останешься, - ответил Слава. - Ведь на подводной лодке нет аквариума для тебя. Если придется ждать пару часов там, тебе будет нелегко. А когда пойдем наверх, захватим и тебя. 19 В бортовом журнале подводной лодки осталась запись: "18:00. Прождали пять часов. Больше ждать бессмысленно. Начинаем всплытие. На борту - руководитель гидробиологов. Во временной загородке грузового отсека находится дрессированный осьминог по кличке Мудрец..." Два водолаза в специальных тяжелых скафандрах с защитными прокладками по распоряжению командира подлодки остались в "колоколе". Слава тоже хотел остаться с ними, но Жербицкий уговорил его, что руководителю экспедиции лучше находиться на своем судне и оттуда организовать поиски. Сразу же по прибытии на борт "Академика Карчинского" Слава связался с базой и вызвал отряд водолазов под командой дважды Героя Советского Союза Орды на. Тем временем Тукало переоборудовал бассейн и поместил в него осьминога. От добровольных помощников у Никифора Арсентьевича отбоя не было, каждому хотелось поговорить с Мудрецом. Славе пришлось протискиваться сквозь толпу. Сначала он пытался разогнать ее, но попытки оказались тщетными. Не помогали ни приказы, ни уговоры, ни объяснения. Да и времени у него было слишком мало. Пришлось разговаривать с осьминогом в присутствии всей толпы. Если это обстоятельство смущало Славу, то осьминогу, наоборот, такое внимание к его персоне явно пришлось по душе. А может быть, здесь действовали иные пружины, о которых спрут предпочитал помалкивать. У Славы была слабая надежда, что в этот раз осьминог подскажет ему, где искать Валерия и Косинчука. Не следовало упускать эту возможность, тем более что подводная лодка еще не была готова к погружению. Слава начал допрос спрута, предварительно включив магнитофон: - Мудрец, от твоих ответов зависит жизнь твоих учителей. Понимаешь? "Да". - Попытайся вспомнить, что они говорили, перед тем как уйти из "колокола". Они упоминали о том, куда идут? "Нет". - А о том, что будут делать? Может быть, один из них сказал: "Нужно осмотреть ущелье"?.. "Нет". - Или так: "Отснимем рыб, крабов..." "Нет". - "Заснимем участок дна"? "Нет". - О чем же они говорили? "Об освоении мира". - Мира или моря? "Вы называете это морем, я - миром. Они говорили об освоении мира и о том, что осьминоги могут помочь людям". - В чем? "Разводить плантации водорослей и стеречь стада рыб. Строить для людей большие "колоколы" на дне. Охранять людей..." - От кого? "От других людей, которые придут на кораблях. Мы сможем прикреплять мины к кораблям". - Ты знаешь, что такое мина? "То, что приносит смерть". "Каким образом он мог узнать о минах? - подумал Слава. - Неужели Евг и Валерий ему объясняли это?" Он услышал: "Люди рассказали. Это очень интересно. Можно убивать не по одному, а сразу много..." Чтобы отвлечь октопуса от опасной темы, Слава спросил: - А ты хочешь помогать людям? "Да, да, да! Охранять их и ставить мины. Быть разведчиком и пастухом. Носить приборы. Находить что-то и говорить с людьми. Знать, чего они хотят. Делать то, что они хотят. Не советовать им. Люди не нуждаются в советах. Выполнять то, что прикажут. Ставить мины. Ставить их так, чтобы другие люди не знали..." Аркадий Филиппович положил руку на плечо Славы, прося разрешения о чем-то спросить. Он истолковал взгляд Славы как положительный ответ, и спросил: - Значит ты, Мудрец, хочешь убивать людей? Почему? Ты не любишь их? "Люблю. Сделаю то, что людям нужно". Слава следил за осьминогом, наблюдал, как пульсирует воронка. Он недоумевал: "Как спрут разговаривает? Чем? Его мускулистая глотка с клювом не годится для этого. Допустим, он произносит слова с помощью воронки. Но тогда она хотя бы должна быть на поверхности, а не в воде..." Он увидел, как осьминог приподнял воронку над водой, и почувствовал то же неприятное ощущение, как и в "колоколе", но значительно слабее. Спрут уставился на него, стал раздуваться, менять окраску. Слава услышал обрывки чужих мыслей: "Не думай об этом! Не могу... Вас слишком много здесь, двурукие!.. Крабы!" Спрут съежился и затих. Одновременно исчез "буравчик" в Славиной голове... Щелкнул выключатель магнитофона. Слава спрятал аппарат в чехол и быстро пошел в каюту. Невероятная догадка гнала его. Он захлопнул за собой дверь, повернул ключ. Тотчас послышался стук. Пришлось открыть. Вошел Аркадий Филиппович. Слава спросил: - Вы тоже заметили? - Что? - Его воронка была в воде. А мы слышали слова... Да ведь воронкой и не произнесешь сложную фразу... - Я заметил другое, - сказал Аркадий Филиппович. Слава не стал спрашивать, что именно заметил следователь. Он торопливо включил магнитофон. Услышал шелест пленки в тех местах, где должна была звучать речь осьминога, и бросился на палубу, к бассейну. Осьминог отвечал на вопрос Тукало, но тотчас по" вернулся к Славе, хотя тот не успел раскрыть рта. "Мудрец, ты знаешь, где твои учителя? Где те двое?" - подумал Слава и услышал ответ: "Не знаю. Уже говорил. Не знаю". Люди удивленно смотрели на осьминога. Они не слышали Славиных вопросов и не могли понять, кому отвечает спрут. "И все-таки ты знаешь. Даже если они не говорили, куда идут, то думали об этом. Ты не можешь не знать. Почему же не говоришь? Значит, ты не друг, а враг людей?" "Друг, - ответил Мудрец. - Я не хочу причинять людям боль". "Но если ты не скажешь, мы можем не успеть к твоим учителям. Там, где они находятся, - опасно". "Вам незачем спешить. Я предупреждал их, но люди не нуждаются в советах..." "Это тебе сказали они?" "Да. И я ничего не мог поделать". Слава почувствовал, как у него перехватило дыхание. - Ты хочешь сказать, что их уже не спасти? Они погибли? Люди изумленно обернулись к нему, настолько неожиданным показались им его слова. "Да", - ответил осьминог. Слава отпрянул, побледнел, оперся о поручень. Аркадий Филиппович встал на его место и, в упор глядя на спрута, сказал: - В таком случае скажи, где искать их трупы. "Ничего нет. Трупов нет". Аркадий Филиппович поправил сползающие очки. Его голос звучал бесстрастно: - Мы хотим видеть место их гибели. "Зачем?" - Так нужно. Люди всегда так поступают. А ты ведь наш помощник? "Не знаю, где они погибли. Знаю, что их нет". - А почему они погибли? "Пошли не туда. Пошли без меня". - Куда же все-таки они пошли? "Не знаю". Аркадий Филиппович понял, что осьминог не хочет сообщить о месте гибели людей... Нужно было обдумать сложившуюся ситуацию и найти верный ход. 20 Валерий плыл, держась за "торпеду", которая предназначалась для почты. Он забыл, где располагались пещеры, надеялся на интуицию. Когда увидел знакомый выступ скалы, память подсказала, что надо повернуть влево. Показались коралловые скалы и гроты. Их создали с идеальной точностью, повинуясь единой программе, миллионы крохотных существ. Им не нужны были чертежи, каждый работал в одиночку. У них не было линий связи, известных людям, но все-таки они представляли единое общество с единым хозяйством. "Мы называем это инстинктом, а не коллективным разумом, - подумал Валерий. - В природе инстинкт ценится выше разума. Именно он закрепляется в виде программ из поколения в поколение, а разум умирает вместе с личностью, и природа ничего не делает, чтобы продлить его жизнь". Взглянув на фосфоресцирующий циферблат часов, он ужаснулся: с момента, когда он покинул "колокол", прошло двадцать минут. Через восемь минут Евг задохнется. Плыть быстрей Валерий не мог. Оставалось не смотреть на часы, а полагаться на случай. Он закричал от радости, увидев темный вход в пещеру и услышав стрекотанье счетчика Гейгера. Значит, это были именно те пещеры. Нырнув в кромешную тьму, он услышал писк локатора и почувствовал удар о камни. Включил прожектор. Стены пещеры переливались, сверкали. Он достиг заграждения из наваленных камней. Вверху виднелось отверстие, достаточное для того, чтобы человек в скафандре мог протиснуться. Валерий оставил "торпеду" на якоре, включив ультразвуковой маяк. И как только миновал нагромождения камней, коридор стал иным. В стенах было меньше выступов, казалось, что они обработаны каким-то грубым орудием. Он приготовил патрубок от кислородного аппарата, чтобы сразу подключить его к скафандру Косинчука, если тот найдется. Не удержался, глянул на часы. Оставалось четыре минуты и... крохотная надежда на то, что он ошибся и в запасе есть еще несколько минут. Валерий увеличил яркость прожектора до предела. Коридор уходил далеко, похожий на глотку какого-то длинношеего археоптерикса. Только теперь Валерий понял, как мало у него шансов спасти Евга. Где он застрял? В пещерах? Или по дороге к подводному дому? А может быть, его держат в плену осьминоги? Вспомнилось предостережение Мудреца. Возможно, следовало взять его с собой. Но ведь и верить ему нельзя... Валерий почувствовал чью-то чужую печаль, словно кто-то сожалел о случившемся. Она звучала, как музыка, в ней слилось много оттенков: нежность, грусть, боль... Звонили колокола - сотни больших и маленьких колоколов и колокольчиков, медных, серебряных, стеклянных, пели: "Спасти нельзя, ничего не поделаешь, это замкнутый круг, не ищи напрасно выход, не пытайся порвать цепь, ты не прикован цепью, все значительно проще и неизбежней - выхода нет. Покорись, непокорный, не безумствуй, безумец, не геройствуй, герой. Все бесполезно: и безумие, и геройство, и любовь, и ненависть... Выхода нет. Только в смирении победа, только в тебе самом выход, но разве ты знаешь, куда он ведет, что за ним? Вот камень на твоем пути, но где преграда - в камне или в тебе самом - в теле твоем, которое не может пройти сквозь камень? Разве поймешь, для чего твой гнев, если гневаешься не на того? Поверни назад, ты никого не найдешь и никому не поможешь. Ничего сделать нельзя - это единственное утешение, потому что другого все равно нет. Если с другом случилось несчастье, утешься тем, что рано или поздно оно случится и с тобой. Если тебя постигло горе, знай, что оно постигнет и всех других. Мы связаны одной цепью - мы все, люди и осьминоги, скалы и водоросли, живые и мертвые. Прими эту истину и успокойся..." Будто заколдованный этими чужими мыслями, звоном колоколов, печальной мелодией, звучавшей в его голове, Валерий остановился. Правая рука случайно нажала на ручку тормоза, и водометный двигатель скафандра заглох. Стали расплываться цели, ради которых он спешил, медленно гасли воспоминания. Но светящийся, неподвластный настроению циферблат его часов напомнил о себе. В памяти мелькнули гибкие щупальца Мудреца, улыбающаяся голова дельфина Пилота, лица Людмилы и Евга. Валерий включил двигатель и снова ринулся вперед. Он чувствовал, как по ногам бьют струи воды, выбрасываемые из сопла двигателя. Коридор стал расширяться. Валерий увидел, что навстречу ему что-то плывет. Он остановился, приготовив пистолет-лазер, повел прожектором. Луч осветил скафандр... Еще не веря в такое счастье, Валерий бросился к Косинчуку. Схватил его за плечи, повернул лицом к себе. Губы Евга изогнулись в улыбке. Но его руки висели, как плети. Валерий понял, что ошибся: Евг не мог плыть навстречу. Возможно, его медленно несло течение... Губы Евга улыбались, но Валерий боялся посмотреть в его глаза. Еще до того, как увидел их - неподвижные, остекленевшие, он знал, что Евг мертв... Двигатель скафандра продолжал работать и медленно тащил обоих. Они оказались перед развилкой. Валерий услышал шум. Резко усилилось стрекотание счетчика Гейгера, заглушило писк локатора. Валерий повернул за угол и остановился. Выключил прожектор. Стрекотание становилось все громче и громче. Появились очертания огненных пауков, тащивших фосфоресцирующие ящики. Они промелькнули и исчезли в другом коридоре, и шум стал затихать. Валерий осветил прожектором скафандр Косинчука. Заглянул через пластмассу в его шлем на сигнальный щиток приборов, расположенный над глазами. Стрелка кислородного прибора не дошла до красной черты. Значит, Евг не задохнулся. Он умер по другой причине. Его убили. Валерий услышал чьи-то объяснения: "Он видел то, чего не должен был видеть. Пришлось сделать так, чтобы он не мог рассказать об этом другим людям. Мы не хотим, чтобы люди стали нашими врагами. Возвращайся! Если увидишь то, что видел он, тебя ждет его участь". "Нет, я не боюсь вас!" - мысленно ответил Валерий. Запомнив место, где остается труп Косинчука, он сжал лазер в правой руке и поплыл в тот коридор, где исчезли светящиеся пауки. "Возвращайся!" "Нет". Он услышал испуганный голос в себе самом, но знал, что этот голос принадлежит не ему: "Не говори "нет". Помни: "да" - это жизнь, "нет" - это отрицание жизни, смерть". "Чепуха!" - ответил он себе и тому, другому, и память как награду за смелость преподнесла ему стихи: "Смерть начинается с отрицания жизни и, отрицая все, отрицает себя..." Ощутимее становилось давление на мозг. Его хотели заставить повернуть обратно. Но он уже давно понял, что они могут командовать его мозгом, лишь когда он не сопротивляется. А стоит ему мобилизовать волю - и их воздействие становится бессильным. "Возвращайся". "Нет! И еще раз - нет!" - ответил он и вспомнил еще две строчки из тех же стихов: "Жизнь начинается с отрицания смерти и утверждается, утверждая себя..." "Это красивые слова - ничего больше. А жизнь - это ощущения, радость, возможность изведать новое..." "Слова - это мысли. Чего бы мы стоили без наших слов? - подумал Валерий. - Может быть, мы и стоим столько, сколько стоят наши слова?" Он оказался в большой пещере. Черная тень понеслась на него откуда-то сверху, он едва успел увернуться. Палец сам собой нажал на кнопку лазера, и тонкий, как игла, луч перечеркнул атаковавшего осьминога, разрезав его на две обугленные части. "Каждого, кто нападет на меня, постигнет та же участь", - угрожающе подумал он, и услышал ответ: "Мы не желаем тебе зла. Но это наш дом. Уходи". "Нет", - сказал он. "Подожди, - прозвучал просительный голос. - Выслушай меня". Невдалеке появился новый осьминог. Он выпустил фиолетовое облако - "чернильную бомбу", тотчас принявшую очертания осьминога. Теперь октопусов словно бы стало двое. Спрут пытался сбить с толку противника. Но Валерий без труда определил, где находится истинный осьминог, луч прожектора уверенно коснулся его, поймал, осветил. Что-то в нем показалось Валерию знакомым. А может быть, знакомым были волны, которые он излучал. "Кто ты?" - спросил Валерий и почти не удивился, услышав: "Мудрец". "Значит, тот..." "Да, то был другой осьминог". "Каким же образом он знал то, что успел узнать о нас ты? Вы общаетесь между собой мысленно?" "Не совсем понимаю тебя. Но, может быть, ты прав". "Это ты убил дельфинов?" "Я только исследовал дельфинку. Хотел извлечь из ее памяти то, что она знает о вас, о людях. Она погибла..." "Ты держал их обоих под гипнозом и подавлял все время, как только появился в нашем подводном доме. Ты небось думал, что и на людей сможешь так воздействовать?" Осьминог промолчал. А Валерий, не ожидая его ответа, спросил: "Почему вы убили людей? Сначала троих, потом - моего товарища, Косинчука. Ты же говорил, что любишь людей..." "Люблю. Это правда. Мы не знали, что люди погибнут". "Что вы сделали с ними? Из-за чего они погибли?" "Мы исследовали при сильном воздействии их память, центры их мозга..." "Как достигается сильное воздействие?" - спросил Валерий. "Прикосновением. Когда наши руки сжимают руки человека, наша мантия прилегает к его телу, а клюв прижат к его затылку". "Это хотел сделать со мной тот осьминог, которого я только что убил?" "Не знаю". "Он всегда отвечает "не знаю", когда не хочет отвечать", - подумал Валерий, ничуть не опасаясь, что Мудрец знает его мысли. Произнес твердо: "А теперь проводи меня. Я должен увидеть то, что видел мой товарищ". "Но я говорил: ты погибнешь. Мы уничтожим тебя". "Почему?" "Сколько раз людям надо повторять одно и то же. Если бы твои собратья узнали о том, что видел он, они стали бы нашими врагами. А это не нужно ни нам, ни людям. Мы не хотим ссориться с вами. Не из-за чего. Разделим мир. Вам - суша и воздух, нам - все остальное". "Тот осьминог, который был у нас после тебя, уверял, что вы согласитесь стать нашими помощниками и в Океане". "Согласимся", - ответил осьминог, а Валерий подумал: "Врешь!" "Мы поможем вам разводить водоросли и пасти рыб. Поможем бороться с другими людьми". "Еще бы! Это как раз то, что вам нужно, что было бы вам на руку. На все ваши восемь рук. А теперь прочь с дороги, или я уничтожу тебя!" "Но я предостерегал тебя. Люди не должны знать..." "Люди должны знать все. Сначала знать, а затем уже становиться друзьями или врагами. Это закон всех разумных. Вы сами хотели применить его к нам. Сначала знать". Он включил двигатель, и Мудрец помчался перед ним, вырываясь из луча прожектора и исчезая во тьме..." 21 Перед Аркадием Филипповичем лежали две карты бухты - надводной и подводной ее частей. Первая карта была довольно подробной, вторая - во многих местах контурной. Ее начал составлять Слава, теперь вносились дополнения и уточнения в соответствии с тем, что сообщали водолазы. Обе карты пересекали линии, нанесенные разноцветными карандашами, испещряли цифры. На первой было больше линий, на второй - цифр. Они отражали распространение и степень повышения радиоактивности. То и дело радист приносил новые сводки и молча протягивал их Славе, а тот передавал Аркадию Филипповичу. Часть сводок затем подвергалась дальнейшей обработке в вычислительных центрах и снова возвращалась на судно "Академик Карчинский". Сейчас на Славу и Аркадия Филипповича работали десятки учреждений и лабораторий институтов. В дверь каюты послышался стук, и на пороге вырос командир группы водолазов. - Посмотрите, - сказал он, показывая металлическую пластинку с цифрами и значками. - Это маркировка контейнера с обогащенным ураном. - Где вы ее нашли? - спросил Аркадий Филиппович, придвигая карту. - Вот в этом квадрате, - ответил командир. Его палец показывал на скрещение нескольких линий - двух красных и черной. - Можно считать установленным, что украденные контейнеры находятся здесь, - сказал Слава. - Предположительно, - уточнил Аркадий Филиппович. - Установим, когда найдем. А установленным является другой, и не менее важный факт, что иностранных кораблей в эти дни в районе бухты не было. Значит, предположение о диверсии становится все более шатким. А других версий, которые могли бы с достаточной вероятностью объяснить пропажу, у нас нет... Он произнес последние слова с вопросительными интонациями, показывающими, что у него имеется своя версия. - Давайте поговорим еще раз с осьминогом, - предложил Слава. - Вы думаете... - блеснул стеклами очков следователь. - Думаю. Они оба хорошо понимали, о чем идет речь, хотя догадка казалась совершенно фантастичной. Но когда все версии отпадают одна за другой, остается фантастика. И, как ни странно, она-то зачастую и оказывается самой верной догадкой. - Пошли, - сказал Аркадий Филиппович, складывая карты. - До того, как лодка будет готова к погружению, у нас остается не меньше получаса. - Вы тоже хотите пойти с нами? - удивился Слава. - Да. Они вышли на палубу и направились к бассейну, у которого дежурили два моряка. Осьминог уже выплывал навстречу, расправив бледно-розовую мантию. Слава попросил одного из дежурных поставить у самого бассейна тяжелый железный табурет. Затем обратился к спруту: "Мудрец, ты можешь уместиться на этом табурете?" "Могу. Зачем?" "Попробуй, - не отвечая на вопрос осьминога, предложил Слава, стараясь не давать волю воспоминаниям. Вряд ли октопус мог одновременно следить за мыслями нескольких людей, но уж главным собеседником он должен был интересоваться. Аркадий Филиппович перехватил взгляд Славы и показал ему на часы. Слава, наблюдая, как моллюск легко взбирается на табурет, попросил его: "Ляг ртом вверх, а щупальца свесь вниз". "Так мне неудобно". "Это будет продолжаться недолго", - успокоил его Слава, пристально глядя в огромные осьминожьи глаза. Он знал, что обычные октопусы хорошо поддаются гипнозу, и помнил об опытах голландского биолога Тан-Кота, испробовавшего на спрутах различные методы внушения. Сейчас он решился применить один из них. Может быть, удастся загипнотизировать и Мудреца или хотя бы лишить его силы воздействовать на мозг человека. Осьминог подобрал одно щупальце и обвил его вокруг ножки табурета. "Опусти!" - приказал Слава, напрягая волю. Он старался думать лишь о том, что должно выполнить животное. Осьминог неохотно повиновался. Нужно было как можно дольше удерживать октопуса в неудобном для него положении - это облегчало воздействие на его мозг. Тан-Кот именно таким образом загипнотизировал небольшого осьминога, а затем делал с ним что угодно: подымал и опускал щупальца, падавшие как куски веревки; перебрасывал моллюска с руки на руку, как футбольный мяч. Голландец был большим знатоком спрутов. Он считал, что возможность их участия в сеансах гипноза уже сама по себе подтверждает высокую организацию мозга. Слава напрягал волю, глядя на спрута, и мысленно приказывал: "Слушай внимательно, слушай только меня и подчиняйся! Отвлекись от всего постороннего, забудь обо всем, что нас окружает. Нас в мире двое - я и ты. Я - твой бог, твой господин. Подчиняйся". Ему показалось, что воля спрута сломлена, и он спросил: "Помнишь, я рассказывал тебе, что значит для людей солнце?" "Помню". "Как выглядит солнце осьминогов?" Он почти не удивился, увидев знакомое изображение контейнера. Оно было таким четким, что можно было различить латинские буквы на стенке. - Так я и думал - мутация, - сказал Слава Аркадию Филипповичу. - Первопричина - контейнер. Под воздействием радиации обычный вид осьминогов, возможно октопус Дофлейна, мутировал. Образовался новый вид с необычными способностями. Он может существовать лишь в условиях высокой радиоактивности. И спруты сами создают для себя условия... Слава взглянул на спрута. Заметил дрожь, пробегающую по коже. Щупальца стали скручиваться. Осьминог просыпался. Слава спросил: "Куда вы унесли свое "солнце"? Где оно теперь находится?" "Это тайна. Вторая великая тайна", - ответил октопус, и Слава поспешил задать новый вопрос, уже сомневаясь в успехе: "А какая "же Первая великая тайна?" Осьминог молчал. "Теперь у вас три солнца?" "Тайна! Тайна!" - твердил осьминог, сползая в воду. "Наши товарищи проникли туда, где находятся "солнца"? И вы их убили?" Слава знал о том, что спруты способны выпрыгивать из воды. Но он не предполагал, что такой большой и тяжелый моллюск, как этот, способен совершить настоящий полет. Ему показалось, будто черная ракета взвилась из бассейна в воздух. Она описала дугу в добрый десяток метров и шлепнулась за бортом судна в море... 22 Подводная лодка снова причалила к "колоколу". На этот раз моряки провели сложный маневр быстрее и с меньшим трудом. Помог опыт. Слава сумел доказать Аркадию Филипповичу, что поиски следует начинать отсюда. Даже если они затратят час, чтобы тщательно обыскать все ящики и закоулки подводного дома, где может находиться лабораторный журнал, то в конечном счете сэкономят время. Слава просматривал ящик за ящиком. Время бежало, хотелось угнаться за ним. Движения Славы становились лихорадочными, суматошными. Он нервничал, ему казалось, будто он что-то пропустил, и, теряя драгоценные минуты, Слава вторично просматривал те же ящики. Аркадий Филиппович помогал ему в поисках, но действовал по-своему. Он внимательно осматривал салон, пытаясь представить, куда можно было положить журнал. Когда этот путь ничего не дал, он слегка изменил тактику. Теперь он пытался представить не место хранения журнала, а различные ситуации, возникающие в "колоколе", и действия людей, о которых знал по рассказам их товарищей. Ему пришла в голову мысль: "А если кто-то из них лег спать, а потом проснулся и ему нужно было что-то записать..." Он еще не представил ситуацию полностью, а его взгляд уже уткнулся в прямоугольник откидной койки. Несколько неторопливых шагов - и он опустил койку. Из-под надувной подушки выглядывала полоска пластмассы. Он приподнял подушку и увидел лабораторный журнал. - Вот, пожалуй, то, что мы ищем. Слава кинулся к нему, закричал: - Я же говорил, что найдем! Видите! А вы не верили! Он быстро перевернул несколько страниц, просматривая их почти на лету, и остановился на предпоследней записи, где Косинчук рассказывал о первом посещении пещер и о своем намерении отправиться туда вторично. Теперь он знал, где искать товарищей. - Поспешим! Слава взглянул на Аркадия Филипповича и с удивлением увидел, что тот не спешит, а продолжает осматривать салон. "Он так обрадовался, будто уже нашел их, - думал следователь. - И он так спешит, словно прошло пять, а не пятьдесят часов. Хотел бы я иметь хоть часть его надежд..." Он тяжело вздохнул и пошел к выходу из салона, который теперь служил и входом в подводную лодку. Ломило поясницу, с непривычки было трудно дышать. Подводная лодка отчалила от "колокола" и взяла курс к пещерам. Теперь у моряков были надежные ориентиры. 23 Коридор то сужался, то расширялся. Казалось, что он пульсирует, как набухшая вена, ведущая прямо к чьему-то сердцу. Валерий заметил по сторонам несколько площадок искусственного происхождения. В других условиях он бы осмотрел их подробнее, но сейчас было не до того. Мудрец исчез из поля видимости. Валерий ожидал любых сюрпризов. Приходилось все время быть начеку. К тому же он постоянно чувствовал чужое пристальное внимание, попытки сломить его волю. Словно бы холодные щупальца пытались заползти в его мозг, порыться в его памяти и найти там то, с помощью чего можно управлять Валерием, как автоматом. К счастью, эти "щупальца" были недостаточно могучими: сильнее человеческой воли, когда она бездействовала, и слабее ее, если она просыпалась и направлялась против них. Они могли заползать сквозь череп в подкорку и даже кору больших полушарий, если человек ничего не подозревал о них, но становились бессильными, если человек заслонялся своей волей, как щитом. Валерий увидел еще одну площадку, на которой громоздился неуклюжий аппарат. В памяти нашлось что-то похожее на него, но что именно и как оно называется, Валерий вспомнить не мог. Впереди маячил вход в новую пещеру. Возле него, как страж, дежурил Мудрец. "С дороги!" - мысленно приказал Валерий. "А ты помнишь, что тебя ожидает?" "Помню все. С дороги!" "Ну что же, входи..." Пол и стены огромной пещеры были словно выстланы серыми комочками, а посредине, как жертвенник, возвышался контейнер. Пещера была таких колоссальных размеров, что Валерий не мог увидеть, где она кончается. И всюду - с потолка, со стен, - гроздьями свисали осьминоги, обмывая серые комочки струями из воронок. "Да это же осьминожьи яйца. Но сколько их? Миллиарды? Биллионы?" - ужаснулся Валерий. Он вспомнил, что подобные вспышки размножения случались и с обычными октопусами. В одной научной книге из судовой библиотеки он читал, что в 1900 году по неизвестной причине в Ла-Манше до такой степени расплодились осьминоги, что их невообразимые армии съели в море все живое. Они нападали даже на крупных рыб. А у берегов Англии и северной Франции не стало ни рыб, ни крабов, ни устриц. В конце концов осьминоги стали поедать друг друга, а затем большая часть их погибла от какой-то болезни, как считали некоторые ученые. Волны выбрасывали миллионы мертвых спрутов на берег, намывали целые горы. Но здесь, в пещере, их было, пожалуй, намного больше, если предположить, что из каждого яйца вылупится октопус. Валерий подумал: "Двух-трех таких потомств хватит, чтобы заполнить все реки, озера, моря и океаны. Впрочем, им не хватит и такого пространства..." Он услышал: "Видишь, сколько помощников будет у людей?" "И всем им понадобятся новые контейнеры? - угрюмо спросил он. - Мы производим много контейнеров, но на всех вас не хватит". "Вы произведете еще. Вы будете трудиться на нас, торговать с нами. Вы нам - контейнеры, мы вам - рыбу и водоросли. Мы поможем вам воевать, победить, уничтожить всех противников и на море и на суше. Ты знаешь, что мы умеем передвигаться и по суше, захватив с собой запас морской воды. Вы тоже так делаете, только приспособились больше..." "Вода океана - в крови, вода - в клетках, все наше тело заполнено водой, - думал Валерий. - Но дело сейчас не в этом". Он спросил: "А потом? Вас станет слишком много..." "Потом" не будет". Валерий понял, что "потом" действительно не будет. Радиация возрастет настолько, что людей не останется на планете. И внезапно он вспомнил, на что был похож аппарат, стоящий на площадке, - на примитивный реактор! Значит, осьминоги пытались начать цивилизацию не с колеса или лодки, а сразу с реактора. "Ты ведь знаешь людей, Мудрец. И ты мог подумать, будто люди настолько глупы, что согласятся на такой путь?" "Другого пути не останется". "Ты плохо знаешь людей, Мудрец". "Нет, хорошо знаю. Поэтому мы не хотели, чтобы вы узнали, с какой быстротой мы размножаемся и сколько живем. Слишком просто подсчитать дальнейшее. Но каждый из вас боится смерти. Каждый хочет жить. Каждый играет сам с собой и с другими. И поэтому он выбирает не путь, а лишь начало пути, не зная, сможет ли вернуться назад. У нас есть много преимуществ по сравнению с людьми. Нам не нужно одежды и таких сложных домов, как вам; лодок, чтобы передвигаться. Мы можем обойтись без городов, используя пещеры и гроты. Вас можно убить, уничтожив ваши города, одежду, машины. Вы не сумеете жить без них. Вы сами отрезали себе путь назад. Это так же верно, как то, что ты не уйдешь отсюда живым". "Ты плохо знаешь человека, Мудрец". "Надеешься на аппарат в твоей руке, испускающий луч смерти? Но взгляни в сторону, посмотри вверх. Всюду - мои собратья. Когда мы все ринемся на тебя, куда ты направишь луч, человек? Помнишь, с какой скоростью мы движемся?" "Я не зря говорил тебе, Мудрец, что ты плохо знаешь людей. Человек боится смерти, но он может пересилить свой страх. Я направлю луч на контейнер и уничтожу его. А тогда вы все погибнете. Или ты сомневаешься, что я сделаю это?" Прошло несколько секунд. У Валерия кружилась голова, ему было все труднее преодолевать чужое воздействие. Но он еще сопротивлялся холодным щупальцам, враждебным мыслям. "Может быть, я недостаточно понял людей, - удивленно проговорил спрут. - Не думал, что они способны преодолеть страх смерти. Но даже если ты уничтожишь контейнер, все равно ничто не изменится. Там, дальше, есть еще две такие пещеры с такими же контейнерами..." "Кроме меня, есть еще люди. Они придут по моим следам". "Мы сделаем так, что они не придут. Не найдут нас". Мудрец побагровел, вытянул щупальца, готовясь к атаке. В тот же миг откуда-то ударил сильный свет, несколько прожекторных лучей осветили пещеру. Валерий оглянулся и увидел фигуры в скафандрах. Один из водолазов - в нем трудно было узнать Славу - направился к Мудрецу, протянул руку. Осьминог обвил ее щупальцами, раздулся, пытаясь прорвать пластмассу скафандра, добраться до кожи, чтобы умертвить человека сильным воздействием, парализовать дыхательные центры. Но пластмасса оказалась слишком крепкой. Второй рукой Слава ударил по глазам спрута, сжал его голову. Моллюск сморщился и затих. Собратья Мудреца, готовые ринуться на людей, застыли на своих местах. Как видно, их парализовали панические сигналы из мозга Мудреца. Водолазы уже начали привязывать трос к контейнеру. Несколько из них направились дальше, в другие пещеры. Вскоре они притащили еще два контейнера. Слава запихнул мертвого осьминога в сетку и позвал Валерия. Цепочка людей в скафандрах двинулись в обратный путь, захватив с собой контейнеры и труп Мудреца... 24 Водолазы завалили входы в пещеры и залили их специальной быстротвердеющей массой. Для страховки в разных местах были оставлены контрольные автоматы. Затем подводная лодка направилась в обратный путь. В центральном отсеке несколько человек собрались вокруг Валерия. Он рассказывал о том, что произошло в "колоколе". - Мне непонятно, почему воздействие на мозг становилось то сильнее, то слабее, - сказал Валерий. - Я думаю, что это зависело от того, сопротивляется ли человек и было ли его сопротивление направленным, знал ли он, откуда грозит опасность. Но, может быть, Слава скажет что-нибудь поточнее, он ведь все-таки специалист. - Вот именно, "все-таки". Это ты в самую точку. По октопусу сапиенсу пока специалистов нет и неизвестно, будут ли, - сказал Слава. Он быстро глянул на друга и тотчас опустил глаза. Его лицо стало напряженным, затем он заставил себя расслабиться. Тревога за друга не оставляла его. Он хорошо помнил, сколько пробыл Валерий в зоне высокой радиации. Достаточно ли надежной оказалась прокладка скафандра? Или документальная повесть об осьминогах останется последним и незаконченным произведением молодого автора? - В общем, ты прав, - ответил Слава Валерию. - Сила воздействия определялась настройкой человеческого мозга. Но, по всей вероятности, имели значение и другие факторы: состояние передающего мозга и всего организма спрута, состояние среды, посторонние шумы. Особое значение, очевидно, имела индивидуальность человека: один поддавался воздействию легче, другой - труднее. Мы узнаем больше, когда изучим пленки с осциллографов и регистраторов биотоков... - А могли бы изучить осьминогов досконально? - задумчиво сказал Валерий. - Что теперь с ними будет? В воображении людей появились замурованные пещеры, будто спруты снова пустили в ход пси-волны. - Этого мы сами не решим, - проговорил Аркадии Филиппович. - Соберется Президиум академии, потом - сессия ООН... - А пока многие из них погибнут, - сказал Олег Жербицкий. - Может быть, все. Ведь радиоактивность будет быстро понижаться... В голосе Аркадия Филипповича зазвенели льдинки: - Другого выхода нет. - Хотя они могли бы нам пригодиться... - продолжал свое Олег. - Если бы люди вступили с ними в союз, они бы совершили роковую ошибку, - сказал Валерий. - Дело ведь не только в том, что для существования спрутов нужна высокая радиация. Вспомните, с какой скоростью они размножаются... На миг в его памяти возникли серые комочки, покрывшие стены, потолок, пол пещеры. Слава поддержал его: - Мы забываем, что в природе интенсивность размножения всегда связана с моральными нормами. Эти осьминоги неизбежно станут беспощадными хищниками, безжалостными даже один к другому. Вспомните о щуках. Хотя, извините, я забыл, что вы не ихтиологи. Так вот, щуки - самые хищные и ненасытные из рыб. Всегда голодные и всегда готовые к убийству, они поедают огромное количество рыбы - мальков и взрослых, чужих и своих, если свои - старые или обессиленные. Каждую весну щука откладывает сто тысяч икринок. Для гарантии выживания такому виду не нужны моральные преграды вроде любви и заботы о детях, снисходительности к слабым и больным, к старикам. Вы сами видели, как способны размножаться эти осьминоги. А теперь представьте, какими опасными хищниками они явятся для других существ, которых смогут употреблять в пищу. Учтите, что они вооружены лучше любых других животных. У них есть восемь рук с присосками и когтями, хищный клюв и яд, реактивный "двигатель" и умение перелетать на десятки метров, запас воды для путешествия по суше, дымовая, а вернее, чернильная завеса. Их способность маскировки не имеет равных в мире животных. У них есть огнеметы, инфракрасное зрение и, наконец, самое главное - способность телепатического воздействия, которую они могут усовершенствовать. Когда-то ученый Джильберт Клинджел утверждал, что если бы осьминоги сумели выйти на сушу, то стали бы хозяевами на ней и заселили бы землю бесконечным множеством удивительных форм. А ведь он говорил об обычных осьминогах, не способных к телепатии... Голос Славы стал таким же холодным, как голос Аркадия Филипповича. - Я верю, что их дальнейшую судьбу будут решать настоящие гуманисты... Валерий понял, что он хочет сказать. Ведь гуманизм означает вовсе не любовь к любому живому существу, а любовь к гомо сапиенсу, к человеку. "Пожалуй, на оборотной стороне медали "За гуманизм", - подумал он, - следовало бы выбить: "Прозорливость и непреклонность". Но многие ли заслужили бы такую медаль?" Он спросил, обращаясь ко всем, кто находился сейчас в отсеке: - Думаете, их не осталось нигде, кроме пещер? Вспомните, сколько контейнеров с отходами брошено в глубины океанов, сколько зарыто... Когда их бросают в пучины, то надеются, что океан похоронит надежно. Но как мало мы пока изучили океанские течения! Сколько сотен километров, например, тащило течение контейнер от берегов Америки, прежде чем бросить его в бухте? И сколько таких контейнеров находится в иных бухтах?.. - Будем надеяться, что в других местах этого не случится, - поспешно сказал Слава, но Валерий не согласился с ним: - Надеяться мало... ВМЕСТО ЭПИЛОГА - И это называется документальной повестью? - возмутился Никифор Арсентьевич Тукало, поворачиваясь то к Славе, то к Валерию. - Да вы же всюду сгустили краски, а некоторые события прямо-таки исказили. Но главная несуразица в том, что вы пытаетесь доказать, будто осьминоги угрожают человечеству. - Меня неправильно поняли, - начал оправдываться Валерий. - Я ничего не хочу сказать, я только делаю допущения. Это же художественный прием, гипербола. Если допустить, что наши октопусы размножались бы так интенсивно, как я показываю в повести... - Если бы да кабы! Тогда бы и посмотрели, - сказал Никифор Арсентьевич. - А пока мы не замуровывать их будем, а изучать, сохранять каждый экземпляр, как величайшую редкость, как феномен. Да и вообще... - А вообще он правильно ставит проблему, - вступился за друга Слава. - Конечно, в повести много вымысла, особенно в конце. Здесь он дал, так сказать, полную свободу авторскому воображению. - Авторскому! - фыркнул Никифор Арсентьевич. - Скажите лучше - безудержному. А как он меня обрисовал! Вот и получилась не документальная повесть, а какая-то фантастика! - Погодите, это же мысль! - обрадованно воскликнул Слава и повернулся к Валерию. - Вот тебе мой совет. Назови свою повесть фантастической.