рию Юговых в тот момент, когда там проходили испытания первой в мире микрогенной телевизионной установки, снабженной специальным креслом-скафандром археологонавта, в котором сидел Дмитрий Югов... Первоначальные восприятия его были похожи на страшный сон. Будто он ночью в кромешной темноте сорвался со скалы и полетел в пропасть. Падал долго, очень долго. Это падение ощущалось всеми клетками организма, точнее, фибрами его души. В ушах свистело и гудело. К горлу подступала тошнота невесомости. Сердце работало с перебоями, порой даже замирало от страха. Утробный первобытный ужас сковал тело, невозможно было даже пошевелить мизинцем. Сознание его медленно тускнело, раздваивалось и размывалось. Пока не размылось окончательно, растворившись во времени, как утренний туман над рекой под лучами солнца. В данный момент, пожалуй, он бы не смог сам себе ответить на вопрос, кто он. Наконец, падение несколько замедлилось, возникли перегрузки. Перед глазами замелькали светлые полосы, как при быстрой езде вдоль длинного решетчатого забора, когда солнце рябит в глазах. Постепенно все стало проясняться, и он почувствовал себя другим человеком, конкретно Фотием Греком. Это было состояние двойника, где иллюзия тесно переплеталась с настоящим... * * * В ледоход в лето 6693 года от сотворения мира Фотий Грек стоял на берегу Днепра и смотрел вдаль. Могуч и грозен Днепр в разливе, когда ледяные глыбы, словно сказочные богатыри, своими исполинскими мечами крушат и ломят все вокруг. Стон и звон стоят над водой и эхом вдали откликаются. И нет этой безбрежной водной шири ни конца, ни края: заполонил собою могучий Днепр все прибрежные луга, поля и яруги (овраги). В хмельном угаре рушит крутые берега, деревья с корнем вырывает и несет их по волнам словно перья гаврана (ворона) убогого. Не оторвать взора от этой разбушевавшейся стихии. В ледоход на берегу полноводного Днепра всегда много людей: и мужики, и бабы, и дети. Многие слободские высыпали из своих хат посмотреть, как лед шел по реке. Берег гудел, как растревоженный улей, пестрел цветными платками и сарафанами девиц и замужних женщин, кафтанами, плащами, полушубками парубков и мужиков. Шумная детвора, подобно стайке вихрастых воробьев, порхала с одного зрелища на другое. Несколько в стороне, у гбежа (поворота) реки, играл маленький Лукаш. Он стоял на краю большой льдины и пытался длинной палкой достать свой кораблик, застрявший в крошеве льда. Завозившись с корабликом, мальчик не заметил как льдина, на которой он стоял, отошла от берега и, подхваченная течением, поплыла вниз по реке. Первой заметила беду проходившая по берегу реки тетка Авдотья. - Люди! Люди! Сюда! Помогите! Лукашку - агнеца (ягненка) малого на льдине уносит! Она кричала так, что от ее леденящего душу крика берег на минуту стих, а затем засуматошился. Мужики и бабы кинулись к воде и увидели, что льдину с Лукашом уже отнесло от берега так далеко, что снять мальчика с нее без риска для жизни не представлялось возможным. Сестра маленького Лукаша, красавица Сусанна, как всполошенная лебедь белая, металась по берегу, умоляя мужиков спасти ее меньшего братца. Но те молчали: слишком ярый (бурный) был Днепр Днепрович в этот день. А тем временем льдину, с плачущим от страха Лукашкой, река уносила все дальше и дальше в низ по течению. Обессиленная от отчаяния и бледная, как свеча, Сусанна опустилась, рыдая, на землю. Прибежавший на шум Фотий Грек поднял ее, глаза их на миг встретились, и он прочел в глазах любимой такое горе и отчаяние, такую мольбу, что душа его не могла выдержать. Он понял, что никогда не простит себе трусости и будет презирать и корить себя всю жизнь, если не сделает все возможное и невозможное, чтобы спасти мальчика, даже если за это придется погибнуть. - Господи, - обратился Фотий к небесам, - Яви мне милость Твою. Ибо я на Тебя уповаю. Укажи путь, по которому мне идти. Дай силы и избавь от страха меня и от погибели. Ты один спаситель наш... Перекрестившись, Фотий вытащил из ближайшей ограды жердь, спустился к воде. Используя ее как шест он запрыгнул на первую, мимо проплывающую льдину, которая слегка покачнулась под ним, но не раскололась. Осторожно перейдя на противоположный край и дождавшись, когда другая, более мощная подойдет ближе, он перебрался на нее. На его счастье льды в этом месте шли сплошным массивом, без заторов. Поэтому, перебираясь с льдины на льдину, он постепенно начал нагонять мальчика. Люди на берегу напряженно следили за смельчаком, а Сусанна молилась. - Господи, услышь просьбу мою, прими моление мое. Дай возможность увидеть простертую руку твою, защищающую рабов своих. Возврати мне братца моего, Лукаша малого. Помоги Фотию, отроку храброму. Яви милости свою, чтоб я жила и хранила вечную благодарность к Тебе. Все было бы хорошо, если бы льдину с Лукашом не несло прямо на торосы, образовавшиеся от обломков льдин, застрявших в ветвях огромного дуба, росшего на острове посреди реки. Перепрыгивая с льдины на льдину, Фотий торопился нагнать мальчика до этого опасного залаза. Ему удалось существенно сократить расстояние, разделявшее их, но впереди было большое разводье чистой воды. До маленького Лукаша оставалось уже рукой подать, но как перебраться через это разводье? Лукашка, увидев близко от себя дядю Фотия, перестал плакать. - Дядя Фотий, - звал он, - плывите ко мне. - Сейчас, Лукаш! Сейчас! Потерпи немного, я сейчас. Как ты там? Небось, малость страшно? - Одному было страшно, а сейчас ничего. С тобой, дядя Фотий, ничего не страшно, ты вон какой смелый и большой. Фотий разговорами старался успокоить и отвлечь мальчика от приближающейся опасности, так как уже ясно был слышен шум, исходящий от залаза. Выбрав льдину поменьше, Фотий перебрался на нее. Он решил переплыть на ней, как на плоту разводье, разделявшее их. Медленно, очень медленно, как казалось Фотию, его льдина приближалась к льдине с мальчиком, хотя он греб шестом изо всех сил, пот заливал глаза, ноги скользили по поверхности льдины. Она была тяжелая и неповоротливая, на деревянном плоту он давно бы уже пересек это разводье. - Господи! Только бы успеть. Только бы успеть, - думал Фотий. Приближавшийся рокот залаза подстегивал его. Уже было видно, как льдины с разбега налетали на залаз, становились на дыбы, ломались, часть их переворачивалась и уходила под воду. Наконец, его льдина приблизилась к кромке ледяного поля, на котором находился маленький Лукаш. Люди на берегу увидели, как радостный Лукашка повис на шее Фотия. Но радость их была преждевременной. Фотий видел, что льдину со скоростью тарана несет прямо на залаз. Отплыть на льдине, на которой он сюда добрался, они уже не успевают. У Фотия мурашки забегали по спине, когда он представил, что будет с ними, если они попадут в эти адские жернова. Взяв Лукаша за руку, Фотий перебрался с ним на самый дальний конец ледяного поля справа от залаза. Была слабая надежда, что льдину не опрокинет, а развернет, и тогда они будут несколько дальше от самого гиблого места. От сильного удара льдина содрогнулась и раскололась на части. - Все, конец! - подумал он... * * * Ситуация была настолько страшной и угрожающей, что сработал "предохранитель", предохраняющий мозг Дмитрия от нервных чрезмерных перегрузок. Последующие ощущения были еще хуже, чем первоначальные. Ему показалось, что он находится на самом дне и судорожно пытается всплыть на поверхность воды. Тот, кто хоть раз тонул, никогда не забудет те кошмарные минуты, когда сердце бешено, колотит в груди, мышцы перенапряжены до предела, ноги сводит судорога, руки устали до невозможности и дышать нечем. Всплытие, как и падение, продолжалось целую вечность, пока сознание не вернулось к нему окончательно. Дмитрий понял, что сидит он внутри капсулы в кресле-скафандре археологонавта, и, что ему придется подождать, пока откроется люк, соединяющий прошлое с настоящим. Этим экспериментом они в лабораторных условиях хотели и получили подтверждение известной гипотезы о том, что каждый человек - это уникальное хранилище сведений и знаний о себе, своих предках и тех событиях, которые имели место в прошлом, много лет назад. На мысль об этом подтолкнул простой эксперимент, проведенный ими с помощью только вылупившихся из инкубатора цыплят. Когда этим цыплятам показали силуэт ястреба, то они кинулись врассыпную. У цыплят сработала память предков, хотя до этого они никогда не видели ястреба. И, наоборот, когда цыплятам показали обыкновенных мирных птиц, то на них они никак не реагировали. "Человек не птица, - подумал, засыпая, смертельно уставший Дмитрий, - и хранящаяся в его микро клетках память огромна. Пожалуй, человек - это неиссякаемый своеобразный родник, из неизмеримых глубин которого могут всплывать на поверхность отфильтрованные временем воспоминания о прошлом, картины недавнего настоящего и программа алгоритм на будущее. С этими мыслями и удовлетворением выполненного долга он уснул... Двенадцать часов подряд проспал тогда Дмитрий после первого испытания микро генной телевизионной системы. Когда он проснулся, с него сняли скафандр археологонавта и отцепили датчики. За все время, пока с ним работали ассистенты, отец не задавал ему ни одного вопроса, только молча наблюдал за всем происходящим. Очевидно, он понимал, что сыну трудно сразу прийти в себя после всего пережитого. Как-никак экскурс в глубь веков отнимает у человека много сил и нервной энергии. В этом плане труд археологонавта равнозначен нелегкому труду космонавта, работающего в открытом космосе. Вообще первопроходцам в любом деле труднее и сложнее, чем их последователям. Но вместе с тем такая работа интереснее для них. Их привлекает эта новизна, с которой они постоянно сталкиваются. Только поздно вечером, сидя в кабинете отца, они разговорились. Первое, что спросил Дмитрий отца: "Что, по-твоему, случилось с Фотием и Лукашем после того, как льдина, на которой они плыли, налетела на залаз (ледяной затор)? Погибли они или нет?" - Нет, Фотий не погиб. Это я точно знаю. - Откуда у тебя такая уверенность? - Из двух разнородных источников, в подлинности которых я уверен. Во-первых, из самой сути бионосителя наследственной информации и принципа работы "микро генного телевизора". Видишь ли, если бы Фотий погиб, то прекратила бы существование его генетическая родословная ветвь, то есть некому было наследовать и передавать эту наследственную информацию. А раз она передалась по наследству, значит, он тогда жив остался. Из этого следует, что от Фотия в последующем были дети - прямые его потомки, от которых, как по цепочке, эта информация передалась мне, а потом тебе. - Выходит, с помощью микро генного телевизора мы можем получить не всю информацию о людях и событиях, в которых они участвовали, а только ту и о тех, у которых эта наследственная ветвь сохранилась и продолжает развиваться от поколения к поколению? - Совершенно верно, от погибших ветвей информация не может поступать. Мы можем лишь косвенно, например, глазами живущих посмотреть на давно умерших людей. Другой особенностью нашего микро генного телевизора является то, что информацию мы можем получить, в основном, только от молодых людей и среднего возраста. Это и понятно, если учесть, что дети рождаются, в основном, от этих категорий людей. Во-вторых, потому я так уверенно говорю, что Фотий и Лукаш остались тогда живы, что архивные материалы того времени сохранились. Нам, ученым, мало открыть или изобрести что-либо, надо еще экспериментально доказать факт открытия и подтвердить его документально. - Отец, ты ни разу не говорил мне об этих архивах. - Правильно, не говорил, так как время еще не наступило. Хочешь окунуться в мои 16 лет? - А это интересная мысль! Только зачем? Ты же помнишь себя в шестнадцать лет? - Этот экскурс необходим для корректировки и настройки микро генной телевизионной системы. - Ну, раз ты считаешь нужным провести такой эксперимент, то я готов нырнуть на несколько десятков лет назад в твою жизнь. Вы, старшее поколение, всегда укоряли нас тем, что, мол, нынче молодежь не та, говоря: "Вот в наше время..." Что ж, охотно посмотрю ваше время. Однако после проверки и настройки включи, очень прошу тебя, хотя бы на час вторую аппаратуру, дай посмотреть ту историю с Фотием и Лукашем на льдине. - Хорошо. Это будет для тебя похоже на двух серийный фильм, а сейчас давай отдыхай. Утро вечера мудренее. * * * На следующее утро он с отцом спустился в лабораторию для продолжения испытаний микро генной телевизионной системы. Опять пришлось пройти сложную процедуру медосмотра и уже знакомый обряд облачения в скафандр археологонавта, который проводили те же ассистенты. Когда все было готово, раздалась команда отца: "Приготовиться к погружению! Начали!". Снова стало темно, возникло ощущение падения, и перед глазами замелькали светлые полосы, как на экране испорченного телевизора. Его сознание раздвоилось, размылось, потускнело. И он стал Андреем Юговых в его шестнадцать лет... Перед глазами возникла панорама небольшого городка с белыми холмами, утопающими в зелени садов. Был тихий майский вечер. В городском саду на летней площадке играл духовой оркестр. Чарующие звуки старинного вальса проникали в открытые двери и окна домов маленького городка. Вальс кружил над городом. Он звал и манил к себе молодежь, вселял надежду на лучшее будущее и будил воспоминания у людей старшего поколения, прошедших через горнило страшной, недавно окончившейся войны. Следы этой войны еще были видны на изрытых траншеями полях и в разбитых бомбами зданиях. Она смотрела на людей пустыми глазницами дотов и дзотов, накатанных у дорог и по берегам реки. Война оставила свой тяжелый след на телах и в душах людей. Однако душа народа, несмотря на еще не зарубцевавшиеся раны, расцветала и поднималась, как поднимается от жемчужной росы и теплого солнышка вдавленный тяжелым сапогом подорожник, жилистые листья которого заживили не одну гнойную рану. Сегодня Андрею Югову исполнилось шестнадцать лет. Сегодня, когда мать со слезами на глазах вручила ему памятные часы, ключи от архива и письмо-завещание отца, не вернувшегося c фронта, он почувствовал, как быстро и безвозвратно ушло детство, как перешагнул он свою юность и вступил в зрелость... "Дорогой мой сын Андрей! - писал с фронта отец, - утром мы пойдем в бой. Пойдем первыми. До Берлина совсем близко - всего несколько километров. Фашисты, огрызаются из последних сил. Каждый дом на берегу Одера превратили в крепость. Завтра на рассвете немногие из нас вернутся живыми, может быть и я пишу это свое последнее письмо, но победа, несомненно, будет за нами. Может быть наш народ несколько и тяжел на подъем, но когда очередной горезавоеватель пытался с мечом или танками покорить его, согнуть ему спину, он всегда вставал во весь свой могучий рост из глубины своих полей, лесов и гор и бил иноземных поработителей. "Дорогой Андрюша! - продолжал отец, - может быть случится так, что когда ты будешь читать это письмо, пройдет много лет. Уже отгремит война и на нашей земле снова расцветет мирная жизнь. Тебе будет шестнадцать лет. Это много и одновременно очень мало. Все, что в жизни я не успел сделать, ты должен успеть. Отныне ты поведешь наш корабль жизни через неспокойное людское море. Я завещаю тебе, как в свое время завещал мне мой отец, продолжить дело всей моей жизни, дело моего отца, деда, прадеда и всего нашего рода. В нашем архиве, ключи от которого тебе передаст мама, ты прочтешь летопись рода, ведущего свое обозримое начало из глубины веков, от книжника - ученого человека отца Фотия, жившего в XII веке. Наш далекий предок задумал простое, но трудное дело: жить с народом в гуще событий дня и быть беспристрастным летописцем своего времени, своего рода, а значит, и своего народа. Наши предки писали правду свою не в угоду карьере или в угоду какому-либо правителю, а для себя и грядущих поколений, и тебе следует писать правду жизни, зачастую, горькую правду для всех тех, кто будет после тебя. Андрюша! По письмам с фронта и моим дневникам ты должен описать мою жизнь и те события, свидетелем которых я был. Все данные занести в ХХ - й том нашего архива. Таким образом, ты должен описать свою жизнь и основные события своего времени и завещать своему сыну или внуку продолжать наше святое дело. Шагай вперед смелее, сынок! Строй и борись за лучшую жизнь вместе со всем своим народом, а если твоей Родине снова будет угрожать враг, будь достоин предков и своего народа. Целую тебя, мой дорогой сыночек, крепко, на всю долгую жизнь. Прощай, береги маму. Твой отец Александр Югов. Весна 1945 года"... * * * Дмитрий, окунувшись в прошлое, много узнал, понял, отрыл для себя много нового, о той великой мировой войне. Люди писали и еще долго будут писать о ней, но ему особо врезалось в память, последняя запись ХХ тома: - Слепы те, кто думает, что Гитлер развязал Вторую мировую войну. Причина возникновения ее лежит значительно глубже. Она кроется в том глубинном подводном человеческом течении и взаимодействии людей, в столкновении их интересов, помыслов, душевных порывов и прочее. Естественно, что в таком неспокойном человеческом океане, при таком взаимодействии и столкновении интересов всегда периодически возникает определенная векторная направленность, в виде равнодействующей, на конце которой в 40 - вые годы оказался Гитлер. Конечно, при таком взаимодействии фактор Вождя и его влияние на судьбы мира нельзя исключить, но в основном к войнам приводят не отдельные вожди, и не правительства, а именно вот эти глубинные человеческие процессы, происходящие в нашем обществе. Силы Зла и войны в то время были намного сильнее сил Добра и мира. Если рассмотреть общество, как нестабильный человеческий океан, заполнивший моря и впадины, то чаша войны, в нем была переполнена интригами: англичан, стремившихся обезопасить себя и направить главный удар фашизма на восток, и европейцев жаждущих гибели Советского Союза, в котором они видели угрозу своему строю, и американцев, мечтающих об ослаблении военной мощи Германии и России, чтобы уменьшить их влияние на страны мира, и хитрых японцев, желавших поживиться за чужой счет и прибрать к рукам весь Дальний Восток. Рупором войны была пресса, раздувшая пожар войны. В основном, она работала на войну и негативно воздействовала через печать и радио на умы миллионов и миллионов обывателей, которые не задумывались над тем, что будут в той войне пушечным мясом. Простые люди большинстве своем по обывательски считали, что война минует их дом, семью, детей. Но они горько заблуждались, так как война есть война, и она обязательно придет в каждый дом, в каждую семью и принесет на своих черных крыльях много горя и несчастий. Некоторые циники говорят, что история хороша тем, что она людей ничему не учит, что за Второй мировой рано или поздно последует Третья, и, что такие войны неизбежны, и они случаются раз в столетие, т.е. ежевечно. Однако это далеко не так и такому крайнему фатализму не должно быть места в наших душах и сердцах. При соответствующем высоком уровне культуры, образования и мировоззренческой философии, войны не только неизбежны, но и будут несовместимы с человеческой моралью и сознанием людей. Расцвет цивилизации, науки и культуры неизбежно должен привести к исключению войны, как средству решения каких-либо острых спорных вопросов. Это аксиома, не требующая доказательств. Что касается Второй мировой войны, то сторонников мира, голубей, как их в народе называли, было мало и их голос был почти не слышен. Эти голоса заглушали сильные мира сего. Одни мечтали заработать барыши на войне, другие - получить генеральские погоны, третьи - награды, четвертые - славу и т.д. Все хотели так или иначе погреть руки на войне, а сгубили, прежде всего, свои души и души миллионов простых людей. Но нельзя сваливать все грехи на "верхи", нельзя забывать, что и простые люди, жившие в предвоенные и военные годы, тоже, в той или иной степени причастны к войне, и в соответствующей степени ответственны за это. Если бы голосов против войны было больше, и каждый гражданин, солдат, матрос сказал нет, ее бы, очевидно, не было. Но этого тогда, к великому сожалению, не произошло, слишком много в предгрозовой, земной атмосфере накопилось излишков злой энергии, и полушария человечества не выдержали, произошел пробой в наиболее напряженном месте, таким местом была тогда Европа. Произошло то, что должно случиться в такой ситуации. Таким образом, все шло к войне и бывшие в кавычках союзники - Гитлер и Сталин, хотели они этого или нет, стали заложниками этих гигантских человеческих интересов, столкнувших основные группировки держав между собой. Они оказались на острие векторов противоборствующих сил, одна из которых оказалась сильнее и пересилила другую в войне 1941-1945г.г. Самое парадоксальное в этой войне, впрочем, как и во всех войнах, то, что убийство на ней не считалось грехом и не являлось преступлением. В период же мирной жизни - это тяжелое преступление. В битве за Сталинград погибли сотни тысяч человек, и ни одна из сторон не считала такое массовое истребление людей - убийством, за которое надо судить судом праведным. Наоборот - каждая сторона считала это подвигом. Советских людей можно понять, т.к. они защищали свою Родину, ну, а как оправдать другую сторону, где солдат и генералов награждали маршальскими жезлами, орденами и медалями. Более кощунственного люди не придумали. Хорошо, что после войны на Нюрнбергском процессе прозвучали слова и приговоры, осуждавшие массовые убийства миллионов людей. Очевидно, пора человечеству принять на Земле всемирный закон, запрещающий войны, массовые убийства на ней, признать войну вне закона и судить за развязывание ее, как за самое тяжелое преступление. Можно надеется, что в третьем тысячелетии так и будет. Пора человечеству перешагнуть порог своей дикости. * * * Но вернемся назад, в юношеские годы Андрея Югова. Андрей сидел в парке на берегу, слушал музыку и задумчиво смотрел, как река мирно катит свои серо-голубые воды. На душе у него было грустно и тревожно. Грустно оттого, что что-то большое и хорошее потерял. Тревожно от того нового, которое он узнал. Теперь жизнь приобретала для него новый смысл, новые стремления и новые желания. Здесь, в тиши старого парка, и нашел его друг Лешка. - Привет, Андрей! Чего сидишь здесь один, когда все наши на танцплощадке. Светка уже все глаза проглядела, ища тебя. А ты здесь сидишь один, как сыч. Пошли. - Нет, Леша, я не могу, не до танцев мне. Скажи ребятам, что меня нигде нет, что я испарился или заболел коклюшем, короче говоря, придумай что-нибудь. - А Светке что сказать? - спросил Лешка, - что ты заболел коклюшем? Смешно, она этому не поверит, да и никто не поверит, так как видели тебя сегодня утром. Да и вообще, что с тобой, Андрей? Ты весь какой-то пришибленный, как будто с Луны свалился. У меня тоже бывает скверное настроение, но я лечу его среди друзей, там, где шумно и весело, и все проходит. - Леш, а Леш! Я тебя очень прошу, как друга, прошу, сгинь, испарись. Ну что на меня так смотришь, словно мыло съел. Дай человеку побыть одному, собраться с мыслями. Неужели у тебя не было простого человеческого желания посидеть одному, подумать о чем-то своем, очень близком и дорогом для тебя? Знаешь, если ты сейчас не испаришься, я за себя не ручаюсь. - Хорошо, - сказал Леша, - я ухожу, но ты учти, за Светланой снова увивается тот рыжий в штанах дудочкой. Леша ушел, а Андрей остался один и снова погрузился в свои нелегкие житейские мысли... Вернувшись домой, он взял ключи и направился в хранилище, где находился отцовский архив. С трепетом спустился он по ступенькам в подвальное помещение, расположенное под большой гостиной комнатой отцовского дома. Это было довольное объемное помещение с центральной опорной колонной, поддерживающей весь куполообразный подвальный свод. По периметру подвала в кирпичных стенах были выложены красным кирпичом в виде старинных церковных окон ниши. Раньше он неоднократно бывал в подвале по чисто житейским делам: то капусты, то картошки принести, то еще чего-нибудь. И никогда не думал, что здесь, в подвале, среди бочек с квашеной капустой и солеными помидорами имеется потайной лаз, ведущий в другой мир - мир его предков. В одной из ниш была устроена потайная дверь, ведущая в архив. Эта дверь была искусно выложена кирпичом и создавала иллюзию обычной кирпичной кладки. Запиралась она изнутри на механический засов, который посредством специальных тяг и рычагов перемещался в продольном направлении, запирая или отпирая дверь. Для открытия ее необходимо было вставить профильный ключ в одно из декоративных отверстий, имеющихся на фронтонах нижней двери подвала и поворотом его на 180 градусов снять фиксатор замка. Затем при помощи обычного ключа повернуть три раза по часовой стрелке головку четвертого снизу, на первый взгляд, ничем не примечательного винта, находящегося на железной стойке фронтона. При этом посредством вышеупомянутого механизма засов выдвигался, открывая потайную дверь лаза. Закрытие двери осуществлялось в обратном порядке. Действуя описанным способом, Андрей открыл дверь потайного лаза и, включив карманный фонарик, проник в помещение архива. Луч фонаря скользнул по старинным книжным шкафам, полным книг в тяжелых толстых переплетах, и остановился на таком же древнем, резном из красного дерева, письменном столе, где стояли рядом, характеризуя разные эпохи, вполне современная настольная лампа и старинный подсвечник с толстой восковой свечой. Подойдя к столу, он зажег лампу и огляделся. Впечатление было такое, что он попал в прошлый век. Комната была заставлена старинной мебелью ручной работы. Кроме книжных шкафов, стоящих вдоль стен, у стола стояло удобное мягкое кресло с фигурными ножками, рядом с ним большой камин, в потолке было несколько отдушин для доступа свежего воздуха. В свободных местах, возле стен на гранитных подставках стояло несколько древнегреческих мраморных статуй, над ними висели картины в потемневших от времени золоченых рамках. Из картин особенно выделялся своим драматизмом графический портрет А.С. Пушкина, работы неизвестного художника. Как потом выяснилось, этот портрет был не простым портретом великого поэта, а портретом-сюрпризом с двойным содержанием или, как говорят таможенники, "с двойным дном". Неизвестный художник, не пожелавший оставить свой автограф на картине, вдохновенно и талантливо написал основные черты Александра Сергеевича. Передав его взгляд, характер и "дум высокое стремленье". Причем портрет написан в полном значении этого слова, так как каждая черточка, волосок, линия на портрете при рассмотрении их через увеличительное стекло вырисовывались в отдельные слова, фразы и предложения из запрещенных в то время произведений А.С. Пушкина. Таким образом, портрет бессмертного поэта мог говорить и говорил взволнованными, идущими от всего сердца, прямыми как стрела, разящими словами: "... Была ужасная пора, О ней свежо воспоминание, О ней, друзья мои, для Вас Начну свое воспоминание. Печален будет мой рассказ..." Волнуясь, словно первоклассник, Андрей отыскал в книжном шкафу летопись своего пра... прапрадеда, отца Фотия. Здесь, на этом месте память с прошлым у Андрея резко оборвалась... * * * Включилась вторая программа микрогенного телевизора. Снова возникло ощущение падения в бездну, перед глазами прошла полоса помех, сознание раздвоилось и Дмитрий опять, как в начале первого испытания, стал Фотием Греком, стоящим на льдине с Лукашом. ...От сильного удара льдина содрогнулась и раскололась на части, Левая сторона ее, налетев на подводную часть залаза, раскрошилась на отдельные куски, которые тут же в водовороте исчезли под водой. В результате раскола льдины они с Лукашом остались на небольшой части, которая, увлекаемая течением реки, обходила справа опасную часть острова. Не успели они отплыть на большое расстояние, как второй ледяной массив протаранил залаз. Со страшным скрежетом льды налезали, ломали и топили друг друга. Лукаш, прижавшись к Фотию, со страхом смотрел на это светопреставление, но, очевидно, Бог внял молитвам Фотия и Сусанны, оставшейся там, на берегу, и отвел от них погибель. Их льдина, обогнув остров, беспрепятственно вышла на широкий простор реки. Вскоре люди на берегу потеряли их из виду, а река уносила своих пленников все дальше и дальше, вниз по течению. Долго льдину с Фотием и Лукашом несла полноводная река, пока она не попала в широкую заводь, где с помощью своего шеста он подтолкнул ее к берегу. Они сошли с льдины в незнакомом месте. Впереди темнел сосновый лес. Большие раскидистые сосны в нескольких местах вплотную подступали к берегу. Никаких признаков близкого жилья не было видно. Лишь птицы и звери нарушали тишину мрачного и темного леса. - Как здесь страшно, - почти шепотом проговорил Лукаш. - А ты не бойся, страшное уже позади, - ответил Фотий. Считай, Лукаш, что мы с тобой в рубашке родились. Ты посиди здесь, а я поблизости соберу сухих веток на костер. Мы сначала обогреемся и обсушимся, а потом придумаем что-нибудь. Ночь, очевидно, мы здесь проведем, а утром двинемся домой. Пехом здесь тысячи две стадии наберется (примерно два дня пути). Фотий стал ломать сухие ветки и стаскивать их в кучу. Через некоторое время костер, разведенный им, весело потрескивал на берегу. Он него шло благодатное и живительное тепло. Тепло костра разморило Лукаша, и он быстро заснул, положив голову на ствол поваленного дерева, по-ребячьи подложив руки под щеку. Укрыв его кафтаном, Фотий развел вокруг места ночевки еще два костра, которые, образовав собой треугольник, обеспечивали тепло и безопасность их временного пристанища от не прошенных лесных гостей. В те далекие времена животный мир был значительно богаче и разнообразнее, чем сейчас. В лесах повсеместно водились волки, медведи, рыси, дикие кошки, кабаны и другие опасные звери, встреча с которыми для двух безоружных людей была нежелательна. Опасны были также разъезды кочевников-половцев, передовые отряды которых в те времена далеко проникали на территорию Киевской Руси. Сидя на берегу реки и подбрасывая сучья в костер, Фотий думал о Сусанне. Мечта быстро перенесла его с этого дикого берега к ее дому. Сусанна тоже в это время думала о нем и Лукаше. Они оба словно чувствовали, что сердце сердцу весть подает. Мечты! Мечты! Что может сравниться с юной прекрасной мечтой, только мечта такая же юная и такая же прекрасная. Но с добром всегда и во все времена соседствовало зло. Наличие двух различных полюсов - это, очевидно, основной закон мирской жизни. Если смотреть на мир с чисто философских позиций, то он построен на них. Рядом с левым всегда есть правое, горячее соседствует с холодным, белое имеет свою противоположность черное, мечты иногда разбиваются о реальность, а любовь имеет свой антипод - ненависть. Таким образом, мир полярен, рожден на противоположностях и, очевидно, без этого не может существовать. Но вернемся от философских рассуждений к реальности или спустимся, как говорятся с хрустальных небес на грешную землю. А на землю тем временем опустилась глубокая ночь. Ветер стих и тьма поглотила небеса. На ум в такие часы в темном лесу приходит всякая всячина. Вот в чаще лесной раздался треск и уже снится, будто видишь там за кустами блеск двух голодных волчьих глаз. Но особенно жутко слышать в ночи крики сычей, от стенания которых кровь стынет в жилах. В такие минуты Фотию казалось, что невдалеке стонет смертельно раненый ребенок, которого звери рвут на части. Фотий был парень неробкого десятка, но перспектива быть растерзанным дикими зверями здесь, в лесу, не устраивала его. Поэтому он разжег поярче костер и, придвинув к себе поближе несколько внушительных по виду обгоревших головешек, стал выстругивать ножом, с которым никогда не расставался, палицу. За работой, как известно, время летит быстро и незаметно. Повозившись, он сделал себе приличную палицу. Затем, обстругав кору с длинного шеста и прикрепив к нему нож, получил какое ни есть самодельное копье. Лукаш, утомившись за день, крепко спал и не слышал страшных криков и стенаний, которыми порой оглашали прибрежный лес сычи. Он спал под раскидистой старой сосной, которая иногда скрипела, словно ворчливая ведьма во сне. Так прошла первая половина ночи, яркие звезды, дрожа, блестели в вышине и только два огонька горели наверху, не мигая, каким-то злым холодным светом. Это громадная рысь, притаившись на дереве, злобно смотрела на не прошеных гостей, разложивших под ее логовом огонь. Запах дыма, поднимавшийся от костров, долго и неприятно раздражал ее тонкое обоняние. Спуститься вниз и уйти от этого огня и дыма ей мешали люди, расположившиеся внизу под деревом. Мальчик, спавший прямо под ней, раздражал ее больше всего, и не будь рядом Фотия она бы давно расправилась с ним, вонзив в тонкую ребячью шею свои острые зубы. Поэтому, расположившись в густых ветвях дерева, она зорко следила за пришельцами и терпеливо ждала, когда они оба уснут. Но Фотий не спал. Подбросив в костер побольше сухих веток, он лег на кучу хвороста, и, положив рядом свое самодельное оружие, смотрел на звезды, загадочно мерцавшие на хрустальном куполе небосвода. "Как огромен, сложен и непонятен мир, - думал Фотий... Отец рассказывал ему из чего и как он устроен. По его рассказам - Бог создал твердь земную и небесную и отделил воду от суши, а свет - от тьмы. На небесах он расположил большие светильники - Солнце и Луну. Наиболее яркий светильник - Солнце - светил только днем. Ночью светила Луна, за которой расположилась сфера неподвижных звезд, и все это приводилось в движение с помощью сказочного перводвигателя - начала, управляемое Богом, и приводящее небесные сферы в вечное движение. За этим движением сфер следили слуги божьи - небесные силы: серафимы, херувимы и ангелы, причем, последние относились к низшему разряду небесного воинства и отвечали за движение Луны. Отец Фотия не раз бывал за морем в дальних странах, плавал по Понту Антийскому (Черному морю) в Грецию и другие страны. Он много рассказывал любознательному сыну о звездах и созвездиях, научил ориентироваться ночью по звездам, находить стороны света. Например, вот то созвездие, похожее на ковш, яркие звезды которого, мигая, горели над головой, называется созвездием Большой Медведицы... Видя, что Фотий долго и неподвижно лежит на земле, рысь стал бесшумно спускаться вниз. Осторожно, крадучись, с ветки на ветку она все ближе и ближе приближалась к мальчику. Спустившись на нижнюю ветку, рысь заслонила собой часть звезд Большой Медведицы, на которые засмотрелся Фотий. Удивленный пропажей звезд он не сразу понял в чем дело. - Куда это вдруг делись звезды? Внимательно приглядевшись, Фотий на фоне ночного неба увидел готовящуюся к прыжку рысь. Мгновение, даже доли мгновения решали жизнь или смерть маленького Лукаша. Издав нечеловеческий крик и вложив в него всю свою боль и страх за судьбу мальчика, Фотий вскочил и метнул в зверя свое самодельное копье. Услышав крик, рысь отпрянула в сторону и копье, не задев зверя, вонзилось в дерево. В следующий момент рысь прыгнула на Фотия... * * * Здесь вторично сработала предохранительная система микро генного телевизора, и связь с прошлым прекратилась. Когда Дмитрий пришел в себя, над ним хлопотали чем-то озабоченные ассистенты отца, который сидел в кресле оператора и повторно просматривал видеозапись эксперимента. По внешнему виду Югова было ясно, что этот небольшой экскурс в прошлое очень взволновал его. Ведь не каждому дано дважды окунуться в свои шестнадцать лет и приоткрыть окно в мир предков. - Ну, как, отец, ты удовлетворен результатами? - спросил Дмитрий. - Вполне! Из проведенных исследований следует, что генные информационные источники каждого из нас действительно уходят далеко - далеко в мир предков. - Ты хочешь сказать, что из года в год, из поколения в поколение, от родителей к детям непрерывно передается эстафета жизни? - Именно так, Дмитрий! Можно считать, что сама жизнь - это непрерывное хранение, накопление и передача потомству генетической информации. Если этот процесс остановить, то погибнет и человечество. - Отец, а как ты думаешь: далеко ли уходят наши корни? - Очень даже далеко, на глубину порядка до 20 миллионов лет, то есть практически до глубоких первобытных времен. В этом смысле наше прошлое - это сама история рода человеческого. - Ты в свое время занимался определением общей численности людей когда - либо живущих на Земле. Так сколько же их и кого больше: мертвых или живых? - Конечно мертвых, это бесспорно. А общее число людей составило внушительную цифру, порядка 85 миллиардов человек. - Ничего себе, сколько народу жило?! А сколько информации об их жизни пропало за зря? Выходит ныне здравствующих людей мизер, всего 5 - 6 %? - Да, примерно так. - Я слышал, что один австрийский профессор получил, вообще, другую умопомрачительную цифру, где-то около 4000 миллиардов. - Ты говоришь, очевидно, о профессоре Винклере, по его методике на Земле жило от 3390 до 5260 миллиардов человек. Но расчеты Винклера не верны. Он исходил из того, что на протяжении 600 тысячного периода существования человека темп роста населения не менялся. Однако, это далеко не так, он менялся и существенно. В первобытную эпоху темп был в тысячу раз меньше, чем сейчас, поэтому его расчеты и дали такие фантастические результаты. - Отец, а по данным других ученых сколько получается? - Американские демографы дают близкую к моим расчетам цифру - 77 миллиардов человек. Они более правильно подошли к расчетам, положив в основу число прожитых человеко - лет, а затем, разделив эту величину на среднюю продолжительность жизни, получили число родившихся. При этом американцы условно предположили, и в этом их ошибка, что 1 миллион лет назад жила всего 1 брачная пара, к 5 000 годам до Н.Э. - 5 000 000 пар и т.д. - Да, но насколько я знаю, первый человек появился на Земле два миллиона лет тому назад. - Ты прав, новейшие достижения в археологической науке подтверждают это. Так что к каждому из нас тянутся нити былых жизней на эту величину. - Значит ли все это, что люди женятся, выходят замуж за своих родственников: мужчины женятся на кузинах, а женщины выходят замуж за каких-то десятиюродных братьев. - Получается так. - Не деградируем ли мы, женясь на кузинах? - Пока нет, а в дальнейшем человечеству, возможно, придется учитывать в своем развитии и этот фактор, когда все нации и народности перемешаются. - Отец, меня несколько тревожит утверждение некоторых ученых. Что человечество смертно. Какие перспективы ожидают его? - Сейчас, в целом, человечество находится на подъеме, и темпы его роста сохранятся в обозримом ближайшем тысячелетии. Затем, очевидно, будет иметь место спад. Цикличность - основной закон Матушки - природы, за демографическим взрывом должен неизбежно последовать спад. Видимо,