ался осматривать "Мир животных", но пришлось
сопровождать гостей.
  Что поделаешь, у известного человека всегда много обязанностей, и даже
если они неприятны, приходится их выполнять. Профессор в своей речи,
которую транслировало телевидение на многие страны, обращался к детям,
дарил им вечных животных. Фон Круга раздражали шум и непоседливость детей.
Но он знал, что все великие изобретения должны быть обращены к потомкам.
Детство самого фон Круга было суровым, он не любил его вспоминать. Приятны
были лишь часы, проведенные в семейной библиотеке. Там, возле полок со
старыми книгами, в немом разговоре с завоевателями прошлого, мальчик
мечтал о славе, о могуществе, об управлении миром из полутемной комнаты
старинного особняка....
  Сидя неподвижно в машине, фон Круг видел, как неторопливым шагом,
оглядываясь на автомобили, уходит от дороги группа львов, как наслаждаются
в грязи бегемоты и носороги с белыми цаплями на спинах. Доктор различал
среди животных свои "вечные модели", и ему казалось, что его жирафа
чересчур заученно объедает ветки дерева, что его зебра скачет как-то
деревянно, что его слон, посыпая спину песком, не выражает своим видом
никакого удовольствия.
  Другие животные, не механические, а живые, привезенные из заповедников и
зоопарков, не выделяли их из стада, относились как к равным, но доктор
Круг отлично знал, что в сложной лестнице подчинения стада - от грозного
вожака до последнего рядового - его животные занимали самую нижнюю
ступень. Они не умели постоять за себя, не ведали чувства страха, не
ощущали боли, не играли от избытка сил. Их не волновал запах крови. Они не
испытывали вообще никаких чувств!
  Возле птичьих озер фон Круг внезапно приказал Мику
Урри свернуть, и профессорский "шел", отделившись от кортежа, направился к
обезьяннику. Они проехали мимо острова с прыгающими в ветвях макаками,
мимо лесного озера, посреди которого две группы шимпанзе устроили свой
обычный "карнавал" с дикими криками, беспорядочной беготней, и выехали к
вольеру горилл.
  Автомобиль мягко затормозил. Фон Круг пошел дальше пешком. Туннель из
прочнейшего стекла предназначался для посетителей, желавших встретиться
лицом к лицу с грозными предками.
  Двухметровая горилла показалась из леса и раскачивающейся походкой,
опираясь одной рукой о землю, направилась к человеку. Спокойно и
меланхолично подошла горилла к стеклу, выпрямилась во весь гигантский
рост, остановилась, чуть заметно покачиваясь из стороны в сторону. Фон
Круг снял очки, приблизил лицо к стеклу, сквозь которое отчетливо видна
была волосатая, с вывернутыми ноздрями и глубоко запавшими глазницами
безобразная морда. С минуту они смотрели друг другу в глаза...
  Потом зверь отвернулся и все так же меланхолично заковылял прочь.
  Фон Круг сжал кулаки. Проклятье! Истинная горилла, если ей посмотреть
прямо в глаза, примет взгляд как вызов, вступит в бой. Одним взмахом
гигант способен оторвать голову человеку, не отделяй его, конечно, толстое
стекло от противника. Это был лабораторный зверь. Безразличная
механическая горилла.
  - Домой! - велел фон Круг шоферу.
  Урри, оглянувшись, впервые увидел глаза хозяина: бледно-голубые,
сощуренные, они казались не столь грозными, как за стеклами очков.
  - Вот что, Урри, - сказал по дороге барон фон Круг. - Есть только одна
машина, которая наделена человеческими эмоциями. На первый взгляд игрушка;
возможно, и в самом деле игрушка. Но не это важно. Модель профессора
Громова обладает чувствами, недоступными пока никакой другой машине. Мне
она необходима. Понятно, Урри?


  Мик Урри отбросил ногой контрабас-футляр и, держа в опущенной руке
стальной прут, двинулся к дивану. Только теперь, увидев презрительно
блеснувшие глаза мальчишки, Урри понял непоправимость случившегося: он
привез не машину, а очень похожего на Электроника мальчишку, возможно,
двойника. Урри всегда жил по принципу "да или нет" - победа или поражение,
не допуская никаких случайностей. Случайности выводили уравновешенного
Урри из себя. Он пролетел тысячу с лишним километров, благополучно миновал
со своим "научным грузом" таможню, можно сказать, почти выполнил задание
хозяина. И вот...
  Урри не успел замахнуться на собаку: раздался сухой треск - зубы пса
перекусили сталь. Нападавший со всей проворностью, на какую был способен,
отскочил за квадратную машину.
  "К дьяволу этого пса! - решил он, оценивая взглядом бешеного терьера.
  - Лучше перенести скандал, чем ходить без руки". Он нажал в машине кнопку
высокого напряжения.
  Железный ящик, медленно подталкиваемый человеком, двинулся на собаку.
Мальчик, забившись в угол дивана, следил за страшным механизмом. Терьер
замер на месте и, казалось, пытался понять, что за чудовище хочет на него
напасть. За жесткими прядями шерсти отчетливо горели зеленые глаза.
  - Не надо! - испуганно закричал мальчик.
  Его голос слился с треском сильного разряда. Человек упал. Когда Урри
открыл глаза, он увидел перед собой оскаленную пасть. Урри вскочил. Он не
понимал, что случилось. На полу дымилась проводка от развалившейся
машины...

  Мик Урри сунул руку в карман. Он успел сделать только один бесшумный
выстрел. В ту же секунду черная тень выбила пистолет. Рука Урри словно
отнялась.
  - Уходите скорее! - кричал мальчишка. - Уходите, а не то он вас... - И
мальчишка прижал ладонь ко рту, вдруг вспомнив, что его предостережение
может обернуться приказом.
  Мик Урри толкнул плечом дверь, исчез в темноте профессорского кабинета...
  - Пистолет против ребенка и собаки, - презрительно сказал фон Круг,
наливая Урри воду. - Не кажется ли тебе, Мик Урри, что все это недостойно
администратора?
  - Это не собака! - Администратор осушил стакан, вылил остатки в ладонь,
размазал по бритой голове. - Какая-то дьявольская штука!
  Про оружие Урри ничего не сказал. Профессор, разумеется, знал, что
пистолет стреляет сонными зарядами, мгновенно усыпляющими жертву. А если
бы и пулями?..
  У Урри сложилось странное впечатление, что собака старалась обезоружить
его и не нападала всерьез.
  - Отличная модель, - согласился фон Круг. - Узнаю руку профессора Громова.
При всей его рассеянности и неповоротливости машина ему удалась.
"Дьявольская штука"! Наконец-то, Урри, ты научился отличать модель от
оригинала. Я доволен, что эта "штука" появилась в моем доме. Посмотрим,
что она собирается предпринять...
  Он усилил звук.
  - Пойдем отсюда, Рэсси! - раздался просящий голос.
  На экране мальчишка подбежал к двери и оглянулся. Пес сидел на полу.
  - Ко мне, Рэсси!
  Пес не шевельнулся.
  - Что с тобой, Рэсси? - Мальчик вернулся к собаке. - Ты слышишь: я говорю
- бежим!.. - Пес не сдвинулся с места. Мальчик потер рукой лоб. - Кажется,
я догадываюсь... У тебя другой приказ... - Он оглянулся на дверь: не
сказал ли что-нибудь лишнее? - Хорошо, Рэсси... покажи мне, и я все пойму.
  Пес прыгнул на диван. Мальчик сел рядом. Пес вытянул лапы, положил на них
голову. И мальчик лег, вытянувшись во весь рост.
  - Ты будешь меня охранять... - сонным голосом сказал мальчик. - Я
согласен... С тобой ничего не страшно... Я так устал...
  И пес радостно залаял.
  - Кто у кого в гостях? - Фон Круг выключил звук.
  Этого еще только не хватало! Нахальный мальчишка, укусивший его за палец,
по-хозяйски улегся на диван. А помощник, который рукой может свалить быка,
побежден машиной и выглядит беспомощным. Впрочем, Урри - слишком
механическая конструкция, новые изобретения вне его понимания... Профессор
иронически взглянул на администратора:
  - Теперь, Урри, чтобы выйти отсюда, тебе придется пройти мимо дивана. Так,
Урри?
  Урри молчал.
  - Или, может быть, вызвать полицию? - Доктор нервно рассмеялся, и Урри
удивленно взглянул на него. - На сегодня, я полагаю, достаточно
приключений, - сухо заключил фон Круг и решительно направился к двери. -
Оставайся в качестве заложника. У тебя будет время подумать о своей ошибке.
  Его вернул телефонный звонок.
  - Господин доктор, к вам прибыл гость. Это русский профессор Громов, -
доложила секретарь с первого этажа. - Господин Громов просит принять его
немедленно...
  - Я готов принять господина профессора... - Фон Круг чуть помедлил. - И
пожалуйста, не провожайте господина профессора. Объясните, как пройти.

  Сыроежкин не помнил точно, как его схватили, хотя это случилось сегодня
утром, всего несколько часов назад. Был знакомый двор - и вдруг чужой дом,
чужие лица.
  Кажется, на пустынной улице к нему подошел грузный человек и как-то
странно, по слогам спросил: "Э-лектро-ник?.." - "Да", - кивнул Сергей:
иногда в шутку он выдавал себя за знаменитого друга. И тут наступила
темнота...
  Мальчик успел лишь крикнуть: "На помощь, Рэсси!"
И Рэсси черной молнией выскочил из здания школы, услышав призыв. Огромными
прыжками, удивляя прохожих и водителей, мчался он вдоль шоссе, слыша шепот
мальчика и одновременно подавая сигналы тревоги Электронику, пока не
прибежал на аэродром. Чемоданконтрабас уже погрузили в самолет, и Рэсси,
пристроившись к чьей-то ноге, взбежал по трапу, на брюхе пополз под
креслами. Он нашел то место, где под полом, в темноте багажника, в духоте
чемодана, билось живое сердце, усиленное зашитым в карман транзистором, и
стал царапать металл.
  Рэсси получил приказ не отставать от Сыроежкина. Конечно, Рэсси не мог
назвать Электронику ни аэродрома, ни номера рейса, но он точно указал
направление, в котором бежал, время, когда он взлетел вместе с огромной
машиной, и скорость полета. В пути он забрался в чью-то сумку и затих...
  Профессор Громов и Электроник на аэродроме узнали по времени вылета пункт
назначения - город Теймер. И тут впервые смутная догадка поразила
профессора: "Неужели фон Круг?.." Город был знаменит зоопарком "Мир
животных" и круговскими лабораториями.
  Они приземлились в Теймере через час после Мика Урри, и Громов назвал
шоферу такси адрес: "Особняк фон Круга". Сомнений больше не было:
Электроник точно знал, что произошло в особняке.
  - Без тебя как без головы, - сказал профессор Электронику, с любопытством
разглядывая улицы незнакомого города. - Ну, как бы я догадался, где сейчас
Рэсси, куда пропал Сергей и что вообще в наши дни может быть такое
злодеяние?! Одного не могу понять: зачем фон Кругу потребовался твой
приятель? Или он... - И Гель Иванович, взглянув на Электроника, загадочно
прищурился...
  Такси въехало в ворота, доставило гостей к подъезду особняка. Шофер
откатил машину в тень. Громов и Электроник поднялись на третий этаж.
  Хозяин встречал коллегу в приемной. Но прежде чем он успел сказать хоть
слово, к вошедшим метнулась черная собака, а за ней - мальчик.
  - Гель Иванович! Электроник! Это я... Сыроежкин!..
  Громов обнял бледного Сыроежкина.
  - Ты не ошибся... Мы здесь... Мы с Электроником очень волновались за тебя.
Мы приехали за тобой.
  - Я ждал... я знал... - смущенно забормотал Сергей. - Рэсси меня спас... А
теперь вы... Электроник, как я рад...
  И он счастливыми глазами смотрел на своих. Потом стал трясти руку
Электроника.
  Одного взгляда на мальчишек, которые, улыбаясь, хлопали друг друга по
плечу, доктору Кругу было достаточно, чтобы понять, почему его помощник
допустил оплошность. Единственная в мире машина умела улыбаться и потому
была неотличима от живого мальчика. То, что на языке науки называется
машинной эмоцией, то, чего не хватало его механическим животным, - в двух
шагах, рядом. "Отлично, отлично, коллега Громов", - про себя сказал фон
Круг.
  Он пригласил Громова в кабинет. Мальчики и собака остались в приемной.
  - Я надеялся увидеть вас, господин Громов... - начал фон Круг, предлагая
гостю сесть.
  Громов не сел.
  - Объясните, что все это значит, доктор Круг! - резко сказал он.
  - Произошло досадное и неприятное лично для меня недоразумение. - Фон Круг
развел руками.
  - Прошу ответить на мой вопрос! - перебил гость. - Почему мальчик оказался
в вашем доме?
  - Отвечу вам точно. - Фон Круг холодно взглянул на гостя. - Для завершения
работы мне нужны схемы машинных эмоций.
  - Так вот вы какой... - задумчиво проговорил Громов. Глаза его изучали фон
Круга, словно видели впервые. Не на конгрессе, не на заседании
Международного Совета, не на экране телевизора - здесь, в своем доме,
застигнутый в странной роли похитителя, фон Круг неожиданно произнес фразу
без привычных красивых слов, фразу откровенную и циничную, которая с
головой выдавала его беспомощность как ученого. Это понимали оба
собеседника.
  Русский профессор казался чересчур спокойным. Фон Круг неожиданно для себя
представил медведицу, которая лениво следит за своими медвежатами, но
мгновенно даст знать случайному любопытному, что такое материнская забота.
  После неловкого молчания хозяин продолжал:
  - Я писал вам. Ответа не получил.
  - Именно поэтому вы решили присвоить все мои схемы?
  - Перейдем к делу. Здесь, за стеной, имеется модель... - Фон Круг кивнул
на дверь, и Мик Урри, неподвижно сидевший в углу, понял этот знак
по-своему: подскочил к двери и запер ее на ключ.
  Громов обернулся.
  - Главный администратор, - совсем некстати представил своего помощника
хозяин особняка.
  Мик Урри демонстративно держал в руке ключ. Доктор Круг сделал вид, что не
замечает мрачной решительности помощника.
  - Хотя я и уважаю ваш талант, - холодно продолжал фон Круг, - вы всегда
были непрактичным человеком. Не поняли до сих пор, что жизнь есть борьба.
Математики, к вашему сведению, так же лихо съедают друг друга, как и
акулы. Если опоздал на день и не доказал сегодня теорему, то завтра уже
гремит имя другого ученого. Мы с вами соперничаем давно, и вы, господин
Громов, должны признать, что в соревновании новейших моделей я обогнал
вас. Не хватает лишь деталей. Говорю все прямо, с глазу на глаз - эта
груда мускулов не в счет! - Фон Круг кивнул на Урри.
  - Господин фон Круг, - спокойно обратился Громов к противнику, внимательно
выслушав его, - кто кого обогнал, я не знаю, потому что лично с вами не
соревнуюсь. Надеюсь, что оценку наших работ дадут специалисты, и в
частности Международный Совет. Я всегда считал вас человеком
наблюдательным и педантичным. Очень жаль, что знакомство с моей новой
моделью ничему не научило ни вас, ни вашего помощника, который к тому же
так дурно воспитан, что закрывает гостя на ключ.
  Упоминание о собаке взбесило Урри. Он покраснел от гнева, шагнул, сжав
кулаки, к хозяину Рэсси.
  - Меня зовут Мик Урри, господин профессор, - прохрипел он. - Я ошибся
только раз в жизни... Мы тут одни, господин профессор... Мальчишки не в
счет!
  В тишине щелкнул замок, и слабый этот звук произвел впечатление выстрела.
Фон Круг резко обернулся к двери. Его помощник туго соображал, что
произошло: "Дьявольская машина отмыкает замки?"
Громов с улыбкой наблюдал, как в открытую дверь вошел невозмутимый Рэсси.
Внезапно Урри схватил тяжелое кресло, поднял над головой. Маленький терьер
вырос перед ним на длинных ногах.
  Гигантская, как почудилось Урри, куриная лапа, странно согнувшись, мощным
ударом отбросила его вместе с креслом. Урри потерял сознание.
  - Ну, это уж слишком... - пробормотал фон Круг и, сдвинув стенную панель,
вошел в лифт, которым пользовался только он. - Можете экспериментировать
без меня! - крикнул он из лифта.
  Панель скользнула на прежнее место.
  - Совершенно с вами согласен, - сказал рассеянно Громов. - Впрочем, доктор
Круг... куда вы?.. - Профессор совсем растерялся, наблюдая поспешное
отступление хозяина. - Рэсси, что за странный поступок! Вернее, не Рэсси,
Электроник...
  А Рэсси, сложив и втянув страусовые ноги и снова став терьером, обежал
вокруг кабинета, зарычал из-под стола, щелкнул какой-то кнопкой. Гель
Иванович с осуждением взглянул на собаку, потом - на Электроника.
  - Что тут происходит? Электроник, обдумывай строже команды. Я просил
только отворить дверь... Но это вовсе не значит, что надо сбивать с ног и
останавливать лифт между этажами.
  - Он уже застрял, - скрипуче произнес Электроник.
  - Пусть знает! - подхватил Сыроежкин. - В чемодане еще хуже.
  Громов усмехнулся:
  - Вы, пожалуй, правы: наш хозяин не очень гостеприимен. Теперь
волей-неволей ему придется поскучать. Электроник, попроси Рэсси на всякий
случай узнать, как там самочувствие доктора.
  Рэсси встал у выдвижной панели, и Электроник хрипло объявил:
  - Лифт между вторым и первым этажами. Шахта ведет в подвал. Никаких особых
звуков из шахты не слышно.
  Мягко прогудел сигнал, включился динамик.
  - Алло, "пеликан", - прозвучал далекий голос, - вас вызывает двадцать
шестой. Господина профессора срочно просит двадцать шестой...
  - При чем тут пеликан? - удивился Гель Иванович. - Один профессор подойти
не может, - сказал он, обращаясь к динамику, - а другой как будто не имеет
полномочий отвечать за него...
  "Там что-то случилось, - подумал Сыроежкин. - Кому-то срочно нужна помощь".
  - Гель Иванович, скажите им что-нибудь!..
  Гель Иванович стоял посреди кабинета и пускал из трубки клубы дыма.
Двадцать шестой трижды вызывал пеликана. Потом другой голос, такой же
далекий, но погрубее, отчетливо произнес:
  - Докладывает командир двадцать шесть. Задание для "Мира животных"
выполнено. Отловлено более пятидесяти первоклассных экземпляров. Завтра
утром груз будет погружен в самолеты. Программа номер два тоже выполнена.
Пеленгатор зафиксировал сто сорок восемь сигналов. Данные переданы на
указанной волне...
  Во время бесстрастного доклада Громов приблизился к письменному столу и
как бы в раздумье опустил пальцы на пульт. Но он уже не колебался:
включился в разговор.
  - Двадцать шестой, где вы сейчас находитесь?
  - Рад слышать вас, господин профессор. - Голос в динамике чуть смягчился.
- В квадрате одиннадцать - сорок два. Сейчас привал, у нас утро. Двигаться
можно только ночью.
  - Жарко? - участливо спросил профессор.
  - За пятьдесят! Прямо скажем - пустыня! Но ребята держатся. Сонные
стрелки, господин профессор, не жалея сил, отрабатывают свое жалованье.
  - Голос в динамике задребезжал: далекий собеседник, видимо, засмеялся. -
Вы будете довольны. Доброе утро, господин профессор!
  - До свидания.
  Сыроежкин, понимая, что случилось что-то необычайное, вопросительно
смотрел на профессора. Электроник спокойно ждал распоряжений.
  Громов, выключив динамик, опустился на стул. Потом встал, подошел к
большой карте Африки, отыскал, сощурившись, нужный квадрат, пробормотал:
  - Сонные стрелки... Вот они где...
  - Здесь за стеной установлена электронная машина, - спокойно сообщил
Электроник. - Рэсси чувствует ее тепловое излучение.
  - Раз Рэсси чувствует, значит, машина работает, - согласился Громов.
  - Программа номер два... Что это такое? Как это я забыл спросить?
  - Все данные есть в машине, - спокойно продолжал Электроник. - Я могу
запомнить последние сообщения.

  - Ох, Электроник, - покачал головой профессор, - трудные ты мне задаешь
задачи... Что скажет на все это хозяин машины?
  - Он в лифте. Он пока молчит. - Электроник слушал и докладывал.
  - В последнем сообщении есть логика-
Громов не окончил фразу, потому что Электроник, приняв слова профессора за
одобрение, скомандовал:
  - Вперед, Рэсси!
  Рэсси прыгнул к декоративной стене, где в едином клубке переплелись тысячи
диких существ, отдернул висевший на кольцах ковер. Панель, похожая на
дверь лифта, легко подалась, открыла вход в машинный зал.
  Электроник, сев у пульта машины, читал мелькавшие на экране цифры. Их было
много - нескончаемые колонки цифр, которые Электроник мгновенно запоминал.
Профессор молча измерял шагами длинную машину.
  Эта машина, подпиравшая стены железными боками, была огромна. Электроник,
поглощая цифры, скоро пришел к выводу, что ему нужно сидеть здесь
несколько суток...
  И Электроник решился на подвиг, если можно назвать подвигом единственное
правильное решение маленькой модели, которая должна была подчинить себе
большую мудрую машину. Он вынул из круговской машины несколько блоков,
переставил детали, потом достал из кармана коробочку транзистора и,
упрятав ее в один из блоков, аккуратно поставил все на место.
  Электроник подключился к машине фон Круга. Теперь он мог не смотреть на
экран: он слышал все сигналы машины. По радио, на любом расстоянии.
  - Я всего этого не запомню, - скрипуче сказал Электроник. - Миллионы цифр!
Слишком большое количество информации...
  Профессор положил руку на его плечо.
  - Отключись, - посоветовал он. - Привыкать надо постепенно.
  Учитель оценил подвиг ученика. С этой минуты они будут знать все действия
фон Круга и его экспедиций. Спрятанный в машине передатчик настроен на
волну Электроника.
  - Пора возвращаться домой. На сегодня хватит впечатлений, - сказал Гель
Иванович, и лицо его стало грустным. - Пора и проститься с Рэсси.
  - Почему? - воскликнули мальчишки. - Почему проститься?
  - Способен Рэсси за восемь - десять часов преодолеть более тысячи
километров? - вместо ответа спросил Громов Электроника.
  - Способен.
  - Передашь ему по дороге вот это задание. - Профессор протянул ученику
листок.
  Электроник пробежал глазами формулы.
  - Он справится!
  - Но почему Рэсси не летит с нами домой? - недоумевал Сыроежкин, ничего не
понимая.
  - Сонные стрелки! - кратко пояснил Громов и удивленно взглянул на
Сыроежкина. - Стоп! Ты подал мысль! В самом деле, почему Рэсси тоже не
полететь? Зачем зря тратить ему энергию! Центральная Африка - это не
близко.
  Громов и его спутники вышли из особняка. Такси направилось в аэропорт. На
заднем сиденье между двух мальчишек примостился лохматый пес. Одним ухом
Рэсси слушал формулы, другим - скупые мужские слова о своей силе и
ловкости. И еще он слышал, наверное, тихие слова профессора Громова:
  - "И так далее"... Удачно придумано. Никогда не знаешь, какое испытание
ждет впереди. И вот - серьезный экзамен. Пришла пора проявить ему свое "И
так далее"...
  ...Перед отлетом профессор Громов позвонил из аэропорта секретарю фон
Круга:
  - Извините, пожалуйста. Я забыл сказать вам при прощании, что господин фон
Круг, провожая нас, застрял в лифте между первым и вторым этажами...
  Рэсси остался в группе пассажиров, ожидавших самолета в Африку.
  ...Есть два мира, где живут люди, называющие себя глубинниками. Глубинники
редко бывают в привычных нам городах, а приехав, тоскуют по своей странной
сфере глубин, где все изогнуто-кривое, легко-невесомое, необычайно тихое.
  Первый мир - Космос. Второй - Океан.
  Космическая и подводная эры в истории человечества начались почти
одновременно: после полета вокруг Земли Юрия Гагарина и спуска в океан
Жака Пикара и Дена Уолша. Разведка Мирового океана и планет Солнечной
системы привлекала людей особой силы воли и прочности духа - специалистов,
умевших работать в непривычной и враждебной для человека среде. Чудовищная
тяжесть воды и бездонная пустота космоса - такие разные на первый взгляд
условия - роднили жителей двух миров. Космические станции и ракеты,
подводные дома и корабли во многом были похожи; глубинники одинаково
нуждались в кислороде и пресной воде, чувствовали себя оторванными от
привычной, твердой земли. Два мира исследовали неизвестное, соревновались,
шутили друг над другом и вместе посмеивались над теми чудаками-землянами,
которые из года в год живут под одной крышей, ходят привычной дорогой на
работу и не помышляют нырнуть в океанскую впадину или пробежать по пескам
Марса.
  Космос и Океан держали постоянную связь. В короткие перерывы между
рабочими разговорами диспетчеры обсуждали новости далекой Земли. Двое из
них - Астронавт и Командор - были знакомы давно и не упускали случая
обменяться взглядами с разных, так сказать, "полюсов".
  - Алло, Астронавт, как тебе понравилась идея механических зверей в "Мире
животных"? Ты видел, надеюсь, передачу из Теймера? Прием.
  - Видел, Командор. Скучное зрелище. У меня таких "механических зверей"
полные экраны. И вся эта электроника - спутники, станции и так далее -
летит по заданным орбитам. Прием.
  - Что-то ты сегодня не в духе, Астронавт. Пустота действует тебе на
нервы... Я понимаю, тебе, звездному пустыннику, незачем глядеть на жирафу:
тебе, чтобы вспомнить любое животное, достаточно информации о его
параметрах. Но твоей дочери, Аст, когда она подрастет, надо увидеть жирафу
с ногами и длинной шеей. Иначе она не поверит, что есть такой зверь. Ну
как, Аст? Прием.
  - Понял тебя. Командор. Я специалист по небесной механике и ничего не знаю
про то, как выращивать жирафу. Скажи мне лучше, что ты видишь в своих
иллюминаторах? Прием.
  - В ближнем - мутный ил. В дальнем - теперь я понимаю, кто взбаламутил
воду, - стая рыб активно работает хвостами. Вот и все, Аст. Прием.

  - После твоих слов моя серая Луна позеленела от зависти. Живые рыбы!.. А у
меня одни камни. На твоем месте, Командор, я бросил бы работу и уплыл
охотиться. Между прочим, ты знаешь, что самое большое удовольствие -
охотиться с собакой? Прием.
  - Лес на рассвете. Легкий туман между деревьев. И впереди тебя, изредка
останавливаясь, нюхая воздух, бежит собака. Прием.
  - Гонит на тебя, все ближе и ближе, вот-вот выскочит из кустов ошалелый
заяц... Довольно, Командор! Как ты слышал, вслед за тиграми и жирафами
пойдут механические зайцы. Разве интересно охотиться на такого зайца?
Забудем все эти глупости. Прием.
  - Ты прав, Аст. Такая жизнь не для нас. Приезжай в отпуск ко мне. Я
приметил одно ущелье, где прячется хитрющий спрут. Разобьем на зеленом
склоне палатку. Зарядка, завтрак, потом прогулка на дельфине, экскурсия на
затонувшие корабли, после обеда - отдых в теплом течении. А когда все
надоест, выследим и поймаем спрута для наших ребятишек. Как тебе это
нравится, Астронавт? Прием.
  - Отлично, Командор! Только, наверное, мне удастся вырваться к тебе не
скоро. В ближайший отпуск договорился с приятелями взойти на самую высокую
гору Луны. Я расскажу тебе, как все будет. Так что извини и спасибо... До
скорого! Меня вызывает Юпитер. Отбой.
  ...В лунном свете полз по пустыне караван машин. Шагающие, как у лунохода,
колеса, беспрепятственно проходящие сквозь пески, уминали красноватую
землю Африки. Днем, в ярких лучах солнца, это однообразно плоская, унылая
равнина, где попадаются иногда низкие колючие кусты да грязные ямы. Ночью
луна преображала пустыню: блестели вершины песчаных холмов, тянулась
впереди колонны серебристая дорожка, - ночная пустыня была похожа на
притихшее море. Мягкая, безветренная лунная ночь - награда после
раскаленного дня, когда даже павиана может хватить солнечный удар, после
горячего, иссушающего кожу ветра и обманных миражей воды. Ночью над
африканской пустыней висят близкие, почти ручные звезды.
  Сверху караван похож на огромную, извивающуюся между холмов змею. Командир
двадцать шестого отряда Пенн повис на воздушной машине в конце колонны,
где движутся цистерны с водой, холодильники с молоком, фургоны с
прессованным сеном. "Мой Ноев ковчег" - называет Пенн свою колонну. На
открытых платформах вездеходов покачиваются слоны, носороги, гиппопотамы.
Автокранами торчат над кабинами жирафы, в других машинах - зебры,
антилопы, страусы. Львы в вездеходе с решетками, - скорее по традиции, чем
из-за необходимой предосторожности. Пятьдесят с лишним животных, добытых
для зоопарка "Мир животных", - все спокойные, будто ручные. Обычные трофеи
сонных стрелков.
  Пенн, командир стрелков, или, как его зовут следопыты за выдающийся рост,
Пенн-долговяз, долгое время работал "белым охотником", унаследовав редкую
профессию от отца и деда. Он умел делать все, что входит в обязанности
охотника: выслеживать зверя, разбивать лагерь, готовить обед, проявлять
фото - и кинопленку, водить самолет, машину и, разумеется, безошибочно
стрелять. Правда, с тех пор, как охота на животных была запрещена для
всех, стрелять Пенну приходилось крайне редко.
  За последние годы белый охотник убил одного слона, который, услышав
жужжание кинокамеры, прижал уши, свернул кольцом хобот и с такой яростью
бросился на открытую машину, что смял бы ее, как пустую жестянку, не
останови нападающего пуля в лоб из тяжелого нарезного ружья. Слон рухнул
на колени возле самых колес. Хладнокровный турист из Европы, до последнего
метра снимавший нападение слона, спас Пенна от тюрьмы: эффектная
кинопленка подтвердила грозившую людям опасность. Кроме того, турист,
назвавшийся профессором фон Кругом, предложил охотнику новую работу.
Пенн-долговяз стал сонным стрелком.
  Сонные стрелки охотились на самых редких зверей, причем выбирали лучшие
экземпляры. Они носили с собой мощные ружья и презирали охоту с
автомобилей, когда привыкшие к технике звери подпускают человека на
несколько шагов; уходили в заросли, выслеживали там жертву, спускали
курок. В этой охоте все было, как и десятки лет назад: азарт и
осторожность охотника, хитрость зверя, странная тишина перед решающим
моментом и мгновенность нападения - почти все правдоподобно. Зверь падал
не мертвым, его мгновенно усыпляла сонная пуля.
  И хотя Пенн, став уже командиром стрелков, называл свою работу "врачебной
охотой", он отлично помнил, что родился в другое время, чем его дед и даже
отец, которые охотились по-настоящему. Когда не в кого стрелять разрывной
пулей, "врачебная охота" - лучшее занятие для таких азартных, сильных,
жаждущих погони за зверем парней, как он сам. Сейчас сонные стрелки
отдыхали, переживая во сне, быть может, еще раз свои приключения; спали
все, кроме тех, кто вел машины вместе с проводниками.
  Пустив аэромобиль на малой скорости, командир с удовлетворением поглядывал
на свой Ноев ковчег. Пятьдесят голов - гордость любого охотника. Добыть
пятьдесят голов, когда почти вся саванна превращена в поля и пастбища,
когда звери скрылись в колючих зарослях, - значит месяц бродить с
пересохшим от жажды ртом по пустыне. Месяц адской работы! Там, на
платформе, были и его, Пенна, "охотничьи рекорды": носорог с мощным рогом
и лев с редкой черной гривой. Лев выскочил из травы в пяти шагах от Пенна
и, остановленный выстрелом, свалился тяжелым мешком, чуть не царапнув его
по плечу; носорог, которого охотник выслеживал больше недели и встретил на
узкой тропе, со свойственным ему яростным упрямством не пожелал уступить
Пенну дороги...
  Была и вторая программа, о которой командир двадцать шесть докладывал фон
Кругу. Цель ее профессор не объяснил даже Пенну, но для стрелков она
представляла особый интерес: состязание в меткости. Надо было попасть
особой радиопулей в определенное место головы или тела. Зебры и страусы,
антилопы и жирафы, помеченные радиопулей, убегали галопом. Более
агрессивные мишени, если они обнаруживали охотника с бесшумным ружьем и
нападали на него, получали вдобавок сонную пулю. Такую жертву не трогали:
через несколько часов зверь просыпался, вставал на ноги.
  Сонные стрелки не интересовались задачами такой необычной охоты. Считали,
что у науки свои причуды; они же получают от этих причуд удовольствие, не
нарушая - что очень важно - правил закона о браконьерстве: радиопули не
убивали животных. А кроме удовольствия, стрелков ожидала специальная
награда. Командир всегда знал, кто попадает точно в цель: в радиоящике
пеленгатора, который он возит в своей машине, каждая радиопуля попискивает
своим сигналом.
  ...Пени посмотрел на часы и убедился, что ночь подходит к концу. Звезды
вскоре погаснут, и огненный шар начнет свое привычное кружение над
пустыней. К тому моменту колонна выберется на каменистый кряж. Кряж ведет
к реке и зеленым холмам. Дальше - шоссе. На этом шоссе можно развить
скорость и через несколько часов доставить груз на аэродром.

  С востока, опережая на полчаса солнце, к каравану приближалось странное
существо. Если бы Сергей Сыроежкин мог видеть сейчас своего лохматого
друга, он ахнул бы от изумления: вытянувшись в воздухе стрелой, Рэсси
летел на крыльях. Впрочем, для любого наблюдателя с земли шесть прозрачных
плоскостей, похожих на крылья насекомого, были почти неразличимы, как
незаметны бывают крылья летящей мухи - одно лишь мелькание в глазах.
Крылья вращались сверху вниз мощными взмахами, делая петли в виде
восьмерки, лапы были спрятаны, уши крепко прижаты - все подчинено скорости.
  Рэсси пространствовал.
  Это не значит, что он просто летел на большой скорости, отмеряя километры.
Он искал цель, и все его существо, все тончайшие механизмы излучали,
исследовали то, что простиралось под ним и вокруг него.
  Со своей высоты Рэсси обозревал на десятки километров плоскую равнину,
блестевшую в лунном свете, будто алюминиевая сковорода. Как лев, как
леопард, как любая кошка, он прекрасно различал в темноте каждый холм,
каждый куст и осторожные силуэты хищников между ними. Но лев, разумеется,
никогда не сможет подняться в такую вышину и увидеть четкую грань земли и
неба - плавно выгнутую линию горизонта; лев никогда не увидит так близко
звезды Африки. А для Рэсси, стремившегося вперед с легкостью птицы, были
важны луна и звезды: по ним он ориентировался, зная с точностью до минуты,
когда солнце сотрет их с небосвода.
  Встречный ветер не заглушал для Рэсси звуков обычной жизни. Он слышал
хохот гиены, глухое ворчание самого властелина пустыни - льва, топот
сорвавшегося с места табуна антилоп. Рэсси узнавал мимоходом многие ночные
секреты - для него были понятны даже те звуки, которые не улавливает
человеческое ухо.
  Но Рэсси не вмешивался в ночной быт хищников. Он слушал: нет ли сигналов
особой опасности, предупреждающих о приближении каравана машин?..
  Попав в полосу тумана, многокрылый летун узнал по слабым теплым волнам,
что он пересек шоссе и следует вдоль берега реки, где в вязком иле
попискивают готовые вылупиться из яиц крокодильи младенцы, призывая
мать-крокодилиху разрыть лапами свою кладку.
  Все обостренные чувства, пробудившиеся в Рэсси, и были тем особым
состоянием, которое необходимо ему, чтобы выполнить поручение, и которое
названо словом "пространствовать". Это особая работа сложнейших
механизмов, из которых состояла новая модель... Пространствовать для Рэсси
означало найти цель, решить множество задач, проявить все способности,
зашифрованные в кличке одной таинственной буквы "И" - "И так далее"...
  Рэсси пространствовал над ночной пустыней и еще издали обнаружил караван
вездеходов. Он приблизился на большой высоте, а потом, снизившись,
некоторое время парил над машиной командира, подробно изучая противника,
заранее составляя и проигрывая, как опытный теоретик, программу действий.
Сложив четыре крыла, планирующим полетом на двух раскинутых в стороны
плоскостях Рэсси резко направился вниз.
  Пенн, отмерявший на карте расстояние до шоссе, услышал пронзительный,
резкий, многократно повторенный в ночи звук, от которого он вздрогнул: как
будто закричали разом все звери Африки. То, что увидел Пенн сверху,
поразило даже его, охотника, родившегося в Африке, командира дюжины
отчаянных парней.
  Звери словно взбесились. Слоны с боевым трубным воплем молотили хоботом по
кабинам. Ревели, сотрясая воздух, львы. Носорог, обратившись в живой
таран, одним ударом разнес борт вездехода. И еще Пени заметил в серой мгле
совсем непонятное существо: оно скользнуло вниз на длинных, блеснувших в
свете фар крыльях и пропало на фоне черной земли. Пенн включил сирену
тревоги. Машины остановились. Из фургона высыпали сонные стрелки.
  Блеснули вспышки выстрелов. Но пули опоздали.
  Львы, страусы, зебры, носороги, жирафы бежали, подгоняемые протяжными, все
не стихающими звуками тревоги. Быстрым глазом охотника Пенн успел
заметить, что на платформе после первых ударов слонов откинулись борта и
гиганты сошли на землю.
  - Двое в "лягушку", - командовал Пенн в микрофон. - Остальным охранять
машины. Включить все прожектора!
  Сам Пенн устремился за беглецами к реке, развив предельную скорость. За
ним, легко соскочив с платформы, резво отталкиваясь от каменистой почвы,
прыгала машина-лягушка с двумя стрелками.

  - Наш друг змея! - хрипло сказал Электроник.
  И Сергей растерянно спросил:
  - Змея? Какая змея?
  - Наш друг змея помогла Рэсси увидеть в тумане шоссе. Его антенны,
чувствительные, как особые точки на голове змеи, уловили слабое тепло...
  За тысячи километров от африканской пустыни, в школе юных кибернетиков, в
обычном кабинете математики, Электроник чутко слушал далекого Рэсси. Для
Сергея он повторял все вслух, а для себя писал на доске формулы. Сыроежкин
постепенно узнавал, как пространствовал Рэсси над ночной пустыней.
Наконецто он начал понимать, что значит таинственное "И так далее" в имени
их лохматого друга!
  - Наш друг кошка, - скрипуче произнес Электроник, стуча мелом по доске, и
пояснил: - В темноте у Рэсси стопроцентное зрение, как у кошки. А по
глазам кошки можно даже определить точное время: в полночь они идеально
круглые и горят.
  Глаза Рэсси, точнее, его многоглазие особенно удивляло Сережку. Если
черепаха глядит как бы сквозь зеленые очки; собака, корова, лошадь не
различают никакие цвета; орел, страус, осьминог видят, как человек;
стрекоза делит мир на голубой верх и пестрый низ, а пчела ясно различает
невидимую часть радуги, то Рэсси смотрел на расстилавшийся перед ним мир
так, как ему было удобно. Рэсси мог превратить его в черно-белый и в
обычный цветной, мог совмещать желто-зелено-оранжевые краски и различать
недоступные человеку тона. Мог, если бы очень захотел, увидеть мир вокруг
себя переливающимся тончайшими оттенками, медленно текущим, как цветная
река, как бесконечная мелодия красок, таким разноцветно-ярким, что у
обычного человека, будь он на его месте, закружилась бы голова. Рэсси мог
увидеть все богатства солнечного мира здесь, на Земле, а не на поражающем
воображение Юпитере.
  Когда Рэсси парил над колонной, следя двумя глазами за вездеходами и
третьим, невидимым "глазом рака" - за воздушной машиной командира,
Электроник затих, решая вместе с далеким разведчиком сложную задачу. Но
вот Рэсси издал пробудивший пленников клич, и Электроник подскочил на
месте, а потом произнес:
  - Это что-то новое, надо запомнить. На первый взгляд - крик крайней
опасности, составленный из сигналов разных животных. Точнее проанализирую
позже. - И он улыбнулся.
  - Не вовремя улыбаешься! Что там произошло? - Сергей нетерпеливо дергал
друга за рукав.
  - Животные бегут к реке. Я улыбаюсь необычной информации.
  - Хотел бы я видеть это! А где Рэсси? Что случилось с ним?
  - Рэсси ведет их за собой.
  - А что сейчас? А сонные стрелки? Ну, отвечай же, отвечай!
  - Когда однажды сороконожку, - спокойно ответил Электроник, - спросили,
как ей удается передвигать все сорок ног, она сразу же разучилась ходить.
Не мешай мне, пожалуйста. Я все скажу, что сумею узнать. Связь действует
отлично. Спокойствие и анализ... И не отвлекай, пожалуйста, Рэсси лишними
словами. Ведь он тебя тоже слышит...

  Яркое африканское солнце осветило речные заросли. Птицы, ящерицы, змеи,
крокодилы, насекомые, лягушки, черепахи - все разом пробудилось; наступила
привычная пора охоты, песен, игр.
  И словно невидимая рука отдернула вдруг мелко сплетенный занавес мошкары;
смолкли невидимые в тумане птицы. Речные жители притаились и будто
исчезли. В клубы тумана, в прохладные воды реки, тяжело стуча ногами,
спускалось с откоса грозное стадо. Рядом с зебрами и антилопами прыгали
львы, жирафы спешили за страусами, слоны и носороги, с треском ломая
тростник, пробирались к противоположному берегу. Там защитная стена
кустарника, оплетенные лианами деревья.
  Над бегущими, испуская призывные крики, парил крылато-мохнатый разведчик.
Странные "рога" на голове, которые видел издали командир Пенн, - вовсе не
рога, а выдвижные антенны глаз, как у некоторых мух. Рэсси зорко наблюдает
за преследователями: в верхних клетках сетчатки его глаз медленно
перемещается воздушная машина, скачущая "лягушка" - в нижних, и Рэсси
точно определяет расстояние до зеленых холмов и скорость преследователей.
Пленники успеют. Успеют добежать до выстрела.

  Пенн понимал, что звери скроются в колючих зарослях. Однако его волновали
не "охотничьи трофеи" - он был уверен, что стрелки выследят бывших
пленников, - Пенн с холодной яростью следил за многокрылым летуном,
который увел его добычу. Кто это был, Пенн не знал, но интуиция
подсказывала охотнику, что перед ним сейчас опасный противник.
  А тот словно дразнил стрелка: завис на серебристых крыльях над бамбуком,
будто знал, что человек приземлит свой аэромобиль.
  Машина командира в зарослях была бесполезна. Пенн, выбравшись из кабины,
подождал, пока по склону холма взберется "лягушка". В подоспевшей
"лягушке" были один из стрелков и оруженосец командира - Зузу, державший
наготове два электронных ружья.
  - Со мной поедет Зузу, - сказал Пенн стрелку. - Извини, парень, хочу
настигнуть вон ту штуковину.
  В колючих зарослях машина - лягушка" незаменима, хотя, разумеется, не
столь комфортабельна, как аэромобиль. Пенн-долговяз, надев на голову шлем,
втиснулся на водительское место, так что его колени оказались возле
подбородка, привычно нащупал подошвой армейского ботинка педали, нажал на
кнопки управления. Машина, оттолкнувшись четырьмя лапами, гигантским
прыжком взвилась над кустами и с треском приземлилась в сухом бамбуке.
  Пожалуй, прыжки в "лягушке" можно сравнить со спуском горнолыжника с
опасного склона: коварные бугры и ямы способны внезапно подбросить в
воздух, свалить в сторону, разбить о вырастающее на пути дерево. Здесь все
внимание - трассе, мгновенному выбору площадки до следующего прыжка, ну и,
разумеется, цели погони. Водитель "лягушки" должен быть опытным,
хладнокровным преследователем.
  Рэ