мля - самая удивительная планета во Вселенной, она имеет все условия для жизни. Надо к ней очень бережно относиться, умно вести хозяйство. Профессор нажал кнопки машины, на экране проступила строка: "Ежегодно в мире умирает более 10 миллионов человек от голода..." - Площадь земель, пригодных для посева, равна квадрату со стороной 5700 километров, - сказал Электроник. - Продуктов питания должно хватить всем. Профессор внимательно посмотрел на ученика: - Частному предпринимателю невыгодно вкладывать средства в бедные и пустынные земли, и потому засевается только половина полезного квадрата. Город-спрут снова вырос на экране. - Ойкуменополис, - иронично произнес Громов. - Не трудно догадаться, для каких целей он придуман: ктото будет занимать целые этажи, отдыхать в природной зоне, дышать свежим воздухом, а другие - работать у конвейера, убирать улицы, видеть солнце только в телевизоре... И он стер с экрана чужой проект. К счастью, человечество и не предполагало строить город-спрут. Люди иначе переделывали свою планету. Люди завоевали Океан. Громов и Электроник видели на экране подводные поселки, города, порты. В голубых просторах работали заводы и электростанции, механизмы добывали нефть, а люди управляли всеми машинами. В подводном мире трудился диспетчер Мирового океана Командор, который когда-то спас Рэсси от гибели. Люди находили новые источники питания. Вот слепящие, раскаленные пески Сахары. На ранее бесплодном песке - длинные ряды покрытых прозрачной пленкой теплиц. В теплице душно и жарко, но работник доволен плодами своего труда: он показывает рекордной величины огурцы и помидоры, оранжевые, алые, золотистые фрукты. Они растут без всякой почвы, можно сказать - из воздуха, который "приготовлен" таким образом, что дает растениям все соки земли... А вот домохозяйка жарит на сковороде бифштекс, другая готовит цыпленка. Прославляют эти кадры не умелых поваров, а ученых, которые изобрели искусственный белок... Люди экономили ценные металлы: старые механизмы не выбрасывали, а вновь привозили на заводы. Кран берет стальными клешнями изношенные машины, детали, металлолом. Их прессуют в лепешки, загружают в особые печи. Печи выплавляют железо, хром, никель, медь - металлы, из которых когда-то были сделаны старые механизмы. Например, легковой автомобиль - это почти тонна стали, четверть тонны железа, тринадцать килограммов меди, двадцать пять - цинка, девять - свинца... Из сэкономленных материалов можно делать новые автомобили- Люди лечили природу, с которой прежде обходились немилосердно, лечили так же заботливо, как лечат заболевшего человека. Моря и океаны очищали от грязи. В большие озера вдували кислород, как вдувают его в аквариумы, чтобы там не иссякла жизнь. На голых местах сажали леса. В пустыне тысячи километров были покрыты прозрачной пленкой, сдерживающей пески; искусственные водоемы наполнялись водой. Вода и воздух - основные условия жизни на планете - вырабатывались человеком по строгим планам. Обычные электростанции не могли уже обеспечить все потребности нужной энергией. В океанах плавали металлические острова - атомные электростанции. На Луне шло строительство гигантской станции, которая будет собирать энергию Солнца. И как обещали ученые, была близка к разгадке термоядерная реакция, которая даст самую дешевую электроэнергию. Все эти сцены показывали, как шла Великая научнотехническая революция на планете Земля. Она началась в середине двадцатого века, развивалась очень бурно, а конца ее пока никто не предсказывал. Громов вспомнил о проекте восьмого "Б". Один из авторов заботился о питании людей, выращивая искусственный белок. Второй - о самом выгодном космическом транспорте - гравитационном корабле. Третий - о звездных источниках энергии... Проект начинался как забавная игра. Но в любой детской игре заключен серьезный смысл. Так думал профессор Громов, наблюдая за своим учеником. Электроник установил связь с Рэсси, подключился к большой машине. Экран вспыхнул так ярко, что Громов на мгновение зажмурился. Вначале ему показалось, что океан Юпитера переливается всеми цветами радуги. Но пожалуй, это было неточно. Краски Юпитера не были похожи ни на семицветье небесной дуги, ни на отраженный алмазом солнечный свет, ни на свечение льда в глубинных пещерах Антарктиды, ни на восход Солнца в космосе - вообще ни на что знакомое людям. Океан играл разноцветными волнами; одновременно что-то рождалось, вспыхивало и умирало; океан, будто цветная музыка космоса, жил своей жизнью. - Рэсси, - сказал Электроник, показывая на искры, и укрупнил изображение. Рэсси! Кто бы смог узнать в этом ярком существе Редчайшую Электронную Собаку, изобретение Электроника - лохматого симпатичного терьера. Земной пес выглядел в океане далекой планеты как заморская диковина. Каждый волосок длинной шерсти стоял торчком и светился особенно. Даже глаза были разноцветными. Рэсси "завоевывал" Юпитер. Когда несколько месяцев назад Громову позвонил диспетчер Космоса Астронавт и спросил его мнение, сможет ли Рэсси работать на Юпитере, профессор принял его слова за шутку. Но предложение было серьезное. На Юпитере обнаружили первое живое существо. Оно плавало с огромной скоростью в океане планеты и внешне напоминало земного кита. Космонавты назвали его китом Юпитера. Астронавт ссылался на мнение своего друга - диспетчера глубин Командора: только одна искусственная система могла в очень необычных условиях изучать таинственного кита, не уступая ему в скорости и маневренности, собирая и посылая на Землю разнообразную информацию. Это - Редчайшая Электронная Собака, отличный пловец глубин Рэсси, с которым Командор был, как известно, хорошо знаком. Громов попросил исходные данные о Юпитере и сел составлять новую программу для Рэсси. Всю жизнь Громов мечтал побывать на далекой планете и иметь преданного четвероногого друга. Как он обрадовался, когда Электроник предложил ему собрать электронного терьера!.. Никто, даже сам Электроник, не подозревал, что Гель Иванович очень привязался к механическому Рэсси. И вот именно Рэсси предстояло разведывать пятую, самую большую планету Солнечной системы. Один из космических кораблей захватил необычного пассажира, направлявшегося на Юпитер. Теперь в ночном небе Громов прежде всего отыскивал яркую звезду. Рэсси можно было в любой момент увидеть и на экране: телекамеры, которыми он был снабжен, передавали изображение на Землю и электронные машины записывали на своих дисках всю информацию. Рэсси пространствовал в цветных волнах океана, изучал краски, формы, строение вещества, законы незнакомой природы - все, что составляло скрытую суть этой планеты, механизмы ее жизнедеятельности. А рядом с Рэсси плыло, как тень, очень любопытное создание. Огромное, светящееся изнутри, мгновенно меняющее окраску вместе с переливом волн, будто гигантский хамелеон. - Кит Юпитера, - сказал Электроник. - Рэсси пытается установить с ним контакт. Рэсси выглядел рядом с китом очень маленьким, но плавали спутники дружно. Куда Рэсси - туда и кит. Куда кит - туда и Рэсси. Живой кит Юпитера и механический разведчик с Земли внимательно изучали друг друга. Что происходило на далеком Юпитере, пока никто не знал. Имелась лишь информация без определенных выводов. И Рэсси, передавая на Землю свои наблюдения в виде цифр, заканчивал каждое сообщение заранее обусловленной фразой: "КИТ ЮПИТЕРА МОЛЧИТ". Это значило, что настоящий контакт между Рэсси и странным существом Юпитера пока не был налажен. Не найден общий язык. Громов огляделся. Здесь, в машинном зале, все ясно: серый, спокойный тон стен, металлические футляры машин, чуткие зрачки приборов. За окном бушует весеннее солнце, шумят мальчишки... А на Юпитере? Кто знает, какие там бури и штормы, какие опасности в океане Юпитера?.. Только Рэсси с его чуткими механизмами способен бороздить просторы чужого океана. - Не жалко было отпускать Рэсси? - спросил Громов. - Жалко? - Электроник улыбнулся. - Конечно, жалко. И мне, и всем ребятам. Но открытия Рэсси очень важны для науки. Сам Электроник, хозяин Рэсси, трудится в полную силу. Он знает, что время от времени появляются новые, более совершенные поколения электронных машин, и старается не отстать от них, выбирает труднейшие задачи. В этой работе схемы его перестраиваются, накапливают опыт, чтобы в следующий раз быстро найти правильное решение. Громов подумал: как они быстро выросли - его электронные дети!.. Можно на мгновение забыть, кто из них на какой планете находится, кому предлагать формулы, а кому - электрический ток для подкрепления сил. - Какие у тебя планы? - спросил профессор ученика. Тот некоторое время оценивал вопрос. - У меня нет никаких перспектив, - неожиданно сказал электронный мальчик. Профессор был поражен. Вот тебе и оптимист! - Как это понимать. Электроник? - Я не могу решить некоторые проблемы. - Например? - Как стать чемпионом по шахматам, - объяснил Электроник. - Объем всей информации, содержащейся в любой шахматной партии, как известно, не может переработать ни живая, ни искусственная система. Я не вижу выхода. Громов взглянул на Электроника с удивлением: неужели он сам пришел к такому важному выводу? - Значит, появилась новая задача? - спросил он. - Неразрешимая, - уточнил Электроник. - Если бы она была неразрешимая, - прищурился Громов, - на этой планете не было бы ни одного чемпиона по шахматам. Ни одного полководца. Ни одного известного ученого... Как они действовали? - Не знаю. Я анализировал ошибки великих людей и не нашел для себя ответа. - Ты не откажешься сыграть партию в шахматы? - предложил Громов. Профессор понимал, что его ученик поставил перед собой самую трудную для электронной машины задачу. Научиться свободно играть в шахматы, открыть в конечном итоге законы творчества - эта задача сложна даже для него, специалиста по машинам. Интуиция подсказывала Громову, что решать ее надо с игры. Четвертое апреля. В ОЖИДАНИИ СВЕРХНОВОЙ Как трудно быть гением, даже обыкновенным! Идет, например, человек по улице и несет бочку. Сразу видно - человек сильный, бывалый, крепко держит бочку. А прохожие оглядываются, предлагают помочь, кое-кто сторонится: вдруг бочка сорвется, придавит? У подъезда старушки стоят. Издали углядели человека с бочкой, обсуждают, что да как. "Батюшки, никак Макар Гусев!.. Зачем ему бочка! Для какой надобности?.. Ты не знаешь, Нюрка?.." И Нюрка, сестра Макара, среди соседок. Зубы еще не все выросли, а уже противная старушенция! Ну и намучился Макар с бочкой из-под капусты!.. Как объяснишь родной бабушке, что такое стереометрия бочки? Стереометрию она мимо ушей пропустила, а про вино сразу поняла: - Ты что ж это надумал, бесстыжие глаза твои! - Да не я, бабушка, а ученый Кеплер. - К ответственности твоего ученого привлечь надо! Макар расхохотался: - Да он, бабушка, четыреста лет назад умер... Старушка успокоилась, даже в стереометрию Кеплера вникать стала. И опять, не разобравшись, набросилась на Макара: - Ты мне своей историей голову не дури. Про какую еще женитьбу толкуешь?.. Я отцу пожалуюсь. - Да что ты беспокоишься, бабушка! - глухо отозвался Макар. - Ведь это мое домашнее задание! По физике! - Вот и хорошо, - согласилась бабушка. - Я тебе сейчас плюшек напеку. - Не хочу я никаких плюшек! - рычит Макар. - Не мешайте готовить уроки! А Нюрка уже бегает по двору и у каждого подъезда объявляет, что друг Макара, ученый Кеплер, собирается жениться, а бочка принесена под вино на свадьбу... Противная девчонка, хоть не показывайся из-за нее на улице... Как известно, домашнее задание Гусева о стереометрии винной бочки было одобрено Таратаром. Жаль только, что антигравитационный коврик исчез в портфеле Таратара... Блестяще задуманное испытание провалилось. Здесь, дома, Макар целый вечер поднимался с ковриком под потолок и, разъединив пластины, прыгал на диван. А в классе, в торжественный момент, вдруг запутался в контактах. Спина ноет так, что не согнешься... Майка Светлова разозлилась: "Без коврика не появляйся на глаза!" И Сыроежкин глядит волком, ворчит: "Такое изобретение потерял. Да на а-коврике на Луну улететь можно..." Знаем, про какую ты Луну говоришь, вздыхатель несчастный, за свою Майку переживаешь... Вот Электроник - настоящий друг. Что бы ни случилось, наука для него прежде всего. Выслушав идею Макара, два часа корпел с ним над расчетами. Бочка и была самым главным изобретением Гусева. ...Макар, словно древнегреческий философ Диоген, забрался в бочку. Диогену, конечно, не приходилось лежать на гвоздях, но ведь он, по преданию, жил в обыкновенной бочке. И Кеплера с его расчетами стереометрии бочки не осенила идея Гусева. А Макар, проделав расчеты Кеплера, узаконив в своей комнате бочку, превращает ее в "камеру сверхсилы". Что такое камера сверхсилы? С виду бочка как бочка, внутри же - проводка по точной схеме. Вбиваются в доски гвозди, и виток за витком оплетается бочка внутри электропроводом. Дальше включается вилка в сеть, и человек влезает в камеру, которая усиливает биотоки примерно в сто раз. А вылезает - сверхсилачом! Теперь для него поднять одной рукой тяжеленную штангу - пустяки. Забить десять голов в ворота - пожалуйста. Побить мировой рекорд в стометровке - и то можно. Надо только быть очень осторожным, особенно в комнате: одним движением пальца можно, например, сломать стол... Из бочки Макару видны тонкие ноги в голубых колготках. - Опять шпионишь? - грозно спрашивает Макар. - Я не шпионю. Просто интересно. - Нюрка присела на корточки. - Что это такое? Ты как космонавт... Макар знает, есть такие секреты, которые никому не выдаст даже самая болтливая девчонка. - Камера сверхсилы, - говорит Макар, похлопывая свою бочку. - Ты будешь сильным? - догадывается Нюрка. - Твой брат лучший в классе спортсмен, - напоминает Макар. - Да, - подтверждает сестренка. - А теперь я буду самым сильным в мире человеком... Только смотри, Нюрка, никому ни слова. - Здорово! - хлопает в ладоши Нюрка. - Я никому не скажу. Макар, хочешь я принесу тебе провод? Я на лестнице видела. - Давай, - соглашается будущий силач. Нюрка убегает и возвращается с тяжелым мотком провода. - Спасибо, старуха! - хвалит ее изобретатель. ...Через полчаса Макар включил провод в сеть. В штепселе сверкнула миниатюрная молния, дом погрузился в темноту. Макар отыскал ручной фонарь, осветил свой чертеж. - Теперь всегда будет темно? - спрашивает Нюрка. Она боится темноты, но не выдает самого сильного человека. ...Короткое замыкание выручило Сергея Сыроежкина: в темноте он улизнул из дома. Вот уже полмесяца Сергей вел странный, с точки зрения родителей, и обычный, с точки зрения астрофизика, образ жизни. Днем Сергей зевал, клевал носом, а с наступлением темноты в нем пробуждалась энергия. Сыроежкин отказывался смотреть телевизор, даже если транслировался хоккей, сидел до полуночи над графиками, таблицами, картами звездного неба. А когда родители засыпали, потихоньку ускользал из квартиры. Он забирался под самую крышу. Здесь, в укромном уголке, была устроена настоящая обсерватория. Два стула, походный стол, подвешенный фонарь, карты и фотографии. В открытое окно нацелена труба самодельного телескопа. Знаменитый Эйнштейн сказал, что идеальным местом для ученого был бы удаленный от мира маяк. Только ученый может оценить приятные минуты одиночества. Человек и Вселенная наедине друг с другом. Зоркие, как у рыси, глаза Сыроежкина различают звезды до восьмой величины, а телескоп приближает далекие галактики. В галактиках есть огромные, в сотни миллионов солнц, звезды; это - звезды-старушки, им восемь миллиардов лет; увидишь такую - и будто заглянул в глубь времен, в самое "начало мира", когда не было еще ни Солнца, ни Земли. Но есть и звезды-младенцы; совсем детского возраста - в один миллион лет. Они светят спокойно в ночном небе, но однажды, буквально на наших глазах, взрываются, разгораются, как зажженная в темноте лампочка, потом угасают. Астрономы говорят, что родилась сверхновая звезда, и заносят ее в особый список. Изучая сверхновые, ученые пытаются разгадать механизм рождения звезд. Сотни таких звезд в списке астрофизиков, но еще никто не наблюдал сверхновую до вспышки. Телескоп Сыроежкина нацелен в звездное скопление Плеяды. Здесь, по его с Электроником расчетам, должна вспыхнуть сверхновая. В тот вечер, когда в доме погас свет, в обсерватории Сергея поджидал Электроник. Он зажег фонарь, разложил на столе снимки созвездия, где ожидалось рождение сверхновой. - Откуда они взялись? - радостно спросил Сергей, разглядывая фотографии. - Прислали обсерватории Крыма, Индии и Австралии, - сказал Электроник. - В ответ на вашу телеграмму. - Так быстро? - удивился Сергей. - Я принял их по телефону. Запомнил информацию, а потом напечатал. Ты знаешь, мой глаз - точная копия фотоаппарата. - Обыкновенный гений науки, а также техники, - с удовольствием произнес Сергей. С тех пор как Электроник смонтировал внутри себя радиотелефон, он стал незаменимым для восьмиклассников, решивших доказать, что гении могут быть в любом кларсе любой школы, если они трудолюбивы и не испытывают недостатка в информации. Справки из архивов, расчеты Вычислительного центра, даже описание самых сложных схем можно было получить по телефону Электроника. А если материал был слишком громоздким, если кому-то требовались фотографии, копии древних рукописей или рефераты докторской работы, Электроник печатал их на фотобумаге или на машинке. - Бедняга ты, бедняга, - пожалел друга Сыроежкин. - Сколько работаешь из-за нас! Ты не устал? Ты не перегоришь? - Я испытываю удовольствие, когда помогаю вам. - Электроник улыбнулся. Не так, как улыбаются люди, а как-то особенно, по-своему, скупой улыбкой. - Ты поступаешь неправильно, что жалеешь меня. Хвали меня больше, и я буду еще лучше работать. Сыроежкин с изумлением взглянул на товарища. - Да, - произнес Электроник. - Я из тех, кого лечат аплодисментами. Пока я, конечно, могу работать. - Отлично! - Сергей захлопал в ладоши. - Ты лучший в мире астрофизик, биолог, математик, физик, химик, психолог, механик, владелец знаменитого Рэсси и консультант восьмого "Б". Не считая всего остального. - Мы докажем Таратару и остальным, что обыкновенные гении существуют! - сказал Электроник. - Наши изобретения нужны людям. Они стали вспоминать, как Таратар подозрительно отнесся к горящей лампочке, как осторожно заглядывал в кастрюлю, как, растопырив руки, ловил падавшего Макара, и рассмеялись. Вот бы Таратара сюда, в обсерваторию, - поверит ли он в будущую сверхновую? Пожалуй, нет! И будет пока прав: любой расчет, любую теорию подтверждают или опровергают только результаты опыта. - А вдруг мы ошиблись? - спросил Сергей. - И обсерватории предупредили. Стыдно будет... - Ошиблись? В чем? - строго спросил Электроник. - За расчеты я ручаюсь. Мы исходили из опубликованных данных этих обсерваторий. - Помнишь, - подхватил Сергей, - я сказал: "Почему никто не наблюдал сверхновую до взрыва? Ведь они отчего-то должны взрываться?.." Ты ответил мне, что никто в мире не знает точно причину взрыва, иначе бы Вселенная не была для человека загадочной. А я тебе привел пример с домом - как утром вспыхивают окна, потому что люди собираются на работу. И у звезды есть своя причина... И тогда мы стали говорить о массе, энергии, расстоянии. - Ты мастер задавать очень сложные вопросы, - подтвердил Электроник. - Я так не умею. - Зато ты умеешь развивать и подкреплять любую мысль... - Но если в исходных данных есть хоть маленькая неточность, разница в ответе может составить плюс-минус несколько столетий, - заявил Электроник. - Ты хочешь сказать, что мне сидеть на чердаке несколько веков? - Надеюсь на расчеты... Но взрыв длится несколько минут. Ты можешь проспать. - Я не буду спать, - убежденно сказал Сыроежкин и взглянул в глазок телескопа. - Пока ничего не видно. - Если вспышка произойдет днем, - продолжал Электроник, - радиотелескопы уловят ее. Но у нас есть Рэсси. Он наблюдает с Юпитера. - Рэсси наверняка не прозевает! - обрадовался Сергей. Про Рэсси Сергей всегда вспоминал с удовольствием и грустью. Как бы хотел он, проснувшись, прежде всего увидеть добродушную морду, умные глаза. Но Рэсси так далеко от дома, один в чужом океане, сторожит незнакомое существо. Что, если оно нападет на Рэсси? Окажется ли он, как всегда, неуловимым?.. В тот самый момент, когда в космосе летели радиосигналы с заданием для Рэсси установить наблюдение за сверхновой, на чердаке прозвенел обычный телефонный звонок, и Электроник сказал: - Алло!.. Сергей удивленно слушал знакомый голос своей мамы, не понимая, откуда он звучит. - Электроник, ты случайно не видел Сергея? Сергей не успел подать другу никакого знака, и Электроник со всей прямотой отвечал: - Я его вижу сейчас. Он сидит передо мной. - Ребята, хватит заниматься, уже поздно, - строго сказала мама. - Скажи, что мы его ждем... Сергей возмущенно посмотрел на друга: - Эх ты, не мог что-нибудь придумать, лучший в мире консультант! - Я всегда говорю то, что есть на самом деле, - напомнил Электроник свое главное правило. Сыроежкин бросил взгляд на чердачное окно, до отказа набитое звездами. Какой странный выбор у астрофизика: Вселенная или сон?.. - Электроник, будь другом, пойди вместо меня. Электроник молча покачал головой. - Ты - это я, а я - это ты, - напомнил заветный пароль Сергей. - Ну, в последний раз. Понимаешь, очень обидно прозевать вспышку. Ведь сверхновая... Электроник неожиданно согласился: - Я пойду вместо тебя. Только я не собираюсь говорить неправду. Сергей пожал руку друга. - Если все будет в порядке, то звезду назовем "Сверхновая Электроника - Сыроежкина". Только бы вспыхнула! - Телеграммы, которые направлены в обсерватории, я подписал твоим именем. Я только помощник. - И Электроник ушел. В окуляре телескопа звезды подмигивали Сыроежкину, лучились, сплетая серебристую сеть. В мирном звездном гамаке покоился счастливый астрофизик. Приятно было думать, что у такого же оконца сидел когдато сам Иоганн Кеплер, наслаждался одиночеством и мучился оттого, что не может описать гармонию всего мира. Его не понимали современники, он был очень одинок, потому что высказывал безумные для своего времени идеи. Кеплер верил в математическое описание природы, в типические причины движение планет, в единство земных и небесных законов. Он писал о Земле, которая, как корабль на всех парусах, несется по гигантской орбите, будто видел ее из космоса. Историю открытия вечных законов движения планет Кеплер сравнивал с рассказами о плаваниях Колумба, Магеллана и Васко да Гамы. А Макар увлекся только бочками. Он так и не понял, что Кеплер был не просто гениальным астрономом, математиком, физиком далекой поры, а первым, быть может, в мире астрофизиком. И Сыроежкин, мысленно споря с Гусевым, достал с самодельной полки томик с длинным названием: "Новая астрономия, основанная на причинах, или Физика неба, представленная исследованиями движений звезды Марс... 1609 г. ". Открыл первую страницу знаменитой кеплеровской "Новой астрономии", прочитал вслух: - "В наше время крайне тяжела участь тех, кто пишет математические, особенно же астрономические книги. Если не соблюдается необходимая строгость - в теоремах, пояснениях, доказательствах и выводах, - то книга не будет математической. Если же строгость соблюдена, чтение книги становится утомительным... Поэтому очень редко встречаешь подходящих читателей; большинство предпочитает вообще уклониться от чтения". Понятно, товарищ Гусев? - съязвил Сыроежкин. - Тебя и дубиной не заставишь взять книгу. - И продолжил чтение "Новой астрономии": - "Много ли можно найти математиков, взявших на себя труд целиком прочесть "Конические сечения" Аполлония Пергского?" Астрофизик поскреб затылок, самокритично признался: - Один Профессор выдержал. И то потому, что вообразил себя Ферма... - Профессор уже спит, а Гусев где-то гуляет, - раздался за спиной Сыроежкина спокойный голос. - Уже час ночи! Сыроежкин вскочил. - Электроник, почему ты вернулся? - Я не выполнил твое задание, - признался Электроник. - Тебе тоже пора спать. И он рассказал, как пришел домой к Сыроежкину и улегся на диван. А мама Сергея присела рядом и сказала: "Что все это значит?.." Электроник молчал. И тут у него зазвенел радиотелефон - вызывала мать Гусева. Тогда мать Сергея сразу догадалась, кто перед ней, и велела немедленно прислать настоящего Сергея, а то она сама пойдет искать по лестницам своего астронома. - Как она догадалась? - удивился Сыроежкин, оглядывая обсерваторию. - Задача несложная. У тебя вся комната в картах звездного неба. - Ладно, я не критикую твой телефон-автомат, - вздохнул Сергей. Только сейчас, внимательно посмотрев на друга, он увидел, что между ними есть разница. Они по-прежнему были похожи, как два близнеца, но один из них задержался в росте. Сергей явно ощущал, что он и порослее и пошире в плечах, и ботинки у него уже сорок второго размера, а у Электроника по-прежнему тридцать девятого. Сергей даже ощущал свое физическое превосходство. Он протянул руку другу: - Ну-ка сожми изо всей силы. - И покраснел от крепкого усилия: - Молодчина!.. Я иду спать. - Он кивнул на телескоп: - Вот так люди проспали многие великие события. А еще жалуются, что не знают происхождения Вселенной. - Я буду дежурить, - обещал Электроник. - Но раньше меня увидит вспышку Рэсси. Как только он сообщит, я напечатаю фотографию. Телефон я приглушу. Если захочешь, звони, я услышу. Астрофизик пошел домой. Дома он сказал: - Зря волнуешься, мама. Наполеон, Петр Первый, Бехтерев спали по четыре часа в сутки. Поэтому они остались в истории. Я послушный сын, поэтому, кроме тебя, обо мне никто не услышит. Мама фыркнула: "Вот еще новый Наполеон", но осталась довольна. Сыроежкин ворочался в постели. Ему виделась лохматая морда Рэсси. Внимательный немигающий глаз устремлен на сверхновую... Рэсси не должен прозевать!.. Наш астрофизик уже спокойно спал, а Электроник и Рэсси непрерывно обменивались сообщениями. Потоки цифр летели с далекого Юпитера на Землю, и там, в одном из больших городов, под крышей десятиэтажного дома, их принимал и мгновенно оценивал электронный мальчик. Если перевести эти цифры в обычные слова, то они означали, что сверхновая пока не вспыхнула. А в конце каждого сообщения стояла условная фраза: "КИТ ЮПИТЕРА МОЛЧИТ". Из всех гениев восьмого "Б" не вступал в конфликт со взрослыми один Профессор. И никто не знал, что он пережил в этот вечер. Исписанная формулами школьная тетрадь лежала перед автором. Профессор прощался со своим открытием... Несколько дней Вовка Корольков жил в семнадцатом веке, жил так, как жил когда-то Пьер Ферма. Он приходил из школы, снимал форму, надевал бабушкин халат, брал в руки древнегреческий фолиант. Теперь он юрист из Тулузы, советник парламента этого города, гасконец. Тот, настоящий Пьер Ферма, как известно, занимался математикой после работы, в часы досуга. Шла Тридцатилетняя война между Францией и Англией. Арман Жан дю Плесси, первый министр Людовика XIII, известный под именем кардинала Ришелье, искусно плел дворцовые интриги, мушкетеры сражались на дуэлях с гвардейцами, а в провинциальном городке любитель математики Ферма делал на полях книг беглые заметки. Потом его назовут одним из создателей аналитической геометрии и теории чисел, теории вероятностей и геометрической оптики - это случится после его смерти. Пьер Ферма не напечатал своих заметок, так как не любил этого делать. Но его работы удивили последующие поколения математиков. Все дошедшие до наших дней теоремы Ферма были доказаны. За исключением одной, которую ученые называют Великой. Корольков с четвертого класса знал ее условие наизусть. Она ведь очень проста, обманчиво проста - так и тянет любого математика попробовать свои силы... В тот обычный вечер своей жизни Пьер Ферма читал сочинение грека Диофанта Александрийского. Он рассматривал "пифагорову тройку" - тройку целых чисел, а, b, с, простейшее уравнение которых гласило: "а2 + b2 = с2". И вот здесь-то, на полях книги Диофанта Александрийского, Ферма быстрой рукой сделал замечание: "При N"2 уравнение аn + bn = сn неразрешимо в целых числах". Так и написал: "Неразрешимо". При этом Ферма добавил, что найденное им остроумное доказательство слишком длинно, чтобы уместиться на полях книги. Все было понятно: у Ферма не оставалось места для расчетов. Не раз он писал заметки в книгах, не затрудняя себя доказательствами. И никто из математиков не сомневался, что Ферма знал доказательства - ведь все его другие наброски со временем были проверены учеными. Кроме "простейшей", Великой. Три века бились лучшие умы над загадкой. Великий Леонард Эйлер доказал Великую теорему Ферма для частных случаев n - для 3,4,5,7. Немецкий математик Куммер сделал самый крупный вклад в решение проблемы Ферма, попутно развив новую в девятнадцатом веке, очень важную теорию алгебраических чисел. Другие видные математики доказали гипотезу Ферма для более чем шестисот разных случаев. Что было делать среди этих величин маленькому, тщедушному, но очень гордому Профессору? Профессор знал твердо свою задачу: он брался доказать теорему целиком!.. Однажды Пьер Ферма получил письмо: "Является ли простым число 100895598169?" Ферма незамедлительно ответил адресату, что данное двенадцатизначное число является произведением двух простых чисел: 898423 и 112303. Итак, Ферма умел считать почти мгновенно - по своему собственному методу. Профессор по примеру Ферма начал атаковывать Великую теорему с простых примеров. Он множил в уме шестизначные числа на семизначные, делил девятнадцатизначные на пятизначные, извлекал кубический корень из восьмизначного, разбивал шестизначное число на пять правильных кубов и пять квадратов, которые в сумме должны составить данное число с точностью до одной миллионной. От этих трудов перед его глазами возникали синие, желтые, зеленые круги, пробегали, как в счетчике, ряды разнообразных таинственных знаков, плыли туманные полосы, но в конце концов он научился быстро находить правильный ответ. Даже Электроник, который принес Королькову пачку редких сочинений, скопированных по телефону, удивился его способностям в быстром счете. Профессор от души поблагодарил Электроника. Молодчина! Без такого помощника ни один современный школьник не сможет сравниться с выдающимися мыслителями прошлых веков. Как и Пьер Ферма, Корольков полюбил работы древнегреческих математиков. В век Эвклида жил, например, знаменитый Аполлоний Пергский. О его жизни почти ничего не известно. Одни называли его Великим Геометром, который оставил нам труд о геометрическом методе точек, другие говорили, что Аполлоний был известен под именем Эпсилон и прославился наблюдениями по астрономии, которые использовал впоследствии Птолемей. Работы Аполлония Корольков читал с карандашом в руке, подчеркивая термины древнего математика, которые известны теперь любому школьнику: "парабола", "метод", "гипотеза", "эпсилон"... В эти часы Профессор не был больше Вовкой Корольковым. Он был целиком в семнадцатом веке. Даже бормотал под нос по-французски. Внешне спокойный, но быстро реагирующий на любую неожиданность, Профессор лихорадочно заполнял тетрадь расчетами. Заходя в тупик, начинал решать сначала, но шел уже кратчайшим путем. И однажды он, применив самостоятельно найденный алгоритм, открыл в себе великую способность узнавать простые множители, какими бы многозначными ни были натуральные числа. Дерзость была вознаграждена. Заполнив последнюю страницу, Профессор понял, что он решил Великую теорему. Решил... В эту минуту Корольков будто наяву услышал голос кардинала Ришелье: "В вашу честь, Корольков, я распорядился в 1635 году открыть Парижскую академию. Такие люди, как Ферма, Декарт и вы. Профессор, являются гордостью не только Франции, но и всего мира. Я понял, что ни воинские успехи, ни короны, ни даже королевская казна несравнимы с великим научным открытием..." ...Связь времен нарушилась. Корольков перенесся в свой век. Здесь он убедился, что никто не признает способность узнавать простые числа - способность, которой обладал когда-то Ферма. Даже Таратар не хочет понять, что Пьер Ферма был обыкновенным гением. Для него Ферма будто святой. А ведь каждый, кто решает эту теорему, просто коллега великого математика. Пора бы это усвоить... "Авторов этих доказательств, - презрительно сказал Таратар про рукописи "фермистов", - привлекла жажда легкого успеха..." Как можно забыть такую обидную фразу! Профессор порвал тетрадь с доказательством теоремы Ферма. Со вторым в мире доказательством... Но сейчас это ничего не значило. Для историков оставлена краткая заметка в дневнике Королькова: "Я доказал теорему Ферма, открыв неизвестный ранее способ нахождения множителей числа". Решение этой задачи не знал даже Электроник. "Пусть найдется третий человек, который всерьез задумается над пифагоровой тройкой", - заключил Профессор. И он принялся за новое сочинение. Оно задумано им давно. Будет называться "Симфония города". У Профессора на магнитофонных кассетах записаны звуки большого города - шум моторов, станков, механизмов, гул автомобилей, самолетов, вертолетов, поездов метро, автобусов, троллейбусов, говор толпы, рев стадиона, аханье пневматической кувалды. Теперь остается резко замедлить магнитофонные записи, расшифровать - начертить по ним графики в нотной тетради. Затем надо вычеркнуть все лишнее - так называемые немузыкальные структуры, переписать ноты начисто, перемешать музыкальные голоса, и симфония готова: город оживет, зазвучит инструментами, запоет голосами. Город, услышанный автором с вертолетной высоты. "Первый концерт для вертолета с оркестром", - переменил Корольков заглавный лист своего сочинения. Тоже современное название. Как известно, Корольков не любил уроки музыки, которые давала ему бабушка, считал их просто кражей свободного времени математика. Но ему пришлось изучать сочинения классиков. Теперь Корольков вместо классиков будет играть концерты Королькова. Математика, как предполагал автор, внесет в пестроту нот свой порядок, опровергнет старые каноны, создаст новую музыку... Вовка слушал, как на магнитофонной ленте трещит винт вертолета, и набрасывал ноты. Потом он решил проиграть партию вертолета - изо всех сил ударил по клавишам. Получилось неплохо... Вошла бабушка, сказала густым голосом: - Вова, зачем ты портишь инструмент? - Это мое сочинение, - гордо произнес Вовка. - Партия вертолета. - К счастью, это сочинение никогда не услышит Бетховен... - вздохнула бабушка и ушла. Композитор позвонил Сергею Сыроежкину. - Как ты думаешь, - спросил он, - людям будущего, ну словом, для Космического корабля "Земля", нужна новая музыка? - Людям будущего нужно оригинальное искусство, - категорически подтвердил Сергей. - Ты что сочинил? - "Первый концерт для вертолета с оркестром". - Ты гигант, Профессор! - восторженно сказал Сыроежкин. Вовка почувствовал прилив новой энергии. Он решил поделиться радостью нового открытия с Электроником. Пятое апреля. ПОЛЕТ УЧИТЕЛЯ ФИЗИКИ Таратар сердился на себя: он не мог разобраться в устройстве а-коврика. Детальный осмотр ничего не дал: по бокам две ручки для добровольного испытателя - вот, собственно, и все удобства. Были еще металлические пластины на конце проводов - контакты, которые, как предупреждал Макар Гусев, таили в себе опасность. Таратар не послушался совета, соединил пластины, и коврик, рванувшись из рук учителя, мгновенно прилип к потолку. Пришлось доставать лестницу, взбираться под самый потолок, искать пластины. Как только контакты разъединились, коврик шлепнулся на пол. Таратар был один в пустынной школе, никто видел, как он стоял на стремянке, размышлял об антигравитации. Он так ничего и не разгадал, позвонил учителю физики Виктору Ильичу Синице. Они договорились встретиться рано утром, до занятий. Синица, молодой физик наполеоновского роста, с крупной головой, увенчанной большой шляпой, считался очень способным педагогом. Синица оптимистически смотрел на жизнь, все на свете знал, носил синий тренировочный костюм, бегал на рассвете неизменные три километра, на ночь читал сочинения классиков. Для него не существовало неразрешимых проблем. Он встретил Таратара взмахом руки. - Физкультпривет, Семен Николаевич. Как спалось? Где ваше таинственное изобретение? Таратару не стал признаваться, что спал отвратительно. Для начала показал Синице вечный двигатель. - Классика на уровне шестого класса, - с улыбкой определил Синица. Он сразу обратил внимание на горящую лампочку, быстро осмотрел прибор. - Все ясно. Вращается без трения. Кто автор? - Сыроежкин. - Способный парень. Кажется, зовут Сергеем. - Синица на всякий случай проверил свою память. - Я не знаю, из какого материала сделан прибор. Надо спросить у химика. Таратар нахмурился. - Не слишком ли много экспертов для одного прибора, Виктор Ильич? - Таково современное состояние науки, уважаемый Семен Николаевич. Один человек не в состоянии знать все. - Леонардо да Винчи умел все. - Леонардо больше не будет, - заключил физик. Извлеченный из портфеля а-коврик Синица принял с восторгом. Его круглое лицо сияло. Физик от души хохотал, слушая, как свалился восьмиклассник Гусев, как лазил к потолку сам Таратар. - Если б не видел своими глазами, ни за что бы не поверил. - Физик с удовольствием разглядывал коврик. - Элементарно просто! А-коврик! И вся гравитация летит в тартарары! - Будьте внимательны с контактами, Виктор Ильич, - напомнил Таратар. - Я вас понял, Семен Николаевич... Если не возражаете, я буду вторым после Гусева испытателем. - Учитель взглянул на потолок. - Только выйдем, пожалуй, во двор. Как-то чувствуешь себя спокойнее, когда над головой чистое небо- Учителя спустились во двор. Весеннее солнце ослепляло. Сугробы осели. На асфальте струился ручей. Таратар был в накинутом на плечи пальто, физик одеваться не стал. - Значит, соединить пластины? - спросил Синица, держа коврик за ручку. - Грандиозное изобретение! - Осторожно... - начал было Таратар и отпрянул в сторону: перед его глазами мелькнули синие штаны и остроносые ботинки. Таратар задрал голову: учитель физики удалялся с огромной скоростью, смешно болтая кукольными ногами. Через полминуты Синица исчез в синеве неба. "Как же так? - растерянно думал Таратар. - Мы не договорились, каким образом он приземлится..." Та же самая мысль пришла одновременно и Виктору Ильичу Синице. Он хотел разъединить контакты, но вовремя заметил под собой школьную крышу. Падать с такой высоты Синица не захотел и еще крепче сжал ручки коврика. А-коврик летел вверх. Синица представил, как ребята входят в класс, усаживаются за парты, ждут звонка. А учителя нет. "Элементарный прогул", - подумал физик, не теряя привычного оптимизма. Он ощущал по потоку воздуха, упруго обтекавшего фигуру, что его уносит все выше. Пожалуй, он уже на высоте Гималаев. Дальше он начнет задыхаться - это проверенная на практике, классическая медицина. Синица закрыл глаза. Над городом медленно плыла самоходная гондола, похожая на старинный дирижабль. Человек, который ее построил - физик-теоретик, - назвал свой воздушный корабль "палаткой одиночества". Ученый укрывался здесь от телефонных звонков, шума толпы, рокота моторов, детских голосов, чтобы спокойно обдумать механику звездных миров. Вот в эту палатку, прямо в открытое окно гондолы, и угодил удачно учитель Синица. Еще минуту назад теоретик был счастлив. В палатке было жарко, и теоретик звездных миров, раздевшись, сидел в накинутой на плечи белой рубашке. Тишина тут была такая, что хоть черпай ее ладонями и пей. Ни один самый важный звонок не мог отыскать знаменитого ученого... Он ясно представлял сверкающие колеса далеких галактик... Как вдруг в мирную палатку ввалился какой-то незнакомый человек. Шлепнулся на мягкий синтетический пол и лежит себе с закрытыми глазами, будто на газоне отдыхает. - Кто ты такой? - грозно сказал теоретик. Он почувствовал сильный приступ гнева: даже в вышине нет покоя от случайных прохожих... Синица открыл один глаз и увидел сияние. Потом вторым глазом разглядел человека в белом. Рыжая борода, сияние над головой - где он встречал такое знакомое лицо?.. Синица неуверенно улыбнулся. - Я Синица, - сказал он едва слышно. - Откуда? - громовым голосом продолжал вопрошать рыжебородый. - С Земли... - Тут Синица вскочил и, неловко согнувшись, склонил голову. Некоторое время теоретик изучал посетителя. Он понимал, что у этого человека есть какое-то загадочное увлечение. Не всякий сможет запросто подскочить на три километра и попасть в единственное окно движущейся палатки, не всякий станет так долго изучать синтетический пол. - Я простой учитель, - сказал со вздохом Синица. -Я ничего не понимаю... Теоретику стало обидно: не для того он бросил свой институт, поднялся за облака, чтобы терять время на пустые разговоры. Но и предложить этому болтуну выйти за дверь не представлялось возможным. - Что же тебе непонятно? - спросил ученый. - Как ты сотворил