Оцените этот текст:


_____________________________
C книжной полки Вадима Ершова
http://www.chat.ru/~vgershov-------------------------------------------------


                               Рассказ



    Клипер "Гром" под белым с диагональным голубым крестом Андреевским
флагом шел в бакштаг, узлов  до  десяти,  гонимый  свежим  пассатом  -
северо-восточным тропическим ветром, столь любимым моряками.
    На фок-, грот- и бизань-мачтах,  сверху  донизу,  плотными  рядами
солнечно-белых трапеций вздулись и басовито гудели  пять  с  половиной
тысяч квадратных аршинов тугой корабельной парусины:  "Гром"  нес  все
свое парусное вооружение, включая косые треугольники двух  топселей  и
бом-кливера.
    Пели на  высокой  ноте  талрепы  стоячего  такелажа,  поскрипывали
блоки. Царапали небо острые, точно шпаги,  клотики  мачт.  Ни  единого
облачка не было в его бирюзовой глуби.
    Никита Анненков, девятнадцатилетний мичман флота российского, стоя
на баке, жадно всматривался в сверкающую металлическим расплавом  даль
океана,  словно  хотел  проникнуть  взглядом  за  выпукло   очерченный
горизонт.
    Атлантический океан, отдыхая от штормов, лениво вздымал  невысокие
волны, и "Гром" скользил по ним с тем неповторимым изяществом, которое
свойственно самым быстрым парусным кораблям-клиперам.
    Был август 1863 года. Вечерело. Они только что пересекли  северный
тропик - тропик Рака,  -  следуя  курсом  зюйд-зюйд-вест.  Пассат  дул
ровно, и марсовым не надо было карабкаться по выбленкам вант на  марсы
и салинги, перебрасывать топселя, травить  шкоты,  брать  рифы,  чтобы
уменьшить парусность. Барометр стоял высоко, и капитан Глеб  Сергеевич
Ханевский дал команде отдых.
    Только рулевой нес вахту у  штурвала,  да  сам  капитан  стоял  на
мостике, изредка переговариваясь с вахтенным офицером.
    Клипер шел с легким креном, водяная пыль обдавала бак,  но  Никита
лишь иногда непроизвольно поводил плечами. Его внимание не  привлекали
ни стайки летучих рыб, то и дело взмывавшие над  поверхностью  океана,
ни неуклюжие с виду, но ловкие в  полете,  белые  с  черными  маховыми
перьями,  красными  лапами  и  желтым  клювом  альбатросы  -  наиболее
крупные, до полутора аршинов, морские  птицы.  За  время  тропического
плаванья мичман успел насмотреться на них и перестал замечать. Не смог
он привыкнуть лишь к самому океану, бесконечно разнообразному в широте
и величии, властвующему над человеческими душами, вселяющему в них  то
чувство собственного ничтожества, то гордую, несгибаемую силу, которая
под стать богу, а не рабу божьему...
    Вперив взгляд в океан, Анненков тем не  менее  размышлял  о  вещах
отнюдь не отвлеченных. Он думал о грядущих переменах на флоте,  началу
чего  был  свидетелем.  Паровая  машина,   отбросив   медлительные   и
громоздкие колеса со шлицами, вооружилась гребным винтом  и  сразу  же
принялась  теснить  парус.  Пароходы  все  громче  заявляли   о   себе
воинствующим прагматизмом. Никита сознавал,  что  парусные  корабли  -
красавцы-клиперы, барки, бриги, корветы, шхуны -  отходят  в  прошлое,
как отошли фрегаты петровской поры - с  наклоненными  внутрь  бортами,
громоздкими кормовыми надстройками, разукрашенными балконами-гальюнами
в носовой части, уступчатыми палубами. Эти медлительные, но плавучие и
остойчивые  корабли-мастодонты  были  украшены  богатой,  вызолоченной
резьбой   -   пышным   барочным   орнаментом,   фигурными   рельефами,
изображавшими  дельфинов,  нереид  и  драконов,  гербом  на  корме   и
традиционной фигурой стоящего в грозном рычании льва  на  носу.  Столь
пышное убранство кораблей "зело первейшим монархам приличествовало"  и
должно было олицетворять могущество державы.
    "Каким ничтожным и жалким в бедности  своей  показался  бы  "Гром"
рядом с патриархами флота российского, - подумал Никита.  -  Но  сколь
совершенен он в сравнении с ними высшей красотой целесообразности..."
    И его пронзила мысль, что и железные чудовища-пароходы, вызывающие
у настоящих моряков близкую к отвращению неприязнь,  кажущиеся  такими
неказистыми, даже уродливыми, на самом деле красивы еще более высокой,
не понятной пока красотой. А  что  будет  за  ними?  Какими  монстрами
покажутся поначалу корабли будущего?
    - Никита Андреевич! -  услышал  он  оклик  капитана  и  вздрогнул,
возвращаясь из мира мыслей и чувств в мир действий.
    - Никита  Андреевич,  -  повторил  капитан.  -  Вы  меня  слышите,
господин мичман?
    Анненков быстрым шагом поднялся на мостик.
    - Виноват, Глеб Сергеевич!
    Капитан "Грома", бравый седой офицер  в  белоснежном  кителе,  был
человеком доброй души, настоящим отцом-командиром, любимым и уважаемым
матросами, что на флоте встречалось не так уж  часто.  Правда,  с  тех
пор, как два года назад царь Александр II подписал манифест об  отмене
крепостного права, корабельные нравы смягчились, увы, ненамного...
    - Задумались, батенька?
    - Самую малость, господин капитан, - смутился Никита.
    - И о чем же, разрешите полюбопытствовать?
    - Затрудняюсь сказать в двух словах...
    - А вы не  в  двух,  -  благожелательно  проговорил  Ханевский.  -
Погодка  редкостная,  самое  время  побеседовать.  Уж  не  откажите  в
любезности, потешьте мечтами своими.
    - О славе флота думал, - признался Анненков. - Былой славе и  той,
которая еще грядет. Вот вы, Глеб Сергеевич,  участвовали  в  Синопском
сражении...
    - Десять лет тому... - голос капитана дрогнул.  -  Покойный  Павел
Степанович  Нахимов,  царство  ему  небесное,  запер  тогда  турок   в
Синопе... Представьте только,  батенька:  в  кильватерном  строю,  под
огнем турецких береговых батарей мы  прорываемся  в  Синопскую  бухту,
становимся на якорь и бьем по кораблям и батареям противника нашего из
семисот двадцати орудий!  Через  четыре  часа  все  его  корабли  были
уничтожены. Вру, батенька... Пароход "Таиф" с английским советником на
борту сумел удрать.
    - Представляю... - с восторгом воскликнул Никита.
    - Англичане и французы не смирились с нашим господством на  Черном
море. У них было пятьдесят паровых фрегатов, у нас  же  только  шесть.
Вот и повоюй с ними! Я тогда служил на 120-пушечном  линейном  корабле
"Три  святителя".  Через  год  после  Синопа  мы  собственными  руками
затопили его поперек Севастопольской бухты, чтобы не пропустить в  нее
корабли вражеские. Вот этими  своими  руками  затопил...  В  жизни  не
забуду!  А  еще  год  спустя  смертельно  ранило  нашего  незабвенного
адмирала Павла Степановича на Малаховом кургане. Пулей в  голову,  вот
сюда...
    - А мне и не довелось повоевать, - огорченно проронил Анненков.
    - Ну и слава богу! На ваш век войн достанет, - утешил Ханевский. -
Хотя,  по  мне,  не  воевать  бы  вовсе.  Только  не  получится   так.
Россия-матушка точно бельмо на глазу у  господ  иных.  Потому  и  мощь
Отчизны нашей крепить должно, дабы достойно потчевать любого гостя,  с
миром либо с войной пришедшего. Пароходов бы нам побольше, броненосцев
этих самых...
    - Я, Глеб Сергеевич, - признался мичман, - размышлял  о  том,  что
конец приходит парусному флоту. Вот наш клипер с машиной, а все ж  она
парусами лишь в подспорье.
    - Правильно мыслите, батенька. Не уживутся  машина  с  деревом,  а
паруса с железом. Может, когда и вспомнят о них,  а  пока...  Отплавал
свое "Гром". Вернемся из кругосветного,  и  придется  вам,  Никитушка,
переучиваться. Вы уж не серчайте за  фамильярность...  А  мне  поздно,
спишусь на берег, буду в Ялте розы разводить!
    - Глеб Сергеевич, голубчик!  -  Не  выдержал  молчавший  до  этого
вахтенный офицер. - Побойтесь  бога!  Грешно  вам  говорить  такое.  С
вашим-то опытом...
    - И то верно, Петр Петрович, -  не  стал  возражать  Ханевский.  -
Старый конь борозды не  испортит,  обо  мне  сказано,  так  ведь?  Ну,
спасибо на добром слове! Вот что, мичман, сходим-ка мы  с  лейтенантом
чайку попить, в тропиках чай - первейшее дело. Покомандуйте  без  нас,
вам привыкать нужно: и не таким красавцем командовать придется!
    - Ну, что вы, Глеб Сергеевич... - смущенно выдавил Анненков.
    - Будет вам, батенька! Ни пуха ни пера! А в случае чего кликните!
    - Слушаюсь, господин капитан! - уже тверже ответил Никита.
    Он понимал, что никаких команд скорее всего не  понадобится:  курс
прежний, небо чистое, ветер ровный, под килем  невообразимая  глубина,
со всех сторон безбрежный океан... Но молодой мичман и не  преуменьшал
ответственности, потому что на море может случиться всякое...
    Отсюда, с мостика, все виделось иначе - полнее, острее, глубже.  И
горизонт отодвинулся, и даль стала еще неогляднее.
    - Так держать! - крикнул он без особой надобности, просто  не  мог
оставаться в бездеятельности.
    Рулевой тотчас отозвался:
    - Есть, так держать!
    Начало быстро темнеть. Сумерки в тропиках коротки. Миг, и высыпали
звезды, крупные, яркие,  зыбко  мерцающие  на  плотном,  матово-черном
небе. Вода вокруг клипера  фосфорически  засияла,  словно  сам  Нептун
подсвечивал ее из глубины.
    - Чудно-то   как,   господи!   -   прошептал   юноша,   охваченный
благоговейным восторгом.
    Ему захотелось то ли петь, то  ли  молиться.  Он  даже  попробовал
прочитать молитву, но  ее  слова,  бездумно  произносимые  с  детства,
показались ему неискренними и невыразительными. Никита ужаснулся  этой
мысли,  но  ничего  не  мог  с  собой  поделать.  "Боже  святый,  боже
бессмертный,  помилуй  нас..."  -  повторял  он,  насилуя   себя,   но
сдвинуться с мертвой точки так и не удалось.
    Очарование  тропической  ночи  было  каким-то  греховным,   сродни
соблазну. И уж, во всяком случае, колдовским - не от того ли не шла на
ум молитва?
    Окружающее  утратило  для  Никиты  черты  реальности.  Он  как  бы
перенесся в мир волшебной сказки, где не следовало поражаться чудесам.
Ночь, океан и звездное небо - это ли не сказка? И еще слезы на глазах,
гулкие и частые удары сердца...
    "Чудно-то как..."
    Неожиданно Никиту охватило оцепенение: он  не  мог  ни  пошевелить
рукой, ни вскрикнуть. Даже сердце, казалось ему, перестало  биться,  а
дыхание остановилось. Сознание же не только не померкло, но, напротив,
странным образом возвысилось над ним силой абстракции,  несвойственной
ему ранее. То, что  увидел  он,  в  иное  время  потрясло  бы  его,  а
возможно, лишило рассудка. Теперь же воспринималось как должное.
    Океан, а вместе с ним и "Гром" растворились в  сгустившемся  небе.
Оно было  всюду,  а  звезды  -  мозг  Никиты  машинально  отметил  эту
особенность - уже не мерцали, а светили остро и холодно, омертвели, их
россыпь не имела ничего общего  с  хорошо  знакомой  картой  звездного
неба.  И  на  фоне  чужих  созвездий  проступили  контуры  невиданного
корабля.  В  том,  что  это  корабль,  Анненков  не  усомнился  ни  на
мгновение, хотя ничто не напоминало в нем известные  мичману  корабли:
конический, с тусклым металлическим корпусом и множеством разновеликих
надстроек, он выглядел как средоточие уродства. И  только  похожие  на
крылья гигантской бабочки  серебряные  паруса  перекликались  изящными
очертаниями с парусами "Грома".
    Корабль величественно проплыл мимо, и Никита смотрел ему  вслед  с
грустью и  недоумением,  словно  провожал  ушедшего,  не  обернувшись,
друга. Силуэт корабля становился все меньше, пока не  затерялся  среди
звезд...
    И вот уже звезды ожили, замерцали. Заплескались за  бортом  волны,
вода вновь зажглась фосфорическим блеском, загудели  умолкнувшие  было
снасти...
    Никиту  охватил  ужас.  Что  это:   кошмарный   сон,   наваждение,
дьявольский соблазн? Он размашисто перекрестился  и,  как  заклинание,
пробормотал фразу, много раз слышанную в детстве от бабушки:
    - Страшен сон, да милостив бог!
    Сразу же полегчало. Он встряхнулся и  успокоенно  крикнул  звонким
мальчишечьим голосом:
    - Так держать!
    Разве мог предположить мичман флота российского,  что  триста  лет
спустя его потомок-близнец Никита Анненков, младший штурман  гравилета
"Гром", с таким же немым изумлением будет взирать на  обзорный  экран,
где в океанских волнах под звездным небом Атлантики восстанет из давно
минувших времен красавец-клипер с гордо реющим Андреевским флагом.
    Но и этот Никита  Анненков  воспримет  увиденное  как  наваждение.
Однако  мнемокристаллы  зарегистрируют  видение,  и   синклит   ученых
объяснит его реликтовой космической аберрацией, сдвинутым  во  времени
миражем.  Откуда  знать  им,  что  еще   через   тысячу   лет   второй
потомок-близнец и третий по счету Никита Анненков - выдающийся молодой
мыслелетчик - осуществит свою давнюю мечту: совместит  в  одной  точке
две разные проекции пространства-времени...



______________________________________________________________________

    Сканиpовал: Еpшов В.Г. 06/01/99.
    Дата последней редакции: 10/01/99.

Last-modified: Fri, 16 Aug 2002 08:45:50 GMT
Оцените этот текст: