алу логической цепи. - О чем я мог донести на него?" Вопрос был риторическим, не требующим ответа. Ошибка, недоразумение... Впрочем, ответ пришел - в форме шутки. Можно было бы "заложить" офицера КГБ, поведав миру о том, что он продавал по молодости порножурналы, то ли взятые им с обысков, то ли действительно привезенные его друзьями из-за кордона. Да, в свое время за подобные шалости били. Но, к счастью, это время ушло давно и безвозвратно. Или рассказать Верке про загадочную "Марину", которой так дорожил любвеобильный Саша? Андрей улыбнулся. Настроение улучшалось. Он осторожно доел бутерброд, жуя на той стороне рта, где нет зубного протеза, и родил новую версию. Предположим, неприятности действительно существуют только в Сашином воображении. И при этом он никакой не параноик, одолеваемый манией преследования. Как такое может быть? Вся разгадка в алкоголе. Стоит Саше выпить, и он сразу становится психом - временно, пока не проветрится. Есть у него это интересное свойство, никуда не денешься, случай с проходным двором и скамейкой - отличное подтверждение. Вообще, существует очень четкое деление: одни люди, как выпьют, становятся добренькими, другие - злыми и неприятными. Этот человек относится к третьим. Когда пьяный, он не злой, не добрый, а чокнутый... Андрей принял, наконец, таблетку аспирина и встал, готовясь покинуть кухню. Его наполняло тихое удовлетворение. Вероятно, первопричина случившегося найдена, ибо последняя из сформулированных версий наиболее убедительна. И лучшее решение в сложившейся ситуации - просто не иметь с Сашей никаких контактов, если тот хоть чуть-чуть выпивший. По его голосу, кстати, легко определяется степень трезвости, так что пусть он только попробует еще позвонить... Андрей вернулся в спальню, уверенный, что все кончилось, лег на двуспальную супружескую кровать и... Заснуть он так и не смог. А ведь Саша угрожал, причем, осмысленно, трезво! Какую "кражу" он имел в виду? Неужели - ту? Но чем в той истории можно угрожать?! Мысль снова завертелась волчком. И Андрей завертелся, стремительно потея под пуховым одеялом. Да, была кража, так давно, что пострадавшая семья благополучно об этом забыла. В минувшем марте. Если отсчитать в обратную сторону три сезона: осень, лето, весна, то получится - ровно девять месяцев назад. Очень символично - "девять месяцев"... И монета существовала, но ведь никто этого не скрывал. "Про монету, - говорит, - я тоже знаю..." Ну и что, все знали. Какой смысл вкладывал Саша в свой зловонный портвейный шепот? Псих, он и есть псих. Монета хранилась у родителей, выполняя роль семейной реликвии. В каждой семье должна быть реликвия, и в этой была. Вероятно, ценная, хотя никто с ней специально не определялся. Бабуля, пока была еще жива, показывала ее какому-то специалисту из отделения нумизматики в Эрмитаже. Посторонних туда не очень-то пускают, только по пропускам, но бабуля, естественно, проникла. Без приглашения, без какой-либо самой завалящей рекомендации, прямо с улицы - сокрушительная была женщина, мир праху ее. "Бабуля" - это бабушка по папиной линии. Или иначе "Баба Уля", потому что имя носила такое забавное, как в романах - Ульяна. (По маминой линии, к сожалению, родственников не сохранилось, война и блокада над этим поработали.) Так вот, баба Уля нашла специалиста и проконсультировалась. Сказали ей немного: монета, мол, немецкая (это было и так известно), семнадцатый век, вероятно, особого выпуска, посвящена Вестфальскому мирному договору, если судить по дате "1648" и по латинской надписи "DOMINE CONSERVA NOS IN PACE", что означает "Господи, сохрани нас в мире". Монета, мол, редкостно сохранилась, просто идеально, степень сохранности можно оценить как высшую. Термин даже такой есть - "зеркальный блеск". Никаких дефектов, значит, и, кроме того - из первой сотни отчеканенных экземпляров, которые по особенному должны блестеть. Что касается ценности данного экземпляра, то этот вопрос нуждается в специальном изучении. И вообще, - огорчили бабулю, - что-то конкретное можно сказать, только перелопатив кучи спецлитературы с целью отыскать аналоги. "Так что не оставить ли вам, милая дамочка, вашу реликвию у нас, и не извольте волноваться, все под расписку, с возвратом..." Специалист, который тоже был дамочкой, долго семенил позади удаляющейся бабы Ули, умолял повторить ее имя и фамилию и обязательно, всенепременно придти завтра. А та была уже полностью удовлетворена. Потому что наглядно убедилась: семейная реликвия действительно имеет ценность, не подделка, ВЕЩЬ. И никуда больше не пошла. И сын ее с невесткой (то бишь родители Андрея), в свою очередь, никуда с монетой не ходили. Зачем? Лежит себе, и пусть лежит. Все равно ведь продавать не будем, поэтому ее ценность в денежном выражении знать совершенно ни к чему. А если консультироваться направо-налево, то наверняка вляпаешься в какое-нибудь дерьмо - это очевидно. Показывали диковинку гостям и знакомым, рассказывали на работе, хвастались в узком кругу дилетантов- обывателей, и достаточно. Дед (муж бабы Ули), тот вообще никогда и никому из посторонних не говорил о существовании монеты. И всему семейству строго- настрого запретил разевать на эту тему рот. Наверное, боялся, что дойдет слушок до компетентных органов, а уж <органы-то> смекнут - если хранишь дома немецкие деньги, неважно, что средневековые, значит, враг народа. Пуганый был старичок, хоть и дошел в Отечественную до Берлина. Пока он не умер, требование его выполнялось, но потом, когда не стало деда, - "оттепели" всякие пошли, "застой", ума у людей совсем не осталось. Вот и жена его верная не послушалась, потащилась в Эрмитаж консультироваться. Собственно, монету привез дед. Из Германии, в качестве военного трофея. Рассказал, что ему один фриц подарил, которого он от смерти спас. В Глогау, небольшом таком городишке, который когда-то был крепостью. У этого фрица якобы было много разных монет, он оказался из династии знатных чеканщиков - родом из Байрейта. В его родном городе сохранился монетный двор, местная достопримечательность... Хотя кто его знает, как там на самом деле получилось. Байрейт (тьфу, не выговорить) был в западной оккупационной зоне, а Глогау - в нашей, советской. Может, "спасти от смерти" означало, что фрица просто-напросто пожалели и не застрелили? Может, вообще его не спасли, а как раз наоборот - после чего поделили добычу среди всего взвода? Так или иначе, но подарок получился со смыслом. Вестфальский мир, окончание Тридцатилетней войны - это точка отсчета, с которой началась новая Германия, это символ возрождения германского духа. Немец-чеканщик, очевидно, прекрасно понимал, что он дарил русскому солдату (если, конечно, был в тот момент жив). Вот такая красивая история. Настоящая семейная легенда, пригодная для развлечения редких гостей. Впрочем, красота осталась в прошлом, а в настоящем - только досада. Была монета, и нет монеты. Кража. Этой ли кражей пытался угрожать Саша? А какой еще? Итак, в марте: кто-то вошел к родителям в квартиру, когда хозяева отсутствовали, будто знал, что никто не помешает, открыл дверь легко и свободно, будто обладал ключом, взял только монету, ничего, кроме монеты, причем, не искал ее, шаря по шкафчикам и ящичкам, а просто взял и ушел. Неужели кто-то из своих - друзей, знакомых или родственников? "Боже, какая пошлость!" - говорят в подобных случаях интеллигентные люди. Грязь. Во всяком случае, милиция именно так и решила, что инцидент исключительно внутрисемейный. Пусть они сами друг с другом и разбираются, здраво рассудил перегруженный работой капитан из районного отделения. Фамилия оперуполномоченного, на территории которого находилась родительская квартира (Кировский район), была Кивинов - Андрей запомнил, потому что несерьезная какая-то фамилия, книжная. Так что прав был Саша, упомянув об отказном деле. Но ведь от друга Саши, кстати, тогда ничего и не скрывали! Наоборот, Андрей звонил ему, советовался, как правильно вести себя с равнодушными, ненавидящими работу ментами! А он, видите ли, "специально нашел милицейский "отказник", параноик чокнутый. Очевидно, пьяный блеф, чисто гебешная привычка - по поводу и без повода намекать, что "нам все известно". Кивинов, впрочем, ничего был оперуполномоченный, не похож на обычного мента - интеллигентный, вежливый. Да, его рука не дрогнула, выписывая сакраментальную фразу: "В возбуждении уголовного дела отказать", но возмущенным потерпевшим потом объяснили, что по-другому и быть не могло. Не потому, что опер плохой, опер как раз хороший, лучший на всей улице Стачек, а просто работа у них такая... Андрей перевернул одеяло - взмокшей стороной вверх, сухой к телу. Аспирин действовал, и вместе с потом из тела уходила тяжесть. Воспоминания также становились легкими, воздушными, и оттого еще более своевольными, вопросы и ответы принципиально не желали упорядочиваться. Андрей с удовлетворением понял, что сейчас заснет... Когда включилась радиотрансляция, он вздрогнул. Играл гимн. На низшем уровне громкости, но в атмосфере полного отсутствия звуков это слабое мурлыканье оказалось взрывом. Шесть утра. Гадство, с вечера забыли повернуть ручку громкости до конца. Ведь почти уже спал. Скорее, а то мать проснется... Он встал, переполненный злостью. И очень кстати пришлись мысли о милиции - те, с которыми он расстался несколько мгновений назад! Почему бы не позвонить в дежурную часть и не попросить защиты от сбрендившего офицера спецслужб? Лучше не попросить, а потребовать. Лучше не звонить, а утром сходить ногами и оставить заявление. Есть же на свете хоть кусочек правды, хоть капелька здравого смысла! Когда Андрей спешил по коридору, щелкая повсюду выключателями, он окончательно проснулся. Причем здесь милиция? Именно, что здравого смысла на свете слишком много, и большая его часть концентрируется под форменными фуражками. Да если притащиться с таким заявлением, тебе в лицо рассмеются и похвалят за отличную шутку. А если будешь настаивать, на тебя обидятся, потому что хорошая шутка - короткая шутка. Или вида не подадут, привычные к каждодневным визитам всевозможных идиотов, но взгляды у профессиональных слушателей сделаются тоскливыми-тоскливыми, стоит только завести речь, например, об ирреальном состоянии, в которое погружал тебя твой собственный страх. Зато этот чертов Саша, как узнает, что ты его "заложил" по- настоящему, снова напьется и явится в гости с пистолетом, чтобы уже не уйти просто так... "Что-то я упускаю из виду, - подумал Андрей, обесточивая гимн. Музыкальная миниатюра оставила спящую квартиру в покое. - Что-то я не учитываю, что-то все время забываю..." Нет, вовсе не те гадостные намеки, которые гость позволил себе в отношении Зои. Хотя (Андрей поморщился), эта заноза тоже болит, торчит в голове постоянно. Зоя в Пскове, здесь не о чем думать - нет, не это! Что тогда? Ирреальное состояние, ТЕ ОЩУЩЕНИЯ... Андрей побрел обратно. "Мне просто стыдно, - сказал он себе. - Мне просто было очень плохо, мне никогда раньше не было так плохо..." 5. МЕЖДУ СНОМ И ЯВЬЮ Суета, не вмещаясь в прихожей, щедро плескалась по всей квартире. "Стой, не крутись! - командовала мама Андрея, она же бабушка Алисы. - Давай руку! Руку давай, а то опоздаем!" Ребенка собирали в садик, привычная сценка. Ребенок капризничал и что-то отвечал бабушке - настойчиво повторял какое-то слово. А может, фразу. Понять - вот так, с ходу, - было непросто, потому что Алиса торопилась и нервничала. Бабушка и не пыталась понять, целиком сосредоточившись на сборах, она тоже торопилась и нервничала. "Головку подними, лисенок! Посмотри, где лампочка? Ну, где лампочка?" Ага, уже надевали шапку, тесемочки завязывали. Андрей подсветил часы: ничего страшного, успевают. До садика нужно не идти, а ехать на автобусе - пять остановок. Ох, время, время! Завтрак в садике - в восемь, опаздывать нежелательно... Он прислушался и разобрал: "...Ка-яя?.." - все более отчаиваясь, спрашивала девочка. Назревали слезы, бабушка, наконец, обратила на это внимание. "Что ты хочешь, лисенок?" "Ка-яя!" "ЯЯ - значит ЛАЛА, - машинально перевел Андрей, - букву "Л" мы пока не говорим. КАЛАЛА - значит, СКАЗАЛА..." - Что сказала? - с максимальным терпением уточнила бабушка. - Кто сказал? Кому? - Папе. - Что папе? Папа спит, не надо его будить, у него головка бо-бо. "Еще как бо-бо!" - согласился Андрей. Всего ничего спал. Еще половина восьмого. - Нет, папе! - Тихонечко, у тебя все получится, - помогал ребенку ласковый голос. - Попробуй сказать по-другому, как тебя дядя Ефим учил? Только тихонечко. Алиса шумно вздохнула, сосредотачиваясь. - А папа жнаит? "Знает", - мысленно поправил ее Андрей. С буквой "З" у нас тоже пока нет дружбы. - Все ясно! - догадалась бабушка и почему-то засмеялась. - Не волнуйся, ничего папа не знает, я ему не говорила. "Интересно, - он даже привстал на локте, - что это ей "ясно"? Тайны объявились? И здесь - тайны?" - Только не "жнаит", а "знает", - спохватилась женщина. - З-з-з. Скажи: з-з-зна... Ну? Как будто холодная водичка течет по подбородку. З-з-зима... - Коз-за - де-ез-за! - гордо отчеканила девочка, обойдясь без буквы "Р", р-разумеется. Андрей, одетый в рубашку и тренировочные штаны, вышел из спальни на свет. - Чего это я, спрашивается, не "жнаю"? - проворчал он, морщась. Голова была бо-бо, пропади оно все пропадом. Мутило, покачивало. - Все-таки разбудили? - обернулась мать. - Сейчас снова лягу, успокойся. - Там пюре в ватничке тебе оставлено. Может, поешь? - Успокойся, поем. Мать не забыла про сына, обеспечила едой. Сын - прежде всего. Встала по будильнику. Потом поднимала внучку, стараясь не разбудить больного, а вчера вечером - укладывала ребенка спать, и так каждый день в течение всей недели. Забота о ближних составляла смысл ее жизни. Но только невозможно было представить, как это - засовывать пюре в рот, глотать - нет, невозможно... - Я спросил, что вы тут от меня скрываете? Мать Андрея тяжело вздохнула и распрямилась. Алиса, хитро улыбаясь, посматривала на отца. Она молчала. - За садик Зоя платила или как всегда забыла? - Что за тайны дурацкие! - нервно сказал он. - Ты мне объяснишь, наконец, что случилось? Женщина и ребенок переглянулись. - Все в порядке, не волнуйся, потом расскажу. Так платили вы или нет, а то воспитательница спрашивала? - Сама не волнуйся. Зоя приедет и разберется. - Нашла время уезжать, - пробормотала женщина, выкатываясь из квартиры на лестницу. - Я бы ни за что мужа в таком состоянии не бросила, да еще с ребенком... - бормотала себе под нос, но так, чтобы сын слышал. - Лишь бы умотать куда-нибудь, не сидится ей в отдельной квартире... Никакой благодарности... Прихожая опустела, но муть осталась. Андрей справился с раздражением, подступившим к горлу, ничего не сказал вдогонку. Электрическая муть - снаружи и внутри. Опять что-то со зрением? И горечь - сухая горечь во рту. Аппетит был не просто на нуле, а пожалуй, с обратным знаком. Разве что чаю... горячего чаю с сухарем. Со сладким мягким сухариком... Андрей, облизав губы, не двинулся с места. Он знал, что ему хочется больше всего, и он не стал сдерживать свое желание. Тем более, записная книжка лежала тут же, на тумбочке, и телефонный аппарат - вот тебе телефонный аппарат, не стесняйся! Междугородний звонок получился с первого раза. Линия была свободна, автоматическая связь работала, нужный номер накрутился без сбоев. - Здравствуйте, - послал он в ожившую телефонную трубку. - Это Оля? Это Андрей из Петербурга, муж Зои. Помните такого?.. - (Еще бы она не помнила - свидетельницей была на свадьбе, потом наезжала сюда из Пскова пару раз, в качестве дорогой гостьи!) - ...Оленька, извините, ради Бога, за ранний звонок. Я боялся, что днем вас не застану, а вашего рабочего телефона у меня нет... - (Ничего не рано! Как раз в это время она на работу и собирается, что подтверждает плохо скрываемая торопливость в ее приветливом голоске.) - ...Не могли бы вы зайти к моим, сказать там Зое, что я сильно заболел. Нет, ничего опасного, просто мне обязательно нужно с женой поговорить. Зоя сейчас у матери. Пусть она сама мне позвонит или пусть через вас передаст, если вдруг прямо сегодня уезжает обратно... - (У тещи нет телефона, вот в чем проблема. Вечная проблема. За столько лет не могла поставить!) - ...Спасибо, Оленька, извините за беспокойство... Короткий получился разговор, но стыда прибавил изрядно. "Что за ревность идиотская? - удивился себе Андрей, перемещаясь из прихожей в кухню. - У тещи нет телефона... Конечно, очень удобно, когда телефона нет. Кому проблема, а кому - возможность скрыться от семейных забот на целую неделю... Фу, что за гадость лезет в голову? Однако теперь остается только ждать, дело сделано, дело сделано, дело сделано... Бо-бо..." Пусть жена побесится часок-другой, когда, вернувшись из Пскова, увидит свекровь! Сказать-то все равно ничего не посмеет. Главное - что? Ребенок утром собран и отправлен в садик, вечером приведен обратно, накормлен, уложен в кроватку. Да и сам папа окружен неистовой заботой. Горчичники, ингаляции, витамины. Полноценные обеды. Целебное безделье, телевизор днем, вечером и ночью. Утром - спать, спать и спать. Отсутствие свободы воли - это ведь очень удобно, потому что за тебя не только решают, но и делают. Отхаркивающая трава, горячие ванны для рук, горячие обертывания, причем, все сразу. "Папина мама"... Чайник был горячий, прекрасно. Заварка была свежая, опять же мать постаралась. Аппетит несмело выглянул из норки в поисках пакета с сухарями. "Криминальные новости, - объявило радио, которое, как выяснилось, опять работало. Очевидно, мать включила, чтобы картошка веселее в пюре превращалась. Ладно, пусть новости будут криминальные, лишь бы подальше отсюда - по радио. - ...Маньяк пока не пойман, очередная жертва найдена в одном из туалетов гостиницы "Октябрьская". ...Понятно, опять маньяк. Опять туалет. Скучно. Вот переименовали бы "Октябрьскую" в "Августовскую", было бы куда веселее. Или лучше в "Августейшую" - только для проживания особо приближенных к Его Президентскому Величеству господ и для членов их семей... "Жертвой маньяка-насильника стала пятидесятитрехлетняя уборщица, работавшая в ресторане гостиницы. Напоминаем, что предыдущие жертвы также были далеко не молодыми женщинами: хореограф Вагановского училища пятидесяти шести лет, секретарь Союза дизайнеров пятидесяти восьми лет, гардеробщица районной поликлиники пятидесяти одного года. Особо выделяется в этом ряду семидесятидвухлетняя домохозяйка-пенсионерка, изнасилованная и убитая на собственной лестничной площадке..." Да уж, псих какой-то, согласился Андрей, замачивая первый, самый вкусный сухарик в сладком чае. - Про психов, оказывается, не всегда скучно. И что за любитель старушек такой нашелся? "Известны приметы преступника: мужчина лет тридцати-сорока, крупного телосложения, широкоплечий, спортивного вида. Короткая стрижка, походка вразвалку. Особых примет нет..." Под такие приметы любой подойдет, усмехнулся Андрей. Вот, хотя бы, Саша... Криминальные радио-новости воспринимались почему-то не всерьез, поднимали настроение. Это вам не по телевизору расчлененные тела рассматривать. Интересно, рассчитывали ли на такую реакцию журналисты? Зато опять все испортил зубной протез. Кушать и получать удовольствие было не то чтобы невозможно, но как-то ненужно, неуместно. Рекомендация, называется. Керамическое чудо, последнее достижение зубопротезного дела. Бюгель на крючочках. Голливудский шик, ослепительная улыбка кинозвезд... Позорище. Проснувшийся было аппетит уполз отдыхать, мутная гадость вернулась в мозг. Теперь снова придется идти к зубному технику, ругаться, требовать оплаченного качества. Сам виноват! За полцены - оно и есть за полцены, получите... Впрочем, этот дядька говорил, что если возникнут какие-то проблемы - милости просим, сразу к нему. Он как бы "на примерку" изделие поставил, "на подгонку". Андрей не придал значения такой возможности, внутренне уверился, что эпопея с зубами кончилась, что "дело сделано". Ну что ж, надо идти, значит, пойдем. Успеть бы поправиться, пока с голоду не умер... Андрей продолжал сидеть на кухне, когда вернулась мать. Он подхватился: что случилось, почему так быстро? Варианты, один другого ужаснее, пронеслись вместе с ним по коридорчику. - Ты еще не лег? - неприветливо спросила она, стаскивая с ног сапоги. - Мне спать не дал, и сам все колобродит, колобродит... - Что случилось? Сапоги она стаскивала с яростным, неконтролируемым раздражением. Сзади нее неподвижно стоял отец Андрея - любимый "дедушка Слава". Отец был хмурый, темный, какой-то странный - едва кивнул сыну, ничего не сказав и не спросив. - Где Алиса? - рявкнул Андрей. Мать швырнула сапоги под вешалку: - Поори тут нам... В садике Алиса, где ж еще? - Она обернулась на мгновение к своему мужу. - Раздевайся ты, чаю хоть попей. Резкими движениями он принялся стаскивать с себя куртку - так же молча, с немым вызовом. - Ответить нельзя по-человечески, что ли? - попытался обидеться Андрей. Мать агрессивно крутанулась в обратном направлении: - Да потому что надоело! Зойка твоя мотается неизвестно где, неизвестно зачем, а я должна, это... - Она спрятала глаза. - И главное, никакой благодарности... - Она уже остывала, говорила по инерции, но теперь вспыхнул Андрей. Он вспыхнул тихо, никто этого не заметил. Он вошел в спальню и лег, забрался под одеяло прямо в рубашке и в штанах. Итак, родители почему-то в сборе. Полный комплект. Поссорились они, что ли? У них - свои тайны; у всех - свои тайны, один я прямой и прозрачный, как градусник... - Температура есть? Мать остановилась на пороге, примирительно вздыхая. - Не знаю, - мертво ответил ей Андрей. - Будем считать, что нет. - А браслет почему снял? Не помогает? Упомянутая вещица лежала на тумбочке - там, где недавно был видеомагнитофон. - Мне нужен другой браслет, на горло. И болтами его завинтить потуже. Лучшее средство от кашля. Мать все вздыхала, не зная, улыбнуться ей или броситься утешать сына. На самом деле Андрей просто забыл вернуть браслет на руку, когда переодевался перед сном. Вера в нетрадиционные средства, способные восстановить здоровье, пока еще жила в нем, как бы он ни кривлялся перед матерью. А во что иное оставалось ему верить? Новейший препарат из плаценты, зашитый в собственное брюхо, или, скажем, магический браслет на запястье - ведь это хоть какой-то шанс выкарабкаться, когда таблетки и уколы уже не действуют. Не магический, конечно, нет. Все по науке. Андрей купил этот чудо-прибор недавно - в тот день, когда ездил подшивать капсулы. Совместил два дела. И вышло так же недорого, просто смехотворные деньги отдал. Опять помогла добрая участковая врачиха, дай ей Бог здоровья. Она позвонила очередному своему знакомому, попросила, чтобы изделие продали по отпускной цене, как сами брали. Называется "Инь-Ян корректор", мощное лечебное средство. А внутри, говорят, батарейка есть, как у электронных часов... Удивительной души человек она, этот ангел из поликлиники. Возможно, ей нужно кого-нибудь к вступительным экзаменам натаскать - с душой и "без наценки"? Или кому-то хочется парочку сессий проскочить малой кровью? Так ведь никто не против! Организовать это элементарно - только намекни! Надо будет узнать, есть ли у врачихи брат (муж? сын?), а то взять и спросить напрямик... - Короче, я совершенно здоров, - подытожил он, отворачиваясь к стене. - Антибиотики все равно больше пить не буду, лучше так подохну. Отец, сняв верхнюю одежду, шумно прошаркал мимо комнаты на кухню. Женщина мельком глянула ему вслед. - Не говори ерунду, Андрюша. Спать тебе надо побольше, сон - лучшее лекарство... - Она еще повздыхала, наполняясь привычной жалостью к больному. - А мы, знаешь, с папой сегодня решили... "Они с папой решили". Наконец-то соизволила объясниться по-человечески. Тем более, ничего особенного в их секретах не оказалось: еще вчера они договорились поездить сегодня по магазинам, поискать, посмотреть, сравнить - где и почем унитазы продаются. В той, в старой квартире сантехника совсем разваливаться начала, а унитаз попросту треснул. Вчера, кстати, треснул, в годовщину смерти бабули Ули, после чего родители и наметили сегодняшнюю поездку. Андрею мать ничего не сообщила о своих планах, к слову не пришлось - как-то не сообщилось и все тут. Короче, выкатил отец с утра пораньше семейную машину ("Волга", самый обычный ГАЗ-24), чтобы поскорее отделаться, а то у него работодатели хоть и не вредные, но строгие. Приехал он сюда очень вовремя - подобрал бабушку с внучкой прямо на автобусной остановке, повезло. Вмиг домчались туда и обратно... - Из садика Алису вы заберете, или мне ехать? - уточнил Андрей на всякий случай. - Куда тебе - на мороз?! - возмутилась мать. - Сиди дома, нечего шастать. Температуру померяй... - Она ненадолго затихла, словно прислушалась, что там на кухне муж делает, словно воздух накапливала для следующей реплики. - В садике, Андрюша, ЧП случилось. Не знаю, даже, как тебе и сказать... - Что такое? - Спецзанятие сегодня, конечно, отменили, потому что Шлема не приедет. Будет обычный логопед, садиковский. Андрей огорчился: - Почему не приедет? Заболел, что ли? - Если бы заболел, Андрюша! Обокрали человека, подонки. Ну, какие ведь подонки, ничего святого для них нет... Обокрали? Как это - обокрали?! Андрей рывком сел: что за новости! Криминальные новости... Да, подтвердила мать, именно обчистили, воспитатели и нянечки только об этом и говорят. "Хозяин, - говорят, - весь черный стал после субботы..." В субботу это случилось, позавчера. Как раз родители своих детей в поликлинику к Шлеме привезли: он с детишками занимался в то самое время, когда всякие подонки... Какой стыд! Кто-то из садика к нему вчера ездил, чтобы сочувствие выказать и заодно помощь предложить, кажется, старший логопед с методистом. Он взял и швырнул батоном в бедных женщин - во, как переживает. А что же у него все-таки украли, никто в результате не знает - то ли из квартиры что вынесли, то ли с дачи, то ли машину угнали. - Да это и неважно, Андрюша, правда? Лишь бы занятия скорей возобновил, Алиса ведь его очень любит... - Светлана! - крикнул отец. - Долго ты будешь там валандаться? У меня времени в обрез, ты же сама знаешь! История закончилась на полуслове. Впрочем, рассказчица успела вывалить слушателю все остренькое, что принесла из детского сада, и далее наверняка пошли бы сплошные повторения. - Вр-ремени у него мало, - с неожиданной злобой прошипела мать, круто меняясь в лице. Уперла руки в боки и так покатилась на зов - словно желая раздвинуть локтями стены. Андрей остался сидеть - наедине с огромным, не вмещающимся в голове словом. "Обокрали..." Рядом вырастало другое слово, распухало тугим резиновым пузырем. Если "обокрали", значит, была "кража" - гениальное, достойное этой ночи умозаключение! О какой такой "краже" шептал пьяный друг Саша? Шептал трезвым голосом, с трезвой ухмылкой на пухлых устах. Совпадение? Шантаж? Идиотская шутка?.. Андрей остался сидеть, не последовав за матерью, еще и потому, что на кухне сразу начался какой-то нервный, излишне громкий разговор, с очевидной перспективой превратиться в утомительный утренний скандал. Прислушиваться было незачем. Дети малые - как поссорились, так и помирятся, известное дело. "Дети малые..." - запрыгало в висках. Пока добрый доктор Шлема (как ласково называли его в семье Андрея) работал с группой больных детей, кто-то недобрый работал с его личной собственностью. Боже, какая пошлость. "Шлемой" этого человека называли, судя по всему, в большинстве зависимых от него семей, и вообще - в большинстве связанных с ним коллективов. За глаза, конечно. И вовсе не потому, что хотели таким образом выразить к нему неуважение или подчеркнуть его национальность. Просто он был Шлемой, и все тут. От рождения. Впрочем, сотрудники логопедического садика, который посещала Алиса, использовали другой позывной: Хозяин или даже Босс - опять же за глаза. На самом деле, этого человека звали Ефим Маркович. И личной собственности, с которой можно "поработать", у него наверняка было достаточно - как у всякого талантливого человека, сумевшего максимально себя реализовать. Член городской логопедической комиссии, доктор психологии и еще чего-то там, доцент кафедры олигофренопедагогики, дефектологический факультет Педагогического университета... Обидно за него. Талантлив, ибо реально помогал людям. Никто, кроме него, не мог вывести неразговаривающего ребенка-алалика на уровень общеобразовательной школы, причем, всего за несколько лет - да, был в его практике такой уникальный случай. Никто, кроме него, не брался за детей, страдающих одновременно тяжелыми речевыми расстройствами и аутизмом (другие, может, и брались, но результаты смешно сравнивать). Уникальная работа требует соответствующей оплаты, оспаривать эту истину еще смешнее, поэтому от родителей спасенных детей шла в его сторону неоскудевающая река благодарности. Впрочем, он был свободным художником, который ни от кого не зависит и никому ничего не должен. Кроме того, он был в городе и в стране один такой. В единственном числе, это же надо понимать! Родители понимали. Прощали его причудливые манеры и оглушающее высокомерие, потому что с детьми он становился другим. Мало того, он мог взять к себе в группу ребенка из нищей семьи, и даже без всякой оплаты, лишь бы самому было интересно. Тогда как с богатыми родителями Ефим Маркович разговаривал подолгу и без детей - за закрытыми дверьми. Все понятно? Ему было чуть за пятьдесят - возраст, когда мастерство давно стабилизировалось в высшей точке, а признание уже не очень- то и нужно. Возраст истины. Ефим Маркович знал истину, однако не торопился делиться ею с коллегами - очевидно, за это его и боготворили дамочки курируемого им детского сада. В их глазах он представал истинным чудотворцем. Впрочем, чтобы научить чуду других людей, требовалось отделить опыт этого уникального специалиста от его личности, что было совершенно невозможно. Как известно, алалия есть тяжелейшее речевое расстройство, которое поддается корректировке с огромным трудом, обычные методы здесь работают плохо. Методов попросту нет, только импровизация, творчество, вечный поиск. Так вот, логопед Шлема, помимо педагогического образования, имел еще одно. Основной, точнее, первой его специальностью была детская психиатрия, кроме того, он долгое время практиковал в качестве невропатолога. Из этого удивительного сплава профессий, вероятно, и был выкован талант столь редкой пробы... Что добавить? Человек любил свою семью, своих взрослых детей, которым обеспечивал спокойную творческую жизнь - что ж тут плохого? И вот человека обокрали... Когда-нибудь это должно было случиться, подумал Андрей. Время такое, страна такая. А может, подобная неприятность со Шлемой уже случалась в прошлом, только мы ничего не знаем? Короче, за благополучие его взрослых детей не стоит беспокоиться. Гораздо весомее звучит вопрос о маленьких детях (права была мать!). Когда возобновятся занятия? Не изменятся ли условия оплаты?" С оплатой, конечно, проблема возникнет непременно. По крайней мере, у родителей вроде Андрея и Зои, у нищих родителей. Остается надеяться, что Босса "нагрели" не очень сильно, в пределах его банковских накоплений. Так или иначе, но физически он не пострадал, судя по эпизоду с метанием батона - хоть это утешает. Может, все останется по-прежнему?.. Как Зоя радовалась, когда удалось узнать про педагога, который обучает детей с наиболее тяжелыми дефектами речи, причем, дает полную гарантию, если берется! Как она пробивалась именно в этот логопедических садик, слывший самым лучшим среди специализированных дошкольных учреждений, именно в эту группу, которую Ефим Маркович выбрал для своих экспериментов. Полгода нервотрепки, хождения по комиссиям и унижения перед всевозможными пупами земли, полгода штормовой жизни. Пока, наконец, сам Шлема не помог. Хозяйского слова хватило, чтобы ребенка устроили в Его садик, в Его группу. Он вел там занятия один раз в неделю - на общественных началах, без денег. Те, кто сумел с ним договориться, дополнительно возили своих детей в поликлинику, где он арендовал логопедический кабинет - к черту на куличики, в районе Комендантского проспекта. Поликлиника была из современных, отлично оснащена, и логопедический кабинет в ней был превосходен - просторный, чтобы играть с детьми в подвижные игры, несколько зеркал на каждой стене, огромный ковер на полу. Большое количество игрушек, кстати, закупил лично Ефим Маркович. Эти дополнительные занятия проходили по субботам и являлись по сути настоящими, главными, если сравнивать с теми, что он проводил в садике. Сначала фронтальные (группа целиком), затем подгрупповые, по 3 человечка (остальные дети в этот момент играли), затем - индивидуально, с каждым ребенком... Зоя сумела договориться. Заинтересовала чудо-логопеда возможностями собственного таланта. А талант у нее был, как бы иначе она поступила в Театральный, на художественно-постановочное отделение, приехав из Пскова? Да и чем еще сразила бы столичного жениха Андрея? Короче, появился в классе у Шлемы, наравне с другими игрушками, комплект очень тщательно сделанных кукол с богатой мимикой и оригинальной механикой - Зоя постаралась, ведь она была мастером своего дела. Не зря получила такую редкую специальность, как художник-постановщик кукольного театра. Куклы органично вписались в сценарий занятий, помогая ставить детям артикуляцию. И девочка Алиса вписалась в эти занятия. Неизбежная, казалось бы, перспектива "речевой школы", то бишь попадания Алисы в спецшколу для детей с дефектами развития речи, начала отступать. Ночные слезы жены наконец-то высохли... "Хоть где-то пригодилась ее специальность, - усмехнулся Андрей. - Ее никому не нужное "Постановочное отделение". Но, между прочим, такие куклы бешенных денег стоят, пожелай их кто-нибудь заказать, так что с капризным педагогом расчет получается. Тем более, мы, прикладные математики, тоже не сидели сложа руки. Пяток каких-то оболтусов, в свое время присланных неугомонным Шлемой, "Основам информатики" натаскали - за бесплатно, разумеется, даже без "спасибо"..." На кухне что-то случилось. Оглушительно упал некий предмет, громыхнув железом - наверное, крышка от большой кастрюли, только она умеет издавать такой звук. Кто-то захрипел. Или, может, захрюкал. Хрипенье-хрюканье сложилось во фразу: "Теперь поняла, дура, теперь ты поняла?" Нет, это было не хрюканье, а шепот, отец так шептался, пытаясь говорить тихо - ха-ха, тихо! - не желая позориться перед сыном. Довели человека, допилили. Мать ответила ему, но вышло слабо, совсем неслышно в сравнении с новым всплеском отцовской ярости: "Ты, конечно, можешь на меня донести, мне плевать!" Опять "шепотом" - так, что даже до спальни докатилась эта волна нагретого воздуха. Явно не в себе был человек. - Слава, подожди, - жалобно вскрикнула мать. Уже в полный голос. Отец протопал мимо, разбрызгивая горячие капли слов: - Ну что вы за люди... что вы за люди... Он громко отпер входную дверь, не щадя замок, после чего крикнул в ответ: - На улице подожду, в машине! Убежал не одеваясь. Куртку, очевидно, прихватил с собой. Андрей вскочил, чтобы мчаться на кухню, чтобы откачивать лежащую в шоке мать, но та появилась самостоятельно. Она... улыбалась! Кривила губы - то ли от растерянности, то ли в приступе истерической веселости. Губы дрожали, подбородок тоже. "Какая же она старая", - вдруг увидел Андрей... Глаза у матери были совершенно круглые. Абсолютно. - Знаешь, что он мне сказал? - начала она. - Сказал, что... - Что? - помог ей сын. - Как такое может быть? Не понимаю... - похоже, она разговаривала с собой. Впрочем, уже закончила, замолчала. Растерянная улыбка медленно сползла. Андрей подождал, ничего не дождался и начал сам: - Из-за чего вы поссорились? Вновь предложенная тема была для нее попроще, попривычнее. - Да все из-за этой. Из-за подопечной его. И ситуация сразу стала ясна. "Подопечная". Хорошее слово, старинное, совсем не стыдное. Можно произносить, открыто и честно глядя жене в глаза. Хотя черт их разберет, что там у отца с этой непонятной женщиной, которую никто в семье воочию не видел. Вполне вероятно, что ничего запретного. С точки зрения отца, она была очень молодой - возраста Андрея. Во время предыдущих скандалов с супругой, он однажды воскликнул: "Неужели ты не понимаешь, она же мне как дочь!" Ну что ж, пусть будет "как дочь". Сестричка, значит, появилась. Вдруг и в самом деле грехи молодости жгут человека? Так или иначе, но отец увлеченно участвовал в ее судьбе, постоянно звонил кому-то по ее делам, переживал, даже с домашними порывался обсуждать проблемы этой надоевшей всем женщины. В общем, тратил уйму времени. Мало того, беспрерывно возил ее туда-сюда на "Волге", тратил семейный бензин. Это было слишком, но заинтересованные лица культурно молчали. "Подопечная" работала бухгалтером на той же торговой базе, при которой отец устроился подрабатывать в качестве "водителя с машиной". Он мечтал, чтобы "как дочь" встала во главе собственного бизнеса, после чего, надо полагать, успокоился бы наконец и устроился шофером уже в ее фирму. Смешно, если бы не грустно. Мать терпела все это безобразие, стиснув зубы, поскольку отец регулярно обижался: "Да как ты не понимаешь, ничего из того, что ты думаешь, у нас с ней нет, нет, нет!" Терпеть-то терпела, но изредка срывалась - вот и сегодня не выдержала... - ...Не выдержала я, Андрюша, - объясняла мать. - Ты представляешь, он собирается сегодня эту, подругу нашу, в Кавголово на машине везти! Она, видите ли, путевку в дом отдыха взяла, на лыжах любит кататься, а с лыжами и с вещами на электричке - не любит, оказывается. Родного сына не мог по врачам повозить... - Опять ты со своим занудством, - поморщился Андрей. - А что, я разве не права? Если б не твоя капсула в животе и не браслетик твой биологический, или какое там название правильное, ты бы наверняка не разболелся. Наездился по городу в самый мороз. - Если б не вставные зубы... - напомнил он. Вернее, зубной протез сам о себе напомнил, но собеседница этого не знала. Чутким ухом женщины, ощущающей себя виноватой, она уловила иронию. - И ты тоже хорош! Не дал мне спать, всю ночь шастал взад-вперед. Саша пришел - разбудил, когда уходил - опять разбудил. Что за необходимость такая - по ночам в гости шляться? Радио на полную катушку включилось... Ты же знаешь, если я проснусь, мне трудно потом заснуть, лежу и мучаюсь.