атывать, преуспевать, властвовать, наслаждаться жизнью. Остальное побочно. Зачем же я буду нарушать этот, установленный богом порядок? Работайте. Исследуйте! Приводите в суеверный трепет дельцов и чиновников размахом опыта. Я полагаю, что в скором времени акции компаний, загруженных оборонными контрактами, начнут падать. Через год-другой, когда ваши исследования окончатся ничем, отчетом на полку они резко подпрыгнут. Но будут уже не этих фирм, а "Глобус компани"! И тогда... тогда значение "Глобус компани" будет соответствовать ее названию, а? ГОЛДВИН. М-м... не понимаю, зачем вы говорите это нам сейчас? Это уж не из стремления ли облагодетельствовать? Могли бы повременить до тех пор, пока... Вы не находите, что ваше поведение... м-м... несколько непристойно? ХЕНИШ. Профессор, сейчас вы задали мне вопрос, эквивалентный извечному "В чем смысл жизни?" Действительно, в чем? Мудрецы не знают. Я не мудрец и я знаю: в том, чтобы победить и насладиться победой! И сегодня день моей победы, умной, хорошо рассчитанной победы. И я могу позволить себе ту роскошь, которую не позволяют себе ни монархи, ни президенты: быть самим собой! Потому что какой ни есть я хозяин положения. Я! И вы должны знать: теперь вы работаете на меня (он прогуливается по приемной с шариком в руке сытенький и наглый. Он хозяин, стесняться нечего). ГОЛДВИН. Да... понимаю: вам нечего бояться разоблачений с моей стороны. М-м... но вот что. Негласной целью наших исследований, если хотите, мечтой... впрочем, что вам до мечты! было найти способ нейтрализовать ядерное оружие. Разве вы не заинтересованы в этом просто, как человек? Вы осведомлены о запасах ядерного оружия и отлично знаете, что будет твориться на Земле. ХЕНИШ. На Земле, профессор. Только на Земле! И этот вариант учтен. Еще лет восемь десять мир пробалансирует в нынешнем неустойчивом равновесии. А за это время вы... собственно, не вы, а подобные вам "корифеи" в области ракет создадут отменные космические ковчеги: с атомными двигателями, с запасами на многие годы, со всеми удобствами. И пусть будет, что будет! Со стороны это, пожалуй, будет выглядеть даже красиво... Нет, я, конечно, никому не желаю зла. Надеюсь, вы не разделяете те красные взгляды, по которым каждый состоятельный человек выходит этаким мировым злодеем? Господи, какой же я злодей! Я даже в войну никого не убил и не ранил. Я просто продаю свои товары: резиновые шарики, термостаты, синхротроны. Ну, скоро буду приторговывать атомными подлодками и ракетами, раз есть спрос. Но не хотите, не покупайте, никто не принуждает. Впрочем, мне пора. (Поворачивает к двери) Всего доброго, док! Пока, Фрэнк, гляди веселей. Ты можешь рассчитывать на место в атомном ковчеге, папаша Эд тебя не забудет. (Уходит). Молчание. ГОЛДВИН. Фрэнк, это правда? ФРЭНК. Да... то есть, собственно, нет... то есть, я хотел... Конечно, я ни одной минуты не считал Ила шпионом, не такой он человек. Но я подумал: можно использовать ситуацию... развернуть как следует наши работы по нейтрино. (С отчаянием). Бен, ну почему они... эти лавочники могут использовать обстоятельства для своей выгоды! Почему мы этого не можем? ГОЛДВИН (с некоторым удивлением). А я-то думал, что знаю вас, доктор Гарди... (Опускает голову). Боже, какой позор. Какой стыд! Я, старый человек, который только и хотел, что честно дожить, отдал свое имя, свои знания... и для чего? Чтобы один полковник стал генералом, один делец нажил миллиарды... и один ассистент моей кафедры стал заместителем директора Центра с окладом 30 тысяч долларов в год. Боже мой... ФРЭНК. Но ведь идея-то правильная. Вы же знаете: это возможно. Ну, трудно, ну, не получается никогда не бывает, чтобы сразу получилось! Но если бы мы по-прежнему сидели в двух комнатах в Беркли, убивали все время на размещение заказов и поиски оборудования, разве было бы лучше? ГОЛДВИН. Уходите! ФРЭНК. Ну... не надо так, Бен. Что вы делаете? Вы же сами толкаете меня к ним. ГОЛДВИН (встает). И проваливайте к ним! Вы с этим Хенишем родственные натуры. И не смейте больше называть меня "Бен"! Я не в силах выгнать вас из Центра... ну, куда мне: у вас теперь связи, влияние! Но я вас знать не хочу. Идите к ним, к черту, к дьяволу, занимайтесь, чем хотите, стройте свое благополучие на чужих репутациях и знаниях... ФРЭНК (умоляюще). Но, профессор... но Бен! ГОЛДВИН. Имейте хоть сейчас человеческое достоинство, доктор Гарди. Уходите прочь! Фрэнк, понурив голову, уходит. ГОЛДВИН (берет журнал, идет в свой кабинет. Останавливается, беспомощно разводит руками) Вот теперь я совсем один... Затемнение. КАРТИНА ТРЕТЬЯ В правой стороне сцены луч прожектора выделяет фигуру Голдвина. Он ходит по кабинету. Голос его слышен теперь из динамика это голос его раздумий. Голос ГОЛДВИНА. Нет главного открытия, главного знания о ядре. Любое исследование начинается с открытия, а я начал до открытия. Поддался иллюзии... Но теперь я должен его сделать, должен! Но как? Да, похоже, что именно нейтрино переносят энергию от среды к ядрам и от ядер к среде. Переносят... как? Берут и переносят.... Слова, слова, пустые слова! Нет, не могу. Не могу... Затемнение справа. В левой части сцены прожектор освещает фигуру Шардецкого. Он в своем кабинете пишет на доске формулы реакций, уравнения. Стирает, снова пишет. Кладет мел. Голос ШАРДЕЦКОГО. Нет, и этот путь никуда не ведет. (Стирает формулы). Но какой? (Ходит по кабинету). Попробуем еще раз. С самого начала... Когда-то возникли частицы, атомы, звезды, планеты. Зачем? Основной целью природы не было создание атомов. Э, вообще у природы не было и нет никаких целей! В материи есть стремление к устойчивости всех возникающих систем. Стремление... Кто стремится? Куда? Как бессильны слова! Просто: существует то, что устойчиво. Существует то, что существует... опять масло масляное! (Садится на стул, обхватывает голову). Тяжело. Ах, как тяжело... Попробуй осмыслить то, для чего нет слов! Ну, давай еще раз: имеется процесс обмена энергией между ядром и средой. И он связан с нейтрино... Затемнение слева. Освещается мечущийся по кабинету Голдвин. Голос ГОЛДВИНА. Природа выпускала в обращение всякие частицы: устойчивые и неустойчивые. Устойчивые выжили... И что же? Почему? Как? Не знаю. Я ничего не знаю! В природе все устроено либо дурацки просто, либо гениально просто мы же слишком умны и слишком посредственны... (трет щеки ладонями). Я ничего не понимаю. Я стар, устал и напуган. Мне страшно: а вдруг от моей мысли зависит быть миру или не быть? Безумный мир! Разве можно на одного человека взвалить такую ответственность! Что я могу! Затемнение справа. Прожектор освещает Шардецкого. Он стирает записи с доски, отходит. Голос ШАРДЕЦКОГО. И это не то. Ядра, частицы, моменты, кванты... привычные понятия, в которые я вкладываю более глубокий смысл, чем есть на самом деле. Надо что-то совсем иное. Что-то совсем новое. Чтоб ни в какие ворота не лезло. Тогда пойму. Но этого нет... (Подходит к книжному шкафу, достает книгу). Посмотрим, что об этих предметах пишет профессор Голдвин... (Листает. Луч прожектора освещает стоящего рядом Голдвина). Знакомо... Известно... Знакомо... Ага, вот! ГОЛДВИН (лекторским тоном). "...Нейтрино. Пока непонятно место этой частицы в строении материи. Протоны и нейтроны образуют ядра атомов. Мезоны исполняют роль ядерных связок. Электроны вместе с названными частицами образуют атомы. А для чего в природе нейтрино? Трудно допустить, что оно создано лишь для подтверждения теории Паули о бета-распаде..." ШАРДЕЦКИЙ. Справедливо. (Листает). А вот это... ГОЛДВИН. "...Из этой гипотезы можно вывести захватывающее представление, что Вселенная представляет собой нейтринное море, а наш мир лишь волнение на поверхности этого моря. Все наши наблюдения относятся к этой поверхности". ШАРДЕЦКИЙ. Тоже верно. (Закрывает книгу). Что ж дальше, профессор? (Голдвин молча отступает. Прожектор, освещавший его, гаснет). Да... жаль. Если бы мы работали вместе, то, пожалуй, осилили бы эту задачу, а? (Возвращается к доске). Итак, нейтринное море... Попробуем представить его уравнением (пишет). Затемнение слева. Прожектор освещает Голдвина. Он стоит у лабораторного стола. Голос ГОЛДВИНА. Люди уже привыкли к тому, что есть радиация, реакторы, вырабатывающие плутоний, ракеты, ядерные испытания. Они забыли, что лет тридцать назад этого наваждения не было. Они привыкли к страху... Нет, вздор: к страху привыкнуть нельзя. И страх, страх, страх царит над миром. Перед ядерной войной... и еще множество мелких страхов: не потерять работу, не быть обманутым, не оказаться посмешищем... Прекрасный мир! Мир зеленых лесов и музыки, мир умного труда, мир людей. Труд и гений человека вложен во все: в желтые нивы, в радиомачты, в быстрые самолеты, в асфальт дорог, в стены зданий. Огромный труд для жизни людей! Неужели всего этого может не стать? Безумный мир! Больной мир!.. Надо торопиться, пока не поздно, сделать, что могу. Но что я могу? Немыслимая задача: не просто понять новое на это меня хватило бы! а сделать нужное открытие... Как? Как нащупать связь ядра с внешним миром? (Останавливается у книжного шкафа). М-м... что пишет о ядрах и нейтрино мой русский коллега? (Берет книгу, листает. Луч прожектора освещает стоящего рядом Шардецкого). ШАРДЕЦКИЙ. "...Мы замечаем лишь те взаимодействия нейтрино с ядрами, при которых происходит радиоактивный распад ядра то есть только те, что можем заметить с помощью нынешней техники измерений. Но значит ли это, что нейтрино меньших энергий не взаимодействуют с ядром? Думаю, что нет". ГОЛДВИН. И я так думаю, коллега. Я намеревался обсудить с вами этот вопрос на симпозиуме... но он не состоялся. Что же дальше? (Листает). О, вот интересная мысль! ШАРДЕЦКИЙ. "...По-видимому, нет ничего более устойчивого, чем ядро, которое только что распалось и выделило избыток энергии. Исследование таких ядер представляло бы большой интерес..." ГОЛДВИН. Да-да! Но как их исследовать? (Шардецкий молчит. Лицо его неподвижно. Прожектор, освещающий его, гаснет). Да-да... Мы сейчас роем два туннеля через одну и ту же гору. Каждый свой. И таимся, чтобы они не услышали стук наших кирок и лопат, а мы их... Безумный мир! Но постой... в этой мысли: наиболее устойчивы ядра, которые только распались, что-то есть. (Садится за стол, раскрывает журнал, берет карандаш). Прикинем-ка... Затемнение справа. Полный свет слева. Кабинет Шардецкого. В дверях, прислонясь к косяку, стоит Самойлов. Курит, наблюдает за Шардецким, который возле доски пишет, бурно жестикулируя. Тот, наконец, замечает Самойлова. ШАРДЕЦКИЙ (его застали врасплох, он сердится). А вы по-прежнему небриты, Петр Иванович! САМОЙЛОВ (трогает подбородок). Растут, треклятые... ШАРДЕЦКИЙ (смотрит на часы). Который час? Мои стали. САМОЙЛОВ. Третий. ШАРДЕЦКИЙ. Угу. И какое же у вас ко мне дело в третьем часу ночи? .САМОЙЛОВ. Да я, собственно, так заглянул на огонек. (Затягивается, пускает дым в потолок). Я говорю: вот мы не знаем, какой атом радиоактивного вещества когда распадается, а клоп знает. ШАРДЕЦКИЙ. Какой клоп? САМОЙЛОВ. Обыкновенный. Клопус вульгарис. (Покуривает). Пустил я его давеча на пластинку со слоем радиоактивного кобальта. Ну, он блуждал, петлял... и вылез необлученным. Пять раз гонял его по пластинке ни одного гамма-кванта не схватил. Измеряли. ШАРДЕЦКИЙ (ошеломленно). Не может быть... Мистика! Хотя нет, почему же? Может. Действительно, в каждый момент какие-то атомы кобальта взрываются гамма-квантами, какие-то нет. Пройти можно. Как по минному полю. Что же у клопа какие-то миноискатели есть, что ли? Выходит, он чувствует, какие атомы около него будут распадаться, и поворачивает от них подальше? САМОЙЛОВ. Я так думаю, он изменение нейтринных потоков от ядер чувствует. Должно быть, спокойные и распадающиеся ядра излучают неодинаково. ШАРДЕЦКИЙ. Возможно... Это где же вы клопа-то достали, Иванович? САМОЙЛОВ. А я недавно в Свердловск ездил, в командировку. В мягком вагоне. Ну, и не уберегся... Я его, собственно, казнить хотел. А он избег... Между прочим, я построил его блуждания в пространственно-временных координатах. Есть намек на закономерность. ШАРДЕЦКИЙ. Да-да... Черт знает что! Клоп, а! Гнусное насекомое и движет физику. Дожили... САМОЙЛОВ. А что клоп? Очень удобный объект для наблюдений: плоский, форма эллиптическая. Легко рассчитывать сечения захвата. Муравья, к примеру, пришлось бы интегрировать по сложному контуру... (Затянувшись дымом) Впрочем, стоит попробовать и муравья. ШАРДЕЦКИЙ. Что ж клоп так клоп. Пойдемте, Петр Иванович, посмотрим, что он может... Значит, "зашли на огонек". И ехидный же вы человек, Самойлов! (Уходят) Занавес Действие третье. БЕЗ ПЯТИ... КАРТИНА ПЕРВАЯ Освещена левая часть сцены. Большая комната. Столы с приборами и без таковых. В дальней части комнаты установка, похожая на спектрограф, на лазер и немного на самогонный аппарат: кварцевые и металлические трубы, спирали проводов, стеклянные завитушки, соленоиды и т. д. Рядом приборный щит. На стене самодельный лозунг "Размышлять, размышлять, размышлять пока не почувствуешь злость к работе!" и самодельный же рисунок гуашью: Архимед, прикрываясь ладонью, выскакивает из ванны. Словом, это комната поисковой группы "Эврика" Идет семинар. За столами ШАРДЕЦКИЙ, ШТЕРН, ЯКУБОВИЧ, СЕРДЮК, ВАЛЕРНЕР, Ашот КАРАПЕТЯН и другие исследователи. У поворачивающейся доски САМОЙЛОВ (он сегодня чисто выбрит, при галстуке) заканчивает доклад. Докладывать он не умеет и не любит и высказывается с некоторым отвращением. САМОЙЛОВ. ...Вот так мы поняли, что в пространстве блуждают нейтринные флюктуации. Ну, скажем: отчего небо синее? От флюктуации, от колебаний плотности воздуха так, значит! Они и рассеивают синие лучи. Ну, и в пространстве есть колебания плотности нейтрино так, значит? От них и зависит распад ядер. Когда флюктуация оказывается у ядра, оно выпячивается... ну, как пузырь, у которого часть пленки тоньше, и может лопнуть, распасться... так, значит? Ну, и больше у нас вопросов к насекомым не было дальше сами смекнули. Раз все дело в колебаниях плотности нейтрино этим можно управлять. Элементарная статистика: когда плотность нейтрино в пространстве велика флюктуации малы, так, значит? И ничего они сделать не смогут. Ну выражается все это такими формулами... (Легким ударом переворачивает доску. Осыпаются меловые символы). Желающие могут вызубрить... Давайте я вам лучше покажу это дело в натуре. Будет доходчивее. Ашотик заведи! Ашот Карапетян маленький, усатый -и серьезный идет к установке. Щелкает тумблерами на приборном щите. Загораются сигнальные лампочки. В кварцевой трубе вспыхивает разряд. Ашот, сейчас в ограниченном пространстве ну, в области вон того куска урана-235 (показывает) будем повышать плотность нейтрино. Ашот счетчик! Ашот укрепляет около образца трубку газоразрядного счетчика. Слышен мерный треск. Распадается, как обычно так, значит? Ашот, генератор нейтрино... (Ашот работает рукоятками). Есть! Треск стихает. Урановый образец начинает светиться с сине-зелеными переливами. Возгласы: "Ух, черт!", "Вот это да!" Все бросаются к установке. САМОЙЛОВ. Усекли? Уран перестал распадаться так, значит? А избыток энергии стал выходить из него фотонами малюсенькими такими порциями. Как, скажем, у больного хворь потом выходит... А все почему? Не стало крупных флюктуаций, от которых лопаются ядра так, значит! Переключай, Ашот. Ашот нажимает кнопки. Свечение пропадает. Счетчик начинает трещать, как прежде. Ашот манипуляторами убирает урановый образец в контейнер. Ставит на его место колбу с водой, опускает в нее трубку счетчика. ЯКУБОВИЧ. А это зачем? САМОЙЛОВ. А теперь перевернем паровоз вверх колесами. В колбе вода. Из местного водопровода. Счетчик, как вы можете заметить, в ней безмолвствует: радиации нет. Сейчас уменьшим концентрацию нейтри... вернее, повысим концентрацию антинейтрино так, значит? Попрошу всех отойти от установки на два метра! Антинейтрино излучаются пучком, но... неровен час, кого-нибудь заденет. Мне не к чему выплачивать пострадавшему больничные. Все отходят. Ашот тянет за собой шнур дистанционного управления. САМОЙЛОВ. Давай, Ашот! Ашот нажимает несколько кнопок. На приборном щите начинает мигать красная полоса. Одновременно раздается частый и резкий треск счетчика. Ашот нажимает еще кнопку: треск переходит в рев. САМОЙЛОВ. Достаточно, Ашот! Ашот щелкает тумблерами. Рев счетчика постепенно переходит в частый треск. Треск замедляется. САМОЙЛОВ. Стало быть, создали с помощью антинейтрино крупные флюктуации и они сделали обычную воду радиоактивной. Слышите, как спадает наведенная радиация! Вот все. Прошу задавать вопросы. Минуту все молчат. Потрескивает счетчик. ШТЕРН (бросается к Самойлову). Вопросы!.. Какие тут могут быть вопросы! Ах ты, черт, пижон, гений, талантище! САМОЙЛОВ. Я что? Я ничего... ВАЛЕРНЕР. Качать его, ребята! САМОЙЛОВ (отстраняется). Иди, я сегодня в новом костюме. Вон Ашота покачай. Или Ивана Ивановича... А вообще, теорию надо было качать так, значит? ВАЛЕРНЕР. У-ух... нет в тебе душевного благородства всепрощения в такую минуту узость! ЯКУБОВИЧ. Ну, теперь я знаю, с какого конца браться за плазму. Ох, и поэкспериментируем! (Алчно потирает руки). СЕРДЮК. И подумать только все началось с клопа... ШАРДЕЦКИЙ (выходит к доске). Вопросов к Петру Ивановичу, я вижу, нет демонстрация довольно красноречивая. Тогда позвольте мне. Стало быть, теперь мы понимаем, что к чему. Знаем, что, меняя концентрацию нейтрино и антинейтрино в пространстве, можно управлять устойчивостью ядер... в принципе можно. На этом экспериментальные исследования временно, до моего разрешения, мы прекращаем... (Шум, гул, возгласы: "Как же так!", "Вот новость!") Тихо! Будем двигать теорию. Мы должны наперед предвидеть все результаты дальнейших опытов! ЯКУБОВИЧ. Вот так так, милое дело! САМОЙЛОВ. Ну-у... какие же это будут опыты, если в них все наперед ясно! АШОТ. Почему такие строгости, Иван Иванович? Сейчас, когда все получается, да? ШАРДЕЦКИЙ. Именно потому, что получается, Ашот. И еще далеко не ясно: что именно получается? Помните: когда запускали первые ракеты на Луну, их тщательно стерилизовали, чтобы ненароком не занести на лунную поверхность наши микроорганизмы и боже упаси! не заразить тамошние живые существа. Хотя далеко не ясно: есть ли жизнь на Луне скорее всего, нет... А на Земле есть жизнь. Есть! И все живое, все вокруг нас состоит из атомов, имеющих ядра. Поэтому мы должны быть также стерильно осторожны с нейтрино, как наши коллеги исследователи космоса с микробами. ШТЕРН. Что же делать бедным экспериментаторам? ШАРДЕЦКИЙ. Готовить генераторы для новых массированных опытов. И думать. Всем думать. Развивайте далеко идущие гипотезы, продумывайте методики, воображайте все возможные применения открытия. Разрешается выдвигать на семинары самые фантастические идеи со строгим математическим обоснованием, разумеется. Но ни одного опыта с нейтрино без моего разрешения! Итак, всем думать! Затемнение слева. Освещается правая сторона сцены, кабинет военного министра США. В нем МИНИСТР, ХЕНИШ, КЛИНЧЕР, ФРЭНК и д-р КЕННЕТ. В руке у последнего футляр с чертежами. В углу, за столом-пультом АДЪЮТАНТ. МИНИСТР. Почему нет профессора Голдвина? КЛИНЧЕР. Я .передал ему ваше приглашение, сэр. МИНИСТР (хмурится). Он, по-видимому, считает, что мы здесь занимаемся пустяками! Мне с самого начала не нравился ваш протеже, генерал. Боюсь, что он опасен своими взглядами. Я не верю, что этот человек успешно доведет работу до конца. ХЕНИШ. Откровенно говоря, я тоже, сэр. Собственно, он сейчас занимается преимущественно теорией. Экспериментальными же работами руководит доктор Фрэнсис Гарди, которого я хочу вам представить. МИНИСТР. Ах, вот как. (Кивает). Очень рад, доктор Гарди. Надеюсь, вы не столь пассивны во взглядах и поступках, как ваш шеф? ФРЭНК. Нет, сэр. МИНИСТР. Рад это слышать. Нам надо быть настоящими американцами,, доктор Гарди, а уж потом учеными, политиками, военными. Настоящими янки это главное! Как идет работа, доктор Гарди? ФРЭНК. Заканчиваем предварительные опыты по исследованию свойств нейтринных и антинейтринных пучков. На днях перейдем к решающим. Установки уже готовы. ХЕНИШ. Надо ли так торопиться? Поспешность в науке не принята. Решающие опыты должны быть поставлены солидно. МИНИСТР. Эта-работа не только наука, сенатор. Она еще и политика, большая военная политика! А в современной политике выигрывает тот, кто держит противника на мушке. ХЕНИШ. Но еще неизвестно, дадут ли опыты нужные результаты! ФРЭНК. Они дадут результаты! (Со сдержанной яростью). Мы будем вести их еще и еще, пока не добьемся, чего хотим! МИНИСТР. Вот слова настоящего американца! Хорошо сказано, док. Я вижу, экспериментальные исследования в Центре "Нуль" находятся в надежных руках... Но перейдем к делу, господа. Я поручил доктору Кеннету рассмотреть возможные изменения, которые придется внести в нашу глобальную стратегию при появлении нового оружия. Прошу вас, доктор. КЕННЕТ (раскрывает футляр, достает из него свернутый чертеж. Оглядевшись, привешивает чертеж к крюку, на котором висит портрет. Достает указку). На чертеже шар без подробностей, в двух крайних точках выделены области, обозначенные буквами А и В. Они соединены пунктирными кривыми и прямой линией через центр шара. Ниже несколько формул и чисел. Итак, господа, рассмотрим простую задачу. На противоположных сторонах шара радиусом "эр" имеются противостоящие друг другу объекты А и В (указывает). Каждый из объектов располагает... э-э... средствами массового уничтожения и средствами доставки их, имеющими скорость "вэ". Нынешняя ситуация, сэры, определяется кривизной шара "эр", упомянутой уже скоростью средств доставки "вэ" и временем "тэ-один" обнаружения последних после старта противной стороны. Как вы догадываетесь, ныне соотношение этих факторов таково, что делает бессмысленной инициативу одного из объектов в нападении на другой. Время доставки средств уничтожения к объекту-противнику "тэ-два" определяется вот этой формулой (указывает) и для ракет составляет 45 50 минут. Время же обнаружения ракет радиолокационными средствами составляет не более десяти минут. Если учесть, что время "тэ-три" запуска ракет при состоянии непрерывной готовности составляет не более пяти-шести минут, то понятно, что за время "тэ-два" объект-противник успеет ответить равным или большим ударом. Стало быть, эта формула ныне удерживает мир в равновесии... МИНИСТР. Это известно, док. Переходите к существу задачи. КЕННЕТ. Вышесказанное определяет и существо, сэр... Насколько мне известно, в Центре "Нуль" готовится оружие, представляющее, собственно говоря, направленные пучки нейтрино и антинейтрино, распространяющиеся со скоростью, близкой к скорости света. Я не ошибаюсь, доктор Гарди? ФРЭНК. Нет, не ошибаетесь. КЕННЕТ. И действие его будет состоять в том, чтобы вывести из строя ядерные заряды противника, так? ФРЭНК. Да. КЕННЕТ. Благодарю... Итак, в этом случае скорость доставки оружия к цели равна скорости распространения нейтрино сквозь толщу Земли то есть, близка ко все той же скорости света. Подставив ее значение в указанную формулу и заменив коэффициент, мы получим значение времени "тэ-два" в четыре сотых секунды. Ну, четыре минуты на доведение интенсивности пучка до нужной величины. Так, доктор Гарди? Разумеется, ни обнаружить такое нападение заблаговременно, ни ответить на него противная сторона не успеет... ФРЭНК. Простите, доктор, почему вы считаете, что распространение пучков нейтрино есть обязательно нападение? Возможны два варианта. По первому ядерный заряд взрывается, по второму нейтрализуется. Тогда это оружие защиты, а не нападения! КЕННЕТ. Минуточку, доктор Гарди! Обратимся к ситуации, когда обе стороны готовят именно готовят, а не имеют! такое сверхбыстродействующее оружие, защита от которого ни пассивным способом, ни методом ответного удара невозможна. Легко понять, что в этом случае для каждой из сторон остается лишь один вариант поведения: опередить противную сторону в нанесении удара то есть пустить оружие в ход немедленно после его изготовления. При этом важна только скорость нового оружия, а не физический характер его действия. Действительно, если потоки антинейтрино от объекта А (водит указкой) достигнут ядерных складов объекта В, они вызовут взрывы всех ядерных запасов противника и приведут его к самоуничтожению. Если же потоки нейтрино, напротив, только нейтрализуют ядерное оружие объекта В, то для завершения победы над ним достаточно выпустить по его целям ядерное оружие объекта А при помощи обычных средств доставки... Во всяком случае, угрожая в этой ситуации атомной атакой, можно будет добиться любых политических целей... Других решений данная стратегическая задача не имеет. МИНИСТР. А если... обе стороны пустят оружие в ход одновременно? Что тогда? КЕННЕТ. Тогда... все, сэр! (Разводит руками). Но это математически невероятно. Время доставки нейтрино доли секунды. А работы по овладению ими длятся уже два года. Невероятно, чтобы и та, и другая сторона завершили исследования в одну и ту же секунду. МИНИСТР. Благодарю вас, док. Скажу, не преувеличивая: я потрясен вашим докладом! (Выходит из-за стола, приближается к чертежу). Итак, все определяется просто: побеждает тот, кто первый нажмет гашетку. Мы уже воюем с русскими, и они с нами. И единственный способ выиграть: скорее, скорее закончить исследования! ФРЭНК. Но, сэр, ведь еще нет... МИНИСТР. Никаких "но", доктор Гарди! Никаких "но"! Идет война, на войне выполняют приказы без возражений и колебаний. Я приказываю: ускорить опыты! Работать круглосуточно! Пустить в ход все установки! Генералу Клинчеру обеспечить Центр всем необходимым! КЛИНЧЕР (сидя вытягивается). Слушаюсь, сэр! ФРЭНК. Простите, сэр, но природа не война. Ей не прикажешь! МИНИСТР. Мы должны подчинить природу. Если этого не будет, мы погибли. (Кричит). Вы понимаете, что будет, если русские первыми сделают это оружие? Не мы их а они нас! Они нас!!! (Переводит дух). Все. Исполняйте приказы, господа. И да поможет вам бог. За дверью. Первым выходит Фрэнк. ФРЭНК. Ну, и дела... (Замечает вышедшего Кеннета). Простите... КЕННЕТ. Да, сэр? ФРЭНК. Скажите: у вас есть дети? КЕННЕТ. Да, сэр. Двое. ФРЭНК. Вот как... А я думал: вы робот. КЕННЕТ. Я математик, сэр! Так же как вы физик. В функциональном смысле мы с вами мало отличаемся от роботов. ФРЭНК. Что ж... можно утешать себя и так. (Уходит). Выходит Клинчер и Хениш. Клинчер быстро удаляется. ХЕНИШ. Спешите, генерал! Вытряхивайте души из яйцеголовых! Ах, какой будет бум! (Замечает Кеннета). Э, скажите, док, что бы вы сделали, если бы вдруг стали миллиардером? КЕННЕТ (мрачно). Построил бы себе атомоубежище, сэр. Затемнение. КАРТИНА ВТОРАЯ Освещена левая часть сцены. Кабинет Шардецкого в КБ-12. У стола - ШАРДЕЦКИЙ, ШТЕРН, ЯКУБОВИЧ, СЕРДЮК. ШАРДЕЦКИЙ. Даю простое и короткое задание всем трем экспериментальным отделам. Первое: привести в готовность все реакторы и генераторы нейтрино... ШТЕРН. А генераторы антинейтрино тоже? ШАРДЕЦКИЙ. Нет. Второе: круглосуточно следить за темпом распада радиоактивных веществ... скажем, по урану-235. Примем его за эталон. Третье: организуйте круглосуточное дежурство у реакторов и генераторов. Дальше. Вам самим на время моего отсутствия... ЯКУБОВИЧ. Вы уезжаете, Иван Иванович? ШАРДЕЦКИЯ. Да. В Москву и... может, еще куда-нибудь придется поехать... На время моего отсутствия вам придется разделить всю полноту власти в КБ. Вы, Исаак Абрамович, с 8.00 до 16.00, Илья Васильевич с 16.00 до 24.00, Евгений Сергеевич с 24.00 до 8.00... Полнота вашей власти будет состоять в основном вот в чем: как только обнаружится отклонение темпа распада урана от обычного отдать приказ о включении всех генераторов нейтрино на полную мощность. СЕРДЮК. Это что же из-за той доктрины Кеннета? ШАРДЕЦКИЙ. Да, из-за нее. Все, товарищи. Исполняйте. ШТЕРН. Какой же сволочью надо быть, чтобы сочинить такую доктрину! Так изгадить все... ЯКУБОВИЧ. И главное: все может быть совсем не так, как он рассчитал. Совсем не так! Начальники отделов уходят. Минуту спустя быстро входит МАКАРОВ. ШАРДЕЦКИЙ. Здравствуйте, Олег Викторович, с чем прибыли? МАКАРОВ. С вопросом, Иван Иванович, с неприятным вопросом. Вы знакомы с "доктриной опережения" Кеннета? Понимаете, что это значит! ШАРДЕЦКИЙ. Это значит, что американцы теряют голову от страха. Думаю, что нам не следует догонять их в этом занятии. МАКАРОВ. Да, но чтобы не терять голову и, если угодно, головы нам надо иметь ваши способы наготове. (Внушительно). Иван Иванович, я не вмешивался в ход исследований, пока это были просто исследования. Но теперь уж будьте добры отрабатывать способы, проводить испытания. Надо! ШАРДЕЦКИЙ. Великое слово "надо"... Послушайте, Олег Викторович, а нельзя-ли как-то объясниться с американцами на этот счет? Ну обменяться информацией о состоянии работ, договориться о координации исследований, может быть, даже вести их совместно. А? МАКАРОВ. Столько лет напряженности, столько лет взаимных военных приготовлений... Взаимная настороженность уже в кровь вошла что тут поделаешь? (Окончательно расстроившись). Я, Иван Иванович, знаете, как познакомился с этой доктриной спать по ночам не могу. Это ж действительно голову надо потерять: провозгласить такое! ШАРДЕЦКИЙ. Да... (Нажимает кнопку селектора). Внимание! Первый, второй и третий экспериментальные отделы. Доложите готовность. Голос ШТЕРНА. Первый экспериментальный заканчивает приготовления, Иван Иванович. Голос ЯКУБОВИЧА. Второй экспериментальный готов. Голос СЕРДЮКА. Заканчиваем, Иван Иванович... ШАРДЕЦКИЙ. Нет. В том-то все и дело, что здесь никакие массированные испытания невозможны, Олег Викторович, (Помолчав). Хорошо, я объясню вам, почему прекратил опыты. Причина простая: нейтрино и антинейтрино проникают на любые расстояния и всюду могут воздействовать на ядра. Наши лаборатории это теперь весь Земной шар, понимаете? Пустим мы пучки и американцы могут воспринять это как нападение, шут их знает. Да и вообще... ведь что такое ядро? Сгусток энергии. Если, скажем, из всех ядер планеты одновременно выделится всего одна миллионная миллиардной доли их энергии Земля вспыхнет ярче Солнца. А теперь и это возможно. МАКАРОВ. Ого! ШАРДЕЦКИЙ. Именно, что "ого". И мы еще точно не знаем, что может выйти. (Трет лоб). Поэтому гоним теорию. (Ходит по кабинету). Надо договориться с американцами. Просто необходимо. Ведь это же не просто оружие это величайшее открытие в истории человечества, величайшее знание о материи! Мы сейчас рассчитываем, Олег Викторович, вырисовываются такие возможности! Можно будет осуществлять любые превращения: вещества в энергию, энергии в вещество, веществ друг в друга. Это, конечно, более далекая перспектива, чем антиядерное оружие, но... применять такое открытие как оружие все равно, что забивать гвозди хронометром! Понимаете? МАКАРОВ. Отлично понимаю, Иван Иванович. Ах, как же это все так... Хоть бы знать: что они-то в самом деле сделали, чего достигли в этой работе? Если ничего чихали бы мы на все их доктрины, работали бы себе спокойно. Но не знаем! Я говорю: хорошо было с ядерными бомбами где ни испытают, все известно. То по выбросу радиации, то по сейсмическим колебаниям мимо не пройдешь. А в этом деле все темно... ШАРДЕЦКИЙ. Я уже спланировал дальнейшую работу по всем правилам научной стратегии, Олег Викторович. Сначала двигаем наших штабистов-теоретиков, тыловиков-снабженцев и наладчиков. Рассчитываем методики, оцениваем возможные результаты. Строим совершенные установки. И тогда с оперативными картами на руках, с идеями, знаниями, расчетами начинаем и выигрываем величайшую битву у природы! И вдруг такая гадость... Голос ШТЕРНА. Первый экспериментальный готов, Иван Иванович. Голос СЕРДЮКА. Третий отдел приготовления закончил. МАКАРОВ (встает). Ну что же, Иван Иванович, переговоры-то будут. Хотя, откровенно говоря, я не уверен, что из этого что-нибудь получится. ШАРДЕЦКИЙ. Но ведь они же люди. Им тоже жить хочется. И можно жить. Отлично можно жить! Затемнение слева. Освещается правая сторона: кабинет-лаборатория Голдвина. За прозрачной стеной из свинцового стекла перспектива реакторного зала. ГОЛДВИН без пиджака, рукава рубашки закатаны за пультом управления реакторами. Рядом у лабораторного стола АССИСТЕНТ манипулирует щупом счетчика Гейгера около прикрытого прозрачным щитком куска урана. Слышны редкие беспорядочные потрескивания. ГОЛДВИН (вращает рукоятки на пульте). Повышаю интенсивность. Отсчет! АССИСТЕНТ (подносит щуп к куску урана. Треск учащается.) Без изменений. ГОЛДВИН. Снижаю энергию нейтрино... Теперь, Фрэнк? АССИСТЕНТ (измеряет). По-прежнему... Джон, сэр. Мое имя Джон. Изменений нет, профессор. ГОЛДВИН. Да-да, Джон. Прошу простить. (Отходит от пульта к столу. С досадой). Да. вы Джон, вы не Фрэнк. Тот бы давно догадался укрепить щуп около образца а не совать его, как кочергу! АССИСТЕНТ. Хорошо, сэр... А доктор Гарди, профессор, третий день не выходит из своей лаборатории. Ведет опыт. ГОЛДВИН. Мне нет дела до опытов доктора Гарди! (Листает журнал). Итак, 134-й режим тоже неудачен. Испытаем 135-й... (Задумчиво). А что, если сразу вывести реактор на критический режим генерации? Опасно, как вы думаете, Фрэнк? А... простите, Джон. (Возвращается к пульту). Ну, попробуем. В этот миг резко усиливается треск счетчика. Вверху вспыхивает красная надпись. Ассистент выпускает щуп из рук. Треск не ослабевает. ГОЛДВИН. Что такое? АССИСТЕНТ. Это... это русские! Они пустили в ход свое оружие! Радиация растет, мы сейчас все взорвемся! (Убегает). Треск вдруг стихает. Красная надпись гаснет. ГОЛДВИН. Уф-ф... значит, это еще не русские! Тогда... неужели - он? (Подходит к телефону, набирает номер). Мисс, пригласите ко мне доктора Гарди. Немедленно! (Кладет трубку). Так мы можем доработаться1 Неужели он осуществил второй вариант? Разносится по Центру гулкий радиоголос: "Доктор Гарди, вас требует шеф! Доктор Гарди, немедленно к шефу!" Под эти звуки в кабинет входит Фрэнк. Треск счетчика заметно учащается. ГОЛДВИН. Доктор Гарди, от вашей лаборатории распространился выброс проникающего излучения. Что произошло? Вы не находите, что о подобных опытах следует извещать меня? Вы подвергаете опасности всех! ФРЭНК. Больше не повторится, Бен... простите, профессор. Больше не повторится. Вы позволите? (Направляется к креслу. Когда проходит мимо лабораторного стола, треск счетчиков еще более учащается. Останавливается, берет щуп, водит около тела. Счетчик ревет). О... более двух тысяч рентген. Н-да... ГОЛДВИН (с ужасом). Боже милостивый, Фрэнк, вы так облучились? Как же?.. У вас там отличная биозащита! ФРЭНК. От нейтрино нет защиты. (Садится). ГОЛДВИН. Ах, как же это вы неосторожно... я сейчас врача! (Поднимает трубку). ФРЭНК. Не надо, Бен, прошу вас! Вы же отлично знаете, что при дозе в две тысячи рентген врачи могут только испортить настроение. Слушайте лучше, что я скажу. Тем более, что, судя по приборам, у меня мало времени... Словом, так: комбинация реактора и плазменного генератора дает потоки нейтрино, которые быстро возбуждают стабильные ядра. ГОЛДВИН. Накопление нейтрино в нуклонных оболочках ядер и мгновенный сброс, как в лазере? ФРЭНК. Да. Вы рассчитали этот случай? (Голдвин кивает). Вот видите, опыт подтверждает теорию. Режим записан в журнале... (Откидывает голову). ГОЛДВИН. Вам плохо, Фрэнк? ФРЭНК. Нет еще. Я просто не спал две ночи... Что я еще хотел сказать? Да! Там есть и другая возможность: если снижать концентрацию антинейтрино, все будет наоборот. Повышение устойчивости. Я не успел проверить этот вариант, повернул ручки не в ту сторону. Но должно получиться, это ясно. ГОЛДВИН. Я сейчас проверял именно этот вариант, Фрэнк. ФРЭНК. Да? Вот видите, как все хорошо... как у нас с вами все хорошо. Вы проверяете один вариант, я другой... как всегда. Как будто ничего не было. Ничего и не было да, Бен? ГОЛДВИН. Д-да, Фрэнк. Ничего не было. ФРЭНК. И отлично. Как в детстве, мири-мири навсегда, кто поссорится свинья... Вы обо мне подумали немного хуже, чем следовало, Бен. Я просто хотел, чтобы все вышло хорошо... думал, если взяться, как следует, то получится... и получилось! Получилось... Только по моему пути идти нельзя, Бен. Это крышка! В нашей Галактике вспыхнет еще одна "сверхновая". И ученые других миров будут ломать головы, пытаясь объяснить ее появление естественными причинами. Надо вертеть ручки в другую сторону, Бен. ГОЛДВИН. Я понимаю, Фрэнк. Так и будет. ФРЭНК. Да-да... Что я еще хотел? Я прикидывал там, в журнале есть возможность полного управления ядром. Очень тонкая регулировка энергий нейтрино и антинейтрино, локализация пучков и все получится. Это... это же золотой век, Бен! Любые запасы энергии, любые превращения веществ, любые структуры... Золотой век, мимо которого человечество пройдет! Потому что это тоже нельзя, Бен. Это оружие. То самое, с великолепной скоростью доставки: от объекта А к объекту В или наоборот. Это тоже нельзя, Бен! ГОЛДВИН. Я знаю, Фрэнк. ФРЭНК. Что я еще хотел? (Улыбается). Мы сейчас, как в аэропорту за минуту до вылета, все, что собирался сказать напоследок, вылетает из головы... (Поднимается, подходит к лабораторному столу, берет урановый образец). ГОЛДВИН. Что вы делаете, Фрэнк, это же уран! ФРЭНК. Неважно... (Перекидывает образец с руки на руку). Еще неизвестно, кто сейчас больше испускает частиц: он или я... Дерьмовый все-таки металл, этот уран. Окисляется, со всякими средами взаимодействует. Даже столовую ложку из него отлить нельзя. Цвет гнусный... И это дрянцо держит в страхе целый мир! (Кладет образец обратно). Нет. Вздор. Не он люди сами держат в страхе друг друга (возвращается к креслу, шатается. Голдвин бросается к нему). Ничего, Бен, все в порядке (садится). Но на этот раз, кажется, обойдется. В мире все останется по-прежнему. Есть только один путь: грубый, примитивный но надежный. И мир уцелеет... Только одно... только одно: какой мелкой сволочью должен почувствовать после этого себя каждый мало-мальски думающий человек на Земле! Его спасли, ему снисходительно разрешили ж