не хватает тебя, - сказал я. - По земным понятиям, ты есть и тебя нет. Ты желанная и недоступная. - Раньше ты говорил, что я красивая, - напомнила она. - Разве красота недоступна? Ты не отводишь от меня глаз, значит, ты видишь ее? - Можно быть красивой и желанной, красивой и недоступной - одно другого не исключает. Недоступное бывает порою желаннее. - Вероятно, потому, что вы, люди, часто жаждете невозможного. У вас есть такая странная особенность. - У нас много странных особенностей. - Да. А мы желаем лишь того, что разумно желать. У нас нет недостижимого и недоступного, ибо мы не стремимся к тому, чего невозможно достичь, и не приступаем к неприступному. - Люди перемерли бы с тоски, если бы были так трезвы, как вы. - Я и говорю: в вас много странностей. - Тогда объясни, Фиола, зачем ты сидишь со мной? - Я беседую с тобой. Ты рассказываешь много интересного. - Другие люди говорили бы интереснее, чем я, но ты хочешь видеть меня. Почему ты встречаешься со мной, а не с Лусином? - Ты мне приятней, - призналась она. - Я думаю днем, что вечером увижу тебя, и мне становится от этого тепло. Я не понимаю, что это такое. У нас каждый относится ко всем другим одинаково дружелюбно. - А у вас отношение к некоторым иное, чем ко всем остальным. Мы называем это особое отношение любовью. И мы не требуем, чтобы любовь была особенно логична. - Все явления имеют логику. Должна иметь ее и любовь. - Она имеет ее. Но это особая логика. Тем, кто не знает любви, она покажется сумасбродством. И если мы не замечаем, что любовь странна, то лишь потому, что она широко распространена среди нас. Нет таких, кто не влюблялся бы хоть раз. - Бедные! Вы, очевидно, проклинаете все на свете, когда на вас сваливается такое несчастье, как любовь? - Наоборот, благословляем ее, как священный дар. Лучшее в человеке связано с любовью. - Что именно - лучшее? - Как бы тебе объяснить?.. Например, рождение новых людей... Без любви оно не происходит. - Вам надо поучиться у нас. Все это просто и разумно. Яйца с зародышами приносят... - Фиола, помолчим лучше. На Земле перед расставанием всегда молчат. Мы молчали. Фиола прижималась ко мне. Может, она хотела сделать мне приятное, может, ей стало нравиться так сидеть - я не спрашивал. Я с горечью понимал, что страсть к ней бессмысленна. Можно сотрудничать со звездожителями, можно дружить с ними, помогать им, обучать их нашим наукам и технике, нашему общественному устройству, но влюбляться в них - противоестественно. Любовь - человеческое, слишком человеческое, ее не перенести в иные миры. От этих мыслей мне стало совсем грустно. - Прилетай к нам, - сказала Фиола. - Тебе понравится у нас. - Может, и прилечу. - Если ты не прилетишь, я попрошусь на Землю. Вы обещали возить нас к себе. Ты будешь меня ждать? - Да, конечно, - проговорил я со вздохом. - Мне кажется, я только и делаю, что жду тебя. - Приезжай обязательно. Я хочу тебя видеть больше всех людей. - В этом мало логики, Фиола. - Мало, да. Ты заразил меня своими странностями, Эли. Я держал ее руки в своих, гладил их. - Поцелуй меня, - сказала она одним светом глаз. Я поцеловал ее и проговорил печально: - Желанная и недоступная. Она напряженно вслушивалась в мои слова. Я знал, что она потом будет повторять их про себя, будет стараться проникнуть в темный их смысл. Мне стало стыдно. Зачем я вношу человеческое смятение в спокойную душу далекого от людей существа? Зачем прививаю ей мучительную культуру наших страстей? Она постигнет лишь наши тревоги и страдания, наслажденье и счастье наше ей узнать не дано. В смятении и тоске она будет кружиться в своих глухих садах, будет призывать меня пением и светом: "Эли! Эли!" Зачем? - Желанная и недоступная! - шептал я, глядя, как она исчезает в глубине сада. 34 Конференция звездожителей удалась на славу. Огромный зал Галактических Приемов был разбит на секторы, прикрытые куполами, а внутри каждого сектора созданы свои условия: альдебаранцы находят расплющивающее тяготение, альтаирцы - жесткое излучение своего яростного светила, вегажители - томный полумрак с роскошными растениями. Лишь для ангелов с Гиад специальных условий не обеспечили: этот народ отлично приспосабливается к любым. Много секторов пустует. Конструкторы Оры предусмотрели столько разных возможностей существования, что половину их пока не удалось обнаружить. Я хотел посидеть с Фиолой во время совещания. Но Вера настояла, чтоб я явился в сектор Солнца, где собрались люди. Я сел между Ромеро и Андре, тут же разместились Аллан, Ольга, Лусин, Леонид позади и впереди - работники Оры, свободные от дежурств по механизмам. Людей набралось порядочно. Еще больше было гостей, особенно ангелов. Сектора поднимаются амфитеатрами - где креслами, где лужайками, где деревьями, каждому народу по привычкам. Перед креслами видеофоны с переводом любой формы речи в понятную слушателю. Я говорю "слушателю" по привычке, лишь мы да ангелы слушаем, у остальных речи освещают или пронизывают. За отдельным столиком в центре зала уселись Вера и Спыхальский - председатели сегодняшнего совещания. Я толкнул локтем хмурого Андре: - Надо бы выбрать президиум, как любили предки, - по одному представителю от созвездия, как по-твоему? Андре в последние дни, недосыпая и недоедая, возился с ангелами, но нового не узнал. И у трусливых альтаирцев не удалось ничего выспросить, хотя они, несомненно, скрывали важные сведения о небесных путешественниках. Он буркнул: - Обратись к Ромеро. Я не специалист по президиумам. К Ромеро я не обратился, Ромеро поставил трость между ног и скрестил на набалдашнике руки. Он со скучающим презрением оглядывал зал. Я продолжал выпытывать у Андре: - Ты после ангелов ходил к жителям Альдебарана и Капеллы, - как там? - Так же. Никак. - Ни единого намека? - Я же сказал - никак! Или поставить дешифратор, чтоб ты мог понимать друзей? - Ни мысли, ни сновидения?.. - В сотый раз отвечаю - ничего! Альдебаранцы стараются мыслить поменьше, а сны у них лишены образов - какие-то цветные полосы. Возможно, им снится, что тяжесть усилилась настолько, что не хватает дыхания. - У них сон тяжелый в подлинном смысле... Без увеличения тяжести они не засыпают. - Спасибо за разъяснение. Ты забыл, что я тоже слышал лекцию Спыхальского об образе жизни на Альдебаране и Капелле? Пока мы беседовали с Андре, Спыхальский предложил Вере доложить о цели первого межзвездного совещания. Вера в своей речи объявила начало новой космической эры - периода внутригалактического сотрудничества. Андре показалось, что Вера старается расписать межзвездное сотрудничество слишком уж розовыми красками. - Вселенское благотворительное общество, - сказал он, зевнув. - Братство падающих с неба синтетических галушек. Великое объединение звездожителей Губ-не-Дур. Насмешка Андре задела меня. Я с упреком спросил, не он ли недавно сочинил симфонию о гармонии звездных миров. - Я, - отозвался Андре равнодушно. - И сейчас я за космическое товарищество. Но пусть и звездные братцы закатывают рукава. Ромеро, казалось, слушал одну Веру. За час он не повернул головы, не кашлянул - все те же скрещенные на трости руки, надменная скука на лице. Но он уловил, о чем мы тихо препираемся с Андре. Он повернулся к нам: - Вот первая ваша мысль, дорогой Андре, которая кажется мне основательной. После вчерашней теории я опасался, что на вас надо ставить крест, как на мыслителе. Я поинтересовался, какую теорию Андре он имеет в виду. Не ту ли забавную гипотезу, что неразгаданные враги галактов - невидимки? - Следующую за этой. Наш друг Андре - генератор новых идей непрерывного действия. Лишь вчера он доказывал, что человек - нечто вроде искусственного сооружения, придуманного в незапамятные времена галактами, которые, создав нас, бросили на Земле свое творение за полной к чему-либо непригодностью. Ничего похожего на это я не слыхал от Андре. - Пустяки, - сказал Андре. - Гипотеза как гипотеза - анализ одного из теоретически возможных предположений... У Лусина в институте выводят пегасов и драконов воздействием на генетические нуклеиновые кислоты лошадей и ящериц, почему же не вывести человека нуклеиновой обработкой обезьян? Задача нетрудная для современного уровня знаний, просто ею никто не занимался. И вот я предположил, что некогда на Земле высадились галакты и, немного поэкспериментировав с генетическими кодами обезьян, создали породу подобных себе людей. Согласись, допущение это отлично объясняет многие загадки. - Допущение или фантазия? - переспросил Ромеро. - Раз уж вы начали, доведите свой рассказ до конца, Андре. Я имею в виду оценку, которую дала МУМ вашей любопытной теории. - МУМ мою гипотезу отвергла, - с неохотой сказал Андре. - Она объявила ее ненаучной. - Она назвала ее чепухой, любезный Андре. Она выбрала именно это слово - чепуха - для точной квалификации вашего очередного научного творения. И что до меня, то я считаю, что выданное ею словечко "чепуха" много содержательнее всех ваших ученых слов о галактах и людях, нуклеиновых кислотах и генетических кодах. Он сказал это с такой желчью, что меня передернуло. Андре угрюмо молчал. Теперь я понимал, отчего он в плохом настроении. После речи Веры устроили перерыв, чтоб гости поразмыслили, а в перерыв для желающих была исполнена симфония Андре. Он рассказал о своем творении, потом зазвучала механизированная музыка. Я слушал концерт с Фиолой в их секторе. Музыка привела ее в недоумение. Звуки грубы, а цветовые эффекты примитивны, сказала она. Неужели людей восхищает такое пустое искусство? Я заверял ее, что нормальные люди подобным искусством не восхищаются, а если попадаются штукари вроде Андре, то их высмеивают, - кажется, ее удовлетворило мое объяснение. Я постарался также выяснить мнение других звездожителей. - Значит, так, - сказал я потом Андре. - Альтаирцы полагают, что симфония мягковата, нужно он подбавить рентгеновых лучей, альдебаранцам она легковесна, ангелам кажется холодной и разреженной, вегажителям - грубозвучной и однокрасочной... Что еще? У людей узкий спектр условий существования, для них она по-прежнему убийственна. Кто выиграл? - Иди к чертям! - сказал Андре без злобы. Подозреваю, что он предвидел провал и хлопотал о концерте единственно, чтоб выполнить условия пари. - У звездожителей эстетические способности еще ниже, чем у людей. Наслаждайтесь своими физиологическими мелодиями, если не понимаете шедевров. - Ты не сказал, за кем пари? - За тобой, - признал он нехотя. - Но, пожалуйста, не танцуй и не ори на всю Ору - ты переживаешь радости слишком бурно. Я пообещал пережить эту радость тихо. 35 Последние дни пребывания на Оре заполняли совещания - то людей меж собой, то людей с группами звездожителей. На одном из совещаний у Спыхальского, без звездных гостей, было решено, что два самых крупных галактических корабля, "Пожиратель пространства" и "Кормчий", должны продолжать путешествие в глубь Галактики. Вера объяснила, почему вторжение в звездную глубину не может быть отложено. У экспедиции на Ору было две задачи, из них выполнена лишь первая: заложены организационные основы будущего Межзвездного Союза. - Однако, - сказала Вера, - где-то в звездной области обитает подобный нам высокоразвитый народ галактов, нового о нем мы не узнали. У этого народа имеются могущественные враги, и о них мы ничего не знаем. Вся работа по созданию братства звездожителей станет необеспеченной, если не дознаемся, не грозит ли что-либо проектируемому Межзвездному Союзу. И, наоборот, дело может подвинуться вперед, если заручимся помощью галактов. Куда направить корабли на поиск? Откуда галакты прилетали в созвездие Гиады и на Альтаир? Вероятней всего, из Плеяд - ближайшего к Гиадам скопления звезд. Итак, прыжок на Плеяды, где люди еще не бывали, - вот очередное задание. - Я лечу на "Пожирателе пространства", - закончила Вера. - Эвакуация гостей с Оры и отправка кораблей на Землю возлагается на уважаемого Мартына Юлиановича. Спыхальский печально усмехнулся в седые усы. - Я надеялся, что прихватите и меня, старика, в дальний рейс. Придется, видно, доживать век сторожем на планетке. - Нет, представителем человечества на звездном форпосте. А мы продолжим дальше ваши поиски. Я спросил Ромеро, когда совещание закончилось: - Вы с нами, Павел, или на Землю? Он сухо ответил: - В древности главным достоинством мужчины считалось умение сражаться с врагами. "Пожиратель пространства" имеет специальное задание - разведать врагов. Я потерял бы к себе уважение, если бы уклонился от возможности показать свою мужскую храбрость! Мне думается, он мог бы высказать ту же мысль и не столь витиевато. В ближайшие дни улетели корабли на Арктур, на Альдебаран, на Капеллу, на Фомальгаут, настал черед Веги. Ночь перед отлетом Фиолы я провел в ее саду под грустным светом искусственной луны. В эту ночь мы больше молчали, чем разговаривали. В молчании было что-то до того лирически-земное, что грусть моя превратилась в печаль. Это была первая ночь с Фиолой, когда она не выспрашивала ни о науке, ни о космосе, ни о социальных наших порядках, ни о звездных кораблях, - интимно-глуповатая ночь, подлинная ночь влюбленных. Под утро она встала. - Зажигается солнце, Эли. Мне надо уходить. Мы увидимся в звездном порту. Вечером на базу звездолетов один за другим подъезжали автобусы и из них выплескивались сияющие столбы вегажителей. Сумрачный нарядный свет озарил базу, так их было много, гостей с Веги. Я пришел с Лусином и стоял в стороне. Многие узнавали меня, махали руками, приветственно вспыхивали глазами. Потом показалась Фиола. Я сделал к ней шаг, я она мигом очутилась около меня. - Ты обещал приехать, - напомнила она. - А если не смогу, приедешь ты. - Желанная и недоступная! - повторил я, когда она уносилась в звездолет. Мы с Лусином потом долго ходили по Оре. - Ты биолог, Лусин, - сказал я. - Ты знаешь, что любовь - один из стимулов продолжения рода. Может ли она быть, если нет этого стимула - продолжить род? Если два существа разнородны, потомство у них невозможно... Законна ли их любовь? Лусин понимал мое состояние больше, чем я ожидал. - Любовь - продолжение рода, да. Так начиналось. Будет новой. Любовь - единение душ. Высшая связь индивидов. - Выходит, я случайно попал в пионеры появляющегося чувства - единства родственных душ Вселенной? Мне выпало на долю первому полюбить биологически чуждое существо? - Да, Эли. Первые шаги. Сегодня - чуждо. Завтра - близко. - Завтра будет твой ископаемый бог с головой сокола, - сказал я с досадой. - Дальше этого ваша биология не пойдет. На другой день флотилия из трех звездолетов уходила с ангелами на Гиады. Посадка крылатых на корабли совершалась под крики, хлопанье крыльев и клекот. Знакомые ангелы кидались прощаться, увеличивая беспорядок плачем и причитаниями. А потом в крылатой толпе появился Труб и разыгрался скандал. Труб заметил нас и, расшвыривая сородичей мощными крыльями, ринулся наперерез общему потоку. Он ревел, обращаясь почему-то ко мне одному: - Эли! Эли! Эли! Обхватив меня крыльями, он страшно заклекотал: - Не пойду! Хочу с людьми! Андре пробовал усовестить разбушевавшегося ангела, но тот надрывался все громче: - Поеду с людьми! Не хочу к себе! У Лусина в глазах стояли слезы. Он с нежностью гладил глянцевитые перья Труба. - Хороший, - шептал он, - замечательный. Лучше всех. Я разыскал Спыхальского и объяснил, что происходит. - Хотите взять ангела с собой? - изумился Спыхальский. - А какого вам черта в ангеле? - Посмотрите на него, - сказал я. - Это же красавец. Привезти такого на Землю, он же всех потрясет. И он привязался к нам не меньше, чем мы к нему. Спыхальский вызвал Веру. Она появилась в видеостолбе. Он передал желание Труба и наше и от себя добавил, что ходатайствует о том же. - Можете взять Труба, - сказала Вера, исчезая. Я помчался к своим, издали крича, что дело выгорело. У Труба дьявольская сила в крыльях, он так сжал ими, что у меня закружилась голова. - Я твой раб, - сказал он. - Раб навеки, Эли! - Ты мой адъютант, - сказал я. - Адъютант - это что-то не ниже друга, что-то близкое, почти братское. На правах друга я попрошу об одном приятельском одолжении. - Спрашивай и требуй. Я счастлив, могущественный... - Прими ванну и смени одежду. На складе заготовлены тюки ангельских рубах, возьми дюжину в запас. Он немедленно взмыл вверх. Для такого тяжеловеса летал он великолепно.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОХОД ЗВЕЗДНОГО ПЛУГА *  Небесный свод, горящий славой звездной, Таинственно глядит из глубины, - И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены. Ф.Тютчев 1 Когда я оглядываюсь на пройденный путь, меня охватывает сложное чувство: печаль понесенных утрат и гордость. Мы были участниками самой трудной космической экспедиции из всех, доныне совершенных, и полностью выполнили свой человеческий долг. Дело не в том, конечно, что за два земных года мы преодолели десять тысяч светолет, и если не вторглись в таинственный центр Галактики, скрытый темными туманностями, то проникли в звездную бездну так далеко, как еще никто до нас. Если бы лишь этим - триллионами оставленных за кормой километров - исчерпывалась заслуга, гордиться было бы нечем. Пустота останется пустотою, большая она или малая. Но мы узнали, как высоко достигнутое иными существами могущество, как огромны добро и несправедливость, схватившиеся меж собою в галактической схватке, и как неизбежно все это заставляет человека, лишь вступившего на звездный путь, втягиваться в не им начатые споры, ибо, кроме него, некому их решать окончательно. "Наш век трагичен", - часто говорил бедняга Андре - и доказал это собственной жизнью. За бортом нашего корабля промелькнули тысячи звездных систем - ни на одной мы не открыли сладенького рая спокойствия и благости. Зато нам пришлось обрушить тяжкий кулак человеческой мощи на тех, кто строит свое маленькое счастьице на большом несчастье других. В сплетение кипящих во Вселенной страстей и сил мы вторглись - величайшей из доселе существовавших - собственной нашей страстью и силой - страстью разума, силою справедливости. Быть злым ко злому - тоже доброта. Мы промчались меж звезд факелом освобождения, ударили в грудь жестоких угнетателей мечом возмездия. Да, конечно, полной победы мы не добились, я далек от такого высокомерного заблуждения, мы были разведчиками, а не армией человечества. Но мы знаем теперь, за кого мы и кто против нас, мы знаем, что тысячи обитаемых миров, проведав о нашем выходе во Вселенную, с мольбой и надеждой простирают к нам руки. Вот она вьется тонкою нитью, пылевая стежка, след нашего пролета. Я надеюсь, я уверен, что недалек тот час, когда проложенная нами в космосе тропка превратится в широкую дорогу, высочайшую трассу Вселенной - от человека к мирам, от миров к человеку! 2 Первым летел "Пожиратель пространства", за ним "Кормчий". Командиром первого звездолета была Ольга, помогали ей Леонид и Осима. Вторым звездолетом командовал Аллан. Вера избрала "Пожиратель пространства", с ней были мы: я имею в виду себя, Лусина, Андре, Ромеро. Мы каждый день подолгу работали с Верой над ее отчетом Земле, и она разрешила вызывать себя без предупреждения. Как-то, высветив ее комнату, я увидел, что у нее бурное объяснение с Ромеро. Мне надо было тотчас погасить вызов. Растерянный, я забыл об этом. Вера прижималась к стене, ее схватил за плечи Ромеро. У него бело сверкали глаза, дыхание вырывалось со свистом. - Нет! - не говорил, а шипел он. - Нет, Вера! Этого не будет! - Уйди! - требовала она, вырываясь. - Я не хочу тебя видеть. Отпусти руки, мне больно! Ромеро отошел на середину комнаты. Он запнулся, отходя, и бешено глянул на пол, я хорошо помню его взгляд, полный ярости - он ненавидел даже вещи. Мне надо было отключаться, поступок мой походил на подглядывание. Но мне показалось, что Вера в опасности, и я не погасил их. Вера поправила кружевной воротничок. - Вот так лучше. И поставим на этом точку, Павел. Он молчал, не поднимая лица. Он старался успокоиться. - Что же стоишь? Повторяю: уходи! Он взглянул не на нее, а на меня. Он не мог знать, что я незримо присутствую, но повернулся ко мне. Его сведенные брови как бы ударились одна о другую, скулы ходили. Если бы я был с ними, я бы загородил Веру. От человека с таким лицом нельзя ждать доброго. - В древности существовал неплохой обычай, - заговорил он хрипло. - Дамы, бросая поклонников, объясняли, _ч_т_о_ перестало им нравиться у отвергаемых. Надеюсь, ты не откажешь мне в вежливости твоих легкомысленных предшественниц? - Ты хочешь сказать, что я легкомысленна? - Я хочу знать, что случилось? Только одно - что?.. - Ты не знаешь? Странно для такого проницательного человека, каким ты считаешь себя, Павел. - Вера, клянусь тебе! Крыша обрушится на голову - не так неожиданно!.. Всего я ожидал от поездки на Ору... - Хорошо, слушай. Я не люблю тебя. Этого хватит? - Это я знаю. Но почему? По-человечески объясни - почему? - Я могла бы ответить твоим любимым присловьем: неизвестно, почему возникает любовь, неизвестно, почему она пропадает. Вряд ли тебя удовлетворит объяснение в твоем стиле. Так вот, я не люблю тебя, ибо не уважаю. На этот раз достаточно? Он помолчал, набираясь духу. - Значит, все дело в звездных недочеловеках? В бегемотах с Альдебарана, пауках с Альтаира, змеях с Веги, сонного студня с Арктура, тупых ангелочков с Гиад? Они тебе дороже, чем я? Я встал на защиту человека и в результате потерял единственное человеческое чувство, что нас связывало, - нашу любовь? - Павел, еще раз прошу - уходи! Наш разговор беспредметен. Неужели ты не понимаешь, что каждым словом усиливаешь отвращение к себе? Гордость боролась в нем со страстью. На миг мне стало жаль его. Еще больше мне было страшно за Веру. В неистовстве он мог поднять на нее руку. Я сжимал кулаки от бессилия. Мне надо было оградить ее грудью, а не подглядывать! - Я бы ползал перед тобой на коленях, целовал твое платье, - сказал он горько. - Я гордился бы долей быть твоим слугой, рабом твоим, если бы хоть немного это было нужно тебе. - Рабов мне не нужно. А слуг у каждого хватает. - Да, механических! Механических, будьте вы все!.. Восемнадцать миллиардов киловатт на человека, так ведь? Восемнадцать миллиардов киловатт, двести миллиардов египетских рабов! Какой фараон, какой президент мог похвастаться такой армией лакеев? И среди этой бездны киловатт - ни единого горячего, преданного, человеческого сердца! Автоматы вы или люди, вы, апостолы всеобщей помощи? Как я ненавижу, нет, как я ненавижу вас! Вера подошла к нему вплотную. Теперь я боялся, что она первая ударит его. - Наконец-то, Павел! Я долго ждала такого признания. Вот он, весь ты - ненависть, одна ненависть! И ты хочешь, чтоб тебя любили, хоть сам всех ненавидишь! Глупец, ты думаешь, ненависть порождает любовь? Он опомнился. Он опустился на колени и, обхватив Веру, прижался лицом к ее платью, - она молча боролась с ним. Он в исступлении целовал ее ноги. - Оставь! - закричала она гневно. - Зачем ты мучаешь себя и меня? Он медленно поднялся. Он стоял, пошатываясь. Лицо его побледнело. - Верочка, Верочка! - прошептал он, вздыхая, и неуверенно, как слепец, протянул к ней руки. У него были мутные глаза, мне показалось, что он и вправду не видит. Она отодвинулась. - Верочка, жить без тебя!.. Пойми, жить без тебя!.. Да будь они трижды прокляты, эти науки и змеи, из-за них потерять!.. Не хочу, не хочу, - Верочка, не хочу! Все, что потребуешь, ни единого слова против, восхвалять буду... Верочка! Она руками заслонилась от него, отвернула лицо от его отчаянного взгляда. Он подошел ближе, она оттолкнула его: - Нет, Павел! Нет! - Еще раз спрошу, тысячу раз буду спрашивать и кричать - почему, почему? - Отойди и успокойся! Это недостойно - такими средствами действовать... У нас с тобой спор о принципах. Будь честен, Павел, ты не переделаешь себя! - Переделать себя! - бормотал он глухо. - Переделывать себя! - Даже сейчас!.. Вспомни, что ты сказал: жизнь без тебя, потерять тебя! Разве я вещь, которую можно потерять? Ты во всем видишь только себя, считаешься лишь со своими чувствами. Мы давно оставили позади мир Коперника, нам открылись тысячи солнц, более ярких, чем наше, а ты еще не выбрался из системы Птоломея: вся Вселенная вращается вокруг тебя одного. Он скверно выругался и пошел к двери. Вера устало села на диван и закрыла глаза. Она по-прежнему не догадывалась, что я наблюдаю за ней. Так, с закрытыми глазами, она сидела минуты две. Потом она стала плакать, сперва тихо, почти беззвучно. Рыдания, усиливаясь, трясли ее тело, Вера повалилась лицом на диван, вскрикивала, захлебывалась слезами. Я погасил вызов. 3 Лусин со своим новым любимцем Трубом пропадает в недрах корабля, и мы его почти не видим. Ангел учится говорить по-человечески без дешифратора. На столе у Андре стоит карточка Жанны. Жанна так походит на Андре, что издали их путаешь. Многое тут от природы, но еще больше от старания - одинаковые, до плеч, локоны, тот же наклон головы, тот же покрой одежды. Не знаю, кто к кому приноравливается, - вероятно, оба стараются, но они больше смахивают на брата и сестру, чем на мужа с женой. Однажды на столе у Андре появился и его будущий сынишка, три гороскопических фотографии - каким тот будет в год, в два года и в десять лет. - Иконостас родственников, - сказал я. - Затосковал, милок? - Сегодня Олег родился, - торжественно ответил Андре. - В десять часов утра по местному земному времени. Толстенный парень, сероглазый и розовощекий, шестьдесят три сантиметра, пять с половиной килограммов улыбок и веселья - вот он каков! Я полюбопытствовал, как известие с Земли преодолело разделявшие нас в это время четыреста светолет. Андре поглядел на меня с возмущением: - Не думал, что ты забудешь о машинном гороскопе малыша. Мне подарили в дорогу альбом состояний Жанны на все дни беременности. Он вытащил из стола объемистую книгу. На каждой странице имелась дата, фотография Жанны, синтезированная по формулам этого дня, и запись, как Жанна будет чувствовать себя, а также какой у нее на эти сутки режим сна, еды и прогулок. Я перелистал книгу. Медицинские машинные прогнозы исполняются неточно, особенно у женщин. Кроме того, возможны случайности - упал, сломал ногу, поссорился с приятелем, все это влияет. Но я не стал расстраивать Андре сомнениями. Андре любовался фотографиями и записями. - Когда ты наконец обратишь внимание на земных женщин, заведи себе такой же альбом. Будешь далеко от возлюбленной - и рядом с ней! Все знать о ней, ощущать биение ее сердца, тепло ее руки!.. - Надеюсь, скоро это не будет. А если случится, я приобрету альбом настроений жены на каждый день года - какого числа нежна, какого встает с левой ноги... Думаю, к тому времени подобные прогнозы станут обычны. Лишь тогда семейная жизнь обретет прочный фундамент, как по-твоему? - Ты мастерски портишь хорошее настроение, - сказал он с досадой. - Не понимаю, почему тебя любят друзья? - По нетребовательности, Андре. Знают, что хорошего от меня не дождаться, и мирятся на плохом. Андре спрятал альбом. - Пойдем в обсервационный зал. Неужели рождение сына мне не удастся отпраздновать хорошим открытием? Корабли третий месяц шли курсом на Плеяды. Скорость звездолетов разнялась трем тысячам световых, мы основательно вспахивали пространство. Из мироздания был вырван клок пустоты, достаточный для образования звезды. Если бы нарушенная нами геометрия этого участка мира не восстанавливалась за счет невозмущенной мировой пустоты, изменения от вторжения Звездных Плугов были бы еще значительней. "Зола космического пространства", - сказал как-то Андре, рассматривая образованную нами пыль. С того дня мы иначе не называли ее, как космической золой. В зале Андре повернулся к оставленному позади Солнцу. Глазам оно уже не было доступно. Солнечный Мешок, еще недавно, на Оре величественно-огромное созвездие, сжался и потускнел, даже гиганты Вега и Капелла были на пределе - наша звездная отчизна закатывалась в невидимость. Андре настроил умножитель и подал изображение на экран, чтоб мы видели оба одну картину. Потерянные миры ожили. Сперва замерцал параллелограмм Солнечного Мешка, потом засверкало Солнце. Нам показалось даже, что мы различаем обращающиеся вокруг него планеты, - это был, разумеется, оптический обман. - Здравствуй, далекая родина! - сказал я. - Здравствуй, человек Олег, появившийся на свет сегодня. Твой отец и твой друг шлют тебе привет из звездных глубин! Андре, как нам отметить его рождение? В старину в подобных ситуациях напивались. Предлагаю потанцевать и покричать! Не дожидаясь согласия, я толкнул кресло Андре. Он полетел головой вниз. Я понесся вслед. Звездная Вселенная завертелась, звезды то наскакивали, то удирали. Андре в восторге наддал ходу, я обогнал его. Мы варварски забавлялись в темноте, пронизанной звездным светом. Устав, мы вывернули кресла лицом к далекому Солнцу. - До свидания, сын! - сказал Андре. - Мы чудесно протанцевали в твою честь. Он занялся Плеядами. Два месяца, что мы мчались к Плеядам, они не менялись. И с Земли, и с Оры Плеяды казались небесной паутинкой, повисшей меж крупных звезд. А когда до скопления остались считанные парсеки, оно стало расширяться, наливалось светом. Великолепное созвездие, туго набитое ярчайшими светилами, разгоралось в небе. Гайгета, Астеропа, Целена, Электра, Мерепа, Майя, Алциона, Плейона, Атланта - каждое ярче наших Сириусов и Канопусов - играли разноцветными огнями, к ним теснились десятки других светил. В умножителе скопление распалось на звезды. - Вижу планетную систему, Эли! - сказал вскоре Андре. Крайние звезды скопления пусты - одинокие, небольшой светимости. Но эта, Атланта, в сотню раз более яркая, чем Солнце, имела спутников - три темных шара. Мы полюбовались имя и передвинулись к центру. Планетные системы здесь были почти у каждой звезды. Вокруг Алционы и Майи, двух мощно излучающих светил, вращалось по шесть планет, я так близко от звезд, что орбиты их должны были пересекаться. Я вызвал командирский зал. Ольга уже знала о планетных системах в Плеядах. На некоторых автоматы обнаружили атмосферу с кислородом, умеренные гравитационные ноля. - И, кажется, на Электре имеются существа с высокой цивилизацией, - добавила Ольга. - На второй из четырех ее планет замечено искусственное свечение. Оно разгорается вскоре после захода Электры, потом ослабевает. Ночное освещение городов дает такой же эффект. - Но города! - закричал Андре. - Как города? - Городов отсюда не обнаружить. Андре навел умножитель на Электру. Четыре планетки вокруг нее мы нашли скоро, но что-либо рассмотреть на планетах не удалось. Я забросал Плеяды и, отключившись от экрана, перевел умножитель немного в сторону. Передо мной засияли два рассеянных звездных скопления - Хи и Аш Персея. С Земли и Плутона я часто рассматривал эти плотные кучки светил, удаленных от нас на четыре тысячи светолет. Никогда они не вызывали во мне большого интереса. Но сейчас я не мог оторваться от них. В их рисунке было что-то непонятно знакомое. Я понимал, что это обман восприятия, но не мог отделаться от него. Ощущение было тем нелепей, что отсюда, с Плеяд, далекие скопления Персей видны под другим углом, чем с Земли или Оры. Не только я, но к никто из людей не наблюдал еще этих скоплений в такой проекции, они не могли быть знакомы. Так я мысленно говорил себе, пытаясь подавить нараставшее волнение. - Что с тобой? - спросил Андре. - Третий раз окликаю, не отзываешься. Посмотри на Электру. В самом деле, искусственный свет над одной из планеток. - Отстань! - пробормотал я. - Надоела твоя Электра! Я все напряженней всматривался в две сияющие кучки звезд. Они были почти равны, но одна казалась концентрированней - многие тысячи светил, натолканные в узкий объем... Она была похожа на сжатый кулак, ударивший в центр другого скопления, - заезды разлетались в стороны, как осколки... Внезапно я вспомнил, где уже видел эту картину. Я схватил Андре за плечи, потряс его. Голова его моталась, он безвольно щелкал челюстями. - Они из Персея! - орал я. - Мы не туда летим - они из Персея! - Отпусти! - молил он. - Ты вытрясешь из меня зубы. Кто они? При чем Персей? - Разрушители! - сказал я торжественно. - Я знаю теперь, где гнездятся эти чертовы создания. Андре так разволновался, что потерял голос. - Вспомни картины, показанные в Оранжевом зале, - говорил я. - Вспомни, как ты убеждал нас, что слышал вопль, исторгнутый звездным скоплением при ударе... Разве это не те звезды? Я спрашиваю тебя, разве это не в точности та картина? Андре наконец оторвался от умножителя. - Эли, друг мой, ты совершил открытие, - сказал он торжественно. - Я всегда был уверен, что ты предназначен природою для чего-то более серьезного, чем скучное зубоскальство. Я рад за тебя, Эли. А теперь бегом к Вере. - Зачем? Успеется. - Ничего не успеется. Нам надо срочно менять курс. Зачем нам Плеяды, если те, кого мы ищем, в Персее? Теперь он тянул и толкал меня. Я уже хотел подняться, но в это мгновение вспыхнули аварийные сигналы, завизжали сирены. Небесную сферу затянуло дымкой, звезды закачались и погасли. Мы услышали спокойный голос Ольги: - Справа впереди по курсу космическое тело с околосветовой скоростью. Это не метеорит. Объявляю общую тревогу. Мы выходим из сверхсветовой области. Мы с Андре схватились за умножители, в последующие минуты на свободных креслах обсервационного зала непрерывно появлялись пассажиры. Рядом со мной уселась Вера. Я торопливо рассказал ей, что увидел в Персее. - Это важно, Эли, - сказала она. - Мы поручим автоматам проверить твое наблюдение. Но сейчас меня интересует, что за тело несется с такой скоростью? Что если это звездолет? Через некоторое время анализаторы доложили: - Впереди корабль на фотонной тяге с бездействующими двигателями. Движется по инерции. 4 Чужой космический корабль предстал в умножителе светящейся точкой, потом удлинился до стручка. Это была металлическая ракета. Мы различали кормовые дюзы, не экранированные броневыми плитами окна. "Пожиратель пространства" подал сигналы, незнакомый корабль не откликнулся. Андре стал доказывать, что перед нами "Менделеев" Роберта Листа, затерявшийся в мировом пространстве четыреста лет назад. Мне показалось невероятным, чтоб корабль с мертвым экипажем мог сохраниться за четыре века блуждания. - Я тоже что-то не верю в мертвых летучих голландцев космоса, - сказала Вера. Когда до корабля оставалось с миллион километров, на нем заработала радиостанция небольшой мощности. Андре запустил дешифратор на все радиодиапазоны. Незнакомые звездоплаватели, применяя старинную азбуку Морзе, пытались заговорить с нами на русском и английском языках. Отчетливо различались фразы: "Земля... Лишен управления. Камагин, Громан... Земля... Звездолет "Менделеев"..." - На этом раз ты угадал, - сказал я Андре - Первый успех после многих провалов. В пространство понеслись радиоволны нашего корабля. "Слышу вас хорошо, - диктовала Ольга. - Я звездолет с Земли, типа Звездный Плуг. Отсутствие у вас управления значения не имеет. Заторможу и поведу на посадку своими полями. Дверей без команды не открывать". А затем "Пожиратель пространства" повис над фотонным звездолетом, осветив его прожекторами. Рядом со Звездным Плугом ракета казалась крохотной. Выброшенное поле плавно втягивало "Менделеева" в недра нашего корабля, потом вывело на причальную площадь, где стояли оперативные звездолеты, планетолеты и авиетки. На площади встретить нежданных гостей собрался весь экипаж. Дверь ракеты распахнулась, из нее высунулась лесенка. На лесенку выбрались два низеньких молодых человека. Они сорвали с себя шлемы и замахали ими, мы закричали и зааплодировали. Потом, словно по соглашению, наступила на миг тишина, и мы услышали первые слова космонавтов с ракеты. - Боже, какие они высокие! - сказал один по-русски. - Это же не люди, а великаны! А второй восторженно воскликнул: - Эдуард, у них нормальная тяжесть! Здесь наши магнитные башмаки ни к чему! К ним подошел Ромеро. Он единственный среди нас владеет древними языками. Ромеро пожал каждому руку и поздравил с благополучным причаливанием. - Надеюсь, вы здоровы? На борту имеются средства от любой хвори. - Мы здоровы, - ответил первый. - Нас двое: я - Эдуард Камагин, помощник командира, и Василий Громан - штурман. Товарищи наши... они недавно погибли в катастрофе. - Он добавил с волнением: - Почему вы не появились на месяц, всего на месяц раньше? Ромеро продолжал с тем же радушием: - Давно стартовали с Земли, дорогие друзья? На это ответил Громан: - Не так давно: три года назад. По площади пронесся гул, мы переглядывались. Ракеты вроде той, что мы приняли, в наше время можно увидеть лишь в музеях. - Вы забываете, земляки, об эйнштейновом замедлении времени, - весело сказал Камагин. - Чем больше торопилась наша ракета, тем тише плелось бортовое время. Когда мы покидали Землю шел сорок первый год новой эры. - Он посмотрел на Ромеро. - Не откажите в любезности сообщить, какое сегодня столетие на дворе? Ромеро ответил: - Сегодня десятое апреля пятьсот шестьдесят третьего года новой эры! 5 Их все изумляло, этих славных парней, четыреста двадцать лет назад стартовавших в космос и вскоре затерявшихся в его просторах. Они восхищались всем, что видели и о чем слышали. О корабле они сказали: "Летающий остров, вот что это такое!" Их поражало, что внутри звездолета имеются не только машины, но и городок с парком и бассейнами. И они чуть ли не со страхом глядели на нас: наш рост поражал их, пожалуй, больше, чем размеры корабля. А когда они узнали, что мы движемся в сверхсветовой области и превращаем пространство в вещество, в материальные тела, как говорили в их времена, и столь же легко создаем гигантские пустоты из уничтожаемых материальных тел, то решили, что мы шутим. Физика двадцатого века старой эры с ее непониманием вещественности пространства, с преклонением перед необъяснимо предельной для всех тел скоростью света, засела у них в мозгах как гвоздь, мы не могли ее оттуда выдернуть. Громан пробовал даже спорить. Круглолицый, черноволосый, быстрый в словах и движениях, он сильно отличается от медлительного, длинноголового, белокурого Камагина, а оба они еще больше отличаются от любого из нас.