поступить в колледж должны предварительно пройти "сколастик аптитюд тест" - тест на способность к наукам. Это тест типа "мультипл чойс" ( выбрать правильный ответ). Он содержит 145 вопросов. Вот, для примера, три из них (журнал "Америка", 1977, сентябрь, Э 250). "ИНСТРУКЦИЯ. В каждом из приведенных ниже предложений имеется один или два пропуска, указывающие на пропущенное слово или несколько слов. Под предложением приведено по пять слов или групп слов, обозначенных буквами А, Б, В, Г, Д. Выберите то слово или те слова, которые лучше всего подходят к сказанному: 1. Возбуждение не ..., а ... его чувства, давая ему возможность лучше воспринимать подробности. (А) - притупляет ... обостряет; (Б) - преодолевает ... сковывает; (В) - замедляет ... отвлекает; (Г) - возвышает ... осложняет; (Д) - предвосхищает ... убыстряет. 2. Философские системы никогда не разрабатываются ... людьми, поскольку философия - это такой предмет, в котором зрелость МЫСЛИ приходит с опытом. (А) - простыми; (Б) - практичными; (В) - неизвестными; (Г) - молодыми; (Д) - многосторонними. 3. Несмотря на ... проводимых мероприятий, будь то экстренных или дальнего прицела, проблема бедности в стране не теряет своей остроты. (А) - несовременность; (Б) - сложность; (В) - односторонность; (Г) - эфемерность; (Д) - обилие". Заполненный бланк с ответами попадает в компьютерную оптико-сканирущую (читающую) машину, которая сравнивает его с бланком матрицы, содержащей правильные ответы. Из общего числа правильных ответов испытуемого вычитается 25 процентов (ведь правильно ответить можно и наугад, вероятность этого и пытаются учесть). Вносятся и другие коррективы. И машина выдает результат ... Вот так интеллект издевается над умом.... Примечание к главе. Тогда, в веке двадцатом, я посмеялся над столь примитивными тестами и возрадовался за наше образование. Сейчас прихожу в смятение. Все идет к тому, чтобы нормальные, апробированные десятилетиями вступительные экзамены в вузы подменялись такими вот "аптитюд тестами", рассчитанными, мягко говоря, на дебилов. Мое смятение относится не только к "собеседованиям" с "коммерческими" абитуриентами и к вступительным экзаменам "одновременно в сто двадцать вузов", но и резкому - по крутой экспоненте - снижению требований к студентам и соответственно к уровню их знаний. Помните, я писал, что в студенческой аудитории испытываю прилив сил, что отношусь к лекции, как к акту творчества. Так вот, все это осталось в прошлом веке. Где вы, горящие глаза, умные вопросы, стремление вникнуть в каждое слово, в каждую мысль преподавателя? Все чаще вместо вдохновения испытываю досаду и чувство вины, потому что это мы, умудренные опытом ХХ века, ответственны за "дебилизацию" и студентов, и самих преподавателей. Недавно я отказался участвовать в заседании Совета по присуждению ученых степеней. Автореферат диссертации изобиловал перлами вроде (да простят меня неспециалисты!): "Экономический самовозбуждающийся автогенератор". Во-первых "несамовозбуждающихся автогенераторов" не бывает, а во-вторых, если есть "экономический" автогенератор, то почему не быть, скажем, "гастроэнтерологическому"? Вас интересуют результаты защиты? 10 : 0 в пользу диссертанта. И я уверен, что "Сциллы и Харибды" Высшей аттестационной комиссии диссертант пройдет с легкостью балерины, порхающей по сцене Большого театра. Я еще напишу, с какими муками добывал кандидатскую и докторскую степени. А сейчас, куда ни плюнь, - попадешь даже не в доктора, - в академика. Сколько у нас развелось "самодеятельных" академий: транспорта, информатизации, телевидения, цирка... ну, подскажите, их ведь больше десятка наберется! Да, мы должны иметь мужество признать, что все более утрачиваем позиции в науке и образовании, которые занимали в ушедшем столетии... По телевидению часто выступает Михаил Задорнов. Он со вкусом и знанием дела издевается над "интеллектом" американцев. Мы давимся со смеху: вот, мол, какие они, и какие мы! Я тоже смеюсь, но в душе обливаюсь слезами. Если американцы таковы, какими их представляет Задорнов, то почему мы стремимся им подражать? ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВО Ай, ай, ай! В какую бездну мерзостей, гадостей, пакостей и гнусностей я попал, ступив ногой в деревянное это корыто! Шарль де Костер (1827 - 1879) Все мы в той или иной мере сталкивались с предательством. Вообще-то слово "предательство" имеет массу толкований. Помните пресловутую парткомовскую фразу: "Изменил жене - изменил Родине!". Согласитесь, что, действительно, супружеская измена сродни предательству. Но здесь речь пойдет о предательстве не на бытовом уровне... Есть на свете множество тщательно охраняемых тайн. Одну из них под страхом смерти оберегала КПСС. Как ни странно, ее столь же ревностно оберегают и демократы. А может, нет никакой тайны, одни лишь выдумки? Поэтому в рассказе о ней не назову ни одного имени. Во-первых, я не был ни участником, ни очевидцем тех событий, а знаю о них лишь со слов девушки, которой, впрочем, безмерно доверяю. Во-вторых, сама эта девушка, сейчас, в ХХI веке, пожилая женщина, никогда не произносила их во всеуслышание и в любой момент может от них отказаться. Поэтому расскажу только о том, чему невольно стал свидетелем. В 1944 году мы с этой девушкой недолгое время дружили. Однажды вечером (ох, уж мне это пресловутое "однажды"!) я болтал с ней о всякой всячине в студенческом общежитии, где у нее, как у бывшей партизанки, была "персональная" комнатушка. Раздался стук в дверь. Вошел старший лейтенант. Не поздоровавшись, спросил (не меня, естественно): - Ты знаешь, что мой брат не предатель? - Да, - ответила девушка. - Ты знаешь, кто на самом деле предатель? - Да! - Почему же, выступая по радио, ты не скажешь правду? - Потому что, если бы я это сделала, назавтра меня уже не было бы. Старший лейтенант круто повернулся, посмотрел на нее с презрением и, не попрощавшись, вышел. Я знал, о ком шла речь. Я знал также, что моя подруга люто его ненавидела. Но... он до сих пор остается героем, а не предателем. Любопытно, что дважды, в различные годы, при разных обстоятельствах и от разных людей я слышал отголоски той давней истории, подтверждающие правоту старшего лейтенанта. Кстати, его брат был реабилитирован... посмертно. Говорят, от великого до смешного один шаг. Говорят также, что трагедия может обернуться фарсом. Такой фарс я наблюдал недавно. Есть на телевидении популярная (и, между тем, на мой взгляд, гнусная) передача "Слабое звено". Почему "гнусная"? Да потому, что поощряет предательство. Вспомните, от сильных в этой передаче слабые избавляются именно потому, что те сильны и у них больше шансов завладеть вожделенными деньгами. А ведущая "Слабого звена", вне передачи, вероятно, "дама приятная во всех отношениях", с садистским наслаждением измывается над участниками представления. Впрочем, они того заслужили, коль скоро согласились на роль баранов, предназначенных для заклания, добровольно пожертвовали своим человеческим достоинством. Не случайно я вспомнил "Слабое звено". В одной из передач ведущая предложила назвать "подпольную кличку" того самого "персонажа", простите, героя, которого имел в виду старший лейтенант. Я привел "анонимный" пример предательства. Почему "анонимный"? Из-за отсутствия доказательств, которые наверняка упрятаны в яйцо, проглоченное Змеем Горынычем. Упрятаны по той же причине, по какой десятки городов и улиц продолжают носить имена людей, повинных за преступления Октябрьского переворота, братоубийственной бойни, именуемой "гражданской войной", военного коммунизма, а "вечно живой" продолжает покоиться в усыпальнице, достойной фараонов! Утверждают, что нельзя сидеть одновременно на двух стульях. Но мы-то сидим! Впрочем, это уже политика. А я не политик. Мой дядя Миша воевал за красных, дядя Витя - за белых. Вот и я - белый в красную крапинку. Да, я - не политик. По нынешним меркам я, профессор и доктор наук, где-то на донышке среднего класса. Считал себя интеллектуалом (не путать с интеллигентом!), а позволил лохотронщикам от политики обвести себя вокруг пальца. Меня и вас, большинство моих читателей, обманули, предали с нашего же благосклонного соизволения. Вспомним ваучеры. Честное лицо Чубайса, убеждавшего, что посредством этих самых ваучеров все достояние страны - народное достояние - будет поровну и без остатка поделено между гражданами России, от глубоких старцев до грудных младенцев. А то, что номинал ваучера подозрительно низок, так это из-за несоответствия денежных курсов - старого и нового. Вот, мол, пересчитаем, и рубли превратятся в миллионы. И, что большинство из нас убедило, Чубайсу вторили все наши демократы-экономисты. А ведь и превратились рубли! Побывали мы в миллионерах, но, увы, не стали богаче. Народное состояние было без зазрения совести вторично продано, на сей раз за деньги. Большие? Кое-кому за сущие гроши. И появились олигархи, миллиарды долларов на швейцарских и прочих иноземных счетах, дворцы в Лондоне и виллы на лазурных берегах. Причем все по закону, позволявшему делать доллары из воздуха! Откуда же еще взяться миллиардам, если "народное достояние" уже поделено до крупинки! И, заметьте, тоже по закону! А сытое лицо Чубайса, как ни в чем не бывало, продолжает мелькать на экранах, и никто, по-моему, не услышал от него и ему подобных слов извинения. И если я назову его предателем, меня привлекут к уголовной ответственности. Нет, не предатель Чубайс, а ба-альшой политик! Как ученый, я могу подсказать великолепную тему диссетации: "Технология предательства". Материала для ее написания хоть отбавляй! Могу даже, основываясь на большом опыте руководства аспирантами, подсказать содержание будущей работы. А начать, например, так: 1. Униженная мольба о политической реабилитации; 2. Почему вы любите лапшу Доширак, или как вешать лапшу на уши народу. 3. Весь мир насилья (коммунистического) мы разроем до основанья, а затем мы наш, мы новый (там видно будет, какой!) мир построим, кто был ничем, тот станет всем (олигархом). Не думаете, что во мне говорит тоска по прошлому. Тем более что перестройка, а, вернее сказать, мучительная ломка, с которой хорошо знакомы наркоманы, началась еще в моем, ХХ столетии. Это я сначала голосовал на всенародном референдуме за сохранение Советского Союза, а затем хладнокровно взирал, как под покровом ночи упомянутый Союз был в одночасье, келейно взорван - не разобран по кирпичику, а именно взорван. И не просто взирал, а с надеждой: гнойник вскрыт, теперь-то наступит быстрое выздоровление. Это я смотрел в рот младодемократам и верил, что за каких-нибудь 500 дней из обломков кирпичей можно построить современное, благоустроенное здание, в котором будет удобно и богато жить. Это я, боясь повторения "наполеоновской реставрации" голосовал не за Ельцина, а против коммунистов. Значит, в случившемся на перепутье веков виноват я, и пусть бросит в меня камень тот, который в смутное время оказался мудрее. Единственное, что хоть в малой мере оправдывает Бориса Ельцина - Путин. Я связываю с этим человеком те крохи оптимизма, которые еще сохранил. Поражаюсь его работоспособности, неутомимости и... интеллигентности. Он связан по рукам и ногам тем, что натворил его предшественник, и предельным обнищанием общества, и необходимостью накормить несколькими хлебцами миллионы голодных. Хватит ли ему мужества, силы воли, провидческого дара? Ведь он человек, а самому сильному человеку также присущи человеческие слабости. И еще меня страшит, что его могут предать. Бойтесь предательства, Владимир Владимирович! Ведь то "анонимное" предательство, с которого я начал эту главу, мелочь по сравнению с нынешними изощренными предательствами, совершающимися под сенью несовершенных законов! ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ МОИ УЧЕНЫЕ СТЕПЕНИ Вы, голубчик, дегенерат. Знаете, что такое "дегенерат"? Ярослав Гашек (1883 - 1923) Я уже рассказывал о недавнем диссертанте, работа которого была перенасыщена "ляпами". Тогда я трусливо сбежал с заседания Совета, заранее поставив подписи на чистом листе протокола и перепоручив, подобно думским депутатам, проголосовать за меня первому попавшемуся коллеге. Потом я узнал, что за присуждение кандидатской степени проголосовали единогласно. Значит, "за" проголосовал и я. В ХХ веке я этого себе не позволил бы. А теперь... как не вспомнить четверостишье Алексея Константиновича Толстого: Будь настойчив в правом споре, В пустяках уступчив будь, Жилься докрасна в запоре, А поноса вспядь не нудь. Сегодня защита кандидатской диссертации не событие, а именно пустяк. Когда я (уже после защиты) сказал одному из коллег, что Высшая аттестационная комиссия такую позорную диссертацию не пропустит, тот со знанием дела пояснил, что теперь ВАК пропускает все кандидатские диссертации без разбора. Так что моя уступчивость оправдана. Правильно сделал: не жилился и, в то же время, не нудился. К тому же и "девственность" сохранил, и плевать против ветра не пришлось. А теперь вернусь в середину ХХ века и расскажу, как потом и кровью зарабатывал свои ученые степени. Изданная в 1951 году книга, хотя и пользовалась успехом, как никакая из моих последующих книг, наплодила мне кучу врагов: "Выскочка!", "Молоко на губах не высохло, а уже книгу пропихнул!". Примечание для любознательных: я и сам не пойму, как решилось солидное московское издательство заключить договор с недавним студентом, у которого и за душой-то ничего (и, поверьте, никого!) не было... По окончании МАИ я сказал себе: "Аспирантура? Ну, нет, с меня довольно!". А уже через несколько месяцев поступил в аспирантуру Института радиоэлектроники АН СССР. Но... из номерного НИИ, куда был распределен, меня (заметьте, вопреки закону!) не отпустили, а придумали гениальный ход: перевели в свою очную (!) аспирантуру и оставили на полной ставке младшего научного сотрудника. Это отвечало моим интересам, главным образом, по меркантильной причине: плюс к зарплате я стал получать и аспирантскую стипендию. Не буду утомлять читателя подробностями. Скажу только, что меня, как говорится, черт дернул придумать "перпетуум мобиле" - вечный двигатель. Разумеется не в прямом, а в переносном смысле слова. Ведь все, что невозможно, ассоциируется именно с вечным двигателем. Итак, меня угораздило изготовить и положить в основу диссертации прибор, над созданием которого безуспешно трудился целый отдел другого НИИ. У них не получилось. А раз не получилось, то значит - невозможно. Защита моей диссертации происходила в "третьем" НИИ (в нашем диссертационного совета не было). Все шло гладко, пока "конкуренты" не заявили, что мой эксперимент подложен, а созданный мной прибор - фикция. "Этого не может быть, потому что не может быть никогда!" Перед внутренними взорами членов Совета предстали весы: на одной чаше - "кустарь-одиночка" со своим "вечным двигателем", а на другой - творческий коллектив целого отдела, подтвердивший упорным коммунистическим трудом невозможность "перпетуум мобиле". Первым оппонентом у меня был воистину великий ученый - профессор Семен Эммануилович Хайкин, создавший в тридцатые годы в соавторстве с академиком Андроновым и профессором Виттом фундаментальную "Теорию колебаний". Поскольку "бог троицу не любит", Витта расстреляли, и несколько изданий "Теории колебаний" вышли только за двумя подписями. Незадолго до моей защиты Хайкин опубликовал еще один капитальный труд - "Механику". На его (и мою) беду книгу прочитал другой великий ученый - крупнейший специалист и в языкознании, и во всех прочих науках - Иосиф Виссарионович Сталин. Прочитал и вынес вердикт: книга порочная, идеалистическая. К счастью, репрессий не последовало (помните, я писал, что никто из моих коллег не был репрессирован?). Но своим "корешком" "Механика" ударила и по мне... Тогда я не был закаленным бойцом (им стал впоследствии). Вместо того чтобы сказать: "Уважаемые члены Совета! Прервите, пожалуйста, защиту, образуйте комиссию для проверки моих результатов. Если ее решение окажется отрицательным, возобновлять защиту не придется, и в кандидатской степени мне автоматически будет отказано. Если же результаты подтвердятся, то зачтите это в мою пользу..." Я же только бил себя в грудь, клянясь, что результаты правильны... Встал Хайкин и сказал примерно следующее: "Если возникли сомнения в достоверности результатов диссертации, то, получив автореферат, надо было немедленно сообщить о них Совету. А после драки кулаками не машут". На это председатель Совета ответил так: "Профессор Хайкин! Иосиф Виссарионович Сталин дал справедливую оценку вашей порочной идеалистической книжке. Прискорбно, что вы вдобавок выступаете в роли зажимщика критики. Переходим к голосованию". В наступившей тишине раздался треск: - мой научный руководитель, один из пионеров отечественной радиолокации Борис Константинович Шембель сломал удочку для подледного лова рыбы. Он был страстным рыбаком и, будучи уверен в моем успехе, собирался до банкета часок-другой половить рыбку. Эксперименты проводились на глазах Бориса Константиновича, но по тогдашним правилам научный руководитель, выступив в начале, затем не имел права открыть рта. Мой главный свидетель сидел с "завязанным ртом" и мог только в знак протеста и досады переломить о колено бамбуковое удилище. С разницей в один голос я был "провален". Семен Эммануилович Хайкин, сам член ВАК, тут же предложил мне немедленно обжаловать решение Совета: "Ручаюсь, оно будет отменено!". Но на меня напала такая депрессия, что ни о каком обжаловании я не мог и думать. Хайкин этого мне не простил. С тех пор мы не виделись. Через месяц депрессия прошла, а беспристрастная комиссия не только подтвердила мою правоту, но и несколько улучшила результаты. Мне было предоставлено почетное право сделать доклад о своем приборе в конференц-зале Политехнического музея. "Конкуренты" при встрече чуть ли не бросались мне на грудь: "Вы, дорогой, сами виноваты... если бы вовремя ознакомили... привлекли... Мы бы вас горячо поддержали! Время летит, как известно, быстро. Прошли зима, весна. Наступило лето. Повторная защита была назначена на осень (нужно было еще успеть "подновить" диссертацию, отпечатать и разослать автореферат). В июле 1952 года я осуществил право, гарантированное Сталинской конституцией, - уехал отдыхать в Крым. Там меня застал свежий номер "Правды" с постановлением ЦК КПСС и Советского правительства о необходимости ужесточить требования к диссертациям. Сердце мое екнуло. И не зря. По приезде домой я распечатал письмо, в котором меня уведомляли, что назначенная на сентябрь защита состояться не может, поскольку номерные НИИ лишены права принимать открытые диссертации. И началось хождение по мукам, продолжавшееся 4 (четыре!) года. Многие диссертационные Советы были расформированы. Другие боялись подобной участи и потому принимали диссертации только у "своих". Меня все время "отфутболивали": дескать, диссертация не соответствует профилю Совета. А потом... Мне предложили сделку: если я соглашусь (не имея ученой степени!) возглавить кафедру в Новосибирском электротехническом институте связи, то уже через несколько месяцев мне организуют защиту в Московском электротехническом институте связи. Так оно и произошло. Точнее, произошло действо, напоминавшее комедию. Вся защита продолжалась 40 минут. Мне, несмотря на мои мольбы, не задали ни одного вопроса. Потом выступил профессор, заслуженный деятель науки Николай Иосафович Чистяков (впоследствии я удостоился чести быть соавтором двух его книг), сказал буквально несколько слов вроде: "Все мы знаем, при каких обстоятельствах..." А через пару месяцев я уже получил "корочки" кандидата технических наук. Думаете, только мне приходилось "прошибать лбом стену"? Сошлюсь на опыт жены. Здесь надобно пояснение. Моя жена - Тамара Васильевна Плонская - работает профессором кафедры технических средств судовождения. Она мой постоянный соавтор. А тема нашей многолетней совместной работы хотя и специфична, но граничит с фантастикой, и потому расскажу о ней в одной из последующих глав. И еще о жене (простите за откровенность!). Она моложе меня на 20 лет, 33 года живем душа в душу. Была моей студенткой (но не аспиранткой!). Автор десятков научных статей, книг и учебных пособий. Кандидатскую диссертацию защитила ровно двадцать лет назад, в 1982 году. Тема - на стыке радиоэлектроники и вычислительной техники. С одной стороны, это приветствуется, ведь именно на стыке наук делаются самые неожиданные открытия. С другой стороны, специализированный диссертационный Совет имеет право принимать диссертации лишь по определенной, строго "очерченной" специальности. И жена обращалась в диссертационные советы Московского энергетического института, Московского высшего технического училища, Московского станкоинструментального института и Рязанского радиотехнического института. Всюду ее принимали в высшей степени благожелательно, внимательно знакомились с диссертацией, обсуждали на кафедрах, даже давали хвалебные отзывы! Но в первых трех случаях следовал все тот же ответ: "не наша специальность". И лишь Совет Рязанского радиотехнического института был наделен правом принимать защиты как по радиоэлектронике, так и по вычислительной технике! Счастливое совпадение! Но сколько нервных клеток понадобилось, чтобы, наконец, "выпала счастливая карта"! Я вовсе не хочу сказать: вот как надо "посвящать в кандидаты наук"! Требовательность должна быть в разумных пределах, а ими-то в "мое" время зачастую пренебрегали, видимо, по принципу: лучше не пустить в кандидаты (или в доктора) достойного, чем распахнуть двери перед недостойным... Но стоит ли впадать в другую крайность? А теперь расскажу, как стал доктором наук. В научном мире существует поговорка: "кандидатскую диссертацию делает доктор, а докторскую - кандидат". Несмотря на кажущуюся ее нелепость, в ней есть толика здравого смысла. Традиционный путь в кандидаты наук - через аспирантуру. И если научный руководитель аспиранта относится к своим обязанностям неравнодушно, то он опекает своего подопечного - подсказывает идеи, помогает преодолеть "подводные камни", отсекает лишнее, ошибочное. Будущий же доктор наук предоставлен самому себе. Докторская степень в науке - наивысшая. Ранг академика почетнее, но не выше, чем доктора наук - эти понятия относятся к разным категориям. Кандидат наук, претендующий на степень доктора, не нуждается в руководителе. Он должен рассчитывать только на себя, свои знания, интеллект, научную эрудицию. По описанным причинам я стал кандидатом наук поздно - в 31 год. А уже в 35 представил к защите в Совет Киевского политехнического института докторскую диссертацию. Все шло идеально: оппоненты - даже не два, а три доктора наук дали превосходные отзывы. Был разослан автореферат, назначен день защиты. А затем вмешался злой рок... Вынужден нарушить плавный ход повествования и обратиться к предистории. Я еще в Москве. Заведую лабораторией в НИИ. Телефонный звонок. Начальник отдела кадров просит зайти. В кабинете вижу плотного парня с копной пшеничных волос, румяным круглым лицом и подслеповатыми глазами, моложе меня года на два. Представляется: Александр Герасимович Смагин. Не без злого чувства привожу полностью фамилию, имя и отчество. Мне объясняют, что Смагин только что окончил университет, по образованию - физик-ядерщик, но вот беда, не может устроиться по специальности. Не могу ли я взять его к себе в лабораторию младшим научным сотрудником? Штатные места есть, почему бы ни взять! Знал бы я тогда, какую змею привечаю... И опять не хочу утомлять читателя излишними подробностями... Прошел год - мы почти что друзья, хотя называем друг друга по имени-отчеству. Пишу статью, ее принимают в журнал. Застенчиво улыбаясь, говорит: - А меня не возьмете в соавторы? У вас ведь и так ой-ой-ой сколько опубликовано! Иду в редакцию, прошу допечатать фамилию соавтора. Спустя еще несколько дней: - У вас уже написана диссертация, а я только собираюсь. Нельзя сделать так, чтобы я был единственным автором статьи? Разумеется, будет ссылка на ваше участие. Не скрою, меня покоробило. Но, как известно, дураков не сеют, не жнут... Снова иду на поклон в редакцию, как старик из сказки Пушкина к государыне-рыбке. В редакции удивляются, но просьбу мою выполняют. Ах, если бы я тогда мог предвидеть, какую пакость себе делаю! 1961-й год. Я уже доцент, заведующий кафедрой Одесского политехнического института. Смагин все там же - старший научный сотрудник, время от времени мы переписываемся. В начале книги я вскользь упомянул, что не сохраняю писем. А смагинские письма, сам не знаю, почему - сохранил все до единого. И это меня спасло! В одном из последних писем Смагин пожаловался, что никак не может защитить кандидатскую... А у меня уже не то что аспиранты, а "свои" кандидаты есть. По простоте душевной приглашаю Смагина в Одессу, обещаю провести по конкурсу на должность доцента, хоть и нет у него степени. И, представьте, провожу! Вот-вот должен переехать. Сам же в предзащитных хлопотах. Получаю трогательную телеграмму Смагина. Рассыпается в благодарностях... А затем происходит нечто в духе Мастера и Маргариты Булгакова. Видно, Воланд решил подшутить, потому что до сих пор я не нашел иного объяснения случившемуся. Через неделю после телеграммы в Совет Киевского политехнического института пришло заявление Смагина, что Плонский... украл у него кусок диссертации! При этом он ссылался на злосчастную статью, поменявшую авторов по глупости первого из них. К слову, объект статьи, со ссылкой на Смагина, упоминался не в самой диссертации, а в приложении к ней! Заручаюсь кучей бумаг с печатями за подписями директора НИИ, где проводилось исследования, других известных ученых. В один голос опровергают Смагина. А в Совете мне соболезнующее говорят: мы же не Петровка, 38. Подайте на Смагина в суд, будет решение - приходите. А сейчас за результат не ручаемся. Короче, снимаем диссертацию с защиты. В те годы печать, особенно, партийная, действительно была четвертой властью. И кто-то меня надоумил обратиться в "Правду". Через какое-то время корреспондент устраивает нам со Смагиным очную ставку. Мне, как "потерпевшему" - первое слово. - Скажите, - спрашиваю Смагина, - как вы относитесь к моей книге "Пьезокварц в технике связи"? - Низкопробная книжонка, которая даже для ремесленных училищ не годится. И тут я вынимаю письмо Смагина, в котором он превозносит книгу до небес и уверяет, что только благодаря ей стал специалистом в новой для него области. - Нужна экспертиза почерка? - спрашиваю. Смагин молчит. Вопрос-ответ-письмо. Вопрос-ответ-письмо... - Достаточно, - говорит корреспондент. И вот в еженедельнике ЦК КПСС "Экономическая газета" появилась огромная - во всю полосу - статья под названием: "В глупом положении". Как вы думаете, кто в глупом положении? Конечно же, я! Потому что покровительствовал проходимцу и даже протащил (!) его через Совет Одесского института в доценты. Но для меня эта статья была музыкой с небес. Потому что полностью снимала с меня обвинения Смагина. Ну что ж, теперь я мог на белом коне въехать в Совет Киевского политеха. Но не пожелал: оскорбления не забываются! И уже в 1964 году (вот сколько длилось "разбирательство"!) я обратился в Совет Львовского политехнического института (единственный на Украине, кроме Киевского, где принимали докторские по моей специальности). - Ты с ума сошел! - пугали меня. - Это же западноукраинские националисты. Они русских ненавидят! Тебя там просто растерзают! Но я не внял советам. До сих пор с благодарностью вспоминаю профессора Юрия Теофановича Величко. Он и впрямь был националистом - разговаривал на галицийском диалекте украинского языка. Я общался с ним на уровне подсознания. Но как благожелательно он ко мне отнесся! Да и счет 21:1 в мою пользу говорит сам за себя. Думаете, на этом закончились мои злоключения? Увы... Два с половиной года Высшая аттестационная комиссия хранила молчание. Оказывается, все это время она занималась... подметными письмами, инспирированными Смагиным и моими бывшими "конкурентами" (они тоже не забыли "унижения"). А потом меня вызвали на повторную защиту в Президиум ВАК. И я выступал перед светилами науки. Один за другим вышли "судьи", а мне сказали, чтобы пришел за ответом через две недели. До сих пор с дрожью вспоминаю мрачные казематы Высшей аттестационной комиссии, толпу седовласых старцев, терпеливо ожидавших решения своей участи. Нас было двадцать пять человек. Одного за другим приглашали в чиновничий кабинет. Один за другим выходили измученные люди. Многие не скрывали слез. Кое-кто судорожно нащупывал нитроглицирин. Двадцать четыре отказа. Меня вызвали двадцать пятым. - А знаете, мы вас утвердили, - не скрывая удивления, сказал чиновник. В душе - пустота... Примечание к главе. Что лучше - инквизиторские защиты ХХ века или снисходительные ХХI? Вопрос неправомочный. Далеко не все защиты в прошлом столетии напоминали бои гладиаторов. Приведенные мной примеры все же, скорее, исключение, чем правило. И далеко не все защиты столетия нынешнего столь пародийны. Но можно с железной убежденностью утверждать: уровень требовательности к диссертациям если не рухнул, то снизился на порядок. Не располагаю статистикой, но подозреваю, что число "остепенившихся" растет в той же пропорции. Неудивительно, что настолько упал престиж кандидатов и докторов наук. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ЧЕЛОВЕК И ВСЕВЫШНИЙ Я человек, я слаб, но я готов сразиться с тобой, суровое, призрачное завтра! Герман Мелвилл (1819 - 1891) В конце "моего" века я спросил у студентов, кто верит в бога. Подняли руку два человека из пятидесяти. Один из них сказал: "А теперь спросите, кто не верит". Поднялось... двадцать рук. Какой отсюда следует вывод? Остальные или верят в бога, но "по инерции" "стесняются" в этом признаться, или "на пути к богу". Сегодня, в XXI веке я боюсь повторять этот эксперимент. Пропорция явно изменится в пользу религии. Это показатель состояния умов молодого поколения: образовался вакуум, и, потерпев фиаско в общении со старшим поколением, утратив веру вообще во все обыденное, молодые пытаются обрести ее у бога. Впрочем, о чем я? Старшее поколение и само устремилось в церковь. Одни - потому, что сейчас это модно, другие из чувства безысходности, третьи потому, что "положение обязывает". Со сложным чувством наблюдаю я, благодаря услужливому телевидению, как осеняют себя крестным знамением не просто бывшие члены КПСС, а функционеры высокого ранга, которые четверть века назад третировали верующих. Может быть, они искренне раскаялись в неверии и униженно вымаливают у бога прощение, как в свое время молил братьев по ЦК КПСС о политической реабилитации известный политический деятель? Только мы знаем, сколь он был искренен. Уверен, что с такой же искренностью "перековали мечи на орала" бывшие безбожники. - А вы сами в бога верите? - спросили меня, в свою очередь, студенты. Я, как на духу, ответил, что, хотя тайком от отца-коммуниста был крещен, но в библейского бога никогда не верил, не верю и не поверю в будущем, даже если чудесным образом доживу до двадцать второго века. Саму же Библию (и Коран тоже) рассматриваю как фольклор. Но, допустим, в моем сознании произошел переворот. Так в какого бога мне верить - в святую Троицу, Аллаха, Иегову, Будду? Кому и по каким причинам отдать предпочтение? А если я выберу христианство, то какую его ветвь - православие, католицизм, протестантство (насколько мне известно, они не больно-то ладят между собой: в Великобритании католики "воюют" с протестантами, патриарх "Всея Руси" Алексий ну никак не хочет замириться с Папой). А ведь еще существуют сотни (а может, тысячи?) всевозможных сект. Может, в одну из них податься? В какую, ведь все конфессии, все секты уверяют, что лишь они уполномочены богом нести его слово в человеческие массы. Нет, уж, воздержусь от веры в бога, как воздержался от вступления в КПСС. Но почему? Да потому, что я какой-никакой, а ученый. Ученые же ничего не принимают на веру. Им нужны доказательства. А само слово "доказательство" клерикалы берут в штыки. А теперь хочу ввести некую классификацию: * Вера в бога; * Религия; * Церковь. Конституции всех цивилизованных стран, включая Россию, гарантируют свободу совести. Иными словами, дело совести каждого из нас - верить или не верить в бога. И я с великим уважением отношусь к верующему человеку, если его вера искренна. Верили в бога и многие великие люди, видимо на то у них были основания. Религию человек чаще всего не выбирает. Она обычно связана с национальной принадлежностью. Хотя, как бывало в Чечне с нашими пленными солдатами, иногда православный становится мусульманином. Бывало и наоборот. А вот церковь... Я имею в виду не одноименное здание, а организацию, которая возглавляет ту или иную религию. В новой России, где церковь формально отделена от государства, она пользуется все большим влиянием. Там и сям рядом с государственными деятелями мелькает фигура патриарха Алексия. Все чаще слышна его поучающая речь. Да, мы виноваты перед церковью. Да, в годы "военного коммунизма" священников тысячами расстреливали, гноили в тюрьмах. Храмы взрывали, в церквях устраивали в лучших случаях клубы и кинотеатры, в худших - конюшни. Но сколько преступлений совершила и совершает сама церковь (я имею в виду всемирное значение этого слова). В человеческой истории вечно будет зиять черная дыра - инквизиция. И никакими молитвами, никакими ссылками на волю божью не искупить ее преступлений. А ведь они совершались во имя того самого бога, которому молятся и в наших церквях. А такие ли уж бессребреники, наши священнослужители? Иногда я, атеист, спрашиваю себя, почему Папа предстает перед паствой в простом белом одеянии, а наше православное "политбюро" щеголяет в золоте и серебре, меняя наряды чуть ли не чаще, чем эстрадные "звезды". Почему в бедной (из "цивилизованных", наверное, беднейшей) стране богатая (возможно, богатейшая в мире) церковь (конкретизирую: православная церковь). И еще один вопрос. Да, духовность в нашей стране стремительно падает. А религиозность столь же стремительно растет. Как совместить два этих, казалось бы, взаимоисключающих процесса? И кто в ответе за происходящее? Ведь понятие "духовность" все чаще относят на счет церкви. Как не вспомнить старинное выражение: "врач, исцелися сам!" Позвольте на минуту предаться воспоминаниям - перескочить в военное время, в пору моего студенчества. Был среди нас юноша, который чем-то неуловимо отличался от остальных. Может быть, тем, что неизменно носил рубаху-толстовку (излюбленная одежда Льва Николаевича Толстого). Сокурсников сторонился, за единственным исключением. Им был я. В свободное время мы изредка ходили в театры, а иногда и в рестораны. Расплачивался за все он - у меня денег было в обрез. Мне претило подобное "меценатство", и я несколько раз пробовал отказаться, но он меня отговаривал, мол, с деньгами у него нет проблем. Тяга к театру (да и к ресторану тоже) пересилила мою гордость. На мои расспросы о происхождении денег мой приятель (имени его не помню) отмалчивался или отвечал уклончиво: работаю, мол. Где, кем? Да где придется. Каюсь, я сознательно не усердствовал с расспросами: положение меня устраивало. А теперь снова вспомню Сталина. Он умело и успешно играл на патриотических струнках народа: и новые боевые награды учредил - ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Ушакова, Нахимова, и поддержкой церкви заручился. Какое отношение имеет это к моему странному приятелю? А вот какое. Помнится, мы были на четвертом курсе, когда состоялся Поместный собор православной русской церкви - нечто вроде съезда КПСС в церковном эквиваленте. Был снят фильм об этом событии. И мы, студенты, его посмотрели в первый же день показа. А на следующий день приятелю устроили кошачий концерт, и он навсегда исчез с моего горизонта. Как оказалось, именно этот замкнутый, немногословный юноша был "служкой" патриарха, носил за ним церковные принадлежности и сам был в рясе (или ризе, не знаю, как правильно сказать). Из рясы торчал ворот его неизменной толстовки. Так вот откуда у него водились денежки. И немалые, по нашим студенческим, да, наверное, и не только нашим понятиям! И снова скачок во времени. Век все тот же, двадцатый. Середина семидесятых. Члены КПСС обходят церкви, шепча: "чур, меня... чур, меня...". Преподавательница научного атеизма "по долгу службы" поддерживает "творческие связи" с епископом Омским и Тюменским отцом Максимом. А я давно вынашиваю мысль подискутировать о боге с кем-либо из "генералов" церкви. И вот в сопровождении упомянутой преподавательницы и.... уполномоченного по делам религиозных культов мы с женой стоим перед глухим забором, окружающим резиденцию епископа. Нас долго рассматривают через глазок, затем калитка отворяется. Епископ оказался приветливым, полным пятидесятилетним человеком с очень умными и хитрыми глазами. После взаимных приветствий я сразу "взял быка за рога". И получил молниеносный нокаут. - Не по адресу обращаетесь, голубчик, - молвил епископ. - Я ведь кто? Обыкновенный хозяйственник. Мое дело следить, чтобы в епархии уголек был, чтобы храмы запустению не предавались. А о боге вам надо побеседовать с профессорами нашей духовной академии. Ответ исчерпывающий. Можно и раскланиваться. Но нет, епископ делает приглашающий жест, и за распахнутой дверью возникает "словно айсберг в тумане" большой стол, уставленный "чем бог послал" - деликатесной снедью, перемежаемой бутылками коньяка "Гек Гель" (запомнил, потому что во время одного из своих путешествий ночевал на берегу одноименного озера). А потом... как чертик из бутылки появляется небезызвестный майор Пронин (младшему поколению, скорее всего, незнакомо имя этого героя детективных рассказов и многочисленных анекдотов). Ну, для точности, не совсем Пронин, но настоящий, живой майор милиции в форме, правда, без оружия. Оказывается, - племянник епископа. На прощание каждый из гостей (майор не в счет) получает подарок. Я - невинный альбом с репродукциями картин московского художника, преподавательница научного атеизма - последнее издание библии (тогда еще редкость, пришлось выпрашивать, епископ поморщился, но дал), моя жена - свежий церковный календарь с портретами членов Полит..., простите, епископов, и среди них отца Максима. А уполномоченному по культам уже на пороге епископ вручил огромную (прежде таких не видел) коробку "для жены". Уполномоченный, глазом не моргнув, взял - чувствовалось, не впервые. Вот и конец воспоминаниям. И снова о боге. Да, я атеист, даже в квадрате: не верю ни в бога, ни в Дарвина. Больно уж все просто получается! А как насчет некой высшей силы, которая толи в здравом уме, то ли спьяна создала Землю, Вселенную, человека? Здесь я пас. Как известно, сам собой не родится и котенок. Значит, некто или нечто несет ответственность за наше существование. Но вот кто - мы никогда не узнаем. Хотим мы того или не хотим, но должны признать, что человек вовсе не венец природы, и что наш разум, вопреки убежденности счастливых людей - ученых конца XIX столетия, вовсе не всесилен. Человек слаб, а мир, в котором он обитает, хрупок. Завтра вполне может оказаться и суровым, и призрачным. Но мы упорно пытаемся с ним сразиться, - одни силой науки, другие - волей божьей. Послесловие к главе. Хотя эта глава написана уже в XXI веке, ее истоки в конце ХХ. Рухнули устои, какими бы они ни были... Известно, что природа не терпит пустоты. Вот и заполняет эту пустоту религия. Вера в бога дает надежду, которой так мало в повседневной жизни. Надежду на жизнь после смерти, на вечное блаженство... Не так уж ошибались коммунисты, утверждая, что "религия - опиум для народа". Но стоит добавить, что опиум применяют и в лечебных целях. А мерилом ценности, увы, стал чистоган. С чувством брезгливости смотрю (хотя кто меня заставляет это делать!) телевизионные передачи, в которых на кон ставятся десятки, сотни тысяч рублей, их по случайности "выигрывают" те или иные люди, тогда как за нормальный труд не только профессора, но и академики получают сущие гроши. С недоумением слушаю астрологические прогнозы, которые сейчас передает даже Центральное телевидение. А между тем в словаре Брокгауза и Эфрона (конец XIX века) сказано: "Астрология - мнимая наука...", а в "Вестнике Европы" (1901 год, ЭЭ 10-11) опубликована статья об астрологии, названная красноречиво: "Умершая наука". Насколько же прогрессивнее мыслили люди сто лет назад! Сейчас же готовы верить в заряженную воду, порчу, сглаз и прочие благоглупости... ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ? До нас дошло по любопытной случайности, что вы стоите на пороге вашего самого