- Это только так говорится, - проворчал старейшина, подкладывая в огонь смолистый комель. - Умные люди не признают глупые обычаи. Надоело насилие мертвецов. По какому праву они командуют живыми? У них был свой опыт жизни. У нас свой. - Нет, - сказал Иосиф. - Опыт, за который заплачено слезами и кровью, - общий опыт. Старейшина долго молчал. Было заметно, что он крепко раздосадован. - Власти, настоящей власти недостает, чтобы покончить с пустыми баснями старины, - наконец сказал он, шумно вбирая ноздрями воздух. - Я избран старейшиной, но велика ли моя власть? Я распределяю работы, поддерживаю очаг и стараюсь помнить, кто куда ушел... Я не имею права даже раздать пищу, наградить того, кто лучше других понимает меня и помогает мне! Он покачал головой. А Иосиф подумал про себя, что разум одного человека, как бы ни был могуч, все же таит в себе много противоречий, поддается влияниям и может быть использован во вред остальным людям... Женщины закричали снаружи, извещая, что вернулись охотники. Иосиф вышел из пещеры вместе со старейшиной. В ярком свете дня гомонили добытчики. Они оказались более удачливы - принесли на шестах убитого оленя. Отрубленную голову с рогами тут же возложили на жертвенный камень, и все запели молитву, восхваляющую мужество охотников и благосклонность божества, охраняющего род. Пение подхватывали даже маленькие дети и старики, поднявшиеся со своих лежанок. Иосиф с восторгом внимал общей молитве. Возможно, ее пели и тысячу лет назад. Слава Матери-Природе, она помнит о нас. Слава доброму духу, он заботится о нас. Видите, мы сильны и можем сами добывать пищу. Видите, мы опытны в любом деле. Значит, не напрасно согревает нас солнце, не напрасно поит река, и ветер несет прохладу - не напрасно. Как радостна удача для всех! Долго-долго ждем мы порой, но удача приходит, потому что среди нас нет тех, кто изменил бы нам! После молитвы принялись за разделку туши. Старейшина суетился среди мужчин, указывая, какая часть мяса пойдет на обед, какая будет оставлена про запас. Задымил приготовленный очаг. Однако куски мяса распределял уже не старейшина, а старший группы удачливых охотников. Иосиф нашел это весьма справедливым и разумным. "Конечно, - подумал он, - реальная власть должна быть сопряжена с конкретным трудовым вкладом, только тогда она моральна..." Было видно, что старейшине не нравится, как идет дележ. Он надулся, встревал со своими замечаниями, ревниво следил за старшим охотником, который самый первый кусок положил себе, так что все воочию видели, как он оценивает своих сотоварищей и остальных сородичей, не участвовавших в охоте. Это был прилюдный экзамен на объективность и мудрость, и тот, кто не выдерживал его, завтра уже не мог рассчитывать на избрание старшим охотником. Отменные порции получили все охотники, даже те, которых в тот день удача обошла стороной. Большие куски мяса достались гончару, оружейнику, женщинам-кормилицам, несколько меньшие - остальным женщинам и детям и еще меньшие - больным и старикам, не привлекавшимся уже к трудным общим работам и имевшим почетное право съесть половину того, что они собирали на поле или в лесу: это были, как правило, большие знатоки трав и кореньев, пищи грубой, но целебной. Последними получили свою долю старик-хранитель огня, он же колдун рода, и старейшина. Все принялись за еду. В мигающем свете костра бородатые лица казались страшными и свирепыми. И тем более поражала сила обычая, которому беспрекословно подчинялись люди. Мужчина, раньше всех закончивший трапезу, стал обсуждать историю какого-то Клобла, как выяснилось, удачливого охотника из соседнего рода, - он покинул сородичей, назвав их дармоедами. Ослабленные мором, они не смогли наказать строптивца. Этот Клобл подговорил людей другого племени бросить занятия рыбной ловлей, водил их куда-то за Фиолетовые Горы, и каждый привел оттуда по молодой жене и по пленнику. Пленников заставили взрыхлять поле и ухаживать за посевами, дающими съедобные клубни. - Клобл обидел людей своего рода, - сказал молодой, с отечным лицом мужчина. - Однако же никто не оспорит, что он и те, кто пошел за ним, живут ныне богато и весело. Они построили себе семейные дома из прутьев, все щели обмазали глиной, а пленников загоняют на ночь в пещеру, пещеру закрывают кольями и сторожат. Хлопотно, зато днем сторожа спят сколько хотят и едят сладкие клубни. - Клоблу помогают добрые духи, - вздыхая, говорили другие. - Если бы нам помогали, разве мы оставались бы в этой смрадной пещере? До самых холодов мы жили бы в деревянных хижинах, где больше света, воздуха и места. Однако большинство людей гневно осуждало Клобла. - Чем восхищаетесь, братья? Презрение древних обычаев принесет всем нескончаемое горе. Прадеды, давшие нам законы, знали о жизни такое, чего не могут знать нынешние гордецы, призывающие плевать на стариков и забывающие, что сами идут к старости... Кто наймет раба, сам уподобится рабу, кто захочет свободы и радости только для себя одного, всех ввергнет в рабство и печаль. Потомки Клобла станут рабами - таков непреложный закон. - Чепуха, - оспаривал мужчина с отечным лицом, переглянувшись со старейшиной. - Кто же из сильных и опытных людей будет стараться, видя, что его долю раздают другим, слабым и ленивым? Если бы старательный человек работал на самого себя, он имел бы пищи и всего другого гораздо больше, чем теперь. - Ложь это, ложь и слепота сердца! Позорят нас такие речи! Мы остаемся братьями, пока помогаем друг другу, пока храним бескорыстие, доброту и честность. Кичась своей случайною силой и удачей, безумец забывает, что без поддержки сородичей он лишь пылинка, гонимая ветром. Сегодня здоров и доволен, завтра болен и полон отчаяния - кто утешит его, кто обогреет у очага, кто защитит?.. Злой дух может совратить нечестивца, но к чему это приведет? К крови, к нужде, к опустошениям! Предки повторяли, что легко сбить спесь с гордеца и ленивца и вернуть их в лоно служения родным святыням, но трудно остановить нищету и насилие, которые вспыхнут среди людей, едва они разойдутся в стороны и отдадут сильнейшему долю слабейших... Все это уже было на земле - необузданное самолюбие, обособление, пресыщение и слава одних, голод и униженность других, но окончилось печально... Человек сохранит радость, пока будет трудиться ровно столько, чтобы прокормиться и поддержать предания и обычай. Если труда будет меньше, человек растворится среди зверей, если больше, погибнет от тщеславия и страстей, от ненависти и соперничества... - Старики пугают своими выдумками, - вмешался старейшина, с явным удовольствием слушавший весь спор. - Установления ветхой старины хороши до тех пор, пока не мешают почину и поиску. Кто хочет приостановить жизнь - прав ли он? - Странные речи молвишь, старейшина, - заметил пожилой охотник. - Отныне я не верю тебе: ты не выполняешь долга - не бережешь заветов, которые охраняют нас от напастей... Да, человек может сотворить необычайное, но необычайное похитит обычное. Нет ничего на земле, что не имело бы изнанки... Гордыня и лишняя собственность обрывают связи человека с богами и землей. Нет для духа равновесия там, где нет пределов для жажды обладания и власти. Или ты забыл старую поговорку: "Зачем делать сосуд из глины, если он замутит сосуд ручья?.." Наконец все завершили трапезу. Маленьких детей напоили из горшка, а все остальные отправились на водопой к мелкой, спускавшейся с гор речке, видимо, притоку той большой реки, к которой ушел мамонт, спасаясь от погони. Иосиф с любопытством глядел, как люди, смеясь и подталкивая друг друга, спустились по камням к берегу и, рассредоточившись, стали ломать тонкий лед и пить, зачерпывая воду руками. - Словно стадо диких животных, - скривившись, презрительно заметил старейшина. - Все эти порядки страшно надоели. В племенах, где ценят ум и понимают толк в жизни, они почти разрушены... В прошлый солнцекруг я был за теми горами. - Он махнул в сторону гор. - Там почитают старейшину как избранника, которому во всякое время понятен голос духов рода. Ему первому дают долю добычи. А летом ставят из шкур отдельный шалаш. Вождь должен думать, а не нюхать отделения кишок. Почет старейшины - почет рода. Сила власти старейшины - сила рода... Иосиф неопределенно кивнул, подумав про себя, что мудрые древние заповеди вряд ли устоят перед алчностью таких властолюбцев и ловких болтунов, как старейшина, готовый осмеивать и оплевывать все обычаи только потому, что они не позволяют ему лично обрести желанные преимущества... На ночь Иосифу предложили место в пещере. Место было весьма удобным, но впечатления дня требовали не сна, а уединенного размышления. Он решил прогуляться. - Куда? - спросил сторож у выхода из пещеры, седоволосый, но крепкий еще старик. - По нужде. - Смотри же, не отдаляйся. Днем больше добрых духов, ночью преобладают злые. - Звери боятся человека. - Вот это и плохо. Во времена моей молодости не позволялось без надобности пугать зверя. Если человек слишком возвысится над тварями, которые его окружают, он пожелает возвыситься и над людьми, с которыми живет. Что это принесет, кроме вражды и страданий?.. Иосиф наслаждался тишиной. Надвинувшаяся ночь поражала умиротворенностью. Пахло мокрой глиной, снегом и черноталом, - там, где речка разливалась, поднимались его густые заросли. Иосиф отошел от пещеры и присел на камень. Вдруг порыв ветра донес до него голоса. Шлепали босые ноги - приближались люди. "А если враги?" Опасение не было безосновательным: хотя обычай осуждал нападение в ночное время, без объявления войны и выставления обиды, всякое случалось. Иосиф поднялся с камня, скользнул в тень у подножия холма. И вот отчетливо прозвучал хриплый и злой голос - это был голос старейшины: - Убивать их надо, иноплеменников, - чего шныряют, чего ищут, что вынюхивают?.. И этого, молодого, который приплелся неизвестно откуда... Ты, Хок, пристукни его дубиной, как договорились, за ночь труп растащат волки - никто нас не обвинит. Духи на нашей стороне, я слышу их голоса отчетливей, чем глупый колдун Порей. - Напрасно оговариваешь колдуна, старейшина, - возразил, видимо, тот, кого назвали Хоком. - Он отлично предсказывает события по бегу жуков, по полету птиц, по внутренностям белок и зайцев. Разве не он предупредил в позапрошлый солнцекруг, что будет долгая и затяжная зима? Мы бы передохли от холода и голода, если бы не он. - Все это очень просто, братья, - высокомерно перебил старейшина. - К затяжной зиме печень у белки покрывается салом. Да и у куропаток отрастают чулки на лапках... Я толкую о другом: я хорошо понимаю духов, потому меня надо избрать также и колдуном. Если вы выкликнете и настоите, вы будете пользоваться моей благосклонностью... Вообще пора сделать так, чтобы не удачливый охотник, а старейшина делил добычу. Если старейшина будет молить духов об успехе, значит, это его успех, не так ли? - Может, и так... Только ведь обычай. Предки тоже что-то понимали... - Что-то, может, и понимали... Только спали на голой земле. Даже хмельное хлебово не умели готовить из сладких корней. А дело-то простое и приятное... - Слыхал я, что умели и квасить, и сбраживать, да запрещалось. Хмельной человек теряет голову, не признает ни роду, ни племени, ни закона, ни обычая... - Так ты хмеля в рот не бери, коли не умеешь владеть собой! - зло оборвал старейшина. - Разболтались не к месту! Где иноплеменник? - Ушел вперед по этой дороге. Лучше всего его покараулить здесь, - сказал голос. - Хотя я не уверен, что мы поступим по воле богов, если убьем его... Зря думаешь, старейшина, что тонкие шкуры, которые он носит, достанутся тебе. Собрание решит, кому отдать... Скорее всего их наденет охотник Кун или колдун Порей. - Вот вся наша справедливость, - сказал старейшина. - Один рискует, а достается другому... Когда дойдет до дележа, кричите громче, что надо отдать старейшине, тогда я отплачу вам добром, а если еще выкликнете меня на раздачу добычи и это пройдет, вам будут доставаться самые лакомые куски. И работа - полегче. И почетные пояса с талисманами... Делить между всеми - это уравниловка! У кого заслуг больше, у того и прав должно быть поболее... Придет время, обещаю вам, братья, когда мы будем заставлять работать на себя других людей, или из чужого племени, или глупых и нерадивых из своего, а сами будем только командовать и вкушать радости... Кто умен, тот и силен. Кто силен, за того и боги... Как ни волновался Иосиф, все же он подумал, что старейшине, пожалуй, удастся разрушить вековые обычаи. Подкупленные и соблазненные им негодяи поддержат его на общей сходке, и если люди, не подозревая о заговоре, отступят от древних установлений, жизнь покатится к неравенству, расслоению и разброду, не станет единства, одни взберутся на шею другим, а если те возмутятся, их убьют, посадят на цепь, в яму, в тюрьму, боги уйдут в храмы, и встанет между людьми и богами каста жрецов, люди будут нести и нести этой касте - в надежде вернуть счастливые времена вольности, но все будет напрасно... - Мне пора, - сказал старейшина. - Как бы не вызвать подозрения долгим отсутствием!.. Сородичи наши темны и дики, не уважают, как подобает, своих избранников: подозревают и говорят в лицо всякую оскорбительную чушь. И ничего до поры не возразишь. Я слыхал, в каком-то племени старейшину объявили божьим сыном. Он получил право бить палкой всякого, кто ему перечил или докучал, - разумно!.. Старейшина ушел, а его сообщники, вооруженные дубинами, остались на камнях и сидели молча, пока звуки шагов не растворились в тишине. - Пошел снег, - зевнув, сказал один. - Густые хлопья, как и предсказал колдун Порей. Мороз к утру возьмется крепкий... Не кажется ли тебе, что мы не должны так усердствовать ради старейшины? Растянуться бы сейчас на мягкой шкуре да задать храпака... - Что сговорено, то сговорено, - возразил другой. - Если мы не исполним его желания, он найдет способ погубить нас... Отправит охотиться в долину тигров и не произнесет нужного заклинания. Или заставит отнести послание в племя кудлатых. Они и слушать тебя не станут, шарахнут по башке и сожрут без соли... - Потому и не надо поддерживать старейшину, - стоял на своем первый. - Нарушение обычая, если кто-то получает слишком большие права. Тогда не обходится без любимчиков и выслужливых... Если хочешь знать, он негодяй, наш старейшина, его надо бы судить и до смерти забить камнями: поставленный следить за установлениями предков, он подрывает установления. Я собственными ушами слыхал, как он говорил Симху, этому пьянице и лентяю: "Подговори десяток надежных людей, и мы станем независимы от собрания. В случае чего стрекалами образумим строптивых". Посуди сам, разве это не предательство? - Пожалуй, - согласился второй. - Почему-то теперь все больше раздолья предателям. Рушат порядки отчич и дедич... Разве прежде дрались за жезл старейшины? Нет, не дрались, наоборот, люди упрашивали самых достойных. Старейшина так же охотился и ловил рыбу, так же вымачивал шкуры, чистил пещеру и таскал дрова. А теперь! Теперь за этот жезл тягаются по нескольку бездельников и задавак, пуская в ход пустые обещания и даже подкупы. А почему? Потому что придумали какой-то почет для самого жезла, старейшина теперь только распределяет работы и следит за соблюдением обычаев, не отвечая за их нарушение. - Верно рассуждаешь, брат... Знай, я того же мнения. Давай изобличим старейшину перед миром. - Эка куда хватил! Это опасно. А тебя, пожалуй, я изобличу, не обижайся. Уже ясно, что пришлеца ты убивать не станешь, как же мне оправдаться? - Позволь-позволь, что ты мелешь? Выходит, ты сам бесстыжий человек! Ради выгоды готов поступиться интересами сородичей, так? - Забери их всех злой дух, надоели! Разве плохо - получить отдельную пещеру? Чтоб всегда сухо, чтоб огонь и чтоб похлебка из вареных хлебных зерен. Как подумаю, душа тает. - Ну, брат, теперь я вижу, что ты продажная шкура... Можешь идти доносить старейшине, но и я расскажу, что знаю и слышал. Пусть рассудят люди! В конце концов, боги благоволят к нам, пока мы творим добро для сородичей! Возмущенный общинник пошел прочь. Но не ступил он и шага, как второй бросился за ним - в темноте завязалась драка. "Мерзавец убьет честного человека..." - Остановитесь, заклинаю вас! - вскричал Иосиф, выбегая на дорогу. Сильный удар камнем в грудь опрокинул его на мокрую от снега землю. Вероятно, негодяй целил в голову, но промахнулся. Упав, Иосиф откатился подальше и вскочил, готовый к обороне. Страшный, предсмертный вопль раздался между тем в глухом пространстве. Не думая о себе, Иосиф кинулся к раненому. - Держись, человече!.. Что, что с тобою?.. Раненый не отвечал. Его голова была залита кровью, - Иосиф ощупал ее пальцами. Подняв с земли не подававшего признаков жизни человека, Иосиф потащил его к пещере. Человек был очень тяжел. Иосиф задыхался, но не останавливался, боясь только, что собьется с дороги и упадет, причинив раненому новые страдания: он помнил, что тропинка возле пещеры обрывалась круто к ручью. До цели было еще далеко, когда впереди внезапно вспыхнули десятки огней. Через мгновение его окружила возбужденная толпа - с факелами, копьями и боевыми топорами. Иосиф увидел, что стоит у самого обрыва. С благодарностью глядя на людей и еще не понимая смысла происходящего, он опустил раненого на снег, - тот слабо застонал. - Смотрите, у него руки в крови! - завопил кто-то (Иосиф узнал голос негодяя, затеявшего драку). - Он собирался скрыть преступление, сбросив убитого в овраг!.. "Вот кто поднял по тревоге людей, вот отчего они тотчас схватились за оружие..." - Выслушайте меня, - растерянно воскликнул Иосиф. - Ваш соплеменник был ранен, я нес его в пещеру, чтобы при свете огня оказать помощь! Вперед вышел старейшина. Он наклонился над раненым, тронул его за нос и, выпрямившись, сказал: - Мертв! Крики проклятья пронеслись по толпе. В искаженных от прыгавшего света лицах Иосиф увидел ярость. "Что же они не хотят выслушать меня? Старейшина лжет, что человек мертв!.." Старейшина поднял руку - толпа затихла. Иосиф воспользовался этим. - Выслушайте меня! Я скажу правду!.. - Он убил нашего соплеменника, - грозно перебил старейшина. "Смерть ему, смерть!.." Старейшина вновь жестом потребовал тишины. - Голос духа, покровителя нашего рода, только что сказал: "Я давно подозревал этого чужака. Он лазутчик и намерен привести своих, чтобы затеять войну. Не слушайте его, свяжите и отправляйтесь спать. А в полдень свершите волю большинства, которое требует смерти!" Раздался дружный вопль согласия. Иосиф похолодел: "Неужто возобладает обман?" Он хорошо знал, что повсюду среди людей существует нерушимое правило - выслушивать обвиняемого. "Как же так?.." Между тем двое дюжих мужчин больно заломили Иосифу руки, связали их кожаной веревкой. В рот сунули смердящий клок волчьей шкуры. Задыхаясь, Иосиф уступил. В отчаянии он уже не соображал, что выкрикивали в толпе, следовавшей по пятам. Заметил только, что снегопад кончился и небо начало прочищаться, - замигали в бездонной выси голубые звезды. Иосифа втолкнули в узкую яму, вырытую у стены пещеры, накрыли решеткой из тяжелых кольев, и вскоре люди - как по команде - угомонились, продолжив прерванный сон. Иосифу было не до сна. Он кусал губы, с тоской думая, как неодолимы чаще всего коварство и подлость. В пещеру задувал ледяной ветер: как и предрекал колдун, брался крепкий мороз. "Как же так? Как же люди позволяют топтать обычаи, которые ограждают их интересы? Не воля героя защищает справедливость, а незыблемые, обязательные для всех установления, порядки, которые поощряют добро и препятствуют злу... Как же не понимают люди, что их подталкивают к кабале и несчастьям, выкорчевывая крупицы правды, с трудом и муками добытыми для них дальновиднейшими из предков?.." Еще до зари ушли за добычей охотники, с рассветом женщины и дети отправились пополнять запасы хвороста и сучьев, потому что ударивший мороз грозил продержаться довольно долго. Оставшиеся в пещере подходили к яме, глядели сквозь решетку на свернувшегося калачиком Иосифа и проклинали его. В полдень ученик колдуна, мужчина щуплый и мелкий, поднял решетку и, достав кляп, подал Иосифу воды. Напившись, измученный Иосиф благодарно кивнул. Надежда все еще не оставляла его. - Почему никто не хочет знать правду? - спросил он, видя, что поблизости нет других людей. - Правда нужна людям, когда они осознают общие интересы, - ответил мужчина. - Если большинство думает только о себе, место правды заступают расчет и выгода. Подлый старейшина подкупил многих сородичей. Они забыли о своем долге - служить общине, а не человеку, закону, а не власти. - Как самочувствие бедняги, которого один из ваших ударил камнем, чтобы предотвратить разоблачение старейшины? - Он умер еще ночью, - тихо сказал ученик колдуна. - Его задушили. - Значит, тебе известна правда? - Мне - да. Но эта правда не нужна другим. Они не хотят ни ссор, ни выяснений. Они слишком устали от всей своей жизни, потому что еда и питье милее им чести и мужества. - Старейшина хотел убить меня, чтобы завладеть моей одеждой. Подговоренные им люди должны были исполнить его волю, но один воспротивился... - Жадные, себялюбивые типы заведут всех в бездну нескончаемых страданий, - сказал ученик колдуна. - Если не поставить предел жадности человека, пользующейся изворотливым умом, погибнут все. Не будет ни мира, ни счастья. Ни в душе человека, ни вне ее... Негодяи повсюду внушают, что повторение заповедей предков не изменяет жизни к лучшему. И люди соблазняются, если в них пробудилась жажда выгод. Ничтожные не знают, что желание лучшего отрицает хорошее... Совершенное - не значит "приятное для одного", это "полезное для всех"... Повторяются день и ночь, повторяются зима и лето - что здесь плохого? Если бы не было повторений, жизнь прекратила бы свое течение. И разве сами мы не повторяемся, требуя питья и пищи, сна и размышления о прекрасном?.. "Удивительный человек..." - Ты все понимаешь, - сказал Иосиф, - помоги мне освободиться. Человек пожал плечами. - Не могу. Тут я бессилен. - Вопиющее беззаконие - на глазах у всех? - Вопиющие беззакония только и творятся на глазах у всех. Люди не подозревают, как они глупы, когда помышляют лишь о себе, и этим пользуются растлители обычаев. Ученик колдуна сунул в рот Иосифу кляп, опустил решетку и ушел. Спустя какое-то время решетку осветил факел - над ямой наклонилась девушка. Плоское лицо, широкий нос, маленькие, зоркие глаза. - Меня зовут Ойва, - прошептала она, - я дочь старейшины. Я знаю, ты невиновен, чужеплеменник, и мне стыдно за отца. Но я боюсь сказать людям, что он грезит о власти вождя. Это ведь тоже преступление - поношение отца. Как ты считаешь? Эй, ответь мне! Иосиф хотел показать знаками, что возмущен несправедливостью, но ему стало жаль девушку, решающую непростую нравственную задачу. Он передумал и кивнул согласно: да, мол, считаю так же, как и ты. Девушка была потрясена - стояла не двигаясь. Конечно, втайне она ожидала именно такого ответа, но была убеждена, что получит совсем другой. Тряхнув густыми темными волосами, она сказала: - Ты справедлив. Теперь я знаю, что мне делать. Она достала из-за пояса костяной нож и, держа его в зубах, стала поднимать решетку, но тут в пещеру вошел старейшина. - Ойва, чего тебе там надо? - грубо закричал он. - Куда я велел идти? Девушка повиновалась - ушла прочь. В полдень, когда вернулись охотники, Иосифа вывели на мороз. Был солнечный день. Люди - все босиком - сгрудились вокруг большого плоского камня, на который поднялся старейшина. - Этот человек убил нашего брата. Как чужеплеменник он заслуживает смерти. Прежде чем все мы сойдемся на тризну, почтим память убитого сородича, я хотел бы получить от вас ответ на вопрос: следует ли убийцу утопить в проруби или сбросить со скалы? - Сбросить! - прокричал из толпы голос, который хорошо помнил Иосиф. Он увидел, наконец, воочию этого негодяя, волосатого типа с низким лбом и расширяющимися книзу челюстями. "Сбросить, сбросить со скалы!" - повторили люди. Иосиф не терял надежды, верил, что оправдается, ведь все было несправедливо. И в самом деле раздался голос: "Пусть скажет чужеземец!" "Может быть, это Ойва?" - подумал Иосиф. - Братья, - воззвал старейшина. - Сегодня утром добрый дух, охраняющий наш род, трижды сказал мне: "Не слушайте человека, убившего вашего соплеменника, иначе навлечете на себя мор и пагубу!.." Мы должны слушаться доброго духа!.. Все было чудовищной ложью. Иосиф все еще не хотел верить, что люди так легко позволят обмануть себя. - И еще сказал добрый дух, - продолжал старейшина: - "Разденьте догола убийцу, поставьте на краю пропасти, и пусть столкнет его колдун вашего рода. После этого дозволена общая трапеза..." Вероятно, старейшина плел какую-то свою интригу, потому что эти слова вызвали недовольство. Старший группы охотников поднялся на плоский камень. - Братья, это нарушение! - В чем дело? - закричали из толпы. - В день свершения казни всякому человеку из рода, даже младенцу, запрещается прием пищи! Это неукоснительное установление предков, оно не может быть нарушено!.. Прежде чем решать о казни, старейшина обязан был собрать всех на обед. Теперь поздно, и я - по праву первого охотника - не стану делить пищу. - Сами разделим! - заорал волосатый, с низким лбом человек. - Пора отменить обычай, осложняющий жизнь! Почему никто иной не вправе разделить пищу, кроме добытчика? Пусть это делает отныне и всегда старейшина!.. Поднялся шум, и трудно было определить, кого поддерживает большинство, охотника или старейшину с его прихлебателями. - Тихо! - крикнул старший охотник. - Перебивший меня будет лишен пищи!.. Право на совет с добрыми духами рода имеет каждый из нас, но только совет колдуна обязателен для всех. Подавая советы от имени добрых духов, старейшина пренебрег заповедями предков. Он забыл и о том, что колдуну запрещено принимать участие как в сражениях, так и в казнях: теряет благоволение богов священник, обагривший руки кровью... Есть еще и другое, но я сдержу себя, чтобы не уронить авторитета старейшины. - Говори! - послышались голоса. - Что у нас за старейшина, если он не знает обычаев или не хочет соблюдать их? - Хорошо, я скажу... Обычай разрешает забрать любую вещь у поверженного противника, кроме его амулета. Когда же кого-либо казнят, будь то единоплеменник или чужак, никто не вправе посягнуть на его одежду. Она осквернена. Стало быть, раздеть догола этого человека можно только в том случае, если волю добрых духов, о которой поведал старейшина, подтвердит колдун. - Ничего не знаю о такой воле, - пожал плечами колдун. "Он знает, что я невиновен, знает, какой негодник старейшина, но молчит... Я, конечно, погибну, если не произойдет чуда, - подумал Иосиф. - И самое горькое - моя смерть ничего не изменит и не продвинет к правде этих бедных, обманутых людей..." На казнь Иосифа повели трое палачей, которых назначил старейшина. Это были, видимо, его сообщники, от них нельзя было ожидать пощады. Оставшиеся у пещеры молча глядели вслед. "Меня ли вы казните, люди?" - хотелось крикнуть Иосифу, но губы его не слушались, он весь дрожал от холода. Палачи и жертва медленно поднимались в гору по глубокому снегу. Впереди, опираясь на копье, ступал высокорослый детина, рыжий и, кажется, немой. Процессию замыкали два стражника. Когда отошли от пещеры, стражники вытащили изо рта Иосифа кляп. Иосиф приостановился, попробовал вдохнуть полной грудью, но в глазах помутилось, он едва не упал. Откашлялся, освобождаясь от противного волосяного остья. - Прекрасный солнечный день, - сказал он, обращаясь к стражникам. - Я очень сожалею, братья, что из-за меня вы останетесь сегодня голодными. - Скверный обычай, - проворчал один из стражников. - Все обычаи, которые трудно исполнять, должны быть отменены. Их придумали люди, которые жили, как звери. - Ошибаешься, - возразил Иосиф, удивляясь, что как бы даже перестал чувствовать холод. - В обычае много смысла: какою бы справедливой ни казалась казнь, все же это одновременно и преступление со стороны тех, кто так или иначе допустил до казни. Бывает, что люди не разобрались, ошиблись, стали жертвой хитрости. Об этом и напоминает обычай... - Не болтай! - закричал стражник, отчего-то обеспокоившись. - И какому дураку взбрело на ум сбрасывать убийцу? Не проще ли было бы связать его и кинуть с обрыва?.. После снегопадов здесь часто сходят лавины. - Я не убийца, братья. Это ваш старейшина убийца. Он нарочно подстроил, чтобы я ни слова не сказал в свое оправдание. Но знайте, всех вас покарают боги за несправедливость. - Нас не покарают, - сказал другой стражник. - Мы делаем то, что велит старейшина. Он отвечает перед богами, а мы отвечаем перед ним. - Ошибаешься, брат. Это заблуждение - думать, что можно избежать ответственности перед богами. Все люди рождены равными - с равной ответственностью. - Так только говорится, - сказал стражник, которому явно не хотелось приближаться к обрыву. - Все люди рождаются из одного места, но всем достаются разные места в жизни. Перед богами должны отвечать те, кто ближе к ним. "Вот начало рабской психологии - неравенство, добровольное одобрение навязанного неравенства..." Пора было подумать и о самом себе: надежда на чудесное освобождение таяла с каждым шагом. Сердце переполнилось обидой. Какими ничтожными казались с высоты люди, все еще стоявшие у пещеры! Для них это был спектакль. "В крайнем случае спрыгну с противоположной стороны склона, не доходя до отвесной скалы... Убьюсь, поломаю ноги, замерзну в снегу... А если не убьюсь?.." Видимо, палачи догадывались о возможности побега: сузили треугольник, - Иосиф был в досягаемости их цепких жилистых рук. "Помирать, так с музыкой..." - Воз-мез-ди-е не-го-дя-ям! - внезапно, во весь голос закричал Иосиф. Лица у стражников вытянулись: что-то, видимо, случилось. Иосиф вдруг заметил, что и он, и люди, которые вели его на казнь, начали сдвигаться со своего курса: вся снежная масса, висевшая на гребне горы, издавая странный звук, стала съезжать куда-то вбок; все быстрее и быстрее, - нечего было и мечтать выбраться из нее. "Руки, связаны руки", - только и подумал Иосиф... 6 Сердце выскакивало из груди, мышцы напряглись до боли: Иосиф с трудом приходил в себя. Над ним высилась не горная громада, и сам он лежал не на дне скалистого ущелья, засыпанного снежной лавиной, - над ним высились верхушки елей и слышался умиротворенный голос доктора Шубова: - ...Простейшее скольжение во времени. Но есть и более сложные способы, когда используется вся гамма средств. Можно конденсировать энергию ума и чувства, преобразовывать их в поля большой плотности, и тогда они вступают во взаимодействие с долгоживущей психической энергией, являющейся, говоря упрощенно, как бы зеркалом происшедшего, невостребованной библиотекой прошлых биоэнергетических импульсов... С помощью суперпсихотрона, который мне посчастливилось изобрести, но который так и не запатентован, потому что все еще не удается сделать хороший опытный образец, превращенную персонифицированную энергию можно передавать, "вживлять", вкладывать в любую особь. Но эти опыты пока крайне опасны своим непредсказуемым характером... - Скажите, - испытывая головокружение, Иосиф боялся вывалиться из полотняного кресла, - я в самом деле только что был в ином времени? - Разумеется, - кивнул доктор Шубов. - Если бы не моя подстраховка, ты наверняка разбился бы вдребезги. Не сомневайся, твои палачи погибли... Их тела были найдены в разгар лета. Тебя, бесследно пропавшего, посчитали посланцем доброго духа. Люди вскоре убедились в измене старейшины, хотя число предателей от этого не сократилось... Любопытно, чувствуешь ли ты, как расширился опыт твоей жизни? Если да, какой вывод из происшедшего можешь сделать? - Я прожил еще одну жизнь... Смотрите, вот следы от ремней, стягивавших мне руки, - смотрите!.. Почему-то мне кажется, я не смог бы побывать там, в жилищах наших далеких предков, если бы во мне было больше эгоизма, нежели в данную минуту. - Это отличное "кажется"! Важный вывод. Я восхищен, что ты так легко и свободно пришел к нему. Что ж, я не ошибся, решив заняться тобою... А вот и маленькая награда за первый опыт. Помнишь дочь старейшины? Костяной нож, который она держала?.. Представь, девушка сунула нож тебе в карман, надеясь, что ты как либо воспользуешься им в борьбе за свободу. Иосиф полез в карман и - о чудо! - вытащил костяной нож, который совсем недавно принадлежал густоволосой Ойве. Нож, сделанный весьма искусно, был острым, как бритва. - После твоей "гибели" девушка решилась изобличить отца перед всем миром. Он был осужден к изгнанию, но Ойва попросилась в изгнание вместо отца и покинула племя... Тебе предстоит еще познать космический смысл человеческой доброты. Доброта - это, строго говоря, ощущение всеобщей связи вещей, именно то, что сближает человека с природой и делает его творцом. Ни один себялюбец, ни один эгоист не способен к подлинному творчеству... - Скажите, а можно мне еще куда-нибудь? Но не в прошлое, а в будущее? - Всему свое время, - нахмурясь, сказал доктор. - Не будем торопиться. Жизнь - штука серьезная. Это не развлечения, это постижение истины и красоты мира... Чтобы издавать верные звуки, инструмент должен быть настроен... Мой друг лесник отправился в город. Он навестит твоих родителей, так что вскоре нас могут ожидать интересные вести. Доктор ушел, а Иосиф долго еще бродил по бесснежному лесу, - в душе теснилась какая-то радость, какая-то догадка о смысле человека, но вместе с тем и грусть: вот увидел он воочию, как жили предки, увидел, что не умели они сохранить заповеданное отцами и потому неумолимо приблизили час общей кабалы и общего горя. Все были братьями, были равными между собою, и жизнь казалась отрадной, но позволили плести интриги более хитрым, дали преимущества более сильным, и сильные, сложившись с хитрецами, начали игнорировать древние обычаи, соблазняя людей отказаться от равенства между собою в пользу лукавого равенства перед лукавым законом... Пережитое указывало на страшную драму всего человечества. Пытаясь осмыслить ее, Иосиф захотел почитать о первобытных людях у профессиональных историков. Он вошел в дом и стал перебирать книги во всех шкафах, - разрешение было получено еще раньше, когда доктор Шубов показывал свое обиталище. Наконец нужная книга была найдена. Иосиф принялся за чтение и вскоре поймал себя на мысли, что ему скучно, - автор книги рассуждал о вещах, ему вовсе не известных, он никогда не был там и не знал толком, как все происходило... "Прав доктор Шубов: довольно увидеть изнутри пару веков, и громада человеческого опыта, которая пугает сейчас воображение, станет доступной, выявив все свои изъяны... Неужели и я когда-нибудь сумею разбираться в книгах, как в буквах алфавита: буду легко выделять немногие, но действительно ценные, содержащие подлинные знания?.." Появился доктор. С виду самый обыкновенный человек - с манерами простецкими и сердцем открытым и бесхитростным. Но Иосиф уже убедился в том, что этот человек не только красив и совершенен, он всемогущ, и именно сознание силы делает его таким снисходительным и щедрым. - Ну-с, вчера ты был заурядным десятиклассником, честным, самостоятельным - не спорю. Но сегодня ты поднялся несколько над самим собою: воочию видел то, что - увы - пока не могут видеть другие. - Кто-то сказал: большое знание утомляет. - Но малое - бесполезно. И ты более страдаешь пока от малого знания. Великое знание раскрепощает... Скажи-ка мне, отчего люди потеряли свое лицо? - Наверно, оттого, что оно не казалось им достойным. - Приемлемо, - похвалил доктор. - Ты делаешь успехи. Книги, которые ты листал, говорят о том, что единство людей разрушило либо богатство, либо бедность. Твое мнение? Иосиф пожал плечами. - Мне кажется, то и другое. Бедность ведет к равнодушию, богатство плодит жестокость и лень. - Тут не вся правда, - сказал доктор. - Разложение первобытной общины шло веками. Люди не сразу отреклись от установлений предков, дозволявших развитие личности только в рамках общности. Соблазняясь богатством, властью и преимуществами богатства и власти, личность разрушала прежде всего общность... Твой старейшина мог быть смелым воином. Воспользовавшись слабостью соседнего рода, он мог перебить часть мужчин, а на оставшихся наложить дань. Если бы ему удалось обложить данью еще один род, а может, и племя, он мог бы уже жить, не работая, но только воюя. Вот тебе и сословие, вот тебе и класс. - Что же, виновата сильная личность? - Не личность, но эгоизм личности, желание ее подчинить себе большинство, вместо того чтобы подчиниться большинству ради гармонии. Стихийные силы вышли на простор, народы столкнулись, создали несовершенные города и государства, а вместе с ними - страдания для миллионов людей. Организованное насилие - обратная сторона утраченного равенства... Понять это с ходу нельзя, это надо прочувствовать. И ты в этом скоро убедишься... 7 Иосиф шел по пустыне, днем его донимал палящий зной, а ночью - пронизывающий холод. Подготовлен он был к походу основательно - за плечами висел шар, наполненный легчайшим газом. Подъемная сила шара почти полностью компенсировала вес воды и пищи, которые Иосиф прихватил с собою, а поскольку было уже немало съедено и выпито, шар брал на себя теперь и часть веса Иосифа, и это значительно облегчало движение. Вот только ветер создавал помехи. Если дул попутный, Иосиф бежал скачками, легко взбираясь на высокие дюны, при встречном - прижимался к земле и пережидал. За время пути Иосиф не встретил ни единого оазиса, ни единого следа разумной деятельности человека. Если не считать проржавевшего, занесенного песком бульдозера да полотна недостроенной или разобранной железной дороги. Правда, однажды случилось догнать караван из шестидесяти шести верблюдов. Иосиф с близкого расстояния наблюдал за караванщиками в черных тюрбанах, расположившихся на ночной привал. Они направлялись, по всей видимости, в ту же страну, везли наручники и резиновые дубинки, намереваясь выгодно обменять свой товар. На исходе дня Иосиф увидел высокую стену, сложенную из кирпичей, не связанных никаким раствором. Стена мес