Потом он повзрослел и сам многое уразумел. А именно: что было хорошо для него, вовсе не являлось благом для других. Эти другие, может, жить не могли без того, от чего он, Волкодав, готов был удрать без оглядки. И были по-своему правы... Любви к городам у него с тех пор не прибавилось, И неприязнь была, похоже, взаимной. Очередное ее подтверждение, способное отравить злопамятному венну посещение прекраснейшей столицы, было получено еще за городскими воротами. Постоялый двор, куда они привели ослика (выкупанного и вычищенного, как никогда в жизни), назывался "У Ретилла" - по имени владельца. И этот Ретилл наотрез отказался поверить, что они уже заплатили за длинноухого все деньги полностью, а не обычный задаток. Не произвела на него впечатления и деревянная палочка с зарубками и хитрыми отметками каленым гвоздем, привезенная из предгорной деревни. Осанистый нарлак лишь погладил черный веник бороды и заявил арранту: - Вот что, любезный. Либо ты мне не сходя с места платишь еще четверть овцы серебром, либо прямо сейчас позову стражу - и тогда доказывай сколько угодно, что осел не краденый и палочка не поддельная. Двое громил, каждый - полтора Волкодава, ухмылялись у него за плечами. Эврих не впервые напарывался на этакое наглое корыстолюбие, подвигающее иных людей обижать странников, за которыми не ощущается могучей поддержки вельмож или родни, - а подобную поддержку люди вроде Ретилла чуют непонятно как, но всегда безошибочно. Молодой аррант каждый раз чувствовал себя словно дерьмом облитый. И придумывал на будущее десять остроумных способов посадить наглеца в лужу. Но приходило время, и Боги Небесной Горы вновь испытывали его столкновением с тупым бессовестным кровососом... и опять он оказывался беззащитен. Надо думать, появись во дворе самый распоследний итигул, ему поверили бы без разговоров. Себе дороже - связываться со свирепыми горцами! А кто вступится за одинокого странствующего грамотея, явно не брата и не свата обосновавшимся в Тин-Вилене аррантским купцам?.. Тут Эврих закономерно вспомнил про Волкодава, стоявшего рядом, и успел испугаться. Кто, кто, а он слишком хорошо знал нрав своего спутника, привыкшего вразумлять бесчестных доходчиво и без лишних затей. Ученый даже оглянулся на венна, лихорадочно соображая, как бы удержать его от вмешательства, но удерживать не понадобилось. С самого начала путешествия они договорились в незнакомых местах изображать хозяина и телохранителя; вот и теперь Волкодав безмолвно присутствовал за спиной "господина", устало глядя на потрескавшуюся, давно не мытую половицу у себя под ногами. То ли прикидывался, будто Затруднения Эвриха его, охранника, не касались, то ли понимал, как и аррант, что лишние неприятности в чужом городе были им совсем ни к чему. Лучше уж расстаться с деньгами... И только Мыш, улетевший было погонять под потолком мух, немедленно вернулся на плечо венну и защелкал зубами, воинственно надуваясь и растопыривая черные крылья. В конце концов Эврих со вздохом решил, что сегодня же вечером протащит Ретилла в своих "Дополнениях", да так, что ни один читающий путешественник больше не пожелает у него останавливаться. Эта мысль немного утешила арранта. Развязав кошель, он отсчитал нарлакского серебра на сумму, соответствовавшую местным понятиям о стоимости четверти овцы, и протянул монеты Ретиллу; - Узнаешь чеканку, добрый хозяин? Я недавно прибыл сюда из Кондара и могу засвидетельствовать, что там не принято драть с людей по три шкуры, как это делаешь ты. Содержатель двора, привыкший чувствовать за собой силу, лишь усмехнулся. - А вот за это, - сказал он, пересыпая деньги в поясной карман, - ты мне заплатишь отдельно. Ну-ка, мальчики... "Мальчики", каждый с плечами не про всякую дверь, радостно заулыбались и одновременно шагнули вперед. Эврих сообразил, что сейчас его будут бить, и потратил жизненно важный миг на бесплодные колебания: то ли предоставить обо всем позаботиться Волкодаву, то ли самому попытаться сделать что-нибудь из того, чему венн успел его научить. Позже он так и не вспомнил собственного решения. Только то, как ощутил у основания шеи жесткие пальцы и таинственным образом перекочевал за спину венну, не растянувшись на полу только благодаря начаткам все того же кан-киро. Что до Волкодава - он не стал ни хвататься за меч, ни вышибать зубы мордоворотам, хотя наверняка мог. Он просто подался им навстречу, совсем ненамного, на вершок или полтора. Но сделал это ТАК, что первый их шаг сам собой оказался и последним. "Мальчики" были не новички в потасовках: налитые силой тела замерли прежде, чем с лиц пропали улыбки. Волкодав тоже улыбнулся, показав выбитый зуб. Потом повернулся спиной и направил Эвриха к двери. Он не оглядывался, но нападать на него сзади стал бы только глупец. Ретилловы вышибалы глупцами не были. Уже перешагивая порог, Эврих все-таки не выдержал. - Не жри в два горла, Ретилл, - сказал он. - Не ровен час, подавишься. Волкодав поморщился и незаметным тычком выпихнул Арранта наружу. У городских ворот с них снова взяли определенную мзду. В других местах пошлину начисляли с товара, а в Тин-Вилене, как ни смешно, требовали деньги с тех, кто ничего не вез на продажу. Делалось это, по словам закованного в кольчугу десятника, по решению умудренных старейшин, дабы привлечь таким образом в город торговых гостей. Эврих поневоле восхитился, даже несмотря на очередной убыток, а Волкодав про себя отметил, что от него не потребовали завязать ножны. Портовым городам редко бывают присущи исключительно черты той страны, на чьем берегу они расположены. В таких местах оседают и пускают корни уроженцы самых разных краев, а значит, город украшается еще одним творением доселе неведомого зодчества, еще одним своеобычным языком... храмом еще одной веры. С этим последним - за вычетом Домов, посвященных Близнецам, - в Тин-Вилене, правда, было негусто. У себя по домам жители были вольны молиться кому угодно, но прилюдные поклонения не одобрялись. Предприимчивый народ живо сообразил, как извлечь выгоду из запрета, сулившего, казалось бы, одни неудобства. Содержатели постоялых дворов быстро договорились между собой, и теперь почти всякий заезжий мог найти пристанище, населенное единоверцами, и хотя бы маленькую, но молельню с привычной обстановкой внутри. Постоялых дворов и харчевен, где можно было на время купить себе комнатку, на первой же улице обнаружилось великое множество. Другое дело, после происшествия у Ретилла Эврих и Волкодав довольно долго не смотрели ни вправо, ни влево: слуги и хозяева, призывно кланявшиеся из дверей, все как один казались обманщиками, и не хотелось никуда заходить даже для того, чтобы поесть. Почти до полудня они блуждали по городу, осваиваясь, присматриваясь и слушая разговоры. Потом, окончательно проголодавшись, купили с какого-то лотка несколько яблок и по слоеному пирожку с сыром, которые пекли прямо здесь же, в маленькой переносной печи. И почти решили для начала сходить на пристань, разузнать, что там и как... когда Эврих вдруг обнаружил, что Волкодав его вовсе не слушает. Венн напряженно разглядывал нечто впереди. Аррант тоже посмотрел в ту сторону, но ничего особенного не увидел. - Ты на что уставился?.. - невольно забеспокоившись, спросил он Волкодава. Тот мотнул головой: - Вывеска... Через несколько домов над хлопотливой улицей вправду виднелась вывеска: могучий белый конь, влекущий сани с поклажей. - Ну и что? - равнодушно спросил Эврих. Ему резное деревянное изображение ничего особенного не говорило. - Эту вывеску, - сказал Волкодав, - я красил три года назад. - Во имя прядей Посланника, отгнивших после того, как он подсматривал за Прекраснейшей!.. - изумился Эврих. - Ты что, хочешь сказать, будто побывал здесь три года назад?.. Венн пожал плечами: - Не я. Вывеска была в другом месте. В сольвеннской стране. - Во дела!.. - восхитился Эврих, но его мысль почти сразу повернула на деловой лад: - И что, приличный человек эту харчевню держал?.. - Я тот раз остался должен ему, - сказал венн. По его мнению, лучше прославить корчмаря было трудно. Он только добавил: - Если сюда переехала не только вывеска, надо бы отдать долг. Первое душевное движение Эвриха при этих словах было совершенно недостойным. Еще трата!.. - застонал он про себя. Но тут же гневно искоренил низменную мысль и сам потащил венна вперед: - Обязательно надо зайти!.. Может быть, твой знакомый действительно перебрался на новое место!.. Опять же, если он, как ты говоришь, не такой сукин... ой, прости... не такой вонючий козел, как этот Ретилл, чтоб ему завтра же разориться... Когда они подошли вплотную и присмотрелись к вывеске, Волкодав увидел нечто, ускользнувшее было от пораженного узнаванием взгляда. Возле саней, чуть позади белого тяжеловоза, то ли охраняя, то ли подгоняя его" бежал большой серый пес. За стойкой, протирая вышитым полотенцем глиняные. кружки, стоял нисколько не постаревший Айр-Донн. И на голове у него была все та же вышитая повязка с зеленопестрым узором, принятым у восточных вельхов. Он поднял голову, когда скрипнула дверь. Опытный корчмарь никогда не пропустит нового гостя, даже если за столами вовсю гомонят и стучат ложками, а возле стойки горланит бессвязную песню ранний пьянчужка. - Благо тебе, добрый хозяин, под кровом этого дома! - громко сказал Волкодав на языке вельхов, шагая по проходу и отчего-то сильно волнуясь. - Хорошо ли бродит нынче пиво в твоих котлах?.. Айр-Донну, похоже, давненько не приходилось слышать вельхской речи от переступавших его порог. Он непроизвольно опустил ладонь на дубовую стойку, защищаясь от возможного сглаза: - Благодарение Трехрогому, в нашем доме все, как и прежде, хорошо и, по воле Его, солод не переводится... - И только потом ему словно протерли глаза, и он почти закричал: - Ты!.. О, хвала Богине Коней, вот уж кого я никак не ожидал встретить здесь, за морем... Неужели это вправду ты, венн? Он даже выскочил из-за стойки, схватил Волкодава за локти и попытался встряхнуть. Тот, немного смущенный таким приемом, только хмыкнул в бороду: - Теперь ты видишь, что мы, венны, вправду не забываем долгов и даже пересекаем море, чтобы их возвратить... - Какие долги!.. - замахал руками Айр-Донн. - Да я озолотился благодаря тебе, Волкодав! Ты видел, я даже вывеску изменил, надеясь хоть таким образом тебе отплатить!.. Хозяйское место за стойкой между тем занял проворный юноша, очень похожий на Айр-Донна, каким тот был в молодости. Сам владелец уже тащил дорогого гостя в боковую дверь и далее в замечательную маленькую комнату, какие есть во всех уважающих себя тавернах, корчмах и трактирах. Мало ли что случается в жизни, - бывает, нужно кому-то поговорить о важном за кружкой вина и дружеским угощением, да чтобы не смотрели в спину всякие чужие глаза. Вот и у Айр-Донна имелась подобная хоромина, снабженная, на случай каких-либо неожиданностей, неприметным выходом во двор и еще люком в полу - прямо в погреб. Стены были бревенчатыми, но Айр-Донн сумел сделать маленький чертог удивительно вельхским: поверх бревен до самого пола простирались занавеси, расшитые замечательным двусторонним узором, так, как умело только его племя. Корчмарь все поглядывал на незнакомца, пришедшего с Волкодавом, и венн представил его: - Это мой давний друг, ученый аррант, люди называют его Эврихом... - Подумал и с усмешкой добавил: - Он станет расспрашивать тебя, но ты не думай, он не подсыл. Он путешествует и пишет книгу, которую поставят в... в таком месте, где много книг и люди ходят читать... - В библиотеке, - пояснил Эврих, усаживаясь за стол. - Если наше странствие завершится благополучно, добрый хозяин, я действительно надеюсь увидеть мой скромный труд в библиотеке блистательного Силиона. Кажется, преследовавшие их беды временно прекратились, и он решил позволить себе невинное хвастовство. Он был уверен, что Айр-Донн понятия не имел ни о Силионе, ни о том, что такое библиотека, но вельх неожиданно заинтересовался: - Люди, значит, читают? - О да! - с жаром подтвердил Эврих. Дурное настроение, вызванное утренним происшествием у Ретилла, улетучилось без следа. - Я сам, прежде чем отправиться в дорогу, перечитал множество различных трудов, а кое- что даже заказал переписчику, чтобы взять с собой и иметь возможность освежить свою память, прибывая в иную страну... Вельх торжественно кивнул: - Спрашивай меня о чем пожелаешь, высокоученый любимец Богов Небесной Горы. Я про все расскажу тебе без утайки. Эврих запоздало понял, куда клонит корчмарь, и расхохотался: - Я обязательно превознесу в своих записях и тебя, почтенный, и твой щедрый дом, и кухню, откуда достигает моих ноздрей поистине упоительный запах... Так, чтобы все, кому случится прочесть написанное мною, непременно возжелали у тебя побывать!.. Служанки, которым Айр-Донн успел подмигнуть по дороге, уже расстилали на столе просторную скатерть, украшенную, как и занавеси на стенах, яркой цветной вышивкой. Подобную красоту извлекают из коробов не каждый день - только по особому случаю. Волкодав не стал дожидаться, пока на столе появится угощение. Он расстегнул поясной кошель и одну за другой выложил перед Айр-Донном пять серебряных монет кондарской чеканки: - Прими с благодарностью, чтобы этот долг не отягощал более мою совесть. - Принимаю и свидетельствую, что ты сполна со мной расплатился, - ответил Айр-Донн и точно так же, одну за другой, подобрал монеты со скатерти. - Хотя, если честно, венн, это я должен был бы уступить тебе половину "Белого Коня", ибо нынешнее благополучие принес мне ты. Когда ты уехал с Фителой, я про тебя ведь и думать забыл, а потом у нас в Большом Погосте знаешь что началось? Как ни приедут венны, так все только у меня и останавливаются. А галирадские!.. Ты там не встречал таких мастеров - Крапиву-бронника и стекловара Остея? - Встречал, - сказал Волкодав. - Так вот, они в тот же год с чего-то разбогатели, стали посылать туда и сюда своих коробейников: не надо кому ложечек светлее серебряных, либо же горшков стеклянных - напросвет видно, что варится? И тоже все ко мне во двор... Так и стал я во всем Погосте первый богатей! - А сюда, почтенный, какими ветрами тебя занесло нам на удачу? - спросил Эврих. - Пересечь море, это не на другую улицу перебраться! - А я на подъем легкий, - улыбнулся Айр-Донн. - Я ведь родился в повозке, когда мой отец покинул страну предков и ехал на запад, к сольвеннам. Вот и я продолжил его судьбу и не вижу в том ни удивительного, ни зазорного. В прошлом году у меня зимовали два почтенных купца отсюда, из Тин-Вилены. УЖ так звали к себе - место бойкое, город, мол, растет как на дрожжах... А почему, думаю, не попробовать? Тем более старшая дочь мужа привела, толкового парня... Оставил я им свое хозяйство в Погосте, сына с собой взял, двух кухарок с семьями, нанял в Галираде корабль - и поплыл. Купил вот домишко, радею помаленьку... Тут он явно скромничал. "Домишко" - добротный сруб на каменном подклете - стоял, между прочим, внутри городских стен и на хорошей улице, а не на выселках, как Ретиллов двор. И если там было почти пусто, то у Айр- Донна народ теснился за столами впритирку, и еще столько же, взяв свои миски, устраивалось во дворе, на свежеоструганных скамьях вдоль стен, а кому и там не хватало места - усаживались на землю. Почему так, стало ясно, как только девушки внесли угощение. Айр-Донн кормил по-вельхски, то есть умопомрачительно вкусно и в таких количествах, что впору хоть треснуть. Над маленькой жаровней курилась душистым паром свинина на прутьях, нанизанная вперемешку со сладкими перчиками и луком, а в глиняной посудине золотился местный овощ, который он использовал вместо любимой вельхами тыквы. Этот овощ, похожий на непомерно разросшийся огурец, был надрезан вдоль, очищен от семечек, наполнен рубленым сыром с маслом, яйцами и пряной зеленью, вновь сколот деревянными палочками и так запечен. А еще - вареная свекла, дышащий ржаной хлеб, квашеная капуста, свежий и соленый чеснок... Желудок Эвриха, отнюдь не удовлетворенный маленьким пирожком, издал отчетливое ворчание, аррант невольно проглотил слюну. Еда выглядела роскошной, но притом чувствовалось - никто не готовил особых блюд для хозяйских гостей, всякий мог купить то же самое, и не втридорога - за вполне пристойную цену. - У тебя, помню, яблоня росла во дворе, - вдруг сказал Волкодав. •- Ты ее срубить все сулился... - Так и сулился, потому что яблок не приносила, - ответил Айр-Донн, наливая в стеклянные чары дорогое саккаремское вино. - Сынка моего помнишь, ветку сломал? Ты еще варом замазывал?.. Это ведь он там за стойкой распоряжается... вымахал, наследник. А яблоня с того года, что ни осень - не обобраться!.. Взяв кусочек хлеба, он обмакнул его в жир и угостил Мыша, соскочившего с плеча Волкодава на краешек скатерти. Зверек охотно взял лакомство и принялся уплетать, помогая себе сгибами крыльев. Волкодав пересадил его со скатерти на деревянную дощечку, чтобы не напачкал. На другое утро Эврих проснулся поздно и с тяжелой, как земляной ком, головой. Саккаремское вино было коварным. Умываясь над бадейкой, аррант смутно припомнил, как накануне чуть ли не в стихах излагал радушному хозяину красочные подробности их с венном путешествия. Тогда ему казалось, будто говорил он необычайно легко и красиво, а слова подбирал все такие, что хоть записывай и выставляй на ежегодное состязание поэтов, подражающих старинному слогу. Теперь он тщетно напрягал память, силясь извлечь из нее хоть одну связную фразу. Не получалось: только голова сильнее болела от напряжения. Эврих уныло сделал вывод, что, видно, ничего путного накануне не изрекал. Нес, небось, все ту же чепуху, что и большинство людей во хмелю. И выглядел, скорее всего, не утонченным ценителем прекрасного, а самым обыкновенным пьянчужкой. Ему вдруг явственно вспомнился неодобрительный взгляд Волкодава, выпившего, кажется, всего одну чашу. Эврих фыркнул и тотчас сморщился от мерзкого ощущения неподъемной пустоты внутри головы. Временами Волкодав был поистине невыносим. Нет бы повеселиться как следует, от души! Все телохранителя из себя изображает... Венна, кстати, не было в комнате, которую они взяли на двоих. Только пустая, опрятно убранная постель. Эврих отодвинул узенькую заслонку, врезанную в два смежных бревна, и, щурясь на свет, посмотрел в маленькое окошко: скачет небось по двору с деревянным мечом, пугая работников и гостей... Волкодава не было видно. Его не оказалось и внизу, куда аррант спустился через некоторое время, кое-как приведя себя в порядок и натянув выстиранную служанками одежду. Людей за столами было раз, два и обчелся. Пекари и подметальщики улиц, приходившие завтракать до рассвета, уже давно трудились в поте лица, а полдень, когда налетали проголодавшиеся молодые ремесленники, еще не наступил. Айр-Донн, удивительно свежий и бодрый, стоял за стойкой и беседовал с худым жилистым сегваном, по виду - корабельщиком с Островов. Корчмарь оглянулся на Эвриха, сразу оценил его состояние, понимающе улыбнулся и дернул шнурок, уходивший в отверстие кухонной стены. Когда несчастный аррант неверными шагами приблизился к стойке, из-за дверной занавеси выплыл хозяйский сын и поставил перед ним глубокую миску наваристой янтарной похлебки и отдельно в плошке - горку вареного мяса. Эврих невольно принюхался. Пахло разварной требухой, пряностями и чесноком. - Ты кушай, кушай, - засмеялся Айр-Донн. - На шерх не смотреть надо, а глотать его поскорее. Шерх, как позже выяснил Эврих, был саккаремским изобретением. Если верить историческим трактатам, саккаремцы первыми научились делать вино, а значит, первыми постигли и муки похмелья. Эврих осторожно взял глубокую миску, отпил глоток ароматной густой жидкости... она оказалась такой обжигающей, что по всему телу тотчас разбежалось целительное тепло. Аррант покрылся испариной и протянул руку за мясом. В голове удивительным образом прояснялось, и мир больше не распадался на части. Когда миска опустела наполовину, молодая служанка, скоблившая столы, показалась Эвриху необыкновенно привлекательной. Сегван наблюдал за ним с понимающей усмешкой. Должно быть, ему самому не раз приходилось лечиться подобным же образом. - Айр-Донн рассказал мне про тебя, - обратился он к Эвриху на хорошем аррантском, когда увидел, что тот вернулся в более-менее приличное состояние и способен понимать разумную речь. - Ты, стало быть, отплыл из страны нарлаков на том пропавшем корабле Астамера? Несколько мгновений аррант лихорадочно рассматривал морехода, ища в нем возможное сходство с хозяином погибшей "косатки". Явного сходства не было, но как знать? Случается, что и у родных братьев совсем разные лица... Очевидно было только одно: вчера он наболтал-таки лишнего. И в том числе - про встречу со Всадником. Вот еще вспомнить бы, что именно он врал Айр-Донну за бесподобным угощением и роскошным саккаремским, будь оно проклято, вином... Волкодав мог бы выручить, подсказав слово- другое, но венна до сих пор не было ни видно, ни слышно. И куда запропастился?.. Эврих попробовал спрятать замешательство и довольно правдоподобно сделал вид, будто поперхнулся, дожевывая крепенький соленый огурчик. Многоопытный корчмарь правильно истолковал его затянувшееся молчание: - Перед тобой достославный Ратхар Буревестник, владелец трех кораблей, стоящих у наших причалов. И его и мой братья пали в битве у Трех Холмов, сражаясь по разные стороны, но мы с Ратхаром сами давно стали как братья. Я навещал его сегодня утром и в двух словах упомянул о твоем плавании сюда. - Надеюсь, ты не рассердишься, если я сразу заведу с тобой речи о деле, хотя это и против обычая, - слегка поклонился Ратхар. Лицо у него было гончарно-красное от загара, глаза же, наоборот, светлые, серо-голубые, с маленькими зрачками, зоркие и цепкие. - Я отплываю послезавтра с рассветом, - продолжал он, - так что время, сам понимаешь, не терпит. Я собираюсь посетить остров Печальной Березы: это мой родной остров, но на нем живет также и семья Астамера. Я хотел бы поведать его родственникам о судьбе сына. Ведь тебе, должно быть, известно, что сталось с его кораблем? Раздумывать было некогда, и Эврих кивнул: - Да... Видишь ли, нам" к несчастью, выпало убедиться, что легенда о блуждающей скале по имени Всадник - вовсе не досужие выдумки... Ратхар поднял брови и некоторое время молчал, а затем резко вскинул руку: - Хозяин, налей нам вина! О таком следует рассказывать за добрым столом и не спеша!.. От вина Эврих отказался, поскольку один вид и запах его вызывал тошноту. Зато желудок, разбуженный шерхом, внятно требовал плотного завтрака, Айр-Донн накрыл столик в углу, поставил толстую свечку и подал излюбленную пищу сегванов: хорошо прожаренную салаку с брусникой, вываренной в меду. Подобное сочетание поначалу привело Эвриха в трепет, но, отведав, он убедился: на Островах знали, что делали. Он обстоятельно изложил Ратхару всю первую часть плавания, не забыв упомянуть ни о любимой корове, ни о том, как заботливо Астамер и его молодцы наставляли в корабельных делах сироту, которого они со спутником отвозили на родину. Мореплаватель время от времени усмехался в бороду и кивал, словно узнавая призраки знакомых лиц в ароматном дымке, поднимавшемся над свечой. Когда Эврих добрался до описания рокового шторма и жуткой скалы, надвинувшейся из пронизанного молниями мрака, - сегван вскинул на него глаза, взгляд стал пронзительным. - Редко доводилось мне встречать людей мужественнее Астамера, - вдохновенно повествовал Эврих. - Когда последняя волна подхватила "косатку", он все поминал волосатые ляжки Туннворна и грозил Отцу Храмну, что оттаскает Его за бороду, если тот забудет приготовить у себя на небесах хлев для его любимицы. Он крепко держал правило, ибо не хотел запятнать себя забвением долга вождя. А его люди облачились в кольчуги и шлемы, запели боевую песню и принялись усердно грести прямо на Всадника, желая встретиться с Ним как можно скорее и так, как это пристало воителям... Слова лились нараспев, Эврих воочию представлял себе отважных героев на летящей лодье, словно выплывшей прямо из сегванской легенды, и сам почти верил в то, о чем говорил. Ему даже показалось, будто возвращалось вчерашнее хмельное вдохновение, которое он так тщетно силился вспомнить, проснувшись. Скрипнула дверь, и аррант вскинул глаза: Волкодав?.. Вошел человек в темном плаще и войлочной шапке, надвинутой на глаза. Айр-Донн поспешил к нему навстречу, но человек покачал головой и уселся за пустой стол возле выхода, обратившись к стойке спиной. Корчмарь вернулся на свое место и больше его не беспокоил. Устал путник, зашел дать отдых ногам, не гнать же его! - А ты? - неожиданно спросил Ратхар. - С твоим спутником и мальчиком- сиротой? Как вышло, что вы видели гибель корабля, но сами остались в живых? - Понимаешь ли... - замялся Эврих. - В то мгновение нас уже не было на "косатке". Мы были рядом, но плыли... как бы это сказать... сами по себе... - Значит, благородный Астамер дал вам лодку и предложил попытаться спастись, - вновь кивнул Ратхар. - Узнал? его щедрость. Однако и тебя следует похвалить. После нас, сегванов, вы, арранты, без сомнения, первейшие мореходы. Увернуться от Всадника, уцелеть в бурю на маленькой лодке, да еще добраться до берега из самого сердца моря!.. Это вам не узенький пролив переплыть. Эврих скромно опустил глаза: - Никакой моей заслуги в том нет. Хочешь - верь, хочешь - не верь, но Всадник нас пощадил. Я думаю, это из-за того, что маленький сирота был Его соотечественником. Всадник принял нас на Свое стремя, и утром мы увидели поблизости берег... Когда вернется мой товарищ, он сможет тебе подтвердить, что это не выдумки! - УЖ какие там выдумки... - Ратхар Буревестник дожевал рыбешку и наклонил голову, так что Эврих не мог видеть его глаз. Мореплаватель был немолод: волосы у него начинали редеть, отступая со лба, полуседой пучок на затылке казался хвостом облезлого лиса. - Я вполне верю, - продолжал он, - что Всадник, если пожелает, еще не такое отмочит. Много дивного совершается в мире по манию Храмна, чья премудрость соизмерима лишь с длиной Его бороды... Я склонен думать, аррант, что тут ты говоришь правду. Зато твоим россказням о погибели Астамера, уж ты прости меня, я не верю ни вот на столько... Ратхар ткнул пальцем в обглоданный рыбий скелетик и отмерил на нем ногтем один узенький позвонок. Эврих открыл рот запальчиво возразить, но сегван только отмахнулся: - Полно заливать, паренек. Я в два раза старше тебя, и я хорошо знал Астамера. Воители, говоришь?.. Да я поспорю на все свои корабли, что в Кондаре он опять набрал к себе всякого сброда, каких-нибудь переулочных головорезов, ехавших наниматься к тин-виленским жрецам... А когда появился Всадник, Астамер наверняка решил умаслить Его жертвой, и выбор, конечно, пал на вас, чужаков. Вот тут-то вас и побросали за борт... - Не совсем так, - тихо проговорил Эврих. Он глядел в стол, чувствуя, как уши наливаются малиновым жаром. - Когда Всаднику решили предложить нашу кровь, мой спутник велел мне спасать мальчика, и мы сами прыгнули в воду. Он же некоторое время дрался на корабле, чтобы дать нам время, и потом тоже выпрыгнул... сам... Ратхар снова поймал его взгляд своим, пронзительным и зорким. - А в какую сторону они гребли, когда их разбивало? - поинтересовался он беспощадно. - Уж прямо так геройски на Всадника? Или, может, прочь, выгадывая мгновение жизни? Эврих промолчал. Говорить неправду было бессмысленно. - Я тебе еще зачем-нибудь нужен? - спросил он погодя. Мучительно хотелось скрыться подальше и от Ратхара, и от чужого срама, так негаданно зацепившего его самого. Сегван взял с блюда золотистую тушку салаки, обмакнул ее в бруснику и с хрустом сжевал вместе с костями. - Нужен, - сказал он ровным голосом. - Айр-Донн тут поминал, вы с этим твоим спутником... венном, кажется? Видел я давеча в городе одного веннского парня... Так вот, вы будто бы хотите добраться на какой-то остров у Западного берега и подыскиваете попутный корабль. Верно, что ли? Эврих кивнул. - Я к тому, - продолжал Ратхар, - что это на самом деле будет раза в два подальше, чем до Печальной Березы, но я согласен вас туда отвезти. Только с одним условием. Я уже говорил, я Астамеру земляк и хорошо знаю его семью. А его самого - еще получше родственников, потому что он вечно шастал по чужим краям и почти не зимовал дома, как это пристало мужчине. Если я тебя приведу к его старикам, сумеешь ты им наврать так же занятно и красиво, как мне? Чтобы они думали, будто он вправду был храбрецом и умер геройски?.. Кому будет легче, если все узнают, что Хегг уже гонит его отмелями холодной реки... Аррант не спешил отвечать и прятал глаза. Ратхар неверно истолковал его сомнения и добавил: - Не только туда, но и обратно. Скоро осенние шторма, однако меня, я тебе скажу, люди не зря зовут Буревестником... - Я к чему, - перебил Эврих. - Кроме нас с Волкодавом, не было других свидетелей гибели Астамера, и мы ни с кем не говорили о Всаднике. Однако ты ведь сам знаешь, сколь неожиданными дорожками порой путешествует правда. Не оскорбится ли семья Астамера, если однажды проведает истину? Говоря так, он в первую очередь думал о своей книге. В "Дополнениях" все было изложено без прикрас, поступок за поступком. А ну прочтет кто- нибудь, а потом возьмет да прямиком и отправится на этот... как бишь его?.. остров Печальной Березы. Правда правдой, но не слишком ли. больно ранит кого-то твоя бессердечная добросовестность... Мелькнула даже мысль, а не переписать ли главу, вставив нечто более возвышенное? Тем более что самое главное, сведения о Всаднике и о чудесном спасении, останутся в неприкосновенности, а кому какое дело до трусов и храбрецов?.. Ратхар криво усмехнулся углом рта: - Отец и мать Астамера совсем дряхлые и хорошо если проживут еще две-три зимы. Отчего бы им не утешиться, думая, что сын хоть и скверно жил, но зато умер со славой? А остальная родня... Я бы на их месте был благодарен тому, кто дал мне сказку и приподнял мой дух, разрешив поверить в смелость и благородство! Эврих положил ладони на стол: - Хорошо. Я выполню то, о чем ты просишь, и буду надеяться, что ты также сдержишь свое слово. Когда ты велишь нам подойти к тебе на корабль?.. А может, подумалось ему, действительно переписать страницу, но без вранья: изложить все четко и сухо, просто убрав касавшееся чьего-то поведения перед лицом смерти? Как-нибудь вроде: "...к тому времени мы уже оказались в воде". Так вот и появляются записи, над которыми тщетно бьются потом поколения ученых мужей. То ли сами выпрыгнули за борт, то ли их выбросили, то ли корабль уже начал разваливаться - поди истолкуй... Человек в темном плаще не торопясь поднялся и молча вышел на улицу. Почти сразу из-за двери раздался тяжелый, мерный перестук конских копыт. Почему-то Эврих вздрогнул от этого звука. По словам Айр-Донна, Волкодав ушел в город "разузнать" и просил ждать его к вечеру. Эврих сразу вспомнил свой разговор с ним по дороге сюда, догадался, о чем скорее всего "разузнавал" его спутник, и ощущение удачи, воцарившееся после беседы с Ратхаром, мгновенно поблекло, сменившись предчувствием неприятностей. Исчезло желание сразу бежать наверх и упаковывать вещи, чтобы таким образом по-детски приблизить желанный момент отплытия. Не состоится оно, это отплытие. Не бывать ему никогда. Подняться бы в комнату и, как мечтал по дороге, заняться наконец "Дополнениями" - здесь была и скамья, и удобный стол, все то, о чем он тщетно вздыхал у костров и под кровом не ведающих грамоты племен... Эврих так и не двинулся с места, потому что мысль о работе... не то чтобы внушала отвращение, просто казалась лишенной всякого смысла. Он сам понимал, что дело тут наполовину во вчерашней пирушке, что все может еще обойтись, что уныние в любом случае рано или поздно рассеется... Как говорил Тилорн, вспоминая изречение давным-давно жившего мудреца своего мира: "И это пройдет". Даже если им придется застрять в Тин-Вилене до самой весны, он тотчас усмотрит в задержке некое благо: вот и вынужденное ничегонеделание, долгожданное время привести в порядок рукописи... Отчего же душа готова была кануть в бездну отчаяния? И разрывалась между желанием немедленно бежать разыскивать Волкодава и более здравыми помыслами, вроде того, чтобы пойти помочь слугам колоть дрова для печи?.. Пока аррант переводил взгляд с одной двери на другую, в корчму начал собираться проголодавшийся люд: стражники, мастеровые, торгованы. Свободных мест за столами оставалось уже немного, когда Эврих увидел Волкодава, шедшего к нему по проходу. Гости Айр-Донна оглядывались на него. Венн в городе, надо думать, был хорошо если еще один, а уж с летучей мышью на плече... Эврих так и сидел все за тем же столиком, перед еще теплившейся душистой свечой и блюдом с жареной рыбой, которое вдвоем с Ратхаром они так и не сумели осилить. Салака, правда, остыла, но ни вкуса, ни запаха не утратила. Волкодав сел против арранта, угостил Мыша кусочком золотистой поджарки и некоторое время молчал. - Ты как? Разузнал, что хотел? - с бьющимся сердцем спросил наконец Эврих. Волкодав неторопливо кивнул. К ним подскочила запыхавшаяся служанка, и венн сказал ей: - Принеси, милая, хлеба и молока. И еще лишнее блюдечко для моего зверька. Мыш поднял мордочку, облизнулся и протяжно пискнул, словно присоединяясь к просьбе. Получилось потешно - вельхинка прыснула и убежала. Волкодав проводил ее взглядом. Вид у него был задумчивый. - Надо было мне, наверное, остаться и огород Вароху копать, - проговорил он неожиданно. - А тебе отправляться сюда одному. Лучше все получилось бы... - Да что у тебя?.. - Ничего. Появился хлеб и кружка свежего молока. Волкодав отломил кусок мякиша и стал крошить его в блюдечко для Мыша. Зверек нетерпеливо наблюдал за приготовлением любимого лакомства: уши торчком, влажный нос так и вбирает вожделенные запахи. Эврих понял, что венн если и заговорит, то не скоро, и завел речь первым: - Тут мореход приходил, Айр-Донн хорошо его знает, доверяет ему... Ратхар Буревестник. Тебя не было, так я за нас обоих с ним вроде договорился... Волнуясь и утрачивая всегдашнюю связность речи, он поведал Волкодаву про все: и про отплытие послезавтра с рассветом, и про обещание, которое Ратхар вынудил его дать. - Хорошо, - сказал Волкодав. Он не стал порицать Эвриха за то, что тот в одиночку договаривался с сегваном, и даже не возмутился необходимостью лгать, обеляя Астамера и его ватажников. Это последнее было объяснимо, стоило вспомнить, как они вдвоем стояли перед Гельвиной, матерью Канаона. Но не выругать за самонадеянность... Разве только случилось нечто такое, что заставило его взирать на окружающее с тем же безразличием, что и Эвриха - на любимые "Дополнения"... Аррант собрался с духом и спросил прямо: - Ты что-то узнал о Наставнике воинского искусства, объявившемся в Тин-Вилене? Столик стоял в укромном углу, нарочно поставленный, подальше от любопытных глаз и ушей. Мудрый Айр-Донн поистине многое умел предусмотреть. - Да, - сказал Волкодав. - Это Мать Кендарат. Ее заманили в крепость обманом. И заставляют учить воинов для Богов-Близнецов. Она отказывалась, но ей пригрозили убивать каждый день по человеку. Сжигать живьем у нее на глазах. Все это венн произнес без малейшего выражения, и смутное предчувствие неприятностей, мучившее Эвриха, превратилось в ощущение непоправимой беды. Будь она проклята, Тин-Вилена, младшая сестра стольного ТарАйвана. Будь она проклята во имя всех Богов Небесной Горы. Будь проклят день и час, когда они решили ехать сюда и взошли на трижды неблагословенный Астамеров корабль... - Тут есть еще один человек, который нас с тобой знает, - сказал Волкодав. - Брат Хономер. Он там первый ученик Кан-Кендарат и уже сам учит других. Так что ты до отплытия сиди-ка лучше у Айр-Донна и поменьше высовывайся. Эврих чуть не закричал: а как же ты-то?.. - но вместо этого самым глупым образом спросил: - Трудно, наверное, было столько проведать?.. Волкодав неожиданно усмехнулся: - Что ж трудного... Дожидаешься подходящего человека из крепости, потом до бесчувствия напиваешься с ним в ближайшем кабаке... Эврих растерянно смотрел на него. Он ни разу не видел Волкодава сколько-нибудь хмельным и только тут учуял, что от его спутника вправду разило, как от бочки с дешевым вином. Глаза, правда, были совершенно трезвые. И походка, и разговор... Венн вздохнул, не надеясь объяснить так, чтобы он понял. На каторге случалось: надсмотрщики, забавы ради, нарочно поили невольников допьяна, а потом кнутами гоняли бегом по самым ненадежным пещерам, где в полу зияли трещины и провалы, а с потолка рушились камни. Когда такое впервые случилось со строптивым щенком Серого Пса, парень про себя свирепо поклялся: я выдержу. Я сохраню ясный рассудок и останусь в живых. И вы еще увидите, каково иметь со мной дело... - Я много могу выпить, - просто сказал Волкодав. - Ну да это неважно... - И что ты... собираешься делать? - отчего-то шепотом спросил Эврих. Венн взял за хрустящий хвостик жареную рыбешку и ответил, как о решенном: - Я пойду вызволять госпожу. Молодой аррант так и представил себе Волкодава лезущим в ночи на отвесную стену, крадущимся между крепостными зубцами... После побега из итигульской деревни он нисколько не сомневался, что у венна получится. Не может не получиться! - У жрецов отличные воины, - словно подслушав его мысли, пробормотал тот. - И глаз с госпожи не спускают. Ты вот что... Ты не мог бы завтра скрытно устроиться поблизости от ворот и встретить Мать Кендарат, если она вдруг выйдет наружу? Ты, наверное, сумеешь о ней позаботиться... Эврих нагнулся к нему через стол и яростно прошипел: - Как это выйдет наружу?.. Говори толком, варвар! Что у тебя на уме?! - Завтра я пойду туда и брошу ей вызов, - все тем же ровным голосом проговорил Волкодав. - Они увидят, что я лучше дерусь и больше достоин быть их Наставником. Они возьмут меня вместо нее. А ее выпустят. Пускай только попробуют не выпустить. - Тилорн! - со злым отчаянием сказал Эврих. - Тилорн нас ждет, чтобы подать весть в свой мир! Сколько лет он там не был?.. А ты что же, значит, хочешь все бросить? Забыл, что мы ему обещали?.. Волкодав неожиданно улыбнулся. Прежде он так улыбался только когда Мыш принимался ластиться к нему и щекотать крыльями шею, да когда Ниилит звала его вместе почитать саккаремскую книжку... да еще иногда - глядя, как играет хрустальная бусина на вплетенном в косу ремне. - Я же говорил, надо было тебе одному... Может, оно и к лучшему, что без меня с Ратхаром поплывешь... Тут ученого арранта захлестнуло темное бешенство, которое в нем, как он прежде наивно считал, было давно побеждено светом разума и больше не могло смутить его чувств. Захотелось швырнуть об стену блюдо с салакой, перевернуть стол и броситься на Волкодава с кулаками. Нельзя исключать, что именно так он и поступил бы (к немалой досаде хозяина заведения), но в это время уличная дверь распахнулась с таким треском, что все глаза невольно обратились ко входу. Стража!.. За нами!.. - тотчас пронеслась