рерыв, они пойдут обедать, тогда и посмотрите. Нужно ждать, ничего другого не остается. От нечего делать мы разглядываем мартышек. - А они тут зачем? - спрашивает Тони, указывая на клетки. - Не знаю. Я сторож, мое дело их кормить, а что с ними там делают потом, меня не касается. - Ну их к черту! - говорит Тони. - Поедем домой, Свен. - Когда у них обед? - спрашиваю я. - А вот сейчас буду звонить, Раздается звук колокола. Мартышки прекращают свою возню и припадают к решеткам. Я почему-то испытываю невольное волнение. Открываются массивные двери, и из дома выходят пять горилл. Мартышки в клетках начинают бесноваться. Они вопят, размахивают руками, плюют сквозь прутья. Гориллы идут медленным шагом, высокомерные, в ярких халатах, слегка раскачиваясь на ходу. Они чем-то удивительно походят на Лоя. Рядом с нами истошным голосом вопит маленькая обезьянка с детенышем на руках. Она судорожно закрывает ему ладошкой глаза, но сама не может оторвать взгляда от приближающейся процессии. Шум становится невыносимым. Тони зажимает уши и отворачивается. Его начинает рвать. Гориллы проходят мимо, не удостаивая нас даже поворотом головы, и скрываются в маленьком домике расположенном в конце двора. - Все! - говорит сторож. - Через час они пойдут обратно; если хотите, можете подождать. Я подхожу к одной из клеток. В глазах маленькой мартышки - тоска и немой вопрос, на который я не могу ответить сам. - Бедная девочка! - говорю я. - Тебе тоже не хочется быть хуже своих сородичей. Она доверчиво протягивает мне лапку. Я наклоняюсь и целую тонкие изящные пальчики. Тони трогает меня за рукав. - Пойдемте, Свен. Есть предел всему, даже... здравому смыслу. Назад мы идем уставшие и злые. Тони что-то насвистывает сквозь зубы. Это меня раздражает. У поворота на главную аллею стоит обнявшаяся парочка. Я их сразу узнаю, - Снимите шляпу, Свен, - высокопарно произносит Тони. - Сегодня мы присутствуем при величайшем эксперименте, кладущем начало расширенному воспроизводству лопоухих. Я поворачиваюсь и что есть силы бью кулаком в его ухмыляющийся рот. - Вы идеалист, Свен, - говорит Тони, вытирая ладонью кровь с губы. - Неисправимый идеалист. И ударить-то по-настоящему не умеете. Бить нужно насмерть. Писатель! Я приближаюсь к ним, сжав кулаки и проклиная себя за то, что у меня никогда не хватит духа поднять руку на женщину. Тони идет сзади, я слышу его дыхание у себя за спиной. Первой нас замечает Лилли. У нее пьяные, счастливые глаза. - Поздравьте нас, мальчики, - говорит она. - Все получается просто великолепно! И гороскоп изумительный! Мы молчим. Лой берет ее под руку, Лилли оборачивается к Тони: - Я вернусь через десять дней. Пожалуйста, не напивайся до бесчувствия. Мы оба глядим им вслед. Когда они доходят до поворота, Тони говорит: - Поедем ко мне. У меня есть спирт, полная бутылка спирта. x x x Проходит всего три дня, но мне кажется, что мы постарели за это время на десяток лет. Я улетаю. Тони меня провожает. - Вот письмо к Торну, - говорит он, протягивая мне конверт. - Думаю, что Торн не откажется вас взять. Ему вечно не хватает людей. Ведь археология не входит в список официально признанных наук. Приходится рыть лопатами. - Спасибо, Тони! - говорю я. - По правде сказать, мне совершенно наплевать, чем они там роют. Меня интересует совсем другое. - Чепуха все это, - говорит Тони. - Двадцатый век. Не понимаю, что может вас интересовать там. - Не знаю. Мне хочется вернуться в прошлое. Понять, где и когда была допущена роковая ошибка. Может быть, я напишу исторический роман. - Не напишете, - усмехается он, - ведь сами знаете, что не напишете. Я смотрю на часы. Пора! - Прощайте, Тони! - Подождите, Свен! - Он обнимает меня и неловко чмокает в щеку. Я поднимаюсь по трапу. Тони смотрит на меня снизу вверх. - Скорее возвращайтесь, Свен! - Я вернусь! - кричу я, но шум мотора заглушает мои слова. - Вернусь месяцев через шесть! Ошибаюсь я ровно на год... x x x Стоит мне снова переступить порог моего дома, как у меня появляется такое ощущение, будто этих полутора лет просто не существовало. В мире все идет по-старому. Первым делом я звоню Тони. - Здравствуйте, Свен! - говорит он. - Очень рад, что вы уже в городе. -- Не могу сказать того же о себе, - отвечаю я. - Ну, как вы живете? Тони мнется. - Послушайте, Свен, - говорит он после небольшой паузы, - вы сейчас где? - Дома. - Можно, я к вам приеду? - Ну, конечно, Тони! Через десять минут раздается звонок в дверь. - А вы молодцом, Свен, - говорит он, усаживаясь в кресло. - Вас просто не узнать! - Похудел на десять килограммов, - хвастаю я. - Ну что ж, могу только позавидовать. Как там Торн? - Молодчина Торн! И ребята у него отличные! - Будете писать? - Вероятно. Нужно еще о многом подумать. - Так... Мне хочется разузнать о Лилли, но вместо этого я задаю дурацкий вопрос: - Как ваши тараканы? Лицо Тони расплывается в улыбке. - У меня теперь их целая конюшня. Некоторые экземпляры просто великолепны! Почему-то мы оба чувствуем себя очень неловко. - Жаль, что у меня нечего выпить, - говорю я, - но в экспедиции... - Я не пью, - перебивает Тони, - бросил. - Вот не ожидал! Вы что, больны? - Видите ли, Свен, - говорит он, глядя в пол, - за ваше отсутствие произошло много событий... У Лилли ребенок. - Ну что ж, - говорю я, - она этого хотела. Надеюсь, теперь ее честолюбие удовлетворено? Он хмурится: - Не знаю, как вам лучше объяснить. Вы помните, был гороскоп. - Еще бы! - Так вот... по гороскопу все получалось очень здорово. Должен был родиться мальчик с какими-то необыкновенными способностями. - Ну? - Родилась девочка... идиотка... кроме того... с... физическим уродством. У меня такое чувство, будто мне на голову обрушился потолок. - Боже! - растерянно шепчу я. - Несчастная Ли! Что же теперь будет?! Как все это могло произойти?! Тони пожимает плечами: - Понятия не имею. Может быть, вообще генетические гороскопы сплошная чушь, а может, дело в стимуляторах. Они ведь там, в Центре, жрут всякие стимуляторы мозговой деятельности лошадиными дозами. Я все еще не могу прийти в себя: - А что же Ли? Представляю себе, каково это ей! - Вы ведь знаете, Лилли не терпит, когда ее жалеют. Она очень нежная мать. - А Лой? Он у вас бывает? - Редко. Работает как одержимый. У него там что-то не ладится, и он совершенно обезумел, сутками не ложится спать. - Скажите, Тони, - спрашиваю я, - как вы думаете, можно мне повидать Лилли? - Можно, - отвечает он, - я за этим и приехал, только мне хотелось раньше обо всем вас предупредить. x x x - Здравствуй, Свен! - говорит Лилли. - Вот ты и вернулся. Она очень мало изменилась, только немного осунулась. - Да, - говорю я, - вернулся. - Как ты съездил? - Хорошо. - Будешь что-нибудь писать? - Вероятно, буду. Молчание. - Может быть, вспомним старое, сыграем? - говорит Тони. - Смотрите, какие красавцы! Все как на подбор! - Спасибо, - отвечаю я, - что-то не хочется. В следующий раз. - Убери своих тараканов, - говорит Ли, - видеть их не могу! Только теперь я замечаю, какое у нее усталое лицо. Из соседней комнаты доносятся какие-то мяукающие звуки. Лиллн вскакивает. Я тоже делаю невольное движение. Она оборачивается в мою сторону. В ее глазах бешенство и ненависть. - Сиди, подлец! - кричит она мне. Я снова сажусь. Ее гнев быстро гаснет. - Ладно, - говорит она, - все равно, пойдем! - Может, не стоит, Ли? - тихо спрашиваю я. - Согрей молоко, - обращается она к Тони. - Идем, Свен. В кроватке - крохотное, сморщенное личико. Широко открытые глаза подернуты мутной голубоватой пленкой. - Смотри! - Она поднимает одеяло, и мне становится дурно. - Ну вот, - говорит Лилли, - теперь ты все знаешь. Пока она меняет пеленки, я стараюсь глядеть в другую сторону. - Пойдем, - говорит Лилли, - Тони ее покормит. Я беру ее за руку: - Лилли! - Перестань! - Она резко выдергивает свою руку из моей. - Бога ради, перестань! Неужели тебе еще мало?! Мы возвращаемся в гостиную. - Ты знаешь, - говорит Лилли, - я бы, наверное, сошла с ума, если бы не Тони. Он о нас очень заботится. Я сижу и думаю о том, что я действительно подлец. Ведь все могло быть иначе, если б тогда.., Возвращается Тони. - Она уснула, - говорит он. Лилли кивает головой. Нам не о чем говорить. Вероятно, потому, что все мы думаем об одном и том же. - Ну, как ты съездил? - снова спрашивает Лилли. - Хорошо, - отвечаю я, - было очень интересно. - Будешь что-нибудь писать? - Вероятно, буду. Лилли щиплет обивку кресла. Она поминутно к чему-то прислушивается. Я чувствую, что мое присутствие ее тяготит, но у меня нет сил встать и уйти. Я не свожу глаз с ее лица и вижу, как оно внезапно бледнеет. - Лой?! Я оборачиваюсь к двери. Там стоит Лой. Кажется, он пьян. На нем грязная рубашка, расстегнутая до пояса, ноги облачены в стоптанные комнатные туфли. Рот ощерен в бессмысленной улыбке, по подбородку стекает тонкая струйка слюны. - Что случилось, Лой?! Лой хохочет. Жирный живот колышется в такт под впалой, волосатой грудью. - Потеха! Он подходит к дивану и валится на него ничком. Спазмы смеха перемежаются с судорожными всхлипываниями. - Потеха! .. Макс... за неделю... за одну неделю он сделал все, над чем я, дурак, зря бился пять лет... В Центре такое веселье. Обезьяна! Мне страшно. Вероятно, это тот страх, который заставляет крысу бежать с тонущего корабля. Я слышу треск ломающейся обшивки. Бежать! - Лой! - Лилли кладет руку на его вздрагивающий от рыданий затылок. Первый раз я слышу в ее голосе настоящую нежность. - Не надо, Лой, нельзя так отчаиваться, ведь всегда остаются... - Тараканы! - кричит Тони. - Остаются тараканы! Делайте ваши ставки, господа! КОНТАКТОВ НЕ БУДЕТ К этому событию человечество готовилось много лет. Радиотелескопы крупнейших обсерваторий Земли планомерно прощупывали глубины пространства в поисках сигналов инопланетных цивилизаций, лингвисты и математики разрабатывали методы общения с представителями других миров, юноши допризывного возраста жили в мечтах о кремнийорганических и фтороводородных возлюбленных, писатели-фантасты, вдохновленные небывалыми тиражами, смаковали острые ситуации столкновений с антигуманистическими общественными формациями, ученые предвкушали разгадку самых жгучих тайн мироздания, галантно преподнесенную им коллегами из соседних галактик. Было подсчитано и взвешено все возможное количество обитаемых планет, уровень развития существ, их населяющих, вероятность посещения Земли космонавтами, представителями сверхмудрых рас, овладевших источниками энергии невообразимой мощности и победивших Пространство и Время. Мечты об эпохе Вселенского Содружества Разума в космосе таили в себе такие перспективы, перед которыми мелкие неурядицы на нашей планете казались не заслуживающими внимания Судя по всему, оставалось ждать еще совсем немного, пока добрые дяди в сверкающих космических доспехах, взяв за руку неразумное и заблудшее человечество, поведут его к вратам нового рая, где оно вкусит блаженство и покои вкупе со всем сущим в космосе. Правда, находились скептики, ставившие под сомнение ценность межгалактического общения при помощи информации, поступающей с опозданием в сотни миллионов лет, но их злопыхательство никто всерьез не принимал, потому что Крылатая Мечта допускала и не такие штучки, как распространение сигналов со скоростью, превышающей скорость света. Несколько сложнее дело обстояло с установлением эстетических критериев будущего содружества. Однако в длительной и ожесточенной дискуссии сторонники мыслящих плесеней и живых океанов были разбиты наголову. Трудами известного ученого Карлсона (не того, что живет на крыше, а другого) была не только доказана неизбежность идентичности облика всех существ, стоящих на вершине биологического развития, но даже определен вероятностный среднестатистический тип, наиболее распространенный в пределах метагалактики. Пользуясь методами биокибернетики, алгебры логики и теории игр, Карлсон создал синтетическую реконструкцию мужчины и женщины - гипотетических аборигенов, населяющих один из возможных спутников Тау Кита. Эта реконструкция была размножена методом офсетной печати на небольших картонных открытках, удобных для хранения в нагрудных карманах, и за три дня разошлась в количестве ста миллионов экземпляров. Особым спросом она пользовалась у школьников старших классов. Может быть, этому способствовало то, что Карлсон считал одежду второстепенной деталью и сосредоточил свое внимание главным образом на весьма пикантных подробностях. Что же касается всяких толков будто натурой Карлсону послужила некая танцовщица и ее партнер, выступающие с неизменным успехом в весьма популярном, но мало рекламируемом увеселительном заведении, то они лишены всякого основания, хотя бы потому, что никто из авторов подобных утверждений не рискнул выступить с ними в печати. Итак, сто тысяч радиотелескопов были нацелены в таинственную бездну мирового океана, восемь миллиардов челюстей находились в постоянной готовности обнажиться в приветливой улыбке, столько же рук тянулись раскрыть объятия, шестьдесят миллионов девушек дали обет связать себя узами любви с инопланетными пришельцами, целая армия юношей рвалась оспаривать честь первыми покинуть родную Землю и стать под космические знамена Великого Содружества. И все же, когда это стряслось... x x x - Радиограмма от командира Х26-371. - Дежурный международного аэропорта в Аддис-Абебе положил на стол начальника белый листок. - Я б не стал вас беспокоить, если бы... - Что-нибудь случилось? - Нет, но... - Гм... - Начальник дважды перечитал радиограмму и вопросительно взглянул на диспетчера. - Вы уверены, что радистка ничего не перепутала? - Клянется, что записала все слово в слово. Вначале слышимость была очень хорошей, а потом связь неожиданно оборвалась. - Странно! Он еще раз прочел текст: "17 часов, 13 минут. 26?31' СШ 20?10' ВД высота 2000 метров скорость 1500 километров прямо по курсу вижу шаровую радугу около тысячи метров в поперечнике предполагаю..." На этом радиограмма обрывалась. - Ну и что вы думаете? Дежурный пожал плечами. - Боюсь, что распоряжение Главного управления, запрещающее членам экипажа пользоваться услугами бортовых баров, выполняется не во всех случаях. - Глупости! - Начальник подошел к стене и отметил карандашом координаты, указанные в радиограмме. - Самолет немного отклонился от курса и летел в это время над Ливийской пустыней. Очевидно, обычный мираж. Попробуйте еще раз с ними связаться. - Хорошо. Начальник достал из ящика стола диспетчерскую сводку. Самолет Х26-371, рейс Сидней - Мадрид. Семьдесят пассажиров. Сейчас они должны идти на посадку в Алжире. Командир - Лейстер, один из лучших пилотов Компании, вряд ли он мог. .. Вернулся дежурный. - Ну как? - Связи нет. - Запросите Алжир. - Запрашивал. Они ничего не знают. - Пора начинать поиски. Соедините меня с Сиднеем. x x x На следующий день все газеты мира запестрели сенсационными сообщениями. Обломки самолета Х26-371 были найдены в Ливийской пустыне недалеко от места, указанного в последней радиограмме. По заключению комиссии, самолет взорвался в воздухе. Экипаж и пассажиры погибли. Однако газеты уделяли основное внимание не самой катастрофе, а обстоятельствам, сопутствовавшим ей. Неподалеку от места аварии был обнаружен полупрозрачный шар, висящий над поверхностью пустыни на высоте около двухсот метров. Радужная оболочка шара, напоминавшая мыльный пузырь, излучала радиоволны в диапазоне от 21 см до 1700 метров. При этом она, сокращаясь в объеме, неуклонно опускалась на землю. За сутки, прошедшие с момента обнаружения, размер шара уменьшился наполовину. В Ливийскую пустыню были срочно командированы представители всех академий мира. Три раза в сутки крупнейшие телевизионные компании передавали через телеспутник изображение таинственного шара. Наконец на пятые сутки шар коснулся поверхности песка и лопнул с оглушительным треском. Разразившаяся в момент приземления магнитная буря на несколько часов прервала все виды связи по эфиру. Когда же передачи возобновились, свыше миллиарда телезрителей, изнывавших в нетерпении у экранов, увидели на месте посадки три прозрачных сосуда прямоугольной формы, наполненных мутной жидкостью, в которой шевелилось нечто неопределенное. Ужасающее зловоние, поднимавшееся из сосудов, не давало возможности операторам вести съемку с близкого расстояния. Однако, при помощи телеобъективов, удалось установить, что предметы, плавающие в жидкости, похожи на осьминогов и все время находятся в движении. Теперь уже не было никаких сомнений. Наконец-то нашу планету посетили братья по разуму, владеющие могущественной техникой межзвездных перелетов. Хотя прогнозы Карлсона оказались не совсем точными, а обеты девушек - опрометчивыми, ничто не могло омрачить захватывающего величия первого общения с обитателями далеких и загадочных миров. На время были отставлены всякие научные споры между сторонниками антропоцентрической теории и приверженцами гипотезы о сверхинтеллектуальных ящерах. Сейчас их объединило одно неудержимое стремление: поскорее установить контакт с гостями. К всеобщему удивлению, пришельцы не проявляли к этому никакой инициативы. Они преспокойно плавали в своих сосудах, не обращая внимания на все творящееся вокруг. Любопытство широкой публики готово уже было перейти в возмущение, но ученые, как всегда, не торопились. Свыше десяти суток шли оживленные дебаты в многочисленных комиссиях, созданных под эгидой Организации Объединенных Наций. В опубликованном наконец коммюнике были сформулированы три основных пути решения проблемы: 1. Определить, какими органами чувств обладают пришельцы. 2. Найти способ доказать им, что они имеют дело с разумными существами. 3. Установить общий язык. На пленарном заседании была избрана парламентерская группа во главе с сэром Генри Ноблом, последним отпрыском древнего рода, ступившего на берег Англии вместе с Вильгельмом Завоевателем. По всеобщему мнению, безукоризненное воспитание лорда Нобла и дотошное знание им правил этикета делали эту кандидатуру наиболее подходящей. Правда, во время очередных парламентских дебатов о внешней политике правительства лидер оппозиции выразил сомнение, сможет ли лорд Нобл с достаточным успехом доказать свою принадлежность к мыслящим существам, но после разъяснения премьер-министра, что иначе сэр Генри не мог бы занимать место в Палате лордов, взял запрос обратно. Комментируя это происшествие, одна из либеральных газет приводила неопровержимый довод в защиту кандидатуры лорда Нобла, который, по мнению автора статьи, с детских лет был вынужден упражняться в подобных доказательствах. Теперь комиссия была готова к началу опытов по установлению взаимопонимания. В Ливийскую пустыню было стянуто все, что могло способствовать решению поставленной задачи, Мощные акустические установки, радиоизлучатели, работающие на коротких, средних и длинных волнах, прожекторы, меняющие цвет и интенсивность пучка, должны были помочь определить, какими же органами чувств обладают пришельцы. Однако этого было недостаточно. Странные существа, погруженные в жидкость, не реагировали ни на одну попытку привлечь их внимание. На бурном заседании комиссии по контактам мнения разошлись. Математики считали, что следует переходить на язык геометрии, одинаково доступный всем разумным существам, искусствоведы настаивали на музыке, химики предлагали структурные формулы, инженеры собирались поразить гостей достижениями земной техники. Неожиданное и остроумное решение было наивно председательствовавшим лордом Ноблом. Он предложил испробовать все методы поочередно, а пока предоставить ему возможность установить с пришельцами личный контакт. Такой план устраивал всех. В подкомиссиях вновь закипела работа. Десятки самолетов перебрасывали пустыню материалы для сооружения гигантского крана и раковины, где должен был расположиться водный оркестр Объединенных Наций. Шесть композиторов срочно писали космическую симфонию до-мажор. Некоторые трения возникли в технической подкомиссии. В результате длительных дебатов было решено предоставить США возможность показать автомобильные гонки во Флориде, а Франции - ознакомить пришельцев с производством нейлоновых шубок. Тем временем лорд Нобл готовился к ответственной и почетной миссии. Он с негодованием отверг предложение специалистов воспользоваться противогазом, дабы избежать дурманящего зловония, испускаемого пришельцами, и заявил представителям прессы, что истый джентльмен никогда не позволит себе показать, будто он заметил что-либо, выходящее за пределы хорошего тона. "В таких случаях, - добавил он, - воспитанный человек задыхается, но не зажимает нос". Группа парламентеров, во главе со своим высокородным руководителем, прибыла на место встречи в специальном самолете. Несмотря на палящий зной, все они были облачены в черные фраки и крахмальные сорочки, что выгодно отличало их от толпы корреспондентов и операторов, щеголявших в шортах и ковбойских шляпах. Лорд Нобл вскинул монокль и торжественным шагом направился к трем таинственным сосудам. Его свита, в составе пяти человек, следовала за ним в некотором отдалении. Приблизившись к пришельцам на расстояние пятидесяти метров, лорд слегка покачнулся, отвесил полный достоинства поклон и тут же упал в глубоком обмороке на песок. Остальные члены группы, нарушив тщательно подготовленный церемониал, уволокли главу делегации за ноги в безопасное место. При этом они не только позабыли подобрать вывалившийся монокль, но еще и самым неприличным образом прикрывали носы батистовыми платочками. После небольшого замешательства, вызванного этим непредвиденным происшествием, инициатива была передана математикам. Огромный экран покрыло изображение "Пифагоровых штанов". При помощи средств мультипликации, два квадрата, построенных на катетах треугольника, срывались с места и, потолкавшись в нерешительности возле квадрата на гипотенузе, укладывались в нем без остатка. К сожалению, и это свидетельство мощи человеческого мышления, повторенное сто двадцать раз, не вызвало никакой реакции в сосудах. Тогда, посовещавшись, комиссия пришла к единодушному решению пустить в ход тяжелую артиллерию - музыку. Пока на экране два известных комика разыгрывали написанную лингвистами сценку, из которой пришельцам должно было стать ясным, что землянам не чужды понятия "больше" и "меньше", оркестранты занимали места в раковине. Солнце зашло, но жар раскаленного песка заставил людей обливаться потом. Внутри же нагретой за день раковины было жарко, как в духовке. Комики на экране, обменявшись необходимым количеством бутылок и зонтиков, уже выполнили задание лингвистов, а оркестранты все еще настраивали инструменты. Наконец приготовления были закончены. Пятьсот лучших музыкантов мира застыли, готовые повиноваться магической палочке дирижера. Космическая симфония до-мажор началась с низких, рокочущих звуков. Исполинский шар праматерии, медленно сжимаясь, вращался в первозданном пространстве. Взрыв! Чудовищное неистовство струнных инструментов, хаос сталкивающихся и разлетающихся галактик, бушующий океан звуков. Но вот, в стремительный, кружащийся рев вкрадывается простой и строгий мотив - предвестник нарождающейся жизни. Гордо звучат фанфары: кроме простейших углеводородов, появились первые молекулы аминокислот. Ширится рокот барабанов, пытаясь проглотить нежные звуки свирелей и валторн. Мрачную песнь смерти поют контрабасы, пророчествуя победу Энтропии над Жизнью. Оркестранты изнывают от жары Крахмальные воротнички и пластроны превратились в мокрые тряпки, многие уже тайком расстегнули пиджаки и жилеты, но палочка дирижера неумолима, она не дает никакой передышки. Щелкают челюсти динозавров, раздаются предсмертные вопли живой плоти, перемалываемой в огромных пастях, шорох крыльев летающих ящеров, завывание бушующих смерчей, грохот извергающихся вулканов, и вдруг - снова чистый и ясный мотив. Величайшее чудо свершилось: из унылой серой протоплазмы, через триллионы смертей и рождений, на планете появился Хомо Сапиенс. Тихий шепот проносится у телевизоров. Впереди оркестра на освещенном постаменте возникает обнаженная фигура женщины, воплощенная реконструкция Карлсона. На ней ничего нет, кроме золотых туфель на шпильках и длинных черных чулок, перехваченных выше колен кружевными подвязками с бубенчиками. Она танцует. Цветные прожекторы выхватывают из мрака то ее руки, поднятые к небу, и откинутую назад голову, то стройный, смуглый торс, то вращающиеся в медленном ритме бедра. Теперь в круговороте звуков слышится тоска человеческой души, устремленной навстречу братьям по разуму. Все отчетливей становится партия скрипок, все быстрее вращение бедер, все явственнее аккомпанемент бубенчиков. И тут случилось то, чего никто уже не ожидал. Из аквариумов с пришельцами высунулись три извивающиеся ленты, развернулись наподобие детской игрушки "тещин язык" и понеслись по воздуху к оркестру. Задержавшись на мгновение возле танцовщицы, они проникли в глубь раковины, прошли над головами оркестрантов и с той же стремительностью вернулись аквариумы. Весь мир ахнул. Это было неопровержимым доказательством могущества искусства, способного объединять носителей разума в космосе, независимо от различия их биологических форм Оркестранты, казалось, больше не чувствовали усталости и жары. Громко и победно зазвучала последняя часть симфонии, славя новую эру Великого Содружества. Между тем сосуды с пришельцами вновь окутались радужной оболочкой, и сверкающий в лучах прожекторов шар взмыл под финальный аккорд к таинственным далям звездного неба. x x x Донесение начальника 136-й космической партии Великому Совету Всепознающего Мозга: "Волею и мудростью Всепознающего Мозга нами были организованы поиски разумных существ на окраинах галактического скопления звезд, занесенного в Регистр Совета под номером 294. В качестве объекта изучения была выбрана третья планета желтого карлика, имеющая в составе атмосферы 21 % кислорода. Перенос на эту планету был осуществлен методом перенасыщения пространства. Поверхность планеты представляет собой гладкий песчаный рельеф. Водоемы отсутствуют. Это обстоятельство, а также высокая температура и повышенная сила тяжести вынудили нас вести наблюдение, не покидая защитных сосудов с компенсирующей питательной жидкостью. Биологический комплекс планеты крайне беден и представлен передвигающимися на двух конечностях существами. Эти существа, по-видимому, обладают некоторыми начальными математическими познаниями, в пределах нулевого цикла обучения, принятого на нашей планете в дошкольных учреждениях. Мы наблюдали их ритуальные игры и пляски, однако полного представления о культовых обрядах составить не могли, так как все наши попытки установить с ними контакт при помощи обычного языка запахов, неизменно кончались неудачей. Спектр запахов, источаемых туземцами, весьма ограничен, и проведенный лингвистический анализ не мог выделить из них смыслового значения. Есть основания предполагать, что в заключительной фазе нашего пребывания они всячески пытались усилить излучение запахов, согнав для этой цели несколько сот особей в нагретое помещение и заставляя их выполнять там тяжелую физическую работу. Может быть, эти запахи помогают им организовать простейшее общение между собой во время коллективных трудовых процессов, что, впрочем, совершенно недостаточно для того, чтобы их можно было отнести к числу разумных существ, обладающих запахоречью. Учитывая все изложенное, считаем дальнейшие попытки установления контактов с населением обследованной планеты бесцельными. Начальник 136-й партии". Донесение было записано в системе семи запахов на губчатом пластике, пригодном для длительного архивного хранения. ЛЮБОВЬ И ВРЕМЯ Если вам 26 лет и ваша личная жизнь определенно не удалась, если у вас робкий характер, невыразительная внешность и прозаическая профессия экономиста-плановика, если вы обладатель смешной фамилии Кларнет, ведущей начало от какого-нибудь заезжего музыканта-неудачника, неведомо когда и как осевшего на Руси, если вы настолько бережливы, чтобы мечтать об однокомнатной кооперативной квартире, но вместе с тем достаточно трезво смотрите на вещи, чтобы понимать, что ваше пребывание в коммунальном муравейнике - состояние далеко не кратковременное, если волшебное слово "любовь" вызывает у вас надежду, а не воспоминания, - словом, если вы тот, кого я намерен сделать своим героем, то вам обязательно нужно иметь хобби. Хобби - это подачка, которую бросает равнодушная Судьба своим пасынкам, чтобы они не вздумали искушать ее терпение. Не имеет существенного значения, какое именно хобби вы изберете. Это зависит от ваших способностей, средств и темперамента Ведь если разобраться, то настойчивые и бесплодные попытки наладить прием дальних телепередач ничуть не хуже коллекционирования пивных кружек или выращивания цитрусовых на подоконнике. Важно одно; как-нибудь в обеденный перерыв небрежно сказать сослуживцам, что вчера Париж передавал великолепный фильм с участием Софи Лорен, либо, священнодействуя с непроницаемым лицом, нарезать в стаканы с чаем таких же бедолаг, как вы, по ломтику сморщенного зеленого лимончика. ("Знаете ли, это далеко не лучший из тех, что у меня в этом году, но все остальные пришлось раздарить".) Итак, Юрий Кларнет посвящал свой досуг поискам в эфире сигналов чужеземных стран. Для этой цели за 8 рублей в комиссионном магазине был куплен старенький КВН с экраном чуть больше почтового конверта. Выбор телевизора был продиктован отнюдь не скаредностью или недостатком оборотных средств. Просто каждому, кто знаком с техникой дальнего телеприема, известно, что лучшего изображения, чем на КВН, не получишь нигде. После того как попытка установить на крыше в качестве отражателя антенны оцинкованное корыто была со всей решительностью пресечена управхозом, Кларнету пришлось плюнуть на советы, даваемые в журналах, и заняться изобретательством. Тот вечер, с которого, собственно, и начинается мой рассказ, был завершающим этапом долгих поисков, раздумий и неудач. Зажав между коленями сложное ажурное сооружение из проволоки, напоминающее антенну радиотелескопа, Кларнет припаивал вывод для штекера. Он торопился, надеясь еще сегодня провести несколько задуманных заранее экспериментов. Как всегда в таких случаях, неожиданно перестал греться паяльник. Кларнет чертыхнулся, положил на пол свое творение и подошел к штепсельной розетке с паяльником в руке. В этот момент что-то треснуло, и в комнате погас свет. Кларнет выдернул вилку из розетки и направился к столу, где должны были лежать спички. По дороге он запутался в ковровой дорожке, лежавшей у кровати, и с размаху шлепнулся на тот самый проволочный параболоид, который с неистовством дилетанта мастерил более двух недель. Кларнет выругался еще раз, нащупал в темноте спички и вышел в коридор. Там тоже было темно. - Опять пережгли свет, гражданин хороший? Хороший гражданин невольно выронил зажженную спичку. Голос принадлежал майору в отставке Будилову, зануде, человеконенавистнику и любителю строгого порядка. Майор жил одиноко и скучно. Первые десять дней после получения пенсии он находился в постоянно подогреваемом состоянии злобного возбуждения, остальные же двадцать пребывал в глубокой депрессии. Питался он неизвестно где и, хотя имел на кухне персональный столик, хозяйства никакого не вел. Раз в месяц приезжала его дочь, жившая отдельно, привозила выстиранное белье и забирала очередную порцию грязного. О себе Будилов рассказывать не любил. Было лишь известно, что он - жертва каких-то обстоятельств, и, если бы не эти обстоятельства, его майорская звезда давно уже превратилась бы в созвездие полковника. В какой именно части небосвода должно было сиять это созвездие, оставалось невыясненным, так как, судя по всему, в боевых действиях майор никогда не участвовал. - Опять, говорю, свет пережгли? Кларнет зажег новую спичку. - Сейчас посмотрю пробки. Между тем начали открываться многочисленные двери, выходящие в общий коридор. По стенам забегали уродливые тени в призрачном свете лампадок, фонариков и свечных огарков. Аварии осветительной сети были привычным явлением, и жильцы встречали их во всеоружии. - Боже! - дрожащим голосом сказала учительница, жившая возле кухни. - Каждый день! Должны же быть, в конце концов, какие-то правила общежития, обязательные для всех. У меня двадцать непроверенных классных работ. - Правила! - фыркнул Будилов. - Это у нас квартира такая беспринципная. В другой надавали бы пару раз по мордасам, сразу бы узнал, что за правила. - По мордасам ни к чему, - возразил солидный баритон. - По мордасам - теперь такого закона нету, а вот в комиссию содействия сообщить нужно. - Ладно! - огрызнулся Кларнет. - Лучше помогите притащить из кухни стол. - Ишь какой! - ткнул в него пальцем Будилов. - Нет, уважаемый, сам пережег, сам и тащи, тут тебе нет помощников. Кларнет, пыхтя, приволок кухонный стол, взгромоздил на него табуретку, а на табуретку- стул. Электропроводка в квартире была оборудована еще в те времена, когда к току относились с такой же опаской, как в наши дни к атомной энергии. Поэтому святая святых - пробки - были упрятаны от непосвященных под самым потолком на четырехметровой высоте. Набивший руку в таких делах, Кларнет попросил еще скамеечку для ног, которой пользовалась страдавшая ревматизмом учительница, и, завершив ею постройку пирамиды, влез наверх. Он наугад крутанул одну из многочисленных пробок, и в дальнем конце коридора раздался рев: - Эй! Кто там со светом балуется?! - Извините! - сказал Кларнет. - Это я случайно не ту группу. Да посветите же, тут ни черта не видно! Чья-то сострадательная рука подняла вверх свечку. - Так. .. - Кларнет вывернул еще две пробки. В общем, понятно. Есть у кого-нибудь кусочек фольги? - Чего? - Серебряной бумаги от шоколада. - Шоколадом не интересуемся, - сказал Будилов. - Подождите, Юра, сейчас принесу. - Учительница направилась в комнату. Неизвестно, как пошли бы дальнейшие события, если б Кларнет проявил больше осмотрительности, покидая свою вышку. Очевидно, тот момент, когда его левая нога потеряла опору, и был поворотным пунктом, где робкая Случайность превращается в самоуверенную Закономерность. Грохнувшись вниз, он пребольно стукнулся головой о край стола, отчего пришел в совершенное исступление. Во всяком случае, иначе он не стал бы, вернувшись в комнату, вымещать злобу на ни в чем не повинной антенне. Ни один здравомыслящий человек не будет топтать ногами то, над чем с такой любовью трудился столько вечеров. От этого малопродуктивного занятия его отвлек голос стоявшего в дверях Будилова: - А стол кто будет ставить на место? x x x Неприятности проходят, а хобби остается. Это известно каждому, начиная от юного коллекционера марок и кончая престарелым любителем певчих птиц, всем, в чьей душе горит всепожирающая страсть к занятиям, не приносящим пользы. Неудивительно поэтому, что уже на следующий день Кларнет, насвистывая песенку, пытался устранить последствия вчерашней вспышки гнева. Увы! Чем больше он прикладывал усилий, тем меньше его антенна походила на изящный параболоид. Трудно сказать, к какому классу поверхностей причислил бы ее специалист по топологии. Что-то вроде изъеденного червями, скрученного листа. Кто может предугадать непостижимый и таинственный миг открытия? Доведенный до отчаяния человек раздраженно бросает на плиту комок каучука, смешанного с серой. "Баста! - говорит он. - Больше ни одного опыта!" И вот чудо совершилось: найден способ вулканизации, кладущий начало резиновой промышленности. Неврастеник, страдающий мигренью от стука колес детского велосипеда, обматывает их клистирными трубками. Проходит несколько лет, и шорох шин слышен на всех дорогах мира. Скромный экономист-плановик подключает к допотопному телевизору искореженную проволочную корзину и... ничего не происходит. Решительно ничего. Экран по-прежнему светится голубоватым светом, но изображения нет, сколько ни верти антенну. Как бы вы поступили в этом случае? Вероятно, выдернули бы вилку и отправились спать. Поэтому закон всемирного тяготения, спутники Марса, радиоактивный распад, волновые свойства электрона и многое другое открыты не вами. Вам чужд благородный азарт исследователя. Кларнет закурил и задумался. Затем, повинуясь какому-то наитию, начал дальше скручивать антенну по спирали. И вдруг все чудесным образом изменилось. Сначала на экране забегали черные молнии, а затем, в их ореоле, возникло лицо девушки. Оно было неописуемо красиво. Красиво, потому что в противном случае мы посягнули бы на святые каноны фантастики. Неописуемо, так как все, что прекрасно, не может быть выражено словами. Попробуйте описать торс Венеры, улыбку Джоконды, запах жасмина или трель соловья. Поэты в таких случаях прибегают к сравнениям, но это - не более, чем трюк. Объяснение одних понятий через другие ничего никому не дает. Ограничимся тем, что она была красива. Ее наряд... Тут я снова вынужден признаться в своей беспомощности. Любой мужчина способен десятилетия помнить форму какой-нибудь ерундовой родинки на плече возлюбленной, но никогда не в состоянии рассказать, в каком платье она была вчера. - Ну, что вы таращите на меня глаза? - спросила девушка. - И пожалуйста, не воображайте, что это вы меня открыли. Просто форма вашей антенны хорошо вписывается в кривизну пространства времени. Иначе вам бы не видать меня, как своих ушей. Я ведь за вами давно наблюдаю. Занятно вы живете! Кларнет машинально огляделся по сторонам и почувствовал себя крайне неловко. Одно дело предстать перед хорошенькой женщиной во всеоружии тщательной подготовки, а другое - быть застигнутым врасплох в собственной комнате. Снятое еще позавчера белье, скомканное, валялось тут же, у неприбранной кровати. На столе рядом с паяльником и канифолью лежал промасленный лист газеты с огрызками хлеба и скелетами копчушек - остатками вчерашнего ужина. Батарея немытых бутылок из-под кефира красовалась на подоконнике. Черт знает что! Кларнет застегнул на груди ковбойку, сунул под стол босые ноги в стоптанных шлепанцах и изобразил на лице подобие улыбки. - Вот как? Чем же я обязан такому вниманию? - Девушка нахмурилась. - Что вы там шевелите губами? Я вас все равно не слышу. От