ремени изойдет кровью уже наверняка. Упасть Эвриху так и не пришлось. Волкодав подхватил его на руки. Эврих слабо застонал и затих. Кровь толчками уходила из широкой раны внизу живота. Книги в тяжелых кожаных переплетах рассыпались по мостовой... - Соберите! - рявкнул Волкодав мальчишкам. И сломя голову кинулся в раскрытые ворота, потом через двор. Постояльцы, попадавшиеся навстречу, в ужасе шарахались прочь. Волкодав взлетел по всходу, прыгая через ступеньки, и с силой пнул ногой дверь. Ударившись о косяк, она отошла наружу, и Волкодав ворвался в комнату. Тилорн, стоявший у залитого солнцем окна, испуганно обернулся. - Спаси его, если можешь, - тяжело дыша, сказал Волкодав. Из коридора, ненамного отстав от него, появилась Ниилит. Она уже второй день трудилась на кухне, помогая то стряпухе, то судомойке. Увидев во дворе Волкодава, она сразу бросила все дела и побежала за ним. Ниилит подхватила свернутое покрывало, - то самое, унесенное из замка Людоеда, - и живо расстелила на полу. Волкодав опустил на него умирающего. Лицо Эвриха казалось прозрачным, губы посерели, и лишь на шее слабо трепыхался живчик. Тилорн уже стоял подле него на коленях. Длинные пальцы ученого коснулись лба арранта - бледного, в холодных бисеринах пота. - Спасти можно, боюсь только, мне не справиться одному, - сказал он. - Помогите, друзья... - Что делать-то? - хрипло выговорил Волкодав. - Обнимите меня. И ни в коем случае не разжимайте рук... Волкодав и Ниилит бросились рядом с ним на пол и крепко обхватили его с двух сторон. Ладони Тилорна легли на окровавленный живот Эвриха, справа и слева от раны. Сейчас будет молиться, понял Волкодав. Позовет кого-нибудь на подмогу... Он ошибся: Тилорн молиться не стал, по крайней мере вслух. Зато у Волкодава вдруг замелькали перед глазами огоньки. Так бывает, если долго сидеть на корточках, а потом сразу вскочить. Он почувствовал, как холодеют уши и нос. Тилорн забирал у него часть жизненной силы, чтобы каким-то образом перелить ее в тело Эвриха. Точно так же он, наверное, поступил и со щенком. Вот только песий малыш помещался на ладонях, а сегодня они пытались спасти человека. Волкодав хотел было оттолкнуть прочь Ниилит, но для этого требовалось высвободить по крайней мере одну руку, и он не отважился. Огоньков перед глазами становилось все больше. Ну уж нет, подумал Волкодав, стискивая зубы и чувствуя, как бежит по вискам пот. Только попробуй мне помереть. Еще чего выдумал. Я тебя для этого у жрецов отнимал?.. Где Правда ваша, Боги?.. Почему всякий говнюк, напяливший жреческое облачение, может от вашего имени... - Все, - слабым и бесконечно усталым голосом выговорил Тилорн. - Если это не помогло... Ниилит, девочка моя, посмотри... Волкодав открыл глаза. К его ужасу, рука ученого, перемазанная запекшейся кровью, слепо шарила в воздухе. Ниилит схватила ее своими двумя. - Посмотри, как он, - попросил ее Тилорн. - Ты... - начала было она, но Тилорн перебил: - Со мной ничего не случится. Взгляни, как его рана. Ниилит склонилась над Эврихом. Вдвоем с Волкодавом они приподняли арранта и стащили с безвольного тела рубаху. Волкодав отметил про себя, что Эврих дышал уверенно и ровно, и губы из серых сделались просто бледными. Аррант выглядел голодным, измученным и ослабевшим, но никак не умирающим. Волкодав нахмурился. Может, это пережитое напряжение шутило с ним шутки, давая увидеть то, что ему хотелось увидеть?.. Ниилит проворно размотала набедренную повязку арранта. Нагота больного мужчины для нее мало что значила. Широкая рана, только что зиявшая в тощем животе Эвриха, почти затянулась. Глубокая царапина, слегка сочившаяся сукровицей, - и ничего больше. Если не считать отпечатков ладоней Тилорна, выделявшихся на бледной коже, как два красных солнечных ожога. Шкурка слезет, решил про себя Волкодав... Он обернулся к ученому, и весьма вовремя: тот потихоньку оседал на пол. Волкодав сгреб его в охапку и ощутил немалое искушение влепить горе-чародею какую следует затрещину. Как ни смутно было для него сделанное Тилорном, он понял одно: прежде чем прибегнуть к жизненной силе друзей, мудрец вычерпал свою собственную чуть не до дна. - Ты что над собой учинил?.. - зарычал Волкодав. Видят Боги: будь он вполовину так зол во время поединка с двухцветным, лежать бы тому на помосте разрубленным на сорок девять кусочков. - Я тебя спрашиваю! Опять ослеп?.. - Нет. То есть я... - оправдывался Тилорн. - Несколько дней, и я буду в порядке... - Сейчас, - сквозь зубы сказал ему Волкодав. - Ты сделаешь это сейчас. Больше всего он боялся, что Тилорн скажет нет, и этим все кончится. Тилорн ведь не из тех, кого можно заставить. - Потом... - просящим голосом ответил ученый, безуспешно силясь разжать на своих плечах пальцы Волкодава. - Потом... Когда ты выспишься и как следует поешь... - Я сказал, сейчас, - повторил Волкодав. Он знал, что делает глупость, что Тилорн был прав... что такими делами тоже лучше заниматься, когда сыт и силен... Но ничего с собой поделать не мог. Только подумать, что едва начавшего оживать Тилорна снова ждала беспомощная слабость... слепота... - Я сказал, сейчас! Если он что-нибудь понимал в людях, Тилорну стало стыдно. Сообразил, наверное, что заставлять друзей заново возиться с бессильным - это уж слишком. Слабые пальцы оплели запястья Волкодава... Когда-то на руках у Серого Пса умирал человек, которого венн считал своим другом. Тоже, между прочим, аррант. Умирал, замученный непосильной работой и рудничным кашлем, выевшим легкие. Как же молил Богов Серый Пес, упрашивая взять частицу его силы и отдать двадцатилетнему старику, так и не посмотревшему перед смертью на солнце... Он и сам кашлял после побоев, но умирать не собирался. И, уж конечно, ни лечить волшебством, ни с небесами разговаривать он не умел до сих пор. Но допустить, чтобы Тилорн... чтобы он опять... На этот раз он не стал зажмуриваться и увидел, как мало-помалу прилила краска к бледным щекам Тилорна, как начали разгораться живым светом глаза. Сам он, кроме нарастающей слабости и холодка в позвоночнике, ничего особенного не ощущал. Видно, Тилорн до смерти боялся ему повредить. Вот сейчас он откроет рот и скажет: "Все, хватит". Поняв это, Волкодав покрепче стиснул его запястья и напряг, как умел, волю, силясь перелить, передать Тилорну... неведомо что... - Все, хватит, - тихо проговорил Тилорн. - Я же не упырь какой-нибудь. И отпустил руки. - А ну встань, - велел Волкодав. - Пройдись. Тилорн послушно поднялся, шагнул к окну и вернулся. - Ты и с самого начала так мог? - сидя на полу, спросил Волкодав. Вставать ему не хотелось. - Что же ты сразу-то?.. - Я... - замялся Тилорн. - Я не счел удобным... - Предпочел ехать на мне верхом, - хмыкнул Волкодав. Тилорн сперва смутился и покраснел, но потом мотнул головой. - Я думаю, друг мой, - сказал он, - это отняло бы у тебя куда больше сил, нежели обуза моего бренного тела. Волкодав презрительно скривил губы. Вставать с полу ему, однако, по-прежнему не хотелось. Собственно, он даже не был вполне уверен, что сумеет подняться. Последний раз с ним было подобное, когда он выбрался из замка Людоеда - с помятыми ребрами и в пузырях от ожогов. Тогда ему тоже хотелось только одного... закрыть глаза и спать, спать... Внезапная мысль обожгла его: если с ним такое, то что же с Ниилит?.. Он разодрал успевшие склеиться веки. К его удивлению, Ниилит была на ногах и бодро сновала по комнате. Он услышал, как в дверь постучала детская рука, и повернул голову. Ниилит приоткрыла дверь. В щели мелькнули сразу три любопытные мальчишеские рожицы, но жадное любопытство мгновенно стер ужас. Дети любят страшные сказки, любят, чтобы их слегка попугали. Но когда страшное приключается в жизни... Книги тяжело бухнули об пол, и топоток босых пяток стремительно удалился по коридору. Потом послышался голос Авдики. Молодой сегван помог Ниилит собрать книги и внес их в комнату. Внутренность комнаты больше походила на поле брани, но Авдике было не привыкать. Ниилит схватила тряпку и исчезла за дверью. Подтирать побежала, сообразил Волкодав. Там же всюду пятна - и по всходу, и во дворе, и на мостовой... Авдика проводил девушку глазами. - Да нет, ничего, - донесся голос Тилорна. - Теперь им обоим только выспаться и... Во сне все воспринимаешь как должное, и Волкодав не особенно удивился, увидев себя самою. Однако потом разглядел, что на том, другом, была больно уж смешная одежда: сплошь кожаная, не разделенная на штаны и рубаху, да к тому же неподпоясанная. - Ну? - усмехнулся неведомый гость. - Узнаешь? Волкодав молча смотрел на него, не зная, как отвечать. И надо ли вообще отвечать. Тот вздохнул, сделал какое-то движение... и перед волкодавом оказался его меч, вдетый в новенькие кожаные ножны. - Теперь узнаешь? - снова делаясь человеком, поинтересовался меч. Волкодав только и нашелся спросить: - Почему ты похож на меня?.. - А на кого мне, по-твоему, походить? - хмыкнул тот. - На Жадобу?.. - Подумал и добавил: - Если хочешь знать, мы с тобой похожи. Я тоже долго жил под землей. - Тебя положили в могилу? - сразу угадал Волкодав. - Кем он был? Меч скрестил ноги, устраиваясь поудобнее. - Он был сыном большухи рода Ежа. В двенадцать лет ему нарекли имя, и они с отцом поехали в род Скворца - просить бус у дочери тамошней госпожи. Она той весной как раз вскочила в поневу... Волкодав вспомнил беленькую девочку, одарившую его искристой хрустальной горошиной, и улыбнулся. Ей, малявочке, выткут поневу еще годика этак через три. Тогда и придет ей пора дарить ясную бусину тому, кто достоин. Вспомнит ли она случайную встречу в "Белом Коне"? Или послушает мать, которая наверняка скажет ей, что та бусина не считается? А может, все-таки не позабудет старую яблоню и Серого Пса, которого не надо было бояться? Когда-нибудь он разыщет ее... - Ежонок, понравился Скворушке, - продолжал меч. - Их хорошо принимали. Но на третий день в деревню забежал бешеный волк. Ежонок был крепким и храбрым парнишкой. Он оборонил девочку и ударил зверя ножом, но пот успел его укусить. Волкодав молча кивнул. Он видел бешеного волка и помнил, как сам чуть не умер от страха. - Он умер, и Скворушка взяла в мужья его брата, - сказал меч. - Потому что теперь у них знали - кто такие Ежи. Но прежде оба рода послали к великому кузнецу и попросили выковать меч, которого незачем было бы стыдиться и кнесу. Лучшими кузнецами всегда были мы. Серые Псы, подумал Волкодав. - Лучшими кузнецами тогда были Серые Псы, - сказал меч. - Они даже не ставили на мечах своих клейма, знающему человеку и так было ясно, кто выковал. Так я появился на свет. Меня похоронили вместе с Ежонком, и я пролежал под землей двести лет. Могилу разорил Жадоба, и в его руке я впервые попробовал крови. Он произнес это с таким отвращением, что Волкодав не удержался и сказал: - Все мечи проливают кровь. - Мечи исполняют то, для чего их ковали, - прозвучало в ответ, - Меня сделали для того, чтобы я отгонял зло. - Я тоже дрался тобой, - заметил Волкодав. Может, мне тебя... назад отнести? - Тот курган для меня - как для тебя твой прежний дом, - ответил меч. - Ты ведь не будешь больше там жить... Жалко, не я могильному вору пальцы отсек, - добавил он со вздохом. - Ладно, спасибо Создавшим Нас и на том, что дерешься ты не хуже других... Волкодав промолчал. - Мы, мечи, не любим неправедных рук, - сказал его удивительный собеседник. И вновь принял свое истинное обличье, но голос, звонкий голос узорчатой стали, продолжал звучать: - Ты сам видел, как я бросил Жадобу. А тебя не покину, пока ты меня бесчестить не станешь... Все расплылось. Волкодав перевернулся на другой бок, и никакие сны его больше не посещали. Еще не проснувшись толком, Волкодав понял, что остался в комнате один. И еще, что час был не ранний. Пахло стряпней, доносился скрип половиц, голоса, чей-то смех, время от времени - лай собак и крик петуха. Жизнь гостиного двора шла своим чередом. Вставать до смерти не хотелось, и Волкодав позволил себе редкое удовольствие: несколько блаженных мгновений между бодрствованием и сном... И тут же на него навалился кашель. Он сел, торопливо вскидывая ладони к лицу, и сразу подумал, что вчерашняя самонадеянность грозила дорого ему обойтись. Это был совсем не тот кашель, которым наказывает человека случайно подхваченная простуда. Это подавала голос рудничная сырость и темнота. Волкодав знал: еще год-два на каторге, и лежать бы ему где-нибудь в отвалах, на вековечном горном морозе. Ему повезло. Боги вывели его на свободу. Но те, чье искусство отогнало от него смерть, предупреждали, почти как кнесинка Елень: побереги себя, Волкодав. Он только кивал. Дел в жизни у него оставалось немного. Стать воином. И разыскать Людоеда. А дальше... Он провел рукой по губам и посмотрел на ладонь. Ладонь была чистая. Пока. Стало быть, вчера он все-таки надорвался. Причем по собственной глупости. Дрался на поединке. Помогал колдуну тащить с того света раненого арранта. Приводил в божеский вид самого колдуна. И все в одно утро. Жаловаться не на кого. Нелетучий Мыш спрыгнул с насеста, которым служил толстый деревянный гвоздь, и жалобно запищал, прижимаясь к груди Волкодава. Венн усмехнулся и погладил зверька, пытавшегося поделиться с ним теплом. Совсем как когда-то. - Вот так, - сказал он Мышу. - Надо будет крыло тебе поскорее поправить. Как он и ожидал, Тилорн с Эврихом и Ниилит обнаружились внизу. Они сидели за столиком возле окна, распахнутого на залитый солнцем двор, и о чем-то увлеченно беседовали. Щенок лежал на полу у ног Ниилит. Волкодав кивнул и вышел наружу. Он мылся с остервенением, раз за разом обливаясь холодной колодезной водой и докрасна надирая кожу обтрепанным полотенцем. Потом вернулся в корчму. - Ели? - остановившись у стола, спросил он своих. - Спасибо!.. - хором отозвались Ниилит и Тилорн. Эврих нерешительно улыбнулся. Он еще не взял в толк, как вести себя с Волкодавом. Венн ссадил Мыша на стол и направился к стойке. Когда-то он долго раздумывал, позволительно ли пускать зверька на стол, почитавшийся у его народа Божьей Ладонью, или следовало кормить его на полу. Потом насмотрелся, как в придорожных кабаках эту самую Ладонь били спьяну кулаком, царапали ножами, а то и попросту оскверняли... и решил, что от чистоплотного маленького Мыша ей уж точно никакой обиды не будет. Да и не с Божьей ли Ладони питалась всякая живая тварь... Служанка за стойкой стояла к нему спиной, облокотившись на гладкую вощеную доску и болтая с судомойкой, выглянувшей передохнуть. - Лес привезли с Зеленых Озер, - поясняла она подруге, видимо, пересказывая слышанное от кого-то из постояльцев. - Гуляют, говорят, страсть! Хоть бы нас обошли. Возчики тамошние... Волкодав порылся в кошеле и негромко сказал: - Сделай милость, красавица, покорми. - Господин не показывался с позавчерашнего утра, - поворачиваясь к нему, игриво хихикнула розовощекая молодая служанка, и Волкодав запоздало сообразил, что проспал почти двое суток. - Господин, наверное, был занят чем-нибудь... весьма утомительным... - Дай кружку молока, если есть, - сказал Волкодав. - Еще кусок хлеба и блюдце. - Может быть, яичницу с салом? - спросила служанка. При мысли о пузырящихся яйцах и сале, жарко шкворчащем на сковороде, у Волкодава потекли слюнки. Он мысленно взвесил свой кошелек. Деньги, что отсчитал ему Фитела, таяли медленно, но неотвратимо. - Молока и хлеба, - повторил он. - На два медяка. Держась за край когтистыми сгибами крыльев и опустив мордочку в блюдце, Нелетучий Мыш уплетал любимое лакомство: хлеб, размоченный в молоке. Волкодав жевал свою краюху, запивая из кружки. Он очень любил молоко. И всегда вспоминал, как впервые вволю напился его, выйдя из рудника. Молоко было замечательное, с роскошных горных лугов, - парное, целебное, жирное. Но что после этого делалось в его животе, отвыкшем от человеческой пищи!.. - Как ты себя чувствуешь? - спросил Тилорн. Волкодаву не надо было смотреть в зеркало. Он сам знал, что выглядит скверно. Он пожал плечами. Врать он так и не выучился, а значит, разговор следовало направить в другое русло. Он приподнял пальцем дальний край блюдечка, чтобы Мышу было удобней, и сказал: - Иголку с ниткой я купил, вино принес. Когда шить будешь? Тилорн провел рукой по бороде, и Волкодав отметил про себя, что ногти у него на пальцах почти совсем отросли. Тилорн подумал и кивнул: - Пожалуй, хоть сегодня. Волкодав молча кивнул в ответ. Не сознаваться же, что глубоко в животе вдруг стало пусто и холодно. - Позволь спросить... - осторожно кашлянул Эврих. - О каком шитье идет речь? - Речь идет о том, чтобы вот этот маленький храбрец снова начал летать, - сказал Тилорн. - У него, если ты заметил, крыло порвано. Сейчас доест, и я тебе покажу. Мыш вправду не выносил, когда его беспокоили за едой. Но вот с блюдца исчезла последняя капелька, и зверек благодушно позволил ученому растянуть на столе покалеченное крыло. Тилорн стал водить пальцем по разорванной перепонке, объясняя Эвриху, каким именно образом он собирался перекроить и составить лоскутки кожи. Эврих слушал внимательно и с явным знанием дела, только время от времени напряженно хмурил блестящие золотистые брови. - Просвещеннейший Аледан, - заметил он наконец, - советует умащивать раны, во имя скорейшего их заживления, медом. - Особенно старые и неизлечимые, - вдруг подала голос Ниилит. От волнения саккаремский акцент был заметней обычного. - А к только что нанесенным Зелхат Мельсинский советует прикладывать свежую печень, дабы ток крови не распространил лихорадку по всему телу... Она выпалила это единым духом и смущенно покраснела. Волкодав посмотрел на Эвриха и увидел, как на его лице промелькнула тень раздражения. Стоит ли, дескать, пригожей юной девушке встревать в разговор двоих ученых мужей? Девушки должны быть красивы. И хватит с них. Потом раздражение пропало, сменившись изумлением и любопытством. - Тебе знакомо имя великого Зелхата, дитя? - спросил Эврих. - Но откуда?.. Ниилит залилась румянцем гуще прежнего и даже придвинулась поближе к Тилорну, рядом с которым сидела. Не ко мне, подумал Волкодав, сидевший по другую сторону. К Тилорну. А если бы перед ней был не безобидный ученый спорщик, а настоящая, опасность. Что-то подсказывало Волкодаву, что и в этом случае она кинулась бы к Тилорну. И, пожалуй, заслонила бы его собой. Вот только Тилорн вряд ли это позволил бы. Мудрец обнял девушку за плечи, и его движение никто не назвал бы чисто отеческим. - Я читала книги благородного Зелхата... - чуть слышно выговорила Ниилит. - Наверное, что-нибудь из "Родника Исцеления"? - допытывался Эврих. - Да, и эту тоже... Тилорн улыбался с такой гордостью, как будто это он сам научил Ниилит грамоте и приохотил ее к книгам. Книги, подумал Волкодав, молча слушая, как увлеченно болтали между собой три спасенных им человека. Сам он ни одной книги в своей жизни не прочитал. А они? Штук по десять каждый, наверное. Может, даже и больше. Из вежливости они говорили по-сольвеннски, но Волкодав, знавший этот язык не хуже своего родного, в скором времени потерял нить разговора, а потом и вовсе перестал что-либо понимать. Глубоко внутри, точно хищный сом под корягой, пробудилась глухая обида. Так, наверное, обижается юный отрок, когда могучий боярин, прошедший сотню сражений, небрежно выбивает у него из руки меч и спешит сойтись в потешном поединке с равным себе по искусству. Нелетучий Мыш лежал кверху брюшком, нежась под ласковыми и осторожными руками людей. Волкодав поставил кружку на стол и ушел на крыльцо. Странно. Он никогда не завидовал богачам и знатным вельможам, у которых ему доводилось служить. Зато этим троим, которых он, вообще говоря, одевал и кормил... он был едва ли не зол на них оттого, что они запросто рассуждали о чем-то, ему решительно недоступном... Спустя некоторое время сзади пискнула дверь, и на крыльце появился Эврих. - Куда же ты ушел, благородный варвар? - весело спросил он Волкодава. - Тебе, верно, показался неинтересным наш разговор? Волкодав не ответил, но у той его половины, которая считала себя собакой, шевельнулась на загривке щетина. Эврих глубоко, с наслаждением вздохнул и сел рядом с ним на теплые, удивительно гостеприимные доски. - Какой человек!.. - проговорил он и положил руку Волкодаву на колено. - Если бы ты только знал, варвар, какому светочу знаний тебе выпало счастье служить!.. Подобные умы приходят раз в пятьсот лет, чтобы оправдать существование мира... Волкодав опять промолчал, неприязненно поглядывая на руку Эвриха на своем колене. Тот ничего не видел и не Замечал, вдохновенно продолжая: - ...И подобного человека дремучий дикарь держал в клетке и всячески истязал! Друг мой варвар, ты не знаешь, что такое неволя и пытки. Моли же своих Богов, чтобы тебе никогда... - Почему ты называешь меня варваром? - мрачно спросил Волкодав. Эврих оторопело умолк. - Я... - Он заметно смутился, на скулах выступил неровный румянец. - Поверь, я ничего плохого... Я аррант, а у нас принято называть этим словом всех, кто не принадлежит... - Ну да, - по-аррантски, со столичным выговором сказал ему Волкодав. - А также тех, кто принадлежит, но горазд только драться, пить вино и бегать за женщинами. Я не прав? Эврих неподдельно изумился: - Где ты так овладел нашей божественной речью?.. Волкодав не ответил. Эврих поерзал на месте, помолчал и наконец предложил извиняющимся тоном: - Хочешь, я тебя читать научу? - Нет! - сказал Волкодав. Эврих не удосужился для начала спросить его, был ли он грамотен. Ниилит с Тилорном он этого тоже, между прочим, не говорил. Эврих тяжело вздохнул, помолчал еще какое-то время, потом поднялся. - Я, наверное, злоупотребил твоим гостеприимством, благородный воитель, - проговорил он негромко. - Я надеюсь, ты позволишь мне забрать с собой книги... Волкодав поднял голову и хмуро посмотрел на нею снизу вверх. - И далеко собрался? - спросил он арранта. - До первого угла? Или до второго? - Я учился воинскому искусству, - обиженно выпрямился Эврих. - Я умею... Волкодав не спеша поднялся и отряхнул кожаные штаны. - Давай, - сказал он. - Показывай, что умеешь. Если живот не болит. Сойдешь мимо меня с крыльца - отпущу. ...Давай, давай, думал он, разглядывая переминавшегося арранта. Отощал в плену у жрецов и наверняка ослаб, но сложен отменно. Сразу видно, этот народ не только поколениями воспевал телесную красоту, но и старался облагородить дарованное природой... Волкодав попробовал мысленно сравнить себя с Эврихом и нашел, что они различались примерно так же, как пушистый домашний любимец - и лютый цепной зверь, которого боится даже хозяин. Кудрявый беленький песик тоже может попасть в беду, исхудать и завшиветь. Но подкорми его, расчеши, приласкай - и он прежний. А ведь, казалось бы, и клыки есть, и когти на лапах... Эврих нерешительно двинулся вниз, перешагнул ступеньку и попробовал оттолкнуть Волкодава с дороги. Венн вскинул руку, и его пальцы несильно ткнули Эвриха в шею, по обе стороны горла. - Никуда ты не пойдешь, - безразлично проговорил Волкодав. - Ты убит. Возле крыльца, радуясь дармовому развлечению, уже стояло несколько любопытных. - Как это убит?.. - отшатнулся аррант. Волкодав пожал плечами, не убирая руки. - А как по-твоему, что будет, если я хорошенько сожму? А потом дерну к себе? Эврих слегка позеленел и попытался отвести его пальцы. С таким же успехом он мог бы двигать стену. - Это нечестно, - обиделся он. - Я не успел... Волкодав кивнул. - Скажи это убийце, который там тебя дожидается. Эврих закусил губу. Венн был прав, но сдаваться юноша не собирался. К тому же он действительно знал кое-какие ухватки. Если бы вместо меня перед ним стояло соломенное чучело, подумалось Волкодаву, этому чучелу, вероятно, пришлось бы несладко. Он поймал мелькнувшую руку Эвриха и, обхватив кисть, слегка повернул ее внутрь. Аррант тихо ахнул и согнулся в три погибели, уложив голову на сгиб свободной руки Волкодава. - Опять убит, - сказал венн. В настоящем бою у Эвриха уже трещали бы позвонки. Волкодав выпустил арранта и усмехнулся: - Хоть бы через перильца высигнул, что ли. А то прешь напролом, как... Он не особенно ждал, чтобы Эврих поспешил воспользоваться советом. Но тот сразу стрельнул глазами в сторону и тем себя выдал. Молоденькая служанка, выглянувшая из дому, сперва испугалась, потом прыснула смехом: красивый молодой аррант застыл в нелепой позе, пригвожденный к резным перильцам жестким коленом Волкодава. Венн посторонился, давая девушке пройти, и не спеша выпустил Эвриха. Тот чуть не плакал от бессильной ярости и унижения. - Хватит? - спросил Волкодав. - Или еще куда-нибудь идти собираешься? - Ты... - задохнулся Эврих. - Ну да, ты сильней... И думаешь, что от этого... Ага, сильней, подумал Волкодав. Причем, намного. А еще я быстрей. И выносливей. И драться учен. Именно поэтому они до тебя не очень-то доберутся... - Поди к хозяйке, дров ей наколешь, - сказал он вслух. Добрый труд и сытная еда - вот что, по его понятиям, нужно было Арранту. Эврих с ненавистью выкрикнул ему в лицо: - Не пойду! Повернулся и убежал в дом. Волкодав вздохнул и пошел рубить дрова сам. Нравились они с Эврихом друг другу или не нравились, а лишний рот следовало кормить. Он встал возле колоды так, чтобы одновременно видеть ворота и дверь, и принялся за работу. Никто не войдет во двор незамеченным. И не выйдет. Еще не хватало, чтобы аррант, оскорбившись, в самом деле сбежал. И остался валяться где-нибудь под забором, получив в живот еще один нож. Или стрелу в затылок... Насчет черного хода, ведшего через кухню, Волкодав не беспокоился: по заднему двору днем и ночью разгуливала злющая и очень чуткая псица. Сам он подружился с нею сразу и прочно. Он умел, как учили в его роду, мысленно облекать себя в песью серую шкуру. Благодаря этой способности самые злые собаки на него не только не бросались, но даже не лаяли, угадывая вожака. Бывало и так, что он собакам приказывал, и они понимали... ...А может, я ему мстил, спросил себя Волкодав. За то, что пришлось надсесться, спасая жизнь обормоту. За то, что он умеет читать, а я не умею. Шибко умный, мол... И вообще, не забывай смотри, что ты мне по уши... что я тебя от жрецов... что ты у меня вот где сидишь... Волкодав поставил очередной чурбак на колоду и взмахнул колуном. А ну его, подумал он затем, уворачиваясь от неудачно отлетевшего полена. Пускай думает что хочет. Не буду я ничего ему растолковывать. Да и не растолкую, все равно не поймет. Я одним способом только убеждать умею... Но со двора ты у меня не пойдешь. Никуда не пойдешь. Дверь скрипела, открываясь и закрываясь, люди входили и выходили. Когда на крыльце появился Эврих, Волкодав не бросил работы. У арранта в руках не было книг. Значит, решил все же остаться. Он несколько удивился, когда Эврих пошел прямо к нему. Стараясь не глядеть на Волкодава, молодой грамотей поднял второй колун и поставил на свободную колоду чурбак. Если Волкодав что-нибудь понимал, вид у Эвриха был немного пристыженный. Кто его вразумил? Ниилит, Тилорн, Авдика или сама госпожа Любочада, выглянувшая из кухни?.. Волкодав не стал интересоваться. Наколов десятка два поленьев, Эврих положил колун, тоскливо посмотрел на свои руки и присел передохнуть. Волкодав продолжал работать. От его ладоней могли приключиться мозоли у топорища, но никак не наоборот. Они с Эврихом так ничего и не сказали друг другу. В полдень Тилорн попросил у Волкодава нож и, попробовав пальцем, убедился в его отменной остроте. Крепкие нитки из халисунского шелка вместе с тонкой иглой уже плавали в маленькой чашке, опущенные в вино. Устроившись за столиком, Тилорн взял Нелетучего Мыша на ладонь, пристально посмотрел ему в глаза, потом слегка дунул в мордочку. Светящиеся бусинки сейчас же закрылись. Зверек сладко зевнул, но, вместо того чтобы повиснуть вверх лапками и закутаться в крылья, попросту обмяк у Тилорна на ладони. Положив Мыша на чисто выскобленный стол, ученый расправил его больное крыло и, велев Эвриху придерживать, начал протирать перепонку мягкой тряпочкой, обмакнутой все в то же вино... Волкодав полагал, что успел-таки насмотреться в своей жизни всякого. Он убивал. Он спасал от смерти. Он наносил раны и зашивал раны. В том числе на своей собственной шкуре. Но при мысли о том, как отточенное лезвие вот сейчас рассечет тонкую, беззащитную кожицу Мыша... - Я... могу как-нибудь?.. - выговорил он сипло. - Ну... как тот раз... - Да нет, - сказал Тилорн. - Мы справимся, он ведь маленький. Мы, подумал Волкодав. - Мы с Ниилит, - ни дать ни взять подслушал его мысли Тилорн. И покосился на смущенную девушку: - Если бы ты знал, какие силы ей доступны... Волкодав вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Некоторое время он неподвижно стоял, прижимаясь к двери лопатками, и ждал, холодея, чтобы изнутри вот-вот раздался отчаянный крик Мыша. Такой же, как тогда, когда ему попало кнутом. Однако Мыш молчал. В комнате было почти совсем тихо, только время от времени негромко говорил что-то Тилорн. Волкодав слышал голос, но слов разобрать не мог. Он пожалел о том, что не спросил мудреца, долго ли они провозятся. Но в комнату возвращаться не стал. Между тем внизу, в корчме, нарастал подозрительный шум. Волкодав невольно прислушался, и шум ему не понравился. Для вечерней пирушки еще рановато. Значит, просто кто-то кого-то не полюбил. Бывает, сказал себе Волкодав и покосился в сторону всхода. Для того, чтобы поссориться, великого ума обычно не надо. Если сейчас еще и скамейки падать начнут... На пол с тяжелым стуком опрокинулось сразу две скамьи. Послышался истошный визг служанок, невнятный мужской рык и глухие шлепки, какие производит кулак, с маху врезавшийся в тело. Волкодав вздохнул, нахмурился и пошел на шум. У госпожи Любочады было двое здоровенных работников, но нарочитой охраны она не держала. Ее постоялый двор любили и знали. У нее останавливались торговые гости и при них - оружные, умеющие драться ватажники. Всегда найдется кому унять забияк, выставить вон не в меру расходившегося буяна... Волкодав еще не успел достичь лестницы, когда навстречу ему, подхватив подол, опрометью взлетела перепуганная служанка. Та самая, что сватала ему яичницу с салом. За девушкой, ругаясь, гнался незнакомый мужчина, крупный, сивобородый, раза в два старше самого Волкодава. Бес в ребро, хмыкнул тот про себя. Давай, приятель. Попугал девку, и будет. Теперь меня пугай. Заметив венна, служанка пискнула и спряталась у него за спиной. У ее преследователя поблескивал в кулаке нож, а на поясе висел свернутый кнут. Возчик, сообразил Волкодав. Из той ватаги, про которую он слышал утром в корчме. Вообще-то он был не против молодецких потех. Хотя сам в них участия не принимал никогда. Если такой уж зуд в кулаках, почему бы, в конце концов, по доброй охоте и не почесать их друг о друга. Но чего ради при этом крушить скамьи и переворачивать столы, топча по полу добрую еду и пугая людей? А уж гоняться с ножом за девчонкой - это вовсе ни в какие ворота не пролезало. - Остынь, - посоветовал он мужчине. Волкодав не очень надеялся, что тот послушает, и заговорил больше в знак того, что убивать задиру не собирался. Возчик ринулся на него, грозя ножом. Широкоплечий бугай, захмелевший ровно настолько, чтобы Светынь была по колено. Не удивительно, что девочка бежала, как от смерти. Волкодав и сам испугался бы. В давно прошедшие времена. Он не стал бить - просто без большой спешки отступил в сторону и чуть-чуть подправил буяна за рукав, чтобы тот уж точно не промахнулся лбом мимо стены. Бревна оказались крепче. Врезавшись в них с разбегу, возчик обвалился на пол и остался лежать. Так ли я использую твою науку, Мать Кендарат?.. Волкодав поднял укатившийся нож, снял с забияки пояс с ножнами и все вместе отдал служаночке: - Побереги для меня. Оружие, отобранное в драке, по праву переходило к отнявшему. Что с бою взято, то свято. Оседлав оглушенного возчика, Волкодав сноровисто обмотал ему запястья длинными завязками от его же собственных башмаков. Чтобы не мог ни высвободиться, ни встать. Оставив его на полу, венн пошел к лестнице. Он сразу увидел внизу Авдику и Аптахара. Отец с сыном держались вблизи стойки, не подпуская разгулявшихся молодцов к кухонной двери, за которой, как все хорошо знали, сохранялись запасы выпивки и еды. И прятались молоденькие стряпухи. Двое сегванов действовали ловко и слаженно - любо-дорого поглядеть. Авдика заметил Волкодава и обрадованно махнул ему рукой. За городскими стражниками наверняка уже побежали, но, пока суд да дело, любая подмога кстати. Подумав немного, Волкодав спустился вниз, но от лестницы далеко отходить не стал. Еще не хватало, чтобы буяны забрались наверх и начали безобразничать, пугая жильцов... Между тем ко всходу устремился крепкий парень, нисколько не уступавший Волкодаву ростом. Наверное, решил разузнать, куда это запропал пустившийся за девчонкой приятель. А может, просто увидел нового человека и на всякий случай решил для начала влепить ему между глаз?.. Волкодав знал свою внешность. Трезвые люди обычно остерегались с ним связываться. Пьяные же, наоборот, принимались его задирать. По крайней мере, когда видели его впервые. Он давно отчаялся понять почему. Волкодав перехватил кулак, устремившийся ему в лицо, и слегка провел детину вперед, помогая потерять равновесие и опереться подмышкой на выставленное плечо. И отправил возчика мимо себя в проход между лестницей и столами, хорошенько приложив об пол. В бою он, пожалуй, грохнул бы парня о ступени и наверняка сломал ему спину, но нынче боя не было - обычная потасовка. Ему случалось подрабатывать вышибалой в придорожных корчмах. Местные драчуны довольно быстро усваивали, что кулаками махать лучше где-нибудь в другом месте. Хотя ни одной проломленной головы на его счету не было. Волкодав по-прежнему держался у лестницы, решив ее постеречь. И правильно сделал: спустя некоторое время поверженный возчик зашевелился на полу и начал вставать. И не просто вставать. Рука его упорно тянулась к ножнам на поясе. Удивительное дело, вздохнул про себя Волкодав, ну почему большинство людей воображают, что делаются вдвое значительней и грознее, стоит им схватиться за нож?.. Волкодав успел бы убить парня тридцать три раза, пока тот вставал. Причем голыми руками. Ладно, пусть идет, ежели ума нет.... И тот пошел, безбожно ругаясь и - как казалось ему самому - очень умело метя снизу вверх нешуточных размеров ножом. Вот такие детинушки и творят в пьяном угаре неведомо что. А когда улетучивается хмель и настает пора отвечать, ревут белугой и сами ужасаются собственным лиходействам. Которых и припомнить-то толком не могут. А жалостливый народ с готовностью роняет слезу и просит судей не брать греха на душу, не губить саженное "дитятко", молодость его пожалеть, не бесчестить родительские седины. Положим, тот, связанный наверху, успел бы сцапать служанку... Увечить громилу Волкодав все же не стал, хотя и считал, что следовало бы. Он выгнулся в сторону, уходя от удара (а был бы не так проворен, получил бы все шесть вершков железа прямо в кишки), после чего перегнул парню локоть и подхватил выпавший нож. "Черно-белая ласточка пьет на лету из горной реки". Возчик взвыл от боли и попытался достать венна кулаком, но короткое движение обеих рук вновь угомонило его на полу. Теперь уж надолго. Волкодав снял с пришибленного возчика пояс и забросил его наверх лестницы, откуда уже неслось неразборчивое рычание связанного. Венн видел, как из потемок коридора выглянула бледная растрепанная служаночка и забрала ремень. Интересно, сколько поясов она соберет, покамест наконец не явятся стражники. Или они не всюду поспевали так споро, как тогда в мастерскую Вароха, за мнимым Жадобой?.. Он судил несправедливо. Едва он успел подумать о стражниках, как они с топотом ввалились внутрь через кухню: видимо, с улицы, по которой они прибежали, так было быстрей. Их примчалось не меньше десятка, все молодые, крепкие и настроенные решительно. Гуляк вынесло во двор, точно волной. Волкодав проводил глазами тех и других и подумал, что теперь уже дело как-нибудь завершится и без него. Он повернулся ко всходу, собираясь подняться наверх и проведать, как дела у троих лекарей... И остановился, холодея от самого настоящего страха. Драка ненадолго отвлекла его; а вдруг там... а вдруг Мыша уже... В это время со двора послышались крики. В криках звучала злоба и боль, и Волкодав оглянулся. Выкрики сопровождались громкими хлопками, которые мог производить только кнут. Кнут, заносимый многоопытной и умелой рукой. Волкодав нахмурился. Потом мрачно сжал зубы и пошел на крыльцо. Кнутов он очень не любил. И когда под кнутом кричат - тоже. Во дворе действительно оборонялся один из пьянчужек. Взятый стражниками в кольцо, возчик не подпускал их к себе, стращая тяжелым длинным бичом из тех, что даже на щите оставляют отметину. Пьяный или трезвый, владел он им как собственной рукой. Стражники, конечно, могли бы смять его числом, но для этого кто-то должен был шагнуть первым. И получить как следует. Кровавую полосу через все брюхо, если не выбитый глаз. Все это понимали, и желающих было немного. Вот отскочил в сторону Аптахар и тяжело сел наземь, ругаясь по-сегвански и по-сольвеннски: на его штанине возле колена проступила кровь. Авдика тоже помянул волосатые Хегговы шульни и кинулся было мстить за отца, но граненый конец кнута тут же разорвал рубашку на его боку. Молодой сегван закричал в голос и, упав, поспешно откатился прочь. Аптахара и Авдику Волкодав считал своими друзьями. Не особенно близкими, но все же. Он увидел, как один из стражников поднял с земли лук и потянул из тула стрелу. Волкодав молча пошел вперед, и стражник опустил лук, а остальные заинтересованно обернулись. Возчик явно способен был снять кнутом слепня с уха любого из своих упряжных коней, не потревожив при этом ни шерстинки. Стегал ли он когда-нибудь самих коней, подумал Волкодав. Нет, вряд ли. Наверное, он их любил и берег. В Самоцветных горах надсмотрщики, случалось, тоже баловали приблудившуюся живность... Волкодав почувствовал, что звереет. Он понимал, что сейчас опять сделает глупость, но эта мысль прошла каким-то краем сознания, а ноги уже несли его вперед, навстречу громко щелкавшему кнуту. Бывало, надсмотрщик выходил на поединок с крепким рабом, не имея иного оружия, кроме кнута. И этого обычно хватало. Если бы возчик был менее пьян, он, возможно, присмотрелся бы к лицу Волкодава и удрал без оглядки. Но он присматриваться не стал. Он расхохотался и стегнул венна кнутом. Вернее, то место, где венн был мгновение назад. Волкодав уже летел к нему, распластываясь в прыжке. Левая рука, выброшенная вперед, мертвой хваткой стиснула кнутовище. Между тем как правая сложилась в кулак и... Перед его умственным взором предстала маленькая старушка верхом на смирном, мышастого цвета ослике. Она строго смотрела на Волкодава и грозила ему пальцем, укоризненно покачивая головой. Венн остановился, понимая, что был очень близок к убийству. Еще хуже, чем тогда, на причале. Что-то жуткое рванулось наружу и, остановленное у самого края, снова уползло в потемки души. Стыд и срам. И наука на будущее. Кажется, один только возчик так и не понял, что едва не погиб. Ему, правда, было ос