зможность выспаться. Эдуард, а тебе не приходило в голову, что Адель попросту влюбилась в него? С людьми иногда это бывает -- влюбляются. Вот и она влюбилась в Кондрата. С нами дружит, а его полюбила. Эдуард покачал головой. -- Если бы так! С ее любовью к другому человеку, особенно к Кондрату, я бы примирился. Во всех нас угнездилось уважение к любви без разума и расчета. В старину говорили: <Любовь зла -- полюбишь и козла>. В необоснованности любви угадывали ее силу, это не могло не трогать. Но нет любви! Аделью командует честолюбие, а не страсть. Мы помолчали. Я проверял монтажную схему ротонового генератора, Эдуард отмечал силу импульсов при включении. Потом он сказал: -- Только для тебя, Мартын... Раз уж исповедуюсь... -- Валяй! Дальше меня твоя исповедь не уйдет. -- Адель, конечно, будет изображать семейное счастье. Видеть это, боюсь, выше моих сил. -- Устроишь сцены ревности? Поссоришься с Кондратом? -- Хорошо бы,- сказал он с сожалением.- На кулачках либо на шпагах! В старину бытовали неплохие способы эффективно решать личные проблемы. Да не модно ныне! Нет, я выбрал другой путь. И в буквальном смысле путь -- улечу с Земли! -- Ты рехнулся, Эдуард! Уйти перед успехом? Когда каждый так нужен в общем деле! -- До успеха не скоро. И во время монтажа и пуска я менее всех нужен. Мне отведено Кондратом и тобой внедрение результатов, а не эксперименты. Катастрофы не будет, если я на год откомандируюсь на другую планету. Год -- срок достаточный для излечения больной души. -- Особенно если болезнь не смертельная. Он засмеялся. -- Друг мой Мартын, ты разишь безошибочно. Самоубийства от любви -- давно пройденный этап человеческой истории. -- Куда же ты <откомандировываешься>? -- В планетную систему Цереры. В смысле -- на Гарпию. Я уставился на него. Среди новооткрытых планет не было страшнее Гарпии. И грозное ее название отвечало обстановке: на ней обитали существа, похожие на мифических гарпий. -- Там же война! Эдуард пожал плечами. -- Ну и что? Если война, повоюю! -- Но там погибают наши астронавты! Такого страшилища, как Гарпия, надо избегать: Он не преминул поострить: -- Люди обычно погибают в постелях, Мартын. Но я еще не встречал человека, который на этом основании избегал бы постели. Мы посмеялись, потом я сказал: -- Когда собираешься улететь? -- После их свадьбы. Не сразу, чтобы они не связали с ней мой отъезд. Буду аргументировать, что временно мое присутствие не обязательно, поэтому хочу поразмять мускулы и поднакопить житейского опыта. Крепко надеюсь, что ты меня, во-первых, не выдашь, а во-вторых, поддержишь просьбу. Я пообещал: -- Во-первых, не выдам, во-вторых, поддержу. 11 Вот так стала разваливаться наша группа. Еще месяца два Эдуард исправно трудился в лаборатории, не говоря ни Кондрату, ни Адели, что надумал уходить. Только я угадывал скрытый смысл иных его поступков: он слишком громко требовал, чтобы ему выдали конкретное задание, возмущался, что всех меньше загружен и что это ему не нравится. Не знаю, как Адель, а Кондрат видел в таких требованиях лишь усердие и выдумывал Эдуарду работу. Как-то я показал Эдуарду пусковой график ротонового генератора. -- Кондрат еще не видел? -- быстро спросил он. -- Пока не видел. Улавливаешь ситуацию? -- Все ясно! Пуск через неделю -- тогда у всех загрузка по горло. Короче: сейчас или никогда! -- Сейчас или никогда. Но советовал бы передумать. -- Об этом не может быть и речи. Мартын! В тот же день Эдуард объявил, что ему предложили рейс на Гарпию сроком на год и он согласился. В лаборатории этот год будет наладочным. В общем, легко обойдемся без него. А на Гарпии небольшой коллектив наших астронавтов отражает натиск местных чудовищ. Люди требуют срочной помощи. Спасательную экспедицию возглавляет знаменитый Семен Мияко, проделавший четырнадцать дальних рейсов -- столько еще никто не налетал среди звезд. Эдуарду поручено разобраться в обстановке и дать рекомендации по освоению планеты. Если Эдуард надеялся обмануть Кондрата и Адель, то сомневаюсь, чтобы в отношении Адели это удалось. Она побледнела, ее глаза впились в Эдуарда. И сказала она то, что и я говорил ему: -- Эдик, там война! -- Типичная картина дикости, Адочка. И на Земле когда-то бывали такие войны. Битвы двух популяций гарпов со сладостным поеданием побежденных. Не то гражданская война, не то охота за кормом. -- Но ведь они едят и людей, Эдик. -- А почему бы им и не есть людей? Ты видела изображения гарпов? Человек даже по внешнему виду вкусней. Тем не менее задача не попасть чудовищам в зубы не относится к безнадежным. Спустя год я ворочусь живым, здоровым, лишь похудею, но это меня скорей обрадует, чем испугает. -- Не шути, Эдик. Если астронавты просят срочной помощи, значит, им грозит реальная перспектива стать пищей для бестий. Он понял, что надо отвечать серьезней: -- Есть одно затруднение, Адель, и именно поиски выхода из него и составят мою задачу. Ты знаешь, что астронавтам запрещено использовать убийственное оружие? Они являются в иные миры с миссией мира, так это формулируется. Все древние пушки, автоматы, пистолеты, бомбы простые и ядерные, смертоносные лучи и газы -- все они объявлены вне закона и строго запрещены. Вот почему астронавты и просят помощи -- на них лезут с жадно распахнутыми ртами, а они не могут ответить ни пулей, ни бомбой. Есть еще вопросы? -- Есть,- сказал Кондрат.- Мы еще не согласились на твой отъезд. -- Думаю, у Мартына возражений не будет. Я не ошибся? -- Не будет. Ты не ошибся. -- А у меня будут,- сердито сказал Кондрат.- Ты астрофизик, а не астросоциолог. Почему же тебя приглашают решать социологические проблемы? Мне непонятна цель твоей командировки. Эдуард знал, что именно такой вопрос и задаст Кондрат. -- Я не объяснил вам важного обстоятельства. Дело в том, что дикие обитатели Гарпии не только лезут на людей с раскрытыми пастями, но и обстреливают их генерируемыми импульсами. -- Дикари овладели такой техникой? -- Они не производят генераторов, Кондрат. Они сами являются генераторами. Гарпы -- живые, разумные или полуразумные -- орудия. Они убивают своим естеством, а не с помощью механизмов. Вот так. Кондрат был порядком озадачен. Я тоже впервые слышал о странной природе гарпов. -- Вижу, вы ошарашены,- спокойно продолжал Эдуард.- Я сам онемел, когда мне продемонстрировали последние данные. О них еще не оповещали, изучение не закончено. И заканчивать его буду я. Как видишь, Кондрат, тема для астрофизика, а не для астросоциолога. Нужно выяснить, как работает боевой организм гарпов. Это бросит свет и на их внутренние распри, и на их свирепую ненависть к людям, и на еще не известные нам возможности творения мощных силовых полей. Понимаешь теперь, что ни как человек, ни как физик я не мог отказаться от командировки на Гарпию? Кондрат посмотрел на меня, я развел руками. Адель молчала. Эдуард улетел на базу звездолетов, разместившихся на Марсе, уже на другой день. Вскоре после его отлета я показал Кондрату график пусковых испытаний ротонового генератора. Что разразится скандал, я догадывался, только не ожидал, что Кондрат так разъярится. Он чуть не набросился на меня с кулаками. К счастью, Адели не было, при ней я не смог бы вытерпеть такую сцену. -- Да понимаешь ли сам, что сделал? -- орал Кондрат. -- Понимаю. Составил пусковой график и прошу тебя его утвердить, а потом понесем его нашему общему другу Карлу-Фридриху. -- Врагу, а не другу! -- Ирония и в обычные минуты до него доходила плохо, а впадая в неистовство, он совершенно ее не ощущал.- Возможно, впрочем, что он твой друг. Ты это скрывал, но сейчас я тебя разоблачил! -- Выбирай выражения, Кондрат,- посоветовал я. -- Нет, это же черт знает что! -- бушевал он.- Я ведь думал, что до испытаний месяца два, ты так ловко уклонялся назвать точную дату. А дата -- завтра! И мы отпустили Эдика! Да знай я, как близки испытания машины, разве он выпросил бы моего согласия на отъезд? -- Обойдемся. Мы с тобой тоже чего-то стоим. -- Я настаиваю на честном ответе! Ты знал, как близок пуск, и намеренно молчал, чтобы я не задержал Эдика. Зачем ты это сделал, можешь сказать? -- Могу Кондрат. Это же так естественно. Чтобы помешать успеху наших экспериментов, навредить самому себе. Другого объяснения ты, кажется, не примешь. Он уже не кричал, а шипел: -- Ладно, издевайся! Насмешки твои -- камуфляж, я давно заметил. -- Выбирай выражения, Кондрат,- кротко повторил я. Мной тоже овладела ярость. -- Мартын, дело не в выражениях! Я понял твою суть! -- Что же ты понял, скажи на милость? -- Никакой милости! Ты сознательно усложнил нашу работу. Я не верил Адели, теперь верю. Боишься, что вся слава достанется мне, и теряешь охоту работать со мной. Успокойся, все, что заслужишь, то и получишь сполна. Я вплотную подошел к нему. Он замолчал и отодвинулся. -- Дурак ты, Кондрат! -- сказал я,- И твоя Адель не блещет проницательностью. Теперь я ухожу к себе. И пока ты не воротишься в сознание, не смей заходить ко мне. Слышишь, Кондрат? Пока не обретешь ясность мысли, открывать мою дверь запрещаю! 12 Ссора с Кондратом потрясла меня. Небольшие стычки уже бывали, Кондрат слишком горячо воспринимал всякую неполадку, а мы все же строили еще невиданную установку, такие дела без неполадок не обходятся. И после одной рабочей стычки мы договорились: каждый ведет свое дело особо, лишь информируя других о результатах. Конечно, выпадали и общие дела, пусковые испытания ротонового генератора как раз относились к таким, но их было немного. Разделение функций в какой-то момент стало необходимо для сохранения в лаборатории согласия. Моя совесть не испытывала угрызений. Я не показывал пусковой график генератора, ибо имел право не оглашать незавершенную программу. Что мое умолчание совпало с отъездом Эдуарда, было случайностью, а не сговором: он заторопился, узнав о графике, но сам я не наталкивал его на отъезд. Зато не случайной была вспышка Кондрата. Раздражение в нем накоплялось исподволь, он лишь выплеснул его, получив повод. И я сидел в своем кабинете и думал о том, что никогда у нас с Кондратом не было тесной дружбы, а сейчас немыслимо восстановить и прежние прохладные связи. Он оскорблял меня, зная, что оскорбляет. Остынув, он извинится, но можно ли принять извинения? Извинения -- слово, оскорбление -- дело. Не лучше ли уйти из лаборатории, пока взаимное раздражение не превратится в ненависть? Дверь отворилась, и вошла Адель. -- Не ждал? -- спросила она и встала у окна. Сидя, она не так смотрелась и редко об этом забывала. Демонстрация красивой фигуры являлась у нее одним из аргументов в спорах. Красота имеет свои привилегии, и часто не меньшие, чем логика рассуждений. -- Не ждал. Ты пришла мирить нас? -- Для чего же еще? -- Для примирения должен прийти сам Кондрат, а не ты. -- Он и придет, когда ты успокоишься. Ты ведь запретил ему открывать твою дверь. На меня запрещение не распространялось. Вот я и пришла. -- Адель, это чепуха какая-то. Успокоиться нужно ему, а не мне. -- Вам обоим, так точней. -- Считай, что я уже успокоился. Что теперь? -- Теперь я вызову его, и вы пожмете друг другу руки. Она сделала шаг к столу. Я остановил ее. Она немедленно воспользовалась этим. -- Вот видишь, ты еще не готов к примирению. -- Не готов,- с горечью признался я.- Слишком уж тяжко он обидел меня. Собственно, не он один, ты тоже. Кондрат рассказал, как ты толкуешь наши отношения. Повторить? -- Не надо. Он подробно описал вашу стычку. И я пришла к тебе, чтобы ты судил обо мне не только с его слов. -- Ты думаешь, это лучше? Такое чудовищное обвинение -- в зависти и намеренной задержке работы. -- Давай расчленим эти два пункта, Мартын. Первое относится ко мне, другое -- выводы одного Кондрата. Итак, зависть. Тебе не понравилось, что я так сказала? -- По-твоему, это может понравиться? -- А тебе нужно, чтобы все только нравилось? Ты слишком много требуешь от жизни. В ней не все может нас услаждать. Я начал терять терпение. Мне было не до абстрактных рассуждений. -- Адель, пойми меня... -- Я тебя понимаю, Это ты не хочешь меня понять! Да, я говорила о зависти. Но как? Ты разве забыл, что тон делает музыку? Тона Кондрат не передал. Мартын, ты не знаешь Кондрата. Он кажется твердым, решительным, целеустремленным, нетерпимым до грубости, до неуважения друзей. Какое заблуждение! Он совсем иной. Он неустойчив, нерешителен, вечно в себе сомневается, постоянно обвиняет себя в ошибках, в неумелости. Во время одного такого приступа подавленности я утешала его. Ты, говорила я ему, ставишь себя ниже всех, завидуешь, что Мартын так логичен, так честен, так целеустремлен, что Эдуард так весел и широк душой, а ведь они ставят тебя гораздо выше себя, по-хорошему завидуют твоему таланту, тому, что именно ты придумал модель энергетической установки, а они лишь исполнители твоих проектов. Вот так я говорила о зависти. Мартын, о хорошей зависти одного таланта к другому, о зависти, порожденной уважением и высокой оценкой. Разве это не меняет дела? -- Меняет. Но только относительно тебя. А в сознании Кондрата твои рискованные утешения так трансформировались... -- В ссорах хватаются за оружие, которое сильней разит. Ты должен понимать логику ссоры. -- Но мне, несправедливо обиженному, не легче от того, что я понимаю, почему возникла несправедливость. -- Ему тоже нелегко. Обижать и быть обиженным -- одинаково скверно на душе. Ты сейчас в этом убедишься. Я вызываю Кондрата. Кондрат вошел смущенный, с растерянной улыбкой. Он готов был просить прощения за грубость, нужные слова были заранее обговорены с Аделью. Я не дал ему ничего сказать -- протянул руку, мы молча стиснули наши ладони. Так было лучше. Так было лучше, конечно. Я и сейчас в этом уверен. Но молчаливое прощение не высветляет всех хитросплетений чувств. Дружеское пожатие рук -- поступок, а не объяснение. Что-то у нас с Кондратом надломилось. Он выглядел прежним, но я опасался новых стычек. Нет, не могу сказать, что работа шла неудачно. Мой маленький генератор давал устойчивый пучок ротонов. Пришел черед вводить ротоны в энергетическую установку. Разрабатывал ее сам Кондрат, мы только помогали -- Адель вычислениями, я при монтаже. Установка была, конечно, сложна, но Кондрат слишком уж затягивал ее пуск. Я сказал Адели, что нельзя так тянуть, монтаж надежен, проект добротен -- что еще? -- Страшно подумать, что случилось бы, если бы пуск установки задерживал не он, а я. А когда состоялся затянувшийся пуск, мы трое были измотаны вконец. Мы сидели и смотрели на стенд, на нем сияли две лампочки -- пока единственные потребители энергии, полученной от манипуляции с внутриядерным пространством согласно теории Прохазки -- Сабурова. Так мы теперь называли идеи, положенные в фундамент нашей конструкции. Ни на что другое, кроме как сидеть и молчаливо любоваться тусклым сиянием двух лампочек, нас попросту не хватило. В лабораторию пришли Огюст Ларр и Карл-Фридрих Сомов. -- Великолепно, друзья мои! -- порадовался Ларр.Человечество в вашем трехликом облике продвинулось вперед на шаг. -- Пока шажок,- отозвался Кондрат.- И почему трехликий облик? Нас четверо. Откомандированный на Гарпию Эдуард Ширвинд -- полноправный член нашего коллектива. -- Да, еще Ширвинд. Он скоро прилетит, юные друзья. Нехорошо на Гарпии, очень нехорошо. Такие странные проблемы поставили перед нами гарпы... Вот вернется ваш друг, узнаем подробно, что там происходит. Сомов деловито осведомился: -- Сколько тратится энергии на возбуждение ротонового пучка и сколько энергии выдает энергетическая установка? Ему ответил Кондрат: -- Вас интересует коэффициент полезного действия? Ротоновый генератор конструкции Мартына Колесниченко потребляет сегодня около десяти киловатт. Энергетическая установка моей конструкции выдает, как вы видите по накалу этих лампочек, около ста ватт. КПД -- одна сотая. -- А по вашим расчетам, должно быть, если не ошибаюсь... -- Вы не ошибаетесь! В десять тысяч раз больше. Мы исходим в проекте из того, что установка на киловатт затраченной мощности должна обеспечить на выходе не меньше ста киловатт. Почти вечный двигатель! Вечный в смысле высочайшей эффективности. Они ушли. Мне не понравился вызывающий тон Кондрата. Он так ненавидел Сомова, что технической справке придал характер дерзкого отпора. Я все же промолчал, но Адель не выдержала: -- Зачем ты так с Сомовым? Да еще в присутствии Ларра! -- Сомова нужно ставить на место! -- зло ответил Кондрат.- И именно в присутствии Ларра! Неужели ты не поняла смысла его ехидного вопроса? Вот, мол, обещали стократную выдачу от затрат, а что реально? Сомов был нам врагом и останется им! -- Пойдемте домой, друзья,- сказал я.- Ужасно хочу спать. А завтра начнем тихонько поднимать эффективность с одной сотой до обещанной полной сотни. Ни завтра, ни послезавтра, ни даже через месяц не было подъема эффективности. Установка работала все в том же первоначальном режиме. Кондрат снова и снова задавал один и тот же съем энергии. Все так же тускло тлели две лампочки на стенде. Мне они стали даже сниться, до того надоел их жалкий свет. -- Впечатление, будто ты боишься менять режим,сказал я однажды. -- Боюсь, Мартын,- признался Кондрат. -- Чего боишься? -- Сам не знаю чего! Просто боюсь. -- Это не ответ. -- Другого у меня нет. -- Скажи тогда, сколько времени отводишь на боязнь. Хотелось бы, чтобы свой беспричинный страх ты как-то планировал во времени. Он засмеялся. -- Адель твердит то же, что и ты, Мартын. Не терпится вам поскорей добиться славы. Но мы все плохо знаем себя. Думаем о себе одно, а на практике получается другое. Отсюда нередки саморазочарования. -- Не понял. Выпусти свою философскую сентенцию вторым изданием. Для широкого пользования и со списком опечаток, Теперь мы хохотали оба. Кондрат сказал: -- Вы с Аделью правы. Я слишком затягиваю испытания. Завтра начну прибавлять энергию. Он выполнил свое обещание. Неконтролируемые вспышки эмоций в нем соединялись с жесткой педантичностью. Иногда Кондрат говорил, что завидует моей дотошности и моему спокойствию. В спокойствии я его, естественно, превосходил, но в научной дотошности уступал. Он неделю каждодневно увеличивал съем энергии на одну сотую потребляемой. Вскоре уже гирлянды лампочек не хватало, чтобы потребить все, что выдавала энергетическая установка. Кондрат стал возвращать энергию в генератор, возбуждающий ротоновый поток. Соответственно уменьшалась потребность в посторонней энергии для генератора. Наступил воистину торжественный день -- энергия, потребляемая генератором, сравнялась с энергией, выдаваемой установкой. Мы создали замкнутый цикл: производили энергию для того, чтобы потребить ее для этого самого производства. Давно не было в нашей лаборатории так радостно, как в тот день. -- Мне вспоминается сказочка о бароне Мюнхгаузене,- шутила Адель.- Помните, барон сам себя вместе с конем вытащил из болота, потянув руками за косичку. Столько веков человеческая техника не могла повторить блистательного подвига этого великого барона. А мы сумели! Мы ухватили себя энергетически за волосы и держим на весу. Чуть добавим энергии и потащим себя наверх. Я повторил шуточку Адели по-своему: -- Сколько веков человечество мечтало о вечном двигателе, производящем энергию из ничего. А что такое вакуум, из которого мы высасываем ротоны? Типичное же ничто! Не знаю, как вы, а я претендую на почетное звание <Изобретатель реального вечного двигателя>. Мы посмеялись. Потом Кондрат сказал: -- Нам еще долго работать без выдачи энергии на сторону. Пока всесторонне не изучим процесс, кричать об успехе не будем. Ведь есть еще такая проблема -- техника безопасности. Адель говорила, что нет смысла таить удачу, раз удача несомненна. Но я поддержал Кондрата. Все может быть> любая непредвиденность. Нужна не убежденность, а несомненность -- это вещи разные. Непредвиденности обнаружились очень скоро. Прилетел Эдуард и вызвал смятение в наших душах. И Кондрат обнаружил ошибку в своих вычислениях, столь важную и столь трагичную, что все впереди стало видеться по-другому... Я снял датчики, закрепленные за ушами. Мыслеграф перестал записывать воспоминания. Я очень устал от ворошения картин прошлого, от заново переживаемых, вовсе не перегоревших чувств. 13 Утром, сев за стол и прикрепив датчики мыслеграфа, я велел себе думать о вернувшемся Эдуарде Ширвинде. ...Он с шумом ворвался в лабораторию, обнял и расцеловал каждого. Адель ужаснулась: -- Эдик, ты же обещал похудеть, а стал таким толстяком! Эдуард, и до отъезда полный, очень добавил веса. Но живости у него не убавилось. Он бегал по всем помещениям, трогал механизмы и приборы, с восхищением осмотрел мой ротоновый генератор, об энергетической установке с уважением сказал: <Ошеломительно и сногсшибательно! Предлагаю на постаменте нашего общего монумента поставить ее модель впереди, а мы вокруг. Если, конечно, вы еще не надумали лишить меня почетного местечка, что из-за моего бегства к проклятым гарпам было бы справедливо>. Кондрат со смехом успокоил его: -- Местечки на памятнике зарезервированы для всех. Эдуард позвал нас в свой кабинет, самое большое, из непроизводственных помещений лаборатории, и радостно сказал, что мы молодцы: ничего не переставили и не добавили, не вынесли и даже, кажется, не вытирали пыль. -- Пыль вытирали, я сама это делала,- сказала Адель.- И открыла закономерность: в твоей комнате больше всего скопляется пыли. -- Это оттого, что она была пустая. Разве ты не знала, что пустота притягивает пыль? С чего начнем, друзья? Будете воспевать свои достижения или разрешите мне покаяться в грехах? -- Кайся! -- предложила Адель.- Ужасно люблю истории о прегрешениях. Надеюсь, их у тебя много? -- Вполне хватает, чтобы потерять надежду на рай. Начнем с одного из семи смертных грехов -- греха чревоугодия. Как видите, я не злоупотребляю постом. Потому что выпадали недели, когда мы питались одним собственным жирком. Как человек предусмотрительный, я делал надежные запасы. На Земле теперь порастрясу излишки. Он, впрочем, всегда обещал в ближайшее время похудеть и всегда не худел, а полнел. -- Жизнь на Гарпии определяют гарпы,- продолжал Эдуард.- Даже на Гарпии не знают о гарпах всего. Эти бестии -- загадки. Быть может, только один человек в мире способен сказать о гарпах хоть и не все, но что-то существенное. -- Этот человек, разумеется, ты? -- засмеялась Адель. -- Естественно! Рад, что ты меня понимаешь. Мне было поручено изучить Гарпию и гарпов. Мог бы я вернуться на Землю, если бы не выполнил с блеском задания? Теперь смотрите вон на ту стену, я сфокусирую на нее стереокартины этой страшноватой планеты. Одна из стен кабинета вполне годилась быть приличным экраном, Эдуард и раньше использовал ее для этой цели. Первые снимки Гарпии ужаса не внушали. Планета была неудобная, но не страшная: в морщинах горных хребтов с долинами и впадинами, для которых подходило лишь одно название -- <бездны>, с тусклым небом и катящейся в нем Церерой, звездой из самых свирепо-голубых. В небе редко сгущались тучи -- так, мерцали легкие облачка. Но воды хватало, вода била из грунта, рушилась в пропасти, а на высоких вершинах каменела массивными ледяными шлемами. И воздух, хоть и разреженней земного, содержал кислорода больше. Даже в окрестностях Солнечной системы звездопроходцы осваивали местечки понеудобней и пострашней. -- Я вижу, вы не прониклись ужасом от лицезрения планеты,- со вздохом проговорил Эдуард.- Ну что ж, еще добавлю хорошего впечатления. Гарпия безмерно богата изотопами редких элементов. Мы на заводах вырабатываем их килограммами, а там тонны их можно собирать на поверхности. Скажу тебе особо, Адочка. Я привез изумруд, которого и в музее не найти! Когда его отшлифуют, буду просить тебя украсить им свое платье или волосы, тут я всецело полагаюсь на твой вкус. Вот такова Гарпия, друзья! -- Изумруды -- это хорошо, но где же ужас? -- Ты жаждешь ужасов, Мартын? Получай ужас! Нападение страшилища Эдуард разыграл безукоризненно. Он скомбинировал несколько снимков, чтобы получить сюжетное событие. Из-за скалы выполз гарп, остановился, осмотрелся, зевнул, увидел нас и бешено ринулся в комнату, распахнув зубастую пасть. Адель отшатнулась и вскрикнула. -- Эдик, останови! -- рявкнул Кондрат. Гарп замер на прыжке, он был в комнате, а не на стене. Но не на полу -- повис в воздухе взлетевшим живым телом. Я вскочил и толкнул рукой его рыжее бронированное туловище. Рука вошла в броню без сопротивления. Эдуард ликовал, как ребенок, дорвавшийся до вожделенной игрушки. За мной подошел к зверю с протянутой рукой Кондрат, потом и Адель набралась храбрости собственными пальцами установить, что в комнате лишь изображение. Да, гарп был из внушающих почтение, Эдуард подобрал нерядовой экземпляр. Все на Земле знают, что гарпы напоминают наших вымерших крылатых ящеров, хотя и бескрылы. Мне показались всего удивительней лапы: их было шесть, и каждая смахивала на двойные челюсти -- верхняя оснащена десятью гибкими и очень прочными когтями, а нижняя похожа на совок или лопату. Морда гарпа нас не удивила -- видели и раньше в стереопередачах: огромная пасть, сотня зубов, колющих, режущих, размалывающих... Даже камни можно дробить такими зубами! В общем, бестия, какой и в незапамятные времена не водилось на нашей смирной Земле. А глаз не было. Вместо глаз на голове гарпа, как раз над пастью, торчала рыжая опухоль -- орган для локации и нападения. Эдуард устроил еще одну неожиданность: от гарпа пахло. От него несло острым ароматом озона и чеснока. Я бы сказал, что гарп пахнет, как мокрая собака, только сильней. -- Специально для вас! -- ликовал Эдуард.- Вот так воняет от каждого, при нападении зажимай покрепче нос, иначе не вынести. Я попросил ребят снабдить изображение запахом живого зверя, они постарались, как видите. -- Как обоняем,- поправил я.- Эдуард, ты не мог бы убрать свой зубастый экспонат? Он занимает добрую треть комнаты, а ходить сквозь него никто не решится. Эдуард поворчал, что три земных месяца каждый день видел гарпов, каждый день дышал их убийственным ароматом, каждую минуту страшился попасть под силовой импульс их боевых генераторов и собирался передать нам хоть ничтожную долю своих ощущений, а мы не проявляем желания даже отдаленно посопереживать. -- Ты передашь нам свои ощущения словами. Говорить ты мастер, а мы обещаем быть добрыми слушателями. Начинай лекцию о природе гарпов и о твоей личной роли в благоденствии этого хищного народца. Ширвинд строго разделил природу гарпов и свою роль в их истории. Многое в его информации мы знали и раньше, многое слышали впервые. Эдуард был зорким наблюдателем, недаром его выпрашивал звездопроходец Семен Мияко. Гарпы отнюдь не искусственные создания, палеонтологи уверяют, что на планете они появились миллионы лет назад, продолжая эволюцию существовавших до них тварей. И бурно эволюционировали сами, хотя и весьма необычно. Любой внутренний орган гарпа -- силовой аппарат. Они совмещают в теле генераторы электрических и магнитных зарядов, оптические локаторы, гравитационные и лазерные органы и многое другое, еще неизвестное. Даже челюсти их необыкновенны: каждый зуб -- резонаторное оружие, генерируемая зубами вибрация быстро разрушает любую добычу. Лапы, совмещающие в себе когти и совки, также служат и для захвата, и для вибрации. Астронавты как-то метнули в гарпа десятикилограммовую гантель, зверь поймал ее пастью, и не прошло минуты, как голову гарпа окутала черная пыль -- закаленный металл на глазах превратился в порошок. Полет этих бестий явление настолько необычайное, что ничего даже отдаленно похожего еще нигде не встречалось. Сама Гарпия -- планета сильных физических полей. В недрах таятся очаги ядерных реакций, вулканы выбрасывают не огонь и дым, как наши, а струи радиоактивных ядер, генерируют опасные излучения. А в целом Гарпия представляет собой как бы гигантский магнит, но с чудовищно перепутанными магнитными линиями. Она вроде нашего магнитофора, пластинки, на которой сотни разбросанных магнитиков. Гарпы умеют так сгущать в своем теле магнитные линии и так их ориентировать, что с силой отталкиваются от места, над каким проносятся. Для полета им не требуется ни опоры на воздух, ни такого примитивного органа, как крылья. -- Энергия на возбуждение в теле отталкивающих полей, наверно, не меньше, чем у птицы на махание крыльями,- заметил Кондрат. -- Больше. И значительно больше! Поэтому они неутомимо выискивают и жадно поглощают пищу. А пища -- растения и животные, некоторые камни и грунт. Думаю, те несчастные астронавты, которые угодили в пасти гарпов, показались им восхитительной закуской. Недаром они так свирепо охотятся на людей. -- Гарпы -- каннибалы,- сказала Адель.- Они роскошествуют над телами своих товарищей. -- Они, конечно, каннибалы, но не пиршествуют, пожирая своих, а совершают необходимую жизненную операцию. Без поедания друг друга гарпы не могут существовать. И я горжусь, что первый раскрыл это. -- Ерунда какая-то! -- не выдержал я.- Сколько знаю, гарпов относят к полуразумным, интеллектуально они выше обезьян и дельфинов. Ты еще скажешь, что и начатки разума у них оттого, что они пожирают один другого? -- Именно это и говорю,- с торжеством объявил Эдуард,- Уверяю вас, друзья, я хорошо поработал на Гарпии. Теперь громко восхваляйте мою проницательность. Без восторженного одобрения рассказ не пойдет. Восторженного одобрения не было, но слушали мы с интересом. Эдуард обнаружил, что странный организм гарпов является, по существу, неуничтожаемым достоянием всей популяции. В любом гарпе присутствуют материалы, извлеченные из тысяч его прапредков, и само его тело -- хранилище этих материалов для последующих поколений. Гарп не превращается в прах, а эффективно используется другими гарпами. Различия полов у гарпов нет, каждый создает детенышей самостоятельно, но сам по себе гарп не способен народить потомство. Вот если дватри гарпа сожрут другого, то их тела переполняются элементами сожранного и может появиться потомок. Новосозданный гарпенок почти не растет, пока не примет участия в пожирании соседа. После десятка таких актов каннибализма гарп становится взрослым и особенно агрессивным, ибо приходит пора размножаться, а без пожирания других гарпов потомства не создать. Жертвой обычно становится постаревший гарп, но и молодому не поздоровится, если зазевается. Каннибализм, стало быть, естественная предпосылка роста и размножения. Общество гарпов напоминает мифическую змею, которая питалась тем, что поедала свой непрерывно отрастающий хвост. -- Иначе говоря, жизненная энергия гарпов создается каннибализмом, так я тебя понял? -- спросил Кондрат. -- Ты плохо меня понял, дружище Кондрат. Жизненную энергию эти бестии черпают из обычной своей пищи. Но как особое существо гарп создается лишь поглощением такого же существа. Первые астронавты, кормившие детенышей гарпа всеми видами пищи, какие у них были, с изумлением наблюдали, что гарпята не погибают и не растут. А неосторожность астронавтов приводила к тому, что для гарпят они сами становились желанной пищей. -- Зачем же гарпам поедать людей, если обычной пищи вдоволь? -- спросила Адель. -- Вот первый вопрос, свидетельствующий о проницательности,- торжественно возвестил Эдуард.- И ответом будет второе мое замечательное открытие. Я выяснил, что люди для гарпов частично заменяют съедаемых сородичей. Что именно они извлекают из тканей человека, пока не выяснено, но гарпята, расправившиеся с неосторожными астронавтами, быстро росли, а не только пребывали в затянувшемся детстве. -- Тебе не приходила в голову идея практически проверить, так ли это? -- поинтересовался я. -- Как видишь, я жив. Следовательно, не пожертвовал собой ради проверки такой идеи. -- Но если мы для них не только лакомая, но и необходимая пища, то не лучше ли покинуть эту страшную планету? -- Второй умный вопрос. Люди не могут покинуть Гарпию. И не только потому, что она сказочно богата редкими минералами и металлами высокой чистоты. Наша земная промышленность достаточно мощна, чтобы производить любые материалы. Но на Гарпии есть то, что наша промышленность пока не освоила. Я уже говорил о редких изотопах химических элементов. Так вот, среди них есть такие, которые даже в наших лабораториях не созданы. И когда их в достаточном количестве доставят на Землю, совершится новый промышленный переворот. Гарпия обеспечит подъем всего нашего общества на новую технологическую ступень. Таково значение этой удивительной планетки. -- Неужели невозможно какое-либо содружество людей и гарпов? -- спросила Адель.- И если не содружество, то хотя бы нейтралитет, осторожное соседство. -- Еще один умный вопрос! И на него отвечает мое последнее и самое значительное открытие. Добрососедство с гарпами исключено. Дело в том, что они расселены не по всей планете, а концентрируются группками в особо укромных местах. И вот я установил, что места их поселения -- кладези сокровищ. Гарпия -- что-то вроде уникального космического реактора, выплавляющего в своих недрах все возможные изотопы всех возможных химических элементов. И как на Земле существуют районы ценных оруденений, так на Гарпии типичны районы интенсивной концентрации изотопов. Их и заселили гарпы. Наверно, существует какая-то важная причина, почему их тянет к этим местечкам, но я ее не открыл. Во всяком случае, промышленное освоение Гарпии невозможно без выселения гарпов из их гнездовищ. О добровольном переселении говорить не приходится. Адель взволнованно воскликнула: -- Но это значит!.. -- Совершенно верно! Война с гарпами. -- Истреблять этих необыкновенных зверей? -- К тому же не зверей, а полуразумных, возможно, и полностью разумных,- сказал Кондрат.- Я слышал, что гарпы разбирают нашу речь, различают подаваемые знаки, быстро оценивают ситуацию. Не исключено, что скоро с ними можно будет разговаривать. -- Не исключено,- хладнокровно согласился Эдуард.- И допускаю, что разговоры будут содержательными. С единственным добавлением, что один из дружелюбных собеседников может оказаться в пасти у другого. Я повернул спор в другую сторону: -- Ты рассказал о гарпах много удивительного. Самое удивительное -- их внутренние органы. Имею в виду биологические генераторы магнитных, гравитационных и других полей. Будет преступлением, если мы не изучим их. А как это сделать без добрососедства? -- Четвертый умный вопрос. Ты прав, гарпов необходимо изучить, ибо ничего похожего не открыли на других планетах. И для этого нужно добрососедство. Добрососедство обеспечит война между людьми и гарпами. -- Ты рехнулся! Войны всегда усиливали взаимную неприязнь. -- Смотря какая война, Мартын. Между людьми -- да. Но не между людьми и зверями. Приведу пример. Когда-то было чересчур много тигров и люди были для них добычей. Но люди победили, свели популяцию тигров к приемлемому количеству. И что же? Тигры нынче отлично сохраняются в своих резервациях, люди способствуют их существованию. Чем не добрососедство? -- Ты собираешься загнать гарпов в резервации? Но какие? Ты же хочешь очистить их гнездовья! -- Сократив поголовье гарпов, скажем, вдесятеро, мы очистим много гнездовий да еще ликвидируем каннибализм. Ты забыл, что каждая новая генерация гарпов содержит в себе вещества, накопленные сотнями поколений их предков. У гарпов нет трупов, любая частица их тела используется в следующих генерациях. Законсервируем всех гарпов, погибших в войне. Оставшимся не будет нужды поедать друг друга, они будут питаться законсервированными телами. И соответственно, у них пропадет потребность охотиться на людей. Чем не надежная основа добрососедства: мы поддерживаем оставшихся гарпов необходимой для них пищей -- запасами, накопленными в войне. Досконально изучаем природу гарпов, чтобы воспользоваться преимуществами их организма в нашей практике. Одновременно изобретаем заменитель той пищи, которую обеспечивает им каннибализм. -- Отличная программа! -- гневно сказал Кондрат.Даже для вождя воинственных дикарей она вполне бы подошла. Но как ты намерен осуществлять такую программу? Что для этого требуется? -- Во-первых, право вести войну. Во-вторых, оружие, чтобы иметь успех в войне. -- И ты вернулся на Землю, чтобы решить эту проблему? -- Ты угадал, Кондрат. -- Хочешь отмены запрета на производство и применение старых орудий истребления? -- Разве я давал повод считать меня глупцом? Запрет двести лет назад был утвержден человечеством, только все человечество может его отменить. И только в случае, если на Землю нападут враждебные инопланетяне. Освоение Гарпии и нападение инопланетян не имеют ничего общего между собой. Нет, у меня иной план. -- Не поделишься? -- Не только поделюсь, но попрошу помощи. Закон запрещает уже изобретенное оружие. Но не запрещает создавать еще неизвестное. -- Это подразумевается. -- Ты ошибаешься. Невозможно запретить создание нового оружия, ибо это равнозначно запрещению всех новых изобретений. Кто заранее определит, как используют еще не открытое открытие, еще не изобретенное изобретение? Открывали новые явления, изобретали новые механизмы -- потом догадывались, что они годятся для войны. Динамит изобрели для мирных дел, а в результате лишь добавилось средств войны. Физики двадцатого века открывали атомную энергию на благо человечеству, а раньше блага появилась атомная бомба. Первые космонавты устремились в космос во имя торжества науки, а генералы воспользовались их успехами для размещения в космосе боевых станций. Так это было в прошлом -- одни творили добро, другие превращали добро во зло. Две стороны одного процесса. В условиях разобщения человечества строгий запрет производства оружия и уничтожения уже созданного стали необходимостью. Но теперь человечество едино. Войны между людьми невозможны. И если мы разработаем новое средство справиться с гарпами, то это не нарушит старого закона, а принесет пользу и человечеству, и самим гарпам. Вот о чем я хочу говорить. -- Слушай, Эдуард,- сказал Кондрат, сильно волнуясь,- Ты, конечно, можешь говорить о чем хочешь. Но в моей лаборатории я не позволю развивать такие идеи. Помощи от меня не жди. Впервые Кондрат сказал <моя лаборатория>, да еще так вызывающе. До сего дня я слышал только: <Наша лаборатория>. 14 Уж не знаю, что особенно повлияло на Кондрата: то ли агрессивные рассуждения Эдуарда, то ли восхищение, с каким на него смотрела Адсль, а всего вероятней, сложились обе эти причины. Только Кондрат переменился. Общение с ним никогда не доставляло удовольствия: неразговорчив, не острит, плохо слушает, вечно погружен в раздумья, часто раздражается и в раздражении грубит. Все это мелочи, конечно. Выражение <великие люди> отнюдь не равно выражению <приятные люди>. Мы трое, его товарищи