зад и уже основательно выработалось. Первые колонисты на Плутоне трудились под сиянием одного этого солнца, тогда оно висело неподвижно над северным полушарием, и лишь освещенный им участок был пригоден для жизни. После запуска третьего солнца и это было введено в общий график вращения. Ныне он таков: четыре горячих светила образуют теплый день продолжительностью в шестнадцать часов, два красных поддерживают умеренную температуру во время шестичасовой ночи, а одно, оранжевое, переходное от дня к ночи, знаменует вечерний отдых. Всходило как раз оранжевое солнце, но больше о нем я не сказал. Я хотел, чтоб оно само заговорило о себе. Далекое земное Солнце тоже сияло, но, крохотное, с горошину, оно терялось рядом с искусственными. Чтоб отвлечь друзей от поднимающегося оранжевого светила, я заговорил о тепловом балансе Плутона. Искусственные светила обогревают лишь поверхность. Нужно разжечь внутренность планеты, образовав расплавленное ядро, как на Земле, чтобы почва обогревалась изнутри и стало возможно ночные красные солнца заменить несколькими холодными лунами. - Посылайте свое предложение в Большой Совет, - сказала Вера. - Боже, как красиво! Скалы и долины, молодую зелень и постройки заливало оранжевое сияние. Оно было так ярко и глубоко, словно предметы пылали внутренним жаром, не освещенные, а раскаленные. А над ними нависало желто-коричневое небо, тоже как бы разогретое до собственного сияния, очень низкое, почти осязаемое, не пустое, как на Земле. - Нет, как прекрасно! - восторгалась Вера. - И те солнца великолепны, а это просто удивительно. - Эли делал, - сказал Лусин. - Хорошо! Очень. - Эли! - Вера повернулась ко мне. - Это седьмое солнце, брат? - Да, - сказал я. - Мы поработали над ним. Мы хотели, чтобы оно не только приносило пользу, но и украшало нашу молодую планету. За ужином Вера сказала: - Грубая и крепкая планета. Жизнь здесь пока неустроенна, но вдохновенна. Я рада, что именно ее выбрали для новых великих работ. - Порт обслуживается великолепно, - добавила Ольга. - За час с планеты на корабли можно перегрузить сто тысяч тонн грузов. Ромеро посмеялся над общим восторгом: - Грубая, вдохновенная, великолепная - какие странные слова! Жить здесь нельзя, проработать два-три года - допускаю. Нашли в океане космоса каменистый островок, приспособили его под перевалочную базу и восхищаются - как ладно получилось. А пока все это дурная копия ничтожной части того, что имеется на Земле и чем, я согласен, можно восхититься. Говоря это, он уписывал пирожки с синтетическим мясом и запивал фруктовыми соками, - не думаю, чтоб еда на Плутоне казалась ему дурной копией земных яств. 19 Пока я понятия не имею, в чем функция секретаря, но лоботрясничать не приходится и без загадочных секретарских дел. Я основательно изучил недра Звездных Плугов: я побывал и в складах, хранящих миллионы тонн запасов, и в пещерах, куда можно свалить их еще миллиарды тонн, и в цехах, вырабатывающих любую продукцию из любого сырья, и на улицах жилого города, и в сердце корабля - отделении аннигиляторов Танева, самом необыкновенном заводе в мире - заводе, производящем вещество из пустого пространства и пустое пространство из вещества. Когда этот завод запущен, кругом на многие светогоды, на триллионы километров, сминается или разлетается межзвездный космос. Я приведу лишь одну потрясающую цифру, она волнует меня: мощность аннигиляторов Танева в самом крохотном из Звездных Плугов достигает двух миллионов альбертов, а в "Пожирателе пространства" превышает пять миллионов! Все электростанции Земли в конце двадцатого века старой эры не составляли трех миллиардов киловатт, то есть не достигали трех альбертов. Любой звездолет несет в себе энергию, в миллион раз превышающую ту, какой располагало все человечество в год всеобщего торжества коммунизма. И эта исполинская мощность может быть полностью превращена в сверхсветовую скорость, она вся до последнего грамма будет работать на аннигиляторы хода. Но если непредвиденное препятствие внезапно встанет на пути корабля, мгновенно заговорят другие аннигиляторы, - и в старом космосе добавится новой пустоты взамен испепеленного препятствия! Еще не существовало механизмов, так грозно защищенных, как наши галактические корабли, - так мне тогда казалось. Я выложил мой восторг Ольге. Она посмотрела на меня с недоумением: - Ты увлекаешься, Эли. У звездолетов мощности немалые, но для глубокого проникновения в Галактику их не хватит. К тому же мы не знаем, кто нас ждет впереди - друг или враг, и если враг - как он вооружен? Я допускаю, что техника таинственных разрушителей выше нашей. С Ольгой можно считать, но не разговаривать. Кибернетический робот показался бы ей приятным собеседником. Она вполне отвечает своему высокому посту - адмирала эскадры межзвездных кораблей. - Большая Академическая сейчас проектирует корабли на триста миллионов альбертов каждый, - продолжала она. - На таком корабле я чувствовала бы себя спокойней. Но они поспеют нескоро. - Не расстраивайся, - посоветовал я. - Как-нибудь добредем до Оры и на твоих маломощных суденышках. А что до разрушителей, так ходят слухи, что все они повымерли миллион лет назад. Ольга так и не поняла, что я смеюсь. Она слушала меня и улыбалась. Если бы я не отошел, она могла бы слушать и улыбаться часами. Ее золотистые волосы волосочек к волосочку приглажены, светлые глаза всегда добры, щеки румяны каким-то своим, очень спокойным, уравновешенным румянцем... Меня раздражает и десятиминутный разговор с ней. Если бы меня назначили адмиралом галактической экспедиции, я бы сутки рычал, ревел, хохотал и топал ногами. А она даже не обрадовалась! 20 Андре уединяется с Жанной. Разлука дается им нелегко. Жанна пополнела так, что заметно и посторонним. Роды назначены на 27 февраля и пройдут нормально, я сам читал в прогнозе. Но Андре не доверяет прогнозу. Мы третий день живем на корабле, и Жанна с нами. Древний обряд расставания решено выполнить на планете. В полдень со всех кораблей устремились ракеты с провожающими и отъезжающими обратно на Плутон. Я был с Ромеро. Он не пропустит случая потешиться стариной, а мне хотелось еще разок потоптать камень планеты. Мы высадились в порту, когда выкатывалось оранжевое солнце, Ромеро назвал это добрым предзнаменованием, хотя мы заранее знали, что прибудем к дежурству седьмого солнца. На Ору летит около восьмисот человек, провожающих вряд ли меньше. Никто не уходил далеко от ракет, но мы с Ромеро зашагали в каменистые россыпи и присели на бугорке. В сиянии оранжевого солнца равнина светилась, как подожженная. - Скажите, Эли, - спросил Ромеро, - нет ли у вас ощущения, что вы с этими местами прощаетесь навсегда? - С чего бы это? Нет, конечно! Когда мы возвращались обратно, Ромеро показал тростью на Жанну с Андре у трапа. - Прощание Гектора с Андромахой. Нам придется стать свидетелями нежных объяснений. Мы остановились так близко, что слыхали их разговор. - Скорее бы уезжали! - говорила Жанна. - Я измучилась от провожаний. - Не нарушай режима! - говорил Андре. - Еда, работа, прогулки, сон - все по расписанию! Я спрошу отчет, когда вернусь. - А ты не болей. И если попадутся красивые девушки с других звезд, не заглядывайся на них. Я ревнива. - Ревность - истребленный пережиток худших времен человечества. - Во мне этот пережиток не истреблен. Ты не ответил, Андре, меня это тревожит! - Успокойся! На Ору людей не привезут, а влюбляться в ящериц или ангелиц я не собираюсь. Я взял под руку Ромеро, и мы прошли в ракету. - Какова взаимная пригодность этих голубков? - спросил Павел. - Они третий год не могут оторваться друг от друга. - Большая на выдает личных тайн, а сами они не откровенничают. Я не смогу удовлетворить ваше любопытство, Ромеро. Странно все же устроен человек. Ничего я так не желал, как поездки на Ору. Но мне стало грустно, когда я смотрел в окно ракеты на удаляющийся Плутон. Мы жаждем нового и боимся потерять старое. В одну руку не взять два предмета, одной ногой не вступить в два места, но, если покопаться, мы всегда стремимся к этому, - не отсюда ли обряды прощания с их объятиями, слезами и тоской? При мысли, что кто-то заменит меня на Плутоне и восьмое, прекраснейшее из солнц, создадут без меня, я расстроился. Черт побери, как говорили в старину, почему мы не вездесущи? Что мешает нам стать вездесущими? Низкий уровень техники или просто то, что мы не задумывались над такой проблемой? Почему каждый из нас - один и единственный? Лусин запросто творит новых животных, воздействуя на нуклеиновые кислоты зародышей, разве так уж трудно продублировать себя в пяти или шести одинаковых образах? Две Веры, восемь Ромеро, три Андре - один создает новые дешифраторы, второй любит свою Жанну, третий уносится к галактам! Уехать, но оставить себя, одновременно быть и отсутствовать, - нет, это было бы великолепно! - Ручаюсь, что вы фантазируете о чем-то немыслимом, - сказал Ромеро. Я опомнился: - Прощание Андре навело меня на мысль, что мы еще далеко не так удобно устроила свою жизнь, как всюду хвалимся. - Желания всегда опережают возможности, недаром Андре жалуется, что половина его потребностей остается неудовлетворенной, - он путает, для острого словца, желания и потребность. Кстати, он все еще прощается - посмотрите. Андре не отрывался от окна. Планета уменьшалась, по ее диску катились три солнца, издали они казались ярче, чем были в натуре. Я отвернулся от Плутона. Впереди вырастал похожий на исполинскую чечевицу "Пожиратель пространства", в стороне, сохраняя дистанцию, висели остальные галактические корабли. Только издали можно было охватить одним взглядом эти громадины. Конечно, земная луна больше любого из звездолетов. Но Столицу с ее пятнадцатью миллионами жителей вполне возможно упрятать в корабельное чрево. В боковине звездолета раскрылся туннель космодрома, и ракета устремилась на посадку. 21 На второй день полета я выбрался в командирский зал, откуда управляют движением звездолета. Зал - полая сфера, куполообразные экраны с боков, сверху и снизу: звездное пространство на всех координатных осях. Посреди зала подвешены в силовых полях пять свободно - по мысленному приказу - вращающихся кресел. В центральном - Ольга, с боков ее помощники - Леонид и Осима, седенький старичок. На боковине кресел - поворачивающийся бинокль с огромными увеличениями. В зале темно. Пассажиров сюда не пускают, но для меня Ольга сделала исключение. - Завтра в двенадцать переходим с фотонной тяги на аннигиляцию пространства, - сказала она вскоре после отлета. - Приходи в восемь ко входу в зал. Без двух минут восемь я подошел к заветной двери. Никто меня не встретил, я постучал - ответа не было. На последней секунде восьмого часа дверь распахнулась и что-то мощно всосало меня в темноту. Ошеломленный, я вскрикнул. Тут же я почувствовал, что удобно сижу в кресле. Обычно мы приминаемся, чтоб хорошо разместиться, здесь линии поля сами выбрали мне наилучшую позу. В этом я разобрался потом, а в тот момент меня охватил новый ужас. Я был словно выброшен вовне, в безмерность космоса - звезды над головой и под ногами, справа и слева, передо мной и позади! Я услышал спокойный голос Ольги: - Ты, кажется, застонал, Эли? Я сделал усилие, чтобы голос не дрожал: - Это от восторга. Никогда не чувствовал себя так хорошо. Рассказывай, что тут к чему? Ольга объяснила, что в зале нет ни верха, ни низа, все направления равноправны. Она тут же хладнокровно перевернулась вниз головой. Я последовал за ней, и та часть неба, что была под ногами, встала над макушкой. Все совершалось так, как если бы верх и низ поменялись местами: тело мое по-прежнему плотно прижималось к креслу. - Мы могли бы передвигать звездную сферу, - заметила Ольга. - Но тогда бы картина была одной для всех наблюдателей. У нас каждый исследует свой участок неба, не мешая остальным. Силовое же поле в любом положении создает ощущение, будто голова вверху. - Как узнать направление полета? Здесь темно и со всех сторон звезды. - Пожелай увидеть - и увидишь. Кресло описало полуоборот. Теперь передо мной сияло созвездие Тельца, в нем дико посверкивал оранжевый бычий глаз - Альдебаран, призрачно, на границе видимости, светились Гиады. В сторонке, похожие на клубок сияющей шерсти, горели Плеяды или Стожары. Я пока не находил изменения в рисунке созвездий. Я поискал Большую Медведицу - ковш был как ковш, я тысячи раз видел его таким. Ольга рассмеялась. - Ты нетерпелив. Мы в полете меньше суток и идем на фотонной тяге. От Плутона нас отделяют миллиардов десять километров. Этого недостаточно, чтоб изменились созвездия. Я поинтересовался, как измеряется скорость корабля. Мне ответил Осима. К этому времени я надел инфракрасные очки-преобразователи. Они сконструированы для близких расстояний и не мешают наблюдать далекие предметы, излучающие обычный свет, - я различал рядом с собой Осиму, а на сфере все те же звезды. Скорость звездолета определялась по параллаксу ярких звезд, относительно шаровых скоплений на границах Галактики. В темноте призрачно засветились две шкалы. На одной были досветовые скорости, на другой - сверхсветовые, первая действовала при фотонной тяге, вторая - когда включались аннигиляторы Танева. На досветовой шкале колебался зайчик - мы шли на трети скорости света. Я повернулся назад, чтоб поглядеть на другие звездолеты, но не нашел даже точек. Ольга показала, как пользоваться биноклем. Теперь я видел все восемь кораблей, веером идущих за нами на отдалении миллионов в сто километров. Эта была дистанция безопасности. Дальнейшее сближение могло затруднить маневрирование межзвездных судов. - А когда мы уйдем в сверхсветовую область, мы вообще перестанем их видеть, - сказала Ольга. - Там есть лишь одно средство координировать полет - заранее рассчитанный график движения. - Лететь, не видя друг друга, не умея передать нужную информацию!.. Вслепую и вглухую!.. - Что поделаешь, Эли! Звездолеты в сотни раз обгоняют свет, а другого природного агента для связи, движущегося со скоростью наших кораблей, мы не знаем. На некоторое время я увлекся биноклем. Я мысленно задавал увеличение и тут же получал его. Максимальное приближение равнялось миллиону раз. В такой прибор с Плутона можно было бы видеть на Земле все города и реки. Осима сказал, что фотонные умножители - так называются эти галактические телескопы - изобретены недавно и на их звездолете опытный экземпляр. Принцип действия прибора иной, чем у телескопов. Те лишь собирают звездный свет, этот его усиливает, умножая число уловленных фотонов. По существу, это не прибор, а оптическо-квантовый завод, перерабатывающий полученную скудную информацию в удобную для наблюдения. Бинокль на ручке кресла - лишь ничтожный элемент умножителя, основные его механизмы размещены в недрах звездолета. До меня донесся глуховатый голос Осимы: - Через минуту вступают в работу аннигиляторы пространства. - Да, я вижу, - ответила Ольга. Все совершилось буднично невыразительно. Не произошло ни толчков, ни грохота, ни вспышек, ни перегрузок. Кровь не бросилась мне в лицо, в ушах не зашумело. "Пожиратель пространства" уже не летел в пространстве, но уничтожал его перед собою. Ничто в зале не изменило своего вида. Правда, заезды впереди как бы затянуло маревом, но и это продолжалось недолго. - Повернись назад, - посоветовала Ольга. - Там ты скоро откроешь новое. Однако и позади я не обнаружил чего-либо поразительного. Я искал больших зрительных эффектов, их же как раз не следовало ожидать. Потом я заметил за кораблем ту же дымку, что впереди, но более плотную, - звезды сквозь нее казались тусклей и красноватей. Это было новое вещество, созданное самим звездолетом. Космическая пустота, сжигаемая аннигиляторами Танева, обретает вещественную форму, становится пылевым облаком. На одном параллаксометре была все та же треть скорости света, быстрота нашего движения в пространстве, но на другом мерцающий зайчик перевалил за двадцать световых единиц - так бурно пожирали пространство аннигиляторы. А вскоре зайчик на первом параллаксометре покатился к нулю и сам прибор стушевался в темноте. Теперь мы передвигались лишь за счет уничтожения пространства. Восемь точек, веером стремившихся за нами, пропали. И сами мы стали невидимы для других звездолетов, и они перестали быть видимыми для нас. "Нырнули в невидимость", - сказал я про себя. Зайчик параллаксометра добрался к цифре пятьдесят. Хоть я не ощущал перемен ни в себе, ни в окружающих предметах, ни в далеком звездном мире, в котором мы так ошалело неслись, мне стало страшно от сознания того, что совершается. Я впервые двигался с такой быстротой. Я спросил: - До каких величин будет увеличиваться скорость? - Она непрерывно увеличивается, - разъяснил Осима. - Сегодня мы ограничимся ста единицами, а потом доберемся до двухсот. Ольга добавила: - До Оры двадцать парсеков, шестьдесят светолет. Нам задано добраться туда за три месяца. Приходится торопиться, Эли, ничего не поделаешь. Я поднимал умножитель вверх, опускал его. Пылевой туман позади сгущался. Пять-шесть полетов такой армады звездолетов, размышлял я, и из Галактики выхватится основательный кусок пространства, а взамен его образуется новое космическое тело - пылевое облако, "сотворенное из ничего", как сказали бы наши предки. Не удивительно, что запуск аннигиляторов Танева в окрестностях Солнечной системы запрещен. Иногда мне казалось, что звезды впереди приблизились - светят ярче, стали крупнее. Но потом я соображал, что и при такой огромной скорости мы не могли пройти большого пути за несколько часов. В космосе масштабы относительнее, чем в обыденной жизни. И грандиозное здесь скромно. Когда Ольге пришло время сдавать дежурство, меня высосало наружу тем же способом, что и втягивало внутрь. У входа я повстречался с Леонидом. Его сумрачные глаза недобро засветились. - У меня было разрешение, - сказал я. - Не сомневаюсь, - холодно ответил он. - Наш строгий адмирал очень добр к тебе. Этот пустячок - встреча с Леонидом - порядочно попортил мне настроение. Для пассажиров устроен обсервационный зал, побольше командирского, но по тому же образцу - невесомость, силовое поле, вращающиеся кресла, бинокли умножителя. Оттуда, правда, нельзя распоряжаться механизмами корабля, но и в командирском зале я не командовал, а наблюдал. "Буду ходить в обсервационный зал", - решил я. 22 Ору мы увидели на сорок восьмой день путешествия. Знаменитая искусственная планета предстала крохотным пятнышком в умножителе. День уходил за днем, а она не увеличивалась. Так будет до конца полета. Ора вырастет вдруг, а до той поры останется точечкой в пространстве. Зато Альдебаран в умножителе занимает чуть ли не полнеба. Вблизи он не так красив, как издали, - рядовое солнце, ничего особенного. Мы его оставляем в стороне, Ора правее парсека три. Единственное ощутимое свидетельство пройденного пути - изменение рисунка созвездий. Звездный мир становится незнакомым, и его незнакомость все увеличивается. Сперва преобразился Орион, от него оторвалось блестящее его окружение - Капелла, Сириус, Поллукс, затем и само созвездие сжалось и переместилось. Большая Медведица значительных перемен не претерпела, но появились блуждающие звезды, быстро, словно планеты, передвигающиеся по небосводу. Вдруг сорвался с места Сириус, вначале он бурно летел влево от нас, потом повернул назад и стал уменьшаться. Через месяц путешествия мы удивлялись: неужели вон та скромная звездочка - красивая, конечно, красоты у ней и сейчас не отнять, - неужели это и есть прекраснейшее из светил земного неба? А за Сириусом пришла в движение торжественно-холодная Вега, она покинула созвездие Лиры и устремилась к Змееносцу и Скорпиону. Потом все стало бурно мешаться: одни звезды стушевывались, другие выплывали, на небе разгоралась исполинская Капелла, явственней очерчивались Гиады, жарче пылал Альдебаран, - мы мчались в их сторону. Лишь Плеяды, маленькое туманное пятно, клубок сияющей шерсти, не увеличивались, они были так далеко, что наше движение не сказывалось на них. И вовсе не менялся Млечный Путь, исполинская звездная река Вселенной, поток миров, выхлестывающий на берега. Мы можем годами мчаться с этой нашей многократно сверхсветовой скоростью, - грандиозный и недоступный, он будет оставаться тем же. Чаще всего мы глядели назад, на оставленный нами звездный край. В той стороне обрисовывалось новое созвездие. Звезды, сорвавшиеся с разных участков неба, сбегались в одно образование оно оконтуривалось, становилось чем-то единым. Вскоре оно напоминало вытянутый параллелограмм, граничные линии отчеркивались Фомальгаутом и Альтаиром, Вегой и Арктуром, Сириусом и Капеллой, а в центре сияли Солнце, Поллукс и Альфа Центавра. Это был наш мир, родина человечества, Солнце и его соседи! И хоть Солнце, превратившееся в звездочку пятой величины, ничем не выделялось среди тысяч таких же скромных звезд, и остальные светила нового созвездия потускнели в сравнении с тем, как выглядели с Земли, их вид волновал нас. Нет, оно было красиво, это собрание неярких звезд, оно радовало взгляд. "Солнечный мешок" - назвал я его. Мы были вытряхнуты из этого мешка в космическую пустоту и падали, все падали в безмерность звездной бездны! Через некоторое время в окружающем Ору пространстве появились признаки жизни. Мы приближаемся к узловой станции в космосе - пересечению великих галактических дорог. Ольга выключила аннигиляторы Танева, теперь мы снова идем на фотонах. Остальные корабли эскадры, вынырнув из сверхсветовой области, стали видны в умножителе. Миллионах в трех километров от нас промчался небесный курьер, из тех, что приспособлены для перевозки пассажиров из одной планетной системы в другую. Он, видимо, торопился и на наши сигналы не отозвался. А потом стала расти Ора, из точки превратилась в горошину, горошина выросла в апельсин. Теперь нами командовал диспетчер межзвездного порта. До голосу, это девушка - решительная, четкая, звонкая. Она велела нам перестроиться: первыми опускались на Ору малые корабли, "Пожиратель пространства" замыкал эскадру. Ухваченные силовыми полями планеты, звездолеты один за другим подвигались к назначенным местам. Нигде так сложно не швартуются, как на Оре. Это объясняется тем, что звездолеты опускаются прямо на поверхность, а не причаливают к спутникам, сами превращаясь на время в спутники планеты, куда прибыли. Наконец остались мы одни и причальное поле сжало нас, как клещами. Наш гигантский корабль мощно всасывало в планету. Отведенная для больших кораблей равнина космодрома напоминала горную страну - кругом вздымались причалившие раньше нас звездолеты. "Пожиратель пространства" покачивался в причальном поле, медленно приближаясь к своему участку. Мы обошли стороной неподвижное искусственное солнце - оно притушило сферу, чтоб не извергать на нас вблизи радиацию. Перед нами, сколько хватал глаз, простиралась поверхность искусственной планеты - самое величественное из чудес человеческого ума и рук! Вот она, вот она, зеленовато-серая, залитая сиянием суровая, вдохновенная рабочая площадка Вселенной, - здравствуй, Ора, сердце мое! Корабль замер, плотно усаженный на тормозном поле, и к его воротам устремился полупрозрачный трап из силовых линий. Я не стал дожидаться, пока меня вытянет наружу, как пушинку, и, заорав, покатился по силовым лилиям. На меня свалился хохочущий Андре, на него - Вера и Павел. Наша забава не понравилась диспетчеру порта. Невидимые руки грубо швырнули нас в разные стороны, несколько секунд мы повисели в воздухе, словно ухваченные за шиворот, затем мягко опустились. - Как девчонка!.. Как девчонка!.. - говорила Вера, смеясь. - Что ты делаешь с нами, Эли! - А здесь не любят шутить! - заметил Ромеро, он первый, разумеется, обрел серьезный вид. - Встретили нас не слишком любезно. Мы были на Оре! 23 Прежде чем перейти к событиям на Оре, я должен поговорить о ней самой. Нет темы, столь захватывающей, как Ора. Детьми мы грезили о ней, взрослыми стремились на нее. Сейчас, в наш 563 год, мы способны возвести сооружения пограндиознее Оры. Но такой близкой каждому человеку, как Ора, уже не будет. Ее придумали наши прадеды, возвели отцы. Это было первое крупное космическое новообразование, заранее рассчитанное и спроектированное. Ора раньше была чертежом, потом лишь стала сооружением. Сто четыре года человечество жило мыслями об Оре, работало на нее, пело и мечтало о ней, и почти половину этого столетия заняло не возведение Оры, а придумывание ее. Планет, шарообразных или бесформенных, и без Оры хватает в мире. Лишь немногие из них пригодны для жизни, и на каждой развивается лишь та особая жизнь, какой благоприятствуют местные условия. Ору задумали как величайшую галактическую гостиницу, как место, пригодное для всех форм жизни, - Ора многообразна, как жизнь. Никакие естественные планеты, как бы их ни оборудовали, не годились для такой цели. Ора - не планета, заставленная механизмами, а механизм, выросший до размеров планеты. И ее поместили на таком отдалении от Земли для того, чтоб она была поближе к нашим звездным соседям: Ора возведена в геометрическом центре нашего звездного района. И это также первое в истории человечества небесное тело, сотворенное из пустоты, из "ничто" по терминологии древних. Флотилия Звездных Плугов многие годы вспарывала и сгущала пространство в этом уголке Вселенной - космическая пыль заклубилась между Тельцом и Гиадами новой туманностью. Воистину они напылили, эти машины! А потом пыль уплотняли, формируя в металлы и минералы, газы и воду, она засасывалась в пасти заводов на кораблях и выдавалась готовыми материалами - выстилались равнины, возводились холмы, устанавливались здания. Необычна и форма Оры. Конструкторы отказались от шара, в шаре много излишнего - практически используется лишь его поверхность. Ора - плоскость. Вначале, в процессе изготовления, она была шаром, но шар раскатали, как тесто, и расстелили гигантским листом в космосе. Сейчас Ора напоминает исполинское блюдце. Толщина почвенного покрова несколько метров, а под ним - десятки этажей машин, создающих на своих участках заданные условия существования. Я бы сказал еще так: Ора - это ящик, заполненный механизмами и накрытый крышкой, а крышка ее - жилая поверхность планеты. Уникально и солнце Оры, другого такого пока нет. Оно недвижно подвешено над центром планеты. Здесь оно всегда в зените, а в других районах видно под постоянным углом. От вращающегося солнца, вроде тех что мы запустили на Плутоне, отказались именно потому, что Ора - плоскость, а не шар. Но это не помешало устроить правильные чередования дня и ночи, рассвета и сумерек, и притом так остроумно, что, уверен, схожие конструкции солнц появятся вскоре и на других планетах. Солнце на Оре управляемое, интенсивность и температура его меняются по графику: на рассвете оно тусклое, потом разгорается, свирепеет до белокалильного жара, снова ослабевает, становится из желто-белого красноватым, меркнет совсем и через некоторое время опять зажигается, но уже холодным лунным светом, и работает не во весь диск, а по долям, согласно расписанию ночных фаз. Полный цикл изменений активности охватывает двадцать четыре земных часа - чтоб люди не отказывались от привычек, усвоенных с детства. И последнее - воздух! Нигде нет такого воздуха, как на Оре. Атмосфера создана по образцу земной, но на старушке Земле я никогда не дышал так легко, так радостно, так весело. Дыхание на Оре не потребность, а наслаждение. Уверен, в нем не только ароматы, но и питательные калории. В старину шутили: "Питаться святым духом". Когда-нибудь я попытаюсь покормиться одним здешним воздухом. Такова Ора. 24 На второй день Вера сказала: - Итак, начинается наша работа, Эли. Ты свои обязанности, конечно, знаешь? Я их, конечно, не знал. Вера разъяснила, чего от меня ждет. Секретарствовать оказалось несложно. Для начала всюду нужно было ходить с Верой и помогать ей. Хожу я хорошо, а что до помощи, то до сих пор она помогала мне, а не я ей, - думаю, так будет и впредь. - Начнем со знакомства со звездожителями, - сказала Вера. - А сейчас идем на совещание к Спыхальскому, он доложит, как они выполнили решение Большого Совета. Спыхальский принял нас в здании Управления Оры, там уже было полно работников планеты. Он торжественно поздравил нас с прибытием. Доклад его был неутешителен. Получив предписания с земли, Спыхальский разослал специальные экспедиции во все звездные окрестности. Но на звездах вне Гиад о галактах не слыхали, а в Гиадах дополнительно к тому, что уже сообщено Земле, экспедиции не обнаружили. - К нам на Ору привезли с девятой планеты Пламенной В одного четырехкрылого молодца с яркими сновидениями о галактах, - сказал Спыхальский. - Вы сможете с ним потолковать. Он захулиганил и сейчас отделен от собратьев. К людям он относится с уважением, но своих не переносит. Между прочим, мы открыли в Гиадах любопытный астрофизический факт: Гиады удаляются от других звезд. Ольга все новости воспринимает с невозмутимым спокойствием, но тут заинтересовалась: - Какой же это новый факт, Мартын Юлианович? Еще наши предки знали, что Гиады удаляются от Солнца. - От Солнца - да, - возразил Спыхальский. - Удаляются от Солнца и приближаются к другим звездам - так мы считали до сих пор. А новое открытие таково - Гиады удаляются от всех окружающих звезд, расстояние между ними и другими светилами растет по всем координатным осям. - Вам хотите сказать, что Гиады генерируют вокруг себя новое пространство? - Да, это. Очевидно, какая-то часть вещества в Гиадах аннигилирует. Причины и механизм этого явления пока не установлены. Я посмотрел на Андре. У Андре был взволнованный вид, он что-то горячо доказывал Лусину, тот лишь покачивал головой. Я не сомневался, что Андре уже придумал теорию, полностью объясняющую выпадение Гиад из окружающего звездного мира. В заключение Спыхальский предложил прибывшим с Земли самим попытать счастья в экспедициях. Что же до прежних задач Оры, то они выполнены. На Ору приглашены представители всех звездных народов, населяющих окружающие Солнце светила. Звездожители поселены в гостиницах, создающих привычные им условия жизни. - Через час отправимся в гости к звездожителям, - сказала мне Вера. - Позаботься о дешифраторе. Я подошел к Андре. - Даже издали видно, что ты нафантазировал что-то ошеломляющее, - сказал я. - Ну, обрушивай на мою бедную голову. - И обрушу! - закричал он запальчиво. - Твоя усмешка меня не смутит! Только глупцы заранее издеваются над тем, о чем и краем уха еще не слыхали. Я постарался выглядеть серьезным. - Выделяю тебе не край уха, а полностью два. Андре, смягчившись, с увлечением изложил родившуюся у него гипотезу. Должен признаться, что и меня она захватила - если не правдоподобностью, то яркостью. Андре полагал, что удаление Гиад от всех светил - следствие бушевавшей когда-то в этом скоплении космической схватки галактов с разрушителями. Одна воюющая сторона уничтожала пространство, сталкивая и испепеляя планеты, другая уничтожала вещество, превращая его в пространство, чтоб не дать планетам обрушиться друг на друга. Короче, были одновременно запущены обе реакции Танева - и прямая, и обратная. Прямая давно исчерпала себя, а обратная - превращение вещества в пространство - продолжается, и в результате Гиады медленно погружаются в созданный некогда провал в космосе. - Этот провал и в наши дни расширяется! - энергично закончил Андре. - А питает его та пыль, что образовалась после взрыва планет. Я утверждаю, что это не простая пыль, а аннигилирующая. Надо попросить Большой Совет направить в Гиады экспедицию для проверка моей гипотезы. - Ладно, проси! - разрешил я. - А я попрошу у тебя дешифратор. Ты пойдешь знакомиться со звездожителями? - Я буду добывать новые данные о галактах, дипломатические знакомства меня не привлекают. Хочу навестить того крылатого буяна, которого поселили отдельно. Дешифратор возьмешь у меня в номере. В номере у Андре я с сомнением поглядел на солидный чемодан, последний вариант того ДП-2, что так подвел Аллана в Малом Псе. - Теперь он называется малым универсальным, а не переносным, - сказал Андре. - ДУМ, понял? - Дело не в названии. - Название отвечает сути. Каждый дурак, посмотрев шкалу настройки, сумеет общаться с любым разумным звездожителем. Забирай и проваливай, Эли! Я пожелал Андре, чтоб сварливый ангел вцепился ему в кудри. Андре хохотал, глядя, как я сгибаюсь под тяжестью дешифратора. Но я вызвал авиатележку и не торопясь удалился, а тележка с прибором колыхалась на уровне моего плеча - ее тянуло мое индивидуальное поле. На Оре все снабжаются такими полями. Вера с Ромеро уже ждали меня в ее номере. На улице нас встретил Спыхальский. Он вызвал автобус и поинтересовался, к кому мы раньше других пойдем в гости. - К тем, что всех интересней, - сказал я. Спыхальский улыбнулся странноватой улыбкой - косой, не оживляющей, но словно бы перерубающей лицо - один ус поднимался, другой опускался. - Мне все интересны, юноша. А вас что больше интересует ум или красота? Умом они нас не превосходят, а что до красоты... впрочем, сами увидите. В автобусе он сказал: - Итак, уважаемые земляне, ближайшей гостиницей будет "Созвездие Тельца и Возничего". Сравнительно высокого уровня жизнь достигла лишь в системах Альдебарана и Капеллы. Планеты здесь крупные, гравитация превышает земную, думаю, вас поразит облик жителей этого уголка Вселенной. Они уже предупреждены о вашем визите и ждут вас с нетерпением. Вера промолчала, Ромеро улыбнулся, я засмеялся - мы в сотнях передач на Земле видели обитателей Капеллы и Альдебарана. Это были существа, расплющенные тяжестью, они походили на огромные рыжеватые капли и даже передвигались, как капли, - переливанием тела. Вместе с тем, это были разумные существа, они отвечали на вопросы, но не сразу, жизненные реакции у них замедлены. Речь их проста - цветовая, почти вся в видимом спектре, она была одной из первых, какие удалось расшифровать. Не думаю, чтоб им было знакомо такое слишком уж человеческое чувство, как нетерпение. В гостинице - низком, черепахообразном здании - нам выдали по движущемуся креслу с гравитатором. В этом здании лишь в кресле можно ощущать себя нормально, упади с него - мгновенно расплющит тяжесть. Выпасть из кресла, однако, можно лишь при общей катастрофе на Оре - в остальных случаях силовые поля, не позволяя сойти, дают свободно двигать руками, поворачивать голову и туловище. Усевшись, я для проверки рванулся вон, но меня отшвырнуло назад. Внутри здания простиралась каменистая равнина, усеянная узловатыми растениями, похожими на руки, приникшие к земле, - помещение альдебаранцев. Вскоре мы обнаружили их самих. Три рыжих туши неторопливо перетекали с холмика в долинку, один из альдебаранцев пополз к нам. Это был первый звездожитель, увиденный мной не на стереоэкране. При движении он из капли превращался в тушу, напоминавшую медвежью, он и по массе был равен медведю. Рыхлое, почти лишенное костей тело стягивала прочная кожа. Замечательны глаза альдебаранца - широкий белый пояс глаз, опоясывающий тело чуть выше середины. Верх туловища над глазами казался шапкой - это орган их цветовой речи. Без такого обилия глаз альдебаранцы не смогли бы разговаривать, речь их в буквальном смысле слова неярка. Пока он приближался, я задал дешифратору программу: "Район Тельца и Возничего, цветовая речь" и поднял приемно-передающее устройство - шар на рукоятке. Альдебаранец тотчас же устремил на шар ту половину глазного пояса, что глядела в нашу сторону. Мы поздравили альдебаранца с прибытием на Ору, он поблагодарил нас за хороший прием, после этого начался деловой разговор. - Как вы здесь чувствуете себя? - спросила Вера. Шар передатчика последовательно окрасился в малиновые, синие, желтые цвета. В ответ засветилась "шапка" альдебаранца, но краски ее были тусклее, чем на шаре, я не догадался бы, что это речь, если бы не знал заранее. В шаре зазвучал глуховатый машинный голос, информация, полученная от альдебаранца, перерабатывалась в человеческие слова с такой быстротой, что мы не замечали интервала. - Благодарю, - повторил альдебаранец. - Приятно, что тяжесть во время сна увеличивается. Еще никогда так хорошо не спал. - Вам нравятся люди? Не жалеете ли, что приехали к нам? - Нам приятно среди людей. - А знаете ли вы что-либо о других существах, похожих на нас? Не знаю, как вас зовут, друг мой?.. - Меня зовут Влан, - ответил альдебаранец. - О существах, похожих на вас, я не знаю. Надо спросить старика помоложе, лучше ребенка. В нашей делегации молодых стариков нет. Вскоре подползли другие альдебаранцы и разговор стал общим. Если они и ждали нас с нетерпением, то по беседе я этого не определил - жители Альдебарана больше отвечали, чем спрашивали. Впрочем, мы и раньше знали, что они не любопытны. - Какая-то абракадабра, - сказал Ромеро, когда мы распростились с ними. - Дети-старики, тяжесть во сне увеличивается... Спыхальский иронически перекосил усы. Я все не могу привыкнуть к его улыбке. - По вашему, смысл лишь в обычаях вашей жизни? В их сообщении все концы отлично увязываются. И он рассказал, что в жизни альдебаранцев главной проблемой является не добывание пищи, как у большинства звездожителей, включая и людей, а сон. Социальное благоденствие общества определяется возможностью организовать сон. При нормальном у них тяготении они трудятся, но не засыпают. Для сна им требуется усиленное гравитационное поле. Ядро их планеты состоит из тяжелого осмия, а поверхность из легких элементов. Поэтому максимальная тяжесть у них на некоторой глубине. Чтоб заснуть, они опускаются в глубокие пещеры. Уход в сон у них задача непростая: опуститься вниз не так уж сложно, но как взобраться подобной туше наверх? Возвращение от сна к бодрствованию - коллективная работа. В пещере опускаются площадки да ремнях, вверху рабочие крутят ворот, отправляя собратьев на сон и извлекая их после сна. На Оре же оборудованы специальные беседки для сна. Когда кто-нибудь заползет туда, силовое поле увеличивается, и они сладко засыпают под нарастающее ускорение силы тяжести. - Послушайте теперь, что за народ их юные старики, - сказал Спыхальский, посмеиваясь. Оказалось, альдебаранцы книг не пишут и знания передают изустно. Некоторые из их сограждан с детства специализируются на запоминании. Эти ученые альдебаранцы освобождены от всякой иной работы и в старости, добавляя к услышанному нажитое, становятся кладезями мудрости. В конце жизни они передают свои знания новым хранителям опыта, их все любовно называют стариками, слово "старик" равнозначно понятию мудрый. А что альдебаранец рекомендовал обратиться к юным старикам, тоже объяснить просто. Навести справку у п