молвил Старикан, - дело в том, что моя микстура даже в малых дозах вызывает неудержимые приступы тошноты. Следующим утром три спутника Алексея Возможного сошли в областном городе, и дальше он ехал в купе один. В это время он и сделал запись в своем дневнике, подробно изложив свою встречу с тремя изобретателями-переростками. Говоря о первом, он проводит параллель между его антиалкогольным стоп-устройством и своим, примененным в крыльях. Далее он приходит к выводу, что изобретатель, которого я для удобства именую Брюнетом, наметил себе неверную цель, но ему нельзя отказать в остроумном решении технической задачи; вообще же Алексей характеризует его как прагматиста, зашедшего в тупик. Здесь же он высказывает мысль, что, кроме силы воли, есть и сила безволия, и с ней надо считаться. Второго изобретателя Возможный характеризует просто как глупца. Зато о Старикане пишет вот что: "Несчастный человек? - Нет, счастливый человек! В нем есть величие подлинного открывателя. Через два года он умрет от водянки, но, умирая, будет верить, что проживи он еще год - и он принес бы человечеству счастье. Путь его ложен, смешон, нелеп - но цель мудра, благородна и современна. Он - антипод, обратный знак, оборотная сторона медали... Но именно медали, а не фальшивой монеты! А на другой стороне медали будет когда-нибудь вычеканен профиль открывателя подлинного эликсира долголетия". Далее несколько строк в дневнике вымарано рукой его автора, а затем следует небольшое стихотворение, написанное Алексеем Возможным в том же поезде: Я ныне возноситься волен В пределы листьев и стрижей, В мир обветшалых колоколен И крупноблочных этажей. Но Человек стремится к звездам В порыве исполинских сил - Увы, он крылья слишком поздно Моей рукой осуществил. И облетает позолота С нежданно сбывшегося сна. И радость моего полета Раздумьями омрачена. 11. СЕМНАДЦАТЬ УЧРЕЖДЕНИЙ И БЭБИ Сойдя на шумном вокзале, Алексей Возможный направился на поиски пристанища. Вскоре он нашел свободный номер в недорогой гостинице. Вслед за тем он начал поиски учреждения, которое смогло бы заинтересоваться его крыльями и наладить их массовое производство. Забегая вперед, скажу, что на поиски у него ушло десять дней. Первым делом Алексей направил свои стопы в "Главпочтосвязьпроект". Здесь о крыльях уже знали и считали, что это дело хорошее и нужное и что крылья очень помогут периферийным почтальонам. Однако у "Главпочтосвязьпроекта" мастерские были и без того перегружены работой, и Алексею порекомендовали обратиться в "Главспортснарядпроект". В "Главспортснарядпроекте" Алексея встретили очень хорошо, здесь тоже знали о его изобретении. Но от производства крыльев отказались, так как крылья не в профиле "Главспортснарядпроекта". Ведь такого вида спорта не существует. - Но если наладить производство крыльев, то тем самым возникнет новый вид спорта, - возразил Алексей. - Когда он где-нибудь возникнет - тогда, пожалуйста, к нам, - ответили ему. - И тогда мы начнем налаживать производство ваших крыльев. А пока вам лучше всего обратиться по этому вопросу в "Главлесопожар". В "Главлесопожаре" о крыльях тоже знали. Но для борьбы с лесными пожарами крылья действительно не годились - слишком мала грузоподъемность. В этом деле использовались вертолеты, они вполне себя оправдали. Обойдя еще несколько учреждений, Алексей решил направиться в военное ведомство. Приняли его здесь очень хорошо. - Мы отлично знаем ваше изобретение, - сказал ему молодой полковник. - Мы о нем узнали первыми и преисполнились к вам самого глубокого уважения. Но мы не обратились к вам с просьбой работать у нас, ибо крылья ваши военного значения не имеют. Будь они изобретены раньше - цены бы им не было в военном деле, а сейчас мы имеем приборы для индивидуального полета несравненно более совершенные, нежели ваши крылья. - Куда вы посоветуете мне обратиться, товарищ полковник? - сказал Алексей. - Задаю вам такой вопрос потому, что вы кажетесь мне наиболее здравомыслящим человеком из всех тех, с которыми мне пришлось беседовать за последние дни. Полковник призадумался. Затем он сказал: - Кроме почтового дела, крылья ваши могут быть применяемы на море при самоспасении пассажиров и команды с терпящих бедствие торговых и пассажирских судов. Правда, далеко от берега они едва ли помогут, но если аварию терпит судно, находящееся в каботажном плаванье, крылья сослужат свою службу. Ведь спасательные шлюпки часто бывают разбиты или сорваны штормом, и тут придут на помощь крылья. Кроме того, даже при наличии шлюпок люди не всегда могут благополучно достичь берега из-за сильного прибоя. И тут крылья спасут много жизней. Советую вам обратиться в "Каботажрейс". Алексей Возможный поблагодарил полковника и направился в "Каботажрейс". Здесь внимательно выслушали все его доводы в пользу крыльев и в принципе согласились с ними, но тут же добавили, что своих производственных мастерских у учреждения нет. В конце концов ему дали направление в БЭБИ (Бюро Эталонизации Бытовых Изобретений). БЭБИ представляло собой мощное учреждение со многими секторами и подсекторами. Здесь к крыльям Возможного проявили должный интерес. Но само БЭБИ заняться разработкой крыльев не могло. Были здесь секторы усовершенствования мясорубок, стиральных машин, соковыжималок, электропылесосов и торшеров; были подсекторы мыльниц, зубочисток, солонок, спускных бачков, собачьих поводков, но все это не имело никакого отношения к крыльям. Правда, сектор настольных вентиляторов некоторое отношение к ним имел, но начальник его был в то время в командировке. Однако в подчинении БЭБИ имелось несколько НТЗ (научно-теоретических заведений). В одно из таких НТЗ и направили Алексея Возможного с его крыльями на предмет их научного обоснования, усовершенствования и подготовки к массовому выпуску. 12. НТЗ "ГУСЬЛЕБЕДЬ" НТЗ "Гусьлебедь" было научно-теоретическим заведением со стершимся профилем. К сельскому хозяйству и к охране природы отношения НТЗ никогда не имело, но все же когда-то оно было основано для каких-то благих конкретных целей. Однако для каких именно - никто уже не помнил. За последние годы вся научная работа заведения свелась к внутризаведенческой борьбе между гусь-отделом и лебедь-отделом. Гусисты пытались доказать лебедистам, что в окружающем нас мире гуси имеют большее значение, нежели лебеди. Лебедисты утверждали обратное. Так как обе спорящие стороны представляли свои "про" и "контра" в письменной научной форме, со ссылками на авторитеты, то это был спор творческий, научный, и в процессе этого спора представители обеих сторон получали различные ученые звания, степени и повышения по службе. Когда Алексей Возможный явился в заведение, то сразу понял, что ученым не до него. Гусисты в те дни готовили обширный "Психологический и историографический обзор методики действий группы гусей при спасении г.Рима". Что касается лебедистов, то они в качестве контрудара создавали двухтомный труд; первый том назывался: "О роли лебедей в жизни древнегреческого общества и отражении этой роли в преданиях об оплодотворении Леды лебедем"; на титульном листе второго тома значилось: "К вопросу о возможности наличия лебединого поголовья на некоторых планетах системы Альфы Лебедя". Побывав в залах и комнатах обоих отделов, посмотрев на этих солидных, благополучных ученых, многие из которых были украшены благородными сединами, и заметив несколько косых взглядов, брошенных на него, Алексей почувствовал, что здесь он оскорбительно молод и что ему здесь делать нечего. Он уже направился к выходу, но, проходя по коридору, на одной из дверей увидел дощечку, на которой было написано: "Зав. П/О крыльев", и наудачу постучался в дверь. И этот стук в дверь решил многое. Дело в том, что, в заведении, кроме гусь-отдела и лебедь-отдела, был и подотдел крыльев. По первоначальному замыслу этот подотдел должен был служить связующим звеном между двумя основными отделами, ибо крылья есть и у гусей, и у лебедей. Но уже давно этот подотдел превратился в козла отпущения. В него переводили не потрафивших начальству гусистов и лебедистов, обрекая их на значительное замедление в восхождении по лестнице званий. А когда в какой-нибудь газете появлялся материал, обвиняющий заведение в отрыве от жизни и чуть ли не в творческом бесплодии, директор товарищ Рейтузов всегда умел повернуть дело так, что все шишки валились на опальный подотдел крыльев. Между тем начальник этого подотдела, товарищ Лежачий, был человеком самолюбивым и с давних пор затаил нелюбовь к Рейтузову. Когда Алексей Возможный подробно ознакомил Лежачего со своим изобретением, Лежачий понял, что крылья могут стать в его руках большим козырем. - Я персонально займусь доработкой ваших крыльев, я подготовлю их для массового выпуска, - сказал он Возможному. - А чтоб дело было крепче и верней, я даже согласен стать вашим соавтором. Возможно, что в процессе работы мне придется подключить к проекту еще несколько соавторов. Я думаю, вас это вполне устроит. - Я согласен, - ответил Алексей Возможный. - Лишь бы скорей наладить выпуск крыльев. - В первую очередь мне надо выковать научные кадры, - весомо сказал Лежачий. - Сперва - кадры, а потом - крылья. В этот день, вернувшись в гостиницу, Алексей сделал в своем дневнике такую запись: "На Лежачего надежды мало, но на других и вовсе нет. Дело здесь даже не в бюрократизме (хоть и он есть), а в малой технической применимости крыльев. В век космических ракет и реактивных лайнеров мои к. - "малая механизация". Но глядя в будущее, я не столько страшусь тихого неуспеха, сколь шумного успеха, моды. Ибо именно за модой следует обычно полное забвение. Великое иногда может стать модным, но часто ли модное становится великим?" Далее следует такая запись: "Очень соскучился по дому, по Кате. Пусть это старомодно, но меня не тянет в города. Мне нравится жить в Ямщикове. Когда живешь там, где родился, все вещественные проявления родной природы постепенно включатся в твою жизнь, обретают голос и становятся советчиками и собеседниками. Человек мудр, но есть мудрость и в придорожной березе, и в ручье, который ты еще мальчишкой переходил вброд. Все они могут подсказать что-то. Взамен же они ничего не требуют". 13. СВОДКА Алексей Возможный вернулся в Ямщиково и зажил прежней жизнью, аккуратно исполняя свои обязанности на почте. Вне села Ямщикова происходили в это время следующие события. В то время как по научной и служебной линии крылья продвигались чрезвычайно медленно, да, можно сказать, и совсем не продвигались, - по линии добровольно-общественной они пошли в ход. Некоторые сельские почтальоны, не дожидаясь того дня, когда крылья поступят в систему Министерства связи и будут им выданы за казенный счет, стали делать их сами по чертежам, опубликованным в научно-популярном журнале. Некоторые влюбленные юноши делали по две пары крыльев - для своей возлюбленной и для себя. Появились любители-крылостроители. Организовалось всесоюзное добровольное общество "Все на крылья". Все чаще можно было видеть летающих людей. 14. ВОЗНЕСЕНИЕ ЛЕЖАЧЕГО Меж тем в НТЗ "Гусьлебедь" развертывались научные события. Получив в веденье своего подотдела разработку темы "Крылья", Лежачий развернул бурную деятельность. Везде и всюду он твердил, что только его подотдел занят перспективной проблемой, в то время как гусь-отдел и лебедь-отдел зашли в творческий тупик. Вскоре в печати появился фельетон, посвященный НТЗ "Гусьлебедь". В нем критиковались гусисты, лебедисты и сам Рейтузов, зажимающий многообещающую деятельность Лежачего. Так как в БЭБИ давно уже сомневались в деловых качествах Рейтузова, то этот фельетон стал последней каплей, переполнившей чашу административного терпения. Рейтузов был переведен в другое заведение, а главой "Гусьлебедя" стал Лежачий. Став во главе заведения, Лежачий первым делом добился специализации НТЗ. Так как никому не было понятно, чем занималось заведение до этого, то никого особенно не удивило, что оно взялось за разработку крыльев. В БЭБИ были этим даже довольны: наконец-то заведение занялось чем-то конкретным. Гусисты и лебедисты стали стаями разлетаться прочь. Их научные труды лежали теперь на чердаке, забытые всеми, но их звания и степени, заработанные этими трудами, оставались при них, и отнять эти звания никто не мог. Поэтому бедность им не грозила. На их места Лежачий набирал новых работников, чтобы ковать кадры. Скромный подотдел "Крылья" разросся, стал полноправным отделом, а затем, в свою очередь, был разбит на отделы. Был создан отдел крыловедов широкого профиля и отдел крыловедов узкого профиля; были организованы отделы, где ковались крыловеды-моделисты и крыловеды-экономисты; крыловеды-бионики и крыловеды-электроники; крыловеды-эстетики и крыловеды-энергетики; крыловеды-маринисты и крыловеды-гигиенисты; крыловеды-метеорологи и крыловеды-психологи; крыловеды-антиаварийщики и крыловеды-гарантийщики. Была реорганизована и расширена и многотиражка заведения. В состав ее редколлегии включили высокопродуктивного поэта Переменного. Правда, дополнительного места в штате редакции для него выхлопотать не удалось, и поэт был зачислен в заведение как крыловед-испытатель. Переменный обязался выдавать ежемесячно не менее четырех погонных метров бодрых, звонких стихов и сразу же приступил к делу: В пыли на земле я ишачил, Всю жизнь от бескрылья страдал. Явился товарищ Лежачий - И легкие крылья мне дал. И мне впереди замаячил Крылатого солнца рассвет. Веди ж нас, товарищ Лежачий, Дорогой научных побед! В часы, свободные от выполнения своих прямых творческих обязанностей, Переменный писал любовно-упадочную лирику: Других ты любила, а мною бросалась - А я ж неплохой человек, - И в сердце моем голубая усталость, Тобой я обманут навек. Я в лес ухожу, тебе больше не веря, Грустя на осенний мотив... Примите ж меня, всевозможные звери, В бесхитростный свой коллектив! Дела Лежачего шли в гору. О нем трубили как о человеке, который открыл способного, но малограмотного изобретателя-самородка Алексея Возможного - и задался благородной целью научно обосновать теорию индивидуального полета на машущих крыльях и практически подготовить модель крыльев для массового производства. Постепенно об Алексее Возможном стали вспоминать все реже, а имя Лежачего склонять все чаще. Вскоре ему было присвоено звание почетного крыловеда и соответственно увеличен оклад. От полноты жизни Лежачий стал все чаще выпивать. Используя служебное положение, он завел себе молодую крыловедку-секретаршу Малину Викторовну Стриптизоявленскую, с которой, не скрываясь, начал появляться в ресторанах и других общественных местах. Кроме того, он приблизил к себе поэта Переменного, и тот теперь постоянно обретался у него на дому, читая за рюмкой водки свои любовно-упадочные стихи и отрицательно влияя ими на морально-психическое состояние хозяина дома. Все это вместе взятое привело к тому, что сам Лежачий начал иногда думать стихами. Встав по бу-бу-будильнику, Я иду к холодильнику, Открываю бе-белую дверь, Вынимаю я пробочку, Наливаю сто-стопочку - Догадайтесь, что будет теперь? И с благо-го-говением, Окрыленный мгновением, Я напиток к устам подношу... Выпью влагу жемчужную - И статью ну-ну-нужную Я о крыльях пишу-шу-шу-шу. Между тем крылья Возможного, принесенные им в свое: время в заведение, валялись в подвале. Там было сыровато, но чехол из водоотталкивающей ткани, сшитый Катей, предохранял их от сырости и порчи. 15. СМЕРТЬ ЛЕБЕДЯ Алексей с Катей жили мирно и дружно. У них родилась дочка, которую они назвали Анфисой. Алексей теперь исполнял должность начальника почтового отделения. Он пользовался уважением как сослуживцев, так и всех жителей Ямщикова. Несмотря на то, что он был еще очень молод, многие даже пожилые люди часто обращались к нему, когда у них возникал какой-либо спор. Алексею по-прежнему шло много писем. Кроме того, некоторые люди специально приезжали в Ямщикове, чтобы побеседовать с ним. Поэтому местные хозяйственники, дабы обеспечить ночлег приезжающим, построили небольшую бревенчатую гостиницу "Уют". Узнав о гостинице, в Ямщикове стали ездить и жители ближайшего городка, чтобы провести там денек-другой. Начали наезжать и охотники - не промысловые охотники, которым охота дает хлеб, а охотники городские, которые, отработав в помещении шесть дней, седьмой день жаждут провести на природе и по возможности убить что-нибудь живое. Этой весной лебедь, летя со стаей на север, как всегда, свернул в сторону и сделал несколько кругов над домом Алексея Возможного. Алексей был в это время во дворе и помахал лебедю рукой. Тот сделал еще один круг и резко взял курс на северо-восток: полетел догонять своих. Но со стороны болота захлопали выстрелы, а затем Алексей увидел, как упал лебедь. - Лебедя убили, - сказал он, входя в дом. Серафима Дмитриевна покачала головой и с укоризной посмотрела на Алексея, будто он в чем-то виноват. А Катя, качавшая Анфису, заплакала. - Это к беде, это не к добру, - молвила она сквозь слезы. - Это не к беде и не к радости, - тихо сказал Алексей. - Просто убили лебедя. 16. ДЕЛА ГУСЬЛЕБЕДЕВСКИЕ Между тем в газетах стали появляться запросы читателей - почему отстает наша крылодельная промышленность. Появились карикатуры на БЭБИ и на подчиненное ему заведение "Гусьлебедь". Директор БЭБИ вызвал Лежачего и потребовал, чтобы тот в кратчайший срок подготовил крылья к сдаче в массовое производство. Лежачий заверил директора БЭБИ, что через два месяца будет создан опытный образец крыльев. Действительно, вскоре чертежи творчески обогащенных и модернизированных крыльев были готовы. Своих мастерских у заведения не имелось, и для ускорения дела чертежи правого и чертежи левого крыла и чертежи дополнительного оборудования были отданы трем разным предприятиям. Правое крыло досталось быткомбинату "Зарница", производившему мясорубки, кофейные мельницы, гитарные струны и обувную фурнитуру; левое - бытпромобъединению "Рассвет", делавшему спортивные гири, металлические портсигары, рыболовные блесны, а также мышеловки и жестяные похоронные венки. Дополнительное оборудование взялись изготовить авторемонтные мастерские при БЭБИ. Тем временем во дворе заведения была выстроена семиметровая вышка - на манер тех, что стоят на водных стадионах. Дело в том, что полет на модернизированных крыльях мог осуществляться только с высоты. Затем были отпечатаны красивые пригласительные билеты для представителей БЭБИ и прессы. За две недели до испытания крыльев в НТЗовской многотиражке появилась песня, сочиненная поэтом Переменным: Эх вы, крылья мои, крылья, Крылья легкие мои, Вы летите без усилья, Как летают соловьи! Вы летите легкой тенью Через поле, через лес, Чтобы слава Заведенья Возрастала до небес. Мы свершим свои задачи, Высь нас манит и зовет, - Ведь недаром сам Лежачий Возглавляет наш полет! Песня разучивалась на спевках всеми сотрудниками НТЗ "Гусьлебедь", а автору ее в качестве поощрения сам Лежачий разрешил опубликовать в очередном номере многотиражки любовно-упадочное стихотворение: Посетила Муза Члена профсоюза, И стихи сложил он о своей тоске, Ты меня, Людмила, Без ножа убила - Ты с другим холила вечером к реке. В лес пойду зеленый, Встану я под кленом, Выберу я крепкий, качественный сук... Есть веревка, мыло... Прощевай, Людмила!.. Зарыдают лоси, загрустит барсук. 17. ГОСТИ ИЗ ЗАВЕДЕНИЯ Так как А.Возможный числился все же одним из авторов крыльев, то Лежачему было неудобно не пригласить его на испытание опытной модели. Это могли бы воспринять как зажим. Поэтому Лежачий, зная нелюбовь Возможного к дальним поездкам, послал в Ямщикове двух сотрудников заведения с тем, чтобы они уговорили его приехать. Кроме того, им было поручено вручить Алексею Возможному текст речи - тот должен его заучить и произнести после испытания крыльев. Речь была составлена поэтом Переменным под руководством самого Лежачего. Проза там чередовалась со стихами: Трепеща от радости, хочу выразить свою благодарность корифею крыловедения товарищу Лежачему, а также восемнадцати моим славным соавторам за то, что они творчески переосмыслили мой скромный проект и подготовили крылья для массового производства. Спасибо тебе, о Лежачий, Спасибо - из сельской глуши! Трудился ты с полной отдачей - И крылья твои хороши!.. Вскоре оба сотрудника - секретарша Лежачего Малина Стриптизоявленская и крыловед-эстетик Виктуар Площицын - прибыли в районный город, а там на подотчетные деньги наняли легковую машину и под вечер были в Ямщикове. Они зашли к Возможному, и тот согласился ехать. Гости пробыли в доме недолго, они решили ждать Алексея в машине. Пока Алексей собирался в дорогу, Стриптизоявленская и Площицын завели разговор о Возможном. Они разговаривали при шофере, которого считали человеком темным, а он все запомнил. - Даже серванта нет, вы заметили? - сказала Стриптизоявленская. - А еще изобретатель называется!.. А как старуха-то на нас смотрела - вот-вот в глаза плюнет. Не любят здесь культурных людей! - Да, дико живут, - согласился Площицын. - Книг, правда, у него много, но ведь книги-то нынче недорогие, этим не удивишь. А вот я по двору проходил - заглянул в сарайчик. Думал - гараж, а там корова! Смех! Вместо машины - корова. А еще изобретателем себя считает... А жена у него ничего, красивая. - Но вы заметили, как она одета? По моде восемнадцатого века!.. И уже ребенка завела. А сам этот Возможный - хам. Когда вы ему сказали, что вы один из его соавторов по крыльям, он и глазом не моргнул. Вот и работай на таких! - Вообще не понимаю, почему его считают изобретателем, - сказал Площицын. - Совсем мальчишка еще, да и живет в деревне... И какая наглость - отказался произносить благодарственную речь! Что мы теперь Лежачему скажем? - Хорошо бы нам уехать сейчас вдвоем, - задумчиво молвила Стриптизоявленская. - А в энтэзэ мы бы сказали, что этот горе-самоучка умер, в связи с чем окончательно утратил творческую инициативу и замкнулся в узком кругу внеслужебных интересов. Правильная формулировка? - Формулировка-то правильная, но, к сожалению, это невозможно, может шум подняться, - высказался осторожный Площицын. - А что это за птица на заборе сидит? - Он взял свою стильную самшитовую трость, на которой было выжжено: "Люби меня - а я тебя. Память о Сочи", и вышел из машины. Послышался удар, еще удар. Затем Площицын втащил в машину мертвую сову. - Охотничий трофей! Ну и глушь здесь - дикие птицы на заборах сидят! Я ее палкой как тресну!.. - Какой вы молодец! Настоящий мужчина! - восхитилась Стриптизоявленская. - Это вы ручную сову убили, - строго сказал шофер. - Это сова Алексея Потапыча, ее здесь никто не трогал. - Что же теперь делать? - испуганно протянул Площицын. - Ведь этот самоучка еще с кулаками полезет. В это время появился Алексей Возможный. В драку он не полез, а молча взял сову и ушел куда-то в темноту. Потом вернулся, сел в машину и всю дорогу молчал. 18. ПАДЕНЬЕ ЛЕЖАЧЕГО В НТЗ "Гусьлебедь" настал день торжественного испытания опытного образца модернизированных крыльев. Было солнечное утро. Многочисленные гости сидели во дворе на стульях, вынесенных для этой цели из комнат и залов заведения. Для Лежачего и Алексея Возможного были поставлены широкие кресла, а для восемнадцати соавторов три больших дивана. Двор был радиофицирован, и, чтобы гости, сидевшие в задних рядах, находились в курсе событий, Виктуар Площицын, держа в руке микрофон, рассказывал о ходе подготовки. На вышке стоял бледный поэт Переменный - ведь по штату он числился крыловедом-испытателем и теперь должен был выполнять свои прямые обязанности. Однако крыльев пока что не было: поставщики запаздывали. Чтоб отвлечь зрителей от тревожных мыслей, научные работники дважды исполнили песню на слова Переменного: первый раз в быстром темпе, а второй раз - протяжно. Затем выступил сам Лежачий. Он упомянул о том, что еще в древности, у мутных истоков цивилизации, человек мечтал о личном летательном аппарате. И вот теперь, на базе крыльев самоучки Антона Возможного - правда, несовершенных и научно не обоснованных - заведению удалось создать качественную модель крыльев. Гости не заметили, что он назвал Возможного Антоном, а если кто и заметил, то промолчал. Когда он закончил речь, во двор въехал грузовик. Он привез правое крыло, выполненное быткомбинатом "Зарница". Вскоре въехал второй грузовик, он доставил левое крыло, произведенное бытпромобъединением "Рассвет". Автокраном крылья подали на вышку, и два сотрудника - крыловед-антиаварийщик и крыловед-эксплуатационник - стали навьючивать их на поэта Переменного. Но какие-то детали, которые должны были совмещаться, не совмещались, так как "Рассвет" и "Зарница" не вполне точно согласовали дырки для болтов. Пришлось вызвать слесаря. Тем временем подъехал третий грузовик с двигателем для крыльев. Дело в том, что по идее "Гусьлебедя" крылья должны были приводиться в движение не мускульной силой, как в несовершенном проекте Возможного, а мотором. Мотор тоже подняли на вышку. Наконец поэт-испытатель был приготовлен к полету. Слесарь и оба крыловеда сошли вниз, и Переменный теперь стоял на вышке один. Но он не летел. Лежачий подозвал Стриптизоявленскую и велел ей подняться к испытателю и узнать, почему он медлит. Та вскоре вернулась и тихо сказала Лежачему: "Он не хочет лететь без соломы. Пусть, говорит, подстелют внизу, а то не полечу. Так и заявил". К счастью, недалеко от НТЗ "Гусьлебедь" находилось НТЗ "Сеносолома", и вскоре оттуда было привезено три грузовика соломы, которую и расстелили под вышкой. Но Переменный все не решался лететь. Он стоял, покраснев от натуги под тяжестью крыльев и вспомогательного оборудования, и уныло глядел вниз. На поэте-испытателе были совсем не те крылья, которые сконструировал Алексей Возможный. Каждый из восемнадцати соавторов внес свою творческую лепту в их усовершенствование, и в них ничего не осталось от изобретения Возможного. Да, эти творчески переосмысленные крылья были совсем иными. У Возможного они по форме приближались к лебединым, в новом же варианте они напоминали крылья нетопыря. Возможный смастерил свои крылья из материалов несолидных - из каких-то там деревянных планочек и холста; крылья НТЗ "Гусьлебедь" были сделаны из стали (требование крыловеда-антиаварийщика) и позолочены (требование крыловеда-эстетика). Вспомогательное оборудование у крыльев Возможного было почти невесомо и незаметно; у новой модели к спине готовящегося к полету (в данном случае - к спине Переменного) крепился мощный мотор. От мотора к крыльям для приведения их в движение шли тяги. Так как мотор нуждался в горючем, то был сконструирован десятилитровый бак, находившийся на том месте человека, где спина переходит в ноги. От бака к двигателю тянулся шланг. На пятках испытателя было нечто вроде шпор, соединенных тросами с мотором. Чтобы завести мотор, нужно было дрыгнуть правой ногой, а чтобы выключить его - левой. Виктуар Площицын, выполнявший роль радиокомментатора, из кожи вон лез, чтобы заполнить все не предусмотренные программой паузы. Он безостановочно говорил, пока прилаживали на Переменном крылья, пока привозили и расстилали солому. Но к концу Виктуар выдохся, начал повторяться, и стало заметно, что он уже не знает, о чем говорить. Положение становилось двусмысленным. Поэт-испытатель стоял на вышке и не хотел лететь. Он с тоскливой надеждой всматривался в лица приглашенных, ища сочувствия. Наконец его взгляд встретился со взглядом Лежачего, и тот поднял руку на уровень груди и сжал ее в кулак. Тогда Переменный, закрыв глаза, подошел к краю площадочки и дрыгнул правой ногой. Мотор дико взревел, синие выхлопы дыма и протуберанцы пламени возникли за спиной испытателя. Что-то заскрежетало, захлопало, завыло. Зрителей охватила паника, и они, опрокидывая стулья, кинулись вон со двора. Переменный косо взмыл в воздух, перевернулся на лету и повис в пространстве вниз головой. Затем мотор заглох, и испытатель рухнул на солому, обливаясь кровью и бензином. К нему поспешили немногие не поддавшиеся панике люди, среди которых был и Возможный, и сняли с него летные доспехи. К счастью, поэт отделался ушибами, а кровь текла хоть и обильно, но только из разбитого носа. На другой день в заведение пришла весть, что скандальной неудачей с крыльями заинтересовались не только в БЭБИ, но и кое-где повыше. А еще через день стало известно, что Лежачий снят, а на его место назначен человек совсем из другого ведомства - известный, авиаконструктор Несклонный, причем ему даны весьма широкие полномочия и право действовать через голову. БЭБИ. Еще через день вышел очередной номер многотиражки, в котором крыловеды заведения всячески разоблачали Лежачего. Так, Стриптизоявленская в своей заметке утверждала, что Лежачий никогда и не был ученым, что он втерся в заведение по блату, а до этого служил помощником затейника на экскурсионном теплоходе, где составлял музыкальные программы. В этом же номере было помещено новое стихотворение Переменного: Дух несется коньячий От тебя за версту, Ты, товарищ Лежачий, Разложился в быту! Ты давно мной опознан Как погасший маяк, Прихлебатель обозный, Крыльев яростный враг. Ты убог и ничтожен И в головушке - муть. Нам с тобой невозможен Общий правильный путь. Путь наш - к крыльям и славе, Ты же - вон со двора! Сам Несклонный возглавил Заведенье!.. Ура! 19. СВОДКА Товарищ Несклонный явился в НТЗ "Гусьлебедь" принимать дела. В тот же день он поехал в гостиницу, где остановился Алексей Возможный. Тот уже укладывал вещи в чемодан, собираясь к отъезду в Ямщикове. Несклонный попросил его повременить с отъездом и повез его, сам ведя машину, в заведение. Здесь по требованию Несклонного были извлечены из архива чертежи крыльев Возможного, а из подвала - сами крылья. Они сохранили свои летные качества, так как сшитый Катей чехол из непромокаемой ткани предохранил их от сырости. Взяв эти крылья, оба пошли во двор и стали поочередно летать на них. Крыловеды-соавторы, прильнув к окнам, с удивлением и даже с негодованием смотрели на летающих, считая, что те занялись несерьезным делом. Крылья Возможного были переданы в производство. Он получил денежную премию. Кроме того, ему предложили научное звание, но от звания он с каким-то провинциальным испугом поспешно отказался и вскоре уехал в свое Ямщикове. Несклонный наладил производство крыльев, а затем вернулся в свое авиаконструкторское бюро. Последовал приказ о закрытии НТЗ "Гусьлебедь" за ненадобностью. Здание заведения было передано под детские ясли. Сначала крылья производились на небольшом предприятии, затем был выстроен крупный крылостроительный завод. В скором времени крылья Возможного завоевали не только наш, но и западный рынок, а затем и весь мир. Они были безотказны в полете и дешевы. Наступила всеобщая крылизация человечества. Затем интерес к крыльям начал спадать. Это был слишком медленный вид транспорта, он не соответствовал торопливому темпу века. Были изобретены недорогие реактивные аппараты для индивидуального полета, умещавшиеся в портфеле и развивавшие скорость до тысячи километров в час. В настоящее время у нас на Земле крыльями Возможного пользуются, как уже говорилось, лишь романтически настроенные влюбленные и некоторые пожилые сельские письмоносцы, не доверяющие реактивной технике. 20. ОКОНЧАНИЕ Алексей Возможный вернулся в Ямщиков?. По случаю его приезда Катя на целый день отпросилась с сельского ветеринарного пункта, где она работала. Она надела старенькую кофточку с пуговками, похожими на леденцы, - Алексею кофточка эта очень нравилась. - Ну вот ты и победил, - сказала она ему. - Крылья признаны. Ты-то рад? - Я рад, что вернулся домой, - ответил Алексей. - В городах слишком уж шумно и хлопотно... А как идут дела в моем почтовом отделении? Нет жалоб на плохую доставку писем? С этого дня Алексей ни разу не заводил разговора о крыльях и не работал ни над каким новым изобретением, хоть по-прежнему выписывал много книг и много читал. Судя по дневниковым записям того времени, изобретением крыльев он считал себя обязанным Кате и той ночи на таежном болоте, которую он провел перед встречей с Катей. Однако пишет он о крыльях крайне редко, и во всех записях сквозит мотив "запоздалого стрелка" - то есть убежденность в том, что его крылья появились в мире слишком поздно и не принесли человечеству той пользы, которую могли бы принести, будь они изобретены раньше. Алексей очень серьезно относился к своей должности начальника почтового отделения и так хорошо поставил дело, что его контора связи не раз получала премии не только районного, но даже и областного масштаба. Когда он по возрасту вышел на пенсию, ему были устроены торжественные проводы, и на них присутствовали не только сослуживцы, а чуть ли не все население Ямщикова. После ухода с работы Алексей Возможный прожил только пять лет. Он тяготился бездельем. В осеннюю распутицу, надев плащ и болотные сапоги, не раз являлся он в почтовое отделение и отправлялся оттуда в дальние деревни разносить письма. Ни крыльями, ни новыми реактивными летательными аппаратами он не пользовался, предпочитая ходить пешком. Во время одного из таких пеших походов он простудился и слег. Были вызваны очень хорошие врачи, но они ничего не могли поделать. Две недели больной лежал без сознания, но однажды вечером очнулся, и Катя удивилась, какие у него ясные глаза. Казалось, он выздоравливает. - Я сейчас видел лебедя, - сказал он Кате. - Лебедь кружит над нашим домом... Пойди помаши ему рукой, я этого не могу сделать. Чтобы не огорчать больного, Катя вышла во двор. Распутица к тому времени уже кончилась, гудела пурга. Снежные вихри взмывали, и колыхались, и опадали над крышей, как будто там кто-то хотел построить белый шатер и никак не мог. Сквозь слезы Кате вдруг показалось, что и в самом деле над домом кружится большая белая птица. Катя помахала ей рукой. Птица сделала еще один круг - и вдруг метнулась в темноту и пропала. Катя вошла в сени, подошла к рукомойнику и долго мыла глаза холодной водой, чтобы Алексей не узнал, что она плакала. Потом вернулась в комнату и сказала: - Да, летала белая птица. Кажется, это был лебедь. Но не к плохому ли это? - Это не к плохому и не к хорошему, - ответил Алексей. - Нам пора прощаться. Катя села возле Алексея на табуретку и взяла его за руку. - Ты что-нибудь видишь? - спросила она. - Вот иду по лесной дороге, и передо мной летит сокол, а сова сидит на моем плече. Начинает темнеть. - Но куда ты идешь? - Похоже, что это дорога в Дальние Омшары. - Тебе трудно? - спросила Катя. - Очень быстро темнеет. И сокол улетел от меня. - Отчего ты вздрогнул? - Это сова сорвалась с моего плеча. Вот она летит впереди и указывает дорогу. Потом он долго молчал. - Ты меня слышишь? - спросила Катя. - Да, слышу. - Как у тебя там? - Совсем стемнело. Но сова еще летит впереди меня. Алексей Возможный похоронен на тихом сельском погосте в двух километрах от села Ямщикова (ныне Возможное). Катя пережила его на две недели. Их могилы расположены рядом, под общей плитой из местного серого песчаника. На плите выбито изображение крыльев, а под крыльями стихотворение здешнего провинциального поэта: Другая с другим по тропинке другой Навстречу рассвету идут. В зеленой тиши, за листвою тугой Другие им птицы поют. Мы спим, не считая веков и минут, Над нами не будет суда. Дремотные травы над нами встают, Над нами гудят города. Но в давние годы весенний рассвет Мы тоже встречали вдвоем, И пусть для иных в этом логики нет, Но мы никогда не умрем. Возле могилы, на невысоком столбе, сделана кормушка для птиц. Ребята и даже взрослые жители села регулярно пополняют ее кормом, и птиц здесь всегда много - в особенности зимой, в пору морозов. Летом на могиле всегда можно видеть венки и букеты лесных цветов. 21. СПРАВКА Первые цветы, сорванные на другой планете и доставленные на Землю, были возложены на могилу А.Возможного и его жены. Это произошло через семнадцать лет после их смерти, когда вернулась комплексная космическая экспедиция, высадившаяся на Венере и положившая начало исследованию и заселению этой планеты. Выяснилось, что в условиях венерианской природы крылья Возможного являются наиболее верным и безопасным видом индивидуального транспорта. В настоящее время крылья на Венере стали наиболее распространенным средством передвижения, в связи с чем спрос на них непрерывно увеличивается.