онял, как только он вошел тогда в калитку, помните? - Еще бы! И сразу начал прибирать к рукам что плохо лежит! - То, что никому не принадлежало, - попытался г-н Доремю внести поправку. - Ну, положим, кое-что принадлежало господину Ауселю. - Это совсем другой случай!.. Он только всех опередил, мы и сами могли, бы... - Нас с вами, господин Доремю, могли бы остановить соображения морального свойства! А гостиница? Казначей намекает, городу не миновать банкротства. - Эти двое приезжих... Конечно, это еще не называется наплывом туристов... - Сколько он им, по-вашему, заплатил? - Как?! - г-н Доремю даже остановился в изумлении. - Вы думаете, господин мэр их попросту нанял? - И расходы, как всегда, оплатит город. Туристов же нет и не будет. - Господин Эстеффан, я вас не узнаю! Вам самому эта идея очень нравилась, вы даже составили путеводитель!.. - Я не голосовал за строительство гостиницы! - Извините, вы предубеждены! - Я предубежден? А весь этот сброд на муниципальных должностях? - Да, возмутительно! - подхватил тут и сам г-н Доремю. - Господину Коглю следовало бы вмешаться! - Господин Когль - всего только нотариус. - И все же... Он так изменился, господин Эстеффан, мне Сегодня даже страшно стало, - пожаловался г-н Доремю. - И между нами: невыносимый буквоед! Зачем, спрашивается, было подряд записывать то, что мы тогда наговорили.., спьяну!.. Г-н Эстеффан тоже слегка покраснел. Вычеркнул ли булочник ту фразу? Не имеет, конечно, значения... Но не напрасно ли он сам воздержался высказать г-ну Коглю свои пожелания насчет.., гм, женитьбы? Неужели могущественный клиент ноодортского нотариуса и впрямь стал бы заботиться?.. И даже, чем черт не шутит, развеять проклятое невезенье?.. Но это было бы вписано в эти несчастные бумаги, могло бы попасться кому-нибудь на глаза... - Что ни говори, господин Когль исполнил все остальные пожеланья! - неожиданно для себя сказал он вслух - и торопливо перескочил на прежнее. - Город, поднятый чуть ни из руин, островок спокойствия в море страстей - все, что мэр ставит в заслугу себе... - И правильно, и правильно! Вспомните, что делалось по всей округе! Это сумасшествие с крестовым походом и прочее! А у нас? Пустячки, хулиганские выходки!.. - Полкилометра бинта и трехлитровая бутыль йода, за которую никто не уплатил, - с горечью вставил г-н Эстеффан. - И вы забываете про Дамло! - Да, при Дамло не очень разгуляешься, - признал г-н Доремю, - он, конечно, может усмирить, но, примирить, господин Эстеффан, примирить... - ..удается только кому-то третьему - ни мэру и ни Дамло это не по зубам, хотя действует он, наверное, через них не знаю, каким способом, и помимо - тоже не знаю как. - Ах, вы намекаете... - Да, я намекаю. Вот посмотрите, например, на Биллендона. Его ведь преследовали... - Этого Биллендона тоже голой рукой не ухватишь. Я могу вам порассказать... - Нет, вы знаете, кто его враг? Приятель из префектуры шепнул на ушко, - тут г-н Эстеффан и сам перешел на шепот, - это был сам Тургот! - Тургот? - повторил г-н Доремю, бледнея и принявшись озираться. - Господи, почему же его не изловят! - возопил он вполголоса. - Не понимаю тогда, почему Биллендон еще жив до сих пор! Кажется, такого еще не бывало! - Вот именно, - с демонической усмешкой подтвердил г-н Эстеффан. - Такое возможно, если кто-нибудь имеет власть и над самим Тургогом. Кому-нибудь, наверное, даже не очень трудно какими-то своими средствами навести в городе порядок, если ему желательно... - Кто же он, этот наш Некто? - воскликнул трепеща г-н Доремю. - Попробуйте спросить у господина Ауселя, - посоветовал г-н Эстеффан - опять с демонической миной. Доремю от неожиданности приостановился. - Неужели?.. Я не знаю, могу ли... Трудно верится! Господин Аусель не приносит нам чести... С некоторых пор!.. - Именно потому он теперь иногда пробалтывается. Но не до конца. - Нет, я не осмелюсь, хотя мне крайне любопытно его мнение... - г-н Доремю вдруг замялся. Г-н Эстеффан, напротив, вскинул ушки. - О чем? - О разных предметах, - отвечал г-н Доремю уклончиво. - Господин Эстеффан, возможно ли с научной точки зрения, чтобы наш Некто оказался невидимкой? - ему было довольно трудно это произнести. - Что за фантазии! - возмущенно воскликнул г-н Эстеффан. Г-н Доремю разобиделся. - Это не фантазии, - отвечал он запальчиво, - это секрет! Г-н Эстеффан был заинтригован до крайности: Доремю ухитрился что-то выведать - или выдумать! У Доремю секреты - ну и ну!.. Конечно, какая-нибудь чепуха, но ведь мучается, потеет, не желает сказать - небывалое дело! - Ну и держите при себе свои секреты, - проговорил он как можно равнодушнее. - Господин Эстеффан, извините, но я.., обещал никому не рассказывать, вам в особенности! - Госпожа булочница? - догадался г-н Эстеффан. - Ну да... Это она, - нехотя признал г-н Доремю. - Вы же знаете, нам с ней теперь приходится беседовать, поскольку я выступаю в роли вашего... - ..представителя, - подсказал торопливо г, - н Эстеффан. - Только прошу вас... - Вы мне, кажется, не доверяете? - гордо проговорил г-н Эстеффан. - Не обижайтесь, ради бога. Булочник ей запретил строжайше всякие об этом упоминания, заботясь о семейной репутации... - ..в которой я лично заинтересован. Продолжайте, господин Доремю, без опаски! - Ив самом деле!.. Вы, конечно, помните обед у господина Когля - тот самый... Так, вот: булочница клянется всеми святыми, что кувшин с вином, который стоял напротив пустого кресла, оказался открыт и почат! Т-н Эстеффан призадумался. - По бокам сидели Биллендон и Аусель, - начал он припоминать. - Биллендон не выпил, кажется, ни капли, но Аусель.., ему, конечно, не хватило своего кувшинчика - вот вам разгадка! Ах, тещенька! - и он расхохотался. Г-н Доремю помрачнел. - Господин Эстеффан, я не для того вам рассказал!.. Она, как бы это выразиться, не выдумщица! Мне самому пришло в голову насчет господина Ауселя, он и тогда увлекался... Он пил из своего бокала, а если бы взялся за чащу - мы бы заметили, верно? - Пожалуй!.. - согласился, подумав, г-н Эстеффан. - Но чаша была сперва с краями налита, а потом опорожнена до половины! - Господин Доремю, вы внушаете мне сомнения, - сказал г-н Эстеффан. - Чего ж, ваша госпожа булочница сама видела, как пили из чаши? Эти-то - невидимки?.. - Он приготовился снова захохотать, но Доремю обрезал его веселье. - Поэтому вас и опасаются, - сказал он угрюмо. - Никто ничего не видел - в том-то и дело. Но госпожа булочница прибирала со стола. Она женщина наблюдательная: объяснила мне подробно, как выглядело бы винное пятно, если бы, наливая, слегка промахнулись - и как... - Главное, никто не наливал, - сказал г-н Эстеффан. - Вздор это все, господин Доремю, и семейство все вздор-нос! - это выскочило у пего нечаянно: припомнилась утренняя обида. - Господин булочник прямо как в воду глядел, - ответил на это Доремю, глубоко уязвленный. - Что вы ссоры сегодня заводите? - миролюбиво приструнил его г-н Эстеффан, взяв даже под руку. - То взял с чего-то, что наш мэр мне не нравится! А я только настроен критически - с достаточным основанием, поэтому, когда иду па заседание в ратушу, оставляю бумажник дома. И вам советую инструменты застраховать. Меня кое-что раздражает и тревожит, но его всегдашняя бодрость, этот неиссякаемый оптимизм - могу ли я не ценить? - Он говорил вполне искренне! - Я пригласил его на наш вечер! - заключил г-н Эстеффан. Доремю опять приостановился. - Н он придет? - Обещал. Интеллигентные люди должны держаться вместе, таково мое мнение. - И мое! - подхватил Доремю. - Это замечательно, я не знаю, что мы делали бы тут без вас! Они распрощались, и Доремю помчался домой, куда оркестрантам надлежало снести инструменты, составлявшие личную собственность капельмейстера. А г-н Эстеффан повел себя несколько странно. Прохожие могли наблюдать, и они наблюдали, как почтенный согражданин сперва припустил по улице трусцой, затем, подпрыгнув, остановился, с неприязнью дернул себя за нос, повернул на мостовую, остановился опять, подумал, пятясь, добрался до тротуара и замер в состоянии, напоминающем каталепсию. Отметим, что и повседневная манера поведения г-на Эстеффана бывала достаточно живописна. Кабы последовавшая череда необычных событий не породила сплетни л различные подозрения, обыватель скоро позабыл бы о чудаческих артикулах, объяснив их себе тем, что на г-на аптекаря нашло вдохновение. Да и мало ли у него было в тот день забот? Часть городской элиты оказалась завлечена в завсегдатаи его салона с помощью напитков, изготовленных им лично с теми преимуществами, какими снабдила г-на Эстеффана его Наука. Бесплатный медицинский бар так прославился, что на званые вечера нередко пытались прорваться разные забулдыги Следовало договориться об охране порядка. Исправен ли миксер? А закуски, закуски, проверен ли их запас? Боже, а сюртук? Эта разиня-экономка, конечно, не догадается... Жениться совершенно необходимо. Г-жа булочница проявляет здравый подход: лучшей партии не сыскать, девицу же давно пора сбыть с рук. Но булочник, булочник!.. Невозможное дело - пожертвовать для булочника своими убеждениями, о которых всем, вдобавок, известно. Упрямый осел! "Не жениться бы вам никогда и детей не заводить"! Что г-н Эстеффан плохого сделал?.. Предстоит решительный шаг. Сегодня же, сегодня сделать предложение! Семейство приглашено, не повредит пригласить вторично... И за минуту перед тем, как начаться фейерверку... Проверить, кстати, готов ли этот фейерверк. Не забыть о микрофоне! Но главное, самое главное - постараться, чтоб на вечере непременно присутствовал тот, кого г-н Эстеффан в мыслях своих именовал Высокочтимым Другом!.. x x x Тем временем Дамло, забежав на минутку в участок, чтобы хлебнуть пива, нашел на столе зашифрованную служебную фототелеграмму. Добраться до смысла стоило многих трудов. Предписывалось взять немедленно под строжайший надзор мастерскую Биллендона, в особенности всех его служащих, и ждать дальнейших указаний. Дамло хмыкнул, отворил сейф, где хранилось пиво, но призадумался Это как получается: они там, наверху, что-то знают, а Дамло не знает? Выходит, он допустил на своем участке недосмотр? Дамло, сопя, глядел на вскрытую жестянку. Пить не хотелось, хотелось есть, но бутерброды кончились. В минуты забот и раздумий мастер сыска ощущал в пустом желудке тяжесть, будто был проглочен пистолет. "Ничего непредусмотренного, - размышлял Дамло о Биллендоне, - и недозволенного не натворил, в свалке у собора не принимал даже участия, хотя все там были, за исключением Эстеффана, атеиста, тот прибыл позднее для оказания медпомощи, и мэра: тому драться нельзя, и он неизвестно какого исповедания, посещает торжественные службы у всех, называет себя экуменистом. Узнать бы, в чью пользу платит церковный налог, так у инспектора не спросишь, его человек, тьфу, о чем я?! Сказано: "в особенности всех его служащих", к чему бы? У Биллендона все служащие - один этот мальчишка, подручный, приезжий, имя Рей, нанят по газетному объявлению. Может, он в чем замечен? Задержать, допросить? Опять тьфу! Стыд-позор: с несовершеннолетними связываться, может, они где безобразят, но только не тут. И указания такого нету. Жизнь собачья!.. Дамло вздохнул почти жалобно. Он терпеть не мог думать, это причиняло ему физические страдания. Но мыслительный аппарат, с трудом приведенный в действие, требовал такого же труда и на то, чтобы действие прекратилось. Ход его мыслей вызвал следующие поступки: сержант обошел помещение участка, убедился в отсутствии посторонних и запер все двери. Вернулся в свой закуток. Выглянул наружу сквозь зарешеченное оконце, установил, что никто не подсматривает. И тогда уж с вороватым видом присел возле сейфа на корточки. В нижнем отделении большого сейфа хранился маленький сейфик, приобретенный на собственные сбережения по секрету от мадам Дамло. Сержант отпер его. В сейфике лежала всего лишь одна папка, довольно пухлая, на ее сером картоне рукою Дамло было неумело начерпано крупное готическое "Т". Сидя по-прежнему на корточках, отгороженный от всего мира столом и запертой дверью, полицейский углубился в чтение. Поверх прочего в папке лежали газетные вырезки, которые Дамло выпросил у Биллендона. Содержание он знал наизусть: такого-то числа, в таком-то часу двое замаскированных вооруженных террористов совершили в Дугген-сквере попытку похищения трехлетней дочери известного политического деятеля такою-то, что, кстати сказать, не мало повысило шансы последнего на тогда еще предстоявших выборах... Гувернантка упала в обморок, но девчонка оказалась хоть куда - дралась, как кошка, исцарапала нападающих в кровь, визжала на весь сквер. Похитителям помешал случайный прохожий. Он здорово их отделал - из одного почти что вышиб дух, а другого, который собирался в него стрелять, обезоружил и публично выпорол ремнем - здесь же, на гравийной дорожке! По одной этой подробности в городке любой угадал бы сразу, кто был этот прохожий, пожелавший, как писали газеты, остаться неизвестным... Впрочем, таковым он остался только для газет и полиции. Биллендон не знал, с кем связывается: он недавно воротился из Австралии, как видно, с деньгами: купил домик в столичном предместье. Этот дом был взорван, жена и сынишка погибли, на него самого несколько раз покушались, однажды ранили легко в руку, он принужден был бежать, волей совершенно непостижимого случая очутился здесь - и все странным образом прекратилось, никто его больше не трогал!.. Дамло добрался до копии своего рапорта и обиженно засопел. Дугген-сквер не входил в его участок, он побежал туда, заслышав крики, и никак не мог успеть задержать машину, в которой субчики смывались с места происшествия, это для всякого очевидно! Тем не менее вот приказ о выговоре за нерасторопность и, пункт второй, о переводе в эту чертову глухомань! Приятели-постовые шепнули ему, правда, что он напрасно, видите ли, запомнил номер машины! Дамло разговорчики пресек. Крамольничать нечего. Начальству лучше знать. Тургот остановил его карьеру, с Турготом он и рассчитается. Как и когда, он знать не знал, однако был почему-то уверен, что глава знаменитом бандитской шайки из рук его не уйдет - и не один, а со всей своей шайкой! Этого надо было ждать, для этого копить сведения!.. Но никто ничего толком не знал о Турготе, хотя шайка действовала который уже год. Даже сами бандиты главаря своего в глаза не видывали. Прямого участия в делах он не принимал. Клиентуру изыскивал сам, проявляя поразительную осведомленность. Звонок по телефону, незнакомый голос предлагает избавление от неприятностей, называет сумму оплаты за услугу - внушительную сумму, но обычно посильную, - и не вздумай отказаться, не то что донести или хотя бы разгласить! Всякий знает: расправа за это будет скорой и короткой, правда, без лишней жестокости. Семьям жертв даже выплачивалась компенсация - иногда очень приличная! Вот это обстоятельство почему-то приводило Дамло в особенное бешенство, он об этом слышать боялся - не хватил , бы кондрашка! Материалы из папки с готическим "Т" трактовали Тур-гота по-разному, в том числе как миф, несуществующую личность, прикрытие для нескольких гангстерских шаек, психологический трюк, разработанный неким мозговым трестом по коллективной заявке... И как главу подпольной преступной империи, охватывающей континент, протянувшей щупальцы в другие части света. Левые намекали на связи с полицией, с администрацией, но не могли своих догадок подтвердить. Во всяком случае, с именем Тургота была связана совсем не мифическая сила: выстрел мог оборвать размышления излишне проницательного теоретика, храброго журналиста, преданного долгу полицейского... Дамло колебался: не следует ли поместить в эту папку полученную телеграмму. Расшифровал ее вторично и все-таки решил: нет, рано. Он запер папку в сейф, уселся за стол, уставился в пространство перед собою и просидел так долю-долго. - Ладно, - проворчал он наконец. - Будем держать ухо востро. Установим пост - вот что мы сделаем! Установим пост! Его желудку сразу полегчало. Дамло дотянулся до жестянки, единым духом высосал серевшееся пиво, радостно закряхтел, положил телеграмму в верхнее отделение большого сейфа, запер замки и наложил пластилиновую печать. Глава 4 Случал на автостраде близ Ноодорта не был в свое время внесен в реестр дорожных происшествий, поскольку обошелся без жертв и ущерба имуществу. Однако очевидцы еще долго не могли о нем позабыть. Нынче, когда только одичалые овцы навещают прежнюю великую дорогу, нам нелегко вообразить эти несколько минут всеобщего ужаса и паники, так же, впрочем, как понять, отчего в преддверии всемирной катастрофы люди меньше задумывались об ее возможности, чем о собственном комфорте, и отчего в комфортабельнейших городах бедняки умирали зимою от холода - а ведь подобное было редкостью и в палеолите! Топливо давно уж приходилось экономить - и все же безо всякой решительно нужды продолжали расти железные стада автомобилей, что сутки напролет гремели но дорогам, пожирая драгоценный бензин, извергая ядовитую бензиновую гарь!.. Движение на трансконтинентальной автостраде шло восемь полос и подчинялось строжайшим правилам. Если в других местах дорожная полиция допускала так называемый автостоп, то здесь изловленный на обочине пеший зевака подлежал допросу в комиссариате и наказанию в административном порядке. Каково же было изумление водителей, которые вдруг увидели перед самыми стеклами своих кабин невозмутимого пешехода! Он не пытался перебежать дорогу, нет: он двигался не спеша, словно бы это не вокруг него визжали тормоза, ревели клаксоны, раздавались крики и ругань. Но он все это слышал - и даже ответил смехом на одну особенно забористую реплику! И своими ясными веселыми глазами он видел прямо на него мчащийся смертоносный неудержимый тесный - колесо к колесу, бампер к бамперу - поток автомобилей. Эксперимент продолжался, кто знал, к чему могло бы привести нарушение даже самого простого из его условий? Экспериментатор размышлял об этом с ужасом и предпочел, как записано в его дневнике, не рисковать!.. Так-то!.. Тут есть над чем поразмыслить. Бронированный лимузин в окружении небольшого эскорта мотоциклистов вынужден был остановиться вместе с другими машинами. - Выясните, в чем дело! - послышалась команда. - Какой-то идиот перебежал дорогу! - был ответ. Сто или тысячу раз должен был странник погибнуть под колесами, но вместо этого благополучно миновал восьмую полосу и скрылся за обочиной, оставив позади многокилометровую дорожную пробку, над которой вскоре зажужжал полицейский вертолет... x x x Автострада - бетонное ожерелье Европы, супергорода и фермы, мотели, залежи пивных жестянок - с этим было покончено. И не покончено... Знал ли все-таки он, что имеет билет в один конец? Возможно, догадывался; не зря же он так старательно пытался припомнить ускользнувшие подробности последнего своего сновиденья: он бежит на зов по выщербленным каменным ступенькам.., какой-то старик: борода во всю грудь.., что он сказал?.. Да, был старик, но... Кто он?.. Что-то он сказал необыкновенно важное.., кажется. Что-то было.., и в старике в этом такое... И что-то еще он увидел, какой-то удивительный предмет - там, в подземелье!.. Впереди за столбами, опутанными ржавой колючей проволокой, простирался не имеющий, кажется, краю, заросший бурьяном пустырь. Перебираясь через комья рваной проволоки, странник наступил на дощечку с намалеванным черепом и надписью: "Запретная зона" - судя по всему, запрет давно был снят. Шум машин становился слабее, но долго еще на поля соломенной шляпы, па потное лицо, па плечи и рюкзак оседала тончайшая, перемолотая шинами пыль. Пыль великой дороги, видавшей переселения народов, латинские легионы, повозки вестготов, хоругви империй, опрокинутую свастику и звездно-полосатый флаг. Низкое черное облако пыли и гари клубилось над дорогою, не двигаясь с места, и гремело, не обещая грозы. Странник остался один, ничуть этим не огорчаясь: он не нуждался более в поводырях. Скоро у горизонта сделались видны островерхие железные башни его сновидений... То была окраина свалки, в какую постепенно превратился некогда сверхсекретный, а потому особо знаменитый испытательный полигон, Виновником его бесславной судьбы явился д-р Т. О. Даугенталь, о котором страннику утром так кстати напомнили... Нестройные ряды боевых ракет вздымались над бурьяном - зрелище довольно грозное, но, пожалуй, уже и смешное; ничто не могло изменить судьбы этих страшилищ, брошенных здесь навечно, загубленных собственным совершенством, их прочность и термостойкость были таковы, что переплавка сравняла бы весь этот железный хлам по цене с изумрудами. Очутившись здесь, можно было грезить о конце милитаризма на планете, однако напрасно: куда более мощные ракеты в возросшем количестве отливались теперь из невесомого почти трондруллия, изменились условия их испытания, так что полигон был теперь не нужен, из собственности военного блока сделался обременительным владением местного военного ведомства, микропустынькой в глубине Европы. Впрочем, бродя посреди выпотрошенных железных чучел, странник всюду видел следы обитания, хоть и довольно давние. В бурьяне дотлевало выброшенное тряпье, громоздились груды мусора, празднично сияли красками неизбежные пивные жестянки, корпуса ракет были снизу все исписаны и изрисованы; читая многоязыкие надписи, нетрудно было вообразить и закоренелых бродяг, и загнанные нуждою семейства, и хиппи очередной генерации - с плешью, в драных буддийских халатах, и задававших тон цыганских королей... Наверное, табор снялся с места нежданно, как появился. Под чиханье стареньких бензиновых моторов, колымаги, начиненные детишками и скарбом, вздымая тучи пыли и ржавчины, двинулись, провожаемые патрульными полицейскими вертолетами, в бессрочное кочевье, чтобы спустя годы снова объявиться, может быть, где-нибудь в Непале. О единственном нынешнем обитателе странник вспомнил, когда путь ему преградила рухнувшая наземь десантная ракета. Из ее разбитого иллюминатора выглядывало юное деревце. Тень листвы трепетала на покалеченной автоцистерне, которая казалась игрушкою под боком мертвого кита. Это дерево живет и теперь, его милосердная тень целиком укрывает железное чрево поверженного гиганта! От цистерны же остался поросший травою холмик ржавчины. Обойдя ракету, странник пробрался в ее раскрытый люк, зашагал гулкие осевым проходом, усеянным круглыми пятнами света из иллюминаторов. В ближайшем отсеке на дюралевой раскладушке лежал прогоревший тюфячок, подушка и свернутое одеяло - все достояние их владельца. Странник скинул рюкзак, распустил тесемку, извлек оплетенную бутылку чистейшего натурального ямайского рому, какого не доводилось пивать и пиратам, поставил ее в изголовье постели г-на Ауселя, зная, что тот сумеет оценить его дар!.. Он знал, что не застанет на месте хозяина сего жилища, хотя, может быть, втайне на это надеялся. Но если бы их встреча и состоялась, изменило ли бы это дальнейшие события? Вряд ли. Наверное, лишь стало бы чуть извилистей русло нашего повествования!.. Когда странник выбрался снова наружу, солнечный диск расплавил уже своим прикосновением извилистую линию горизонта, образованную дальними пологими холмами. Перед ним была старинная заброшенная каменоломня, на прежнем его рисунке обозначенная как пропасть. x x x И в городке за холмами окончился день и наступил вечер, самым выдающимся событием которого должно было стать светское сборище в аптеке г-на Эстеффана, а возможно, и его помолвка... Судьба, однако ж, рассудила иначе, но никто еще не расслышал зловещего тиканья таинственного механизма, запущенного неведомо где и неведомо кем, никто не различил первых нитей сотканной им пряжи, протянувшихся посреди прошедшего дня, и не предвидел, что через считанные часы жизнь превратится в непрерывное приключение. x x x - Друг алкоголик профессор Аусель, как видно, не придет, - сказал приятель Рея, отбирая у Звереныша в который раз отчищенною шляпу. - Спать пора. Я иду в гостиницу. Проводите, коллега! Биллендон тоже принялся собираться. Звереныш проводил их до самой двери, продолжая попытки проделать с брюками посетителя то же, что и со шляпой, и мучаясь из-за того, что ему не удалось уничтожить ни одно из множества пятен, хотя он трудился над ними весь день, пуская в ход даже копи. Посетитель похлопал его по спине. - Чепуха! - сказал он. - Зря хочешь порвать мою шкуру. Что я обещал глупому толстому лаборанту оппоненту? - Г-н Эстеффан приходил за микрофоном и снова почтительно умолял прийти на званый вечер. - Нет, я не пойду. Устал, собака. Скажите ему, симпозиум откладывается. И они миновали ярко освещенные окна аптеки, ее стеклянную дверь, сквозь которую можно было любоваться фалдами сюртука г-на Эстеффана: тот как раз был за пят очередным гостем. Над городской площадью матово сиял стеклянный куб пустого гостиничного вестибюля, где только портье клевал носом за стойкой. Появления клиента он не заметил. Биллендон и Рей не успели уйти, когда площадь осветило фарами. Огромный лимузин, появившись беззвучно, как призрак, разворачивался перед подъездом. Завидев его, Рей почти взвыл от досады. - Не выдавайте! - крикнул он Биллендону и припустил прочь. Фары погасли. Двое верзил, одетых в черное, заняли пост у распахнутой дверцы, из которой вышла красивая, чуть полноватая дама. - Ужасная дорога! - сказала она и, обернувшись, позвала: - Марианна! - Куда же он?.. Только что его видела! - донеслось из машины. - Ага!.. Внутри звякнуло, затрещало, из машины выскочила растрепанная девчонка в белом платьишке, метнулась стрижом вдоль подъезда. - Что это с ней? - в недоумении проговорила дама. - Деликатный возраст! - запросто, как к старому знакомому, обратилась она к Биллендону, который с интересом наблюдал происходящее. - Но обычно она ведет себя спокойнее, хоть вы и не поверите! - Поверю, - пообещал Биллендон, тихонько двинув локтями двух типов в черном, которые зашли с боков. Типы взвыли. - Осторожнее! - сказала дама. - Влетели в копеечку: муж выписал их из Чикаго. Убрать пистолеты, мальчики! Марианна! Девчонка промчалась вверх по ступенькам крыльца и ворвалась в вестибюль с таким грохотом, что портье наконец проснулся. Было видно, как она в ярости подпрыгивает перед стойкой, задавая вопрос за вопросом. - По-моему, у нее роман, - сказала дама. - Не хватало хлопот!.. Спокойной ночи, абориген! - И вам, - отвечал Биллендон. Типы в черном на прощанье ощерились, не понять, злобно или добродушно. В вестибюле они ухватили под локти беднягу-портье, завладели ключами, повлекли его к лифту.. Из уличной темноты выкатился г-н сыщик на стареньком складном велосипеде, кинул на ходу извинение, спрыгнул с седла, проскочил в вестибюль, выхватил книжечку с карандашиком и устремился к пустому закутку портье. - Что-то будет!.. - сказал Биллендон. Рей выглянул из-за угла... x x x "Что-то будет!" - подумал и странник. Что-то будет.., но что? - он силился это припомнить. Не ко всем своим видениям странник был внимателен, иные не казались значительны, иные не отличались правдоподобием... Теперь он понимал, что ошибался! Странник прибавил шагу. x x x Из раскрытой двери падал свет матовых шаров, вытекал смешанный с табачным дымом запах лекарств. Тут Биллендона и Рея подстерег г-н Эстеффан. - Зайдите на минутку! - попросил он, вцепляясь в рукав. - Не желаете ли? - Он щедро повел рукой вдоль столика, уставленного душистыми медицинскими средствами, оказывающими неоценимые услуги здоровью и поднимающими жизненный тонус. Каждому входящему обыкновенно вручалась рюмочка. - И молодому человеку тоже найдется... Вот! - он выудил из шеренги рюмку, из которой дальнобойно разило каплями датского короля. - Спасибо, не трудитесь, - отвечал Биллендон, жестом отвергая угощение. - Где же Мой Высокочтимый Друг? - шепотом спросил г-н Эстеффан. - Симпозиум откладывается, - ответил Рей. - Ах, так? - произнес аптекарь с кислинкой - Ну так извините, меня зовут! - Не сбежал ли хозяин? - и впрямь послышался чей-то сопровождаемый хохотом голос из дальнего конца зала, где, скопившись у стойки медицинского бара, городская элита пробовала попеременно возбуждающее и успокаивающее, закусывая витаминным драже. Биллендон и Рей пошли своей дорогой, а г-н Эстеффан, проверещав: "Минуту внимания, господа!", рысцой побежал к стойке - навстречу судьбе и тому чрезвычайно странному происшествию, которое должно было сегодня здесь случиться. Прихватив каждый колбу с полюбившимся снадобьем, гости шумно занимали места. Репортер и оператор, успевшие подружиться с половиной города, были среди них. Кафедрой г-ну Эстеффану служила все та же стойка. - В адрес нашего собрания, - сказал он, - пришла записка г-на мэра! - Он развернул листок. - "Дорогой друг, к сожалению, дела помешают мне явиться на Ваш званый вечер. Поклон всем собравшимся! Воздушный поцелуй прелестным дамам!" Послышались хлопки. - Сегодня среди нас, - продолжал г-н Эстеффан, - должен был появиться.., э-э... Но, вероятно, по слабости здоровья или по чрезвычайной занятости... Очень жаль, господа! Возник разочарованный шепоток. Г-н Эстеффан успел всех допечь недомолвками, значительными намеками, туманными упоминаниями. Кажется, сограждане надеялись, что аптекарь хоть в последний миг, да вытащит таинственною гостя из-под своей универсальной стойки. Репортер испустил досадливый вздох. - Будем сегодня музицировать! - объявил г-н Эстеффан. Г-н Доремю со скрипочкой и ресторанный певец, выписанный для этого случая из Ноодорта, довольно дружно исполнили романс на слова г-на Эстеффана, посвященный старшей дочери г-на булочника, как все немедленно поняли. А если бы кто не понял, смог бы догадаться, видя, как во время пения г-н Эстеффан сверлил прельстительницу романтическим взором и нервно пощипывал эспаньолку. Оператор от нечего делать заснял это на пленку, так что потомки могут любоваться и эспаньолкою, и взором. Общество заметило, что нежные звуки восхитили г-жу булочницу и замужних дочерей; старшая потупила глазки. Зятья, здоровенные парни и заядлые кальвинисты, насмешливо переглянулись. Что до г-на булочника, он оставался непроницаем. Крепкий орешек был этот г-н булочник! Раздались добросовестные аплодисменты. Г-н Эстеффан откашлялся. - Отпразднуем, господа, событие - выход этой книги, - произнес он, поднимая над головой томик в яркой лакированной обложке. - Она напечатана иждивением муниципалитета для общей нашей пользы. Помимо официальных сведений, здесь собраны легенды и предания старины. Боюсь, что это вызовет напрасные пересуды! Вам известно, что мои личные убеждения внушены мне Наукой, но никто больше меня не уважает искреннюю глубокую Веру... Оказывается, и это было замаскированной атакой на г-на булочника! Чьи-то челюсти хрустнули в выразительном зевке. Зато г-н булочник настолько оживился, что привел в движение свой правый локоть, пхнув г-жу булочницу в бок: аптекарь дипломатично затронул главнейший предмет разногласий с будущим тестем, показывал, что склонен к компромиссу, - так сказать, атаковал с поднятыми руками! - ..чего я не могу сказать о суевериях, господа! - выкрикнул г-н Эстеффан, свирепея. Тут некоторые задремавшие проснулись, стали выяснять у соседей, что случилось, зазвенели вновь сосуды... Не обращая внимания на шум, г-н Эстеффан прислонил книжицу к колбе перед собою и продолжал: - Итак, я утверждаю: все эти легенды и предания... Несмотря на помощь микрофона, приходилось напрягать голос, так как в последних рядах очень громко шушукались и оглядывались на дверь. - Прошу внимания! - крикнул г-н Эстеффан, - щелкнув по микрофону ногтем. В наступившей тишине из-за двери отчетливо донесся голос постового: - И не пущу! И не просите! "Высокочтимый Друг!" - пронеслось в голове г-на Эстеффана, и он помчался к двери. - Всякий будет распоряжаться! - вопил постовой в темноте за дверью. - Никого не ведено . - Успокойтесь! - проворковал г-н Эстеффан в дверную щелку. - Кому вы... - Лезут, господин Эстеффан, сладу нет! - залился постовой. - Сказано им не пущу, значит, не пущу! Господин Дамло поставил меня на пост, а господин аптекарь обратился с про... - Да перестаньте же!.. Кто там? Г-н Эстеффан не желал, чтобы постовой выдал их общую маленькую тайну. Дело в том, что Дамло отказался обеспечивать правопорядок, он заявил, что сам ложится с петухами и не намерен нарушать этой привычки ради всяких затей, а его единственный подчиненный отряжен надзирать за Биллендоном. Пришлось столковаться с постовым в частном порядке, тот грел теперь за пазухой четырехгранный аптечный флакон, содержимое которого действовало универсально. - Я их не знаю, господин аптекарь, я их первый раз вижу, я им как порядочным объясняю... - Ну, хватит, - с ленцой произнес другой голос. - Помолчи-ка! Г-н Эстеффан также не знал этих двоих, чьи силуэты за стеклом, наконец, разглядел. Он утратил к ним всякий интерес и хотел уже отойти, предоставляя постовому с ними разделаться, когда произошло следующее. - Это ты кому? - завопил полицейский служитель, извлекая свисток. - Я тебе!.. - Помолчи, помолчи! - повторил тот же голос негромко. - Замри! Постовой хотел поднести свисток к губам, но, видать, от ярости никак не смог этого сделать. Он стоял близко к двери, на свету, г-н Эстеффан с отвращением увидал в лице его судорогу... - Откройте, - приказал голос, адресуясь на этот раз к г-ну Эстеффану. Тот хотел дать ответ, но горло перехватило, из него выдавился какой-то писк. Г-н Эстеффан отворил. Двое неизвестных вошли в аптеку, где их встретили вытаращенные от изумления ряды любопытных глаз. - Сидите, сидите! - произнес все тот же голос, обладатель которого оказался личностью довольно невзрачной: водянистые глаза, жидкие, растрепанные венчиком пряди волос, полувоенный костюмчик, состоящий, кажется, сплошь из карманов. - Какое шикарное общество! Очень уютно! Что это у вас? - незнакомец указал на столик. - Напитки... - прошептал г-н Эстеффан. - Угостите? Г-н Эстеффан более или менее помнит, как раздобыл незнакомцу рюмку чистого бренди, потом вторую для его товарища, но тот ее не принял. Он приблизился и словно бы обнюхал г-на Эстеффана, так ему показалось... Омерзительные были у него глаза, почти неживые: немигающие и тусклые, словно бы припорошенные пылью. - Сотрудники мои не пьют, давайте ее сюда! - дошел до г-на Эстеффана голос первого незнакомца. Он живо опростал обе рюмки; раскусил горошину драже и продолжал: - Наше дельце не займет много времени, хозяин! Маленький вопрос всей честной компании... Остального г-н Эстеффан не помнит. x x x В эти самые минуты в коридоре, ведущем к апартаменту, занятому приезжей дамой и ее дочерью, раздались торопливые шаги. Некий человек, одетый с тем избытком элегантности, какой можно было приобрести лишь на казенный счет, подошел к дежурному телохранителю, невзирая на предостерегающий жест последнего, отвернул лацкан, показал жетончик и приказал: - За мной! x x x - Хозяин, примите мою благодарность, - сказал незнакомец пришедшему в себя Г-ну Эстеффану. - Счастливо оставаться! Будьте веселы и здоровы! - Он цапнул со стола еще рюмку, заглотил содержимое. - Тьфу, черт побери! - Это были не выпитые Реем капли датского короля в смеси со слабой мадерою. - Привет честной компании! - С этими словами незнакомец вышел. - Вольно! - донеслось из-за двери. Словно очнувшийся, постовой вновь завопил благим матом. Г-н Эстеффан вернулся к стойке. Происшедшее не произвело на публику решительно никакого впечатления, вроде бы осталось не замеченным, никакой речи о нем не возникло! Публика глядела на хозяина с безмятежностью, поясневшими даже глазами. Вечер обещал удаться. Но внезапно послышался клокочущий голос г-на булочника: - Здесь дамы, господин Эстеффан! - Да, - отвечал г-н Эстеффан, - ну и что же? - Порядочный человек сам бы понял! - Булочник разрумянился, как лучшее из его изделий. - Уберите эту гадость! Его палец указал на сдобную русалку с хвостом, что была помещена на книжной обложке без особенной надобности: из эстетических соображений. С оборотной стороны треклятый путеводитель выглядел целомудреннее, но г-н Эстеффан рассудил, что отступление бесполезно, да и тон г-на булочника чрезвычайно ему не понравился: терять, пожалуй, нечего!.. Помимо того, он не должен был поступиться идеалами и жертвовать во имя г-на булочника искусством! Сталью сверкнул его взор. Остаться навек холостым - такова, видать, его судьбина! Однако вместо пылкой отповеди из уст его, он сам не знает как, вдруг вырвалось: в - В огонь ее! - Г-н Эстеффан сгреб со стола злополучную книжицу и, за неимением огня, зашвырнул ее попросту в угол. - Да что это мы, господа, на самом-то деле? Долой печаль, откроем окна, дверь; воздуху, музыки! Будем веселы и здоровы! Этот нежданный пассаж имел успех попросту сказочный. Г-н Доремю, не задавая никаких вопросов, схватился за скрипку, загремели стулья, затрещали рамы, не умевшие отворяться... Одного постового не коснулось веселье, он остался верен долгу и на призывы из окон отвечал с унылостью: - Я на посту. Я не имею права. Так вышколил его Дамло! В ночном небе с выстрелом вспух и лопнул огненный шар. x x x Рыжий свет вызолотил холмы, залил до дна провалы древних каменоломен с тухлой водой на дне. Казалось, не под ногами странника, но под ярким ветром с неба шелестит трава. Обманутые чуждым пугающим светом, встревожились птицы и насекомые. По земле плясали тени холмов, кустиков, деревьев и крестов старинного погоста... x x x Доремю уже взмок, когда свет грязненькой люстры и запыленных матовых шагов стал меркнуть. - фейерверк! Фейерверк! - раздались восклицания. Г-н Эстеффан, гарцуя по залу со старшей дочерью г-на булочника, мучительно в это время размышлял: "Я положил руку на спинку ее стула, и она не отстранилась, я нечаянно наступил ей в танце на ногу, она не выразила неудовольствия, теперь ее локон касается моего лица, замечает ли это она? Будь что будет: скажу!.. Но не так сразу?.. Или..." Собственно, фейерверк должен был вспыхнуть после того, как она скажет "да", но бестолковая экономка подала сигнал прежде времени, г-н Эстеффан промешкал. Все кинулись к дверям и окнам; г-н Эстеффан придержал свою даму в надежде все-таки осуществить задуманное, хоть и с опозданием. - Я тоже хочу посмотреть! - сказала не без кокетства мадмуазель булочница. Г-н Эстеффан молчал. - Пустите, - проговорила она с капризной интонацией. Г-н Эстеффан словно онемел. - Вы делаете мне больно! - голосок ее сделался сварливым. Г-н Эстеффан испугался и отпустил, так ничего и не сказав. "Иди, иди, ишь ты, крендель!" - злобно подумал он вслед. И сам подошел к окну, чтобы полюбоваться за свои деньги остатком зрелища, только близ