Вадим Шефнер. Запоздалый стрелок, или Крылья провинциала ----------------------------------------------------------------------- Авт.сб. "Скромный гений". OCR & spellcheck by HarryFan, 8 September 2000 ----------------------------------------------------------------------- 1. ВВЕДЕНИЕ Теперь, когда у каждого есть личные крылья и когда каждый знает, что он может в любую минуту употребить их для полета, - теперь на Земле крылья эти утратили свою популярность. На планете нашей пользуются ими главным образом некоторые романтически настроенные влюбленные да еще сельские письмоносцы в отдаленных районах во время весенней распутицы. И уже мало кто помнит, как трудно было Алексею Потаповичу Возможному изобретать эти крылья, и пробивать свое изобретение сквозь различные барьеры, и осуществлять всеобщую крылизацию человечества. Вот об этом я и хочу напомнить вам, уважаемые Читатели. 2. ВНЕСЕНИЕ ЯСНОСТИ Должен предупредить Читателей, что своей статьей я не собираюсь открывать никакой Америки и что она (статья эта) носит компилятивный характер, отнюдь не претендуя на особую оригинальность как в области сообщаемых фактов, так и в отношении способа их изложения. Крылья - тема вечная, как любовь. О крыльях люди мечтали с самых отдаленных времен. В древних пещерах, в наскальной живописи наряду с другими изображениями мы находим и изображение человека, парящего на крыльях. Герою древнегреческого мифа Дедалу удалось сконструировать крылья для индивидуального полета. Библия, ее апокрифы и вообще религиозная литература всех времен и народов полны упоминаний о летающих существах как положительного порядка (ангелы), так и порядка отрицательного (злые духи, демоны). Темой крыльев полны живопись, скульптура, музыка, киноискусство, научная фантастика, а также фольклор ("Был бы я пташечкой, стал бы летати..."). Серьезные деятели литературы - например, Анатоль Франс в "Восстании ангелов" и Марк Твен в "Путешествии капитана Стормфилда на небеса" - не чуждаются темы крыльев. О поэзии и говорить нечего: от давних времен и до наших дней написано неисчислимое множество стихов о крыльях. И даже когда настал век авиации и полетов в космос, интерес человека к крыльям, как таковым, не остыл и мечта о личных крыльях не затмилась. Не один пилот и не один пассажир, совершив со сказочной скоростью перелет Ленинград - Владивосток и сойдя по трапу на твердую землю, с ласковой завистью следили за полетом ласточек над аэродромом. Парадокс заключался в том, что, создав планеры, дирижабли, самолеты, геликоптеры и космические ракеты, человек продолжал мечтать о полете на личных крыльях. И в снах он продолжал видеть себя летящим не в салоне реактивного лайнера, не в кабине космического корабля, а просто летящим, парящим как птица. Но крыльев не было. Были мифы о крыльях, и рассказы о крыльях, и поэмы о крыльях, и стихи о крыльях. Но живого обыкновенного человека, летящего на крыльях, никто, никогда, нигде не встречал. 3. СПРАВКА Так было до тех пор, пока Алексей Потапович Возможный не сконструировал крылья и не полетел на них. (См. Авторское свидетельство N_756617-ПС, доб. документация N_1899457-КМ, - "Крылья человеческие машущие индивидуальные съемные для управляемого полета в воздушной среде".) 4. ДЕТСТВО АЛЕКСЕЯ ВОЗМОЖНОГО Алексей Возможный родился в Сибири, в селе Ямщикове (ныне - Возможное). Село это довольно большое, с почтово-телеграфным отделением и средней школой. Отца Алеша потерял рано, мать же его была сельской почтальоншей. Набрав на почте полную сумку писем, газет и прочей корреспонденции, она с утра отправлялась в окрестные деревни. Весной и осенью, в распутицу, по тракту ходить становилось нелегко, а в небольшие таежные деревеньки, расположенные среди болотистой тайги, порой и вовсе невозможно было проникнуть. В такие дни Серафима Дмитриевна часто возвращалась домой с сумкой, в которой лежало много недоставленных писем, и горько жаловалась на бездорожье. - И неужели никак-никак нельзя было эти письма доставить? - участливо расспрашивал ее маленький Алеша. - Никак нельзя. Разве что на гусеничном тракторе или на крыльях. - А крыльев тебе не полагается? - Крылья только ангелам полагаются, - отвечала Серафима Дмитриевна. Из этого не следует делать вывод, что она была религиозной. Просто этими словами она хотела образно пояснить ребенку полную невозможность доставки писем в данных условиях. Когда Алексей подрос, он неоднократно заменял мать в ее походах в дальние деревни. Он даже пропускал ради этого занятия в школе, на что, впрочем, учителя смотрели сквозь пальцы. Учился он очень хорошо - даже, как считали некоторые, ненормально хорошо. Так, будучи учеником пятого класса, он уже знал некоторые разделы высшей математики, изучаемые в Академии Математических Наук, а когда сдавал выпускные экзамены, то, выбрав вольную тему, вывел доказательство малоизвестной теоремы Сандестрома-младшего, считавшейся недоказуемой. Успехи в учебе не сделали Алешу ни заносчивым, ни черствым. Он был добр к товарищам и всегда готов был помочь людям в беде, даже если это было сопряжено с опасностью. Добр он был и к животным. Если где-нибудь находил он раненую или выпавшую из гнезда птицу, он притаскивал ее домой и ухаживал за ней. Выздоровев, птицы не всегда улетали - некоторые оставались жить поблизости и сопровождали Алексея в его прогулках и походах в тайгу и окрестные деревни. Днем около него всегда летал сокол, а стоило Алеше выйти из избы вечером - появлялась серая сова. Она летела впереди него, то низко стелясь у его ног, то бесшумно взмывая ввысь. И каждую весну и каждую осень, в пору перелетов, ненадолго отвернув от стаи, над его домом делал несколько приветственных кругов лебедь: Алексей когда-то подобрал на берегу реки подранка и выходил его в своей избе. 5. ПОВОРОТНАЯ НОЧЬ Окончив школу, Алексей решил ехать в Ленинград поступать в Самолетостроительный институт. Он уже послал туда документы. В том году стояло необычно дождливое лето, и однажды мать Алексея, Серафима Дмитриевна, вернулась домой с сумкой, в которой было немало недоставленных писем, газет и переводов. Эту почту она должна была отнести в деревеньку Дальние Омшары, но дойти туда не смогла. Путь в Дальние Омшары лежал через тайгу и моховые болота. Так как в сумке среди прочей корреспонденции была и телеграмма, то Алексей решил отправиться сам в эти Омшары, хоть до этого там не бывал. Мать сначала отговаривала его, но он убедил ее, что будет осторожен. Захватил сумку, надел брезентовый плащ и двинулся в путь. Едва он вышел на тракт, как сокол, по своей привычке, увязался за ним. Крылья его влажно блестели от дождя. Иногда он набирал высоту и, оглядев сверху дорогу, пикировал вниз. Затем Алексея нагнала сова. Полет ее был неровен и как-то неуклюж: днем, как известно, совы видят плохо, к тому же эта сова была пожилая. Она тяжело плюхнулась Алексею на плечо, да так и осталась сидеть. - Ну только тебя, старуха, здесь и не хватало, - пошутил юноша, погладив птицу по мокрой спине. - И с чего это ты днем с места сорвалась, никогда этого с тобой не бывало! Вскоре Алексей свернул с тракта на лесную дорогу, а с той - на другую, поуже. Все было залито водой, но путь виден был хорошо. Вот сокол снова набрал высоту, затем спикировал - и полетел домой. Алексей понял, что идет верным путем и до наступления темноты ничего дурного с ним не случится. Но когда стемнело, Алексей вышел на моховое болото, покрытое кочками и мелким чахлым березняком, и вскоре сбился с дороги. Он петлял, шагал то вправо, то влево, под его сапогами хлюпала болотная жижа. Потом в темноте ему почудилось, что вышел на знакомое место, и тогда он быстро зашагал туда, где, как считал он, должна проходить потерянная им дорога. И тут сова довольно больно и сердито клюнула Алексея в плечо. Затем она стала летать вокруг него, чуть ли не задевая лицо крыльями и не давая идти вперед. Он понял, что птица почуяла недоброе и что ему надо переждать ночь на месте. Он сел на мокрую кочку и задремал. Иногда он просыпался от холода и тогда слышал, как сова начинает сердито хлопать крыльями. Когда рассвело, ее уже не было - улетела домой спать. Тут, при дневном свете, Алексей увидел, что пройди он ночью еще шагов десять - и угодил бы в трясину, в так называемое "окно". Эти "окна", поросшие сверху густой травой, и днем-то не всякий отличит от обыкновенной безобидной лужайки. Вскоре он отыскал дорогу и без дальнейших происшествий пришел в Дальние Омшары, где роздал корреспонденцию. Телеграмму же он вручил Екатерине Сергеевне Радугиной, которая оказалась просто Катей; девушка была на год моложе Алексея. Телеграмма извещала Катю о том, что она принята на заочное отделение ветеринарного техникума. Катя очень обрадовалась этому известию, а Алексей радовался, глядя на нее. На девушке была черная юбка и кофточка из шотландки, которая ей очень шла. Кофточка была в зеленую клетку с черными поперечинами и застегнута была на зеленые пуговицы из пластмассы. - О чем вы задумались? - спросила вдруг Катя. - Так, - ответил Алексей. - Эти пуговки очень похожи на леденцы. - Это хорошо или плохо? - Это не хорошо и не плохо, - ответил Алексей. - Но мне - нравится. - Как странно, - сказала Катя. - Как странно! Мне эти пуговицы тоже напоминают леденцы, но никто никогда не говорил мне об этом. - Вам теперь будут присылать учебные программы, - сказал Алексей. - Если дороги будут плохими, я все равно буду доставлять вам эти программы. - Спасибо, - сказала Катя. - Я буду этому рада, Плохо только, что на первом курсе есть химия. - Не нравится химия? - удивился Алексей. - Даже хуже, - ответила Катя. - Видите вон ту большую осину? Нравится она вам? - Ну вижу. По-моему, хорошее дерево. И слышите, как звенят листья? - А если б вы темной ночью сюда пришли, и я вам показала бы в ту сторону и спросила: "Нравится вам осина?" Вы бы сказали: "Звенит, а какая она - не знаю". Вот так для меня химия. - Я вам буду помогать, - сказал Алексей. - Вот спасибо, - обрадовалась Катя. - А то я так ее боюсь, что в школе на уроках химии стихи писала, чтоб не так страшно было. На одном уроке вот какое стихотворение написала: Сегодня на северном склоне оврага, Где ивы обветренный ствол, Где солнце, и снег, и подснежная влага, Цветок долгожданный расцвел. Стоит он над снегом, над жухлой травою, От света и воздуха пьян. С утра над бедовой его головою Клубится весенний туман. Могла бы нагнуться, могла бы сорвать я - Но он лишь один на снегу. Он ждет не меня, он ждет своих братьев - Сорвать я его не могу. Потом она сказала: - Я знаю, это не очень удачно, Но ведь это для себя. Мы летом тут в речке часто купаемся, а иногда я одна хожу купаться на лесное озеро, это три километра отсюда. Как я там плаваю, как ныряю - никому и дела нет, а самой мне там нравится. Вот так и стихи. Эта ночь на болоте и последовавшее за ней знакомство с Катей оказали на Алексея Возможного странное, как может показаться на первый взгляд, воздействие. Вернувшись домой, он затребовал из Самолетостроительного института документы и вскоре уехал в ближайший райцентр, где поступил на курсы работников почтовой связи. Многие дивились, и до сих пор дивятся, почему он при своих способностях избрал столь скромный и столь невысоко оплачиваемый трудовой путь. Одни считают, что здесь повлияло стремление быть ближе к Кате; другие напирают на то, что мать Алексея Возможного была уже в предпенсионном возрасте, часто хворала, и сын не захотел оставлять ее в одиночестве; третьи же предполагают, что в ту ночь, когда Алексей сидел в лесу, ожидая рассвета, он вовсе не спал, а думал о крыльях для человечества и так четко представил их себе, что уже не хотел будто бы тратить время на институт, стремясь поскорее взяться за работу. Однако из поздних дневниковых записей Алексея Возможного видно, что конкретных мыслей о крыльях у него тогда не возникало. Он пишет: "О крыльях я в те дни еще не думал. Но у меня появилось чувство, которое я назвал бы так: предзнание. Я знал, что надо что-то найти и что будущая находка где-то рядом". 6. КРЫЛЬЕВ ЕЩЕ НЕТ По окончании курсов Алексей Возможный был направлен в родное село, где занял место помощника начальника отделения связи. Оно было свободно, так как его предшественник недавно ушел на пенсию. В Ямщикове дивились тому, что столь способный человек избрал себе столь малоперспективную специальность. Над ним даже подшучивали - впрочем, весьма добродушно. Девушки, например, сложили о нем частушку, которую несколько раз исполнили со сцены деревенского клуба: Наши мальчики хвалены Прежде перли в институт, А теперя в почтальоны Просто-напросто идут! Как видите, песенка вовсе не обидная. Надо заметить, многим даже пришлось по душе, что талантливый юноша выбрал такой скромный путь и остался в родном селе. Когда же Алексея спрашивали, неужели ему не хочется поехать учиться в большой город или поездить по белу свету, он отмалчивался. Но, как нам теперь известно, однажды он сделал в своем дневнике такую запись: "Я думаю, что внимательное созерцание квадратного метра поля или луга, когда наблюдатель находится в состоянии душевного покоя, дает сознанию большее ощущение простора и полноты жизни, нежели тысячекилометровые переезды и перелеты и многократная смена мест обитания. Каждый сам в себе носит свой простор". Впрочем, Алексей не был таким уж неколебимым домоседом. Когда в Москве был объявлен международный турнир на лучший результат шахматной игры с новейшей логической электронной машиной, он испросил у начальника почты отпуск и направился в столицу. Предварительно он выучился игре в шахматы по самоучителю и сыграл несколько партий с местным чемпионом, счетоводом Петром Степановичем Бирюковым. Условия международного турнира были таковы. Первая премия предназначалась тому, кто сыграет с машиной вничью; вторая - тому, кто сдастся ей не ранее тридцатого хода. О выигрыше речи не было, так как считалось, что человеку победить в игре эту машину невозможно. Однако Алексей, сыграв три партии, в первой сделал ничью, а две остальные выиграл. Получив довольно крупную денежную премию, он накупил целый контейнер книг по самым различным отраслям знаний, а также много подарков для матери и односельчан. Кате же он привез очень дорогую электронную собаку. Она была размером со шпица и умела бегать, прыгать и лаять. Больше никаких достоинств у собаки этой не было, а к тому же она сразу сломалась. Вообще справедливости ради надо сказать, что, хоть Алексей и любил делать подарки, но выбирать их не умел. Все его покупки - если только речь идет не о книгах и не об инструментах - поражают своей непрактичностью и никчемностью. Вернувшись в Ямщикове (ныне Возможное), Алексей продолжал работать на почте. В дни большой нагрузки, перед праздниками, а также в плохую погоду, он сам охотно разносил корреспонденцию по дальним деревням. Не скроем, что всего охотнее носил он письма и газеты в деревню Дальние Омшары. Так прошло два года. 7. КРЫЛЬЯ КАК ТАКОВЫЕ Однажды весной, в первый день своего отпуска, Алексей Возможный зашел в сельский клуб. Здесь висела свежая стенгазета, в которой наряду с прочими злободневными материалами был помещен рисунок местного художника Андрея Прокушева. Рисунок изображал молодого человека с сумкой на боку, из которой торчали письма и газеты. Молодой человек этот сидел на велосипеде. Точнее, падал вместе с велосипедом, так как ехать не мог: велосипед по втулки увяз в дорожную грязь. Внизу был четко написан стишок, сочиненный молодым письмоносцем Николаем Тараевым: Несмотря на все усилья, Не качусь, а падаю. Не колеса здесь, а крылья Почтальонам надобны! Очевидцы рассказывают, что Алексей Возможный, прочитав это четверостишие, на мгновение застыл, а затем торопливым шагом направился к выходу. Некоторые добавляют, что при этом он хлопнул себя по лбу и проговорил какое-то древнегреческое слово. После этого он три дня нигде не показывался. На вопросы соседей, что такое стряслось с Алексеем, почему его не видно, мать его, Серафима Дмитриевна, сокрушенно качала головой и говорила: "То пишет, то чертит на бумаге что-то, ночей не спит. Не знаю, что и делать с ним..." Вскоре Алексей уехал в Москву. Вернулся он через пять дней. Мать рассказывала соседям, что он привез какие-то проволочки, баночки, металлические маленькие штучки и еще какие-то непонятные предметы. Затем на попутном грузовике он направился в райцентр, где накупил холста, рыболовных капроновых лесок и много тюбиков с клеем БФ. Еще через день Алексей пошел к местному столяру Михаилу Андреевичу Табанееву и попросил у него сухих дощечек и планочек. Тот охотно дал просимое, но поинтересовался, на что это Алексею надобно. - Крылья буду ладить, - ответил Возможный. - В птицы записаться хочешь? - засмеялся добродушный столяр. - Ну что ж, дело неплохое... Птицей станешь - не забудь мне пол-литра в клюве принести. - Ладно уж, принесу. В тот же день Алексей отправился в Дальние Омшары. Он рассказал Кате о том, что скоро сделает крылья. Катя внимательно выслушала его и задумалась. - О чем ты думаешь? - спросил ее Алексей. - Ты не веришь, что человек может летать? - Нет, я верю, - тихо ответила Катя. - Но если у тебя ничего не выйдет с крыльями, ты все равно останешься для меня тем же. Тогда Алексей обнял и поцеловал Катю, а на другой день они отправились в райзагс, а оттуда в Ямщикове - и Катя поселилась в доме Алексея. На этом, в сущности, кончаются все сердечные тревоги в жизни Возможного. Дальше - в этом отношении - судьба его и Кати сложилась счастливо, и они жили душа в душу. Должен признаться, что, принимаясь за эту главу, я боролся с соблазном хоть немного драматизировать любовные переживания Алексея и Кати. Но удержался от этого, ибо мое дело - повествовать только о фактах. Теперь Алексей и Катя целыми днями находились в пристройке, где Алексей оборудовал небольшую мастерскую. Он подбирал и пилил планки, обстругивал их и склеивал, а Катя, наложив на холст картонное лекало, резала этот холст большими ножницами, а потом сшивала большой иглой, употребляя вместо ниток рыболовную леску. Однако работы было так много, что Алексей связался с ребятами из местного школьного кружка авиамоделистов. Работали они охотно, их и не прогнать было из пристройки, но галдели ужасно, споря друг с другом из-за сборки узлов, - и мать Алексея была этим не очень-то довольна. Но помощь ребят освобождала Алексея от многих часов черновой работы и давала ему возможность заняться вспомогательным электронным устройством, которое должно было сделать полет совершенно безопасным. И вот крылья были готовы. В этот день Катя надела спортивные брюки и красивую кофточку, а Алексей облачился в свой единственный парадный костюм и приладил к рукам крылья. Пришли и ребята-авиамоделисты. Оделись они как обычно, но все были умыты и причесаны, что случалось с ними не каждый день. - А ты, мама, пойдешь с нами на испытание? - спросил Алексей Серафиму Дмитриевну. - Не хочу на баловство ваше глядеть, - строго ответила Серафима Дмитриевна. - Делом бы лучше занялись! Тогда все, кроме нее, отправилась к выгону. Впереди шагал Алексей Возможный в парадном костюме и с крыльями, за ним Катя в клетчатой кофточке с пуговицами-леденцами, а уж за Катей - ребята. Погода стояла отличная, но отличная она или плохая, не имело значения: крылья годились для любой погоды. Коров на выгоне в этот час не было, и людей нигде поблизости тоже не было, не видно и не слышно было птиц. Только сокол, как всегда, увязался за Алексеем и молча летал вокруг него. И участники испытания тоже молчали, потому что приближался ответственный момент. - Полетит дядя Леша сейчас, а веселья нет, - сказал вдруг самый маленький из авиамоделистов. Ему никто ничего не ответил. - Ну начинаю полет, - Алексей посмотрел на Катю и побежал к середине выгона, расправляя на бегу крылья. Затем он оторвался от земли и полетел. 8. ДАЛЬНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ Алексей сделал несколько небольших кругов над серединой выгона, а потом по прямой полетел к старой большой черемухе, что стояла у края поля возле ручья. Сокол летел рядом с ним. Казалось, птица нисколько не удивлена полетом человека. Набрав высоту, Алексей перевалил через крону дерева и круто пошел вниз. Внезапно сокол с коротким предупреждающим криком вынырнул навстречу ему. Алексей резко свернул, еще немного и он пропорол бы правое крыло о сухой жесткий сук и, конечно, упал бы. Теперь благодаря соколу он избежал опасности. Но сокола на мгновение сдавило между суком и крылом. Птица молча упала в ручей, и ее потащило течением. Лапы у нее были прижаты к телу, как при полете. Но так же птицы сжимают лапы и в миг смерти. Алексей долго летел над ручьем, сопровождая мертвого сокола. Того волокло над бледно-зеленой подводной травой, над ржавыми консервными банками, над какими-то мятыми дырявыми кастрюлями и изодранными резиновыми сапогами, лежащими на дне. Дальше ложе ручья стало глинистым, а берег был весь в ямах: отсюда брали глину для печей. Затем ручей расширялся, здесь был омут. Сокол исчез в его глубине. Алексей набрал высоту и начал делать крутые виражи, чтобы током встречного воздуха осушить выступившие на глазах слезы. Рукой отереть их он не мог - этому мешали крылья. Затем он вернулся к Кате и ребятам-авиамоделистам. - Я нечаянно убил сокола, - сказал он Кате, снимая крылья. На краю правого крыла виднелось небольшое красное пятно. - Как это грустно, - сказала Катя. - И именно сегодня... - Теперь полетай ты, - сказал ей Алексей. Катя надела крылья и сделала несколько кругов над выгоном. Потом разрешено было полетать самому старшему из авиамоделистов, ученику десятого класса Мите Добрышеву. - Ну, понравилось? - спросила его Катя, когда тот отлетался. - Понравилось, ничего, - ответил Митя. - Но на "ТУ-104" лучше. Когда я на "ТУ-104" с папой в Киев летал - вот это да! - А я на "ИЛ-18" летал, - сказал самый маленький из авиамоделистов. - Вот это веселье было! Ребята побежали к селу, и Алексей с Катей остались в поле одни. По-прежнему кругом было безлюдно. Поднявшийся северо-восточный ветер гнал на выгон пыль с проселочной дороги. - Что ж, Катюша, идем домой, - сказал Алексей. - Испытание закончено. Ты рада? - Рада, - ответила Катя. - Но я почему-то думала, что радость будет больше. - Я тоже так думал, - согласился Алексей. - Ты понимаешь, когда я летел, это было приятно, но совсем не так, как летаешь во сне. Не получается ли так: давая людям свои крылья, я отнимаю у них мечту о крыльях? - Ты сделал очень важное дело, - утешила его Катя. - У человека крыльев никогда не было - а вот теперь они есть. - Да, крылья есть. И оба они не спеша пошли домой. Часа через полтора Алексей взял денег, повесил на шею провизионную сумку, надел крылья - и полетел в магазин. Сельмаг находился довольно далеко от их дома. Алексей летел не над улицей, а задами, чтобы не возбуждать излишнего внимания. Когда он приземлился у магазина, там только что кончался перерыв, и покупатели еще не подошли. Он был первым. Заведующая сельпо тетя Света Целовальникова сидела на крылечке. - А, прилетел-пожаловал, - улыбнулась она. - Мне ребята уже сказали, что ты крылья наладил... А грузоподъем у них какой? Кроме самого себя, много груза поднять можешь? - Нет, не очень много, - ответил Алексей. - Килограмма два-три. - Маловато, - покачала головой тетя Света. - С такими крыльями не разживешься... А скорость какая? - Скорость больше, чем у пешехода. Но не намного. Километров пятнадцать в час. - Не шибкая скорость. Вот у меня племянник мотоцикл "ИЖ" заимел, так на тракте километров сто выжимает. А выпьет, так, говорит, и сто двадцать дает. Алексей сделал покупку и полетел к столяру. Тот сидел у окна, уже выпивши по случаю хорошей погоды. Алексею он обрадовался. - Ну и молодец ты, паря! И на саном деле крылья смастерил! И пол-литра мне в клюве принес! Затем он ощупал крылья и попросил дать ему полетать на них. - Простите, Михаил Андреевич, крыльев дать вам сейчас не смогу, - сказал Алексей. - Вы сейчас выпивши немного, а у меня здесь электронно-бионический тормоз. Человек в состоянии опьянения взлететь на этих крыльях не может. Зато он не может и разбиться. - Тоже хорошо! - воскликнул Михаил Андреевич. - Умная голова у тебя!.. А какой потолок у них? - Около двухсот метров. - Н-да, - протянул Табанеев, - потолок подкачал... Но ты не горюй, ты все равно важное изобретение сделал. Как теперь известно, именно в этот день вечером Алексей Возможный сделал в своем дневнике следующую запись: "Помимо того, что сокола жалко, нет вообще ощущения большой радости. Быть может, радость - это вид энергии, а неисчерпаемых источников энергии нет. Много радости расходуется на само ожидание радости - и вот, когда мы приходим к цели, цель эта нас не так уж и радует". Несколько ниже он пишет: "Я чувствую себя человеком, долго искавшим клад и наконец нашедшим его. Да, я откопал сундук, на крышке которого написано: "Здесь миллионы". Я взломал сундук и там нашел миллионы. Но это не золото. Увы, это бумажные деньги. Они давно утратили хождение и заменены другими денежными знаками. Я не могу раздать их людям - они им не нужны. Они порадуют только коллекционеров (которые, впрочем, тоже люди). Клад найден слишком поздно". 9. ЗАПОЗДАЛЫЙ СТРЕЛОК Как мы теперь знаем из воспоминаний современников, в самом эпицентре открытия - в селе Ямщикове - создание крыльев не вызвало большого шума. Это и понятно: в селе этом Алексей Возможный был своим человеком, его считали добрым малым, слегка чудаковатым, и изобретение им крыльев восприняли как проявление безвредной (но и бесполезной) чудаковатости. Но затем, хоть Алексей никак не рекламировал своих крыльев, слухи о них кругами пошли от его родного села к соседним селам, к городкам, к городам. И чем дальше уходили слухи, тем более они видоизменялись. Через несколько дней распространилась легенда о некоем летающем человеке, который похитил из райпо и унес под крыльями ящик хлебного вина. По другому варианту, этот летающий человек был вовсе и не человек, а морально разложившийся десантник-инопланетник с летающей тарелки, и похищал он не спиртные напитки, а деньги чистоганом. Были и иные варианты, еще более странные. Но у всех этих слухов было нечто общее: всюду указывалось конкретное место, где происходят чудеса, - село Ямщикове. Поэтому вскоре из одного небольшого города, отстоящего недалеко от Ямщикова, в село это был направлен многосторонний журналист Леонид Могилан, чтобы выяснить все на месте и опубликовать в газете корреспонденцию, разъясняющую суть дела и пресекающую ложные домыслы. Когда-то Леонид Могилан сотрудничал в одной центральной газете, но оттуда был за что-то уволен и переехал работать в ту небольшую газету, о которой идет речь. Здесь редактор полюбил его за свежесть стиля. Так, Могилан никогда не употреблял слова "нефть", а всегда писал "наше черное золото"; никогда не говорил "хлопок", а всегда - "наше белое золото"; а вульгарное слово "пушнина" он заменял образным выражением "наше мягкое золото". Кроме того, хоть жил он всегда в городах, но считался знатоком сельского хозяйства и иногда даже сочинял стихи и песни на сельхозтему. В поэзии он почему-то подражал дореволюционной поэтессе Мирре Лохвицкой. Об этом свидетельствует хотя бы его "Сельская вакхическая": Пастух Мефодьич! Доярка Маша! Я с вами дружбе сердечной рад! За яровые поднимем чаши, За полноценный суперфосфат! Споем и спляшем! Эван! Эвоэ! В экстазе выпьем артелью всей За все комбайны, за все удои, За яйценоскость родных гусей! Так как Ямщикове было селом и находилось в сельской местности, то туда был направлен именно Могилан. Через два дня в газете появилась его статья, которая называлась "За крыло да на солнышко!" Она начиналась так: "В то время как крепнет добыча мягкого золота, множится вывоз удобрений и свершается ряд иных свершений и мероприятий, есть у нас еще темные пятна, есть и отдельные носители этих темных пятен. Некий А.Возможный, отклонившись от дружного коллектива работников связи, вместо того чтобы заботиться о срочной доставке писем сельским труженикам, занялся бесцельным прожектерством и вздумал летать на крыльях. Эти антинаучные полеты, не подкрепленные выводами и доводами науки, невольно наводят на мысль о том, что А.Возможный хочет противопоставить себя рядовым труженикам села Ямщикова и возбудить в них религиозные суеверия в своих личных целях..." В таком духе был написан целый подвал. Кончалась статья возгласом: "А не пора ли ударить по крыльям гр. А.Возможного!" Вскоре эта отрицательная статья сделала свое положительное дело. В самом деле, напиши Могилан статью хвалебную - она могла бы пройти незамеченной. Положительная статья не требует ответа, а отрицательная требует. Она немедленно была обсуждена на районном собрании почтовых работников и признана грубо заушательской и искажающей факты. В одну из центральных газет было послано письмо за многими подписями. Вскоре в Ямщикове прибыл столичный корреспондент, а через три дня в его газете появилась не очень большая, но весомая заметка, которая называлась "Оглоблей по крыльям". В ней рассказывалось о том, что периферийный изобретатель-практик, сконструировавший крылья для письмоносцев, подвергся грубым нападкам в местной печати. Вместо того чтобы морально поддержать Алексея Возможного, Л.Могилан, не разобравшись в сути дела, обрушился на него с нелепыми придирками в своей технически неграмотной статье. Вслед за тем в Ямщикове приехала известная журналистка Нина Антитезова. В толковой и дружественной статье она поведала широкому читателю об Алексее Возможном и его изобретении. Статья называлась "Сельский Дедал". В Ямщикове потянулись корреспонденты, фотографы, репортеры, телевизионщики и киношники. Представитель массового научно-популярного журнала "Техника-каждому" уговорил Алексея послать чертежи и техническое описание крыльев в Бюро изобретений. Алексей последовал доброму совету и вскоре получил авторское свидетельство. Затем Алексей Возможный сделал вторую пару крыльев. Эти крылья он принес в свое почтовое отделение, чтобы ими могли пользоваться письмоносцы. Крылья вполне оправдали себя. Пошли осенние дожди, дороги к некоторым отдаленным деревням стали труднопроходимыми, но доставка почты шла без помех. Почтальон, отправлявшийся в дальнюю деревню, брал крылья и летел над дорожной грязью и болотами. Иногда ими пользовались и врачи, а также лекторы, летавшие в глубинку. Эти крылья лежали, всегда готовые к употреблению, на специальной полке в почтовой конторе. Их прозвали "дежурными крыльями". Вскоре, зайдя в сельский клуб, Алексей увидал там свежий номер стенгазеты, где помещен был новый рисунок Андрея Прокушева. Рисунок тот изображал сельского письмоносца. Он бодро летел на крыльях, а на шее у него висела сумка, из которой торчали письма и газеты. Внизу можно было прочесть четверостишие уже известного нам сельского поэта: Над тайгой лечу зеленой, Что мне ямы, впадины, - Потому как почтальону Нынче крылья дадены! Однако нужно заметить, что мать Алексея, отправляясь на разноску почты, крыльями никогда не пользовалась. Впрочем, скоро она вышла на пенсию. Что касается Кати, то она, после того как крылья прошли испытание, изредка летала на них, но относилась к ним с какой-то тайной боязнью. Не то чтоб она боялась разбиться - нет, совсем нет. Просто ее безотчетно тревожило то маленькое ржаво-красное пятнышко на правом крыле. Да и сам Алексей Возможный тоже редко пользовался крыльями. Характер его несколько изменился, он теперь часто бывал грустным. К этому времени относится такая запись в дневнике: "В сущности, формула движения машущего крыла настолько проста, что только случайность помешала людям открыть ее в предшествующие века. Я не чувствую себя победителем. Я чувствую себя неопытным, но самонадеянным стрелком, случайно попавшим в яблочко... Вся мишень испещрена попаданьями возле этого яблочка, и видно, что стрелки были опытные и меткие, но им просто не везло. Стрелки давно умерли, а мишень осталась, пришел я и попал в цель. Но это была их цель! Я - запоздалый стрелок". 10. ДОРОЖНЫЕ ВСТРЕЧИ Теперь на имя Алексея Потаповича Возможного шло много писем. Его сослуживцы, беззлобно подшучивая над ним, утверждали, что он нарочно поступил работать на почту, дабы получать корреспонденцию, так сказать, не отходя от рабочего места. В письмах люди спрашивали, скоро ли будет налажено массовое производство крыльев, какова будет их цена, и задавали много других вопросов. Все это привело Алексея к мысли, что пора поднять вопрос о широком выпуске крыльев, с тем чтобы промышленность смогла удовлетворить намечающийся спрос на них. Посовещавшись с Катей, он взял в отделении связи отпуск за свой счет и направился в центр. Катя проводила его до районного города, где он сел в поезд. С ним был небольшой чемодан и крылья в чехле из водоотталкивающей ткани. Чехол этот сшила Катя. В купе уже сидело три человека. Они ехали, как оказалось, на слет изобретателей-переростков в областной город. Их имена не дошли до нас, поэтому я для удобства буду именовать их Брюнет, Рыжий и Старикан. Увидав чехол, Брюнет спросил у Алексея, что в нем такое. - Крылья машущие для индивидуального полета, - ответил Алексей. - Ну кому теперь нужны крылья! - воскликнул Брюнет. - Кругом полно самолетов! Я ведь знаю, что надо изобретать и чего не надо. Я изобрел антиалкогольный ящик для хранения денег. Я хочу его зарегистрировать под девизом: "Сезам - не открывайся!" - С этими словами Брюнет выдвинул из-под сиденья небольшой железный сундучок. На нем, очевидно рукой изобретателя, был выведен зеленой масляной краской стишок: И жена и я довольны - Уменьшается расход. Ящик антиалкогольный Наши деньги бережет. И горжусь я без рисовки Изобретеньем своим: Этот ящ. в командировке И в быту незаменим. - А каково назначение этого ящика? - поинтересовался Алексей. - Этот антиалкогольный ящик предназначен для хранения денег, - ответил Брюнет. - Получив получку, вы кладете в ящик сумму денег, которую вам надо сберечь для каких-либо целей, отложив себе часть на ежедневные расходы. Если вы выпьете и захотите добавить на выпивку денег из ящика - он не откроется, как бы вы ни вертели ключом. Дело в том, что в ящик вмонтирован агрегат, улавливающий спиртной запах и при этом автоматически запирающий замок. Более того, если вы сами трезвы, но рядом или в пределах трех метров находится выпивший человек, ящик тоже не откроется. Таким образом, если к вам придет нетрезвый приятель и станет подбивать вас на выпивку за ваш счет - ничего у него с этим делом не выйдет, и вы гарантированы от трат. Если же вашей жене (предполагается, что она непьющая) понадобятся деньги на что-либо - она может открыть ящик в любую минуту ключом, который вы вручаете ей. И вот благодаря этому ящику в семье всегда будет мир. - Ну а если я холостяк, и притом непьющий, значит, ящик отпадает? - спросил Алексей. - Вовсе нет! - ответил изобретатель. - Непьющим холостяком ящик может быть использован как копилка. Предположим, вы хотите скопить денег на мотоцикл. С каждой получки вы кладете в ящик определенную сумму и опять-таки часть денег оставляете себе на повседневные расходы. Из этих денег вы ежедневно покупаете себе четвертинку водки и, разумеется, выпиваете ее. Этим самым вы гарантируете неприкосновенность от самого себя хранимой в ящике суммы. - Но так и спиться можно, - заметил Алексей. - Это уже частный вопрос, - ответил Брюнет недовольным тоном. - Важна новизна идеи. - А какое у вас изобретение? - обратился Алексей к Рыжему. Рыжий молча извлек из кармана небольшой сверточек. Развернув бумагу, он вынул нечто напоминающее по форме электрическую пробку. Только пробка эта была отлита целиком из металла. - Неперегорающая вечная пробка! - объявил Рыжий. - У меня уже и рекламное объявление готово. - Он расправил бумажку и прочел, вернее, пропел на мотив старинной песни "Когда б имел златые горы": Не пожалев труда-терпенья, Я вашу выполнил мечту, Я изобрел изобретенье, Необходимое в быту! Пусть замыканием коротким Все уничтожится дотла, Сгорит весь дом, сгорит проводка, Но будет пробочка цела! Далее Рыжий перешел на прозу: - Вы вставляете в сеть эту пробку и можете быть спокойны - она никогда не перегорит. Включайте все электроприборы - ей хоть бы что. Провода сгорят, приборы сгорят, дом сгорит - а она все равно цела! Представляете, какая будет экономия на пробках во всемирном масштабе! - Позвольте, - удивился Алексей, - но ведь пробки для того и существуют, чтобы в определенных условиях перегорать. В этом их назначение. - Вы, молодой человек, видно, ничего в изобретательском деле не понимаете, - вмешался Старикан. - Если в основе изобретения лежит новая мысль - значит, изобретение ценное. Вот я... - А вы что изобрели? - обратился к Старикану Алексей. - Я не изобрел, я сделал открытие. Я создал Микстуру Долголетия, сокращенно - "Мидол". Если вы раз в год, в день своего рождения будете принимать эту микстуру - вам обеспечено необоримое здоровье и долгая жизнь. Вы проживете до ста пятидесяти лет. Старикан вытащил из-под вагонного столика большую бутыль, полную какой-то темной жидкости. К горлышку сосуда была привязана бумага, на манер аптечной сигнатурки, только гораздо больше размером. На одной стороне было написано дрожащим старческим почерком: "Любой человек в домашних условиях может приготовить "Мидол" на радость себе и окружающим. Состав "Мидола": Соль поваренная. Соль фиксажная. Сахар. Одеколон "Шипр". Керосин. Денатурат. Чернила ученические синие. Жидкое мыло. Чесночный сок. Уксус. Спирт нашатырный. Клопомор бытовой. Политура мебельная. Горчица столовая. Касторка аптечная. Лак для ногтей. Рассол огуречный. Жир рыбий. Смешать, взболтать и настоять". На другой стороне сигнатуры той же рукой был написан стишок: Пять литров микстуры моей Ты выпей приемом единым - И станешь быка здоровей, И будешь всегда невредимым. Ни выходки женских особ, Ни вирусов хищная стая Тебя не загонят во гроб - Живи, веселясь и блистая! - Позвольте, - удивился Алексей Возможный. - Там у вас написано "пять литров". Это не описка? - Нет, это не описка, - ответил Старикан. - Нужно выпить за один прием именно столько - ни грамма меньше, ни грамма больше. И тогда "Мидол" окажет свое благотворное действие. - Простите за нескромность, - спросил Алексей. - Но, судя по вашему внешнему виду, вы еще не пили "Мидола"? - Нет, пяти литров мне не выпить, - ответил Старикан. - Но я ежедневно тренируюсь на пиве. Пива я могу выпивать уже четыре бутылки сразу. Старуха моя недовольна этим и порой даже прибегает к побоям, но я продолжаю тренировку. Года через три я дойду до десяти бутылок - и тогда в один прекрасный день вместо пива я приму нужную дозу "Мидола" и личным примером укажу людям путь к здоровью и долголетию... Правда, прежде мне нужно будет преодолеть рвотный барьер. А как его преодолеть - я еще не знаю. - Что вы подразумеваете под понятием "рвотный барьер"? - спросил Алексей. - Дело в том, - грустно потупив голову,