крутила головой, разметала волосы. - Эта
мразь стоит всех прочих.
Я облегченно вздохнул и расправил плечи. Кошмар отпустил окончательно,
оставив в душе смутное беспокойство и одновременно - ощущение важности
происходящего. Тело наливалось непривычной свежестью.
- А вдруг я тоже мразь? - предположил я. - Скрытая. Замаскированная под
обычного своего парня.
А ведь так и есть, мелькнула нежданная мысль. Женщина засмеялась.
- Нет, ты скорее похож на настоящего мужчину
Настоящий мужчина, усмехнулся я. Настоящий человек... Плесень, просто
плесень. И она, и я. И никому мы не нужны. И наша дурацкая болтовня никому
не нужна, нам самим - в первую очередь.
- С тобой было приятно, - продолжала она. - Ты ласковее, деликатнее
других. Сам знаешь, как с нами обращаются. А ты... Если честно, у меня таких
клиентов давно не было.
- Ладно, - оборвал я ее. - Достаточно поговорили.
Вылез из-под одеяла и, поеживаясь, проследовал к стулу с одеждой.
- Что с тобой, малыш? - растерялась она. - Обиделся?
- Ничего особенного, - равнодушно объяснил я. - Мне пора.
Женщина спрыгнула с кровати, легко подошла и подала рубашку. Нет,
подумал я, хватит с меня. Это ж удавиться можно, какая тоска! Вот помру от
перепоя или от баб. Хотя куда мне - мразь живуча. Правильно она о нас
сказала: ничем не прошибешь, стена. Или она это не о нас?.. Впрочем,
неважно. Все неважно, кроме нашего разговора.
- Если хочешь, приходи еще, - попросила женщина, глядя мне в глаза. -
Бесплатно, когда я буду свободна. Серьезно. С родителями познакомлю...
Хочешь, я сама к тебе приду?
- Нашла рыцаря на белом коне, - буркнул я, заканчивая туалет. - Сейчас,
небось, признаешься, что полюбила с первого взгляда... У вас здесь как, все
шлюхи такие артистки или ты одна самая умная?
Потом кисло посмотрел на себя в зеркало - заросший, неопрятный, фу! - и
направился к двери. Она молча пошла за мной. В небольшой прихожей я
затормозил и оглянулся. И тут на меня опять что-то накатило. Стало ее очень
жалко. Боже мой, ведь мучается девчонка, цепляется за жизнь, ждет чего-то от
жизни, - значит, сорвется скоро. Боже мой, ведь совсем одна... Конечно, она
привлекательна и не брезглива, она согласна продавать этот скромный товар
каждой встречной сволочи, но ее профессия не нужна людям. Нужна плесени,
грязи, гнили. Поэтому она сама - плесень, грязь, гниль. Ее сделал такой наш
мир, и она не виновата, что такой остается: правду о себе ей не от кого
узнать.
- Лиза, - позвал я, сменив тон. И взял ее руки в свои.
- Да... - с готовностью откликнулась женщина.
- Лиза... - повторил я. Замолчал, не понимая, что сказать. Она безумно
шарила глазами по моему лицу, руки ее были горячи и напряженны. Тогда я
решился. Надо же когда-нибудь начинать, в самом деле!
- Я к тебе приду, - пообещал я, и она стремительно просияла. - Сегодня.
Ты не будешь плесенью, даю гарантию.
Она посмотрела на меня геометрическими глазами и шажком отодвинулась:
- Конечно, Саша...
Тогда я повернулся, вышел в коридор, аккуратно прикрыл дверь. Стена,
думал я, это каменная, поросшая мхом стена. Мне придется биться в нее не
ладонью - лбом. Иначе нельзя. Ноги несли меня на этаж ниже, в таинственный
215-й номер, и мне было совершенно непонятно, зачем я туда иду, но пути
назад уже не существовало... Ох и трудно будет жить! - думал я. Эта
непривычная мысль сладостно щекотала самолюбие.
В задумчивости я опустился на один пролет и едва не воткнулся в
огромного охранника. Он стоял, как изваяние, отгородив внушительным телом
целый этаж. Светлый путь вперед оказался закрыт.
- Скучаешь, приятель? - спросил я дубину, не ожидая ответа. Он меня
заметил, лениво двинул взгляд в мою сторону.
- Что случилось-то? - продолжил я. Страж закона деловито облизал губы и
сказал, хмурясь:
- Проходите. Задерживаться запрещено.
Делать было нечего.
- Бревно, - сказал я ему. - Столб, - и торопливо сбежал в холл.
Дежурный сидел на месте и сосредоточенно курил, пуская к потолку сизые
кольца дыма. У дверей возвышался другой столбоподобный, отрешенный от
мирских забот охранник. В креслах ерзало несколько граждан сомнительного
вида. А на улице, у самого входа, стоял гигантский автомобиль. Он был
настолько широк, что занимал почти треть проспекта, и настолько неприступен,
что остальной потерявший вид транспорт робко объезжал его, в почтении снижая
ход перед такой мощью. Настоящий автомонстр. На крыше бронированного салона
гордо реял небольшой, но не утративший от этого свою величественность
трехцветный флажок - символ нашей могучей свободной родины. В общем, в
гостинице стояла гнетущая атмосфера беспокойного ожидания. Обычное явление,
если в деле замешана горячо нами любимая народная милиция, пропади она
пропадом, загаженная потаскуха. Собственно, не милиция даже, а ее
незаконнорожденное дитя, ведающее безопасностью, оберегающее и укрепляющее
наш великий многострадальный патриотизм, наше неотъемлемое право подгнивать
на корню.
- Как вам понравилась Елизавета? - вежливо поинтересовался дежурный,
когда я сдавал ему жетон.
- Прелесть, - ответил я, нисколько не покривив душой.
- Заглядывайте к нам почаще, - сказал он, шаблонно подмигнув. - Она у
нас не единственная, наши девочки лучшие в районе.
- Вы мне уже говорили.
- Разве? - удивился дежурный. - Хотя возможно... Так приходите еще.
- Обязательно, - пообещал я и заговорщически наклонился к нему. - А что
случилось, не знаешь? Смотрю, целая свора набежала. К тому же эти,
чернопогонные. Цапают кого-нибудь?
- Одного типа берут, - понизив голос, сообщил он. - Который конец света
предвещает.
- Предвещает конец света?
- Говорят... - дежурный замялся. - Я-то сам не в курсе... Еще говорят,
будто это какой-то гипнотизер или телепат, точно не знаю. Он раньше работал
в казино, фокусы показывал. А теперь кретином стал.
- У тебя богатые сведения, - шепотом похвалил я дежурного. Тот
испугался:
- Да какие там сведения! Так, слухи.
- А при чем здесь чернопогонные?
- Как при чем! Кретин же. Смуту наводит, людей подбивает.
У нас есть много прав, думал я, с ненавистью разглядывая блеклое лицо
дежурного. Совершенно необходимых нам прав. Пить горячую, бить графины,
заниматься любовью где попало и с кем попало, ругать правительство и хвалить
демократию. Право хрустящих и право пожизненного одиночества. У нас много
замечательных, завоеванных кровью прав. Нет одного - вредного, никому не
нужного - права иметь собственное мнение. Так и не появилось... Ты не зря
боялся чужих глаз, ты чувствовал, что этот разговор последний. И ты не зря
говорил о себе горькие правдивые слова. О нас горькие правдивые слова. Обо
всем - только горькие правдивые слова. Вчера ты пробил словами каменную
мшистую стену, но сегодня тебе вырвут язык.
- Его номер на втором этаже? - спросил я дежурного.
- Да... - он вдруг отшатнулся и подозрительно оглядел меня. - Сударь, а
вы случаем не его дружок?
- Нет, - произнес я и неожиданно понял, что сказал правду. В сущности,
я его совершенно не знаю. Кто такой хотя бы. Да что там кто такой -
внешности не помню! Остался в памяти пронизывающий насквозь взгляд голубых
глаз, и все. А ведь почти уже возомнил себе его преемником. Мразь, плесень.
- Вы не скажете, - сменил я тему, - этот остолоп у дверей выпустит меня
на улицу?
- Не выпустит, - ответил дежурный, - у него приказ. Вон, видите,
сколько постояльцев ждет? - показал на граждан сомнительного вида. - Так,
значит, вы не знаете того человека?
- Какого?
- Которого арестовали.
- Я два раза не повторяю.
- Вот и хорошо, - сказал он, продолжая неприязненно смотреть на меня. -
Я уж подумал, что вы один из этих гадов.
- Гадов?
- Ну да, гадов. Кретинов, которым не нравится наша жизнь. Не умеют
жить, вот и завидуют, что другие умеют. Или зажрались, сволочи. Давить их
надо, как клопов, вот что я вам скажу, чтобы не лезли в наши постели, чтобы
не пили трудовую кровь... Вы точно его не знаете?
- Иди в задницу! - ответил я, стервенея, с радостью чувствуя, что начал
заводиться. - А если бы и знал, твое какое дело? Паршивый извращенец, лучше
признайся, где твоя дочь!
Зрачки дежурного сузились, он прошипел:
- Моя дочь дома и никогда здесь не была! Запомнил, кретин вонючий?
- Паршивый извращенец, - сказал я ему раздельно. Внутри у меня уже
кипело. Эти трупоеды ноют, хнычут: плохо, мол, живется. А как отыщется
смельчак, который говорит то же самое им в глаза, они набрасываются на него
- рвут, рвут, рвут...
- Нажретесь горячей, свиньи, и беситесь, - говорил дежурный, прибавив
громкость. - Бунтари с похмелья.
- Паршивый извращенец!
Хороший человек для них как кость в горле - глотнуть дерьма мешает. Они
понимают, что он лучше их, выше их. Они не могут этого простить ему, и тогда
хороший человек становится для них кретином, и они хотят давить его, как
клопа, и удается им это всегда...
- Если нажрался с утра, так иди в сортир! - почти кричал дежурный. -
Поблюй, станет легче!
- Паршивый извращенец, - повторял я. - Паршивый извращенец...
- Ваше место в психушке! И твое, и твоего бунтаря!
Ну и вмазал же я ему тогда! Не выдержал. Всю наличную злость вложил в
этот удар. Я бил не за себя, нет, я бил за твоего бунтаря - во всяком
случае, очень хотел верить в то, что бью не за себя. Кулак сделался знаком,
сообщающим заплесневевшему миру о моем прозрении. Другие знаки мне в голову
не приходили.
Дежурный кулем впечатался в стену с ключами, глаза его распахнулись, он
трусливо забормотал:
- Ты что... Ты что, чудак... Я же ничего такого...
Жалкий, усталый, старый человечек.
- Плесневей на здоровье, - выплюнул я, удовлетворенный.
Тут на лестнице образовалось движение, и я обернулся. Четыре человека
чинно плыли по ковровой дорожке: один в центре, один впереди, двое сзади.
Магический треугольник. Мужчиной, идущим в середине, конечно же, был Лекарь.
Это я понял сразу - пусть в полутьме, но все-таки не меньше получаса я ночью
его разглядывал. Костюм разорван, лицо разбито, в руке чемоданчик... Его
вели туда, к огромной страшной машине у входа, чтобы увезти из нашего мира,
чтобы вырвать ему язык, чтобы одним кретином-бунтарем стало меньше. Люди,
сопровождавшие его, были в идеальных черных костюмах, модных шляпах, сияющих
ботинках. За лацканом пиджака - бросающий в холодный пот значок. Правая рука
у каждого покоится за пазухой, готовая в любой момент подарить свинцовый
заряд кому бы то ни было. Это шагали верные слуги нашей безопасности.
Неподкупные стражники нашего покоя. Тюремщики нашей свободы. Тупые
физиономии, тупые мысли, тупые желания. Тупые прически и одежда. Все тупое.
Тупая бездушная сила - они не понимали, на что замахнулись, а если и
понимали, то им было на это глубоко плевать. В выходные дни им нужен десяток
графинов с горячей плюс смачная девочка, а в остальное время - днем и ночью
- они выкорчевывают из общества настоящих людей. Или эти железные дровосеки
работают без выходных?.. Волшебник заметил меня, но вида не подал. Только
равнодушно взглянул в мою сторону. Поразмыслил, брат? - спросил он глазами.
Я кивнул. Хорошо поразмыслил? Твоими заботами, - так же беззвучно ответил я
ему. Лицо его прояснилось: Вот и прекрасно. Странный это был разговор, но мы
друг друга отлично поняли.
Звери, думал я, следя за ненавистными черными фигурами. Как там пишут в
правильных книгах: нацепившие человеческую личину? Все точно! И таким псам
надо разъяснять, таких агитировать? Глупо. Опасно. Ты очень верно говорил -
нужно бороться. Обрезами, самодельными пистолетами, зубами, когтями - кто
чем может. Нужно вычищать наш гниющий мир, пока еще есть кому. Я знаю, ты
скажешь, что это террор, а террор - всего лишь способ борьбы слабейших.
Наверняка ты имел в виду что-то другое, когда упоминал о чистке - жаль, не
объяснил, что именно. Ты скажешь, что грязной тряпкой пыль не вытрешь. Ты
мне обязательно все это скажешь, брат, но только после того, когда испытание
кончится, и я с тобой соглашусь, не колеблясь. Если мы, конечно, сможем
поговорить. Если нам оставят такую возможность. А сейчас - чихать на твои
возражения, потому что... потому что...
Значит, так. Я беру тех двоих сзади. Неоценимое преимущество - нападать
на противника со спины! Преимущество ублюдков вроде меня. Тебе остается один
- офицер, шествующий во главе процессии, и у тебя есть то же самое
неоценимое преимущество. Правда, охранник у дверей может успеть вмешаться,
но его, по-моему, давно хватил столбняк. Ч-черт, смущают меня эти
подмышечные арсеналы у товарищей оппонентов!
Спасибо милому дежурному, что вовремя встряхнул мою злость. Это так
полезно: завестись хорошенько перед серьезной дракой. Пусть извинит он мою
несдержанность, - конечно же, он ни в чем не виноват. Никто в отдельности не
виноват, виноваты все вместе... Не хочу быть плесенью, не желаю, чтобы от
меня очищали мир! Прочь, страшный сон, отпусти, позволь проснуться... Я
нащупал влажными пальцами шило под ремнем. Я никогда не делал ничего
подобного, но у меня есть моя злость - она мне поможет. И когда настал
подходящий момент, я постарался его не упустить. Улыбаясь, дал мышцам
приказ.
Я точно знал, что с каждым прыжком перестаю быть плесенью.
6. НЕОПРЕДЕЛЕННОЕ ВРЕМЯ СУТОК
6.1 сведения, не вошедшие в материалы по делу Миссионер, а также не
зафиксированные на кристалле Сырье
Бесформенной массой расползалась тишина. Воняло кислым. Граждане
сомнительного вида прятались под креслами, из-за телефонной стойки
выглядывал ночной дежурный. Охранник, стоявший у дверей, механически
засовывал пистолет в кобуру, другой застыл на ступеньках лестницы, оба были
бесстрастны - по инструкции. А в центре холла лежали четверо. Один был
просто трупом, поскольку кусок свинца вышиб из его головы все лишнее. Ему
повезло, он покинул мир без мучений. Двое в черных одеждах неловко ползали,
пачкая ковер вязким, вишневым, - эти откровенно умирали. Четвертый забавно
барахтался на полу, пытаясь приподняться, он стонал и ругался, и наконец
принял вертикальное положение.
- Что произошло? - обратился он к охраннику у входа, обхватив затылок
ладонями.
- Этот человек совершил нападение на конвой в целях освобождения
арестованного, - отрапортовал тот, указывая пальцем на бездвижное тело. - Я
был вынужден застрелить его, мой капитан.
- Понял, - морщась, сказал поднявшийся и горестно склонился над
коллегами - Ребята, как вы?
Ребята помалкивали.
- Лейтенант! - крикнул тот в отчаянии. - Тридцать пятый, скажи
что-нибудь!
Лейтенант у его ног беззвучно открывал рот и вяло сучил конечностями.
- С-сволочь... - выдохнул капитан. - Двоих!
Охнув, он нагнулся, поднял тонкое окровавленное лезвие. И вдруг...
- Арестованный, - прошептал, повернулся к охраннику и заорал. - Где
арестованный, я тебя спрашиваю!
Невозмутимость на мгновение покинула глыбу мяса.
- Сбежал, мой капитан. Огрел вас по голове, выбил окно, вот это, и
сбежал. Я ничего не смог...
- Ничего не смог! - продолжал орать руководитель группы. - Сначала
нужно было стрелять в арестованного, дубина! Почему ты не стрелял в
арестованного? Почему ты не преследовал его, мерзавец? Ты не знаешь, что в
таких случаях делать? Расстреляю!
- Я... не смог... - мямлил охранник. - Забыл про него... почему-то...
только теперь вспомнил... кэп, вы же знаете, что это за тип... - он
вытянулся по стойке смирно и во весь казенный голос доложил, радуясь
собственной сообразительности. - Арестованный заколдовал меня и совершил
побег, выбив окно!
Происшедшая метаморфоза и удачная формулировка произвели на капитана
благоприятное действие. Он еще немного покричал:
- Ишь ты, заколдовал! А с меня теперь хозяин голову снимет? А я с тебя
сниму, чурбан!
Затем ударил провинившегося в скулу и успокоился.
- Интересно, как этого гада зовут? - сказал он, злобно ткнув труп
ботинком. - Слышишь, родной, я к тебе обращаюсь! Ты ведь с ним разговаривал.
Дежурный, осмелев, вылез из укрытия и ответил:
- Прошу прощения, гражданин офицер. Он пришел буквально этой ночью, я
не успел записать его данные. Отправил сразу в номер, думал, оформить как
положено можно и утром, когда он отдохнет. А то клиент сейчас обидчивый...
- Думал, мыслитель... - усмехнулся капитан. - Значит, фамилия
неизвестна, рожа незнакома. Малая вошь, наверное... Убрать труп в машину, -
распорядился он. - Господи, и вызовите наконец медгруппу! Скорее! - затем
огляделся. - Никому не уходить!
Повернулся и пошел на улицу.
- Сволочи, - гудел он себе в нос. - Не нравится им, видите ли, наша
жизнь. Не нравится? Пожалуйста, перерезайте вены, делайте петли из подтяжек,
глотайте химию. Масса вариантов... Почему они мутят воду? Почему?
- Почему их столько? - удивлялась проститутка Елизавета. - Опять
облава, что ли? Совсем озверели... - Опершись о подоконник, носительница
славного имени с любопытством наблюдала, как бригада дюжих милиционеров
тащит нечто в простынях. Было интересно, как в комиксах.
- Почему? - плакал добрый волшебник. Неудержимо подхваченный утренним
приливом, он плыл по пыльным асфальтовым руслам. В голове его бурлили
воспоминания - нет, не собственные! - воспоминания его последнего
подопечного. Его марионетки, его спасителя. Он хорошо их запомнил, начиная
со вчерашнего вечера и кончая сегодняшним утром, он тасовал чужие
воспоминания, как колоду карт, и ужасался. Добрый волшебник механически
повторял заклинание, дань минутной слабости. - ПОЧЕМУ Я ЗДЕСЬ! ПОЧЕМУ Я
ЗДЕСЬ!
6.2 кристалл Лекарь, итоговый рапорт, гриф Штабное
Да будет чиста ваша душа, брат.
Укрепится ваш разум, брат.
Итак, очередной провал. Погибли двое Избравших свет.
Всемогущий разум! Значит, служащий Областного банка тоже...
Да. Ваши предположения, сделанные в промежуточном рапорте,
подтвердились, его взяли душегубы.
Как его расшифровали? Неужели опять из-за неумения сдерживать речь?
К сожалению, история гораздо более нелепа. Неумение сдерживать речь
показал ваш предшественник. Он впервые вел работу самостоятельно, и
отсутствие опыта обернулось обидной ошибкой. Будучи экономистом, Избравший
свет заинтересовался состоянием наших финансов, и ваш предшественник
неосторожно рассказал ему о некоторых проблемах в этой сфере. К счастью,
информация о секретных счетах осталась в неприкосновенности, иначе один
провал привел бы к целой цепи трагедий. Вероятно, Избравшему свет очень не
терпелось хоть чем-нибудь помочь нам, вероятно также, он хотел прийти на
встречу с вами, уже имея весомые результаты, во всяком случае, он проявил
инициативу - пытался произвести некую банковскую авантюру. Видите ли, ваш
предшественник не сообщил ему главную причину наших финансовых затруднений,
посчитал это преждевременным.
Понимаю. Проблема праведных и неправедных денег. Я-то считаю, что
деньги изначально не могут быть праведными...
Оставьте, брат, не время дискутировать. Разговор идет о следующем
провале, теперь уже с вашим участием. Еще одна смерть, еще один тяжкий груз
для нас всех.
Моя скорбь безгранична, вы должны это чувствовать.
Скорбеть не имеет смысла. Целесообразнее обдумать причины постигшей
неудачи.
Причины очевидны.
Вы так считаете, брат? Я изучил ретранслированный вами материал. На
основании его я составил собственное мнение, которое сформулирую позднее, а
сейчас прошу изложить ваши оправдания.
Запись ведется?
Разумеется. У вас есть возражения?
Нет. Моя воля ослабла, и я просто хотел уточнить, нужно ли тратить силы
на сдерживание не относящихся к делу образов. Теперь мне ясно, что наша
беседа официальна.
Я ощущаю ваше состояние. Но постарайтесь справиться с эмоциями: вас
вызвали для серьезного разговора. Начинайте. Информацию прошу кодировать,
поскольку с некоторого времени мы не можем гарантировать полную закрытость
штабного канала.
Хорошо. Мне было дано задание вылепить из уличной грязи человеческую
фигуру. Попытка сделать это не привела к успеху. Выбор сырья оказался
удачен, и со временем мы, несомненно, получили бы достойного соратника, но
свора душегубов слишком рано сумела меня обнаружить. Вмешавшись, враги не
дали довести процесс до конца. Я успел только осуществить начальную стадию
обработки материала, включающую предварительную настройку мышления с помощью
наивной проповеди, а также демонстрацию очищающего видения. Естественно,
моделирование кошмара в чужом мозгу потребовало много энергии, в результате
чего мой потенциал почти полностью обнулился. Для скорейшего восстановления
энергетического баланса я применил полную релаксацию сознания. Сделавшись в
этот момент беззащитным, я попал в лапы псов из службы безопасности.
Брат, эти сведения не имеют практической ценности. Описанная ситуация
сложилась банальнейшим образом. Таких, как мы, можно застать врасплох лишь
во время короткого отдыха после утомительной работы. Излагайте по существу.
Постараюсь. Я видел мало способов выпутаться из банальнейшей ситуации.
Например, используя остатки моего потенциала, попытаться нейтрализовать
врагов. Но их было так много, что на всех меня не хватило бы. Я мог
потратить часть энергии на связь с вами, но вы были слишком далеко и не
успели бы мне помочь. Сил у меня хватало только на то, чтобы удерживать
контроль над мозгом сырья. Я решил, что усилия, затраченные на первичную
обработку, должны принести хоть какую-то пользу нашему делу, то есть нужно
воспользоваться достигнутым результатом в целях своего освобождения. Другого
выхода я не видел.
Ясно. Вместо врагов вы нейтрализовали совесть, позволив себе сунуть под
пули другого человека. Кстати, я до сих пор не услышал ваших оправданий.
Продолжайте.
Я считаю, что ваша формулировка некорректна.
В чем?
Если вы проанализировали отчет, то должны были понять, что Александр...
Не называйте имен!
Простите... Что материал еще не стал человеком, что он оставался
подонком. Правильные мысли, которые появились в его голове, еще не
принадлежали ему, это были мои собственные мысли. Поэтому я не посылал под
пули человека, как вы утверждаете. Кроме того, я очень рассчитывал, что
темные навыки помогут материалу самому остаться в живых.
Брат, пришло время сформулировать мое мнение. Понимая разумность ваших
доводов, я все же настаиваю, что вы повели себя как трус. Ведь вы знали:
материал хоть и не стал человеком, он мог бы им стать, он уже начал им
становиться.
Вы не имеете права так думать! Вы штабист, не нюхавший настоящей грязи!
Укротите эмоции, брат. Я имею право так думать, потому что не меньше
вашего работал рядовым ассенизатором душ человеческих.
Но я сделал это во имя нашего главного дела! Пожертвовав сырьем, я
получил возможность продолжать выполнение своей миссии. Брат, вы одергиваете
мои эмоции, между тем сами судите, опираясь на чувства, а не на разум.
Я не сужу вас. Пусть каждый судит сам себя. Просто, размышляя о
благородстве вашей миссии, вы попутно спасали свою шкуру. В сущности,
поступив точно так же, как ваш... э-э... материал. Помните? Чтобы отвести
гнев приятеля, он подставил вместо себя случайного прохожего.
Если бы меня растерзали, по-вашему, это было бы наилучшим вариантом?
Повторяю, укротите эмоции, брат.
Пытаюсь... Ладно. Как мне надлежало поступить?
Прежде всего необходимо было предусмотреть возможность провала, активно
подготовиться к такой возможности. Экономнее расходовать энергию, расширить
область НЗ, аккуратнее осуществлять внедрение в мир, тщательнее следить за
окружающей обстановкой, с осторожностью применять полную релаксацию
сознания. Ну и так далее. Вам надлежало не допустить столь безнадежных
обстоятельств. Это прописные истины.
Да, это прописные истины. Но первичная обработка сырья настолько важна,
что я посчитал неправильным жалеть на этот процесс энергию. К тому же
локация окружающей среды не обнаружила и малейших признаков слежки. Я был
уверен, что служба безопасности меня не засекла, поэтому действовал в полную
силу. Вероятно, мне не хватило опыта.
Что ж, душегубы умеют работать, а молодость - не ваша вина. Побеждать
учатся в боях. Собственно, вас ни в чем не обвиняют. Абсолютно ни в чем не
обвиняют.
Мне показалось, наоборот...
Вот именно, показалось. Внимание, брат, сосредоточьтесь, сейчас я задам
вопрос, ради которого вас вызвали на беседу.
Сосредоточился.
Небольшое пояснение. Чтобы вы ответили откровенно, мы спрашиваем в
момент, когда жива горечь от постигшей неудачи. Обидные слова понадобились
для активизации этого настроения.
Понял.
Вопрос такой: почему наши многочисленные попытки освещать сумеречные
души так часто заканчиваются провалом? Срыв может произойти в любой стадии
процесса. Сырье гибнет от рук душегубов либо не поддается обработке -
благоприятный исход, похоже, случаен. Особенно страшно, когда сырье
подвергает себя самоуничтожению. Вы, наверное, слышали о таких ужасах. Даже
если обработка приносит желанный результат и Избравший свет превращается в
полноценного человека, все равно, совершая непредсказуемые глупости, он
слишком быстро становится добычей душегубов. Изложите ваше мнение: почему
работа в разных обстоятельствах с разным сырьем приводит зачастую к одному
финалу - краху? Задумывались вы над этим?
Согласен, проблема острая. Насколько я понял, вы собираетесь
корректировать тактику нашей борьбы, для чего и проводите тайный опрос?
Вы правильно поняли.
Конечно, я не мог не задумываться о таких вещах. Простите, если мои
мысли покажутся вам банальными. На мой взгляд, причины неудач носят
глубинный характер и не являются техническим браком, как, возможно, многие
из нас полагают. Я вижу здесь действие неких естественных закономерностей.
Суть их в следующем. Душа человеческая не портфель, из нее нельзя вытащить
одно и вложить другое. Внесенная совесть, соседствующая с загнивающим
багажом прошлых жизненных принципов, какой результат она даст? Невозможно
предугадать. Не решаем ли мы непосильную задачу, внося совесть в
деградирующий разум? Настоящую совесть нужно выстрадать в реальной жизни, а
не в очищающих кошмарных видениях. Мы же предлагаем заменитель, усредненный
суррогат. Не удивительно, что наша деятельность безуспешна. Вполне возможно,
что она и не может быть успешной, поскольку противоречит законам
формирования вышеупомянутой души человеческой. Этот процесс диалектичен, в
рамки его укладывается только воспитание, мы же пытаемся перевоспитывать.
Человека нельзя перевоспитать. Человека можно воспитать.
Стоп. Вы хотите дать рекомендации?
Ну... В некотором смысле - да.
Тогда я подключаю вас к другому кристаллу. Внимание. Продолжайте.
Воспитание - единственно реальный способ исправить сложившееся
положение. Самое надежное сырье в этом деле - дети. Мы должны
целенаправленно работать с детским сырьем... Пожалуй, вот главное. Не думаю,
что открыл для вас нечто новое.
Неужели вы не знаете: наши лучшие братья всегда работали с детским
сырьем! В чем же ваши рекомендации?
На освещение детских душ необходимо переключить всех нас, а не какую-то
избранную группу. Нет смысла тратить силы на бессмыслицу. Я имел в виду это.
Кстати, зафиксируйте мою смиренную просьбу. Я очень хочу лепить людей из
детского сырья, а не из взрослых подонков.
Красивое предложение. Красивая просьба. А где гарантии, что однажды вы
не решите, будто ребенком можно пожертвовать, потому что он еще не стал
человеком?
Все-таки вы меня обвиняете?
Я подразумевал не вас лично.
Спасибо. Огромное спасибо. Надеюсь, я удовлетворил требованиям опроса?
Теперь спрашиваю сам - что мне делать дальше?
Вам? Только одно: выполнять Миссию. Пока существует хоть доля шанса,
что сегодняшняя бессмыслица закладывает фундамент для смысла жизни будущих
борцов за человека - нужно выполнять Миссию. Нужно вытащить из грязного
болота немногих оставшихся еще людей. Нужно помочь этой маленькой
драгоценной группке освободиться от присохших звериных шкур. Любыми
имеющимися средствами. Любой ценой. Вот главное для каждого из нас. Сегодня
- это главное.
Извините меня, брат.
Извинения излишни. Я благодарю за неравнодушные высказывания. Конец
связи.
Укрепится ваш разум, брат.
Очистится ваша душа.
1982, 1989