сусветной честности мальчишки. Здесь полагали самым обычным делом, когда маленькие оборвыши заначивали медячок, а то и два. Йарра знал, что по крайней мере некоторые из таких же, как сам он, сирот, сшивавшихся при воротах, и вовсе исчезли бы вместе с монетой, не принеся ни сдачи, ни корзинки с едой. Брагелл ничего ему не сказал, просто отломил половину своего пирожка. И мелочь с тех пор больше не пересчитывал. А вот Иарра успел запомнить всех стражников, служивших под началом молодого старшины, и ни разу не ошибся, запоминая, что кому принести из трактира... Лес отстоял от города на целое поприще: так тоже было заведено со времен Последней войны. На кондарцев давным-давно не нападали никакие враги, но голую пустошь, по обычаю называвшуюся "старым полем", блюли свято - расчищали каждый год, выходя всем городом, как на праздник. Из-за Змеева Следа Кондар стоял несколько на отшибе, в дальнем северном углу Нарлакской державы. Его жителям нравилось считать себя чуть-чуть особенным племенем, прямыми наследниками бесстрашных сторожей приграничья. Оттого и все праздники у них были немного воинственные, берущие начало в кровавых событиях старины. Объезд Границ, состязания конницы и боевых кораблей, расчистка "старого поля"... Йарра рассеянно смотрел вдаль, потому что дорога оставалась безлюдной, а до того времени, когда ему вручат сребреник и отправят в трактир за покупками, было еще далеко. Мальчишки играли в чижа, но он не пытался присоединиться, зная, что его все равно не возьмут. Вот так и получилось, что он первым заметил повозку, показавшуюся на опушке. Дома у Йарры почитали многих Богов, но всего более - Отца Небо. Этот Бог воистину являл Свою милость в любой стране, куда бы ни переехали жить Его дети: мальчик коротко вознес благодарственную молитву, рассмотрев, что из лесу ехал самый настоящий торговец с полной тележкой товара. Если везут товар, значит, Брагелл будет собирать пошлину. А коли так, дело вряд ли обойдется без развязывания и завязывания корзин!.. - Торговец!.. - закричал Иарра и оглянулся на старшину. - Торговец! Он еще плохо говорил по-нарлакски, но это слово выучил твердо. Игравшие в чижа бросили палки и тоже стали смотреть на дорогу. Они не ожидали появления повозки, и теперь им было обидно, что смуглокожий заморыш высмотрел ее вперед всех. Они знали: Брагелл навряд ли позволит отпихнуть его в сторону. Повозкой правил крепкий седобородый старик. Сзади, среди плетеных корзин, чинно сидела пожилая женщина. Пятеро мужчин и еще одна женщина, помоложе, шли по бокам. Брагелл приветствовал горшечника и его сыновей, как старых знакомых. Йарра сразу понял, что эти люди не впервые приезжали в Кондар, им здесь верили. Сердце у мальчишки упало: молодые стражники не стали потрошить груз на повозке, просто выслушали старика, Брагелл что-то нацарапал на вощеной досочке и принял деньги. Охотника знали хуже, заставили показать и пересчитать шкурки, и Йарра воспрянул было духом, но и тут ему не повезло. Молодой охотник передал стражникам соболя и двух куниц и завязал свои мешки сам. Вот тебе и долгожданный торговец... Женщин Брагелл не стал ни о чем спрашивать. Мало ли куда и по каким делам могут ехать две почтенные женщины. Мать с дочерью, если он что- нибудь понимал. Зато двое незнакомых мужчин, пришедших вместе с горшечником, удостоились самого пристального внимания. Особенно один из них, рослый и бородатый, с длинными седеющими волосами, заплетенными в косы. Этого человека уже окружили мальчишки. Близко подойти они не отваживались, но вовсю указывали пальцами на большую летучую мышь, которая преспокойно сидела у него на плече, не обращая никакого внимания на солнечный свет. Там, где раньше жил Йарра, было полным-полно летучих мышей, но таких он еще не видал. Потом он заметил на шее у незнакомца багровый след, тянувшийся вниз, на грудь, под рубаху. И еще один такой же казался из-под края рукава, рассекая кожу до пальцев. Следы выглядели свежими. Йарра знал: такие полосы приключаются от кнута. Ему самому как-то попало на улице, когда ехали богатые всадники и он промедлил, отскакивая с дороги. Йарра отлично помнил слепящее мгновение ожога, потом жестокую, обидную боль и лихорадку под вечер. Взрослый, крепкий мужчина, понятно, ничем себя не выдавал, но Йарра догадывался, что рубцы нещадно саднили, и мысленно пожалел незнакомца. Хоть и успел повидать немало разного народа и уразумел: не всякого жалей, меньше лиха узнаешь... Рассматривая незнакомца, он лишь в последнюю очередь увидел то, что с первого взгляда заметил опытный Брагелл. Рукоять длинного меча, торчавшую у человека над правым плечом. Молодой старшина недовольно нахмурился. Парень выглядел законченным висельником. Про себя Брагелл считал, что подобных громил в Кондаре и так было плюнуть некуда. Впускать в город еще одного... Наделает дел, с кого спросят? Кто, скажут, позволил войти?.. - Я странствующий ученый родом из благословенной Аррантиады, меня называют Собирателем Мудрости, - пояснил стражнику молодой светловолосый мужчина, стоявший рядом с головорезом. - В вашем городе я собираюсь сесть на корабль и отправиться за море, на сегванские острова... А это мой слуга и телохранитель. Он из племени веннов, я зову его Волкодавом. Брагелл с облегчением кивнул, делая на пергаменте соответствующую запись. Значит, варвар-телохранитель. По мнению молодого нарлака, именно такими они и бывали. Диковатыми и неотесанными, зато способными кого угодно в землю по уши вогнать кулаком. Потом Брагелл поднял голову и встретился с венном глазами. Тот смотрел на него, усмехаясь углом рта. Стражник даже слегка покраснел, внезапно поняв, что венн, человек явно тертый, видел его насквозь. Со всеми его рассуждениями. - У нас тут, - проговорил старшина, - мирный город и добрые, спокойные люди. Сами понимаете, нам лишнего беспокойства не нужно. Вы, благородные гости, можете носить свои мечи, если вам того хочется, но они должны быть завязаны. Таков приказ государя нашего кониса. У арранта тоже имелся при себе меч, и он, наверное, им неплохо владел. Но Брагелл обращался в основном к телохранителю. Аррант кивнул. Венн даже не пошевелился. Один из стражников вынес два ремешка и деревянные бирки. Притянув ремешками крестовины мечей к устьицам ножен, парень ловко продел концы кожаных тесемок в отверстия бирок и крепко стянул, а потом обрезал. Развязать "ремешки добрых намерений", не попортив бирок, сделалось невозможно. Это не Галирад, здесь людям на слово не верили. Аррант раскрыл кошелек, чтобы должным образом оплатить пересечение городских рубежей и замыкание ножен. - Нас четверо, - пояснил он Брагеллу. - Мы с венном и женщины. - Отличный меч носит твой телохранитель, - сказал старшина. - Должно быть, это грозный боец. Как вышло, что его исполосовали кнутом? Лучший способ избежать ненужных расспросов - обратить все дело в шутку. Эврих весело ответил: - Не говори, что грозен, встретишь грозней. Ведь так, Волкодав? Венн пожал плечами и промолчал. В полдень на смену Брагеллу пришел со своими людьми другой старшина. Все как всегда. Сейчас Брагелл и ребята отправятся по домам, а Йарра, прокравшись переулками мало не через весь город, издали будет смотреть, как молодой нарлак стучит в знакомую калитку, потом входит во двор и скрывается из виду. Иногда Брагелла встречала жена, но чаще выбегал сын - мальчишка помладше Йарры. Жена обнимала Брагелла и, не дожидаясь, пока муж умоется, целовала в запыленную щеку, сынишка повисал на ногах, цепляясь за отцовскую штанину. Обоих неизменно сопровождали два больших пса халисунской породы, белые, с густой длинной шерстью, свисавшей толстыми грязноватыми шнурами чуть не до самой земли. Йарра где-то слыхал, будто от таких псов было без толку отбиваться даже дубинкой: пышные шубы гасили любой удар. Йарра никогда не подходил близко к воротам, но не из-за собак. Может быть, жизнь еще доведет его уже до полного безразличия, и он не вздрогнет, если его станут обзывать попрошайкой. Но пока еще ему было не все равно. Он только думал, что верные псы, должно быть, каждый день ели досыта. По целой миске каши да еще по косточке, на которой добрая молодая хозяйка оставляла мяса полакомиться... Племя его отца растило совсем особенных собак, которые водились только у них на Заоблачном кряже. Йарра никогда не бывал на горе Четыре Орла и не видел этих псов, именуемых "утавегу". Только знал, что они тоже были белыми. Похожими на этих халисунцев?.. Или не похожими?.. Горшечник порекомендовал Эвриху постоялый двор "Нардарский лаур", названный так по серебряной монете маленького, но крепкого и богатого южного государства. По словам старика, этот двор помещался не в самом богатом квартале, но и не где-нибудь на задворках, - недорогое, чистое, приличное место и честный хозяин: не стыдно поселиться путешествующим женщинам. Волкодав шел рядом с повозкой, которой уверенно правил горшечник. Венн поглядывал вокруг без особого удовольствия. Он не жаловал нарлакских городов с их узкими улицами, подспудно напоминавшими ходы подземелий. Деревянный Галирад был еще как-то терпим, но здесь!.. Каменные стены, порывавшиеся сомкнуться над головой. Булыжная, заплеванная и залитая помоями мостовая: вовсе надо утратить брезгливость, чтобы ходить по ней босиком! В одном месте старому горшечнику пришлось натянуть вожжи и надолго остановиться: дорогу перегородила процессия во славу Богов-Близнецов. Эти Боги не были самыми почитаемыми в Кондаре. Местные нарлаки по преимуществу славили Священный Огонь, но умный правитель строго запрещал своим подданным изгонять чуждые верования, доколе их приверженцы никому не чинят зла, а пользу городу творят несомненную. Вот и шагали, запрудив улицу, мастеровые, нищие, рыбаки и торговцы, собравшиеся на ежемесячный Постный День своей веры. Все в красно- зеленых накидках поверх обычной одежды, торжественные и опрятные. Злые языки поговаривали, будто шествия и пение гимнов помогали им в этот день забыть просьбы желудка и объятия жен. - О! - сказала Сумасшедшая Сигина и не по возрасту проворно соскочила с телеги. - Сколько народу!.. Должно быть, эти люди видели моих сыновей!.. Эврих не успел удержать ее: женщина подхватила подол и устремилась к идущим. - Вы не видели моих сыновей? - спрашивала она, одного за другим ловя добрых кондарцев за рукава и полы накидок. - Они, наверное, где-нибудь здесь!.. Вы их не встречали?.. Безумная бабка мешала людям петь и возноситься духом, размышляя о Близнецах. Одни просто выдергивали у нее рукава, другие отталкивали. Волкодаву тошно стало на это смотреть, и он отвел женщину прочь: - Твои сыновья ждут тебя где-то в другом месте, почтенная. Пойдем лучше с нами. ...С тем другим старшиной явилось к Восточным воротам двое всадников, оба при гербах государя кониса, вышитых на кафтанах. Брагелл передал им кошель с собранными пошлинами и дощечку, пояснявшую, с кого и за что. Вот он дружески поздоровался со сменщиком, передавая ему охрану ворот... Йарра приготовился проводить его взглядом, а потом незаметно пуститься следом по улице... Брагелл неожиданно оглянулся на него и поманил пальцем: - Эй, малый, поди-ка сюда! Йарра нерешительно подошел, заранее страшась, не заметил ли стражник его прогулок к своему дому да не счел ли он их непростительной наглостью. Мальчик чуть не шарахнулся, когда сильная ладонь легла на тощее плечо под рваной рубашкой. Однако Брагелл совсем не собирался ругать его. Наоборот, он спросил: - Тебе, малый, не надоело жить возле ворот? Хочешь, отведу в одно место, где тебя и к делу приставят, и брюхо к спине липнуть больше не будет? Сам Йарра еще очень плохо говорил по-нарлакски, но когда говорили другие - почти все понимал. Какое-то мгновение он смотрел на стражника в молчаливой растерянности, пытаясь понять, следует ли принимать невероятно щедрое предложение. Или все же лучше не связываться: мало ли, вдруг оплошаешь... вдруг что-то случится?.. Сомнения еще одолевали, однако Йарра уже кивнул головой. Он знал, что чудеса хоть и изредка, но случались. Этак раз в сто лет. А посему хватай удачу двумя руками - и будь что будет. Сиротская жизнь этой мудрости его уже обучила. - Ну, пошли, - сказал Брагелл и зашагал по улице прочь от ворот. Давний обычай предписывал стражникам исправлять службу в кольчугах наголо и в шлемах, застегнутых под подбородками. Чтобы, значит, готовы были тотчас сражаться, да и всякий мог видеть - не просто так люди стоят. Одна беда, головы под шлемами уставали: клепаный металл зимой холодил, летом нагревался на солнце. Потому стражники, сменившись, первым долгом расстегивали подбородочные ремни. И так над ними подшучивали в трактирах - лысеют, мол, раньше прочих мужчин. Вот и Брагелл снял шлем и понес в руке, как ведерко. Внутри был виден толстый подшлемник, повлажневший от пота. Шаг у молодого старшины был шырокий, Йарра поспевал за ним трусцой. Но поспевал. Он так и не осмелился спросить, куда вел его стражник. Иарра еще не успел превратиться в подозрительного волчонка, ждущего только пакости от всякого, кто сильнее. Половина мальчишек на его месте тут же припомнила бы жуткие россказни о торговцах рабами, готовых на любой обман, лишь бы заполучить беззащитного сироту. Йарра доверчиво шел за человеком, которого считал своим другом. Старшина обещал помочь. Значит, поможет. Эврих с Волкодавом возвращались в "Нардарский лаур", где оставили женщин. Они ходили к пристани узнавать насчет кораблей, отплывающих на сегванские острова. Новости были не особенно утешительные. Как выяснилось, единственный сегванский корабль убыл накануне и нового ждали не скоро. То есть в Кондаре придется на некоторое время застрять. А значит, понадобятся деньги. Пускаясь в дорогу, они захватили с собой вполне достаточно серебра, чтобы безбедно пропутешествовать за море и обратно. Жизнь, однако, в очередной раз доказала им: всего не учтешь. Где ж было предвидеть появление Сигины и Рейтамиры! И маленького Иннори, с которым они дожидались в Четырех Дубах, пока прибудет его мать со слугами и Кавтином!.. Входя во Врата, Эврих самонадеянно полагал, что примерно вот в это время они достигнут Островов и будут уже торговаться с отчаянным мореходом, согласным отвезти их на безлюдный клочок суши, который Тилорн до сих пор называл островом Спасения. Волкодав, помнится, благоразумно помалкивал, слушая рассуждения арранта. Спорить с книгочеями и жрецами было одинаково бесполезно. И потом, вдруг все вправду сбудется так, как расписывал Эврих?.. Аррант ведь до конца его и своих дней не отвяжется, будет смеяться. Однако про себя венн полагал: вряд ли путешествие пройдет как по маслу и они сумеют вернуться домой еще до конца лета. Чтобы судьба да упустила случай перебежать им дорожку?.. Такого, по его глубокому убеждению, просто быть не могло... - Пускай эта задержка станет нашим самым большим огорчением, - посмеиваясь, загадал Эврих. Волкодаву его смешок показался несколько деланным. Устроив Сигину с Рейтамирой и расплатившись за комнату, они отправились на пристань кратчайшим путем, минуя торговую площадь с ее диковинами и соблазнами. Известно же, как бывает, - зазеваешься, на миг опоздаешь, потом год придется волосы рвать. Но спешить оказалось действительно некуда, и по дороге обратно спутники завернули на торг. Как и полагается в большом приморском городе, на площади торговали всякой всячиной с самых разных концов света. Волкодав, правда, нашел, что торг был победней галирадского, да и сама площадь поменьше. Он сказал себе: это, наверное, оттого, что сольвеннская столица для меня стала почти своей. А здесь все чужое. Такое чужое, что даже и по сторонам смотреть неохота... Он кривил душой. Поглазеть определенно было на что. Внимание Волкодава почти сразу привлек негромкий мелодичный звон. Почему-то он тотчас вспомнил о бубенцах, которые венны нашивали на одежду маленьким детям. По вере его народа, веселый звон бубенцов состоял в кровном родстве с громом небесным, а значит, за неразумным ребенком незримо присматривал сам Бог Грозы. Опять же и родителям слышно, куда побежало дите... Волкодав прислушался как следует и понял, что звон испускали не бубенцы, а скорее нечто вроде металлических палочек, которыми любили сопровождать свои пляски мономатанцы. Будь рядом Тилорн, он объяснил бы Волкодаву, что тот последнее время просто слишком часто думал о своем племени и о таинственном венне, которого видела сперва Сигина, а потом жители Четырех Дубов. Думал и наполовину ждал встречи с ним здесь, в многолюдном КонАаре... Так или иначе, Волкодав решил уступить внезапному тоскливому желанию и обернулся, приглядываясь, а потом зашагал туда, откуда слышался звон. Скоро он увидел двоих жрецов, старого и молодого, стоявших возле резного деревянного изображения. Одеяния у жрецов были двуцветные. Справа серая ткань отливала краснотой, слева - зеленью. У старшего жреца цвета одеяния были поярче, у молодого - совсем тусклые. Он-то и звонил, ударяя маленьким молоточком в литой бронзовый знак Разделенного Круга. Начищенный знак покачивался и сиял дрожащим золотым блеском, испуская высокий и чистый звук, словно манивший куда-то, за пределы зримого мира. Что же касается резной деревянной фигуры, она изображала нищего больного, распростертого на ложе страданий. Изображение показалось Волкодаву весьма убедительным. Должно быть, жрецы неплохо разбирались в ранах, язвах и иных немочах тела, да и нищих в Кондаре было более чем достаточно... А над больным заботливо склонялись двое юношей с прекрасными, кроткими и добрыми лицами. Они были очень похожи один на другого. Старший в красном одеянии, младший - в зеленом. Их головы и руки окружало золотое сияние. Внизу доски красовалось стихотворное пророчество, без которого редко обходились образа Близнецов: Доколе со Старшим Младший брат разлучен, В пустых небесах порожним пребудет трон. Ибо всем было известно, что земная жизнь божественных Братьев завершилась очень по-разному. Старший, повоински погибший в бою, честь честью принял огненное погребение и без помехи вознесся к Отцу, Предвечному и Нерожденному. Тело Младшего, замученного жестокими гонителями, так и не было обретено. И вот уже который век знаменитое пророчество гнало по всему свету Учеников, дававших обет великого поиска, но до сих пор не повезло никому... Старый жрец заметил взгляд Волкодава и шагнул ему навстречу, смиренно протягивая куколь, отстегнутый от облачения. - Святы Близнецы, чтимые в трех мирах... - негромко произнес он приветствие-благословение, принятое у его единоверцев. - И Отец Их, Предвечный и Нерожденный, - неожиданно для себя самого ответил Волкодав. В доме его рода когда-то жил жрец Богов-Близнецов, мудрый и славный старик. Встреченный на кондарском торгу был очень мало похож на него, разве что выражением глаз. В них лучился тот же тихий свет, говоривший: этот человек никогда не будет один, хоть запри его, как Тилорна, в вонючее подземелье. У жреца между тем поползли кверху седые кустистые брови. - Скажи мне, добрый человек, из каких ты краев? Ты выглядишь нездешним. Поведай же нам, сколь отдаленных земель успел достигнуть истинный Свет?.. - Мой народ живет между вельхами и сольвеннами, на северных истоках Светыни, - сказал Волкодав. - Другие племена называют нас веннами. К нам приходили жрецы, такие, как ты. Седобородый Ученик Близнецов перешел на довольно скверный сольвеннский: - Скажи, добрый человек, много ли твоих единоплеменников приняло, подобно тебе, настоящую веру? Строят ли храмы? Волкодав медленно покачал головой. И ответил так, как не раз уже отвечал Ученикам Близнецов: - Я молюсь своим Богам, достопочтенный. Не сердись, но мой народ не воздает хвалы Близнецам. Что касается сольвеннов... Три года назад я видел в Галираде ваших жрецов. Старшего звали брат Хономер, и он проповедовал перед самой государыней. Я, правда, не знаю, многие ли прислушались... О том, каким образом ему самому довелось поучаствовать в той проповеди, распространяться, право, не стоило. Тем более что сзади к Волкодаву подошел Эврих и остановился рядом, не без враждебности поглядывая на Учеников. Венн между тем заметил, что его ответ не понравился старику. Он помедлил, выжидая, не назовет ли тот его зловредным язычником, но жрец лишь склонил голову и огорченно молчал. Волкодав же разглядел, что куколь, который тот держал в опущенной руке, оттягивало несколько монет, и спросил: - Позволь узнать, отец, почему ты стоишь здесь, а не идешь с шествием? Разве не для проповеди ты сюда прибыл? Он любил слушать проповеди Учеников. Если рассказчик попадался толковый - вроде того деда, что когда-то грел кости у очага Серых Псов, - божественные Братья представали живыми героями, мужественными, трогательными, смелыми и смешными. Какой же венн откажется послушать про таких, хоть сидя возле огня, хоть стоя в людной толпе!.. У Эвриха на сей счет было свое мнение. Венн углядел краем глаза, как скривил губы ученый аррант. - Наша вера подобна бесценному алмазу, наделенному несметным множеством граней, - ответил седой жрец. - Каждый из нас служит Близнецам как умеет, избирая ту грань, чей свет ближе его душе. Для одних это вдохновенная проповедь, для других - шествия и молитвы, для третьих - защита утесненной Истины посредством меча. А для нас с братом Никилой - смиренное служение страждущим. Некий торговец, живший здесь, во дни тяжкой болезни испытал просветление и завещал нам один из своих домов. В нем мы основали лечебницу для неимущих... - И теперь собираете на нее деньги? - спросил Волкодав. Смысл деревянного изображения сделался окончательно ясен. - Да, - кивнул жрец. - В исцелении болящих мы прибегаем к молитвенному слову, но требуются и лекарства. А кроме того, всех доверившихся нам нужно кормить, менять им тюфяки, перевязывать раны... - старец вздохнул. - Все это и заставляет нас прибегать к помощи добрых людей. Какой бы веры они ни были... Добрым человеком Волкодав себя не считал. То есть, может, когда-то он был вовсе не злым мальчишкой, но ту детскую доброту из него выколотили уже очень давно. И весьма основательно. Тем не менее он запустил руку в кошель, извлек полновесный сребреник и бросил его в куколь. Потом повернулся и пошел прочь, не слушая удивленных благословений. Что проку слушать не очень заслуженное? Да притом от имени Богов, не имеющих к твоему народу особого отношения?.. - Друг Волкодав!.. - торжественно начал Эврих, когда они отошли достаточно далеко и за спинами возобновился льдистый металлический звон. - Во имя бороды Вседержителя, которую Он наполовину сжевал, наблюдая, как Прекраснейшая купалась в ручье!.. Изумляешь ты меня временами, друг Волкодав!.. Венн ничего ему не ответил, понимая: что ни скажи, только дождешься еще худших насмешек. А Эврих продолжал: - Думается, этих двоих ты нынче же вечером застанешь в трактире, где они славно пропьют наш с тобой сребреник... - Если застану, головы поотрываю, - нехотя буркнул Волкодав. Подумал и добавил, вспомнив ветхость жреца: - Ну, может, не поотрываю... но деньгу отберу... Эврих накинул на локоть полу плаща и простер перед собой руку движением оратора, держащего речь перед всей Школой знаменитого Силиона: - Как ты думаешь, друг Волкодав, сколько Хономер платил Канаону? Или Плишке, чтобы тот разыгрывал с ним подставные бои?.. А корабельщику, который возил его из города в город?.. Не хочешь прикинуть, сколько лечебниц для бедных можно было бы обустроить даже на часть этих денег? Волкодав про себя полагал, что со старика, вышедшего с молодым сотоварищем побираться ради больных, грешно было спрашивать за чужие дела. С другой стороны, город, в котором бедняки были вынуждены гибнуть от болезней прямо на улицах, а возле ворот ждала милостыни голодная и оборванная ребятня, - такой город вообще подлежал немедленному искоренению, если только водилась в здешних Небесах хоть какая-то справедливость. В этом Волкодав был убежден нерушимо, так, что весь Силион не смог бы отговорить. Но, опять же, не старика винить: он-то силился хоть что-то поделать... - Ну а от меня ты чего хочешь? - угрюмо спросил он арранта. - Чтобы я вернулся и сребреник отобрал?.. - Я хотел бы, - чопорно ответствовал Эврих, - чтобы у меня тоже была возможность разбрасывать деньги направо и налево, если я того пожелаю. Почему только ты носишь наш кошелек? Я не ребенок и не намерен всякий раз спрашивать у тебя позволения! У них была при себе примерно половина всего серебра, принесенного из- за Врат: они ведь рассчитывали, идя на пристань, платить задаток корабельщику с Островов. И лежала эта половина в кошеле у Волкодава, ибо венн не без основания полагал, что с ним местные воришки связываться остерегутся. Как поступит просвещенный аррант, обнаружив чужую пятерню возле своей мошны? Кликнет стражу, самое большее. А варвар с рожей беглого каторжника?.. Вот то-то и оно. Волкодав полагал, что рассуждает правильно и никому не в ущерб, но выяснилось, что он в очередной раз поступал как самодур. И ему это успело порядком-таки надоесть. - На, держи! - только и сказал он, отстегивая и передавая Эвриху кошель. Он видел, что аррант слегка растерялся. Не ожидал, наверное. А может, смекнул: деньги ведь придется стеречь. Волкодаву было все равно. Душевные сомнения Эвриха, впрочем, продолжались недолго. Зоркие зеленые глаза арранта высмотрели неподалеку торговца книгами, и он устремился в ту сторону, на ходу цепляя кошель к поясу и едва не роняя его в пыль. Волкодав подошел следом за ним. Торговец оказался соотечественником Эвриха и очень обрадовался ему. Он, конечно, не знал, что родились они в разных мирах, в разных Аррантиадах. Скоро они оживленно беседовали, сравнивая между собой каких-то ископаемых философов и раскрывая посередке пухлые тома, выглядевшие так, словно их сто лет никто не читал и еще сто лет не будет. Продавец несколько раз начинал подозрительно коситься на Волкодава, пока Эврих не пояснил ему: - Это мой телохранитель. Хозяин прилавка понимающе кивнул, сказал, что ученому человеку в наше время иначе никак, и перестал обращать на Волкодава внимание. Довольно долго венн терпеливо слушал их разговор, потом тоже стал рассматривать книги. Зелхат из Чирахи, - неожиданно разобрал он на одном затрепанном корешке и насторожился, как охотничий пес, почуявший дичь. Он отлично помнил рассказы Ниилит о соседе, ссыльном мудреце и великом лекаре по имени Зелхат. Того Зелхата, правда, прозывали Мельсинским. Девчонка говорила, до ссылки он жил в саккаремской столице и был ученым советником самого шада. Однако нищий зачуханный городишко, где выросла Ниилит, как раз именовался Чирахой. Волкодав рассудил про себя, что вряд ли в клопиной дыре обитало сразу два Зелхата, пишущих книги, и взял томик с прилавка. Если окажется, что это и впрямь тот самый мудрец, книжку надо будет купить. Какую бы цену за нее ни заламывали. Деньги дело наживное, их можно и заработать. Он ведь так и не сделал Ниилит толкового подарка к свадьбе с Тилорном... Волкодав открыл книгу. Он почему-то заранее полагал, что она окажется о лекарском деле. Какой-нибудь "Родник исцеления", о котором упоминала девчонка. Однако, к его удивлению, полное название Зелхатова труда оказалось длинное и заковыристое. По-саккаремски венн читал довольно медленно, но все же разобрал: Начертание стран, земель и народов, Зелхатом Отринутым в Чирахе на закате земных дней его составленное, сиречъ записанное со слов многих отважных и достославных людей, обозревших своими глазами отдаленнейшие края подлунного мира. Начертание стран!.. Книга сулила оказаться еще полезнее, чем он ожидал. Не просто дорогим подарком для Ниилит. Тут и самому найдется что почитать!.. Волкодав перевернул страницу и тотчас уверился, что книга не поддельная. И дело было не в переплете из сарсана, водившегося только в саккаремских болотах. На листе красовалось одно из многих изобретений Зелхата: перечень глав с кратким обозрением каждой, да еще с указанием, где какую искать. Венн заглянул внутрь пухлого фолианта. Так и есть! Для облегчения поиска в углах страниц виднелись четкие цифры. Ниилит как-то рассказывала - это ее учитель первым придумал такие пометки; прежде в толстых книгах торчали десятки разноцветных закладок. Любопытство подвигнуло Волкодава заглянуть в самый конец, и он преисполнился благоговения. Двести пятьдесят четыре страницы! Сколько мудрости надо в себе носить, чтобы воплотить ее в этакий труд!.. Он сразу вспомнил, что книг ничуть не меньшей толщины Зелхат написал еще не одну. И даже не две. Венн слегка огорчился, представив, что получилось бы, вздумай он сам однажды изложить какие-то свои мысли с помощью пера и чернил. Да... Были все же пространства, которых ему до скончания жизни не обозреть... Мыш перелетел ему на запястье, понюхал пыльный пергамент и звонко чихнул, потом снова принялся рассматривать строчки. Он почти всегда так делал, когда хозяин брал в руки книгу. Наверное, зверек не терял надежды, что смешные маленькие таракашки, прятавшиеся внутри, однажды все-таки поползут. Палец Волкодава заскользил по крохотным буковкам оглавления. Встретив упоминание о племени веннов, он почувствовал, как стукнуло сердце. Вот это было уже что-то новенькое. За три года он выучился читать и даже писать на всех языках, которые знал (если этим языкам была свойственна письменность), и добросовестно разобрал от корки до корки несколько книг. Но волноваться над чьими-то записями?.. Волкодав торопливо нашел в книге нужное место... И вот тут его ждало жестокое разочарование. "А еще повествуют о так называемых веннах, живущих в непроходимой крепи лесов, - писал великий Зелхат. - Мой достойный собеседник называл их наиболее дикими и грубыми из людей. И хотя я не одобряю и не придерживаюсь убеждения, будто один народ в чем- то уступает другому, следует все же..." Читать дальше Волкодав не стал. Подобное чувство он испытал семь лет назад, когда вышел с каторги на свободу и впервые поднес к глазам зеркальце, желая посмотреть на собственное лицо. Он помнил себя улыбчивым ясноглазым мальчишкой. Из серебряного кружочка на него тяжелым, страшноватым взглядом смотрел матерый головорез, привыкший давать сдачи, когда жизнь его бьет... Как гласила веннская пословица, нечего на зеркало пенять, коли рожа кривая. Волкодав вовремя вспомнил ее и поборол искушение немедленно положить книгу назад на прилавок. Он, правда, переменил мнение о ее подлинности и успел решить про себя, что торопиться с покупкой не стоило: книга все-таки была скорее всего поддельная. Кто-то воспользовался именем прославленного ученого, чтобы подороже продать собственные бредни. Ну не мог же, в самом деле, премудрый Зелхат написать подобную чушь?.. Тилорн, по крайней мере, никогда бы себе этого не позволил, а ведь Зелхат, если верить людям, был не глупее... Нахмурившись, Волкодав вернулся к оглавлению. И спустя некоторое время вновь перестал дышать. Одиннадцатый раздел книги обещал Замечания о горах вообще и сугубо о наипаче меж прочими удивительных, именуемых Самоцветными. Дрогнувшее сердце пошло частыми глухими толчками. Волкодав сам потом не мог толком припомнить, как искал нужную страницу, - только то, что в это мгновение он успел твердо решить: покупаю. Поддельную там не поддельную. Покупаю и все. "Этот превосходящий всякое вероятие рассказ, - гласило начало одиннадцатой главы, - перенесен мною на долговечный пергамент со слов халисунца Синарка, проданного в подземные копи и выкупленного единоверцами из неволи..." Дальше этих слов Волкодаву продвинуться не удалось. - Я смотрю, - достиг его слуха веселый голос продавца, - ты так выдрессировал своего телохранителя, ученый собрат, что даже дикарь у тебя стал не чужд грамоты букв? Неужели эта обезьяна в самом деле умеет читать?.. Он говорил по-аррантски, на изысканном столичном диалекте, искренне убежденный, что понять его сможет только земляк. Волкодав бережно закрыл книгу и посмотрел сперва на одного, потом на другого. Я, значит, вам обезьяна. Лицо у него было деревянное, ничего не выражающее. - Книга, которую ты листаешь, друг мой, вряд ли позабавит тебя, - уже по-нарлакски обратился к нему продавец. - Она слишком ученая. Вот, лучше возьми "Отверзение врат наслаждения, или Сто двадцать два способа восхождения по ониксовому столпу". Наемники часто платят мне вскладчину, чтобы я почитал из нее вслух, и неизменно остаются довольны... - Да прочти ему что-нибудь, друг варвар! - засмеялся Эврих. - Иначе он не поверит! А ты на голову встань и ногами подрыгай, мысленно ответил Волкодав, но вслух ничего не сказал. Я тебе не диковинная зверюшка, чтобы меня за деньги показывать. Он отыскал глазами пустое место, где среди теснящихся корешков надлежало красоваться переплету Зелхатова труда, дотянулся и молча вставил книгу на место. Потом повернулся к лотку спиной и начал, как полагалось телохранителю, обшаривать взглядом толпу. - А говорить он у тебя умеет? - снова по-аррантски веселым шепотом осведомился торговец. Эврих неохотно отозвался: - Умеет... Они начали было снова беседовать, но разговор почему-то больше не клеился. Эврих отвечал односложно, а потом и вовсе раскланялся: - Прости, любезный, мне пора. Они двинулись прочь. Когда книгопродавец больше не мог их видеть и слышать, Эврих повернулся к Волкодаву и придержал его за руку. - Друг мой, ну пожалуйста, не сердись! - проговорил он просяще, стараясь перехватить его взгляд. - Хочешь, вернемся и купим книгу, которую ты присмотрел? Волкодав ответил ровным голосом: - Нет. Не хочу. Трактир назывался "Сегванская Зубатка", и вывешенная над входной дверью деревянная голова большой рыбы с преувеличенными зубами вполне соответствовала названию. Хозяин, правда, был не сегваном, а сольвенном, и звали его Стоум. Позже Йарра узнал, что это означало "умный, как сто человек". Брагелл с трактирщиком разговаривали на родном языке Стоума, который Иарра не понимал уже совершенно. Однако мальчик чувствовал, что сразу не приглянулся хозяину. Он попробовал посмотреть на себя как бы со стороны и решил, что Стоум, конечно, был прав. Это только отцу с мамой он был хорош всяким: и в синих пупырышках после целого дня на протоках, и в синяках, и шелушащимся после солнечного ожога. Кому еще мог понравиться немытый оборвыш, тощий, голодный, только отвернись - сейчас что-нибудь стибрит?.. - Из уважения к нашей дружбе, Брагелл, - говорил между тем Стоум. - Только из уважения к нашей дружбе я в самом деле готов был взять мальчишку для мелких поручений. Но, право, я полагал, ты приведешь ко мне... что-нибудь попристойнее... - Твоя правда, он неказист, - вежливо кивал в ответ Брагелл. Его начищенная кольчуга ярко блестела на солнце, заливавшем задний двор трактира. Йарра стоял рядом с ним, держась чуть-чуть позади, и боялся лишний раз шевельнуться. Когда двое мужчин разом повернули головы и посмотрели на него, Йарра невольно съежился, втянул голову в плечи... - Да что глядишь, Стоум, не красную девку в жены берешь! - засмеялся вдруг Брагелл. - Испытай парня. Если окажется, что он не так честен, как я тебе тут расписывал, ты всегда можешь выгнать его... - Подумал и добавил: - Да и меня больше на порог не пускать. Из кухни пахло съестным: трактир оправдывал свое название, Стоумовы стряпухи славились рыбными блюдами на весь Кондар. Сказать, что запах сводил Йарру с ума, значит ничего не сказать. Он только надеялся, что у него не слишком громко урчало в животе. Еще не хватало, чтобы услышали! "Зубатка" соседствовала с многочисленными мастерскими. И распахивала свои двери как раз когда ремесленному люду приходит охота подкрепиться, а сделанного с рассвета уже достаточно, чтобы со спокойной совестью дать себе передых. Пока Брагелл уламывал хозяина, а Йарра пытался следить за разговором, чего-то боясь до постыдной дрожи в коленках (чего, спрашивается? ведь хуже не будет?..), во дворе появился молодой парень, смотревший за порядком в трактире. Стражник и вышибала кивнули друг другу, хотя и без особой теплоты. Как старые знакомые, но не друзья. Парень-охранник важно прошелся вдоль забора, заглянул в кухонную дверь, просунулся внутрь, взял что-то и отправил в рот. Затем посторонился и шлепнул пониже спины молодую стряпуху, выскочившую за водой. Та игриво хихикнула, ничуть не обидевшись. Наконец вышибала прислушался к разговору хозяина со старшиной, понял, что речь гала о мальчишке, и воззрился на Йарру с высоты своего роста. Йарра тоже присмотрелся к нему, ведь это был человек, с которым, если все пойдет хорошо, ему предстояло делить и кров, и стол, и труды... Он сразу пожалел о насиженном камне возле ворот. И непременно попятился бы, не будь рядом Брагелла. Во-первых, это был здоровенный верзила. И под кожей у него перекатывалось нечто вроде округлых валунков, которые море ворочает на берегу. Во-вторых, он, как многие молодые нарлаки - крепкие и не дураки подраться, - одевался в кожаную безрукавку на голое тело. Нарочно затем, чтобы ревнивые соперники (а также, конечно, влюбчивые девчонки) могли как следует полюбоваться мощными мышцами и замысловатой татуировкой на груди и плечах. В-третьих, вышибала удосужился побывать в мастерской какого-то бронника и по дешевке купил там клочья ржавых кольчуг. Расправил, тщательно вычистил и обшил ими свою безрукавку. То есть, по мнению Йарры, ничего страшнее уже и придумать было нельзя... - Ладно, - сказал наконец трактирщик Стоум. И уже по-нарлакски обратился к мальчику: - Иди-ка вымойся! Тормар! Покажешь ему?.. Тормар!.. Имя у парня оказалось такое же грозное, как и внешность. Йарра затравленно оглянулся на великана, указавшего ему рукой в угол двора, где помещалась маленькая портомойня. Брагелл проводил мальчишку глазами, улыбнулся и пошел за ворота, но Йарра этого попросту не заметил. Тормар лениво достал из колодца ведерко воды и с размаху окатил новичка, не дожидаясь, пока тот разденется. Наверное, он считал возню с мальцом бабским делом, недостойным воина и мужчины. Йарра торопливо содрал через голову липнувшую к телу рубашку. Потом скинул штаны, оставшись в одной набедренной повязке и отчаянно боясь, как бы стряпухи опять не начали выглядывать из-за двери. Народ его отца почитал прилюдное обнажение непристойным. Йарре понадобилось усилие, чтобы не уворачиваться от нового потока воды, ударившего в лицо. Вышибала ненадолго скрылся в клети и наконец бросил мальчику чистую сухую рубашку: - Надевай. Торопливо повиновавшись, Йарра вывернулся из промокшей набедренной повязки, распутал ее и стал отжимать. Рубаха была, в каких бегали нарлакские мальчишки, не достигшие возраста мужества: длиной пониже колена, с короткими обтрепанными рукавами. Штанов здешняя ребятня не носила. Оно и понятно. Народ отца жил в горах, там с малолетства лазили по кручам. Здесь не то. Обноски, которые натянул на себя Йарра, должно быть, раньше принадлежали какому-нибудь пареньку раза в два толще него. Наверное, решил он, хозяйскому сыну, привыкшему к обильной еде. Ворот был слишком широк и все время съезжал на плечо, Йарра замучился его поправлять. Тормар понаблюдал за его усилиями и вдруг беззлобно расхохотался. Йарра отважился улыбнуться в ответ. Ничего страшного не последовало, и он