ь кто живой? - Есть. - А кто ты есть? - Такой же пленник, как и вы. - Пленник. М-мм. Похоже. Да, приятель, похоже. А не скажешь, где мы? И за что? - Не знаю. - Вот, вот, приятель, я тоже не знаю. Не подумай, что я какой грабитель. Я представитель редчайшей профессии на земле - трубочист и горжусь этим. Сколько труб перечистил, у-у - Как вы сюда попали? - спросил я. - Просто. Дело было сегодня. Нет, вчера. Или позавчера? В общем в выходной. Обошел я по поручению жены все магазины, известку искал и не нашел. На улице было пасмурно и на душе так же. Остановился я и думаю, как жена дома встретит. Вдруг подходит ко мне мужчина. Костюмчик на нем - первый сорт. Прямо джентльмен. Только лицо какое-то постное вроде стертое. Очень вежливо просит помочь дойти до дому. Дескать, инвалид, почувствовал себя плохо. Разве можно, приятель, отказать больному человеку? Я взял его под локоть. Прошли мы метров сто, свернули в глухой переулок. А там машина стоит, будто нас поджидает. Мне почему-то удрать захотелось, не по себе стало. Дурак, что не удрал. Только мы поравнялись с машиной, задняя дверца ее открылась, а "инвалид" поднес мне к лицу что-то белое. И я, приятель, выключился. Очухался только здесь. А как ты попал? - Примерно, так же, - вздохнул я. - Изверги! - негодовал трубочист. - Я всех выведу на чистую воду. Баптисты! Инквизиторы! Ух, как в горле першит. Водички бы. Неожиданно загорелся свет. Оказывается, никакого коридора нет - просто большая, круглая и пустая комната, вот я и кружил вдоль ее бесконечной стены. Включая и потолок, все в комнате было обито серым, неизвестным мне материалом. Я взглянул на трубочиста. Здоровый, толстый дядька. Как только он лазает по крышам?! С тихим щелчком отворилась круглая, незаметная в стене дверь, и один за другим вошли четыре человека в серых, знакомых мне костюмах. И все на одно лицо! Они жестом пригласили нас следовать за собой. - Прошу объяснить, по какому праву вы напали на нас? - спросил я. Они и ухом не повели. - Вас спрашивают, - возмутился трубочист. - И нечего прикидываться дурачками. Вы все знаете. Что как идиоты смотрите? Лица вошедших оставались неподвижными. Они настойчиво повторяли приглашение. - Идем, - сказал я трубочисту. - Они либо глухонемые, либо действуют согласно полученным инструкциям. Из большей комнаты мы прошли в меньшую, потом еще в меньшую, и в круглой серой каморке нам молча предложили поесть. Круглый серый стол, серые тарелки, серая каша, серая вода и все безвкусное. После обеда нас препроводили в баню и взамен нашей одежды выдали серые в обтяжку комбинезоны. Трубочист перекинул свой новый наряд через руку. - Они и вправду дураки. Для моей комплекции костюмов в магазинах нет. Даже спецовку шьют по заказу. А они дают мне жалкий комбинезон, который я могу натянуть только на ногу. Чго ж, нагишом ходить? Верните мою одежду. В ответ на его причитания один из сопровождающих небрежно снял с руки трубочиста комбинезон, свободно растянул его и бросил в лицо ошалелому толстяку. Мы больше ничего не спрашивали: без толку. После переодевания нас провели в круглую клетушку и бесцеремонно впрыснули в тело, прямо сквозь комбинезон, изрядную дозу какой-то светлой жидкости. Когда стали набирать в шприц другую жидкость, трубочист вскипел от ярости и оттолкнул от себя одного человека. Тот взмахнул чем-то желтым, и через секунду толстяк уже корчился на полу в судорогах. Изо рта его шла пена. А они спокойно выжидали, когда он затихнет. Потом привели его в себя, сделали укол и, проведя через две других комнаты, втолкнули нас в обширный круглый совершенно пустой зал без окон. Там находилось около двадцати человек. И все в одинаковых, как у нас, серых комбинезонах. Одни стояли, другие сидели на мягком полу. На наш приход никто не обратил внимания. Все вялые, угрюмые, безразличные к окружающему. Мой трубочист на глазах перерождался - становился апатичным, отвечал невпопад и рассеянно, дальнейшая судьба его уже ничуть не интересовала. Он безропотно покорился своей участи. И, удобно расположившись между двумя молчальниками, весь ушел в себя. Я пытался узнать, где мы находимся, но меня никто не слушал, никто даже не смотрел на меня. Лишь один многозначительно и тревожно произнес: "Ужжаз". Больше я от него не добился ни слова. Взгляд его потух и он стал мрачнее тучи. Неожиданно все, как по команде, вскочили, построились с интервалом в два метра, прокричали хором: "Ужжаз" и тут же расположились спать. Раздался богатырский храп. Я стоял в стороне и думал, что схожу с ума. Трубочист в построении не участвовал, но спать лег вместе со всеми. Ко мне же сон не шел. Черт те что! Задремал только к утру. А может, и не к утру. Кто знает? Часы остановились, солнца нет. Проснулись все одновременно, опять построились, прокричали: "Ужжаз", дверь открылась, и они организованно стали выходить. Трубочист находился в самой гуще. Я окликнул его, но он даже не повернулся в мою сторону. Я не хотел идти, но в последний момент передумал и из любопытства пристроился сзади. Шли быстро, в ногу, как заправские солдаты. В одной комнате на кольцеобразном столе стояли серые кружки, накрытые чем-то вроде хлеба. Каждый съел свою порцию. Одна осталась лишняя. Значит, моя. Я уничтожил ее: все же голод не тетка. А потом началась какая-то бестолковая, суетливая работа. Понатащили больших серых шаров и давай из них складывать пирамиду. Последний шар на вершину пирамиды положить невозможно, высоко - и при каждой попытке водворить его туда, пирамида разваливалась, и все начиналось сначала. И так весь "день". Раз двести складывали ее и столько же раз она разваливалась. Я неоднократно подходил к трубочисту, принимавшему участие в работе, говорил ему про известку, про "инвалида". Но он не обращал на меня внимания. Я дернул его за локоть, ущипнул, потом несильно ударил ребром ладони по шее, а он только отмахивался... Неожиданно работу прекратили, шары унесли, поужинали, построились и ушли. И за все время ни единого слова! Я остался один. И тут передо мной выросли две фигуры с размытыми лицами. Я потребовал объяснений. И что же? Сверкнуло что-то желтое, и я не хуже трубочиста начал дергаться на полу. Казалось, будто меня выворачивают наизнанку. Через некоторое время мне сделали укол и опять втолкнули к молчальникам. Бесноваться и кричать не было никакого смысла. На следующий день повторилась та же история: подъем, построение, сооружение пирамиды. Я в работе участия не принимал, но после ужина ушел вместе со всеми. Кто-то незримо руководил этими жалкими людьми, ставшими настоящими бездумными автоматами. На третий день я вообще никуда не пошел, лежал и обдумывал свое положение. За мной не замедлили явиться двое старых знакомых. При воспоминании о желтом я сжался в комок. Но они молча повели меня куда-то. Мы прошли мимо той группы, которая строила пирамиду, мимо людей, которые с бессмысленным упорством катали взад и вперед толстые гладкие бревна, мимо компании, поддерживавшей за основание массивный конус, поставленный вершиной на пол. И везде я глазами искал Квинта. Несомненно, он был среди этих "работяг". Но серые комбинезоны делали всех похожими один на другого, а я не мог остановиться, чтобы приглядеться внимательней. Люди в последней комнате поразили меня. Это были близнецы, как есть близнецы. Тридцать человек и никакой эксперт не отличит их друг от друга. И занимались они не бестолковой работой, они изолировали блестящими лентами тянущийся перед ними шланг, который наматывался на алюминиевый барабан. Лифт поднял нас наверх. Миновав небольшой, с настоящим твердым полом коридор, мы вошли в строго обставленный кабинет. В широкое окно виднелись скалы и кусочек моря. За столом сидел человек неопределенных лет с атлетической фигурой, квадратным лицом, в квадратных темных очках и с квадратным колпаком на голове. Слева от него находился щит со множеством кнопок и тумблеров, перед ним пустая пепельница и стопка исписанной бумаги. От него так и веяло холодной жестокостью. - Любопытный экземпляр, - сказал он, кивнув на меня, и просмотрел несколько листков. - Интересный случай. Но ничего. Справимся. Я смело подошел к столу и, глядя в квадратные очки, как можно спокойнее и вместе с тем требовательно, спросил: - Я бы хотел знать, где нахожусь. Он разразился громоподобным смехом. - Я Ужжаз! С тебя этого достаточно. Ты забудешь все, кроме этого имени. Ха-ха! Экземпляр выкопался! Неподдающийся! У меня судорогой стянуло губы. Надеюсь, он принял это за улыбку. И тут же я подумал, а не тот ли это Ужжаз, которого я искал? И внешне похож, и имя совпадает. Я раскрыл было рот, чтобы спросить, но Ужжаз расхохотался: - Да ты веселый парень! Ха! Приятно побеседовать с таким человечком. Земле подходит срок смены паспорта и фамилии. Через год она будет называться - Ужжаз. Уразумел, человечек? Чувства, таланты, идеалы - блеф! Хо-хо. Отныне на Ужжазе будут думать так, как велю я! Я! Общество на планете давно нуждается в упрощении! Настала эпоха стандартизации человечества. Но я великодушен и нации оставлю. За исключением мелких. Каждая нация будет иметь свой стандарт, вся нация на одно лицо. Каста рабочих, каста инженеров. По чести, долгу, справедливости, любви и прочей чепухе давно соскучилась свалка. Вот так. Убрать! Через сутки обработать или... Он закончил фразу на незнакомом мне языке. Я поднял руку: - Подождите. Вы знаете профессора Бейгера? - Бейгера? О, это враг номер один. Убрать! - Стойте! - крикнул я. Но мне заломили руки и вытолкнули из кабинета. На обратном пути я запоминал дорогу, раздумывал и искал Квинта. И я увидел его. Бедный мой фараон вместе с десятками его товарищей по несчастью сидели каждый перед своим круглым баком, наполненным водой. Лицо Квинта пока не изменилось, но каким оно стало матовым и безжизненным! Вечно бегающие задорные глаза его сейчас были холодными. Бедняга трудился. Из круглого бака вода через отверстие в днище выливалась в другой бачок, меньшего объема, и был этот бачок всегда полон до краев. В обязанность Квинта входило не допустить, чтобы вода вылилась через край. Вот он и черпал ее ковшом и выливал в большой бак. Как только выльет, нижний бачок опять наполнится. Снова черпать и выливать, и так весь день. Меня привели в лабораторию и начали колоть, брать анализы, облучать, а я все смотрел и запоминал надписи на этикетках. Затем меня снова отвели в мою группу. Я улегся и начал размышлять. Далеко замахнулся этот Ужжаз. Он всерьез занялся стандартизацией человечества. Дело поставлено на широкую ногу, отлично организовано. Судя по всему, Ужжаз имеет агентов, в задачу которых входит похищать людей и отправлять их на остров. Анализируя все, что мне удалось увидеть и услышать, я стал разгадывать планы и методы его работы. Вновь прибывшим вводили в кровь специальный раствор, парализующий высшие отделы мозга. После этого люди легко поддавались любому внушению. Вторым этапом предусматривалось стандартизовать внешность пленников. Ужжаз выбрал единственно правильный путь - гены. В ядре клетки любого живого организма находятся в виде нитей молекулы нуклеиновой кислоты, осуществляющие запись наследственной информации. А отрезки нитей - гены, управляют развитием определенных признаков. Ужжаз, воздействуя специальным препаратом на ядра клеток разных людей, хотел отождествить все гены. А раз у всех одни и те же гены, значит, у всех будут развиваться одинаковые признаки, все станут "близнецами". Н у него это получилось. Третий этап - заключительный, массовая обработка всех людей планеты путем распыления в атмосфере особых химических веществ. Теперь-то я понял назначение гигантской цистерны. В ней Ужжаз накапливал и хранил под давлением эти сжиженные химические вещества. Что и говорить, голова у него работала здорово, но как-то односторонне, однобоко. Мне до сих пор не ясно, почему он не мог понять такой простой вещи, что погубил бы цивилизацию, что человечество вернулось бы к каменному веку и что в конце концов он все равно потерпел бы крах. Каждый подумает, а почему на меня не подействовали препараты Ужжаза? Когда я строил ядроскоп и плазмотрон для получения плазмы, то подолгу находился в магнитном поле чудовищной напряженности. Оно и спасло меня. Еще в старину люди пытались лечиться от некоторых психических заболеваний магнетизмом и небезуспешно. Поле благотворно повлияло на мою психику и укрепило ее. Это что-то вроде психологического иммунитета. Конечно, после встречи с Ужжазом я сделал вид, что меня обработали. За ночь у меня созрел план спасения. Я встал со всеми, громко проорал "Ужжаз" и добросовестно "строил" весь день пирамиду. Я знал, что за мной сейчас внимательно следят и старался вовсю. Через два дня восемь человек из моей группы увели для опытов. Вернулись они полублизнецами, а через сутки их невозможно стало отличить друг от друга. Когда по моим расчетам контроль за мной прекратился, я начал действовагь. Ужжаз так слепо уверовал в неотразимое действие своих препаратов, что не считал нужным запирать комнаты с подопытными или ставить охрану. И вот однажды ночью я сделал вылазку. Я знал, что многим рискую, но иного выхода не было. Первым моим желанием было найти Квинта. В ту ночь я осмотрел всех спящих в четырех комнатах. Квинта я не нашел, зато появилась уверенность: меня не заметили и можно продолжать. Я осмелел. В следующую ночь Квинт был найден. Он спал на спине, подложив одну руку под голову. Будить я его не стал, он не узнал бы меня. Я только погладил его волосы и прошептал: - Ничего, Квинт, мы еще посчитаемся с Ужжазом. На третью ночь я настолько осмелел, что проник в лабораторию. Химические формулы завладели мной. Уходя оттуда, я вытащил из мусорной корзины два огрызка карандаша, несколько смятых чистых листков бумаги и прихватил с полки флакончик красного реактива. По пути "домой" заскочил к Квинту и вымазал его подошвы этим реактивом. Следующие две ночи я разрабатывал рецепт препарата, который вернул бы Квинту память. Работа днем на строительстве пирамиды стала невыносимо муторной. Я уставал и изматывал себя, стараясь не допустить оплошности и не вызвать подозрения. Когда рецепт был готов, я снова пробрался в лабораторию и приготовил препарат. Готовую темно-синюю жидкость я набрал в тонкий шприц и собрался было уходить, как увидел на краешке стола за пустой мензуркой белый цилиндрик, поставленный на "попа". Я взял его. На торце глянцем переливалось мелкозернистое стекло, а на боку виднелась кнопка. Я поводил цилиндриком перед глазами и вспомнил: этой штукой усыпили нас с Квинтом. Это было оружие, я не мог пренебречь им и, сунув цилиндрик под комбинезон за пазуху, поспешил в комнату Квинта. Хорошо, что я догадался вымазать его подошвы реактивом, потому что Квинта успели уже обработать, и он стал непохож на себя. Приплюснутый нос, корявые плоские щеки, белесые брови. А под ухом красовалась сочная бородавка. Я впрыснул ему приготовленный препарат и прилег рядом. Выждал часа полтора и начал тормошить. - Проснись, Квинт. Он потянулся, что-то пробурчал и, открыв глаза, радостно завопил: - Ф-и-ил! - Тише, Квинт. Вставай и ни о чем не спрашивай меня. Не время сейчас. Следуй за мной. Я вытащил белый цилиндрик и заторопился к выходу. Квинт шагал рядом. Лифт бесшумно вынес нас наверх, и мы очутились в коридоре с твердым полом. Я шел в кабинет Ужжаза. Поворот налево, и перед нами предстали две фигуры со стертыми лицами. Увидев нас, они отпрянули и сунули руки в карманы костюмов, но я опередил их и взмахнул цилиндриком, одновременно нажав боковую кнопку. Оба тюфяками повалились на пол. Я толкнул дверь и мы вошли в кабинет Ужжаза. Наступал рассвет. Ни шпингалетов, ни ручек на окне не оказалось. - Бей стеклину, - сказал я. - С удовольствием, - ответил Квинт. - Бежим! Гигантская цистерна была отличным ориентиром, и довольно быстро мы нашли свою машину. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Ужжаз перевоспитан. Дядя Коша негодует. Головоломка. Клопомуха. Просьба Тоника. За последние дни пребывания у Ужжаза я так измучил себя, что, едва переступив порог своей комнаты, упал на кушетку, не снимая комбинезона. - Тебе плохо, Фил, ты болен? - забеспокоился Квинт. - Нет. Устал. Спать хочу, - пролепетал я. - Правильно, отдохни. А я что-нибудь приготовлю. Я проспал около двенадцати часов. Квинт ожидал моего пробуждения и, по мере остывания кофе, подогревал его. Когда я осушил поллитровую кружку, Квинт встревоженно спросил: - Скажи честно, Фил, это я? Ты меня не подменил? - Это ты. - А почему голова не моя? Лицо-то чужое. Разве я таким уродом был? Никогда не был. Посмотрел в зеркало - что такое?! Думал кривое оно, так нет. Все отражается нормально. Я и к твоему лицу его подносил, оно не исказилось. Что же это такое. Фил? - Да, тебя несколько видоизменили. - Пластическую операцию сделали? - Нет. Да ты не нервничай. Все пройдет, и прежний облик вернется к тебе. Тебя не полностью обработали, и твои гены победят введенную сыворотку. И я рассказал ему все, что знал об Ужжазе. Выслушав мой рассказ, Квинт со всей решительностью заявил: - Это заведение нужно ликвидировать. С корнем и без промедлений. Какой большой негодяй. Варвар! - Согласен. Ликвидировать надо, но желательно своими силами. Незачем знать человечеству о таких подонках. Что ты конкретно предлагаешь? - А то, что нечего с ним чикаться, - разошелся Квинт, - в нуль-пространство его, изверга. Пусть с мухой и клопом болтается. С фараоном шутки плохи. - Но, но, Квинт. Забыл о гуманности? Пусть лучше Ужжаз сам пожалует к нам. Попробуем вразумить его. После недолгого раздумья я решил перевоспитать Ужжаза, чтобы он принес пользу человечеству. Да и макет я хотел изъять у него. Конечно, это оторвет нас от основной работы, но я не мог допустить, чтобы Ужжаз творил свои черные дела. Мысль сама по себе из ничего не возникает. Чтобы она возникла, нужна энергия. Пища дает живому организму химическую энергию, необходимую для поддержания температуры тела, обмена веществ и мышления. Мысль затрачивает какую-то часть полученной энергии на сознательную деятельность человека, а избыток ее излучается в виде электромагнитных волн в пространство. Энергия этих волн так ничтожно мала, что практически их никаким прибором уловить нельзя. Мне пришлось срочно создать такой прибор. И попутно разобраться в ходе мыслей. Иными словами, я получил возможность читать мысли на расстоянии. Пока Квинт собирал по схеме мыслеприемник, я усовершенствовал аппарат, с помощью которого обучал Квинта после оживления. Сейчас он мог мои мысли усиливать в сотни миллиардов раз и затем излучать их узким направленным лучом. Опробовав аппаратуру, мы приступили к делу. Я нацелился антенной на остров. Конечно, это нескромно, но мне пришлось прочитывать мысли посторонних людей, среди которых я искал мысль Ужжаза, чтобы запеленговать его точное местонахождение. Я чувствовал себя весьма неловко, когда узнавал, что кто-то расстроился из-за рыбалки, кто-то ликовал по поводу удачного обмена почтовыми марками, кто-то переживал, что рано начал лысеть... И, наконец, она, сугубо Уж-жазовская мысль. Я сразу отличил ее от тысяч других: хромосомы, химические формулы, стандартный дикарь и стандартный ученый. Я определил его волну и, включив мыслеизлучатель, стал посылать свои мысли в его мозг. Он стал думать по-моему. А думал я следующее: "Что я делаю? Неужели я на это способен? Кому все это нужно? Как мне, безумцу, такое в голову пришло? Стандарт!.. К черту эту затею! Сколько несчастий из-за меня! Каюсь, каюсь. Вернуть всем подопытным сознание. Лечить людей - вот мое призвание. Отозвать всех агентов. Сейчас же, немедленно. Отозвать и покинуть этот остров. Вычеркнуть черные страницы из моей жизни. Через месяц я должен быть у Сизой косы. Координаты... Надо записать". - Сеанс окончен, - сказал я. - Ужжаз перевоспитан. В данный момент он записывает координаты. Скоро будем встречать его. - Передумает еще, опомнится, - сомневался Квинт. - Не передумает. Мы коснулись святая святых - мозга. Я капитально и навсегда вдолбил в его голову свою мысль. Сейчас у него одно на уме: любой ценой искупить свою вину и нести людям только хорошее. Через месяц мы с ним встретимся. К Квинту уже возвращались прежние черты лица. Все хорошо. Осталось последнее. Надоели мне эти скафандры. И бросить нельзя, надо довести испытание до конца. Оно, я думаю, обойдется без происшествий. Не станет ли скафандр при низкой температуре твердым и хрупким? Чтобы это узнать, нужно его на пару часов погрузить в жидкий гелий, имеющий самую низкую температуру - на один градус выше абсолютного нуля. Кроме того, он сверхтекуч, и можно заодно проверить герметичность соединения горловины шлема со скафандром.Когда-то изучая свойства жидкого гелия, я получил его в изрядном количестве и он хранился у меня в специальном сосуде. Испытание решили провести завтра. Ночью сквозь сон чувствую, что меня морозит. Укутался поплотнее, свернулся калачиком. Холодно! В конце концов мороз окончательно разбудил меня. Гляжу - кругом иней, окна разрисована узорами. Висящий над изголовьем термометр показывает минус двадцать четыре градуса. Я рванулся к ближайшему окну. Открыть шпингалеты не мог, пальцы не повиновались. Ударил по стеклу, и меня обдало струей теплого предутреннего воздуха. В несколько секунд все окна были распахнуты настежь. А где же Квинт? Одежда его лежит на стуле, а самого нет. В коридоре раздались шаги. Я прислушался и узнал встревоженный голос дяди Коши. - Заморозки. Пропал огород. - Много ли огурчикам надо, - чуть не плакала тетя Шаша. - У, ироды! Радио-то. Восемнадцать тепла передавали. Соседи торопились на улицу. Я заглянул в ванную и все понял. Пока я спал, Квинт, желая обрадовать меня, облачился в скафандр, он перелил жидкий гелий в ванну, а потом погрузился в него с головой и, испытывая скафандр, уснул. Интенсивно испаряясь, гелий сковывал все холодом и теперь его осталась небольшая лужица. Я разозлился и потряс Квинта за плечи, про себя радостно отметив, что скафандр остался теплым. Квинт сладко зевнул, потянулся и продолжал досматривать сны. Отдушина из ванны проходит через коридор, и я услышал, как вернулись соседи. - Радио не обмануло. На улице тепло, - говорил дядя Коша. - А здесь. Ну и холодина! Впору шубу надевать. - Это вот они все, - прошипела тетя Шаша. - От них мороз-то идет. Наказал бог соседом! - Нет, пора выяснить их личности. Хватит терпеть! - решительно сказал дядя Коша и постучал в дверь. Я еще раз толкнул Квинта и вышел из ванной. - Войдите. - И войду. Еще как войду, - подбодрил себя дядя Коша и открыл дверь. Из-за плеча его виднелась непричесанная голова тети Шаши. - С добрым утром, - сказал я. - Что это вы раньше солнца поднялись? Сосед окинул взглядом комнату. Картина неприглядная. Битое стекло, снег и иней. Я посинел и дрожу как осиновый лист. - Холод меня поднял. Десять градусов ниже нуля, - не отвечая на приветствие, пробубнил дядя Коша. Воинственный пыл его почему-то угас. - Я хочу знать, когда это все кончится. Сегодня вы нас заморозили, а завтра изжарите. А этот ужасный скрежет до сих пор преследует меня. Мне не нравятся эти темные дела. Нам нужен покой. Вы отравляете нам жизнь. Мы не можем спокойно спать. Сплошные кошмары. Согласитесь сами, так дальше нельзя. - Согласен. Я приношу извинения. Садитесь. - Постою. Нам извинений не нужно, нам покой нужен. И что-то в вас есть подозрительное, неспроста это все делается. С какой стати вам вздумалось замораживать нас?! - вдруг распалился он. - Ставили опыт, и по моей вине вышел небольшой недосмотр. - Это называется опыт! Околеть можно. Сосед неожиданно вздрогнул и схватился за сердце, но сразу же успокоился: из ванной, как был в скафандре, с заспанной физиономией вышел Квинт. Увидев соседа, он беззвучно поздоровался и начал что-то говорить. - Вы что голос потеряли? - спросил дядя Коша. Я знаком показал Квинту, чтобы он снял шлем. Он тут же отвинтил его и взял под мышку. - Холодно. Почему здесь холодно? - Артист, - сказал сосед. - На маскарад собрался. И перчатки не забыл. - Кто артист? - Да вы. Сами создали мороз, а теперь удивляетесь: "ай, почему холодно?" - Я его не создал и спал в тепле, если хотите знать, в жидком гелии. Но, куда же, Фил, гелий делся? - Испарился. Ты это упустил из виду, и вот результат. Сосед пришел узнать, в чем дело. - Не только за этим. - О, вы не волнуйтесь! Не переживайте, - сказал Квинт. - Гелий уже кончается. Мороза больше не будет. Как уши замерзли, ух, как щиплет. Он закрыл их ладонями. - Шлем держи, - шепнул я. - Улетит. Квинт пошарил под мышкой. - Уже улетел. Сейчас я его. От меня далеко не улетит. Дядя Коша беспокойно заерзал на месте, а Квинт, растопырив руки, стал медленно обходить комнату. - Прекрати, - сказал я и обратился к соседу. - Не обращайте внимания. - С-стараюсь. Он вдруг испуганно посмотрел на свою правую руку. Пальцы его что-то крепко держали. Сомнений быть не могло: он нечаянно поймал за горловину шлем. - А... фактически что-то есть, - пролепетал сосед. - Нашелся! - обрадовался Квинт. - Давайте сюда. Да пальцы, пальцы разожмите. - И ощущение твердости, - продолжал лепетать сосед. - И ощущение объема... А вы говорите, проспали ночь в жидком гелии? - спросил он шепотом. - В жидком, - бодро ответил Квинт. - Немного душновато, но спать можно. - П-понятно. Забыв о цели своего визита, дядя Коша быстро пошел к двери. Тетя Шаша терпеливо ожидала его. Глаза ее извергли молнии, она рванула за рукав мужа и демонстративно захлопнула дверь. Не разнес нас в пух и прах добрый сосед. Не вышло. - Н-ну! - я исподлобья посмотрел на Квинта. - Почему своевольничаешь? Квинт часто-часто захлопал ресницами. - Больше не буду, больше не буду. Я думаю, этого внушения ему достаточно. Теперь можно было с уверенностью сказать: ядронит - идеальный материал. Днем мы изменили конструкцию скафандров. На груди сделали вырезы и вставили в них мембраны из ядронита с таким расчетом, что, колеблясь под действием звука, они колебали и воздух внутри скафандров. Сейчас мы могли слышать все, что творится снаружи. Поколдовав с полчаса над системой обеспечения дыхания, я добился присутствия в воздухе запаса озона. Не забыл вставить в каркас и добавочные прутики из фотонита. Готовые скафандры мы небрежно бросили в самоуправляющуюся машину. До старта они не понадобятся. - Одной заботой меньше, - захлопнув дверцу машины, сказал я. - Теперь беремся за... Стоп!.. Ах, я тупица! Кретин! Ничем не лучше Марлиса. А ты куда смотрел? - набросился я на Квинта. Квинт удивился моему внезапно переменившемуся настроению и растерянно почему-то огляделся по сторонам. - А как мы назад вернемся?! Из космоса. Ты думал? - вскричал я. - Не-ет, не думал. А как же? - Оба с тобой хороши. Такой насущный, жизненно-важный вопрос и вдруг обойти его стороной. Непростительная ошибка! Улететь безвозвратно - похоронить самих себя. Зашли мы в тупик. Это была настоящая головоломка. Голова трещала и разламывалась от усиленных дум. Я придумывал десятки способов возвращения и все их отбрасывал. Я думал так сосредоточенно, так напрягал свою мысль, что мне порой казалось, будто она вырывалась наружу и Квинт угадывал ее. Мозг не знал покоя ни днем, ни ночью, был предельно загружен. И тут я заметил, что от переутомления начинаю глупеть. Мне казалось, что я нашел единственно правильный путь - это вернуться на землю пешком, но немного погодя отверг его, заменив более удобным и рациональным - приехать на велосипеде. Свет белый был не мил. Квинт переживал не меньше меня, осунулся, скис, будто постарел лет на восемь. И я ведь знал, что разрешится это до смешного просто. Если человек не знает, как решить задачу, ему нужно учиться. Если человек выучился и все же не может решить задачу, значит, он умственно ограничен. Как ни печально, это случилось со мной. Выходит, всему крах. Наобещал, расхвастался. Высечь меня некому. Хоть проваливайся от стыда сквозь землю. Квинт разрывался на части и, наконец, предложил совсем не возвращаться. - Ну, так не годится, - устало возразил я. - Себя погубим и профессора не спасем. - А, может, Фил, на планете ПНЗ шикарная цивилизация. Уж мы попросим сделать нам лазер, чтобы лететь на его луче обратно. - Ть-фу!!! - я ударил кулаком по столу так, что из чашки выплеснулось кофе и выскочила чайная ложка. - Где ты раньше был? - Никуда не уходил, - испугался Квинт. - Я не о том. Что же ты, фараон, раньше молчал? Дай я тебя поцелую. Ты же решил мою головоломку. Возьмем с собой лазер, и с любой планеты он отправит нас обратно. Уразумел? Ведь до чего же оказалось просто. Нет, просто проще простоты простейшей. Ну почему я такой человек? Ненормальный, недоразвитый, честное слово! На таких пустяках срываюсь. Если школьник попросит меня решить задачу за пятый класс, я просто побоюсь решать ее. Не решу. Да, когда мы решаем сложные многоэтажные уравнения, то обязательно думаем, что у них должно быть непременно длинное, запутанное решение. А они решаются одним махом, на одном дыхании. Я уподобился одному чудаку, решавшему уравнение 5х-1=9±2х. Он единицу выразил через Sin/Cos, двойку разложил и пошел писать на сорока страницах мелким почерком, погряз в дебрях высшей математики и запутался окончательно. Разница лишь в том, что тот чудак сошел с ума, а я пока нет. Квинт просиял и, не сговариваясь, мы пустились в пляс. Квинт ударял пальцами по пяткам и кричал: "Юх, юх". Кто-то стал в такт хлопать в ладоши. Это пришел Тоник. - У вас веселье? - Разминаемся. Как успехи? - Все сдано. Диплом в кармане. Потому и пришел. Радость! - У нас тоже праздник. Квинт выдал на-гора решение. Проходи, Тоник, садись. Тоник краешком глаза покосился на меня, подумав, наверное, неужели такой несерьезный человек может спасти его отца. Хотел спросить, как мне показалось что-то существенное и вдруг сказал: - А каково ваше мнение об открытых планетах? - Понятия не имею, о чем ты говоришь. Тоник оживился. - Неужели вы ничего не знаете? Все только и говорят об этом. Куда ни сунься - тема одна. - Представь себе - ничего. Мы в последнее время так много работаем, что совершенно оторвались от событий, происходящих в мире. Что же это за планетки? - Все до сих пор думали, что у Земли один единственный спутник - Луна. Каково же было удивление астрономов, когда они обнаружили два неизвестных тела, вращающихся вокруг Земли с апогеем три тысячи километров и с перигеем две с половиной. Причем, они находятся друг от друга на расстоянии полумили и их называют одной двойной планетой. Поразило всех то, что они появились не сразу, а постепенно, как появляется изображение на фотобумаге при проявлении. Но и это еще полчуда. С помощью крупнейших телескопов были получены их фотографии. И что вы думаете? На одной из них отчетливо запечатлена наша земная, обыкновенная му-ха. Муха! Тоник плотно сжал губы и уставился мне в глаза, желая проверить, какое впечатление это производит на меня. Я, признаться, опешил. Знать, маловато мы взяли нуль-пространства, и оно со временем рассеялось. Но я, конечно, не выдал нашу тайну. К чему смущать этого доброго малого. Я изобразил удивление. - Муха?! Не может быть. - Вот именно, муха. И не просто что-то похожее, а именно - муха, с ножками, с хоботком, крылышками, словом - натуральная.. А на второй фотографии... что бы вы думали? Тоник сделал паузу, надеясь еще больше огорошить нас. - Клоп, - брякнул Квинт. Эффект явно был испорчен. Тоник покосился в его сторону: - Вы знаете? - Мне-то не знать, когда я сам с Филом этих окаянных. К счастью, Квинт сидел по правую руку от меня, и на слове, "окаянных" я хорошенько двинул его по локтю. Он дернулся и торопливо закончил: - ...окаянных клопов видел во сне. - Но при чем здесь сон? - Да уж очень много их было и кусались они сильно. Забыть не могу. Вот и сказал. - Н-да. Странное совпадение. Ну, ладно. Я еще не все рассказал. Какая это была сенсация! В довершение к этому изо всех стран стали поступать сообщения, что исчезли мухи и клопы. Ученые не могли найти этому объяснения. На земле исчезли, а на небе появились. И тут началось! Клопов и мух искали повсюду. Это же интересно. Мир трясла лихорадка. В некоторых странах объявлено приличное вознаграждение тому, кто найдет хотя бы одну живую муху или клопа. Каждому хотелось заполучить награду. В домах были переворочены вещи и мебель. Все напрасно, - Тоник тяжело вздохнул. - Признаться, и я пробовал найти клопа. В моей комнате есть старинная картина какого-то неизвестного художника. Сколько я себя помню, они всегда жили за этой картиной. Нигде, не было, а там жили. Заглянул туда - чисто. А мух! Где только их не искали. Стыдно даже сказать, куда я заглядывал. Несметные толпы "охотников" кинулись в леса, истоптали огромные пространства в надежде найти хоть маленькую мошку. И что же? Ни одной. Как на беду оказалось, что представителей этих насекомых почти нет у энтомологов и в коллекциях. Уж слишком обычными и распространенными их считали. Премия возросла. А зачем за ней гнаться, если клоп с мухой в космосе. И это в наш век! Один почтальон утверждал, что, разбирая корреспонденцию, месяца два назад, он наткнулся на письмо, адресованное всем людям. Он вскрыл и прочитал его. Там некий гражданин, якобы вернувшийся к жизни из глубины веков, торжественно сообщал, что клопов и мух на свете больше не существует. Советы какие-то давал. Почтальон, конечно, принял это за шутку и выбросил письмо. Так потом перерыли весь городской мусоропровод. Целая армия почтовых работников, приглашенных из других городов, занималась разборкой бумаг. А ведь работа не очень приятная, сами понимаете. Злополучное письмо не нашлось, но труды даром не пропали: нашли бумажки-улики, по которым удалось поймать несколько опасных преступников. Между прочим, это происходило в нашем городе. А! Каково! - Значит летают, - задумчиво сказал Квинт. - Да, это довольно интересно и загадочно, - неопределенно пробормотал я. - А как эти планетки называются? - Еще неизвестно, планетки ли. А ученые назвали их по-своему: клопус и мухеос. В народе зовут их просто: клопомуха. Странно человек устроен, казалось бы, радоваться ему! Ведь как он стремился избавиться от этих насекомых, какую борьбу с ними вел, а вот не стало их - и подавай ему снова муху и клопа. - Это ты совершенно напрасно, - сказал я. - Таких ничтожное меньшинство. Другое дело загадка. Что ж, пусть ученые поломают головы, им это полезно. После этого выступления Тоник наконец решился задать тот вопрос, который больше всего интересовал его: - Я давно хочу спросить, какой луч вы намерены оседлать? Как вы полетите? Я велел Квинту расплавить несколько килограммов меди и кратко рассказал Тонику о моих скромных открытиях, экспериментах, об испытании скафандров и посвятил его в проект предстоящего путешествия. Кое в чем он засомневался, но когда по моей просьбе надел скафандр и я заставил его сесть в тигель с расплавленной медью, а Квинт, пока я чем-то отвлекся, со всего размаху ударил его кувалдой по голове. Тоник отбросил все сомнения. Он был буквально уничтожен и низвергнут и некоторое время ничего не мог сказать. - Ну как? - спросил я, одновременно строго глянув на Квинта. - Умопомрачительно. Теперь я убежден, что отец будет спасен. У меня, Фил, к вам одна просьба: возьмите меня с собой! Не подведу! - С собой? Задал ты нам задачу. А как же Лавния? - Я с ней не говорил. Конечно, ей тяжело будет отпустить меня, но она должна согласиться. - Что, Квинт, возьмем его? - А что, Фил, он славный парень. Как думаешь, возьмем его? Ну и хитрюга, ответил, называется. - Хорошо, Тоник. Вливайся в нашу компанию. Но предупреждаю - работы невпроворот. Наш режим до крайности прост. Сон шесть часов - работа шестнадцать. Учеба тоже входит в понятие работы. И обращайся ко мне на ты. С этого момента мы люди окончательно свои, - сказал я. - Ладно. Постойте, Фил... Фил, а не вы ли проделали фокус с клопом и мухой? - Это не фокус. Я такими вещами не занимаюсь. Решили их вышвырнуть вон, слепили воедино и вышвырнули. Без всяких фокусов. - Но это же невероятно, невозможно. - Значит, по-твоему, весь мир продолжительное время видит одну и ту же галлюцинацию, а на Земле насекомых никто упорно не замечает? - Да. Э... Нет. Я просто не в состоянии еще осмыслить все это. Можно подумать, что вы волшебник. Тут Квинт не выдержал. - Мы не колдуны, - вставил он свое слово. - Колдун что - пошептал "пш, пш", и готово, а если разобраться, так он и азбуки не знает. Выдумки одни. Без знаний и труда никакой пшик-распшик не поможет. Скажу по секрету - колдунов нет. И богов нет, и ангелов, и бабов-ягов..., баб яговых, баб... - Квинт чертыхнулся и замолчал. Тоника он слегка развеселил, но я нахмурился. - Что-то в последнее время ты стал много попусту философствовать. Говори всегда по существу. Надеюсь Тоник, ты сумеешь держать язык за зубами. Я имею в виду клопомуху. - Язык у меня прочно привязан. Не обижаюсь. Раз нужно мычать - буду нем. - Отлично! Скажи, Тоник, каким образом можно нацелиться на планету ПНЗ? - Что ты, Фил. Мне не равняться с тобой. С моими ли жидкими знаниями браться за такую задачу. - Не унижай себя. Не хнычь! Бери пример с Квинта. Иной раз такую идею подаст, что только ахнешь. Квинт приосанился, но перехватив мой неодобрительный взгляд, смутился и принялся внимательно разглядывать свои ногти. - Сейчас он познакомит тебя с нашим хозяйством. Мне же пора думать, и так много времени потеряно. Тоник встал. - С вашего разрешения я отлучусь: необходимо покончить со своими делами и подготовить маму. Кроме того, я боюсь получить нервный шок, уже и без того голова кругом идет. Слишком много впечатлений за одно утро. Мысли путаются, нужен перерыв. - Правильно рассудил. Я вышел его проводить до главных дверей и на обратном пути столкнулся в коридоре с тетей Шашей. Она смерила меня презрительным взглядом с головы до ног и демонстративно отвернулась, ясно давая понять, что считает меня из жуликов жуликом. Я по опыту знал, что она уже должна остыть после эксперимента Квинта с жидким гелием, и поэтому спросил: - Что вы так недружелюбно на меня смотрите? - А вы и не знаете? - язвительно ответила она. - За дурочку принимаете? Все наши клопы переползли к вам, и вам это известно. - Но вы же сами недавно утверждали обратное. - То было раньше. Я ошибалась. Это наши клопы переползли к вам, а не ваши к нам. Хоть бы одного клопа оставили. И вдруг она прогремела: - Освободите дорогу! Чего встали?! Пойми ее, Шашу. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Здравствуй, Ужжаз! Иразеры.. Кабина. Скрежет повторяется. Загадочные явления. Насущные вопросы. В тот же день вечером пришел Тоник и прямо с порога радостно возвестил: - Все! Поговорил с мамой. Жалко ее. Слезы" конечно, были. Но она не возражает. Она даже немного гордится мною. На другой день исполнялся ровно месяц с того дня, как я приказал Ужжазу прибыть на берег Сизой косы. Нужно и