е открывать? Начнут в дверь трезвонить, покою не дадут. И потом - может, это кто-нибудь по делу... Петяша решил ограничиться компромиссным вариантом.- Кто там? - спросил он, берясь за крутилку замка. - Я, Борис, - отвечали из-за двери голосом Бориса. Под ложечкой тревожно засосало, однако в то же время Петяша ощутил заметное облегчение: слава яйцам, никто не помер, никакой тревожной деятельности под его дверью вчера не наблюдалось. Так, обуреваемый двумя противоречивыми чувствами, он и открыл дверь. За дверью и впрямь находился Борис. Шагнув в квартиру, он тревожно оглянулся на лестницу и - может быть, малость слишком поспешно - захлопнул за собой дверь. - Ну? - требовательно спросил Петяша. Сделалось совершенно ясно, что все вчерашнее было только сном либо непонятно чем вызванным бредом... только вот - когда же именно кончилась явь и начались глюки? Но об этом Петяша поразмыслить не успел: Борис извлек из-за пазухи и гордо протянул ему какую-то тетрадь - толстую, старую, в грязно-коричневой липкой клеенчатой обложке. Петяша с некоторой долей брезгливости принял ее двумя пальцами за уголок. - Что это? - Его дневник, - сообщил Борис, лихорадочно блестя глазами. -То есть, не весь дневник; у него в столе эти тетради стопкой лежали, штук пять. Я - вторую сверху взял. Больше - нельзя было. А если б первую - он заметил бы сразу. Опять, етит-твою налево! Опять начинается! Опять этот тип неизвестно зачем хочет убедить его, Петяшу, в существовании каких-то магов, экстрасенсов и парапсихологов, по какой-то неведомой причине покушающихся на его, Петяшины, жизнь и достоинство! И ведь - вот пакость! - в это, после вчерашнего, не так-то трудно поверить! Ну, не то, чтобы поверить, но - принять за равноправную рабочую гипотезу... Хоть бы туману не напускал, гондон шершавый, говорил бы конкретнее !- И - что там такого, в этом дневнике? - с ненавистью спросил Петяша. - На кой хер он мне сдался?! На это Борис только пожал плечами. - Откуда же мне знать; я туда и не заглядывал. Знаю только, что это - его дневник; он как-то при мне туда что-то записывал и начал с того, что дату поставил. Я думал: ты, может, там что-нибудь полезное для себя найдешь. М-мать твою... за ногу да в корыто! - Слушай, - заговорил Петяша, сдерживая злобу, - ты можешь толком сказать: что ему от меня надо? Почему он меня, как ты, помнится, говорил, боится? Каким образом он может мне повредить? Мне-то - чего следует опасаться? И вообще! Если даже существует на свете всякая магия и биоэнергетика, если человек - в принципе - способен ею овладеть, то она должна иметь, как минимум, рациональное объяснение и внутреннюю логику, не противоречащую внешней. А отсюда уже следует, что принципы работы этой самой магии и биоэнергетики можно внятно и доступно объяснить любому, кто не полный дебил! С другой стороны, ты - если, опять-таки, не круглый олигофрен - за все то время, какое возле этого Флейшмана крутился, должен был хоть догадки какие-то построить. Наверняка - должен был! А посему идем-ка в комнату и - давай излагай. А не можешь - так иди на хер, чтоб я тебя больше не видел и не слышал! Борис заметно приуныл. - Слушай... - Отвернув рукав джинсовой курточки, он глянул на часы. - Я через сорок минут в... в одном месте должен быть. Давай - завтра с утра к тебе загляну и все расскажу. Заодно успею с мыслями собраться. Вот и ладно, подумал Петяша. Вот и иди себе пока что в это самое "одно место"... - Другой разговор, - неприязненно сказал он вслух. - Если что-нибудь связное, наконец, расскажешь, я тебя - даже! - коньяком напою. Счастливо. Борис хотел было сказать что-то еще, но тут в комнате зазвонил телефон. Воспользовавшись таким, как нельзя более кстати подвернувшимся, предлогом, Петяша буквально выставил его на лестницу, запер дверь и пошел в комнату. Снял трубку: - Слушаю. В трубке несколько секунд что-то пошуршало, а затем сразу пошли короткие гудки отбоя. Тьфу ты, пропасть... Ну, ладно. Кому надо, еще перезвонит. С этой мыслью Петяша бросил взгляд в зеркальце, стоявшее на столе среди прочего барахла - и остолбенел. Виски его, аж до верхних кончиков ушей, были совершенно седыми. 28. Уставясь остановившимся взглядом в зеркало, Петяша автоматически нашарил на столе пачку сигарет и закурил. Так - все же - сон или как? Петяша скосил глаз на будильник. Оказалось, со времени пробуждения прошло чуть меньше часу. Неторопливо облачившись в новый костюм и повязав галстук, он сходил на кухню, проглотил чашку сваренного Катериной кофе, предупредил ее, что отправится по делам и уже пошел было на выход, но тут в голову пришла еще одна мысль. Вернувшись в комнату, Петяша взялся за телефон. - Алло! Анна Александровна? Здравствуйте. Дмитрия - можно попросить..? - Здравствуйте, Петя. Он - еще позавчера в Москву поехал. Сказал, в командировку. Что за командировки такие... - А, когда вернется, не говорил? - Сказал, дня через три-четыре. А вот... - Спасибо, Анна Александровна, всего хорошего. С этими словами Петяша поспешно повесил трубку - мама Димыча, подобно большинству дам младшего пенсионного возраста, отличалась заметно повышенной разговорчивостью и темы для пространных рассуждений находила ежеминутно. Звонок только утвердил его в принятом решении: появились еще более веские основания считать себя рехнувшимся, причем -солидно. Если уж галлюцинации так реальны, что поседеть заставляют, это вам - не хер собачий. И - надо же! - ведь только-только нормальная жизнь началась; только-только пруха пошла... Еще раз заглянув на кухню, чтобы поцеловать на прощанье Катю, Петяша наказал ей дверь никому не отпирать, но к телефону -подходить: возможно, это он, Петяша, звонить будет. На тревожные расспросы, что за дела такие вдруг приключились, - обещал объяснить все потом. Седых висков Катя - будто бы не замечала. Выйдя на Съезжинскую, он на несколько секунд замешкался, а затем пошел в сторону Горьковского - там киосков газетных много и к метро, на всякий случай, по пути. В одном из киосков, согласно замыслу, надлежало купить газету рекламных объявлений, что потолще, дабы выбрать из предлагающих посредством оной свои услуги невропатологов и психиатров достойнейшего. Киоск на углу Олега Кошевого оказался закрыт без объяснения причин. Купив в соседнем, продуктовом, ларьке бутылку пива, Петяша направился в сторону Сытного рынка. Первые глотки прохладного, темного напитка отчего-то здорово стимулировали деятельность мозга, так что буквально минуты через три в голове образовался совершеннейший мысленный бешбармак. ...А если врачи заявят, что он, Петяша, полностью в здравом уме? Тогда ведь, по крайней мере, кое-что из случившегося обычными, естественными причинами не объяснить. Тогда выходит, Борис сначала умер, а потом воскрес, причем напрочь, похоже, не помнит, что умирал, а Димыч одновременно был и в Москве и здесь... Хотя - нет, это же мама его сказала, что он в Москве, он же ей просто соврать зачем-нибудь мог... А почему Катя, как и Борис, тоже о вчерашнем ничего не помнит? Э-э; опять-таки, кто сказал, что не помнит - возможно, просто не хочет говорить... Бред какой-то! Окончательно запутавшись, Петяша плюнул и переключил внимание на окружающий мир - так выходило легче всего. Пиво, вопреки ожиданиям, не помогло успокоиться и расслабиться - настроение, наоборот, сделалось еще более безысходно-мрачным, словно улетучились, осели без следа остатки той эйфорической пены, что вскипела было под черепушкой при резком переходе от нищеты к изобилию. Люди вокруг - надо же, сколько... Явно злее стали, в сравнении с мирным-то временем, утомились, убегались, глаза едва ль не у всех тусклые... А вон - кришнаиты, похоже, шляются, да молодые совсем. Кажется, жажда знаний, присущая прежней молодежи из тех, что поразумнее, прочно сменилась жаждой веры. Вера - замечательный способ все понять, ничего не узнавая. Кришна - харе, и хар-рэ! Ну, и Рама - тем же порядком. Фиг ли нам, кабанам? Вообще Петяша, нужно заметить, хоть и писал интересно закрученные романы со множеством вполне реальных людских характеров и хитрыми взаимодействиями промеж оных, мало задумывался о людях. Люди, окружавшие его, являлись лишь частью окружающего мира, еще одной природной стихией, и потому отдавленную, например, в метро ногу - или там шум под окном в неурочное время - он воспринимал отнюдь не как злоумышление против себя лично. Не заподозришь же в личной неприязни к себе холодный ветер, что дует в лицо, либо мокрую, чавкающую грязь под ногами! Конечно, некоторых очень даже можно уличить в совершенно обратном отношении к человечеству, однако это уж, согласитесь, - чистый эгоцентризм вперемежку с антропоцентризмом. А, быть может, такое отношение ко всему прочему человечеству и делало Петяшины писания столь необычными и интересными? Как знать... Кто это - Чехов, не Чехов? - утверждал, будто русский человек любит вспоминать, но не любит жить, продолжал размышлять под пивко Петяша. Да, кажись, доля правды в этом есть: вот он, Петяша, только недавно зажил днем сегодняшним, а так все - либо на воспоминаниях либо на надеждах держался. И знакомые все, похоже, таким же образом жили. Нет, неправильно "новыми русскими" называют капиталистов-бизнесменов. Новые русские -вот они, уставшие от дня сегодняшнего, и не имеющие оснований тешиться надеждами либо воспоминаниями: вспоминать им почти нечего, надеяться им почти не на что...Хорошо этак, плохо ли - лишь по определению всезнающий хер знает. Но скучно, наверное. Утомительно. Отсюда, наверное, и новая "религия" состоятельных - забота о собственном теле, о своей физической форме, в последнее время, судя по всему, едва ли не в культ превратилась. Береги тело, поклоняйся ему посредством разных специальных ритуалов типа "шейпинга", "бодибилдинга" (а - чудно, когда аглицкие слова русскими буквами пишут!) и других прочих. Дабы бренная, (она же - тленная) плоть снашивалась не шибко быстро и дольше служила нуждам дня сегодняшнего... Дойдя с такими вот мрачными мыслями до Сытного рынка, Петяша обрел, наконец, в киоске "Роспечати" толстую газету с объявлениями и устроился на ближайшей скамейке ее изучать. Частнопрактикующих врачей подходящего профиля в газете хватало. У всех - лицензия номер такой-то, у всех - услуги по "евростандарту"... Тогда Петяша принялся смотреть по первым цифрам телефонных номеров, выбирая того, кто поближе... - Молодой человек! Голос звучал хрипловато, надтреснуто, и принадлежал, как оказалось, старушке лет под семьдесят, опрятно, но крайне бедно одетой. Сейчас денег попросит или бутылку пустую, решил Петяша, подняв на старушку вопросительный взгляд. - Молодой человек, вы мне не поможете? Холодильник передвинуть... Живу я одна, одной не справиться, а и в дом-то не всякого позовешь, времена теперь такие... А живу я совсем близко - вот дом, напротив... Тяжело вздохнув, Петяша поднялся со скамейки. Старушка, на ее счастье, не вызывала, подобно множеству нынешних ленинбургских стариков, естественной брезгливости. Опрятная, чистая, не пьет явно, не побирается, по мусорным урнам не шарит... Такая старушка, определенно, заслуживала некоторой помощи и поддержки. - Ладно, идемте, - сказал он, в два глотка допив пиво и опустив бутылку в стоявшую рядом со скамейкой урну. 29. Управившись с передвижением пожилого, солидного, и вправду тяжелого "Полюса", Петяша намеревался было выслушать, как полагается, изъявления благодарности и отправиться по своим делам, но старушка, которую обычная перестановка холодильного агрегата из одного угла кухни в другой отчего-то привела в необычайно возбужденное, просто-таки эйфорическое состояние духа, чего-то захлопотала, попросила "еще всего минуточку обождать" и куда-то скрылась. Пожав плечами, Петяша от нечего делать принялся разглядывать обстановку. Кухня была просторной, с двумя довольно большими окнами, выходящими во двор, обставленной этак пятидесятилетней давности мебелью. Поражало обилие самой разной посуды, начиная от огромной, расписной фарфоровой супницы в буфете, окруженной для пущего впечатления фарфоровыми же статуэтками, и заканчивая батареей разнокалиберных бутылок под массивным круглым столом в углу. - Ну, чего смотришь? Шагнувший было к буфету, дабы вплотную приняться за изучение фарфоровых собак, гимнасток и конькобежцев, Петяша замер на месте и огляделся. Кухня была пуста. То есть, никого живого, помимо самого Петяши, в ней не было. Оглядевшись на всякий случай еще раз, Петяша тупо уставился на буфет. Звук никак не мог доноситься из прихожей или же из-за окна, а потому из квартиры следовало бы, памятуя о событиях последних дней и невнятно-угрожающем предупреждении Димыча, немедленно убираться. На трезвую-то голову он так бы и поступил, но - все же пол-литра темного пива, да на пустой желудок... - А - чего? - отвечал он вопросом на вопрос. - А - того! - поддержал диалог все тот же непонятно откуда исходящий голос, хрипатый и нахальный. - Ты жить - хочешь? Если хочешь, так выпусти меня и линяй отсюда; мух-хой! - Кого выпустить? Откуда? - спросил Петяша, безнадежно шаря взглядом по кухне. - Из бутылки, бля! - рявкнул голос. - В самом углу, под столом, из-под чернил "Три топорика"; пробкой заткнута! Телись шустр-рей!!! Петяша заглянул под стол. Там, в самом углу, и вправду стояла бутылка из-под портвейна-777, заткнутая темной от времени пробкой. Похоже, голос и вправду слышался откуда-то стой стороны. Нагнувшись, он добыл бутылку из-под стола. - Да - живей, бля! - зарычала бутылка. - Или - вовсе жив сейчас не будешь! В коридоре послышались увесистые шаги и воркование давешней старушки: - Внучек навестил, Андрюша, вот радость-то! А у меня и гость как раз, сейчас и выпьем за такую радость по маленькой... Петяша бегло осмотрел бутылку. На взгляд - там, внутри ничегошеньки не было, однако хриплый голос, без сомнения, звучал именно из нее. Пожав плечами, он потянулся было к пробке. - Не тр-ррожь!!! - зашлась криком бутылка. - Не трожь пробку, мудак! Петяша испуганно отдернул руку. - А - как?! - уже несколько раздраженно спросил он. Дверь в кухню отворилась, из прихожей, немилосердно скрипя паркетом, показался здоровый, пролетарского вида мужик с мятой, небритой физиономией. Позади маячила хозяйка квартиры с полулитром "Московской" в тонких, морщинистых лапках. - Бей, кретин! - взвизгнула бутылка. Не раздумывая, точно робот какой бессмысленный, Петяша перехватил бутылку за горлышко и хрястнул ею о ребро батареи. Бутылка лопнула с оглушительным звоном, и - не успели дрызги толстого, едко-зеленого стекла достигнуть пола - окружающий мир разом выключился. 30. Впрочем, ничего страшного, вопреки опасениям Петяши, не случилось. Окружающий мир тут же включился снова, и он увидел, что сидит на лавочке под высокими, раскидистыми тополями переулка Благоева. По правую руку блестела на солнце стеклянная постройка почты-телеграфа. По Олега Кошевого, не так давно переименованной во Введенскую (кого это и куда по ней, интересно, вводили?), неторопливо прогромыхал трамвай. За продвижением сего громогласного транспортного средства безмолвно наблюдал, поворотившись к Петяше затылком, каменный бюст болгарского революционера Димитра Благоева. - Ну? Оклемался? - прохрипели слева. Обернувшись, Петяша увидел рядом, на лавочке, такое, отчего ему жутко захотелось отвернуться обратно. Спаситель его оказался удивительно малорослым - метр сорок максимум - мужичонкой, и препротивнейшего, надо заметить, образа. Длинная, лошадиная прямо-таки, его физиономия имела какой-то странный изжелта-черный цвет, нос был сильно приплюснут, крошечные глазки весело поблескивали, словно бы два уголька, губы непомерно большого рта страшно отвисли, а острый подбородок покрывала рыжая щетина - по крайней мере, недельной давности. На голове этого столь видного представителя человечества красовалась ярко-алая бейсбольная кепочка, а мускулистый, загорелый торс облегала замызганная майка-безрукавка со ступенчатой надписью "VERBATIM - Нigh Density - Double-Sided" через грудь, сопровождавшейся некоей эмблемой из области промграфики и изображением раскинутых веером трехдюймовых флоппи-дисков, высыпавшихся из перевернутой набок яркой коробочки. Штаны его были столь безлики, что даже не заслуживают особого описания. Зато - руки!.. Руки спасенного Петяшей типа - длинные, ухватистые, ороговевшие мозолями - покрыты были невиданной многоцветной татуировкою. Просто-таки живого места не было на них от голых и частично одетых мужчин и женщин в самых причудливых сочетаниях, от мускулистых суперменов с мечами и крупнокалиберными mashin-guns наперевес. Были здесь во всех подробностях разнообразные виды игральных карт, костей и фишек для китайской игры "маджонг"... А один рисунок, помещенный на левом плече, являл миру не что иное, как игорную принадлежность, именуемую joy-stick, причем обнаженная сладострастная красотка, оседлавшая оную, придавала названию препакостнейшего свойства двусмысленность. Прямо под этой сценою находилась каллиграфически выписанная формула "це-два аш-пять о-аш" в затейливой виньетке. Дополнял в высшей степени неординарный облик коротышки прислоненный к сиденью лавочки алюминиевый костыль, покрытый облупившейся местами грязно-коричневой нитроэмалью. - Значит, ты у нас будешь - Петенька Луков, - говорил тем часом костылевладелец. - А меня звать: Туз Колченогий. С этими словами он поскреб дикую щетину на скуле. Ладно - хоть руку не стал совать! Запашок от него... Петяша оцепенело молчал. В голове его все прочно перепуталось еще в тот миг, когда он впервые услышал доносившийся из ниоткуда голос. Дальнейшие действия он совершал - даже словом "автопилот" этого не назвать! - вовсе не имея способности их обдумывать либо даже толком констатировать. Делал, короче сказать, что говорили. Но вот теперь никаких побуждающих к действию команд не поступало. В голове недвижно зависла лишь одна мысль: имечко, коим назвался сосед по лавочке, если понимать его на воровской фене, для своего хозяина как-то уж очень обидно. Следовало, видимо, какое-то время выждать, пока способность размышлять и функционировать своею волей - не воротится обратно. - Ладно, - продолжал Туз Колченогий. - Ты меня вскоре наверняка захочешь кой-о-чем поспрошать, так - думай себе, а я пока что, с твоего разрешения, - приведу-ка себя в божеский вид. Да и тебя - тоже не помешает. Прежде, чем Петяша, умевший, надо отметить, выбирать одежду, успел оскорбиться, в облике назвавшегося Тузом Колченогим, произошли разительные перемены. Грязно-красная бейсбольная кепка на стриженой под машинку шишковатой голове разом сделалась элегантной темно-серой шляпой "борсалино", а из майки-безрукавки получился целый гардероб. На уродце-коротышке явился темно-серый же, в цвет шляпе, костюм-тройка тончайшей английской шерсти, белоснежная сорочка с малахитовыми неброскими запонками в манжетах и черный шелковый галстук штучной работы, на коем мельчайшими стежками, тусклым серебром, вышиты были те же самые сюжеты, какие совсем недавно украшали руки и грудь. На ногах его появились черные, солидно поблескивающие туфли с квадратными носами и солидными темно-серебряными пряжками, а костыль стал весьма авантажной тростью черного дерева с серебряным набалдашником. Вдобавок рядом, на скамье, совсем уж из ничего, образовался небольшой плоский чемоданчик-notebook. Ну, а запах хрен знает, сколько времени не мытого мяса обратился в прохладный, солидный аромат какого-то незнакомого для Петяши одеколона. Впервые после всех происшедших с ним странностей (которые, как вы помните, можно было толковать и так и эдак) увидев то, что с полной ответственностью можно было наименовать чудом, Петяша забыл и думать о вопросах, которые намеревался задать причудливому коротышке, назвавшемуся крайне странным, ежели понимать его на воровской фене, именем. Вместе с тем, сделалось ему и немного завидно: облачение недавнего бомжа-оборванца, пожалуй, подошло бы по чину любому из тех, кто нынче заправляет миром. А тот, словно бы прочтя Петяшины мысли, издал короткий, суховатый смешок: - Ничего, сейчас и тобой займемся! Глянь-ка... Опустив взгляд, Петяша увидел, что и сам одет уже в точно такую же - только шоколадно-коричневую - "тройку". На голове, судя по ощущениям, появилась шляпа, ногам в туфлях, почти не поменявших облик, сделалось заметно удобнее, а в боковом кармане пиджака, куда он немедленно полез за куревом, обнаружился вместо сигаретной пачки тяжелый, монструазных размеров серебряный портсигар с вензелем П-А-Л посреди крышки и серебряная же зажигалка-ziррo, тоже с вензелем. - И не серебро это вовсе, а платина, - сварливо-назидательно сказал Колченогий. - Открой. Вон, нажми на пимпочку. Найдя "пимпочку" и нажав ее, Петяша обнаружил, что портсигар недаром раза в полтора превосходит габаритами все, виденные им до сих пор. Внутри находились отличные темные гаванские сигары из не слишком больших. Приложен к ним был и соответствующего калибра мундштук светлого янтаря, опоясанный тремя серебристыми кольцами. Все, как выражался кто-то из русских, начала XX века писателей, смешалось в Петяшиной бедной голове. Потрясенный внезапностью перемены, он едва нашел в себе силы закурить. - Ты еще во внутреннем кармане посмотри, - посоветовал Колченогий. - Вещь - пользительная. Полезши за пазуху, Петяша нашел во внутреннем кармане пиджака украшенную все тем же вензелем увесистую - неужели тоже платиновая? - фляжку, граммов этак на двести пятьдесят емкостью. Отвинтил пробку, глотнул... - Уххх... ты! Это - чего? - "Курвуазье", - пояснил Колченогий. - Настоящий, столетний. Пробовал когда? Выпивка, блаженным теплом разлившаяся по жилам, помогла малость упорядочить мысли, и Петяша наконец-то задал первый из множества назревших вопросов: - Слушай! Почему надо было от той старушки ноги делать? Вроде она ничего такого не... Колченогий усмехнулся. - Нет, она как раз - "чего"! Кабы она тебе выпить в благодарность предложила, ты бы согласился? Петяша подумал. - Ну... наверное, согласился бы. - На то и был расчет. Они с наркошей из соседней квартиры, "внучком" ее то бишь, на жизнь так зарабатывают. Выбирает она на улице, кто поприличней выглядит, зовет как бы по хозяйству помочь... А потом - как обычно: водочки ему с клофелинчиком, деньги с одежкой - себе, а "внучек" помощничка - топориком по дурной башке... Пятерых уже обработали и до сих пор не попались. Метода у них продуманная. - Тут Колченогий заметил недоверие в Петяшином взгляде. - Не веришь, так вернись, выпей с ними... Убедись, на здоровьичко. Петяша задумался, подняв взгляд к небу в ажуре тополиных веток. Только сейчас он как следует прочувствовал всю невозможность того, что случилось с ним. Старушки, убивающие топорами зажиточных молодых людей; вещи, возникающие из ничего; странный, жуткого облика новый знакомец... появившийся из им, Петяшей, разбитой бутылки! Петяша стремительно, всем телом повернулся к Колченогому. Рядом, на скамейке, никого не было. На деревянных брусьях, покрытых кое-где облупившейся зеленой краскою, вытертых множеством разнообразных задниц, стоял лишь маленький пластиковый чемоданчик, называемый недавно вошедшим в обиход словом notebook. Димыча бы сюда... - с беспомощной тоской подумал Петяша. 31. Но Димыч в это время пребывал совсем в другом месте и вскоре покидать это место - пока что не собирался. Он прочно утвердился за столиком кафе, что на Васильевском, на углу Большого проспекта и 5-й линии, и допивал уже шестую чашку отвратительного растворимого кофе. Неуемное любопытство, желание разъяснить природу происходящих с товарищем странностей, заставило его сегодня с утра позвонить на службу, предупредить, что сегодня он - хорошо, распорядок донельзя гибок! - не появится, и отправиться наблюдать за домом, где, по словам Бориса, обитал человек, координирующий и организующий творящиеся с Петяшей странности. Соваться в квартиру вероятного противника он, хоть и хотел бы, пока не решался: и боязно и непонятно пока, на какую конкретно тему общаться с хозяином. Собственно, и слежка-то была предпринята скорее ради самоуспокоения, в качестве частичной уступки любопытству: видишь, мол, подлое - делаю, что могу. Вдруг да проявится неожиданно что-нибудь интересное, хоть намек какой, зацепочка, которая поможет понять, как действовать дальше... Определить, то есть, направление развития... Димыч отлично сознавал, что все это - крайне глупо, и даже не знал, что такого сможет высмотреть и что вообще предпримет, ежели объект вдруг высунет нос наружу, однако сидел, как приклеенный, за столиком у окна, тянул отвратительную жидко-коричневую бурду с кисловатым химическо-пластмассовым привкусом и, несмотря на жару, время от времени поплотнее запахивал пиджак, под которым спрятана была наплечная кобура. Он, в отличие от Петяши, родился и вырос в Ленинбурге, и жизнь его развивалась до сего момента по стандартной для многих представителей его поколения схеме. Благополучно закончив известную "тридцатку" с математическим уклоном, он прямым ходом поступил на матмех университета и, подобно лучшим из себе подобных, заблаговременно озаботился получением достойной работы. Параллельно достиг он успеха и в некоторых прочих областях деятельности - по крайней мере, выучился находить приемлемые решения для самых разнообразных жизненных задач. Наверное, сказывался математический, научный подход. Петяша за все годы их знакомства заметил в нем лишь одну странность: при всей своей физической развитости и привлекательности он никогда не появлялся на людях с девушками. То есть, вовсе не наблюдалось никаких признаков сколь-нибудь тесного общения Димыча с противоположным полом. Жил он вдвоем с престарелой мамой в приличной трехкомнатной квартире на Черной Речке и, похоже, иной жизни для себя не желал. В общении с неизбежно встречающимися порой женщинами - был вежлив, но и только. Странность эту Петяша наскоро принял к сведению и решил не докапываться до сути. Может, просто стесняется человек. Может, из каких-то резонов не хочет афишировать своих связей. Может, еще что. Его дело; имеет право... Помимо всего прочего, Димыч отличался такой еще характерной тихой, но настырной любознательностью. Видя перед собою задачу, он - хотя бы из чистого интереса - начинал искать решение, во что бы таковое ни обошлось по времени, силам, нервам и средствам. Задачей могла оказаться заковыристая компьютерная игра, или же программа, не желающая выполнять того, для чего предназначена, или закулисные политические игры - и так далее, по полному спектру. Задача странностей, творящихся вокруг Петяши, пожалуй, была хлеще всех предыдущих. Начинать пришлось - ни много ни мало - с осмысления внутренней логики происходящего и поиска верного угла зрения для рассмотрения оного. На первый взгляд, никакой внутренней логики (если, конечно, принять за аксиому "чудесную" природу странностей) не наблюдалось вовсе. Лишенные же сверхъестественного ореола, все имевшие место события объяснялись до обидного просто. При таком объяснении реакция на них со стороны Петяши заставляла вспомнить о таком виде сумасшествия, как паранойя. Что ж; если он вправду едва не умер от голода, это свободно могло сказаться на психике... Не явись столь своевременно этот Борис со своими страхами, якобы заставившими его искать Петяшиной помощи, Димыч бы наверняка напустил на друга, явно свихнувшегося от серии нежданных удач, какого-нибудь знакомого психиатра. Однако появление Бориса -спасибо ему за это! - придало Петяшиным опасениям весомости, грубости и зримости. Тогда вариантов получалось два: либо Петяшу выбрали себе в жертвы какие-нибудь жулики, позарившиеся, к примеру, на квартиру, либо... Либо пресловутые "паранормальные явления" на самом деле иногда встречаются, невзирая на то, что наплодившиеся, точно грибы после дождя, экстрасенсы, контактеры, колдуны и прочие астрологи-лозоходцы вот уж который год изо всех сил стараются разубедить в этом всех мало-мальски разумных людей. И кто-то, оказавшийся пошустрее, посообразительней прочих граждан, вовсю извлекает из этих явлений выгоду... По зрелом размышлении, прежде следовало бы потолковать по душам с еще одним - неявным - участником нападения на Петяшу, то бишь с его соседом по лестнице. Человека с неустойчивой психикой, ежели со смыслом на него надавить, не в пример легче колоть. Но именно неустойчивая психика объекта и мешала добраться до него: если забрали в "скворешник" с приездом на дом, это - минимум на месяц. Димыч уж сунулся было туда ближайшим приемным днем, но в посещении пациента буйного, как выяснилось, отделения, да еще "слабоконтактного", ему было наотрез отказано. Девица за прилавком, разморенная жарой, потягивала ледяную пепси-колу из запотевшей бутылочки (что, кстати, в жару-то -как раз совершенно бесполезно) и внимала радиоприемнику, натужно голосившему что-то голосом Филиппа Киркорова. Казалось, музыка размягчает мозг еще сильней, чем жара. Во всяком случае, сознание напрочь отказывалось искать решение задачи. Да, в общем, и правильно: до поступления дополнительной информации оставалось лишь гадать, а этот метод мало подходит для получения правильных решений. Поэтому Димыч просто-напросто целиком отдался наблюдению, позволив сознанию развлекаться отвлеченными материями, то бишь, воспоминаниями и размышлениями "за жизнь". С Петяшей они сразу же, едва познакомившись, сошлись накоротко, хотя более-менее определенных общих интересов и увлечений не имели. И с тех пор отношения их всегда казались Димычу делом самым естественным, естественнее просто не бывает. Постоянные Петяшины неблагополучия воспринимались им, как данное, и подлежали ненавязчивому искоренению - или хоть смягчению. Пожалуй, Димыч считал Петяшу достаточно выдающимся человеком, несмотря на то, что общество как-то не торопилось признавать и вознаграждать его достоинства и какой-никакой, но все же -вклад в свое развитие. Собственно, оно пока и не имело возможности узнать об этом вкладе, книги ведь еще не вышли... А может, его, Димычева, помощь и была все время выражением общественной благодарности? Х-ммм... Прикончив текущую порцию кофе, Димыч закурил, не отводя взгляда от подворотни. Рядом с мрачноватым проемом на стене кто-то начертал мелом: "ЕБН - ГАД!", а еще кто-то после - зачем-то мелом другого цвета- не поленился переправить "ГАД" на "ОТПАД". Graffitti, понимаешь... Кстати! А Петька-то там - как? Нашарив в кармане таксофонную карту, Димыч вышел к автомату и, поразмыслив, набрал прежний, давно вытверженный на память номер. Гудок, еще... Придерживая возле уха трубку, Димыч одновременно не сводил взгляда с подворотни. Скорее бы он там, что ли! Вдруг этот Флейшман как раз сейчас куда-нибудь выйдет! После третьего гудка на том конце, наконец, подняли трубку. - Алло? Голос был женским и явно не Елкиным. Помедлив секунду, Димыч -на всякий случай подпустив в голосе официоза - спросил: - Петра Лукова - можно к трубочке попросить? Теперь уже на том конце последовала секундная заминка. - Его нет сейчас... А кто его спрашивает; что передать? Вместо ответа Димыч нажал на рычаг и в недоумении уставился на информационную наклейку под прикрывавшим автомат козырьком. С чего это у них телефонная трубка - "handset"? Вроде - всю жизнь она была "receiver"... В голову полезли мысли - одна тревожнее другой. Впрочем, оно и не странно: неизвестность всегда пугает, а разные зловещие чудеса (вариант с которыми пока что не исключен), были для Димыча областью совершенно неизведанной. Поэтому надлежало быть готову ко всему. Ладно еще, если этот свинтус просто где-нибудь с бабой познакомился и к себе притащил; кто их знает, что у него там с Елкой. А если?.. - всплыло на поверхность мыслей маслянистое, мрачно-радужное пятнышко тревоги. Димыч устремился было к проезжей части Большого проспекта на предмет ловли такси, но, в последний раз бросив взгляд в сторону успевшей уже изрядно надоесть подворотни, замер на месте. Со двора на улицу как раз выворачивал невысокий, полный человек в солидной серой "тройке". Темные, набрякшие мешки под глазами, седая бородка клинышком, островатый седой чуб, перстень с темным камнем на пальце... Он! Наверняка! По описанию - похож! Что же делать? Идти за предметом слежки? Мчаться к Петяше? Димыч замер у края тротуара. Мозг его заработал в бешеном темпе. Собственно, что толку ходить за этим Флейшманом? Может, он просто в булочную вышел, через десять минут снова вернется в квартиру, и все воротится к первобытному состоянию! А Петька там... Димыч в последний раз оглянулся на тротуар 5-й линии и поднял было руку, призывая машину, но тут напротив что-то произошло. Тучный старик вдруг покачнулся и со слышным стоном мягко, точно кто-то сзади резко подсек его под коленки, осел на тротуар. Вокруг моментально собралась небольшая толпа. Послышался возглас: - Скорую! Так; ясно. Больше здесь делать нечего. Димыч, продолжая прерванное было движение, взмахнул рукой. Из потока машин, несшихся по Большому, тут же образовалась рядом потрепанная "волга" с шашечками. - Большая Пушкарская, угол Съезжинской, живо! - велел Димыч, падая на заднее сиденье и бросая рядом "дипломат". Машина резко подалась назад, свернула на 5-ю линию и понеслась к Среднему, чудом не столкнувшись с завывающим сиреной пикапчиком "скорой". 32. Оставшийся на скамейке Петяша, пребывая в полной прострации, выкурил одну за другой три сигары и всякий раз, открывая портсигар, отмечал, что сигар с прошлого раза не убыло. Эксперименты с фляжкой показали, что и коньяк из нее можно пить, сколько угодно. Не убывает, хоть тресни! Наконец начавшие колбаситься поблизости попрошайки пробудили в окоченевшем его мозгу желание встать и переменить дислокацию: мало того, что настроение перебивают, - воняют, подлые!.. Спасу нет. Прихватив оставшийся после неведомо куда исчезнувшего Туза Колченогого notebook, Петяша побрел к дому. О поисках еще какого-то психиатра - на сегодняшний день не могло быть и речи. - А тебе только что звонили, - сообщила Катя, едва он ступил на порог. - Я трубку повесила, и тут же - ты в двери ключом... - Кто? - Мужчина какой-то. Не назвался. Вот-т... не было заботы, так подай! Петяша и всегда-то терпеть не мог подобных анонимных звонков, на нервы ему это действовало, а уж теперь... То, что телефон заработал снова, знал Димыч, Володька, да еще - случайно, надо думать - те, из издательства "Норд-Зюйд". И все. Или еще кто-нибудь знает? Да ведь Боря этот - записывал! Петяша поежился. Ежели Боря все же, паче чаяния, не жулик и не шизик - это же жуть, к кому через него мог уплыть номер его, Петяшина, телефона! - Ладно, - сжав зубы, буркнул он. - Надо, так еще позвонят, никуда не денутся. Тут Катя заметила принесенный им notebook. - Ой, это компьютер такой; я видела!.. Купил? - Купил, - соврал Петяша, чтобы не вдаваться в излишние подробности. Страшно было и подумать - пересказывать ей все, что с ним сегодня произошло! Сам он, услышав подобный рассказ, наверняка заподозрил бы рассказчика в помрачении умственных способностей. Оставалось только гадать, что предпримет Катя, если решит, будто он, Петяша, сошел с ума. И, кстати, еще вполне может оказаться, что так оно и есть... Катя тем часом подхватила чемоданчик: - Можно посмотреть? Я - умею... - и, не дожидаясь ответа, упорхнула в комнату. Петяша, непонятно с чего, хотел было возразить, но лишь махнул рукой - пусть ее балуется! - и отправился в кухню, сварить себе кофе и заодно чем ни то перекусить. Добыв из ящика стола несколько горошин перца, корицу и гвоздику, он зарядил джезву и поставил ее на медленный огонь, после чего принялся - под доносящееся из комнаты электронное пиликанье -сооружать для себя бутерброд. Вот интересно: за кого его принимает Катя? Кем считает? Скорее всего, для нее он - взрослый, солидный дядя, которому проще пареной репы заработать денег, сколько понадобится. И на этот чертов (надо же, пищит-то как мерзко!) notebook, и на все остальное. Не видела девочка, как он, Петяша, тут с голоду помирал... Не знает, как на улице жил... А что будет, если дальше все пойдет вовсе не так благополучно, как сейчас? Чего она вообще хочет от их совместного будущего? И чего захотят от их совместного будущего ее родители - с которыми, кстати, тоже еще придется как-то разбираться? Он же для них - наверняка выйдет какой-то темной личностью, без профессии, без определенных перспектив, живущей непонятно чем, выезжающей разве что на везении, и так далее, что там еще в таких случаях полагается думать... От этих мыслей Петяше очень захотелось спрятаться куда-нибудь подальше, свернуться клубочком, ничего не видеть, ничего не слышать и ни за что не отвечать. Ощущение было, надо сказать, знакомым. Только ведь такая немыслимая жизненная роскошь недоступна никому, ни за какие деньги. Разве что - сделаешься слепоглухонемым парализованным идиотом... В кухню заглянула Катя. - Да; я же забыла!.. Сегодня родители - на некоторое время -возвращаются! - И - что? - Надо домой ехать; я ведь там сколько времени не была... Я сейчас поеду, ладно? А завтра с утра - вернусь. - Ага. - Петяша помолчал. - Кофе выпьешь? Катя бросила взгляд на маленькие часики на запястье. - Ой, нет! Надо еще порядок дома навести; у меня там такое!.. И так в "тетрис" с твоим компьютером заигралась... - Она крепко обняла Петяшу, едва не силой заставив его прижаться лбом к своему плечу. - Не скучай, ладно? Я - завтра, прямо с утра!.. А, если что, позвоню. Мой телефон я тебе там, на столе оставила. Все, я побегу; пока! С этими словами она чмокнула Петяшу и вышла в прихожую, где тут же хлопнула, закрывшись за нею, входная дверь. От громкого звука - словно бы что-то встало на место в мыслях. Петяша вдруг с поразительной отчетливостью понял: нет, он отнюдь не сошел с ума. Ни психиатры ни невропатологи ничем не смогут ему помочь, как ни надейся. И это, пожалуй, было самым страшным. Он и раньше подозревал, что, сомневаясь в своем душевном здравии, просто-напросто обманывает самого себя, не желает так вот запросто признавать факты, заставляющие едва не целиком пересмотреть привычное свое мировоззрение, непонятные и наводящие дикий, до судорог в конечностях, ужас. Как бороться с тем, что не подчиняется привычным законам мироустройства? Как оценить, на что способен этот Георгий-как его там-Флейшман, являющийся, по словам Бориса, главным его, Петяшиным, врагом? Да ведь у него, Петяши, и для борьбы с обычными-то, человеческими врагами - не много нашлось бы средств! Влиятельных друзей - нет. Здоровья, навыков рукопашного боя, как в кино, чтоб стены кирпичные головами злобных супостатов прошибать - нет. Пистолет купить? - так с ним тренироваться нужно долго, прежде чем будет от него толк. И разреш