рубили, как отцов наших в Почайну под копьями загоняли, - потрясая костлявым кулаком в сторону священнослужителей, кричал юродивый, сидевший неподалеку от Десятинной церкви, первого храма, выстроенного Владимиром. У оборванца, удивительно похожего на персонаж картины Сурикова "Боярыня Морозова", висел на шее не крест, а камень с дыркой посередине. Ильин сделал вывод, что со временем господствующая церковь поставила себе на службу популярный в народе институт юродства. Во всяком случае, уже во времена Ивана Грозного такие безумцы играли роль блюстителей идеологической чистоты христианства. Самоуверенности простолюдинам, задиравшим последователей трех родственных вероисповеданий, придавало и то, что в городе появилась масса викингов, пришедших в Киев из Поморья, едва разнеслась весть о том, что на великокняжеский стол сел человек, благоводящий язычникам. Торир подолгу приглядывался к группам скандинавов, прежде чем подойти к ним. Только удостоверившись, что среди них нет нежелательных знакомых, решался расспросить о новостях с Запада. Уйдя из Норвегии в конце зимы, он не знал, что происходило на родине в течение минувших месяцев. А о событиях в других странах слышал и того меньше, так как после участия в походе на Англию в составе войска датского конунга Свейна Вилобородого он вернулся в родительскую усадьбу и прожил в ней две зимы и лето - до тех пор, пока его не объявили вне закона... - Вы о смерти Свейна ведаете? - Коренастый датчанин со светлыми бровями и ресницами, с широкой русой бородой, подозрительно смотрел то на Торира, то на Виктора. - Слышал я об этом, - ответил Бычья Шея. - Он ведь еще прошлой весной умер. А на друга моего ты не поглядывай - он русич, в наших делах не сведущ. Так что там вышло в Англии? - Еще немного, и последний христианский граф улепетнул бы за море. Вся страна была бы нашей и молилась нашим богам. - А кто теперь у власти в Дании? - Харальд, сын Свейна - этот изменил вере отца, на него надеяться нечего. А младший - Кнуд - провозглашен королем Англии. - Что в Норвегии? - Ходят слухи: ваш конунг Олаф Толстый - тот, что принял крещение, когда служил у герцога норманнского, - оказался не очень-то покладистым человеком. - Да, за ним надо смотреть в оба. - Так вот, Олаф задумал объявить себя государем Норвегии и не признавать власть Дании. Торир надолго погрузился в размышления, словно забыв о датчанине. А тот продолжал рассматривать его все с тем же подозрением. - Эй, приятель, а как ты сам оказался в Гардарике? - Я как раз от людей Олафа и ушел, - ответил Бычья Шея. - Хочу наняться на службу - здесь или в Миклагарде. - Ну, тогда другое дело. - Викинг широко улыбнулся, показав крепкие зубы. - Мы ведь тоже сюда приехали, как услышали про здешнего князя Святополка... Сейчас у нас ни одного государя не осталось, за кем можно пойти, всех попутали попы. Ильин решил принять участие в разговоре и спросил: - Так ты думаешь, если Святополк открыто провозгласит целью восстановление старой славянской веры, то к нему под знамена встанут многие? - Весь Йомсбург, - коротко сказал викинг. - Из Норвегии тоже кое-кто поможет, - добавил Бычья Шея... Пока они бродили по городу, Ильин несколько раз примечал в толпе человека с рыжей бородой, заплетенной в косицу. Лицо его показалось знакомым Виктору, но как он ни пытался припомнить, где видел эти серые глаза навыкате, эту загнутую на манер серпа косу, ничего на ум не приходило. И только когда они вернулись на свой постоялый двор, память вытолкнула: ощеренный рот, прыгающая косица, блеск широкого лезвия, грохот рушащихся перекрытий, глухие крики, похожие на рычание... Анна, поджидавшая в светелке, бросилась им навстречу, едва они переступили порог. - Ну что, удалось увидеть Святополка? - В Вышгороде он сидит, а туда никого не пропустят. Люди говорят, князь боится наемных душегубцев. - Тут, между прочим, вовсю толкуют о том, что это он подослал убийц к Борису. Я едва сдержалась, чтобы не выложить им все, как было... - Смотри! - Ильин помахал в воздухе ладонью. - Никто не должен знать об этом, пока мы не пробьемся к князю. Свидетельства очевидцев в теперешней политической борьбе - это посильнее всякого оружия. А то, что кто-то болтает... На постоялых дворах обстановка располагает к сплетням. - Да, самое главное забыла сказать! Перед вашим приходом здесь появился человек из Вышгорода. Сегодня утром, по его словам, на гробнице молодого князя обнаружили отрубленную голову Бориса! - Вот это номер! - присвистнул Ильин. Торир на минуту задумался, потом медленно заговорил: - Ярислейфу предъявили доказательство, больше оно ему не нужно. А вот переполох вызвать таким способом - это хорошо придумано... - Я же тебе говорил: Ярослав - умный человек... - И это свидетельствует еще об одном, - продолжал Торир. - Значит, слухи о том, что он с войском находится где-то за Смоленском, правильны. Эймунд при всем своем проворстве не мог за эти несколько дней добраться до Хольмгарда и затем отправить кого-то сюда с головой Бориса... При этих словах перед глазами Виктора снова возникло лицо с бородой-косицей. Но он не стал делиться своими опасениями, решив назавтра окончательно убедиться, не обознался ли. Если то было не случайное совпадение, если за ними установлена слежка, он обязательно обнаружит это... Когда Анна ушла спать в подклет к хозяйской дочери, а Ильин с Ториром улеглись на лавках в светелке, через узкие - в ладонь - оконца еще доносились скрип телег, стук копыт по настилу двора, приглушенные голоса. До глубокой ночи На постоялый двор прибывали возы из ближних и дальних мест - везли хлеб нового урожая, мед, рыбу. Наступило самое золотое время для торгов. VIII Наутро город гудел от новых слухов. Купцы, прибывшие на рассвете с верхнего течения Днепра, привезли весть об убийстве муромского князя Глеба. На этот раз преступление было совершено поблизости от жилых мест, на пристани Смядыни. Злодеев едва не схватили случайные очевидцы нападения, удалось, во всяком случае, узнать одного из них - личного повара князя, торка родом. Киевляне не жаловали это азиатское племя, то и дело досаждавшее купцам на днепровских порогах, грабившее земледельческие селения по степной Украине. Вместе с печенегами торки иногда появлялись и под стенами стольного города, угоняли скот, жгли посады, хватали в полон зазевавшихся рыбаков и смолокуров. - Торчин этот и зарезал князя как овцу, - говорили те, кто, по их словам, из первых уст слышали рассказ купцов об убийстве. - Глеб-то мальчишка, совсем - годов шестнадцать... - Не наскочи на них люди, и этому голову отбрили бы, - заметил один из слушателей. - Как пить дать - одна рука за всем этим смертоубивством. Последняя фраза заставила всех замолчать. Слишком очевиден был намек на Святополка. Ильин только сейчас осознал всю серьезность положения. Все про